Кунц Дин Рэй. Помеченный смертью

Дин Кунц
Помеченный смертью

   Ли Райт посвящается

Понедельник

1

   Не успели они проехать и четырех домов от меблированной квартиры в центре Филадельфии и впереди было еще больше трех тысяч миль пути до Сан-Франциско, где их ждала Куртни, как Колин затеял одну из своих игр. Он преуспел в них. Нет, его игры не требовали широких площадок, специальной экипировки или большой подвижности. Это были игры, которые спокойно умещались в его голове: игры слов, идей, яркие фантазии. Для своих одиннадцати лет он был очень развитым и чересчур словоохотливым подростком. Худощавый, застенчивый в компании незнакомых людей, он страдал близорукостью и почти никогда не снимал свои очки с толстыми линзами. Может, поэтому он и не испытывал большой любви к спорту. Не было такого случая, чтобы он до упаду гонял мяч. Да и ни один из его физически более развитых ровесников не захотел бы играть с человеком, который спотыкается на каждом шагу, упускает мяч, не оказывая ни малейшего сопротивления. К тому же спорт был ему неинтересен. Он был неглупым мальчиком любил читать, и его собственные игры забавляли его куда больше, нежели футбол. Сидя на коленях на переднем сиденье большой машины, он смотрел через заднее стекло на дом, который покидал навсегда.
   — За нами "хвост", Алекс.
   — Ты думаешь?
   — Ага, я видел его на стоянке возле дома, пока мы складывали в багажник вещи. А теперь он следит за нами.
   Алекс Дойл лишь улыбнулся, поворачивая огромный "Тандерберд" на Лэндсдаун-авеню.
   — Должно быть, черный лимузин?
   Колин отрицательно покачал головой:
   — Нет, фургон.
   Алекс посмотрел в зеркало заднего вида:
   — Я его не вижу.
   — Он отстал, когда ты свернул, — сказал Колин, прижавшись к спинке сиденья и вытянув шею. — Вот он. Видишь?
   В это время новенький фургон "Шевроле" выехал на авеню там же, где выехали и они.
   В понедельник в пять минут седьмого утра других машин на дороге видно не было.

* * *

   — Я думал, это будет лимузин. В кино если кого преследуют, так на большом черном лимузине, — сказал Алекс.
   — Это только в кино. — Колин все наблюдал за фургоном, который так и держался от них на расстоянии одного дома. — В настоящей жизни ничего не бывает таким явным.
   Деревья с правой стороны улицы отбрасывали длинные тени на дорогу, и на ветровом стекле то и дело вспыхивали яркие блики. Майское солнце всходило где-то далеко на востоке. Самого его еще не было видно, но в лучах его уже купались старые двухэтажные домики, и теперь они выглядели как-то свежее, моложе.

* * *

   Взбодренный свежим утренним воздухом и запахом уже набухших почек, Алекс Дойл думал, что никогда он еще не был так счастлив, как сейчас. И предстоящее путешествие возбуждало его не меньше, чем Колина. Управляя тяжелой машиной, он наслаждался послушной ему мощью. Впереди их ждал длинный путь: много часов, много миль, — но лучшую компанию, чем впечатлительный и веселый Колин, вряд ли составит иной взрослый.
   — Он все еще за нами, — не унимался Колин.
   — Интересно зачем.
   Колин пожал плечами и, продолжая наблюдать за их преследователем, ответил:
   — Для этого может быть много причин.
   — Назови хоть одну.
   — Ну... возможно, он узнал, что мы переезжаем в Калифорнию. Везем с собой ценности. Семейные драгоценности, и все такое. Он выслеживает нас где-нибудь на безлюдной дороге, сталкивает в кювет своим фургоном и грабит.
   Алекс рассмеялся:
   — Семейные драгоценности? Да у тебя с собой только одежда. Все остальное мы неделю назад отправили машиной, и часть твоя сестра взяла с собой в самолет. И уж поверь мне, что из всех ценностей мои наручные часы — самая большая.
   Смех Алекса нисколько не смутил Колина.
   — А может, он твой враг. Хочет свести старые счеты, пока ты еще в городе.
   — У меня в Филадельфии нет ни настоящих друзей, ни врагов. Даже если он хотел бы побить меня, то почему бы не сделать это, пока мы грузили чемоданы?
   Впереди включился зеленый светофор, как раз тогда, когда Алекс уже собирался затормозить.
   Немного погодя Колин заметил:
   — Возможно, он шпион.
   — Шпион? — переспросил Алекс.
   — Ну, русский или еще какой-нибудь.
   — Я думал, что мы сейчас с русскими друзья. — Алекс взглянул в зеркало заднего вида. — Но даже если мы с ними и не друзья, то с чего это вдруг шпион заинтересовался нами?
   — Нетрудно догадаться. Он просто спутал нас с кем-нибудь из нашего дома.
   — Ну, таких глупых шпионов я не боюсь, — сказал Алекс, включая кондиционер. Через секунду в душной машине было уже прохладно и свежо.
   — Нет, вряд ли он шпион, — сказал Колин. Все его внимание, казалось, было сосредоточено на этом невзрачном фургоне. — Он, должно быть, кто-то другой.
   — Например?
   — Надо подумать, — произнес мальчик.

* * *

   Пока Колин раздумывал, кто же этот человек в фургоне, Алекс Дойл смотрел вперед, на дорогу, но мыслями был уже в Сан-Франциско. Для него этот холмистый город был не просто точкой на карте. Для него он был синонимом будущего и олицетворял все, что человеку надо в этой жизни. Там его ждала новая работа в одном из рекламных агентств, которое поддерживало молодых талантливых художников. Там был и новый дом рядом с Линкольн-парком: три спальни, захватывающий вид на пост Золотые Ворота и пальма у крыльца. И конечно же, там была Куртни. Без нее ни дом, ни работа ровным счетом ничего не значили. С Куртни они познакомились в Филадельфии, полюбили друг друга, там же и поженились. Ее брат Колин был самым почетным гостем на свадьбе, машинистка из департамента юстиции — необходимым по закону совершеннолетним свидетелем.
   После этого Колина отправили к тетушке Алекса в Бостон, а молодожены провели свой медовый месяц в Сан-Франциско. Там Алекс встретился со своим работодателем, с которым до этого общался лишь по телефону. Там же они с Куртни подыскали дом, в котором теперь будут жить вместе. В Сан-Франциско будущее казалось гораздо более многообещающим и определенным, чем в Филадельфии. Теперь Сан-Франциско — это их будущее. Мысли о Куртни неизменно переплетались в его сознании с мыслями об этом городе. Куртни ассоциировалась у него с Сан-Франциско, а Сан-Франциско — с будущим. Она была обожаемой, интригующей, даже несколько экзотичной. Прямо как Сан-Франциско. И сейчас, когда он думал о Куртни, перед ним возникали картинки то голубого залива, то улиц, бегущих с пригорка на пригорок.
   — Он все еще следует за нами, — Колин прервал его мысли.
   — По крайней мере, он пока не пытался столкнуть нас в кювет, — сказал Алекс.
   — Он и не будет.
   — Да? — удивился Алекс.
   — Он лишь следит за нами. Он из разведслужб.
   — Из ФБР?
   — Думаю, да, — сказал Колин, покусывая губу.
   — Что же ему от нас надо?
   — Наверное, он нас с кем-нибудь спутал. С какими-нибудь радикалами. Он увидел наши длинные волосы и подумал, что это они.
   — Да, видимо, наши шпионы не намного умнее русских. Как ты думаешь? — поинтересовался Алекс.
   Лицо Дойла расплылось в улыбке. Он улыбался потому что сейчас ему было чертовски хорошо и потому что он знал, что улыбка идет ему. За все тридцать лет ему никто ни разу не делал комплиментов. Несмотря на то что на четверть он был ирландцем, с его волевым подбородком и романским носом он бы скорее сошел за итальянца. Как-то месяца через три после их встречи, когда они уже спали вместе, Куртни призналась ему: "Дойл, не могу сказать, что ты красив, но ты очень, очень привлекателен. И когда ты говоришь, что я неотразима, мне бы хотелось сказать тебе то же самое. Но я не могу лгать. Однако твоя улыбка... Сейчас она просто великолепна. Когда ты улыбаешься, ты даже чем-то похож на Дастина Хофмана". К тому времени они уже были слишком честны друг с другом, чтобы он обиделся. Такое сравнение даже польстило ему: "Дастин Хофман? Ты уверена?" Она посмотрела на него оценивающе, взяла за подбородок, повернула его голову туда-сюда, как бы пытаясь получше разглядеть при слабом свете ночника. А потом сказала:
   — Когда ты улыбаешься, ты просто вылитый Хофман, ну, когда он пытается выглядеть побезобразней.
   Он аж рот открыл от изумления:
   — Ну и ну, когда он пытается выглядеть побезобразней?
   Она попыталась исправить свою ошибку:
   — Ну, Хофман не может выглядеть безобразно, даже когда пытается. Ты похож на Хофмана, но... только не такой... красивый, как он.
   Он смотрел, как она пытается выбраться из этой ямы, которую сама же себе и вырыла. И он, сам не зная почему, вдруг стал смеяться. Через секунду они уже оба хохотали, как дети. Своим хохотом они еще сильнее заводили друг друга, и скоро им обоим стало нехорошо от смеха. Эта ночь была одна из самых бурных ночей, проведенных вместе. Никогда им еще не было так хорошо. С тех пор Дойл старался как можно больше улыбаться.
   Плакат на правой стороне дороги гласил, что они выезжают на скоростное шоссе.
   — Оставь ты своего фэбээровца в покое, — сказал Алекс, — дай ему спокойно попреследовать нас. Начинается шоссе, так что пристегни ремень.
   — Сейчас, минутку, — попросил Колин.
   — Нет, — настаивал Алекс, — сейчас же пристегни ремень. И будь так добр, вторую лямку тоже.
   Колин всегда считал унизительным, когда его заставляли пристегиваться обоими ремнями.
   — Ну, полминутки, — взмолился мальчик, еще сильнее перегнувшись через переднее сиденье.
   — Колин...
   Наконец тот развернулся и нормально уселся на сиденье.
   — Я только хотел посмотреть, поедет ли он за нами на шоссе. Поехал.
   — Естественно, поехал, — сказал Алекс, — агенты ФБР не ограничены пределами города. Он может ехать за нами повсюду.
   — По всей стране?
   — Конечно. Почему бы и нет.
   Колин откинул голову на подголовник и расхохотался.
   — Вот смеху-то будет, когда он проедет через всю страну и только тогда обнаружит, что преследовал совсем не радикалов.
   Выехав на шоссе, Алекс надавил на газ, и они направились на запад.
   — Ты когда-нибудь пристегнешь ремень? — все не унимался Алекс.
   — Ах да, конечно, — спохватился Колин, потянувшись к стойке за передней дверью. — Я забыл.
   На самом-то деле он, конечно, не забыл. Он никогда ничего не забывал. Ему просто не хотелось пристегивать ремень.
   Изредка отвлекаясь от дороги, Алекс искоса поглядывал на мальчика, возившегося с двумя половинками поясного ремня. Колин морщил нос, нервничал, пытаясь всячески продемонстрировать Дойлу свое презрение к ремням безопасности.
   — Ничего, ничего, — улыбнулся Алекс, — пока доедем до Калифорнии, ты, глядишь, к нему и привыкнешь.
   — Не привыкну, — поспешил уверить его Колин.
   Он расправил футболку с Кинг-Конгом, откинул волосы, лезшие в глаза. Затем поправил свои тяжелые очки.
   — Три тысячи миль, — сказал он, наблюдая за тем, как машина как бы подминает под себя серую полосу шоссе и затем оставляет ее позади. — За сколько мы проедем такое расстояние?
   — У нас нет времени прохлаждаться, — сказал Алекс, — нам надо быть в Сан-Франциско в субботу утром.
   — Пять дней, — произнес Колин, — чуть больше шестисот миль в день.
   Похоже, он был разочарован такой медлительностью.
   — Если бы ты мог иногда сменять меня, мы бы доехали гораздо быстрее. Но мне самому не хочется сидеть за рулем больше шестисот миль в день.
   — Почему же Куртни не поехала с нами? — спросил Колин.
   — Она приводит в порядок дом. Вещи наши она уже встретила и теперь все там устраивает.
   — А ты знаешь, что, когда я летал в Бостон, это был мой первый полет на самолете?
   — Я знаю, — ответил Алекс, вспоминая, как Колин, вернувшись из Бостона, все уши им прожужжал о том, как он летел на самолете.
   — Мне очень понравилось.
   — Я знаю.
   Колин нахмурил брови:
   — Почему мы не могли продать эту машину и полететь с Куртни на самолете?
   — Ты же и сам это знаешь, — сказал Алекс, — машине всего лишь год. И если бы мы ее продали, то довольно много бы потеряли. Если хочешь, чтобы машина себя окупила, ее не стоит продавать года три-четыре.
   — Сейчас ты себе можешь это позволить. Я слышал, как вы разговаривали с Куртни. Ты ведь будешь делать хорошие деньги в Сан-Франциско, — все настаивал Колин.
   Алекс подставил вспотевшую ладонь к решетке кондиционера, чтобы высушить ее.
   — Тридцать пять тысяч в год — не такие уж и большие деньги.
   — Мне дают всего три доллара в неделю, — сказал мальчик.
   — Ты прав, но я на девятнадцать лет тебя старше. И все это время не валял дурака.
   Шины мягко шуршали по асфальту.
   По противоположной стороне пронесся длиннющий трейлер. Это была первая машина — кроме фургона, конечно, — которую они встретили в это утро.
   — Три тысячи миль, — задумчиво произнес Колин, — это почти одна восьмая земного шара.
   Алекс тоже на минуту задумался:
   — Да, правильно.
   — Если ехать дальше, не останавливаясь в Калифорнии, то за сорок дней мы бы объехали вокруг света, — сказал Колин, держа руки так, как если бы в них был глобус.
   — Ну, я думаю, нам бы потребовалось больше сорока дней, — сказал Алекс, — вряд ли по океану я смог бы ехать так же быстро.
   Колин улыбнулся:
   — Я имел в виду, мы бы сделали это, если ехать по мосту.
   Алекс посмотрел на спидометр. Каких-то пятьдесят миль в час. На двадцать меньше, чем он рассчитывал. Колин был хорошим попутчиком, даже слишком хорошим. Так они и за месяц не доедут.
   — Сорок дней, — продолжал Колин, — в два раза меньше, чем у Жюля Верна.
   Хотя Алекс и знал, что Колин перескочил через один класс в школе и года на два опережал своих ровесников в чтении, он не переставал тем не менее удивляться его знаниям.
   — Ты уже читал "Вокруг света за восемьдесят дней"?
   — Давно, — сказал Колин и протянул руки к кондиционеру, так же, как это сделал Алекс.
   И этот незначительный жест произвел на Дойла впечатление. Он в свое время тоже был худощавым, нервным ребенком, чьи ладони постоянно потели.
   Он, как и Колин, стеснялся незнакомых людей, сторонился своих сверстников, не особенно преуспел в спорте. В колледже он начал усердно заниматься тяжелой атлетикой, надеясь стать вторым Чарльзом Этласом. К тому времени, когда грудь его стала более или менее рельефной, появились бицепсы, ему наскучило поднятие тяжестей. И вскоре он это бросил. При росте сто семьдесят семь сантиметров и весе семьдесят три килограмма до Чарльза Этласа ему было еще далековато. Но, по крайней мере, он был уже не тем тщедушным мальчиком, каким поступил в колледж. Хотя он все так же неловко чувствовал себя с новыми знакомыми и ладони его часто становились влажными. Он еще не забыл, что такое чувствовать себя озабоченным и неуверенным в своих силах. И теперь, глядя, как Колин протянул свои худые руки к кондиционеру, он понял, почему так спокойно чувствовал себя в его компании. Почему мальчик понравился ему с того самого первого дня полтора года назад. Их разделяло девятнадцать лет. Больше ничего.
   — Он все еще едет за нами? — спросил Колин, прерывая ход мыслей Алекса.
   — Кто?
   — Фургон.
   Алекс посмотрел в зеркало:
   — Да. Агенты ФБР легко не сдаются.
   — Можно я посмотрю?
   — Только не расстегивай ремень.
   — Ничего хорошего из этой поездки не выйдет, — мрачно заметил Колин.
   — Конечно, если не успели мы отъехать, а ты уже не слушаешься, — согласился Алекс.
   На противоположной полосе оживилось движение. Мимо них просвистел еще один грузовик. Но через минуту на шоссе, кроме них и преследовавшего их фургона, опять не было ни одной машины.
   Они ехали на запад, так что всходившее солнце не било в глаза. На небе не было ни облачка. Холмы вдоль шоссе были уже совсем зеленые, поросшие молодой травкой.
   Через некоторое время они свернули на дорогу к Харрисбургу, и тогда Колин опять спросил:
   — Как поживает наш "хвост"?
   — Все еще за нами. Несчастный фэбээровец идет по ложному следу.
   — Наверное, его выгонят с работы. Это откроет дорогу мне, — сказал Колин.
   — Ты хочешь пойти в ФБР?
   — Были у меня такие мысли.
   Алекс перестроился в левую полосу, обогнал машину с прицепом для перевозки лошадей. На заднем сиденье этой машины сидели две девочки примерно того же возраста, что и Колин. Они помахали ему, но Колин, залившись краской, сурово посмотрел вперед.
   — Я не думаю, что в ФБР будет скучно, — наконец сказал он.
   — Ну, я не знаю. Наверное, надоедает по нескольку недель выслеживать какого-нибудь жулика до тех пор, пока он не натворит чего-нибудь интересненького.
   — Ничто так не надоедает, как сидеть пристегнутым ремнем всю дорогу до Калифорнии, — заметил Колин.
   "Господи, снова он за свое", — подумал Алекс.
   Перестроившись опять в правый ряд, он включил автоматический акселератор. Так что теперь, даже если Колин будет слишком любопытным, все равно скорость будет держаться на семидесяти милях в час.
   — Когда этот парень, что преследует нас, попытается столкнуть нас в кювет, ты еще скажешь мне спасибо.
   Колин посмотрел на него. От очков его и так большие глаза казались еще больше.
   — Я думаю, ты просто так не сдашься.
   — Ты правильно думаешь.
   Колин облегченно вздохнул:
   — Ты ведь сейчас мне как отец, да?
   — Я муж твоей сестры. Но... Так как ты находишься под ее опекой, то я думаю, что вправе устанавливать некоторые правила для тебя. И ты должен их придерживаться.
   Колин покачал головой, откинул волосы, лезшие в глаза.
   — Не знаю, может быть, лучше было бы так и оставаться сиротой.
   — Что-о? — с деланым гневом спросил Дойл.
   — Конечно, если бы не ты, то я бы не полетел на самолете в Бостон, — начал Колин, — и не поехал бы в Калифорнию... Не знаю.
   — Ну это уже слишком, — сказал Алекс и по-отечески легонько потрепал его по затылку.
   Вздохнув так, как будто ему требовалось нечеловеческое терпение, чтобы общаться с Дойлом, мальчик причесал взъерошенные волосы. Убрав расческу обратно в карман, он расправил свою футболку с Кинг-Конгом, а затем произнес:
   — Надо подумать. Я еще не уверен.

* * *

   Двигатель работал едва слышно. Колеса бесшумно шуршали по гладкой дороге.
   Пять минут прошли без пререканий. Оба наслаждались тишиной. Но Колин не мог долго сидеть спокойно. Он стал выстукивать какую-то мелодию на своих костлявых коленях.
   — Если хочешь, поищи что-нибудь по радио — сказал Алекс.
   — Тогда мне надо расстегнуть ремень.
   — Ну ладно, только недолго.
   Не успел Алекс договорить, как мальчик уже забрался на сиденье с ногами и впился глазами в заднее стекло:
   — Он все еще едет за нами.
   — Эй, ты собирался настроить приемник.
   Колин развернулся:
   — Ты, наверное, подумал, что я хотел лишь выбраться из-под этого ремня...
   Он был просто неотразим.
   — Найди лучше какую-нибудь музыку.
   Колин колдовал над приемником, пока не нашел передачу о рок-н-ролле. Сделав погромче, он еще раз посмотрел назад.
   — Приклеился как банный лист, — сказал он с важным видом и пристегнул ремень.
   — Ты когда-нибудь успокоишься? — спросил Алекс.
   В восемь пятнадцать они остановились у небольшого ресторанчика в пригороде Харрисбурга. Пока Алекс выискивал свободное место для парковки, Колин наблюдал за фургоном.
   — Он тоже здесь. Как я и ожидал.
   Алекс посмотрел в зеркало и увидел, как злополучный фургон проехал мимо ресторана по направлению к станции техобслуживания. На борту его красовалась зелено-голубая надпись:
   ГРУЗОВЫЕ ПЕРЕВОЗКИ
   Доставив свой груз, вы можете сдать автомобиль в ближайший филиал нашей фирмы. Удобно и дешево!
   Затем он исчез из виду.
   — Ну что, — сказал Алекс, — позавтракаем?
   — Ага. Интересно, хватит ли у него нервов и дальше преследовать нас.
   — Он заехал сюда, чтобы заправиться. Когда мы поедим, он уже будет миль за пятьдесят отсюда. Вот увидишь.
   Когда они вышли спустя почти час, все места для парковки перед рестораном были уже заняты. Новый "Кадиллак", два нестареющих "Фольксвагена", весь сверкающий на солнце красный спортивный "Триумф", старый "Бьюик", грязный и помятый в нескольких местах, и еще десяток других машин стояли, уткнувшись в бордюр, как животные у кормушки.
   — Я думаю, он позвонил своему начальству, пока мы ели, и ему сказали, что он преследует не тех, — предположил Алекс.
   Колин нахмурился. Он засунул руки глубоко в карманы и оглядывал машины, уверенный, что этот "Шевроле", искусно замаскированный, стоит где-нибудь поблизости. Преследователя нигде не было. Теперь ему придется выдумывать новую игру.
   Дойл же вдвойне обрадовался исчезновению фургона. Вряд ли теперь Колин придумает игру, в которой найдется достойный предлог, чтобы не пристегивать ремень.
   Они медленно шли к машине. Дойл — наслаждаясь свежим утренним воздухом, Колин — украдкой поглядывая на стоянку все еще в надежде отыскать фургон. Когда они уже подошли к машине, мальчик сказал:
   — Спорим, что он припарковался где-нибудь за рестораном.
   И не успел Дойл раскрыть рот, как Колин что есть сил рванул обратно к ресторану.
   Алекс сел в машину, завел мотор, включил кондиционер. Когда он пристегивал ремень, из-за угла ресторана показался Колин. Он подошел к машине открыл дверь и уселся рядом с Дойлом. Он был явно разочарован.
   — Там его тоже нет.
   Он закрыл дверь. Скрестив руки на груди, он низко опустил голову и задумался.
   — Ремень. — Алекс включил задний ход и выехал со стоянки.
   Недовольно бурча что-то себе под нос, Колин пристегнул ремень.
   Алекс подъехал к заправке и остановился у колонки. Нужно было долить бензина в бак.
   Человеку, который уже спешил к их машине, было за сорок. Его крупное телосложение, красное обветренное лицо и заскорузлые руки выдавали бывшего фермера. Он жевал табак, что нечасто встретишь в Филадельфии или Сан-Франциско. Настроение в этот день ему еще, видимо, не успели испортить.
   — Помочь, ребята?
   — Будьте добры, залейте обычного, — сказал Алекс, протягивая ему кредитную карточку. — Там где-то с полбака.
   — Нет проблем.
   На кармане рубашки было вышито его имя: Чет. Чет нагнулся и взглянул на мальчика:
   — Как дела, шеф?
   Колин недоверчиво посмотрел на него и процедил сквозь зубы:
   — Н-н-ничего.
   Чет осклабился, показывая желтые от табака зубы:
   — Рад слышать это.
   И направился к колонке залить бензин.
   — Почему он назвал меня шефом? — спросил Колин.
   Его недоверчивость прошла, и теперь он был явно смущен.
   — Наверное, он подумал, что ты шофер или таксист.
   Колин заерзал на сиденье и гневно взглянул на Алекса.
   — Нет, мне все-таки надо было лететь с Куртни на самолете. Я не могу выносить твои шуточки все пять дней.
   Алекс засмеялся:
   — Ну, Колин, ты даешь!
   Он уже привык к тому, что порой сарказм Колина был просто неотразим. Однако чувствовалось, что это стоит ему определенных усилий. Колин пытается выглядеть взрослым.
   Все это было хорошо знакомо Дойлу, так как он был таким же девятнадцать лет назад.
   В этот момент вернулся Чет, отдал Алексу кредитную карточку и протянул журнал продаж. Пока Алекс доставал ручку и выводил фамилию, заправщик опять уставился на Колина:
   — Шеф, далеко едешь?
   На этот раз Колин был удивлен не меньше, чем когда Чет в первый раз обратился к нему.
   — В Калифорнию, — пробубнил он, усиленно изучая свои коленки.
   — Да? За этот час ты уже второй, кто едет в Калифорнию. Я всегда спрашиваю людей, куда они сдут. Час назад один парень сказал, что тоже едет в Калифорнию. Теперь все едут в Калифорнию, кроме меня.
   Чет вздохнул. Алекс отдал ему журнал, засунул кредитку в бумажник. Он взглянул на Колина. Тот напряженно вычищал грязь из-под ногтей, чтобы занять глаза, если Чету вздумается продолжать свою одностороннюю беседу.
   — Вот, — сказал Чет, протягивая Алексу квитанцию, — там прямо на пляж?
   — Да.
   — Братья? — спросил Чет.
   — Извините?
   — Вы братья?
   — А, нет, — сказал Алекс.
   Времени или смысла объяснять, кем доводится ему Колин, не было.
   — Он мой сын.
   — Сын? — переспросил Чет удивленно.
   — Ну да, сын. — Хотя он и не был его отцом, по возрасту вполне мог сойти за него.
   Чет посмотрел на Дойла, на его длинные вьющиеся волосы. Он посмотрел на его цветастую рубашку с большими деревянными пуговицами. Алекс уже приготовился поблагодарить его, если тот скажет, что Дойл слишком молодо выглядит, чтобы иметь такого взрослого сына. Но тут он заметил, что настроение заправщика резко изменилось. Он, видимо, подумал, что отец должен быть более респектабельным. Дойл мог бы так выглядеть и одеваться, если бы он был братом Колина, но это совершенно невозможно, если он его отец, думал, видимо, Чет.
   — Я-то подумал, что вам лет двадцать — двадцать один, — сказал он, все жуя свой табак.
   — Тридцать, — произнес Алекс и тут уж сам удивился, зачем он это сказал.
   Заправщик посмотрел на блестящую черную машину. Глаза его тут же стали холодными. Несомненно, он думал, что это в порядке вещей, если Алекс ездит на "Форде" своего отца, но совсем другое дело, если это его собственная машина. Если человек типа Дойла может позволить себе такую шикарную машину и поездки в Калифорнию, тогда как он, рабочий человек, вполовину старше его, — нет, то где же справедливость?
   — Ладно, — сказал Алекс, — всего хорошего. Чет отступил назад к колонке, даже не пожелав им счастливого пути. Он просто впился глазами в машину. И, когда боковое стекло, приводимое в движение электроприводом, медленно закрылось, он уставился на нее еще сосредоточеннее, его нахмуренный лоб в эту минуту походил на лист гофрированной бумаги.