– Зато в Москве можно увидеть самолет или отдельно парящую ворону, – пробормотал тот, закуривая и выпуская дым в сторону, чтобы не мешать Курочкину проветриваться.
   Тот еще немного постоял, обратив лицо к небу и разглядывая крупную зеленоватую звезду. Казалось, звезда нахально подмигивает, как будто на что-то намекает. Потом, понизив голос почти до шепота, Курочкин спросил:
   – Скажи, Алик, у тебя нет предчувствия?
   Будкевич мельком взглянул на него и буркнул:
   – Предчувствия чего, Андриан Серафимович?
   – Нехорошего, – ответил тот и посмотрел Алику прямо в глаза. Взгляд у него был каким-то неожиданно пронзительным.
   По правде сказать, надо было бы не обращать на Курочкина внимания, но Будкевич против воли разозлился.
   – Нехорошие предчувствия появляются только после хорошей выпивки, – с досадой ответил он. – Проспишься, и они исчезнут. Безвозвратно, как юношеские мечты. Пойдем, я отведу тебя к жене.

Перегудов, день первый

   Доставив Курочкина в его номер, Алик понял, что настроение у него испортилось капитально. Даже на следующее утро на душе все еще было муторно, и все вокруг казалось ему мрачным и неприветливым. Дождавшись, когда его паства закончит завтрак, Будкевич собрал всех на короткое совещание.
   – Значит, так, коллеги, – решительно начал режиссер, вглядываясь в знакомые лица. – Прошу всех встряхнуться, вспомнить, что мы тут не на отдыхе, а на работе. Что сегодня премьера, от которой, может быть, зависит вся дальнейшая судьба гастролей. Молва, знаете ли, побежит впереди нас. И если не покажем уровень – зритель в этом городе больше не проголосует за нас своим трудовым рублем, заплаченным за билет в театр. Да и в другом городе тоже. Понимаю – вам сложно, пьеса не обкатана как следует. Но и мы с вами не новички, так что прошу, дамы и господа, приложить максимум усилий и задействовать ваши явные и скрытые таланты на полную катушку. Я очень надеюсь на вас!
   Присутствующие молча внимали, не делая попыток начать диалог с руководителем. Только Таранов вдруг поднял вверх руку.
   – Да, Леш, говори, – кивнул ему Будкевич.
   – Предлагаю прямо сейчас устроить короткую экскурсию по городу. Здесь наверняка есть свои достопримечательности. И развеемся заодно.
   – Отличная идея, – одобрил Будкевич. – Народ надо немного растормошить. А то вот Регина заспанная ходит, того и гляди, на сцену, зевая, выползет.
   – Что значит «выползет»? – неожиданно взвилась дремавшая в углу Брагина.
   – Свиваясь в кольца и зловеще шелестя чешуей, – тут же развил тему несдержанный Рысаков, который просто не умел держать язык за зубами. Обычно он мгновенно выпаливал первое, что приходило ему в голову, и все три жены, как одна, ненавидели его за эту отвратительную манеру.
   – Регина не ползает. Она реет, – неожиданно для всех сказал Таранов.
   – Лешенька, – ядовито улыбнулась ему Регина. – Шел бы ты… Только не по городу гулять, а роль учить. А то, как всегда, забудешь свой текст и начнешь бродить взад и вперед, словно по грибы на сцену вышел. Или нам жалостливые рожи корчить!
   Словесную дуэль прервал Будкевич:
   – Ребятки, довольно! Регина, я пошутил, так что прошу прощения. Леша, сядь, я хочу вам кое-что сказать. Мне утром позвонили из городской администрации…
   – О! – вновь выступил Таранов. – Цензура запретила играть спектакль, подрывающий нравственные устои… Теперь нас сошлют в далекую холодную Москву.
   – Леша, вот жаль, что мы не в армии, – грозно сдвинув брови, сказал Будкевич. – Я бы тебя отправил суток на пять в казарме пол драить – за пререкания с начальством и неуставные отношения с сослуживцами.
   – Слушаюсь, товарищ генерал-продюсер! – бодро отчеканил Таранов и сел на свой стул.
   – Так вот, – продолжил Будкевич. – Сегодня на премьере будет присутствовать практически все руководство города. Во главе с мэром.
   – Солидно, – присвистнул Рысаков. – И приятно.
   – Что тебе приятно? – недоуменно задрав брови, обернулась к нему Яблонская.
   – Что чиновники тянутся к прекрасному. Целыми администрациями. А вам, Мария Кирилловна, это разве не приятно?
   – Мне все равно, – решительно заявила Яблонская. – Лишь бы они выключили свои мобильники и во время спектакля сидели тихо. А то развалятся в первом ряду и бухтят в свои трубки, как будто на производственное совещание явились.
   – Объясняю, – перебил спорщиков Будкевич. Учитывая темперамент собравшихся, держать ситуацию под контролем было делом непростым. Однако давно уже поднаторевшего в решении конфликтов Алика трудно было сбить с толку. – Местный директор уже показал мне театральный зал. Для высоких гостей существует специальная ложа. Во время недавней реконструкции ее расширили, так что все чиновники сконцентрируются там.
   – А столик с выпивкой и закуской для них предусмотрели? – снова возник Таранов. – Чтобы мужички могли приятно расслабиться, пока артисты перед ними на сцене кувыркаются.
   – Леша, перестань кривляться. К ним не варьете приехало, а драматические артисты, – перебила его Анжела Прохорова. – И дай боссу договорить, интересно ведь.
   Таранов хотел что-то ответить, но встретил бесхитростный взгляд Анжелы и поперхнулся очередной репликой. Таня следила за ними с небрежной улыбкой. Анжела была красавицей и могла заставить ревновать даже гипсовую девушку с веслом. Однако на вкус Тани ее красоте не хватало выразительности. Это была откровенная, но какая-то довольно банальная красота, без изюминки. К сожалению, все без исключения мужчины придерживались абсолютно противоположного мнения, поэтому Таня ревновала. Ревновала Таранова к Анжеле. И тогда, и сейчас тоже. Это чувство ей явно не нравилось, но Таня пока еще не решила, как станет с ним бороться.
   Тем временем Будкевич продолжил свой монолог.
   – Дальше будет еще интересней, – пообещал он. – После спектакля, который, как я надеюсь, пройдет на самом высоком профессиональном уровне, мэр Перегудова устраивает прием в честь московских артистов. В вашу честь, дорогие мои.
   В комнате раздался одобрительный гул, что не могло не порадовать организатора гастролей.
   – Вот это мэр, – похвалил Таранов. – С пониманием мужик!
   – Не мужик это, дорогие мои. Здесь мэр – женщина, и, смею вас заверить, женщина очаровательная. Зовут ее Валентина Васильевна. Уверен, она вам всем понравится.
   – Почему мне должен нравиться мэр? Тем более женщина? – сердито спросила Яблонская. Лицо у нее сделалось вредным, и Будкевич тяжело вздохнул, предчувствуя очередные капризы и брюзжание. – Она плохо исполняет свои обязанности. В городе ни одной нормальной дороги нет. Пока ехали, только и делали, что ухабы считали. Мои внутренности перемешались в настоящий греческий салат.
   – С ливером, – пробормотал Тихон Рысаков. – И салатик этот, по-моему, уже подпортился.
   – Будь я не так хорошо воспитана, вам бы не поздоровилось, – бросила Яблонская в его сторону. – Вы дурно влияете на мое кровяное давление.
   – Верхнее или нижнее?
   Андриан Серафимович, который до этого только похихикивал, неожиданно развернулся и так грозно глянул на Рысакова, что тот даже икнул от удивления.
   – Все, хватит! – хлопнул ладонью по столу Будкевич. – Как дети, честное слово! Так вот, если с приемом все понятно…
   – Не все, – подал голос Таранов.
   – Что тебе непонятно? – терпеливо спросил Алик.
   – Непонятно, где пьянка состоится. В администрации? Или в местном ресторане для избранных?
   – В театре, Леша. Так сказать, в привычном для нас формате. Там, кстати, есть очень уютный зальчик, специально для таких мероприятий. Устраивает?
   Таранов сказал, что устраивает, и сложил руки на груди. Таня следила за ним с неослабевающим вниманием, но делала это исподтишка, надеясь, что ее пристального интереса никто не замечает. Было ясно, что Лешка паясничает, и Таня принимала это на свой счет. Вероятно, он выпендривается перед ней. Хочет блистать, чтобы она видела, какого сокровища лишилась. А это значит, Белинда права – не все еще потеряно!
   – Итак, – устало продолжил Будкевич, – с техническими вопросами мы разобрались. Теперь вопрос номер два. Сегодня утром у меня появилась одна идея. В принципе – скромная, но я хотел бы с вами ее обсудить. Точнее, не саму идею, тут, извините, я уже принял авторитарное решение. Меня интересует, кто может ее воплотить.
   – Я могу, – сразу сказал Рысаков. Все головы повернулись к нему, и Тихон быстро добавил: – А что такое? Воплощать идеи – моя профессия.
   В ответ на это заявление раздался одинокий смех Вадима Веленко, который сидел позади всех и наслаждался представлением. Ему страшно нравилось, когда актеры пикировались между собой. А Тихона Рысакова он вообще боготворил еще со времен сериала «Совы – ночные птицы».
   – Дело в принципе ерундовое, – продолжил Будкевич, проигнорировав предложение Рысакова. – Но может несколько оживить нашу антрепризу. Я вдруг подумал – а почему бы нам не использовать испытанный прием и не вовлечь зрителя в наше действо еще в фойе? Чтобы они там не только программки покупали и водичку пили, а потихоньку настраивались на спектакль.
   Ожидавшие худшего, артисты облегченно выдохнули и начали весело переглядываться.
   – Точно, я уже даже представляю, как все будет выглядеть! – воскликнул Таранов. – Одетые в парики и кружево Андриан Серафимович и Мария Кирилловна у входа проверяют билеты, Рысаков с гитарой толкается возле туалетов, напевая что-нибудь из вагантов, а Регина продает коньяк, соблазняя мужиков мушкой над верхней губой.
   – Алик, мысль хоть и не новая, но хорошая. Только вот, боюсь, не для нас, – высказала свое мнение Яблонская.
   – Почему?! – искренне возмутился Будкевич. – Никакого балагана не будет. Зачем нам крайности? У нас легкая, веселая пьеса из жизни весьма респектабельного английского семейства. Так вот я и представил – английский дом, английский сад… И разумеется, английский дворецкий. Вот он-то и будет встречать гостей, направлять их…
   – В буфет, к Регине с мушкой, – брякнул Рысаков.
   – К столикам с программками, – не обращая на него внимания, продолжил Будкевич. – Будет ходить по фойе, улыбаться и все такое… К тому же он может объявить о прибытии мэра города. Громко и торжественно. Знаете, как на всяких больших приемах объявляют о прибытии гостей? Представляете, как будет здорово?
   – Конечно, здорово! – снова оживился Таранов. – Так и слышу, как кто-то из нас зычным голосом выкрикивает: министр иностранных дел Бельгии с супругой, посол Франции с супругой, султан острова Трикуку с малым выездным гаремом. Мэр города Перегудова с шофером-телохранителем!
   – Ничего святого, – тяжело вздохнул Будкевич. – Хорош хохмить! Сейчас надо решить, кто будет этим самым дворецким. Нет, мне определенно нравится эти идея – камзол, парик, бакенбарды…
   – Канделябр, – мечтательно добавил Рысаков.
   – Точно, и канделябр! Отлично, – обрадовался Алик. – Ты абсолютно прав! Это здорово оживит образ.
   – Так я пошутил!
   – А мне нравится. Короче, давайте решать – кто?
   Актеры кисло молчали, включая Яблонскую, которая шумно обмахивалась журналом с полуголой женщиной на обложке. Надо думать, она схватила первый попавшийся и еще не ознакомилась с содержанием.
   – Алик, – осторожно начала Таня, взяв на себя функцию гласа народа. – Во-первых, ты режиссер и имеешь множество всяких прав. Во-вторых, мы тебя очень любим и готовы идти на всяческие подвиги, но только… Ты пойми, нам потом на сцену, играть. Ну, ты же сам все прекрасно понимаешь. Не бог весть какие усилия, конечно, но все же… Будь у нас лишние люди, будь мы в обычных условиях репертуарного театра – вывернулись бы. А так…
   Будкевич молча выслушал ее резоны и задумался. Молчала и труппа, терпеливо ожидая его вердикта.
   – Я бы на его месте сказала: «К черту дворецкого!» – шепнула Яблонская своему мужу.
   – Только не Алик, – тоже шепотом откликнулся Курочкин. – Он от своей идеи не откажется ни за что, сама знаешь.
   – Так, – прервал затянувшуюся паузу Будкевич. – Кажется, я нашел выход. Есть у нас человек, которому позже не надо будет выходить на сцену.
   – Я не стану бегать с канделябром перед публикой! – отрезала Белинда, которой показалось, что режиссер смотрит прямо на нее.
   – Да какой из тебя дворецкий? – беззлобно махнул рукой Будкевич. – Ты такая дохлая, что вас с канделябром друг от друга не отличишь.
   – К тому же у тебя бюст как у Памелы Андерсон, – добавила Регина. – На нем ни один камзол не сойдется.
   – Это комплимент? – с вызовом спросила Белинда, которая заодно с Таней терпеть не могла Брагину.
   Регина засмеялась, и Будкевич постарался побыстрее закончить свою мысль:
   – Я решил привлечь к актерскому делу нашего осветителя.
   Вадим Веленко обалдело уставился на режиссера.
   – Я?! – воскликнул он, не скрывая изумления. – Да вы что, я же все провалю! У меня же никакого опыта. У меня техника на попечении. А публика – это совсем из другой оперы.
   Однако довольный своей находкой, Будкевич и слушать ничего не хотел:
   – Вадим, все решено. Не бойся, ничего особого тебе делать не придется. К тому же я проинструктирую тебя самым подробнейшим образом. Вот сейчас ребята отправятся на экскурсию, а мы с тобой немного порепетируем. Заодно и костюм подберем, и реквизит. Все свободны! – обратился он к остальным. – Можете отправляться осматривать местные достопримечательности. Таранов назначается экскурсоводом. Он же отвечает за своевременное возвращение всего кагала в гостиницу.
   – Спасибо, сэнсэй! – молитвенно сложил ладони Алексей и отвесил Будкевичу низкий поклон.
   – Иди, иди! – досадливо отмахнулся Алик. – А я пока буду тебе смену готовить. Гляди, как бы не пришлось потом роль лакея у меня выпрашивать. Но я еще подумаю!
   Актеры потянулись к выходу, а к Будкевичу со своей очередной жалобой пристала Мария Кирилловна. Пока Алик от нее отбивался, Таня подошла к Веленко, который с потерянным видом остался сидеть на месте.
   – Отнесись к этому как к приключению, – посоветовала она. – Ничего ужасного не случится. Походишь молча минут пятнадцать по фойе – и все. Думаю, что второго выхода не будет, Алик и сам поймет, что это лишнее. Ты, главное, не бойся!
   – Я постараюсь, – сдавленным голосом ответил Веленко. Было ясно, что он уже боится.
   – Вот и посмотришь, что такое актерский хлеб, – Таня похлопала его по плечу. – А Белинда подберет тебе костюмчик по росту.
   При мысли о том, что у него будет легальный повод пообщаться с дамой сердца, Веленко приободрился.
   – Хорошо еще, что он не додумался включить твою роль в спектакль. Там все гораздо сложнее и ответственнее. Не только на сцену выходишь, но еще текст запоминать надо.
   – Какой текст?
   – Нешуточный, – очень серьезно ответила Таня. – «Чего изволите?»
* * *
   Вскоре выяснилось, что мысль об экскурсии вдохновила не всех. Первым вниз спустился Таранов. Зачинщик мероприятия принялся расхаживать по вестибюлю гостиницы, с интересом поглядывая по сторонам и одаривая улыбками девушку-администратора. К тому времени, когда Таня тоже спустилась вниз, щеки у администратора уже раскраснелись, а глаза задорно блестели.
   Белинда, следовавшая за Таней, сосредоточенно глядела под ноги и крепко держалась рукой за перила. Она надела босоножки без пятки на высоченных каблуках и теперь старалась не соскользнуть с этих самых каблуков и не скатиться к подножию лестницы. Каблуки оглушительно цокали, но Белинде было на это наплевать. Она никому не могла позволить взирать на себя свысока – ни в прямом, ни в переносном смысле.
   Появившийся вслед за ними Рысаков немедленно завопил с верхней площадки:
   – Белинда, тебя что, подковали, что ли? Грохот такой, как будто в город вошла конница Буденного!
   Белинда только фыркнула в ответ, не выказав никакого желания вступать в перепалку.
   Сам Рысаков вырядился в белые штаны и нацепил на нос солнечные очки размером с маску для подводного плавания.
   – Чтобы поклонники не узнавали, – объяснил он. – А то не дадут полюбоваться достопримечательностями – окружат и станут меня руками хватать. Чувствуешь себя прямо как енот в зоопарке! Не знаю, почему народу так хочется трогать руками артистов!
   – Не всех, Тиша, – успокоил его Таранов. – А только тех, которые играют карликов-вампиров.
 
   Вскоре к собравшимся присоединилась Анжела Прохорова, и их маленькая туристическая группа вывалилась на улицу.
   – Что ж, полагаю, можно трогаться в путь. Больше, похоже, никто не появится, – сказал Таранов и ловко взял Анжелу под локоток. В ярком сарафане «в облипочку» она выглядела богиней, созданной исключительно для того, чтобы лишать мужчин остатков разума.
   – Сногсшибательный прикид, – не удержался от комплимента Таранов. Таня, которая для удобства надела бриджи и простую футболку, досадливо поморщилась.
   Бдительная Белинда тут же дернула ее за руку и прошипела:
   – Не сходи с ума. Если мужчина хвалит платье, это еще не значит, что ему нравится втиснутая в него девица. Анжела – не его тип.
   Гостиница стояла на тихой улице, полого спускавшейся к невидимой отсюда реке. Улица была зеленой, забрызганной солнцем, по ней тянулась бесконечная трамвайная колея. Между рельсами сидела жирная рыжая кошка и нагло умывалась у всех на глазах. Прохожие встречались редко, и все с любопытством и без смущения разглядывали компанию приезжих.
   Тихон вырвался вперед, словно вожак стаи. Преодолев первую сотню метров, он радостно воскликнул:
   – Эх, как же я люблю бродить по милым провинциальным улочкам! Сколько интересного и любопытного можно здесь встретить!
   – Чего это ты так разливаешься? – ехидно спросила Белинда. – Журналисты вроде бы еще не набежали.
   – Да я от чистого сердца! – обиделся Рысаков. – Ты только подумай, здесь нет автомобильных пробок, и днем в магазине что угодно можно купить без толчеи.
   – А что здесь продают? – заинтересовалась Анжела.
   – Сейчас узнаем, – ответил Таранов. – Вон впереди какой-то магазин маячит.
   В поле их зрения действительно появилась витрина. В ней, странно растопырив руки, стоял лилового цвета манекен в свадебном платье с фатой на макушке.
   – Магазин для новобрачных, – разочарованно протянула Белинда.
   – Не повезло, – поежился Тихон. Все три бывшие жены разом встали пред его мысленным взором.
   – Интересно, – подала голос Анжела, – почему в витрине нет жениха?
   – Потому что ужас не имеет лица, – тут же откликнулся многоопытный Рысаков.
   Предупредительно позванивая, их обогнал трамвай и притормозил чуть впереди, у остановки.
   – Слушайте! – неожиданно загорелся Таранов. – Давайте устроим трамвайную экскурсию по городу. «Вагончик тронется, перрон останется»!
   Продолжая напевать, он подсадил Анжелу на подножку, оставив Таню и Белинду на попечение Рысакова. Тот оказался никудышным джентльменом и влез в вагон первым. Таня понимала, что Лешка нарочно флиртует со всеми подряд, чтобы позлить ее, однако на душе все равно было как-то муторно. «Эх, нужно было платье надеть», – подумала она, пробираясь поближе к окну.
   – Трамвай идет до Рабочей улицы, – сообщила женщина-кондуктор, получая с них деньги за проезд. – Вам куда надо?
   – Нам как раз туда и надо, – за всех ответил Таранов.
   – Главное, нам бы успеть вернуться на репетицию. А то сейчас заедем, – тихонько сказала Таня.
   Но трамвай шел быстро, да и расстояния здесь были – с московскими не сравнить. Так что уже через двадцать минут они услышали:
   – Конечная, вагон дальше не идет.
   Выйдя из трамвая, они оказались перед панельными пятиэтажными домами. Здесь город терял свою милую провинциальность, которую придавали ему маленькие особнячки и одноэтажные домики с палисадниками. Теперь это был просто населенный пункт, лишенный своеобразия и абсолютно неинтересный для туристов.
   Размышляя, куда бы им теперь податься, путешественники обогнули первый дом и очутились в прямоугольном дворе, густо засаженном липами. Липы буйно цвели, одурманивая птиц, которые чирикали и посвистывали срывающимися голосами. На лавочке возле пустой детской песочницы сидели местные бабушки. Они оживленно о чем-то спорили, не обращая внимания на пришельцев. У одной, особо воинственной, даже платок сбился на сторону.
   – О! – воскликнул Таранов. – Шекспировские страсти! Ставлю сто против одного, что все они смотрят какую-нибудь мыльную оперу и теперь обсуждают, выживет ли в следующей серии собачка главной героини, попавшая под велосипед в серии предыдущей.
   Подойдя поближе, путешественники услышали наконец, о чем идет речь.
   – Ты, Клавдия, может, и работала в ресторане, но уж точно не поварихой! Уборщицей небось! Капусту в борщ кладут после всего остального! Если ее вместе с картошкой бухнуть, чего от нее останется-то? Сопли одни!
   – Если ты, Алевтина, такая умная, чего у тебя тогда зять в заводской столовке ужинает?!
   – Добрый день, – выступил вперед Таранов и празднично улыбнулся. – Простите великодушно за то, что прерываю вашу беседу. Мы, видите ли, туристы. Ищем достопримечательности. Может, подскажете нам, есть тут поблизости что-нибудь интересное?
   Старушки перестали спорить и вопросительно уставились на незваных гостей.
   – А что вам точно-то надо? – наконец спросила та, которую звали Клавдией.
   – Ну, не знаю, что нам точно надо, – задумчиво протянул Таранов. – Краеведческий музей или какой-нибудь старый монастырь с фресками…
   – Церковь есть, Успенская, – бодро ответила Клавдия. – Там иконы старые. Только до нее на трамвае надо добираться.
   – Ну нет, на трамвае я больше кататься не хочу, – заявила Анжела капризным тоном.
   – А пешком вы можете к реке спуститься, – тотчас придумала Клавдия. – Там у нас мост деревянный, резной. Все туристы на нем фотографируются.
   Старушки между тем с интересом разглядывали стоявших перед ними незнакомцев. Неожиданно простое любопытство в их глазах сменилось живым интересом, потом изумлением, а потом и восторгом.
   Оглядевшись по сторонам, Таня сразу же поняла причину столь разительной перемены в настроении местного населения. Звезда отечественного кинематографа Тихон Рысаков снял свои огромные очки, выступил вперед и предстал перед бабуськами во всей красе. Вид у него был такой напыщенный, как будто он стоял на сцене МХАТа и ему рукоплескал весь зал.
   – А вы никак артисты? – снова вступила в разговор бойкая Клавдия.
   – Артисты, артисты, – ответила Белинда, с усмешкой глядя на распушившего хвост Тихона. – Из Москвы приехали. В театре выступать будем.
   Бабушки дружно заахали, почтительно качая головами и прижимая ладошки к пергаментным щекам.
   – А можно автограф попросить, вот у вас? – встрепенулась Клавдия, и, снявшись со скамейки, стая старушек засуетилась вокруг Тихона.
   Сомневаться не приходилось – сериал «Совы – ночные птицы» в Перегудове видели, по крайней мере, карлика-вампира опознали безошибочно.
   Переполненный гордостью от того, что его великая слава докатилась даже до провинции, Рысаков достал из кармана яркую авторучку и с пижонским видом пощелкал кнопкой.
   – Глупый самодовольный енот, – пробурчала Белинда, отворачиваясь.
   Бабушки суетливо искали в карманах и сумках подходящие для автографа бумажки. Одна из них протянула Тихону расчетную книжку по уплате за электричество.
   – Вот здесь, молодой человек! – попросила она. – Прям так и напишите: «Клавдии Петровне на добрую память».
   Рысаков поставил правую ногу на скамейку и, пристроив книжку на коленке, старательно вывел на листочке пожелание, увенчав его витиеватой подписью. Буква «Р» в его автографе смахивала на шляпку гигантского гриба-боровика.
   Таня, Белинда и Анжела стояли в сторонке, о чем-то перешептываясь и тихонько посмеиваясь. Никто из них не заметил, что Таранов в задумчивости уставился на начищенный до глянца ботинок Тихона, который тот так неосторожно выставил для всеобщего обозрения. Ботинок Таранову, кажется, был знаком. Только он никак не мог вспомнить, где конкретно видел его раньше.
* * *
   Следуя гениальной задумке Будкевича, Вадим слонялся по фойе, добросовестно пытаясь изобразить английского дворецкого. Неизвестно, за кого принимали его зрители, но коллегам он больше всего напоминал заблудившегося на минном поле учителя танцев.
   Именно к такому мнению пришли Таранов и Маркиза, которые издали наблюдали за этим триумфом режиссерской воли. Сам же Будкевич, казалось, был вполне доволен творческим дебютом осветителя. Возможно, не вспомни Алик про идею с канделябром, его эксперимент в итоге закончился бы мирно и спокойно. К сожалению, он об этой идее вспомнил, метнулся к двери в зрительный зал, проскочил за кулисы и через минуту вновь появился в фойе с громадным подсвечником в руках.
   – Только не забыл бы потом вернуть его на место, – заметила Яблонская, с тревогой посматривая на не в меру возбужденного босса.
   – На какое место? – рассеяно спросил Таранов, тоже немного нервничая.
   – На каминную полку на сцене, естественно! У нас и так с декорациями негусто, а тут еще и подсвечник утащили.
   – И что это на Алика нашло? – пожал плечами Таранов.