Купер Эдмунд. Сомнительная полночь

   Шона вздохнула:
   - Разве было бы плохо? Пол, он просто рвался к символу яйца. Ты думаешь, это имеет какое-нибудь значение?
   - Пока нет. Нужно понаблюдать за ним несколько дней. Он должен понять, что происходит в мире. Я думаю, мы узнаем, когда он примет какое-либо решение.
   Шона выглядела несчастной.
   - Я себя чувствую просто змеей. Нужно было дать ему время осмотреться, прежде чем брать его в работу. Он же только что из санатория.
   Пол достал из ящика стола пузырек и шприц для подкожных инъекций.
   - Я знаю. Мне и самому это не нравится. Но если мы не начнем работать с ним как можно скорее, этим займутся они. Даже Психопроп выяснит, что потенциально в нем преобладает символ курка. Обычный человек двадцатого века - как раз тот археологический тип, что нам нужен. И, по Божьей милости, нам даже не пришлось охотиться за ним. Он сам пришел к нам!
   Она смотрела, как он наполняет шприц и вонзает иглу в руку Маркхэма.
   - Ты уверен, что "Забытьин" сделает свое дело?
   - Если нет, нас ждет Уничтожение, моя милая. - Он успокаивающе улыбнулся. - Не паникуй, Шона. Один кубик даст нам не меньше двадцати минут ретроактивной локализованной амнезии. Он ничего не запомнит. - Пол вынул шприц и положил его на место.
   Через минуту, или около того, Маркхэм открыл глаза, два раза моргнул и сел.
   - У вас был обморок, - сказал Пол. - Перенапряжение. Последствия условно живого состояния.
   - Очень глупо, простите, - извинился Маркхэм. - Сейчас все хорошо. Между прочим, я подумал, что это от выпивки.
   - От нее тоже, - сказала Шона серьезно. Он попытался встать.
   - Не надо, - посоветовал Пол. - Поднимите ноги и расслабьтесь. Я должен вам кое-что сказать.
   Маркхэм был удивлен:
   - Вы говорите совсем по-другому. Теперь ваша речь звучит более нормально - для меня, во всяком случае.
   - Отлично, - сказал Пол. - Просто нам не надо больше играть некоторое время.
   - Что вы имеете в виду?
   - На левом предплечье у вас след укола. Я вколол вам алкалоид, он называется "Забытьин". Минут через двадцать вы спокойно отключитесь, а когда придете в себя, не сможете вспомнить ни слова из нашего разговора.
   Маркхэм несколько секунд молча смотрел на него.
   - Большое спасибо, - сказал он мрачно. - Возможно, я со временем и привыкну к новомодному гостеприимству, но сейчас меня это раздражает. Если вы не возражаете, я отсюда поскорее уберусь.
   - Вы останетесь на месте и выслушаете меня, - сказал Пол Мэллорис. - Я ничего не собираюсь делать, кроме того, что необходимо... Не будьте агрессивным. Вы только что из санатория, и я в значительно лучшей форме... Все, что я хочу, - это только чтобы вы выслушали меня.
   - Я слушаю. Можно даже сказать, я вас слушаю очень внимательно.
   Шона с мольбой посмотрела на него:
   - Мы не хотим вам вреда. Пол...
   - Предоставьте это мне, Шона. - Пол Мэллорис пододвинул стул и сел напротив Маркхэма. - У вас еще не было времени, чтобы сориентироваться в нашем мире. Но вам, по вашим меркам, он кажется утопией, потому что андроиды выполняют всю работу, а нам остаются все развлечения.
   Маркхэм кивнул:
   - Насколько я понял.
   - Однако среди нас еще остались, - продолжал Пол, - те, кто ценит свободу мысли больше, чем пустое времяпрепровождение. Мы не хотим, чтобы андроиды всем заправляли. Мы бы хотели и сами за что-нибудь отвечать.
   - Похвальное честолюбие, - сказал Маркхэм с сарказмом. - Почему бы вам не сделать что-нибудь для этого?
   - Мы делаем, но нам приходится быть очень осторожными. Позднее вы поймете, как легко угодить в разряд невротиков. Джон, любое отклонение в поведении, всякое несоответствие современному социальному статусу считается невротическим. Первая стадия - это когда ваши так называемые друзья заметят, что вы не выглядите счастливым. Вскоре это известие попадает к агенту Психопропа. Затем вы проходите психиатрический тест, хотя это само по себе ничего не значит. Имеет значение, сможет ли Психопроп обнаружить в вашем поведении существенные отклонения от нормы. Если отклонения имеются, вас рекомендуют для условно живого состояния или Анализа, в зависимости от того, насколько опасным вас сочтут. Анализ имеет и другое название Уничтожение. Они уничтожают вашу личность и воссоздают ее в более, на их взгляд, лучшем виде.
   - Почему же люди терпят подобное положение?
   - Они соглашаются с этим, ибо считают, что другого выхода нет. Только - Анализ.
   - А как дела с движением сопротивления?
   - Я к этому и подхожу, - сказал Пол. - Каждый может отказаться от Анализа. Но тогда человека исключают из Индекса; а его персонального андроида, если он его вовремя не поломал, перепрограммируют, чтобы тот выследил своего хозяина и вызвал психиатрическую команду. Тот, кто пытается помочь, тоже подлежит тестированию и в конечном итоге Анализу.
   Маркхэм криво улыбнулся:
   - Я уже слышал о Беглецах, одного даже встречал. Пол Мэллорис напрягся:
   - Кого?
   - Может быть, я вам скажу когда-нибудь, но не сейчас... Между прочим, сколько их?
   - Никто не знает, кроме Психопропа. В любом случае их, вероятно, больше, чем пятьсот, но меньше тысячи.
   - Я думаю, у них есть что-то вроде организации, - предположил Маркхэм.
   - Верно. Около семидесяти процентов людей являются приверженцами свободного общества и хотят сами отвечать за свои поступки.
   - Но они мало что могут против сотни тысяч андроидов и тридцати тысяч пассивных человеческих существ, так?
   Пол Мэллорис улыбнулся:
   - Я вижу, вы уже уловили суть проблемы. Но Гораций удержал мост, Леонид удержал проход, а Давид убил Голиафа.
   - Аналогии вряд ли годятся.
   - Почему же? Годятся - психологически. Я - психоисторик, между прочим, когда не прикидываюсь в своей публичной роли апокалиптического поэта.
   - Значит, андроидам не удалось заставить вас совсем не думать?
   Тем временем Шона налила выпивку в три бокала. Один она предложила Маркхэму.
   - На этот раз совсем безопасно, - сказала девушка извиняющимся тоном.
   Он взял стакан:
   - Спасибо. Странно, но я совсем не беспокоюсь.
   - Нет, андроиды не отучили меня думать, - сказал Пол. - Моя мать умерла, когда я родился, а отец - когда мне только исполнилось три года. Меня вырастили андроиды - нянчили, кормили, одевали, дали образование. Они заботились обо мне очень хорошо. Я должен был бы вырасти замечательным гражданином. Но не вырос.
   - Почему?
   - Андроиды могут присматривать за ребенком, но не могут любить его. Поэтому сперва была просто обида, а потом она обострила мое критическое мировоззрение. И вместо того чтобы принимать мир таким, какой он есть, я начал задавать вопросы.
   Маркхэм посмотрел на Шону:
   - А как с вами?
   Она улыбнулась и положила руку на плечо Пола:
   - Это он заразил меня. Я просто была несчастлива и боялась признаться в этом. Я думала, что со мной что-то не в порядке. Пол убедил меня, что это не так.
   Маркхэм неожиданно рассмеялся:
   - Пятьсот Беглецов и пара идеалистов против всех.
   - Есть и еще люди вроде нас, - сказал Пол. - Их много, может быть тысяча. Они ждут примера или лидера.
   - Теоретически, я бы поставил свои деньги на андроидов и систему.
   - А практически?
   - Практически, - осторожно сказал Маркхэм, - я думаю, что вы можете найти лидера. Пол посмотрел ему в глаза:
   - Я полагаю, что мы его уже нашли.
   - Кого?
   - Вас.
   Наступило тягостное молчание. Шона рассматривала свой бокал, не поднимая глаз на Маркхэма.
   - Я считаю, что вы сумасшедшие, - наконец сказал он, - если решили, что я соглашусь и что моя кандидатура - лучшая из всех. А если я не захочу, тогда что - спаси, Господи, человечество? Я еще даже не определился в этом мире. У меня не такой образ мыслей, как у вас. Я принадлежу другому веку. Я...
   - Именно поэтому вы и подходите, - вмешался Пол. - Вы из того века, когда люди полностью полагались на самих себя.
   - И каких дел натворили, - горько сказал Марк-хэм.
   - Не в этом суть. Ваша ценность в символе, архетипе. Вы Спасенный: человек, который верит в так называемую примитивную семейную жизнь, в созидательный труд и в человеческую ответственность.
   - Вздор! - со злостью сказал Маркхэм. - Я верю в счастье. Все то, о чем вы сказали, и делало меня счастливым. Если я могу быть счастливым при существующих ныне условиях, то я постараюсь им быть. Я не влезал специально в эту ловушку в морозильной камере, чтобы организовать вашу ничтожную революцию.
   - Предположим, вы не сможете быть счастливым?
   - Вот тогда и подумаю.
   Пол Мэллорис, кажется, был доволен.
   - Это все, что мы хотели узнать. Подождите. Попробуйте все, что вам будет предложено этим миром, Джон. Я думаю, хорошего вы найдете мало. Вот тогда мы сможем вас использовать. А за это время вы нам вреда причинить не сможете, потому что "Забытъин" полностью сотрет наш разговор в вашей памяти. Мы воспользовались им только чтобы проверить, как вы будете реагировать. Лично я думаю... - Он остановился.
   Маркхэм поднес руку к голове и, казалось, старался поддержать ее. Он напряженно посмотрел на Пола Мэллориса:
   - В комнате темнеет.
   - Не волнуйтесь, "Забытьин" начал действовать немного раньше. Вы отключитесь примерно на пятнадцать секунд.
   Маркхэм слабо улыбнулся.
   - Прелестная интерлюдия, - пробормотал он; потом его голова откинулась, и он обмяк.
   * * *
   Он пришел в себя и увидел, что Шона Ванделлей подносит чашку с темной жидкостью к его губам. Черный кофе. Он отпил немного, проглотил и сел.
   - Дорогой, - радостно сказала Шона. - Мы свиньи, ну и свиньи! Вы, должно быть, ужасно устали, потому что просто закрыли глаза и заснули. Чуть на нас не легли. А может, вы сочли нас скучными, ужасно скучными?
   - Вот черт, - сказал Маркхэм. - Мне очень стыдно. Никогда раньше со мной такого не случалось. Может быть... мне что-то странное снилось почему-то яйца... кажется.
   - Интересно, - сказал Пол. - Мне кажется, Фрейд был очень популярен в ваше время. Старик был фантастичен как аналитик, но он был просто золотой жилой буквальных сопоставлений, типичный невротик девятнадцатого века с ложной программой. Кто знает - он мог бы стать легким лирическим поэтом с правильным стимулом. В ближайшие дни послушайте "Сонет для шизо". У меня также есть записи...
   - Если вы не возражаете, - нетвердо начал Маркхэм, - я полагаю, мне надо идти домой. У меня был тяжелый день.
   - Дорогой Джон, - замурлыкала Шона. - Мы беспредельно жестокие, да и совсем глупые. Конечно, ты устал. Это же первый день после санатория. Может быть, завтра... Возможно, вечером?
   - Возможно, - сказал Маркхэм. Она проводила его до двери. Он вспомнил, что договаривался еще об одной встрече.
   - Пока, приятель, - сказал Пол Мэллорис. - Освободите свою психику.
   Маркхэм выдавил бледную улыбку и отправился в свою квартиру. Его не покидало чувство, будто он что-то должен вспомнить. Что-то очень важное, что пряталось в самой глубине его памяти. Может быть, завтра удастся вспомнить.
   Ему необходимо было отдохнуть. Был уже седьмой час, а в десять тридцать (двадцать два тридцать! Сверим часы, джентльмены) предполагалась встреча с загадочной Вивиан Бертранд.
   "Боже мой! Ну и денек! - подумал он. - Чертовский день!" Двадцать второе столетие, казалось, мстительно затягивает его.
   Вернувшись, он обнаружил, что Марион-А сменила кофту и юбку на лыжный костюм бутылочно-зеленого цвета. Несмотря на строгие линии, костюм придал ей удивительно женственный вид.
   - Я иду спать, - кротко сообщил он. - Если не проснусь через три часа, разбудите меня.
   - Да, сэр.
   - Я же просил называть меня Джоном.
   - Прошу прощения, Джон.
   Ему показалось, что в ее голосе прозвучала нотка обиды. Но это было глупо. Разве андроид может обидеться?
   В спальне он быстро скинул одежду и бросил ее беспорядочной грудой. Постель была приятно теплой. Марион-А постелила ему термоодеяло.
   ГЛАВА 7
   Он находился в великолепном магазине игрушек. Стены там были из прозрачного пластика, а потолок - из черного бархата, усеянного остроконечными звездами. Он стоял перед большим прилавком, на котором раскинулся Лондон - картонный город, украшенный волшебными огоньками, блестками и разноцветными стеклянными лампочками.
   За прилавком стоял Дед Мороз в красной шапке и с большим мешком. Лицо у него было какое-то вялое, помятое; голосом Проф. Хиггенса он сказал:
   - Веселого Уничтожения, мой мальчик, и счастливого невроза!
   - И вам того же, - вежливо ответил Маркхэм. Дед Мороз смахнул крокодилову слезу.
   - По секрету, - сказал он. - Все мои северные олени никуда не годятся.
   - Почему?
   Дед Мороз затрясся от смеха:
   - Боюсь, что все они прирожденные Беглецы, сынок.
   Маркхэм почувствовал прилив вселенского милосердия.
   - Мир Земле, - убежденно сказал он. - Доброй воли всем андроидам.
   Дед Мороз развязал мешок:
   - Возьми себе подарок, дружок, не глядя. Любой бесценный пакет за чисто номинальную стоимость.
   - Сколько?
   - Сущий пустяк. Приложи пальчик, заверь чек на свою душу.
   Маркхэм достал большую чековую книжку с надписью: "Лондонская Республика - Персональный Кредит" и - прижав большой палец к пластиковой карточке, вручил ее Деду Морозу.
   - Удовлетворение гарантируется, - громко заявил старик. - Или ваша душа будет вам возвращена.
   Маркхэм запустил руку в мешок и вытащил пакет.
   Он сдернул ленту, сорвал веселую обертку и обнаружил заводную куклу. У него вырвался крик отвращения.
   - Ты не любишь играть в куклы? - с любопытством спросил Дед Мороз.
   - А вы как думаете?
   - Она умеет ходить и говорить.
   - Да хоть бы летать и кричать.
   - Терпение, друг мой. - Дед Мороз взял куклу, повернул ключ в ее спине и аккуратно поставил на пол. - Если она тебе не нравится, можешь выбрать другой подарок. Честный Проф. святой Николай - это я.
   Кукла начала расти. Лицо увеличивалось, глаза засветились, золотистые волосы упали на плечи... Кэйти!
   - Кэйти, - хрипло прошептал он. - Кэйти, дорогая.
   - Джон, - сказала она. - Я люблю тебя.
   - Милая моя, это же чудо. Не будем спрашивать что и почему. Просто пусть так и будет.
   - Джон, я люблю тебя.
   Он посмотрел на картонный город, на милостивого Деда Мороза, на мешок с подарками.
   - Пойдем куда-нибудь, где можно побыть вдвоем.
   - Джон, - повторила она спокойно, - я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я...
   - Перестань! - сердито крикнул он, но Кэйти не остановилась. Она продолжала произносить те же слова, так же монотонно, пока слова не потеряли всякое значение. Он обнял ее. Он попытался поцеловать ее. Но губы продолжали шевелиться и говорить.
   - Черт побери. Перестань! Дед Мороз вежливо кашлянул.
   - Основная программа сведена к минимуму, - объяснил он. - В куклу много не уместишь.
   - Черт вас возьми, она не кукла. Она...
   - Не кукла, - повторила Кэйти. - Не кукла. Не кукла. Не кукла.
   - Боже мой! Кэйти, дорогая, кто же ты?
   Она улыбнулась лучезарно-неподвижной улыбкой:
   - Я андроид. Я люблю тебя. Я андроид. Я люблю тебя.
   Маркхэм в ужасе отшатнулся, закрыл лицо руками:
   - Уходи, сделай милость.
   Дед Мороз вздрогнул и дотронулся до ключа в спине Кэйти. Она умолкла на середине фразы и стала уменьшаться, пока не превратилась в маленькую неподвижную фигурку. Дед Мороз поднял ленту, расправил оберточную бумагу, тщательно запаковал ее и бросил сверток обратно в мешок.
   - Некоторым людям трудно угодить, - с сожалением произнес он. Попробуй еще, мой мальчик. Роза, как ее ни назови, все равно с шипами. Кукла поэтому всегда кукла. Посмотри, вот еще подарок. Вроде такой же, но другой.
   Он протянул сверток, и Маркхэм, как в трансе, взял его. Кукла была Марион-А - с ключом в спине. Не в силах пошевелиться, он смотрел, как она растет.
   - Я была перемоделирована по образу на фотографии, которую нашли в вашем кармане, - сказала она. - Предполагалось, что вам понравится сходство.
   - Уходи прочь!
   - Я нужна тебе, Джон.
   - Уходи прочь.
   - Ты не можешь жить без меня.
   - Уходи прочь, проклятый андроид! В ее глазах стояли слезы.
   - Извини, Джон, но я человек.
   - Что? - Он недоверчиво уставился на нее.
   - В самом деле, что? - повторил Дед Мороз с искренней улыбкой. - Что такое жизнь, мой друг? Это сказка, которую сочинил идиот, а рассказал гений, сказка, полная такого шума, такой ярости, что в ней практически все имеет значение.
   Маркхэм в упор посмотрел на него:
   - Гори все огнем, вы не Дед Мороз.
   - Правильно, огнем адским. Я - Мефистофель, старый создатель игрушек. Я люблю переодеваться то тут, то там. - Он небрежно махнул Марион-А. Усохни и умри, дорогая. Добрый джентльмен не хочет тебя... Да он вовсе и не знает, чего хочет.
   - Бог мой! Я знаю, чего хочу, - уверенно сказал Маркхэм.
   - Дьявол! Не знаешь! - Проф. Хиггенс сбросил красный плащ, под ним оказались хвост и раздвоенные копыта. Черты лица мгновенно изменились, теперь это было лицо сатира. Он отбросил крошечную куклу, в которую превратилась Марион-А, с силой, налитой адским огнем.
   - Я предлагаю тебе жизнь, - сказал он с кротким милосердием. - А ты отказываешься.
   - Не будьте проклятым шарлатаном! Вы предложили мне пару механических кукол. Мефистофель засмеялся:
   - Предложил. Я предложил тебе жизнь и любовь, а разве существует лучший символ, чем пара заводных кукол? Кроме того, что еще ты можешь хотеть?
   - Я хочу правды.
   - Не будь надоедливым шутником, милый парень. Такого зверя нет.
   - Вы лжете.
   - А разве все мы не лжем? Я, по крайней мере, умный лгун. Тем не менее я повторяю - такой вещи, как правда, нет.
   Маркхэм презрительно рассмеялся.
   - Доверьте дьяволу догму, - сказал он. - Но у меня всегда остается интуиция, и она говорит мне, что существует вечная правда.
   Мефистофель насмешливо хрюкнул:
   - Покупатель всегда прав, почти. Но я боюсь, что тебе придется дать определение вечной правды.
   - Она крепкая, как город? - спросил Маркхэм.
   - Конечно! - Мефистофель взмахнул рукой - и картонный Лондон превратился в колоду карт.
   - Она прозрачная, как кристалл?
   - Неоспоримо! - Мефистофель выпустил огонь из ноздрей, и кристаллические стены почернели, а потом разбились на куски.
   - Она вечная, как звезды?
   - Абсолютно! - Мефистофель посмотрел на потолок из черного бархата, и твердые остроконечные звезды превратились в снежинки, которые медленно падали, тая на лету.
   - Какая бы ни была правда, я покупаю ее, - дико закричал Маркхэм, - и посмотрю на вас в аду. Мефистофель улыбнулся:
   - Дорогой мальчик, ты уже купил ее. Остается маленький вопрос с чеком на твою душу, что позволит назначить встречу в аду во время, которое еще никто не определил... Между прочим, сделка есть сделка, и ты получишь свою правду. Но тебе лучше постараться выиграть время.
   - А зачем мне нужно время?
   - Время, - сказал Мефистофель, растворяясь в собственном огненном дыхании, - чтобы понять.
   Потом наступило ничто - только темнота и тишина. Тишина, которая перекатывалась, как гром, и темнота, которая сотрясалась и разламывалась и наконец взорвалась, превратившись в свет.
   Маркхэм открыл глаза и увидел, что Марион-А склонилась над ним.
   - Пора вставать, - сказала она. - Вы велели разбудить вас через три часа.
   - Время, чтобы понять, - пробормотал Маркхэм сонно. На какой-то момент ему послышался отдаленный смех. Смутно он припомнил сон, понял, что это только сон, и вздрогнул. Потом он зевнул, потянулся и заставил себя выбраться из кровати... Сон исчез.
   Он послал Марион-А сварить кофе, а сам стал собираться, со скукой размышляя о встрече с Вивиан Бертранд.
   Двадцатью минутами позже, после душа и бритья, он почувствовал себя отдохнувшим и проснувшимся. А когда оделся и выпил кофе, приготовленный Марион-А, то стал думать о предстоящем визите даже с удовольствием.
   Он говорил себе, что им движет любопытство. Даже если не придавать значения несомненной привлекательности Вивиан Бертранд, он каким-то странным образом чувствовал, что она была единственная из встреченных им, кого можно было назвать совершенно живой. Как если бы она существовала в измерении, недоступном Шоне Ванделлей, или Полу Мэллорису, или Проф. Хиггенсу. Как если бы она одна принадлежала полностью и естественно миру, в котором жила.
   Наконец он понял, что ему пора отправляться.
   Маркхэм посмотрел в окно, увидел ясное небо и решил пойти пешком.
   Насколько он помнил, дорога до Парк-Лэйн должна была занять меньше четверти часа, если идти через парк.
   - Вы хотите вернуться на геликаре? - спросила Марион-А.
   Он говорил ей раньше о встрече с Вивиан Бертранд, с любопытством ожидая ее реакции, но, как всегда, комментариев не последовало.
   - Не думаю, но, если изменю намерения, я вам позвоню.
   - Да, сэр.
   - Видимо, у андроидов плохая память.
   - Нет, Джон.
   Уже выйдя из квартиры, он подумал, не называет ли она его "сэр", когда они вдвоем, чтобы выразить неудовольствие. Он решил, что это возможно; хотелось верить, что это так.
   Воздух был чистым, по-настоящему осенним, а сентябрьское небо было усеяно звездами. Он шел через Гайд-Парк и чувствовал себя странно счастливым. Впервые вечером он вышел один. Его охватило бодрящее чувство свободы, странная иллюзия безопасности.
   Он посмотрел вверх, на звезды, нашел знакомые созвездия - вечные маяки, для которых полтора столетия были просто незаметным мгновением. Вдруг он вспомнил ту часть своего сна, где звезды превратились в снежинки и растаяли. Чувство безопасности и уверенности покинуло его - он был один в темноте; одиночество охватило его, как парализующий холод камеры "К".
   К тому времени, когда Маркхэм нашел нужный дом на Парк-Лэйн, он чувствовал себя изгнанником, человеком, стремящимся убежать от самого себя, от своих мыслей, своих воспоминаний. Он начал понимать, как чувствуют себя Беглецы, отринутые обществом, живущие где и как придется...
   Вивиан Бертранд сама открыла дверь. Он ожидал увидеть слуг, андроидов, возможно других гостей. Но, очевидно, Вивиан устраивала интимная обстановка.
   - Привет, дорогой враг. Вы опаздываете. - Она приветствовала его улыбкой, в которой проскользнуло нетерпение.
   - Извините, мисс Бертранд. Я сильно опоздал?
   - Семь минут. Обычно ждут меня. Это новое ощущение. И я не мисс Бертранд, во всяком случае не сегодня вечером. И не для вас.
   На ней было весьма простое одеяние. Выше талии оно напоминало вечернее платье, по линии шеи обрамленное металлическим пояском, служившим единственным украшением; ниже талии - переходило в клетчатые брюки, которые подчеркивали длинные, грациозные ноги.
   Когда она встретила его у дверей, платье казалось черным, а поясок серебряным. Но когда она прошла в гостиную, платье оказалось цвета мальвы, а поясок золотым. Одновременно с этим ее обычно золотые волосы стали темными.
   Ее развеселило удивление Маркхэма.
   - Я знакомлю вас с новой модой, - сказала она. - Сейчас у нас нет большой приверженности к статическим цветам. Слишком монотонно. Мы живем в мире жизни и движения, дорогой враг, - в мире, радушном, как любовь и правда.
   Она повернулась с торжественным изяществом; ее платье стало белым, а длинные волосы переливались глубоким зеленым цветом. Маркхэм смотрел словно загипнотизированный.
   - Как... - начал он.
   - Как, - передразнила она, - и почему! Это все, что заботит вас. Вам не нравятся красивые вещи?
   - Да, но...
   - Ваши "но" наводят скуку, дорогой Джон. Долой все "но", "как" и "почему". Садитесь на диван, а я приготовлю вам особый, встряхивающий душу коктейль. А потом, если вы будете хорошим и развлечете меня, я, может быть, удовлетворю ваше любопытство.
   Она весело толкнула его на длинный низкий диван, подошла к маленькому столику на колесах, уставленному бокалами и графинами, и приготовила коктейли.
   Комната была обставлена в роскошном, современном стиле, но внимание Маркхэма сосредоточилось на Вивиан. Атмосфера, казалось, была насыщена ею, как будто она излучала невидимую энергию, которая заряжала все, до чего она дотрагивалась.
   Она вручила ему бокал и уселась перед ним в живописной позе на ворсистом ковре, баюкая свой "душетряс" и глядя на Маркхэма ясными, веселыми глазами.
   - Расслабьтесь, - сказала она, поднимая бокал. Маркхэм осторожно попробовал свой коктейль, - по вкусу это был высокооктановый сухой мартини.
   - Как вам нравится то, что у вас есть персональный андроид?
   Он улыбнулся:
   - Я к этому привыкаю. Мне приходится все время напоминать себе, что она всего лишь машина.
   - Возможно, - сказала Вивиан, - что и мы все - тоже машины. Только мы этого не знаем.
   - Вы верите в это? Она улыбнулась:
   - Дорогой Джон. Ты такой безнадежно серьезный... Давай выпьем еще. Мой бокал пуст. Маркхэм встал:
   - Скажите мне, как его смешать, тогда я смогу добавить в свой список еще один рецепт.
   Он смешал "душетряс" под ее руководством. По вкусу коктейль получился не хуже первого - только немного крепче.
   - Я знаю, - сказала Вивиан. - Мы выпьем в память о вашей жене.
   - В самом деле? - он ощутил неясное раздражение.
   - Вы не хотите?
   - Нет.
   - Тогда я... Вот за что - как ее звали, Джон? Неожиданно для самого себя, сам того не желая, он ответил:
   - Кэйти.
   - Тогда за Кэйти. Я уверена, что она была прекрасной, милой и очень ручной... Вы согласны?
   - Нет.
   - Вы не думаете, что она была прекрасной?
   - Я не думаю, что она была ручной. Вивиан проглотила свой коктейль.