«Мерседес» свернул с меньшим усилием, хотя его водитель не знал, что собиралась делать Лаура. На подъеме разрыв между машинами сократился до тридцати ярдов.
   Извилистые молнии вдруг рассекли небо на юге. Они были достаточно близко, чтобы превратить ночь в день вокруг них. Даже сквозь рев мотора она могла слышать раскаты грома.
   Глядя на всполохи молний, Крис сказал:
   – Мама, что происходит?
   – Я не знаю, – сказала она или, скорее, закричала, чтобы он слышал ее сквозь кокофонию ревущего мотора и гремевших небес.
   Она не слышала выстрелов, но слышала удары пуль об обшивку «джипа», одна из пуль проделала дырку в лобовом стекле, другая застряла в сиденье, на котором они сидели. Она начала крутить руль, бросая машину из стороны в сторону, чтобы сделать их цель более трудной, хотя для нее это было не так легко во вспышках света. Или головорезы прекратили огонь, или они начали мазать, но она больше не слышала ударов пуль. Как бы то ни было, эти виражи замедлили движение и «мерседес» приблизился еще быстрее.
   Хотя большая часть лобового стекла осталась нетронутой, от дырки разошлись трещины, которые мешали обзору.
   До «мерседеса» было пятнадцать ярдов, десять.
   Молнии и гром утихли.
   Она выехала на холм и увидела, что асфальт кончается через полмили вниз по склону. Она прекратила виражи и нажала на газ. Когда асфальт кончился, «джип» заурчал на мгновение, как будто удивленный переменой дорожного покрытия, но потом устремился вперед по покрытой снегом замерзшей грязи. Они перескочили несколько борозд, проехали узкое ущелье, где над ними нависали деревья, и поднялись на следующий холм.
   В боковое зеркало Лаура видела, как «мерседес» проехал ущелье и начал подниматься на холм. Но когда она поднялась на вершину холма, машина преследователей начала терять управление. Ее водитель повернул руль в противоположную от заноса сторону, вместо того чтобы повернуть его в сторону заноса. Колеса «мерседеса» вращались вхолостую. Автомобиль заскользил вниз и в сторону по склону, пока не ткнулся правым передним боком в снежную насыпь на обочине дороги.
   – Их вынесло на обочину! – сказал Крис.
   – Им понадобится полчаса, чтобы выбраться. Лаура проехала вершину холма и начала спускаться по склону горной дороги.
   Хотя она оторвалась от преследователей и могла немного расслабиться, ее страх ничуть не уменьшился. У нее было предчувствие, что они еще не были в безопасности, а она научилась верить своим предчувствиям еще больше двадцати лет назад, когда ожидала, что Белый Угорь навестит ее той ночью, когда она осталась одна в комнате в Маклярой, той ночью, когда он оставил «Тутси Роллс» под ее подушкой. Предчувствие было чем-то вроде неподсознательного мышления, которое беспрерывно работало.
   Что-то было не так. Но что?
   Они ехали со скоростью двадцать миль в час по узкой, извилистой, заснеженной дороге с бороздами замерзшей грязи. Сперва они ехали по скалистым холмам, где не было ни одного деревца, потом спустились на равнину, где по обеим сторонам дороги стояли такие густые заросли деревьев, что свет фар, казалось, отражался от этой плотной стены стволов сосен.
   Ее спаситель, лежавший на полу «джипа», начал бредить. Она волновалась за него, она хотела бы ехать быстрее, но не могла.
   Две мили, после того как они оторвались от погони, Крис молчал. Наконец он сказал:
   – Там, в доме… ты убила кого-нибудь из них? Она заколебалась.
   – Да. Двоих.
   – Хорошо.
   Встревоженная его мрачным удовольствием, которое он выразил одним этим словом, Лаура сказала:
   – Нет, Крис, убивать нехорошо. Меня тошнило от этого.
   – Но они заслужили это, – сказал он.
   – Да, заслужили. Но это не значит, что их приятно убивать. Это не так. В этом нет никакого удовлетворения. Просто… чувствуешь отвращение к этой необходимости. И раздражение.
   – Я бы хотел убить хоть одного из них, – сказал он с холодным гневом, который был ужасен для мальчика его лет.
   Она посмотрела на него. Он выглядел старше – с лицом, скрытым тенью и освещенным бледным и желтым светом приборной доски.
   Вскоре равнинная дорога снова стала подниматься в горы. Она не отрывала глаз от неровной дороги.
   – Дорогой, мы поговорим об этом позже. Сейчас я хочу, чтобы ты попытался понять кое-что. В мире много плохих философий. Ты знаешь, что такое философия?
   – Нет… я не уверен.
   – Иногда люди верят в то, во что им трудно поверить. Но есть две категории людей, которых считают самыми опасными и самыми худшими. Некоторые люди считают, что насилие – это лучший способ для решения всех проблем; они избивают или убивают тех, кто с ними не согласен.
   – Как эти парни, которые преследуют нас.
   – Да. Очевидно, эти люди принадлежат к этой категории. Это плохой способ мышления, потому что насилие ведет к еще большему насилию. Кроме того, если ты улаживаешь проблемы при помощи оружия, в этом нет справедливости, нет мира и надежды. Ты понимаешь меня?
   – Думаю, да. Но какой второй опасный способ мышления?
   – Пацифизм, – сказала она.– Он противоположный первому способу. Пацифисты призывают никогда не поднимать руки против другого человека, чтобы он ни делал или ни собирался сделать. Если пацифист стоял бы рядом со своим братом и видел, что кто-то хочет убить его, он бы скорее пожелал брату убежать, но никогда не взял бы в руки оружия и не остановил бы убийцу.
   – И он позволил бы убийце преследовать его брата? – спросил Крис удивленно.
   – Да. И что хуже всего, он скорее бы позволил убить своего брата, чем поступился бы своими принципами и стал бы сам убийцей.
   – Это ужасно.
   Они перевалили через хребет, и дорога спустилась в другую долину. Ветви сосен висели так низко, что они царапали крышу, роняя снег на капот и лобовое стекло.
   Лаура включила дворники и сосредоточилась на дороге, использовав перемену в местности для того, чтобы прервать разговор и продумать свое объяснение получше. Они видели много насилия за последний час; еще больше насилия несомненно ждало их впереди, и она должна была подготовить Криса. Она не хотела, чтобы он считал оружие и мускулы исключительными мерами защиты. С другой стороны, она не хотела, чтобы он считал насилие главным способом решения проблем.
   Наконец она сказала:
   – Некоторые пацифисты просто трусы, но некоторые действительно считают, что лучше допустить убийство невинного человека, чем убить или остановить убийцу. Они не правы потому, что не предотвращая преступления, становятся его соучастниками. Они хуже того, кто нажимает курок. Может быть, это тебе еще не понять и может быть, тебе нужно много думать, чтобы понять это, но ты должен понять, что нужно жить в середине между убийцами и пацифистами. Ты должен пытаться избежать насилия. Ты не должен его начинать. Но если его начал кто-то другой, ты должен защищать себя, друзей, семью, каждого, кто в опасности. Когда я стреляла в этих людей в доме, меня тошнило. Я не герой. Я не горжусь тем, что убила их, но я не чувствую стыда за это. Я не хочу, чтобы ты гордился мною за это или думал, что это приносит удовлетворение, что месть заставляет меня чувствовать лучше. Это не так.
   Он молчал. Она сказала:
   – Я говорю что-нибудь непонятное?
   – Нет. Но мне нужно подумать немного, – сказал он.– Кажется, сейчас я думаю неправильно потому, что хочу, чтобы они умерли, все, кто имеет какое-нибудь отношение… к тому, что случилось с папой. Но я попробую измениться, мама. Я постараюсь быть лучше.
   Она улыбнулась.
   – Я знаю, что это тебе удастся, Крис.
   Во время разговора с Крисом и в течение нескольких минут тягостного молчания Лауру не переставало покидать чувство грозящей им опасности. Они проехали около семи миль по горной дороге, а впереди, возможно, была еще миля проселочной дороги, две мили асфальта, прежде чем они выедут на тридцать восьмой маршрут. Чем дальше она ехала, тем увереннее становилась в том, что не предусмотрела чего-то и что опасность была близко.
   Она неожиданно остановилась на вершине холма перед спуском вниз. Она заглушила двигатель и выключила фары.
   – Что случилось? – спросил Крис.
   – Ничего. Мне нужно подумать и посмотреть нашего пассажира.
   Она вылезла из машины и обошла «джип». Она открыла заднюю дверь, изрешеченную пулями. Осколки стекол упали к ее ногам. Она залезла в машину и проверила пульс раненого. Он был очень слабым, слабее, чем раньше, но постоянным. Она положила руку на его лоб и обнаружила, что он больше не был холодным; кажется, у него был жар. По ее просьбе Крис подсветил фонариком, который он достал из бардачка. Она отвернула одеяло, чтобы посмотреть, не возобновилось ли кровотечение. Его рана выглядела плохо, но свежей крови не было, несмотря на ту тряску, которую ему пришлось перенести. Она снова завернула его в одеяло, вылезла из «джипа» и закрыла дверь.
   Она выломала остатки стекла заднего окна и маленького бокового окна со стороны водителя. Без осколков стекла повреждения машины были менее заметны и меньше привлекали внимание полицейских или кого-нибудь другого.
   Некоторое время она стояла на холодном воздухе и смотрела в темноту, пытаясь найти связь между своим инстинктом и реальностью. Почему она была так уверена в приближающейся беде и в том, что насилие еще не закончилось?
   Облака на небе неслись на восток, их гнал ветер, который не достиг еще земли, где воздух был относительно спокойным. Лунный свет едва пробивался сквозь облака и тускло освещал покрытые снегом холма, заснеженные верхушки сосен и горные хребты.
   Лаура посмотрела на юг, где в нескольких милях отсюда горная дорога соединялась с тридцать восьмым маршрутом, все в этом направлении казалось спокойным. Она посмотрела на запад, восток, потом на север, откуда они приехали, и во всех направлениях гор Сан-Бернардино не было и признака присутствия человека, ни одного огонька; всюду был мир и спокойствие.
   Она задавала себе те же вопросы и давала те же ответы, которые звучали во внутреннем диалоге уже год. Откуда появляются люди с этими поясами? С другой планеты, из другой галактики? Нет. Они были такими же людьми, как она. Тогда, может быть, они приезжают из России. Может быть, их пояса действуют как передатчики, как приборы телепортации из старого фильма «Муха». Это может объяснить акцент ее спасителя – если он телепортировался из России, – но это не объясняет его внешности, не изменившейся за двадцать пять лет; кроме того, она никогда серьезно не верила в то, что Советский Союз или кто-то еще мог изобрести такие передатчики, которые позволяли бы путешествовать во времени.
   Она думала об этом несколько месяцев, хотя была так не уверена в своих домыслах, что даже многого не сказала об этом Тельме. Но если спаситель вторгался в ее жизнь в самые опасные моменты, используя путешествия во времени, он мог предпринять все эти путешествия за один месяц или неделю его собственного времени, в то время как в ее жизни проходили многие годы, поэтому он и не состарился. Пока она не спросит его и не узнает правды, теория о путешествиях во времени казалась единственной; спаситель путешествовал к ней из какого-то будущего времени; и, очевидно, это было неприятное будущее, потому что, говоря о поясе, он сказал:
   – Он перенесет тебя туда, куда бы ты никогда не захотела попасть, – и в его глазах был испуг. Она не имела понятия, почему путешественник во времени не появлялся из будущего для ее защиты от всех людей, от вооруженного грабителя и потерявшего управление грузовика.
   Ночь была тихой, темной и холодной.
   Они направлялись прямиком к беде.
   Она знала это, но она не знала, что это была за беда и откуда исходит.
   Когда она снова залезла в «джип», Крис сказал:
   – Что-то случилось?
   – Ты так любишь «звездный переход» и «звездные войны», что можешь стать моим главным советчиком, когда я начну новый роман.
   Мотор «джипа» молчал, и салон машины освещался только тусклым лунным светом. Но она могла видеть лицо Криса, потому что за несколько минут ее глаза адаптировались к темноте. Он недоуменно смотрел на нее.
   – О чем ты говоришь?
   – Крис, как я сказала раньше, я собираюсь рассказать тебе все о человеке, который лежит там, о его странных появлениях в моей жизни, но сейчас у нас нет на это времени, поэтому не задавай мне, пожалуйста, вопросов, о'кэй? Но я предполагаю, что он мой спаситель – так я думаю о нем потому, что он защищал меня от ужасных вещей. Я предполагаю, что он путешественник во времени из будущего. Я думаю, что он не прилетел в какой-нибудь огромной неуклюжей машине. Возможно, вся машина заключается в поясе, который он носит на теле, под его одеждой, и он материализуется из простого воздуха, когда прилетает из будущего. Ты мне веришь?
   Крис смотрел широко раскрытыми глазами.
   – И это он?
   – Может быть.
   Мальчик отстегнул ремень безопасности, залез коленями на сиденье и посмотрел на человека, лежащего на мате позади них.
   – Полное дерьмо. – Учитывая необычные обстоятельства, – сказала она, – я прощаю тебе твое выражение.
   Он жалостно посмотрел на нее.
   – Прости. Но путешественник во времени?!
   Если бы она разозлилась на него, злость не сохранилась бы долго, когда она увидела бы его возбуждение и мальчишеский интерес, какого не мог вызвать у него даже Джесон Гэйнс во время рождественских праздников. Мысль о путешественнике во времени неожиданно наполнила его надеждой и весельем. Это был самый выдающийся момент в его жизни: хотя он был жестоким, он был также мистичным; иногда мистичное казалось миражом, а стремление к миражу могло вселить в человека стремление к жизни, но несбывшиеся надежды могли ранить мальчика так, что ничто бы уже не залечило его меланхолии.
   Она сказала:
   – О'кэй, давай предположим, что когда он хочет вернуться в свое время, то нажимает кнопку на необычном поясе.
   – Можно мне посмотреть этот пояс?
   – Позже, Помнишь, ты обещал не задавать сейчас много вопросов?
   – О'кэй.
   Он снова посмотрел на спасителя, повернулся и сел, обратив все внимание к матери.
   – Когда он нажимает кнопку – что происходит?
   – Он просто исчезает.
   – Уау! А когда он прилетает из будущего, он просто появляется из воздуха?
   – Я не знаю. Я никогда этого не видела. Но мне почему-то кажется, что в этот момент сверкает молния и гремит гром.
   – Молния была сегодня вечером!
   – Да, но молния не всегда бывает. Хорошо. Предположим, что он появляется в нашем времени, чтобы помогать нам, чтобы защищать нас от определенной опасности.
   – Как от того грузовика.
   – Мы не знаем, почему он защищает нас, и не узнаем, пока он не скажет сам. Как бы то ни было, в будущем возможно есть другие люди, которые не хотят, чтобы он нас защищал. Их поведение мы тоже не можем объяснить. Но одним из них был Кокошка, человек, который застрелил твоего отца.– Те парни, которые ворвались в наш дом, – сказал Крис, – тоже из будущего.
   – Думаю, да. Они намеревались убить спасителя, тебя и меня. Но мы сами убили двоих, а двое других застряли в «мерседесе». Итак… что они собираются делать дальше, малыш? Теперь ты мой советчик. У тебя есть какие-нибудь идеи?
   – Дай мне подумать.
   Лунный свет тускло освещал грязный капот «джипа».
   В салоне становилось холодно; из их ртов вылетали облачка пара, и окна начали затягиваться дымкой. Лаура завела мотор, включила обогреватель, но не зажгла фар.
   Крис сказал:
   – Раз их миссия провалилась, они не будут оставаться здесь. Они вернутся в будущее, откуда прилетели.
   – Это те два парня в нашей машине?
   – Да. Они, может быть, уже нажали кнопки на поясах убитых тобой бандитов, послали тела в будущее, и в доме нет больше трупов, нет доказательств того, что там были путешественники во времени. Кроме, может быть, крови. Поэтому, когда оставшиеся двое или трое головорезов вылетели на обочину, они бросили свою затею и вернулись домой.
   – Значит, они нас больше не преследуют? Значит, может быть, они не станут возвращаться с Бич Би, красть другую машину и пытаться найти нас?
   – Вряд ли. Это слишком трудно. Я имею в виду, что у них есть более простой способ найти нас, чем ездить и искать, как это бы делали обычные люди.
   – Какой способ?
   Мальчик повернулся к лобовому стеклу и посмотрел на снег, мерцающий в лунном свете.
   – Понимаешь, мама, как только они потеряли нас, то могли нажать кнопку на своих поясах, вернуться в будущее и предпринять новое путешествие в наше время, чтобы поставить нам другую ловушку. Они знали, что мы поехали по этой дороге. Поэтому они могли сделать новый прыжок в наше время, но чуть раньше, и поставить западню на другом конце дороги, где они и ждут нас сейчас. Да, они там! Держу пари, что они там.
   – Но почему они не могли вернуться раньше своего первого путешествия и атаковать нас раньше, чем мой спаситель предупредит нас?
   – Парадокс, – сказал мальчик.– Знаешь, что это значит?
   Слово казалось слишком сложным для мальчика его лет, но она сказала:
   – Да, я знаю, чтотакое парадокс. То, что неестественно, но возможно.
   – Понимаешь, мама, в путешествиях во времени полно всевозможных парадоксов. То, чего не может быть, может произойти.– Сейчас он говорил тем возбужденным голосом, которым описывал героев своих любимых фильмов и комиксов, но с той напряженностью, которой она не слышала никогда раньше, наверное, потому, что это была реальность, которая удивительнее даже вымысла.
   – Например, ты могла бы вернуться во времени и жениться на своем дедушке. Понимаешь, тогда ты была бы своей бабушкой. Если путешествие во времени возможно, ты бы могла сделать это, но тогда – как бы ты тогда родилась, если бы твоя настоящая бабушка никогда бы не вышла замуж за твоего дедушку? Парадокс! Или, что было бы, если бы ты вернулась в прошлое, встретилась бы со своей мамой, когда она была ребенком, и случайно бы убила ее? Но если бы ты перестала существовать, тогда – как бы ты тогда вернулась обратно? Парадокс! Парадокс!
   Глядя на него сквозь темный салон «джипа», Лауре показалось, что она видела совсем другого мальчика, а не того, которого всегда знала. Конечно, она знала о его увлечениях космическими историями, которыми увлекались почти все дети его лет. Но прежде она никогда не заглядывала так глубоко в его сознание, обостренное влиянием этого увлечения. Очевидно, американские дети конца двадцатого века жили более богатыми фантазиями, чем дети других времен, но они не верили в эльфов, фей и приведений, с которыми имело дело раннее поколение, что не думало о пространстве, космосе и времени, которые были за пределами их сознания и эмоций. Ей казалось, что она одновременно разговаривала и с маленьким мальчиком, и с ученым. Она смущенно сказала:
   – Итак… когда этим людям не удалось убить нас в первый раз, почему бы им не предпринять второе путешествие во времени до их первой попытки и не попытаться убить нас раньше, чем мой спаситель предупредит нас?
   – Понимаешь, твой спаситель уже прошел сквозь время, чтобы предупредить нас. Поэтому если они вернутся до того, как он предупредил нас, – как он нас тогда уже предупредил, как мы смогли быть здесь, где мы есть, живыми? Парадокс!
   Он засмеялся и захлопал в ладоши, как гном, испытывающий радость от того удивительного впечатления, которое он произвел своими чарами.
   В отличие от его юмора, Лаура испытывала головную боль, пытаясь понять всю сложность и запутанность этих вещей.
   Крис сказал:
   – Некоторые люди не верят, что путешествия во времени возможны вообще из-за этих парадоксов. Но другие считают, что они возможны, пока не сталкиваются с парадоксом. Если это правда, понимаешь, тогда убийцы не могут вернуться во время, предшествующее их первому путешествию, потому, что двое из них были убиты. Они не могут сделать этого потому, что они уже мертвы, и это было бы парадоксом. Но те парни, которых ты не убила, и, может быть, еще другие могут предпринять еще одно путешествие, чтобы встретить нас в конце этой дороги.– Он подался вперед и посмотрел сквозь испещренное трещинами лобовое стекло.
   – Вот что значат эти молнии, когда мы начали юлить по дороге, чтобы затруднить им стрельбу, – из будущего прилетели другие ребята. Да, держу пари, что они ждут нас где-то там, в темноте.
   Потирая виски пальцами, Лаура сказала:
   – Но если мы повернем и поедем обратно, если мы не поедем в уготованную западню, они поймут, что мы раскусили их. И они предпримут третье путешествие во времени, вернутся к «мерседесу» и подстрелят нас, когда мы будем возвращаться. Они достанут нас в любом случае, куда бы мы ни поехали.
   Он отрицательно покачал головой.
   – Нет. Пока они это поймут, пройдет полчаса или час, и мы уже проедем мимо «мерседеса».– Мальчик возбужденно закружился на сиденье.– Поэтому если они попытаются предпринять третье путешествие, чтобы вернуться на начало дороги и устроить нам там ловушку, они не смогут сделать этого потому, что мы уже проедем это место и будем в безопасности. Парадокс! Понимаешь, они вынуждены играть по правилам, мама. Они не волшебники. Они должны играть по правилам, и их можно победить!
   За свои тридцать три года она ни разу не испытывала головной боли, которая превратилась из тихой в жесточайшую так быстро. Чем больше она пыталась понять трудности, которые испытывали путешественники во времени, тем сильнее становилась эта боль.
   Наконец она сказала:
   – Я пас. Думаю, мне нужно было смотреть «Космический перевал» и читать Роберта Хейнлейна все эти годы, вместо того чтобы быть серьезной, взрослой, потому что я не способна понять всего этого. Поэтому я скажу тебе вот что. Я собираюсь положиться на твою сообразительность, чтобы перехитрить их. Ты должен пытаться сделать шаг раньше их. Они хотят убить нас. Так как они смогут убить нас, чтобы избежать этих парадоксов? Где они окажутся в следующий раз? Сейчас мы поедем назад, к «мерседесу», и если ты прав, то никто не будет нас там ждать. Где они окажутся после этого? Увидим ли мы их еще сегодня? Подумай об этих вещах, и если у тебя будут идеи, дай мне знать.
   – Хорошо, мама.
   Он замер на своем сиденье, широко улыбнувшись, а потом начал кусать губу, погружаясь все глубже в игру.
   Только это была не игра. На кону были их жизни. Убийцы со сверхчеловеческими способностями противостояли воображению восьмилетнего мальчишки.
   Лаура включила заднюю скорость и проехала около двухсот ярдов, пока не нашла достаточно широкое для разворота место. Они ехали туда, откуда приехали, к «мерседесу», стоявшему на обочине, к Бич Би.
   Она не испытывала ужаса. В их ситуации было так много неизвестного и непонятного, что ужасу не было места. Ужас не был ни счастьем, ни депрессией, это было состояние, которое по своей природе не могло продолжаться долго. Ужас проходил быстро. Иначе бы он напугал вас до смерти; вы бы кричали от ужаса, пока ваш мозг не разорвался бы. Она не кричала, и, несмотря на головную боль, ее мозг был далек от того, чтобы разорваться. Она испытывала лишь слабый и непонятный страх, который был чуть сильнее тревоги.
   Какой это был день? Какой год? Какая жизнь?
   Экзотические новости.
 

ГЛАВА 2

   Они проехали мимо «мерседеса» и добрались до конца горной дороги, не встретив людей с автоматами. На пересечении с дорогой к озеру Лаура остановилась и посмотрела на Криса.
   – Теперь что?
   – Пока мы едем в то место, в котором никогда не были, – сказал он, – мы будем в безопасности. Они не смогут найти нас, если не будут знать, где мы. Понимаешь, теперь, когда мы ускользнули от этих парней, они вынуждены вернуться в будущее и посмотреть записи, которые у них есть о нас, мама, о нашей истории. Тогда они узнают, где ты покажешься снова, может, ты захочешь снова жить в нашем доме. Или, если ты спрячешься на год и напишешь другую книгу, они появятся в том месте, где ты будешь писать книгу, потому что это будет запись в будущем, они будут знать, что смогут найти тебя в этом месте в определенное время.
   Она нахмурилась.
   – Ты хочешь сказать, что единственный путь избежать их до конца моей жизни – это сменить имя, быть постоянно в бегах и не оставлять никаких следов, то есть исчезнуть из общественной истории?
   – Да. Я думаю тебе придется сделать это, – сказал он возбужденно.
   Он был достаточно сметлив, чтобы найти способ защиты от головорезов, путешествующих во времени, но не достаточно взрослый, чтобы понять, как будет тяжело им расстаться со всем, что у них есть, и начать с наличными, которые есть у них в карманах. Сейчас он размышлял в одном узком направлении и был ограничен в других. В теории путешествий во времени он был мудр не по годам, в других случаях ему было все те же восемь лет. Она сказала:
   – Я никогда не смогу написать другой книги, потому что я должна держать связь с редакторами и агентами хотя бы по телефону. Значит, будут телефонные записи, которые могут быть следами. Я не смогу забрать свои авторские гонорары и остальные деньги в банках потому, что рано или поздно мне придется сделать это самой, что снова останется в истории. У них будет эта запись в будущем, и они могут появиться в этот момент в банке, чтобы расправиться со мной, когда я появлюсь. Как же мне забрать деньги, которые у нас есть? Как я смогу расплачиваться в магазинах без предъявления кредитной карточки, которая снова станет записью в будущем? – Она, моргая, смотрела на него.– Господи, Крис, мы в ловушке!
   Теперь мальчик был поставлен в тупик. Он смотрел на нее, не совсем понимая значение денег в их будущем и трудностей, связанных с ними.