Испуганный всхлип Шатти:
   — Она не умирает? Нет? Нет?
   Голос Ноэль с металлическими нотками раздражения:
   — Господи, нет, конечно. Это просто обморок.
   Голос Кори, громкий и резкий от волнения:
   — Да расступитесь же наконец! Не видите, ей нечем дышать!
   Еще один голос — бархатистый, медлительный. Неужели Саймон?
   — Все, малышка. Теперь все будет хорошо, я же с тобой.
   Потом черная туча снова заклубилась и поглотила ее, потом начала медленно рассеиваться, и наконец, открыв глаза, она увидела склоненное над ней лицо, бледное в обрамлении собольего воротника, — лицо, которое являлось ей в снах и пропадало в кошмарах.
   — Саймон, — с трудом разлепив губы, пролепетала она. — Это правда ты?
   — Привет, детка. Это я. Но не разговаривай, тебе сейчас нельзя.
   — Ты не сон?
   Он улыбался, но его глаза блестели, словно от слез.
   — Я не сон. Вот, потрогай. — Он протянул руку и коснулся ее щеки. Она повернулась, чтобы поцеловать его руку, но он сказал:
   — Лежи тихо, не дергайся.
   — Где я?
   — Во врачебном пункте. Какой-то старый педик — наверное, самый главный здешний врач — уже перебинтовал тебе руку. Ты порезала ее о стекло часов, которые были у тебя в кармане, — наверное, слишком сильно сжала их от неожиданности, когда увидела меня. Мне, честно говоря, приятно, что я до сих пор так на тебя действую.
   Кажется, что-то тут было не так, но Гэрриет в своем полубессознательном состоянии не могла сообразить что.
   — Где Кори? Где дети и вообще все?.
   — Хватит волноваться обо всех, — прервал ее он.
   — Саймон, какой ты красивый, — пробормотала она, и он тут же расплылся в довольной улыбке.
   Намочив тонкий носовой платок в кружке с водой, он начал бережно вытирать кровь с ее щеки. От платка пахло лавандой.
   — Когда ты немного придешь в себя, я отвезу тебя в больницу — там тебе наложат швы.
   Гэрриет проследила за тем, как он закурил сигарету и вставил ее в синий мундштук.
   — Саймон, это Ноэль заставила тебя сюда приехать?
   На его лице появилось обиженное выражение.
   — Думаешь, я такая скотина? Вскоре после того, как я видел тебя последний раз, мы с Борзой окончательно разошлись, с тех пор я пытался тебя разыскать. Никто ничего толком не мог сказать — ни Тео, ни твоя бывшая хозяйка, ни даже родители. Про ребенка я вообще узнал только сегодня утром, когда мне позвонила Ноэль. До сих пор не могу прийти в себя: то радуюсь, что ты наконец-то нашлась, то пытаюсь представить, сколько тебе пришлось за это время пережить, и сам прихожу в ужас. Он взял ее за обе руки.
   — С сегодняшнего дня я принимаю все решения за нас обоих, и я уже решил, что никуда тебя не отпущу.
   Тут дверь отворилась, и в комнату вошел Кори. Гэрриет вырвала у Саймона руки и тут же обругала себя за это.
   Кори был в старенькой дубленке, наброшенной прямо на полосатую розовую с серым рубаху. На пороге ему пришлось пригнуться, чтобы не удариться о притолоку.
   — Ну, как дела?
   Как сдержанно и прохладно, особенно после щедрой нежности Саймона.
   Она попыталась сесть.
   — Все хорошо. Извини, что с часами так получилось.
   — За часы можешь не беспокоиться, в них надо только заменить стекло.
   — Я рада, что ты выиграл забег.
   На его губах мелькнула улыбка.
   — Да, мы с Пифией неплохо прошли. Отлежись немного, чуть попозже я отвезу тебя в больницу.
   — Я сам отвезу ее в больницу, — медлительно, словно лениво проговорил Саймон и стряхнул пепел с сигареты на пол, к ногам Кори. В этом жесте сквозило что-то дерзкое и презрительное. — Ну а после хотелось бы заехать к вам домой. Я горю желанием увидеть своего сына.
   Потом в дверях появилась Ноэль.
   — Кори, я отпускаю Гэрриет на выходные, — объявила она. — Миссис Боттомли не переломится, если поработает в полную силу для разнообразия. Думаю, пару дней она как-нибудь справится с детьми и Уильямом.
   — Не говори ерунды, — буркнул Кори. — Гэрриет потеряла много крови. Из больницы она поедет домой и будет лежать в постели.
   — Кори, — терпеливо сказала Гэрриет. — Они не видели друг друга столько времени, им надо побыть вдвоем…
   — Чушь, — бесцеремонно оборвал ее Кори. — Все это было сто лет назад, теперь им даже нечего сказать друг другу.
   Пока они так спорили над ее кроватью, Гэрриет становилось все хуже и хуже. Казалось, что к ней неожиданно привалила толпа гостей, а дома шаром покати. От смешанного запаха тяжелых духов, антисептика и французских сигарет у нее опять начала кружиться голова. Желтые глаза Ноэль сверлили ее холодно и безжалостно.
   — Думаю, мне лучше поехать с Саймоном, — сказала Гэрриет.
 
   Весь остальной день вспоминался потом Гэрриет очень обрывочно.
   Сначала они ехали из больницы домой.
   — Я заказал номер в гостинице у въезда в долину, — сказал Саймон в машине и положил ладонь на ее бедро. — Я и не догадывался, что я так сильно тебя хочу. Честное слово, я еще не встречал женщину, которая бы сходила с ума в постели, как ты.
   Гэрриет вдруг почувствовала огромную усталость и подумала, что вряд ли сможет выдержать сейчас сексуальный марафон.
   Встреча Саймона с Уильямом прошла совсем не так, как она рассчитывала. Уильям, красный и невыспавшийся, был в самом дурном расположении духа. Саймон немного посюсюкал с ним, пробормотал что-то нечленораздельное и явно не знал, что ему делать дальше. Он держал ребенка на вытянутых руках, как бомбу, готовую разорваться — вероятно, беспокоился за великолепную соболью шубу, — и почти сразу же вернул его Гэрриет.
   Гэрриет так долго представляла себе эту встречу — эту радостную невозможность поверить в свое счастье, что действительность показалась ей ушатом холодной воды. Да, подумала она, Саймон не Кори.
   Надежды на то, что ее хандра пройдет, когда она начнет собираться, тоже не оправдались. Укладывая вещи, она чувствовала себя так тоскливо, словно собиралась в ненавистную школу после счастливых каникул. В смятении она бросила в маленький чемоданчик три романа, которые хотела прочитать, и остатки снотворного, прописанного ей по настоянию Кори. Тритон и Севенокс горестно вздыхали по обе стороны от ее чемодана.
   — Завтра увидимся, — ободряюще пообещала им она.
   Она причесывалась, сидя перед зеркалом, когда в комнату без стука вошел Кори.
   — Поедешь с Саймоном? Ты с ума сошла, — резко сказал он, глядя прямо в ее измученное отражение. — Он же просто избалованный мальчик, самовлюбленный и бесхребетный. Он предал тебя в первый раз, предаст и во второй.
   Гэрриет обхватила голову руками.
   — Пожалуйста, не мучь меня, — попросила она. Сердце ее разрывалось от боли. — Я и так не знаю, что мне делать.
   — Извини, — сказал он гораздо мягче и положил руки ей на плечи. — Но, если он отец Уильяма, это совсем не значит, что ты обязана выходить за него замуж.
   На миг Гэрриет прислонилась к нему спиной, но тут же встала.
   — Я должна поговорить с Саймоном и разобраться в своих чувствах.
   Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Потом Кори застегнул на ней пальто, словно она была маленькой девочкой, и сказал:
   — Будь осторожна.
   В гостинице ее поразило, как невозмутимо Саймон вписывал в книгу постояльцев «мистер и миссис Вильерс» — словно делал это как минимум в сотый раз. Они поднялись в шикарный трехкомнатный номер-люкс.
   Саймон был само обаяние: он сокрушался о том, как скверно вел себя раньше, заглядывал ей в глаза, говорил, что она безумно похорошела, развлекал ее историями о похождениях кинозвезд. Словом, все было просто идеально, но Гэрриет никак не могла отделаться от чувства, что она села не в свой автобус и теперь он увозит ее все дальше и дальше от того места, куда она хотела попасть.
   За то время, что она его не видела, Саймон безусловно изменился. Теперь от него исходило сияние настоящей кинозвезды. Когда он разговаривал с ней, казалось, будто он говорит для целой толпы зрителей.
   — Я должен знать все, что с тобой было, пока мы не виделись, — объявил он.
   Но, едва начав рассказывать, Гэрриет почувствовала, несмотря на внимательное выражение его лица, что его мысли витают где-то бесконечно далеко, и переменила тему.
   — Я рада, что у тебя все так хорошо складывается.
   Саймон с улыбкой пожал плечами.
   — Простое везенье. Я довольно удачно сыграл в двух наших телефильмах, а потом подвернулись эти съемки за границей. У меня там был всего лишь эпизод, зато сам фильм наделал столько шума. А в мае я собираюсь работать в одном фильме с Ноэль — вот в нем у меня будет очень даже приличная роль. Ноэль просто прелесть.
   Интересно, а его она чем прельстила, подумала Гэрриет.
   — Вы с ней спали? — как бы между прочим спросила она.
   — Гэрри-ет! Ну будь же благоразумна! Она мне в матери годится.
   — Вряд ли она могла родить тебя в десять лет.
   — С нее и это станется. Но все равно, такие пышногрудые мамаши не по мне — я люблю стройных женщин. Вот у тебя, после того, как ты сбросила лишний вес, стала просто потрясающая фигура.
   Гэрриет улыбнулась, но мысли ее почему-то все время возвращались к Кори. Чем там они сейчас занимаются с Ноэль? — думала она. Неожиданно она поняла, что порезала руку вовсе не тогда, когда увидела Саймона, а раньше: вспомнилась пронзившая ее острая боль, когда комментатор сказал, что упала Пифия.
   Саймон все еще рассказывал о своем новом фильме. Думай о том, как он красив, снова и снова повторяла себе Гэрриет, — гораздо красивей Кори. От выпитого шампанского ее начало подташнивать.
   Неожиданно Саймон поднялся с кресла и шагнул к ней, улыбаясь той особенной обольстительной улыбкой, которая могла ласкать или казнить — смотря по тому, чего ему хотелось. Сине-зеленые глаза безжалостно оглядывали, почти ощупывали ее, предвкушая близкое удовольствие. Гэрриет чувствовала себя, как малая пичужка перед удавом.
   — Малышка моя, — пробормотал он. — Сколько можно говорить? Идем же. Идем в спальню.
   Он притянул ее к себе и поцеловал, но и это оказалось не так, как раньше: колени не слабели, черная слепящая волна страсти не захлестывала ее с головой.
   На миг она вдруг вспомнила тот вечер, когда ее поцеловал Кори, и по всему ее телу пробежала, как тогда, сладкая обморочная дрожь.
   — Нет, — вырываясь, крикнула она. — Сейчас я не хочу, не могу! Пожалуйста, дай мне еще время.
   Саймон насупился.
   — Что случилось? Ты что, уже успела меня забыть?
   — Мне нехорошо, — прошептала она. — Можно, я прилягу на несколько минут?
   Он тут же переменился.
   — Милая, что же ты мне сразу не сказала?
   Потом она лежала одна, в полной темноте, мучилась и не могла ни на что решиться. Ее голова металась по подушке. Зазвонил телефон. Саймон в соседней комнате ответил и пошел закрывать дверь спальни.
   Вдруг это Кори? — мелькнула у Гэрриет нелепая мысль, и, дотянувшись до телефона на столике, она сняла трубку.
   Узнав голос Ноэль, она невольно сжалась.
   — Как дела, дорогой?
   — В общем неплохо, но что-то она не спешит на меня вешаться, как ты обещала, — послышался в трубке капризный, немного раздраженный голос Саймона.
   — Ничего, впереди еще много времени. Через двадцать четыре часа она у тебя будет делать все, что ты скажешь, или ты не тот мужчина, с которым я была сегодня ночью.
   Саймон рассмеялся и страстно зарычал в трубку.
   — О, как было прекрасно! С тобой всегда прекрасно. Ну что ж… Ради тебя придется постараться.
   — Попробуй закрыть глаза и притвориться, что это я.
   — Если бы это была ты! Надеюсь, ты там с Кори не забудешь меня совсем?
   — Дорогой, — низким, дурманящим, как снотворное, голосом сказала Ноэль. — Не будь я от тебя без ума, разве бы я стала добиваться, чтобы эта роль досталась тебе и мы могли бы провести все лето вместе?
   — Пожалуй, не стала бы.
   — Как тебе твой сын и наследник?
   — По-моему, совершенный уродец. Я, правда, не очень-то разбираюсь в младенцах, но ты как будто сказала, что он копия я. Неужто я такой?
   Гэрриет положила трубку и вышла в ванную. Ее вырвало. Потом она еще долго дрожала, прислонясь спиной к двери ванной, и никак не могла сообразить, что ей делать дальше. Наконец она умылась и пошла в гостиную. Саймон развалясь сидел в кресле.
   — Привет, красавица, — лениво улыбнулся он. — У тебя такой вид, будто ты только что встретила привидение.
   — Я сняла трубку в спальне и слышала весь твой разговор с Ноэль.
   Саймон вздохнул.
   — Вот это уже было лишнее. Ты же знаешь, подслушивать нехорошо…
   — Саймон! — Она едва сдерживалась. — Прекрати! Поговорим серьезно хоть раз в жизни. Давно ты любишь Ноэль?
   — Я не люблю ее.
   — Хорошо, сколько раз ты с ней спал?
   — Раз, два — какая разница? Я не люблю ее. Я люблю тебя.
   — Я не верю, что ты меня любишь. Я же слышала, как ты с ней разговаривал.
   — Послушай, неужто ты никогда не слышала, что дорога в кино лежит через постель? Мне нужна эта роль — так что ж, ради нее мне трудно переспать со стареющей примадонной, вроде Ноэль?
   Гэрриет смотрела на него с нескрываемым ужасом.
   — И ты собирался быть со мной и с ней в одно и то же время? Нет. Нет. Мне этого не понять.
   Он долго насмешливо разглядывал ее, сунув руки в карманы и склонив голову набок, потом лениво рассмеялся.
   — Ну, стало быть, я ничем не могу тебе помочь. Веселее, малышка, учись видеть во всем смешное.
   Гэрриет покачала головой.
   — Я не нахожу тут ничего смешного. И я хочу домой.
 
   Ночь была ясная, и звезды струили на дорогу голубоватый электрический свет. Луна, взошедшая над скалистыми вершинами, дрожала в реке размытым отражением. Оторвав взгляд от дороги, Саймон обернулся к Гэрриет.
   — Зря ты туда возвращаешься. Всякого, кто становится у Ноэль на пути, ждут крупные неприятности. На Кори можешь не рассчитывать: как бы нежно он к тебе ни относился, все равно ты нужна ему только для забавы. Так что стоит Ноэль сказать словцо, он вышвырнет тебя за дверь.
   Войдя в дом, Гэрриет сразу же столкнулась с Ноэль, которая выходила из гостиной.
   — А, привет, — сказала она. — Милые уже успели разбраниться?
   Гэрриет набрала в легкие побольше воздуха и сказала:
   — Я слышала весь ваш телефонный разговор с Саймоном. Мне нужно немедленно поговорить с Кори.
   Ноэль даже бровью не повела.
   — Дело в том, что его нет дома. 'Полчаса назад он куда-то уехал и не сказал, когда вернется. Может, поговорим пока без него? Саймон, дорогой, извини, мы оставим тебя на минутку.
   Она провела Гэрриет в гостиную и плотно затворила дверь.
   Гэрриет опустилась на диван и сжала коленки, чтобы они не дрожали так сильно. Ноэль придвинула стакан и налила себе виски.
   — Как мне объяснить вам, — начала она, — что я по-настоящему люблю Кори? Конечно, раньше я вела себя скверно, но теперь все изменилось. Я поняла, что он единственный, кто мне нужен, и готова пойти на все, чтобы его вернуть.
   — Я вижу. Вы готовы даже пожертвовать на время своим любовником, чтобы он помог вам убрать меня с дороги.
   Ноэль со стуком поставила бутылку на металлический поднос.
   — Господи, — воскликнула она. — Да образумитесь вы наконец или нет? Что из того, что вы воспылали любовью к Кори? Плевал он на вашу любовь! Я хотела облегчить для вас отступление и нарочно привезла сюда Саймона. Конечно, пришлось его немного поуговаривать, но это было несложно: мальчик ради карьеры готов на все. Но если вы и впрямь думаете, что эта связь надолго и что он получит роль в моем следующем фильме, — значит, у вас что-то не в порядке с головой!
   Казалось, Саймон был чем-то вроде досадного пятна на ее новом платье, от которого после чистки не останется и следа.
   Гэрриет облизнула пересохшие губы.
   — Я знаю, что Кори вас любит, но ведь и я устраиваю его как няня для детей.
   — Милочка, — прекрасные глаза Ноэль приняли неожиданно сочувственное выражение. — Я правда хотела дать вам возможность уйти без осложнений. Признаться, одно время во мне даже шевельнулась чуть ли не ревность к вам, Еще бы: дети от вас без ума, Кит тоже, даже Кори, которому ох как трудно угодить, и то поглядывает на вас как-то очень уж одобрительно. Но сегодня утром он передал мне одно письмо, и я поняла, что мне не о чем волноваться.
   Она извлекла из своей сумки листок плотной голубой бумаги и вручила его Гэрриет. Сомнений быть не могло, письмо было написано корявым почерком Кори.
   «Любимая, — писал он. — Итак, я сломлен и уничтожен. После того, как вчера ты ушла, я понял, что не могу больше жить без тебя. Я сдаюсь. Пожалуйста, прошу тебя, вернись — я приму все твои условия. Ревновать меня к сомнамбуле, которая смотрит за нашими детьми, — нелепо, но еще нелепей, что такие мелочи могут нас разлучить. Она хорошая девушка, и у меня нет претензий к ее работе, но она уйдет завтра же, если это приблизит твое возвращение хоть на миг».
   Тому, кто сам, по доброй воле, явился в камеру пыток, вряд ли стоит жаловаться на боль, подумала Гэрриет. Сложив письмо, она положила его на стол и некоторое время сидела в молчаливом оцепенении.
   — Так вы хотите, чтобы я уехала? — спросила наконец она.
   Ноэль кивнула.
   — Думаю, так будет лучше для всех. Можете не прощаться с детьми — это их только расстроит. Детям нужна мать, а не посторонний человек, и отныне я намерена заниматься их воспитанием сама.
   — Можно мне оставить письмо для Кори?
   — О, разумеется, — великодушно кивнула Ноэль.
   Перед самым отъездом она вручила Гэрриет чек на сто фунтов.
   — Мы не хотим, чтобы вы голодали.
   Гэрриет рада была бы отказаться, но, увы, даже этого она не могла себе позволить.

Глава 24

   Гэрриет сидела в кресле перед камином, глядя на догорающие поленья. Вот уже неделю она жила у родителей, все было хорошо, и все прощено, но глухая тоска не отпускала ее ни на миг. Если бы не Уильям, у нее бы вовсе не было сил жить дальше. Что со мной будет? — в страхе думала она. Нельзя же всю жизнь жить с разбитым сердцем.
   В памяти у нее беспрестанно вертелись недавние события, и тут концы не сходились с концами. Зачем Кори в тот последний вечер приходил к ней в комнату и уговаривал ее не ехать с Саймоном? Почему потом, когда они с Саймоном вернулись, его не было дома? Было бы гораздо естественнее, если бы он от счастья, что Ноэль опять с ним, не отходил от нее ни на шаг.
   С каждым днем ей становилось все яснее, что она просто не сможет жить, не уверившись, что с ним и с детьми все в порядке. К тому же ее беспокоила судьба Севенокса. Она приписала к письму постскриптум, в котором просила Кори подержать его, пока она не найдет подходящую работу и не заберет его к себе. Но вдруг Ноэль уже убедила Кори, что невозможно терпеть дома такого невоспитанного пса? Как узнать, что творится сейчас в «Доме на отшибе»? Попробовать позвонить миссис Боттомли — но к телефону может подойти Ноэль, И тут Гэрриет вспомнила про Кита. Конечно же, Кит наверняка все знает. Она попыталась дозвониться ему в Лондон, но номер был постоянно занят — вероятно, трубку просто сняли с рычага.
   — Я еду в Лондон, — сказала она матери на кухне. — Уильяма возьму с собой.
   Поднявшись к себе, она подошла к зеркалу, оглядела свое изможденное отражение и печально вздохнула: безнадежно. Однако она все же тщательно причесалась, надела серое платье из ангорки — подарок Кори — и попыталась, хотя и без особого успеха, замаскировать круги под глазами.
 
   Студия Кита находилась в Айлингтоне. Гэрриет позвонила в дверь, но никто не отозвался. Нет дома? — в отчаянии подумала она. Была уже почти половина пятого, но молоко все еще стояло под дверью. Она позвонила еще раз — никакого ответа. С тяжелым сердцем она начала спускаться по лестнице, когда дверь отворилась, и Кит — высокий и широкоплечий Кит, моргая спросонья, уставился на нее сверху вниз. Его роскошная золотая шевелюра была взъерошена со сна. Узнав ее, он вдруг взревел, как армейский полковник на плацу, отчего она невольно сделала еще несколько шагов вниз.
   — Черт побери, Гэрриет! — гаркнул он. — Куда это ты пятишься?
   Он догнал ее в три прыжка и за шиворот втащил в дом, потом захлопнул за собой дверь и для верности придавил ее широкой спиной.
   — Ах ты, подлючка! — начал он. — Изображала из себя такую преданность, куда там, а сама? Да мне теперь на тебя смотреть противно!
   — Что слу… случилось? — От неожиданности Гэрриет начала заикаться.
   Уильям немедленно взвыл, у Гэрриет глаза тоже наполнились слезами, но тут отворилась дверь спальни, и в прихожую вышла сногсшибательная мулатка в одном оранжевом полотенце.
   — Ки-ит, что туг за шу-ум? — зевая, спросила она.
   — Все в порядке, моя прелесть, — сказал Кит и, отобрав у Гэрриет орущего Уильяма, передал его мулатке. — Забери, пожалуйста, этого младенчика и постарайся его как-нибудь утихомирить — нам с Гэрриет надо минутку поговорить.
   Глаза мулатки угрожающе сверкнули.
   — Нет-нет, — торопливо проговорил Кит. — Это не мой ребенок, честное слово. Он ко мне не имеет никакого отношения, и его мать, слава Богу, тоже. Это Кори, мой несчастный брат, спутался с ней на свою голову.
   Уильям озадаченно уставился на лоснящееся темно-коричневое лицо и умолк.
   — Отдайте его мне! — потребовала Гэрриет.
   — А ты молчи! — рявкнул на нее Кит и, втолкнув в ближайшую комнату, захлопнул за собой дверь.
   — Ну? — сказал он, глядя на нее сверху вниз глазами карающего ангела. — Что скажешь? По-твоему, это по-людски — сбежать со старым дружком, не сказав никому ни слова?
   — Все было совсем не так, — возразила Гэрриет.
   — А как же? — холодно осведомился он. — Давай, удиви меня.
   — Во-первых, я не сбегала с Саймоном, во-вторых, я оставила Кори письмо — передала через Ноэль.
   — Через Ноэль? — презрительно переспросил Кит. — Ты еще глупее, чем я думал.
   Поднявшись, он налил себе виски.
   — Может быть, ты все же окажешь мне любезность, объяснишь, как все было?
   Когда она закончила, он сказал:
   — Да, на сей раз Ноэль превзошла самое себя. Я же тебе говорил, чтобы ты не верила ни одному ее слову. Она наверняка разорвала твое письмо в клочья, а Кори сказала, что ты сбежала с Саймоном. Однако он все-таки с ней разводится. На следующей неделе суд.
   — Как? — прошептала Гэрриет. — А то письмо, которое показывала мне Ноэль? Он же умолял ее вернуться?
   — Оно наверняка Написано сто лет назад — Ноэль ведь устраивает ему скандалы из-за каждой новой няни. А все свои любовные письма она свято хранит. Ты хоть взглянула на дату?
   Гэрриет потрясенно помотала головой.
   — Ну вот что. Вчера вечером мы с Кори ужинали вместе. Он был в жутком виде.
   — Он в Лондоне? — Гэрриет то краснела, то бледнела. — Он ничего не говорил обо мне?
   Кит расплылся в улыбке.
   — Столько говорил, что у меня, по правде сказать, чуть уши не завяли. Он считает, что сам все испортил, когда отпустил тебя с Саймоном.
   — Боже мой! — Гэрриет всхлипнула. — Что же мне теперь делать?
   Кит встал.
   — По-моему, лучше всего прямо сейчас поехать к нему и попроситься обратно.
   — Но как же… Что я ему скажу?
   — Я бы на твоем месте сказал правду. Что ты любишь его. Пойду вызову такси. А об Уильяме не беспокойся — мы тут как-нибудь присмотрим за ним час-другой.

Глава 25

   Всю дорогу она лихорадочно приводила себя в порядок. Руки дрожали, в результате она залила всю сумку духами и засыпала пудрой. Когда машина уже свернула на Чилтерн-стрит и впереди показался знакомый синий дом, Гэрриет чуть не сказала таксисту, чтобы он подождал: она еще не накрасила ресницы. Впрочем, какие ресницы! — тут же одернула она себя. Какие ресницы в такую минуту!
   Она позвонила в дверь и стала ждать. В горле у нее пересохло, сердце колотилось, руки были ледяные. Кори открывал дверь с таким видом, будто собирался послать кого угодно ко всем чертям, но, узнав Гэрриет, застыл в немом изумлении. Она тоже смотрела на него молча, потому что не могла выдавить из себя ни слова. В какое-то мгновение ей показалось, что сейчас он обнимет ее и прижмет к себе, но он лишь отступил в сторону, пропуская ее в дом. Они поднялись по лестнице в ту самую комнату, в которой когда-то прошло их первое собеседование. За то время, что она его не видела, он похудел и стал как будто выше ростом. Надменное и непроницаемое, как всегда, лицо показалось ей страшно усталым.
   Кори наконец прервал неловкое молчание.
   — Садись. Как дела?
   Гэрриет с облегчением опустилась на краешек лимонно-желтого кресла; ноги едва держали ее.
   — Хорошо.
   — А Уильям?
   — Прекрасно.
   От сигареты она отказалась — слишком сильно дрожали руки.
   — Надеюсь, у вас с Саймоном полная идиллия, — сказал он как бы между прочим, прикуривая от зажигалки.
   — С Саймоном у нас ничего — мы пробыли с ним всего несколько часов в ту субботу. Я тогда же поняла, что все уже перегорело. Разве Ноэль не передавала тебе мое письмо?
   Он медленно покачал головой. Видимо, объяснения его не интересовали.
   — А сейчас ты где?
   — Дома.
   — Помирились с родителями? Молодец.
   — Я приехала в Лондон искать работу, — соврала она.
   — Почему бы тебе не вернуться к нам? — Он помолчал. — Дети очень скучают по тебе.
   «А ты?» — чуть не крикнула она.
   Он стоял около стола, поигрывая зеленым стеклянным пресс-папье.
   — Если ты решишь вернуться, — медленно, словно взвешивая каждое слово, сказал он, — никаких глупостей больше не будет. Я почти весь год буду за границей.
   — Нет! — Она вскочила на ноги и стояла теперь в двух шагах от него. — Так я не хочу возвращаться.