Макги терпеливо ждал, слегка подавшись вперед на стуле.
   Наконец она мотнула головой и промолвила:
   — Я не хотела бы вдаваться в детали. Все это слишком мрачно.
   — Да, вам пришлось пережить так много смертей своих близких. Когда тебе всего двадцать один год, это тяжело.
   — Да-да. Временами мне казалось, что я чуть ли не проклята кем-то и все такое. Все, кто мне был действительно дорог, умирали.
   — Ваша мать, ваш отец, ваш жених...
   — Он еще не был моим женихом. Еще не был.
   — Но вы же собирались выйти за него замуж.
   — Он успел только подарить мне кольцо в знак помолвки.
   — Все понятно. Может быть, вам все-таки стоит рассказать всю историю, чтобы как-то убрать ее подальше из памяти?
   — Нет, — возразила она.
   — Конечно, так сразу вы от этого кошмара не избавитесь, если он висит над вами вот уже тринадцать лет...
   Она прервала его:
   — Знаете, мне кажется, тут уже ничего не поможет, никакие рассказы. Это всегда будет со мной. Слишком страшно, чтобы забыть. Кроме того, разве вы забыли то, что сами мне недавно говорили: для быстрого выздоровления нужны положительные эмоции. Помните?
   — Помню, помню, — улыбнулся доктор.
   — Так, значит, мне не надо рассказывать о вещах, которые действуют на меня угнетающе.
   Он посмотрел на нее долгим взглядом своих неправдоподобно голубых глаз. Эти глаза светились таким участием, что не могло быть никаких сомнений в искренности его намерения помочь ей.
   Он вздохнул и сказал:
   — О'кей. Давайте теперь вернемся к тому, с чего мы начали наш разговор, — к вашей амнезии. У меня такое впечатление, что вам удалось вспомнить почти все, что вы считали забытым. Какие «белые пятна» мы еще не устранили?
   Прежде чем ответить, Сюзанна сама взяла в руки пульт управления и, нажав на одну из кнопок, привела изголовье кровати в еще более вертикальное положение. Спина у нее болела, но не из-за травмы, а от долгого пребывания в неподвижном состоянии. Найдя более удобный угол наклона, она положила пульт на место и продолжила разговор:
   — Я все еще не могу вспомнить обстоятельств катастрофы, в которую попала. Я помню, что ехала в своей машине по извилистому участку дороги и была примерно в двух милях от поворота к «Вьютоп Инн». Я хотела попасть туда побыстрее, чтобы успеть к ужину. А после этого — мрак, словно кто-то выключил свет.
   — Будет не удивительно, если вы вообще никогда не сможете восстановить все подробности этой аварии, — пояснил Макги. — В случаях, подобных вашему, пациент почти всегда способен восстановить любые воспоминания, за исключением тех, что были непосредственной причиной потери памяти. Это «белое пятно» так и остается «белым».
   — Да, похоже, так оно и есть, — согласилась Сюзанна. — И, по правде говоря, я не очень-то жалею об этом. Но есть другая вещь, которая совершенно вылетела из моей памяти и которая доводит меня буквально до панического состояния. Это моя работа. Черт возьми, я не могу припомнить ни малейшей детали, ничего. Я, конечно, помню, что работала физиком. Помню, как получала ученые степени в Калифорнийском университете; все эти сложные, специфические понятия прекрасно сохранились в моей памяти. Я могу приступить к работе хоть сейчас, мне даже не надо восстанавливать полученные в ходе учебы навыки и знания. Но где я работала все эти годы? Чем я там занималась? Кто был моим начальником? Кто были мои коллеги по работе? Был ли у меня офис или лаборатория? Как физик, я ведь должна была работать в лаборатории, не так ли? Но я совершенно не могу припомнить, где все это находилось...
   — Вы работали в корпорации «Майлстоун» в Ньюпорт-Бич в Калифорнии, — напомнил Макги.
   — Именно это сказал мне и доктор Витецкий. Но это название ничего мне не говорит.
   — Вам уже удалось многое вспомнить. И это придет на память, надо только подождать.
   — Нет-нет, — замотала головой Сюзанна. — Здесь какой-то особый случай. Все остальные воспоминания выплывали словно из тумана. Туман рассеивался, и все становилось на свои места. Но когда я начинаю вспоминать свою работу, то вместо тумана на этом месте... чернота... непроглядная темень. Все словно провалилось в какую-то черную бездонную пропасть. В этом есть что-то... пугающее.
   Макги подвинулся поближе к кровати, переместившись на самый край стула. Брови его нахмурились.
   — У вас в бумажнике мы обнаружили пропуск корпорации «Майлстоун», — объяснил он. — Может быть, эта карточка на что-то натолкнет вас.
   — Может быть, — с сомнением проговорила Сюзанна. — Но мне бы хотелось, конечно, на нее взглянуть.
   Ее бумажник находился в нижнем ящике столика, стоящего у кровати. Макги достал его и протянул Сюзанне.
   Она открыла бумажник и сразу же обнаружила пропуск. Он был запрессован в пластмассу, и на нем имелась ее фотография небольшого формата. По верхнему краю карточки синими буквами на белом фоне читалась надпись из двух слов: КОРПОРАЦИЯ «МАЙЛСТОУН». Под ней черными буквами были напечатаны имя и фамилия Сюзанны, еще ниже шла информация о владелице пропуска — возраст, рост, вес, цвет волос и глаз. Внизу карточки красным шрифтом был отпечатан номер пропуска. Больше никаких надписей не было.
   Доктор Макги привстал со стула и посмотрел на Сюзанну в тот момент, когда она разглядывала свой пропуск.
   — Это на что-то наталкивает вас?
   — Нет, — коротко ответила она.
   — Совсем никаких ассоциаций?
   — Не могу даже припомнить, что когда-либо раньше видела этот пропуск.
   Она вертела карточку у себя в руках, пытаясь нащупать хоть какой-нибудь знакомый признак, выйти на нужную тропинку памяти. Карточка казалась ей все такой же незнакомой, она бы не удивилась, если бы ей сказали, что эту карточку обнаружили на корабле, прилетевшем с Марса.
   — Все это очень и очень странно, — размышляла Сюзанна вслух. — Я пыталась вспомнить, когда я в последний раз была на работе. Это был день перед отпуском. Я даже могу восстановить кое-какие фрагменты. Некоторые — очень отчетливо. Я помню, как встала в то утро, как готовила себе завтрак, ела, просматривала газеты. Это так же свежо в моей памяти, как и завтрак, который был сегодня утром. Помню, как пошла в гараж, села в машину, завела ее... — Замолчав, она завороженно смотрела на карточку, сжимала ее в пальцах, словно пытаясь ощутить ими какую-то невидимую субстанцию, заключенную в этом пластмассовом прямоугольнике. — Я помню, как выехала на машине из гаража... и после этого помню уже только возвращение вечером на машине домой. В середине ничего нет, кроме черноты, пустоты. И это касается почти всех воспоминаний о моей работе, таков почти каждый день. Я пытаюсь за что-то ухватиться, но это ускользает от меня. Эти воспоминания не в тумане. Они просто не существуют. Все еще продолжая стоять рядом с ее кроватью, доктор Макги заговорил мягким, ободряющим голосом:
   — Конечно же, на самом деле эти воспоминания существуют, Сюзанна. Надо только хорошенько порыться в подсознании. Представьте себе, что вы сидите за рулем своей машины утром того дня.
   — Я уже пробовала.
   — Попробуйте еще раз.
   Она закрыла глаза.
   — Вероятно, это был обычный августовский день в южной Калифорнии. — Макги пытался помочь ей восстановить картину того утра. — Жара, голубое небо, возможно, легкая дымка.
   — Жара, голубое небо — точно, — подтвердила Сюзанна. — А вот дымки не было, и на небе не было ни единого облачка.
   — Итак, вы сели в машину и стали выезжать на шоссе. Попробуйте теперь вспомнить, по какой дороге вы поехали на работу.
   Сюзанна молчала целую минуту. Затем промолвила:
   — Бесполезно. Я не могу вспомнить.
   — Как назывались те улицы, по которым вы ехали? — настаивал Макги.
   — Не знаю.
   — Да нет же, знаете. Назовите хотя бы одну улицу. Хотя бы одну, чтобы клубок начал разматываться.
   Сюзанна изо всех сил пыталась ухватиться пусть за самый слабый след исчезнувшего из ее памяти куска жизни. Пыталась вспомнить чье-нибудь лицо, голос, деталь из обстановки комнаты на работе — все было тщетно.
   — Простите, — призналась она, — но я не могу вспомнить ни одного названия улицы.
   — Вы рассказывали, что выезжали на шоссе из гаража. Правильно? Если вы помните это, значит, вы должны помнить и то, куда вы поехали, когда оказались на шоссе. Вы свернули налево или направо?
   С закрытыми глазами Сюзанна пыталась найти ответ на этот вопрос до тех пор, пока у нее снова не началась головная боль. Наконец она открыла глаза, посмотрела на Макги и, вздохнув, сказала:
   — Я просто не знаю.
   — Филипп Гомез, — произнес Макги.
   — Что?
   — Филипп Гомез.
   — Кто это? Кто-нибудь из тех, кого я должна помнить?
   — Это имя вам что-нибудь говорит?
   — Нет.
   — Так зовут вашего патрона в «Майлстоуне».
   — Правда? — она попыталась представить себе Филиппа Гомеза. Но припомнить лицо этого человека ей не удалось. Ей не удалось также вспомнить что-либо о нем.
   — Мой патрон? Филипп Гомез? Вы уверены в этом? Макги засунул руки в карманы своего халата.
   — После того как вы поступили в нашу больницу, мы попытались связаться с кем-нибудь из вашей семьи и обнаружили, что семьи у вас практически нет — у вас же нет близких родственников. Тогда мы позвонили к вам на работу. Я сам разговаривал с Филиппом Гомезом. По его словам, вы проработали в «Майлстоуне» больше четырех лет. Он был очень обеспокоен тем, что случилось с вами. Он даже звонил сюда сам четыре или пять раз и интересовался вашим здоровьем.
   — Мы можем позвонить ему сейчас? — попросила Сюзанна. — Если я услышу его голос, может быть, мне удастся сдвинуть что-то в моей памяти. Может быть, это поможет мне.
   — Да, но у меня нет номера его домашнего телефона, — сказал Макги. — Так что мы сможем позвонить ему только завтра на работу.
   — Почему не сегодня?
   — Сегодня воскресенье.
   — О-о, — простонала Сюзанна.
   Оказывается, она даже не знала, какой сейчас день недели, и это обстоятельство опять вывело ее из равновесия.
   — Мы обязательно позвоним ему завтра, — заверил ее Макги.
   — Что будет, если поговорю с ним и все равно не смогу вспомнить ничего о своей работе?
   — Я уверен, что сможете.
   — О, послушайте, не надо говорить со мной, как с маленькой девочкой. Давайте будем откровенны. О'кей? Ведь не исключено, что я так и не смогу ничего вспомнить о своей работе?
   — Вряд ли это возможно.
   — Но не исключено полностью?
   — Ну... всякое бывает.
   Она откинулась на подушки, внезапно почувствовав страшную усталость и огорчение.
   — Послушайте, — продолжал Макги. — Даже если вы вообще ничего не вспомните о вашей работе в «Майлстоуне», это вовсе не значит, что вы не сможете туда вернуться. В конце концов, вы же не забыли физику, вы все еще являетесь компетентным специалистом в этой области. При вас осталось ваше образование, ваши знания. Вот если бы у вас была полная потеря памяти, если бы вы не умели даже читать и писать — это было бы ужасно. Но надо благодарить Бога, что этого с вами не случилось. Пройдет какое-то время — и вы прекрасно все вспомните. Я просто уверен в этом.
   Сюзанна надеялась, что доктор окажется прав. Сейчас ее некогда размеренная, расписанная до мелочей жизнь вышла из привычной колеи, и это очень угнетающе действовало на ее психику. Если этот сбой останется с ней на всю жизнь, она этого просто не вынесет. Она всегда управляла своей жизнью, она нуждалась во власти над обстоятельствами.
   Макги вынул руки из карманов и взглянул на часы.
   — Мне пора уходить. Я еще загляну к вам ненадолго, перед тем как уходить домой. А вы используйте это время для отдыха, если захотите, — доешьте то, что не доели из обеда. И главное — не расстраивайтесь. Вы все вспомните о «Майлстоуне», когда придет время.
   Совершенно неожиданно, слушая слова Макги, Сюзанна поймала себя на мысли, что будет лучше, если она вообще никогда ничего не вспомнит о «Майлстоуне», она даже не могла понять, откуда к ней явилась эта нелепая мысль. Ее вдруг охватил озноб, она почувствовала страшный холод, которому невозможно было найти объяснения.
   Сюзанна проспала часа два. Никакие сны ей на этот раз не снились или снились, но она их не запомнила.
   Она почувствовала, что во время сна покрылась испариной. Волосы на голове спутались. Пытаясь расчесать их расческой, она несколько раз вскрикнула от боли.
   Сюзанна как раз закончила приводить себя в порядок, когда в палату вошла миссис Бейкер, толкая перед собой инвалидную коляску.
   — Hv вот и пришло время попутешествовать немного, деточка.
   — Куда мы отправимся?
   — О, всего лишь исследуем коридоры и закоулки экзотического третьего этажа этого романтического, загадочного, фантастического места, которое называется окружная больница Уиллауока, — патетически провозгласила миссис Бейкер. — Путешествие будет незабываемым. Вы получите массу удовольствий. Кстати, доктор пожелал, чтобы вы начали привыкать к движению.
   — Я не очень-то привыкну, если буду сидеть в этой коляске.
   — Вы, может быть, мне не поверите, но, даже сидя в коляске, глядя на больницу, на других пациентов, вы страшно устанете. Вы же далеко не в той форме, в какой находятся олимпийские чемпионы, сами должны это понимать.
   — Но я уверена, что смогу идти самостоятельно, — упорствовала Сюзанна. — Меня надо только слегка поддержать, вы же позволите мне слегка опереться на вашу руку, а затем я смогу...
   — Завтра вы сможете попробовать сделать пару шагов, — перебила ее миссис Бейкер, опуская боковое ограждение кровати. — А сегодня вам придется довольствоваться прогулкой на транспорте, а я сыграю роль шофера.
   Сюзанна изобразила на лице недовольство.
   — Нет ничего хуже, чем быть инвалидом.
   — О, Бога ради, вы же совсем не инвалид, у вас просто временная слабость.
   — И это тоже мне не по душе.
   Миссис Бейкер установила кресло возле кровати.
   — Во-первых, я попрошу вас сесть на край кровати и пару минут подвигать ногами.
   — Зачем?
   — Чтобы слегка размять мышцы ног.
   Сидя на кровати безо всякой опоры за спиной, Сюзанна чувствовала себя неуверенной и ослабевшей. Руками она вцепилась в матрас, так как боялась соскользнуть на пол.
   — С вами все нормально? — поинтересовалась миссис Бейкер.
   — Да, все отлично, — пытаясь изобразить бодрость в голосе, отозвалась Сюзанна.
   — Тогда продолжайте разминать ноги, милая.
   Сюзанна болтала ногами, и ей казалось, что к каждой из них подвешено по чугунной гире.
   Наконец миссис Бейкер скомандовала:
   — Ну, пожалуй, достаточно.
   Сюзанна, к своему огорчению, обнаружила, что даже от этого легкого упражнения она вспотела. К тому же она уже чувствовала себя утомленной. Несмотря на это, вслух она заявила:
   — Я уверена, что смогу идти самостоятельно.
   — Завтра, это будет завтра, — сказала миссис Бейкер.
   — Но я действительно чувствую себя хорошо.
   Миссис Бейкер направилась к стенному шкафу и достала оттуда халат, вполне подходящий по цвету к пижаме Сюзанны. Пока та надевала халат, медсестра отыскала в шкафу пару шлепанцев и помогла нацепить их на ослабевшие ноги пациентки.
   — Теперь все в порядке, милочка. Начинайте потихоньку сползать с кровати, опирайтесь на меня, а я помогу вам сесть в коляску.
   Поднимаясь с кровати, Сюзанна попыталась вопреки указаниям медсестры самостоятельно сделать пару шагов, чтобы доказать, что она вовсе не инвалид. Но как только ее ступни коснулись пола, она сразу же поняла, что ноги ни за что не выдержат ее веса — они, казавшиеся еще минуту назад сделанными из чугуна, теперь гнулись подобно тростнику. Решив не рисковать и не позориться перед миссис Бейкер, Сюзанна схватилась покрепче за руку медсестры и позволила перенести себя в кресло-коляску, словно маленького ребенка.
   Миссис Бейкер лукаво подмигнула.
   — Ну как? Вы все еще думаете, что одолеете пару миль бегом?
   Сюзанне было и смешно, и грустно от ее никчемного упрямства. Улыбнувшись и покраснев, она ответила:
   — Отложим забег до завтра. А завтра — вот увидите — я пройду сама столько, что протру эти шлепанцы до дыр. Вот посмотрите.
   — Да, милая, не знаю, сколько в тебе здравого смысла, но уверена в одном — силы воли у тебя столько, что тебе можно только по-хорошему позавидовать.
   Миссис Бейкер встала за спинку кресла-коляски и вывезла ее из палаты. Поначалу от движения Сюзанну слегка подташнивало, но вскоре она сумела справиться с неприятными ощущениями.
   Больница была выстроена в виде буквы Т, а палата Сюзанны находилась в правом крыле более короткой части здания. Вскоре они преодолели пересечение коридоров и выбрались в прямой и длинный коридор, который вел к основанию буквы Т.
   Даже сам факт перемещения из палаты в коридоры больницы подействовал на Сюзанну успокаивающе, ободряюще. Полы в коридорах были выложены темно-зеленой виниловой плиткой, стены на высоту трех футов выкрашены в гармонирующий с полом цвет, а выше — в светло-зеленый, тем же цветом был выкрашен и потолок. Все это давало ощущение глубины пространства, чувство простора. В коридорах царила такая же стерильная чистота, как и в палате Сюзанны. Она вспомнила огромную больницу в Филадельфии, в которой умирал от рака ее отец, — там все было таким обветшавшим, неухоженным и неуютным, покрытым пылью и трещинами, что Сюзанна поблагодарила небо за то, что попала в окружную больницу Уиллауока.
   Врачи, медсестры, санитары также своим поведением отличались от тех, что она видела в больнице, где умер ее отец. Все эти люди при встрече с ней улыбались. На лице у каждого читалась участливость, желание помочь. За то время, пока она объезжала коридоры больницы, несколько человек успели обменяться с ней дружескими приветствиями, интересовались, как она себя чувствует, и желали ей скорого выздоровления.
   Миссис Бейкер довезла Сюзанну до конца длинного коридора и повернула обратно. Усталость уже брала свое, но Сюзанна чувствовала, что болезнь отступает от нее с каждым часом. Сегодня ей было гораздо лучше, чем вчера, а в этот послеобеденный час лучше, чем утром. Будущее теперь рисовалось ей в куда более радужных тонах.
   Прекрасное настроение внезапно исчезло, с неожиданностью ружейного выстрела.
   Они как раз проезжали мимо одного из сестринских постов — он находился в середине коридора, — когда Двери располагавшегося здесь же лифта открылись и в коридор вышел мужчина, который оказался прямо на пути кресла-коляски. Он был одет как обычный больной: полосатая пижама, коричневый халат, на ногах — шлепанцы. Миссис Бейкер остановила кресло-коляску, чтобы дать ему дорогу. Сюзанна вгляделась в человека, стоящего перед ней, и едва удержалась от того, чтобы не закричать от ужаса. Она готова была кричать, но не могла. Леденящий, парализующий страх сковал все ее тело.
   Его звали Эрнест Харш. Широкие плечи, квадратное лицо с грубыми чертами и глаза цвета грязного льда.
   Когда она повторяла в суде свои свидетельские показания, направленные против него, он сверлил ее вот этими ледяными глазами и не отвел их в сторону ни на секунду. Она без труда поняла, что он хотел выразить своим устрашающим взглядом: ты еще очень и очень пожалеешь о той минуте, когда решила дать свидетельские показания.
   Но это было тринадцать лет назад. Она тогда еще приняла все меры, чтобы этот человек не нашел ее, когда выйдет из тюрьмы. Она уже давно перестала бояться.
   И вот он здесь.
   Он смотрел на нее сверху вниз. Сюзанна беспомощно застыла в своем кресле под взглядом безжалостных глаз, в которых ясно читалось — он ее узнал. Несмотря на прошедшие годы, несмотря на ее изможденный вид, он узнал ее.
   Она хотела бы вскочить с кресла и бежать куда глаза глядят. Но страх парализовал ее, она не могла двинуться с места. С тех пор как открылась дверь лифта, прошло секунды две, не более, но они показались ей бесконечными. Время словно перестало течь и застыло.
   Харш изобразил на своем лице улыбку. Кому-то другому, но только не Сюзанне, эта улыбка могла бы показаться совершенно невинной, даже дружеской. Но она ясно видела в ней ненависть и угрозу.
   Эрнест Харш отвечал за проведение испытаний для новичков в студенческом обществе, в которое так хотел вступить Джерри Штейн. Именно Эрнест Харш убил Джерри Штейна. Он убил его не случайно. Это было преднамеренное, хладнокровное убийство. Убийство в «Доме Грома».
   И вот теперь, сохраняя на лице улыбку, этот человек подмигивает Сюзанне.
   Страх на какое-то мгновение ослабил свою власть над ее телом, и ей удалось найти в себе силы и, опершись на кресло, встать на ноги. Она сделала один шаг, пытаясь уйти от Харша, пытаясь убежать от него, она слышала за спиной удивленный возглас миссис Бейкер. Она попыталась сделать второй шаг, она словно брела по быстрому потоку — и вот этот поток уже сшиб ее с ног. Она падала, но в последнюю секунду кто-то сумел подхватить ее.
   В том мраке, который снова начал распускать свои крылья над ее сознанием, Сюзанна еще успела разглядеть, что Эрнест Харш был одним из тех, кто держал ее. Она была у него в руках. Она посмотрела вверх, в его огромное, как луна, лицо.
   Затем полная темнота заслонила от нее все происходящее.

4

   — Вам угрожает опасность? — недоумевал Макги.
   Миссис Бейкер, стоявшая возле задней спинки кровати, нахмурилась.
   Сюзанна изо всех сил пыталась выглядеть спокойной и убедительной. Она отдавала себе отчет в том, что рассказ истеричной женщины никто не воспримет всерьез, тем более если эта женщина перенесла травму головы. Все ее слова могут вполне счесть за бред. Поэтому очень важно, чтобы Макги поверил ей сразу.
   Очнулась она в своей палате буквально через несколько минут, после того как потеряла сознание в коридоре. Открыв глаза, она увидела, что Макги меряет ей давление. Она набралась терпения и дождалась, пока он закончит процедуру, затем начала свой рассказ об опасности, которая ей отныне угрожает.
   Макги стоял сбоку от кровати, держась рукой за боковую стенку. Он слегка наклонился вперед, на шее у него болтался стетоскоп.
   — Кто вам угрожает?
   — Тот человек.
   — Какой?
   — Мужчина, который встретился нам возле лифта.
   Макги вопросительно посмотрел на миссис Бейкер.
   Медсестра пояснила:
   — Это был один из пациентов.
   — И вы полагаете, что он может быть опасен для вас? — Макги задавал вопросы, всем своим видом выражая крайнее недоумение.
   Сюзанна, нервно теребя воротничок пижамы, начала свой рассказ:
   — Доктор Макги, вы помните, наверное, я говорила о моем друге, которого звали Джерри Штейн?
   — Конечно, помню. Тот юноша, с которым вы были почти помолвлены.
   Сюзанна кивнула.
   — Он погиб совсем нелепо — когда хотел вступить в какое-то студенческое общество.
   — Да что вы! — с чувством воскликнула миссис Бейкер, она впервые услышала о Джерри. — Какой ужас!
   У Сюзанны пересохло в горле. Она судорожно попыталась справиться с собой и продолжала:
   — В студенческом обществе это называлось «испытанием через унижение». Испытуемый должен был вытерпеть какой-нибудь унизительный для него обряд в присутствии девушки, с которой он в это время дружит. Он ничем не должен выдать своего недовольства перед теми, кто его унижает. Так вот, Джерри и меня привели в одну из пещер в паре миль от студенческого городка Брайерстеда. Это было обычное место для испытаний новичков, там все было как будто нарочно предусмотрено для идиотских представлений. Надо сказать, что я долго не соглашалась туда идти. Я с самого начала не хотела участвовать в этом спектакле. Не потому, что мне что-то угрожало, нет. Кстати, сначала ничто не предвещало беды, все были настроены на развлечение, на игру. Джерри так не терпелось, чтобы это началось поскорей. А я, где-то на подсознательном уровне, предчувствовала... что-то нехорошее. Кроме того, как мне показалось, те ребята, которые должны были исполнять этот ритуал, приняли внутрь порядочную дозу спиртного. Я даже не хотела садиться к ним в машину. Но в конце концов они уговорили меня, и мы поехали — ведь Джерри так стремился вступить в это общество; я не желала быть ему помехой.
   Сюзанна посмотрела в окно на пасмурное сентябрьское небо. Поднялся ветер, он раскачивал верхушки высоких елей.
   Она не любила рассказывать о смерти Джерри. Но сейчас у нее не было другого выхода — она должна была рассказать все, чтобы Макги и миссис Бейкер поняли, почему Эрнест Харш представляет для нее серьезную, очень серьезную угрозу.
   Она продолжала:
   — Меловые пещеры близ Брайерстеда имеют внушительные размеры. Там существуют то ли восемь, то ли десять подземных залов. Может быть, их даже больше — не знаю. Некоторые залы просто огромны. В них очень сыро, темно и пахнет плесенью, должно быть, это настоящий рай для спелеологов.
   Подталкивая ее к продолжению рассказа, Макги произнес:
   — Эти огромные пещеры, должно быть, пользуются популярностью у туристов, но я никогда о них ничего не слышал.
   — О нет, там никто ничего не организовывал для туристов, это вовсе не то, что Карлсбадские пещеры или пещеры в Люре. Место это малопривлекательно из-за страшной сырости и однообразия меловых стен. Единственное, что отличает пещеры в Брайерстеде, — это размеры. Самая большая из них величиной с готический собор. Индейцы племени шоуни даже дали ей название — «Дом Грома».
   — Грома? — переспросил Макги. — Почему?
   — В одном из углов этой пещеры с большой высоты низвергается подземный водопад, звук которого многократно отражается от меловых стен, так что в этой пещере как бы постоянно гремит гром.