Она уже немного пришла в себя после гибели ее драгоценной стиральной машины. Словно бросая кому-то вызов, она надела свое самодельное сари, сверху предусмотрительно прикрытое белой пеномеховой шубкой.
   Доктор Шаффер вызвал посадочный луч Гаррисонов. Он был приятно удивлен, когда сигнал “луч пойман” показал, что шмель практически точно лежит на нужном курсе. Передав управление автопилоту, он повернулся к своей жене.
   – Пошли они все к черту! Друг друга им у нас не отнять.
   Эмили в ответ нежно погладила его по руке.
   Тридцать секунд спустя они уже встретились с ожидавшими их на крыше Джо и Патти. Обменявшись приветствиями, они вчетвером нырнули в трубу и очутились в гостиной.
   Патти с неподдельным восхищением разглядывала сари Эмили.
   – Дорогая, оно совершенно четырехмерно! Где ты раскопала этот удивительный узор?
   – Он как-то сам пришел мне в голову, – скромно ответила Эмили. Джо разглядывал сари с научной беспристрастностью.
   – Оно напоминает мне теорию подпространства Нитза–Суварова, – глубокомысленно заявил он.
   – Это еще что такое? – удивилась Эмили.
   – Оригинальная теория – куча дырок, связанных друг с другом серией постулатов… Эй, Джимми, попробуй-ка этот коктейль. Называется Кровавый Крушитель… Шесть стаканчиков равняются полному забвению.
   – За уничтожение Утопии! – проворчал доктор Шаффер, осушая стакан одним глотком. Последовала долгая пауза. – Что это было, Джо, – благоговейно спросил он, – ракетное топливо пополам со спиртом?
   – С первою раза и в самую точку!.. Горячих дюз тебе, брат! – Джо опрокинул свой собственный стакан, заморгал и начал считать. Когда он, наконец, добрался до девяти, красный туман понемногу начал рассеиваться.
   – Ну, ладно, – сурово поглядела на мужчин Патти, – самоубийством займетесь чуть попозже. А сейчас обед ждет…
   Полчаса спустя, расправившись с огромным блюдом морской капусты, искусно замаскированной под тропические фрукты, и с десертом из витаминизированных Ангельских Пузырей, доктор Шаффер воспользовался заминкой в разговоре, чтобы поднять волнующий его вопрос.
   – Джо, – спросил он, – что мне, черт возьми, с ним делать?
   – С чем, брат неудачник?
   – Со всем этим проклятым свободным временем в этом мерзком Золотом Веке.
   Джо кинул какой-то странный взгляд на Патти и ушел от ответа.
   – Крутые слова, мистер. По правде сказать, они немного отдают государственной изменой.
   Доктор Шаффер мрачно выпил еще одну порцию Кровавого Крушителя.
   – Тройное ура государственной измене, – спокойно сказал он, – плюс несколько приветственных возгласов заурядному саботажу… Это как раз то, чего не хватает этому миру – чуть-чуть доброго, чистого саботажа… Никакого насилия, Джо. Просто тихое уничтожение пары-тройки тысяч автоматизированных робото-фабрик. Тогда мы с тобой, как и все остальные, так сказать, “бывшие”, снова сможем работать.
   Внезапно Патти встала. Они с Джо переглянулись. Доктору Шафферу показалось, будто они молча о чем-то договорились. Договорились о чем-то для него неведо­мом.
   – Пойдем со мной, Эмми, – позвала она. – Оставим наших революционеров их мятежным речам. Я никогда не рассказывала тебе о своем секретном гардеробе? Пошли, посмотришь, чем я занималась последние шесть месяцев.
   И взяв несколько озадаченную Эмили под руку, она вышла с ней из комнаты.
   Доктор Шаффер пристально поглядел на своего приятеля.
   – Кажется мне, – заявил он, – что кое-кто здесь ведет себя не особенно честно… я надеюсь. И не только в вопросе одежды, Я надеюсь, ты расскажешь мне, что все это значит, Джо… если, конечно… – он замялся и с горечью закончил, – если, конечно, ты мне доверяешь.
   – Черт, – покачал головой Джо Гаррисон, наливая себе двойную порцию Кровавого Крушителя. – Это такая штука, что я и сам себе не доверяю… Но прежде, чем я втяну тебя в это дело по уши, надо убедиться, что наши мозги и впрямь работают на одной волне.
   – Вполне разумно. Понеслись!
   – Первое утверждение: Мы полагаем, что девяностопятипроцентная автоматизация – это несколько больше, чем требуется для нормального человека.
   – Согласен.
   – Второе утверждение: Мы хотим свободы не только в отдыхе и развлечениях, но и в работе.
   – Согласен.
   – Третье утверждение: Мы хотим зарабатывать себе на жизнь. Мы хотим своим трудом добиваться уважения к себе. Нам не нужна благотворительность… даже в размере двадцати тысяч долларов в год.
   – Согласен.
   – Четвертое утверждение: Мы оспариваем право Государственного Департамента объявлять какие-либо принадлежащие нам вещи, и вообще любую нашу собственность, устаревшей. Кроме того, мы оспариваем право данного департамента на существование.
   – Браво! Бис!
   – Пятое утверждение: Мы хотели бы сломать эту систему. Сломать ее безболезненно. Сломать и начать все сначала… но пока что никто не знает, как это сделать.
   – Согласен.
   – Шестое утверждение: Мы отвратительные, антисоциальные бунтовщики… слишком извращенные, чтобы наслаждаться благами нашего прелестного, восхитительного мира.
   – Принято единогласно.
   Джо глотнул Кровавого Крушителя и икнул.
   – Отлично… Джеймс Эддингтон Шаффер, я избираю вас настоящим, подлинным, истинным беженцем. И немедленно приговариваю вас к столетней транспортации… в сторону прошлого.
   – И снова единогласно, – кивнул доктор Шаффер, – но только что ты, черт возьми, имеешь в виду?
   Джо усмехнулся и поднялся, отшвырнув ногой стул.
   – Следуйте за мной, гражданин беженец. Я разработал способ бегства, – и с этими словами он повел недоумевающего доктора Шаффера в гостиную.
   Здесь он вошел в трубу и спустился в игровую комнату.
   За время своего вынужденного безделья доктор Джозеф Гаррисон, в прошлом директор департамента суб-атомной физики в Американ Солар Энджинз Инкорпорейгид, обратил свой гений на переделку игровой комнаты в точное подобие бара девятнадцатого века. С несколькими интересными дополнениями.
   – Плевательница, опилки на полу, настоящее газовое освещение, – с гордостью демонстрировал он. – Только напитки не подлинные… Ну, как тебе здесь нравится?
   – Восхитительно! – вздохнул доктор Шаффер. – Вот это были дни… Но ты что-то говорил о способе бегства… я все еще ничего не понимаю.
   Джо подошел к бару.
   – Ты уж извини меня за некоторую склонность к театральности, – сказал он, и повернувшись к огромному зеркалу, расположенному за стойкой, воскликнул:
   – Сезам, откройся!
   И тут же вся стена вместе с зеркалом и стойкой бара отъехала в сторону, открыв доступ в маленькую физическую лабораторию, забитую сложной аппаратурой.
   Доктор Шаффер глядел на все это, открыв от изумления рот.
   – Я приспособил электронный звуковой ключ, – спокойно пояснил Джо. – Просто так, чтобы сбить с толку незваных гостей… Посмотри-ка вот сюда. – л он показал доктору Шафферу толстый металлический цилиндр высотой около трех футов.
   – Напоминает ультразвуковую мойку, – решил доктор Шаффер, подозрительно разглядывая пару круглых циферблатов, невесть что показывающих.
   – Это, мой милый нарушитель закона, двигатель первого в мире хронокара. А теперь взгляни сюда, – он показал на большой плексигласовый купол.
   Его прозрачные с гены, за исключением маленькой круглой дверцы у основания, были испещрены зелеными, голубыми и желтыми прожилками.
   – Перед тобой, – сказал он с почтением в голосе, – сам хронокар.
   – Больше похоже на клетку для огромного грифа, мечтающего полакомиться человечинкой, – заявил доктор Шаффер после некоторого раздумья. – Но раз ты утверждаешь, что это хронокар, значит, так оно и есть. Тогда я согласен, что это чертовски хороший хронокар… Только скажи по секрету, что это такое – хронокар?
   Бросив на своего друга испепеляющий взгляд, Джо Гаррисон пояснил:
   – Попросту говоря, чтобы меня понял такой неуч, как ты, это машина времени.
   – Что?!
   – Ты же слышал, что я сказал. А теперь пойдем присоединимся к нашим дамам. Эту историю я люблю рассказывать о-о-очень долго.
   И взяв пораженного доктора Шаффера под руку, он вывел его из лаборатории. Небрежно, через плечо, он кинул:
   – Абракадабра!
   Стена бесшумно встала на прежнее место.
   Доктор Шаффер поморгал, потряс головой. Осмотрел ничуть не изменившийся бар…
   – Этот Кровавый Крушитель, похоже, еще крепче, чем я думал, – пробормотал он с восхищением в голосе.
   ***
   Тем временем Эмили осматривала тайный гардероб Патти. Он состоял из двух плотно облегающих, длинных, до пят, платьев – одно изумрудно-зеленое, другое небесно-голубое. А еще – две огромные шляпки, на одной из которых обосновался огромный букет страусиных перьев, а на другой словно перевернулась большая, полная самых разнообразных плодов корзинка.
   У Эмили даже голова пошла кругом от этих удивительных нарядов – последний крик моды конца девятнадцатого века. Но ее изумление достигло апогея, когда Патти, раскрасневшись от гордости, продемонстрировала ей свои остальные богатства – два серых мужских костюма с узкими брюками – дудочками, пару настоящих льняных рубашек с двухдюймовыми стоячими воротничками, два ярко-алых галстука и две соломенные шляпы.
   В ответ на обрушившуюся на нее лавину вопросов Патти загадочно ответила:
   – Мы с Джо планируем нечто вроде каникул… навсегда. Мы надеялись, что вы с Джимми тоже заинтересуетесь такой возможностью. Должна только сразу вас предупредить – вернуться обратно будет уже невозможно.
   – Патти, я сейчас умру от любопытства! Не тяни, рассказывай!
   Но Патти только хитро улыбнулась в ответ.
   – Это трудно объяснить. К тому же мне не хочется портить удовольствие Джо. Пусть он тебе все объяснит. Наверно, они с Джимми уже вернулись.
   Через несколько минут в гостиной Джо Гаррисон подробно рассказал обо всем, связанном с хронокаром и своим необычным предложением.
   – Будучи самой первой машиной времени, – объяснил он, – хронокар обладает всеми недостатками экспериментального устройства: он может перемещаться только в прошлое и максимальная дальность его действия составляет всего около era лет.
   Но самое главное в том, что он дает им возможность удрать из мира 1994-го года, из полного разочарований Века Всеобщего Благоденствия, из скучной Эры Изобилия – из мира, где могут быть счастливы только роботы.
   – В общем, – весело подытожил Джо, – мы можем перенестись в доядерную эру, в мир, где автоматизация и дешевая солнечная энергия еще не лишили человека смысла жизни. Подумай, Джо, что эго означает! Если ты того пожелаешь, ты можешь работать, хоть двенадцать часов в день, шесть дней в неделю, пятьдесят недель в году. Ты можешь работать, даже когда тебе исполнится девяносто лет!
   – Мы сможем сами шить себе одежду, – весело добавила Патти. – Сколько нам заблагорассудится. Сможем сами готовить себе пищу, штопать носки, делать занавески, покупать старую мебель и разводить зимой настоящее, коптящее пламя в очаге. Мы сможем читать романы О’Генри при свете керосиновой лампы и носить совершенно потрясающее нижнее белье!
   – И никаких Крушителей, – мечтательно прошептала Эмили. – Никаких сшитых роботами тряпок… Это похоже на рай!
   Но доктор Шаффер тем временем размышлял о более важных вещах.
   – Джо, – с горящими глазами воскликнул он, – как бы тебе понравилось отправиться на “Китти Хок” и прочитать братьям Райт небольшую лекцию по аэродинамике? Или отправиться в Детройт и наладить конвейерное производство на заводике, выпускающем Форд модели Т? Или перелететь… я хотел сказать, переплыть океан и кое о чем намекнуть господину Маркони? Потом, конечно, мы можем заняться киноделом… Ты уверен, что этот твой хронокар… ну, что он сработает? Я просто-напросто сдохну от разочарования, если это была только шутка.
   – Можешь не волноваться, – уверенно ответил Джо. – Он отлажен, как часы… Уж не думаешь ли ты, что я стал бы предлагать недоброкачественный товар?
   – Конечно, нет, но…
   – Я откалибровал его с такой точностью, – не унимался Джо, – что если мы решим очутиться в году 1890-ом точно, в Новый Год, то мы там в этот момент и появимся – можно будет услышать, как хлопают пробки от шампанского.
   – Почему бы нам – того не сделать? – Эмили едва могла усидеть на месте от нетерпения. – Почему?
   – Как ты думаешь, Джимми? – Джо испытующе поглядел на доктора Шаффера. – Если ты хочешь убедиться, что хронокар сработает, нам придется задержаться, пока ты подучишь математику так, чтобы разбираться в милых моему сердцу вопросиках типа бесконечной длительности в транс-конечной пространственно-временной серии… Или ты готов мне довериться?
   – Черта с два я стану тебе доверять! – захохотал доктор Шаффер. – Но все равно я готов рискнуть!
   – Тогда чего мы ждем? – спокойно спросила Патти, наливая четыре порции Кровавого Крушителя. – Никогда не стоит терять время!
   – Истинная правда! – подхватила Эмили. – Поэтому-то мы и отправляемся в прошлое!
   – А теперь, – деловито заявил Джо, когда все осушили бокалы, – придвигайтесь к столу и давайте перейдем к делу. Патти, у тебя есть список всех необходимых нам вещей. Вы с Эмили начнете собираться, а мы с Джимми пока разберем хронокар. Потом все это мы должны погрузить в шмели. Если мы воспользуемся и вашим, и нашим, то увезем все за один раз.
   – Куда увезем? – не понял доктор Шаффер.
   – В пустыню, разумеется! Ты же не хочешь появиться в 1900-ом году, в новогоднюю ночь прямехонько в чьем-нибудь будуаре? Это несколько неудобно и может иметь для нас некоторые не слишком приятные последствия.
   И вскоре приготовления пошли полным ходом.
   ***
   Глубокой ночью во тьму, где теперь практически безраздельно царили звезды, взмыли два шмеля. Глядя на исчезающие внизу огни городов и пригородов, четверо добровольных беженцев не испытывали ни сожаления, ни вины – а только восхитительное ощущение свободы, словно дети, удравшие из дому.
   За несколько часов до рассвета они приземлились в пустыне. Они выбрали место неподалеку от печальных, заброшенных останков покинутого города, который, когда стрелки часов закрутятся в обратную сторону, вновь вернется к жизни.
   – Ну, вот мы и на месте, – радостно объявил Джо. – Отсюда еще можно вернуться.
   – Мы и собираемся вернуться, только не в пространстве, в во времени, – усмехнулся доктор Шаффер.
   Пока мужчины в свете фар шмелей собирали хронокар и устанавливали хронодвижитель, Эмили и Патти переоделись в удивительные платья далекой эпохи и примерили свои новые шляпки.
   Платья оказались тесными и даже немного жмущими в некоторых любопытных местах. В них было трудно наклоняться, потягиваться, да и дышать-то оказалось не так уж и просто. Но они казались женщинам райскими одеяниями.
   За десять минут до рассвета хронокар был собран и готов для великого кульминационного фокуса с исчезновением. Патти достала кофе и бутерброды – последняя символическая трапеза в 1994 г.
   – Совсем скоро рассветет, – заметил Джо, проглатывая последний кусок бутерброда с цыпленком. – Лучше всего нам поскорее затеряться во времени. Будет грустно, если сейчас нас засечет какой-нибудь правительственный шмель. Чертовски не хотелось бы начинать выяснять отношения с экипажем наводчика.
   Доктор Шаффер поглядел на свою жену и улыбнулся. В ярко-зеленом облегающем платье и с корзиной фруктов на голове она казалась ему необычайно привлекательной.
   – Ну как ты, Эмми? – спросил он. – Не хочешь остаться? Еще не поздно.
   Эмили улыбнулась и швырнула коробку от бутербродов в сторону молчаливого шмеля.
   – Вот еще, – ответила она. – Утопия там, где ты ее найдешь.
   Достойная эпитафия 1994-му году. А для грядущего года 1900 – оптимистическое приветствие.
   Джо и Патти уже забрались в хронокар. Доктор Шаффер нежно поцеловал жену и взял ее за руку. Вскоре они поднялись на борт прозрачной, в многоцветных прожилках, каравеллы, ведомой капитаном Джозефом Гаррисоном – первым Колумбом времени.
   Над горизонтом показался красный краешек восходящего солнца. Джо окинул взглядом индикаторы на хронодвижителе и тихонько начал отсчитывать секунды. Затем щелкнул тумблером…
   На мгновение пустыня задрожала, словно марево, и вдруг кругом бесконечной чередой понеслись дни и ночи, вечно изменяющийся, летящий задом наперед ураган обратимых изменений. Даже зажав руками уши и закрыв глаза, путешественники не могли избавиться от монотонного мигания солнца, чередующегося с пляшущими созвездиями и луной, от рева всемогущего ветра.
   Но вот временной прыжок подошел к концу. Пустыня и небо над ней вновь стали неподвижными. Джо открыл глаза и в изумлении уставился на панели с инструментами.
   – Эта чертова штука и впрямь сработала, – воскликнул он дрожащим от волнения голосом. – Чтоб мне провалиться!
   Четверо потрясенных людей выбрались из хронокара в мир, замерший на грани нового дня, нового года и нового столетия.
   Доктор Шаффер посмотрел туда, где в 1994-м находились развалины покинутого города… покинутого, но только не сейчас. Шумный и светлый, он воскрес из пучины времени – символ бурного и светлого мира 1900.
   – Смотрите! – сказал доктор Шаффер. – Мы уже в Истории! – Рука в руке четверо беженцев – беженцев из Утопии, которая провалилась, вошли в век, который, несмотря на все свои недостатки, был все-таки веком человеческих возможностей.
   Странный, деловой мир. Мир небрежный, порой, рискующий. Все еще слишком буйный, чтобы склониться перед упорядочивающим рвением Планировщиков. Слишком неистовый, чтобы принять усыпляющие положения Абсолютной Безопасности. Слишком деловой, чтобы отвергнуть мечты и силы людей.