Куликова Галина. Рецепт дорогого удовольствия

   Тем не менее Глаша весь день думала вовсе не о Дукельском, а о предстоящих поисках Сусанны Кайгородцевой. Она понятия не имела, с какого боку подступиться к этому делу. Завтра они с Петей посетят кладбище. А дальше? Наверное, надо составить список всех ее подруг, всех родственников. Мало ли кто что про нее знает? Интересно, Петя хоть кому-нибудь еще сказал о том, что у него исчезла жена?
   «А что, если он ее убил? — внезапно подумала Глаша. — Как в кино. Убил и поэтому не торопится обращаться в милицию. Ему нужно, чтобы прошло как можно больше времени. Да, но тогда зачем ему я? Может быть, он хочет проверить, не оставил ли каких-нибудь улик? Если я их найду, он меня тоже шлепнет, а улики уничтожит».
   В тяжких раздумьях Глаша посмотрела на часы и ахнула. Брат должен был подвезти Дениску к половине седьмого, а уже без двадцати семь.
   — А вот и твоя любимая Глафира! — радостно сообщил Коля десятилетнему сыну, завидев свою сестрицу. — Вылезай, приятель, вам дальше пешком.
   Дениска боднул на прощание отца головой в плечо и побежал Глаше навстречу. Он охотно оставался с теткой, потому что она не давила на него, не заставляла есть «как положено» и разрешала смотреть по телевизор все, что он хотел. Даже кино, где целовались и громко стонали.
   — Наташа заберет его в половине одиннадцатого! — крикнул Коля из окошка своего старенького, но чистенького «москвичка», как он его называл.
   — Ох, Глашка, плохо иметь работающую маму и отца с ненормальным рабочим днем, — пожаловался Дениска.
   — С ненормированным, — усмехнулась та.
   — Ты не забыла, что у меня скоро день рождения? — неожиданно спросил Дениска. Он был такой же рыжий и серьезный, как его мать…
   — Не забыла. А что ты хочешь получить в подарок?
   — Русско-арабский словарь! — выпалил ребенок.
   — Чего-о? — Глаша даже приостановилась. — Зачем это он тебе нужен? Ты ведь арабского не знаешь.
   — Ну, вот я и буду учить!
   — Миленький, но как ты сам будешь учить? У тебя ничего не получится.
   — Я так и знал, — хмуро сказал Дениска. — Меня все отговаривают.
   У племянника была настоящая страсть к языкам. Родители оплачивали ему частного преподавателя французского, но мальчишке все время хотелось чего-нибудь экзотического. Он тратил уйму времени на придумывание шифров и секретных кодов, срисовывал надписи с вьетнамских полотенец и, вскрыв на Новый год копилку, приобрел себе в «Библио-Глобусе» учебник финского с двумя аудиокассетами.
   — Ладно, мы об этом еще с тобой поговорим, — пообещала Глаша. — Куда пойдем?
   — За едой! — без колебаний ответил племянник. — Папа накормил меня чем-то ужасным.
   — Чем ужасным?
   — Не знаю, что это было. Оставшиеся полкастрюли он выбросил в мусоропровод, чтобы мама не увидела. Глаш, а что это за иероглифы у вас на вывеске?
   — Понятия не имею. Наверное, «Я здоров!», только по-китайски.
   — У вас что, врачи — китайцы? — оживился ребенок.
   — Ни одного китайца, — расстроила его Глаша. — У нас даже точечный массаж делает доктор по фамилии Сидоров.
   — Значит, иероглифы — это так, для лохов?
   Глаша вынуждена была согласиться, что для лохов. Они зашли в магазин полуфабрикатов и купили пиццу, которая готовится в духовке. После ужина Дениска уселся смотреть телевизор, а Глаша забралась с ногами на диван и снова стала размышлять о «домашнем задании» Кайгородцева.
   Петя совсем не походил на злодея. Но зачем он пытается втянуть её в дело с исчезновением жены, если не для того, чтобы подставить? Не может же он на самом деле думать, что у Глаши есть детективные способности? И почему он решил, что ей можно доверить конфиденциальную информацию? Да, они работают вместе уже больше двух лет, но никогда прежде Пете не выпадал случай убедиться в неколебимости честного Глашиного слова. Они даже не были приятелями: не пили пиво после работы, не дарили друг другу мелкие пустяки на праздники, не обменивались смешными колкостями в конце рабочего дня. Неужели Кайгородцеву и в самом деле не к кому больше обратиться?
   Едва она про это подумала, как зазвонил телефон.
   — Глаш, это я, — сказала трубка голосом Кайгородцева. Раздался тяжелый вздох. — У меня мандраж. Давай ты начнешь действовать завтра с утра?
   — Ну… Давай, — согласилась Глаша. Больше ей все равно сказать было нечего.
   — Приезжай ко мне на кладбище к десяти часам.
   — К тебе на кладбище? — дрогнувшим голосом спросила та. — Ты что, уже переселился?
   — Я живу рядом, — поспешно поправился Петя. — Рядом с кладбищем. Я же тебе говорил!
   — Петь, ну ты вообще! — рассердилась Глаша. — У меня, между прочим, нервы.
   — Глаш, у всех нервы, ты, главное, не опаздывай, тебе еще в типографию завтра после полудня.
   «Свинья, — подумала она, положив трубку на место. — Уже неделю, как его жена пропала, сев в незнакомую машину темной ночью возле кладбища, а он хладнокровно отслеживает, как идут дела с рекламным буклетом. Вот и выходи замуж за красивых, деловых и непьющих! Думаешь, что он ради тебя готов на все, а ему по плечу только такой подвиг, который не повредит карьере».

ГЛАВА 2

   Ради маскировки она взяла с собой детский набор — пластмассовые грабли, совок и ведерко, из которых Дениска уже «вырос». Если кто-нибудь будет за ней следить, подумает, что она идет прибираться на могилку. Хотя кто может за ней следить?
   Кайгородцев недвижно стоял возле центрального входа на кладбище, словно часовой, которому запрещено смеяться, плакать и вообще реагировать на окружающее. Завидев Глашу, он ожил и засуетился.
   — Это там, — сообщил он, тыча пальцем в сторону. — Калитка, через которую Сузи проникла на территорию.
   Глаша взглянула на него с жалостью и сказала:
   — Тогда тронулись.
   — А что мы будем делать? — спросил Петя. — Ведь я не отважился войти внутрь и поэтому не знаю, куда, собственно, она ходила!
   — Проведем следственный эксперимент, — заявила Глаша. — Сейчас ты постоишь, покуришь и пойдешь от калитки в сторону дома примерно с той же скоростью, с какой шел той ночью. И остановишься там, где остановился, когда услышал шум мотора, договорились?
   — Это долго, — предупредил Петя. — Я курил, а потом медленно шел…
   — Отлично, делай все, как тогда. В точности все, как тогда!
   Кайгородцев перебежал на другую сторону улицы и выжидательно посмотрел на Глаша. Она, в свою очередь, засекла время на часах и сделала отмашку:
   — Пошел!
   Петя добыл из кармана сигарету и принялся сосредоточенно ее курить. Потом в пыль растер окурок и тронулся в путь, заплетая ногу за ногу. Судя по всему, той ночью домой он возвращался в тяжких раздумьях. Ушел не слишком далеко и снова встал.
   Глаша нервно посмотрела на часы. Кайгородцев стоял, сунув голову в куст боярышника, и не двигался.
   — Петь! — крикнула она, подходя поближе. — Что ты там делаешь?
   Кайгородцев высунул красное лицо из листвы и застенчиво ответил:
   — Писаю.
   Глаша вытаращила глаза.
   — Петя, ты что, очумел?
   — Но это ведь я не сейчас писаю, — раздосадованно ответил он. — Это я тогда. А сейчас просто изображаю. Ты сама хотела достоверности.
   — Ну.., давай действовать более условно. Итак, ты пошел дальше.
   — Да. Я был примерно вот тут, когда обернулся и увидел машину. И Сузи, которая выходила из калитки.
   — Отлично, — кивнула Глаша. — На все про все ушло четыре минуты. Примерно. Ну, допустим, пять. Две минуты туда, две, обратно, одна — там.
   — Где там? — с интересом спросил Кайгородцев.
   — Не знаю, где. Где-то там, внутри. Пошли скорее.
   — А может, одна минута — туда, другая — обратно и три там? — спросил Петя, засовывая руки в карманы.
   — Может, и так. Но я думаю, раз твоя жена так быстро вернулась, она, скорее всего, либо что-то где-то оставила, либо взяла. На это не требуется много времени. И потом: ты видел ее достаточно долго, так ведь? Значит, она не свернула и не остановилась, пока была в поле твоего зрения.
   Они вернулись к калитке и вошли на территорию кладбища. Сразу за оградой выстроились рядами старые могилы. Редкие из них были прибраны, как подобает. Остальные заросли травой и полевыми цветами. Невдалеке виднелась полуразрушенная часовня, над которой совершали ритуальные полеты черные вороны.
   — Значит, твоя жена пошла по этой вот дорожке, да? А с какой скоростью она шла?
   — В смысле — в километрах в час? — деловито уточнил Кайгородцев. — Она шла быстро. Ну, конечно, не так, как ездит велосипед…
   — При чем тут велосипед?
   — В учебниках по алгебре написано, с какой скоростью ездит велосипед. Мы могли бы точно посчитать…
   — Петя, успокойся, — похлопала его по плечу Глаша и снова засекла время.
   После чего быстрым шагом двинулась по заасфальтированной дорожке, которая убегала вдаль, насколько хватало глаз. Кайгородцев потрусил за ней. Глаша вынуждена была признать, что в сложившейся ситуации он ведет себя как болван.
   — Будем считать, — бросила она через плечо, — что Сусанна никуда не сворачивала до самого последнего момента. Стоп! Приехали. Примерно вот досюда она должна была дойти, чтобы уложиться с возвращением. Конечно, ты курил и писал с погрешностями, поэтому давай начнем осматривать территорию с запасом — вернемся немного назад.
   — А что искать? — спросил Петя с любопытством.
   — Понятия не имею. Что-нибудь. Может, заметим нечто необычное…
   Первым необычное заметил Кайгородцев. Пока Глаша лазила между брошенными могилами, он бесцельно бегал туда-сюда по дорожке и нервно курил. Внезапно его хаотичное движение прекратилось, он стал как вкопанный и коротко крикнул:
   — А-а!
   И схватился за сердце.
   — Что такое? — спросила Глаша, повернувшись на его вопль.
   — Кара… — пролепетал Кайгородцев и пальцем показал на одну из могильных плит. — Кара…
   — Кара.., что? — нетерпеливо спросила Глаша, пытаясь вылезти из зарослей лопуха.
   — Ул! — просипел Петя. — Кара-ул!
   Закачался на каблуках, закатил глаза и совершенно неожиданно рухнул на землю, показав ласковому солнышку подошвы своих ботинок. Запрыгав козочкой, Глаша тотчас же выскочила на дорожку и бросилась к нему. Судя по всему, Петя был в глубоком обмороке.
   — Пульс слабый, дыхание прерывистое, — пробормотала она, ползая вокруг него на коленях. — Руки ледяные.
   Она не удержалась и кинула взгляд на могильную плиту, куда только что указывал Петин палец. И тотчас же зажала рот ладонью, чтобы не издать похожий вопль. На могильной плите было написано: «Мультяпов Геннадий Викторович». Ниже шли годы жизни и смерти. А наверху… Наверху красовался большой и четкий снимок покойного. Только это был никакой не Мультяпов С могильной плиты на Глашу с победным видом смотрел Петя Кайгородцев и улыбался так, словно только что получил Нобелевскую премию.
   Придя в себя, Глаша присвистнула и поднялась на ноги.
   — По крайней мере, можно больше не искать, — пробормотала она. Надо полагать, Сусанна ходила именно сюда. Но что, интересно, означает эта фотография? Глаша подошла к могиле и внимательно огляделась вокруг, уперев руки в бока. Оградка была низкой и хорошо сохранилась. Кто-то подкрасил ее и даже скосил траву вокруг. Под плитой лежали три увядшие гвоздики, а в могильный холмик был воткнут маленький колышек.
   «Может быть, это знак? — подумала Глаша. — И там что-нибудь зарыто?» Убеждая себя, что гроб глубоко в земле и если немножко покопаться сверху, то ничего ужасного не случится, она достала пластмассовый совок, вытащила колышек и принялась рыть на этом месте ямку. Тщетно — там ничего не было. Но поскольку других версий не возникло, она продолжила раскопки, раскидывая вокруг себя мягкие рассыпчатые комья. Внезапно совок ткнулся во что-то твердое. Глаша запустила в вырытую яму руку и нащупала нечто холодное, покрытое тканью.
   Волосы у нее на голове зашевелились, и как раз в этот самый момент возле ее уха раздался голос:
   — Ага! Вот ты и попалась!
   И чья-то ладонь легла ей на плечо.
   Глаша взвизгнула и закрыла голову грязными руками.
   — Я же говорил, Павел Геннадьевич, что они сюда направились с умышленной целью! — торопливо сообщил еще один голос.
   — С предумышленной, — важно поправил невидимый Павел Геннадьевич. — Вот, значит, они какие — осквернители могил!
   Глашу потащили за шиворот вверх. Она наконец увидела, кому попалась. Павел Геннадьевич оказался милиционером при полном параде с большим тяжелым животом, похожим на рюкзак с камнями. Притащил же его сюда маленький хлипенький мужичонка с приблатненными бачками. Взгляд у него был липким, а рот красным и мокрым.
   Глаша оглянулась и увидела, что Кайгородцев по-прежнему лежит на дорожке, не подавая признаков жизни.
   — У него чего, тепловой удар? — перехватив ее взгляд, спросил милиционер.
   — Он в обморок упал, гражданин начальник, — заискивающе сказала Глаша. — Увидел себя на фотографии и ку-ку! Вот, посмотрите: видите?
   Павел Геннадьевич приблизил красную морду к фотографии, потом, тяжело ступая, двинулся к Пете.
   — Одно лицо, — удивленно сказал он. — Так вы, выходит, не оскверняете? — Голос его стал нежным. — Выходит, тут у нас самостийное захоронение! Во-от вы зачем тут рылись! Хотели покойничка бесплатно похоронить!
   Глаша отряхнула руки и насмешливо сказала:
   — Ага, с помощью пластмассового совка.
   Маленький, прыгавший вокруг, сварливо заметил:
   — А чего? Во какую ямищу уже вырыла!
   — Опять же — фотографию приладила заранее, — подхватил Павел Геннадьевич.
   — И покойника к могилке за ручку привела! — добавила Глаша.
   Павел Геннадьевич задумчиво посмотрел на Кайгородцева и почесал складчатый затылок.
   — М-да…
   Петя тем временем начал приходить в себя. Он слабо застонал и дернул левой ногой.
   — Да он и не покойник вовсе! — крикнул красноротый, всплеснув руками.
   — Живьем хотела захоронить?! — ахнул милиционер. — Кто он тебе — муж?
   — Начальник, — обреченно ответила Глаша.
   — Во, бабы пошли! — процедил маленький. — Начальников живьем в землю закапывают.
   — Правильно, — кивнул милиционер. — Она заранее выбрала место, вставила фотографию…
   — И для чего же я ее вставила? — с нехорошей улыбкой поинтересовалась Глаша.
   — Чтоб не забыть — куда, значит, закопала, — нашелся милиционер. — Обманом заманила шефа к могилке, нанесла удар по мозговым центрам — орудие преступления мы еще найдем — и стала рыть.
   — И чего же я его на дорожке-то стукнула? — ехидно спросила Глаша. — А не прямо на могилке? А?
   — Ну… Догадался он о твоем преступном замысле. Пришлось изменить план по ходу дела.
   Кайгородцев принял сидячее положение и двумя руками схватился за голову.
   — Не волнуйтесь, гражданин, вы в безопасности! — заявил милиционер и потребовал:
   — Предъявите ваши документики.
   — Кто? Что? — слабым голосом спросил Петя и встал на четыре конечности. — Меня похоронили! Боже мой! — простонал он, словно собака, продвигаясь к разрытой могилке.
   — Еще не похоронили, гражданин, — обрадовал его Павел Геннадьевич. — Мы поспели вовремя.
   — Поспевают груши, сержант, — ехидно заметила Глаша, с сочувствием глядя на Кайгородцева, который впился безумным взором в ивою фотографию. — Кстати, там, в могиле, что-то лежит.
   — Неужели? — фыркнул милиционер. — Я даже знаю что. Гроб с покойником!
   — Да нет, оно прямо сверху лежит, — уперлась Глаша.
   Милиционер, в душе проклиная свой живот и кряхтя, словно роженица, сел на корточки и полез короткопалой лапой в вырытую яму. Приложив нечеловеческое усилие, он крякнул и выдернул из земли обернутый тряпкой кирпич.
   — А вот и орудие преступления! — радостно сообщил он. — Вот чем, гражданин, вам по голове чпокнули!
   Глаша с досады только махнула рукой. Потом подошла к Кайгородцеву, помогла ему подняться на ноги и сказала:
   — Петь, ты только не волнуйся. Мы все выясним. Видишь, здесь прибрано. Значит, за могилой кто-то ухаживает.
   — Это она, Сузи! — простонал тот и закрыл глаза ладонью.
   — Да нет. Петь, вряд ли. Тебя же в могиле нет, зачем Сусанне время тратить?
   — Она… Она приходит сюда, чтобы представить меня мертвым! — вскинулся Кайгородцев. — Это такая техника умерщвления. Она думает обо мне как о покойнике, поэтому в ближайшее время со мной случится что-нибудь страшное!
   — Петь, перестань, — рассердилась Глаша, хотя ей тоже было несколько не по себе. — Я имею в виду, что у этого… — она посмотрела на надпись, — Мультяпова могут быть родственники. Кто-то ведь ухаживает за могилкой!
   — Ну, я, — неожиданно сказал маленький красноротый тип, выступая вперед. — Я ухаживаю за этой могилкой. Я тутошний, кладбищенский.
   Он упер руки в боки будто собирался сию секунду пуститься в пляс, и даже ножку выставил носком вперед. Глаша и Кайгородцев быстро переглянулись.
   — Вы что — Мультяпов? — изумились они хором.
   — Не-а, Прямоходов я. Просто мне один мужик деньги дает. Раз в полгода. Половину даст сначала, половину потом, чтоб я, значит, интерес имел.
   — И цветочки, — Глаша мотнула головой в сторону гвоздик, — тоже вы покупаете?
   — Ну, не то чтобы покупаю, — пробормотал тот. — А что?
   Милиционер стоял рядом, сопел и внимательно слушал. Кирпич все еще был у него в руке.
   — И когда ваш мужик в последний раз появлялся?
   — Да вот, в июне появлялся. Теперь только в ноябре придет.
   — А как он представился?
   — Как Мультяпов, ежу ясно!
   — А выглядит он как? — не давала ему опомниться Глаша.
   — А вам зачем? — прищурил глаз Прямоходов.
   — Нам очень надо, — с нажимом сказал Петя.
   — За «очень надо» люди деньги плотют.
   Глаша повернулась к Кайгородцеву и шепотом сказала:
   — Петь, заплати ему. И милиционеру заплати, а то он нас привлечет, как осквернителей могилы. Припишут какое-нибудь трупоедство…
   Петя вздрогнул и торопливо добыл из кармана бумажник. С бумажником в руке он понравился парочке блюстителей кладбищенского порядка гораздо больше. Спрятав торжественно врученную бумажку в карман, милиционер отбросил кирпич в сторону и велел Прямоходову:
   — Убери тут все, а я, пожалуй, пойду. Дежурство у меня.
   Голос его звучал нормально, и глаз в прожилках, похожих на реку Амазонку с притоками, он больше не щурил подозрительно.
   — Так все-таки — как он выглядел? — снова спросила Глаша, придвигаясь к Прямоходову.
   Тот принялся живописать внешность родственника Мультяпова, но толком так ничего и не сказал. То он оказывался у него высоким, то средним, то «чуть выше меня». С волосами неопределенного цвета, с расплывчатыми чертами лица и «средним» голосом.
   — В подпитии я был, — смущенно сообщил Прямоходов. — Если честно, мне вообще показалось, что их двое.
   — Двое Мультяповых? — опешила Глаша.
   — Да. И оба совершенно одинаковые! Может, близнецы?
   — А в первый раз он один приходил?
   — В первый раз один, — важно кивнул рассказчик. — А последний раз, думаю, все же вдвоем.
   — А деньги они тебе как платили? По очереди?
   Прямоходов собрал глазки в кучку, немного подумал и заявил:
   — Одновременно. Оба полезли в правый карман, оба достали деньги, и оба подали.
   «Господи милостливый, для чего ты придумал пьянство?» — подумала Глаша и надвинулась на Прямоходова:
   — А фотография вот эта когда на могилке появилась?
   — Да она тут всегда была!
   — Именно эта?
   — Да я.., не присматривался. Хотя… Вроде как… Может, оно и так… В апреле, когда я тряпочкой евонную морду протирал, он вроде как с усами был, покойник-то. Вы у него спросите, у покойника-то, — он кивнул головой на Петю. — Усы он не сбривал?
   Кайгородцев побледнел и схватился за сердце.
   — Все, Петь, пойдем, — взяла его за локоть Глаша. — А то ты и впрямь тут коньки отбросишь.
   Перед тем как покинуть юдоль скорби, Глаша написала на листочке свой домашний телефон и вручила его Прямоходову.
   — Если вспомните хоть что-нибудь, я уж не поскуплюсь.
   — Глашенька, что все это значит? — испуганным голосом спрашивал Кайгородцев, подлаживаясь к ее мелким шажкам. — Это какой-то заговор против меня? Может, колдовство? Вуду?! А? Ты что-нибудь знаешь про вуду?
   Кайгородцева сотрясала крупная дрожь.
   Два года назад Глаша попала в самолет, у которого засбоил мотор, и он совершил аварийную посадку черт знает где. Перед посадкой самолет трясло точно так же, как сейчас ее начальника. Чтобы успокоить его, Глаша сказала:
   — Ты что, Петь, с ума сошел? Какое вуду? Вуду только на негров действует. Это их, негритянские, фишки.
   — А я слышал, что они везде, по всему миру… Мастерят таких куколок из соломы или из воска, втыкают в них булавки…
   — Тебя обманули, — твердо заявила Глаша. — Лучше скажи, когда Сусанна стала поить тебя горьким чаем. Когда это началось?
   — Ну… Когда? Весной. Где-то в марте. Эх, Глаша, надо было мою фотографию с памятника соскоблить!
   — Не надо, — сердито ответила та. — Вдруг это заговор и мы спугнем преступников? Сначала следует выяснить, зачем все это было сделано.
   — Глаш, ты такая умная! — восхитился Кайгородцев и добавил:
   — У меня там машина, у главных ворот. Я тебя подброшу до метро. Ты не забыла, что тебе еще в типографию?
   Едва очутившись за воротами кладбища, Кайгородцев перестал трястись, а когда сел за руль своего «Фиата», окончательно пришел в себя.
   — Жаль, что нельзя напиться в ботву, — заявил он и добавил:
   — Ты, Глаш, там, в типографии, проверь все как следует. Цветоделение чтоб на уровне. Ну, тебе не впервой!
   «Не надо было его разубеждать насчет вуду», — подумала Глаша, дрогнув тонкими ноздрями. Кайгородцев определенно нравился ей больше, когда боялся.
   В типографии она быстренько закруглилась с делами, но вместо того, чтобы возвратиться на работу, отправилась на тот самый пляж, где познакомилась с Дукельским, корова его забодай. Время было как раз то самое, правда, день не выходной. С другой стороны, парни, которые ее интересовали, — школьники или студенты. А у них сейчас каникулы.
   Школьники или студенты возлежали на том же самом месте, на том же самом одеяле, которое Глаша очень хорошо запомнила. Одеяло было детское, синее с зайчиками, в прошлый раз оно навеяло на Глашу грусть. Пришли мысли о пролетающих годах, неудачных попытках выйти замуж, о детях, которые у нее могли бы быть. В общем, одеяло и было виновато в том, что она привязалась к Дукельскому. Он показался ей симпатичным, радикулитчик хренов.
   — Добрый день, молодые люди! — сказала Глаша, остановившись над лежащими на одеяле. Она постаралась сказать это добрым голосом, но молодые люди все равно страшно напряглись.
   Их было четверо — голоногих, волосатых, прыщавых и комплексующих. Они вскинули головы и уставились на нее, не моргая. Только один произвел на Глашу приятное впечатление: у него и фигура была ничего, и во взгляде читалась некая взрослая самоуверенность. К нему-то Глаша и обратилась в первую очередь.
   — Может быть, вы меня помните?
   Юноши переглянулись и напряглись еще больше.
   — Не-ет, — протянул один, усеянный веснушками с головы до ног.
   — А что было-то? — спросил второй, подобравшись.
   — Да ничего, ничего! — Глаша почувствовала себя молодой учительницей, которую коварная директриса засунула в самый шальной десятый класс. — Вы, ребята, не беспокойтесь. Просто я тут с вами рядом загорала в субботу. Помните? Вот тут я лежала, на полотенце. Купальник у меня в клеточку.
   — Я не помню, — сказал веснушчатый.
   — И я, — подтвердили двое его приятелей.
   «Вот, докатилась! — подумала Глаша. — Мне всего тридцать пять, а для студентов я уже — пустая порода. Шлак. Они на меня даже внимания не обратили. Софи Лорен скоро семьдесят, а за ней мальчики гоняются, как слепни за поцарапанным пальцем. Надо немедленно договориться с Кошмаровым о серии грязевых обертываний».
   — А вот я вас помню, — неожиданно сказал тот из четверки, который сразу произвел на Глашу приятное впечатление.
   У него были широкие скулы, твердый подбородок и смелые зеленые глаза под сбитой набок челкой. Наверное, девицы избаловали его вниманием, оттого он и держал себя свободно с незнакомой женщиной.
   — Простите, как вас зовут? — улыбнулась ему Глаша, решив не тратить силы на остальных.
   — Виктор Стрельников, — охотно сообщил тот.
   — Вы наверняка уже студент, — польстила ему Глаша.
   — Да, перешел на второй курс. А что?
   Витя Стрельников поднялся на ноги, оказавшись на голову выше Глаши.
   — Значит, память у вас хорошая.
   — Вы что, из милиции? — испуганно спросил кто-то из оставшейся на одеяле тройки нервным голосом.
   — Да вы что? Какая милиция? — рассмеялась Глаша. — Я референт в медицинском центре.
   — Я знаю, — сказал Витя. — Я слышал, как вы говорили это тому типу, который рядом с нами пасьянсы раскладывал.
   Глаша страшно взволновалась, но постаралась сдержать ликование.
   — Из-за него я сюда и пришла, — с милой улыбкой сообщила она. — Знаете, что он придумал?
   — Что? — заинтересовались студенты.
   Теперь уже они все приняли вертикальное положение и стояли перед ней, не зная, какую принять позу. Глаша была в летнем костюме, а они почти голышом, это их смущало и даже немножко злило.
   — Он сказал, будто бы я представилась ему врачом, предложила сделать бесплатный массаж и выдавила пару позвонков. Теперь он собирается получить инвалидность, а меня засадить в тюрьму.