- Красивые и очень длинные слова, - фыркнула Барбара. - Но совершенно пустые. Понятно лишь то, что ты ничего точно не знаешь. Может, так оно и лучше.
   Наступило молчание. Лишь монотонный плеск волн нарушал вечернюю тишину.
   - Ладно, - наконец объявил Авери, - пошли за этим проклятым плавником. Постараемся набрать побольше, пока солнце еще не село.
   Барбара собрала тарелки.
   - Сэр, можно нам искупаться, пока вас нет?
   - Нет, - после минутного раздумья ответил он. - Категорически нет. Может, завтра. Черт, у нас и так полным-полно проблем.
   9
   Темнота наступила с тропической внезапностью. Ужин закончился (на сей раз только фрукты), ограда, ну, какая получилась, была уже построена. Только что мир полнился светом и теплом, и вдруг море, словно чудовище, проглотило солнце. В кронах деревьев завыл холодный ветер, неся с собой ночную тьму.
   Изгородь (так, скорее, просто завал из плавника высотой около трех футов) окружала две палатки, четверых людей и костер. Она окружала мир внутри мира.
   Авери сидел у костра и глядел на своих товарищей по несчастью. "Интересно, - думал он, - чувствуют они себя такими же одинокими и беззащитными, как я?" Днем столько всего надо было сделать, что просто не оставалось времени для копания в себе. День солнечным плащом прятал страхи и треволнения. Но вот ночь сорвала этот плащ и обнажила одинокую, перепуганную душу.
   На небе загорались звезды. Чужие звезды. Звезды другой галактики, или, возможно, другой части Земной галактики. Что за высокомерие: Земной галактики! Это отголосок древних и очень живучих предрассудков, помещавших человека, единственное и возлюбленное дитя антропоморфного Бога, на плоскую Землю в неподвижный центр мироздания.
   Но, возможно, у Бога много детей. И возможно, некоторые из них умеют делать гипнотические кристаллы. И всякие другие вещи...
   От того, что звезды были чужими звездами, они не стали менее красивыми. Они светили все так же холодно, без сострадания. Но в этом-то и крылась часть их красоты - апофеоз отчуждения. Водородные бомбы, лондонские зимы, человеческие страхи и надежды, даже межзвездные похищения - все это ровным счетом ничего не значило для этих светлых огней вечности.
   Авери чувствовал, что еще очень не скоро ему удастся воспринять случившееся как свершившийся факт. Он уже ощущал его реальность - в смысле неоспоримой реальности происходившего с ним в последнее время - но не мог поверить в это сердцем. От Лондона его отделяло, судя по всему, много световых лет. Это ничего не значило. С тем же успехом это могла бы быть какая-то сотня или даже пара тысяч миль. Далеко. Какая разница, расстояние не поддавалось воображению.
   Но он никак не мог осознать, что со всех практических точек зрения Лондон - и как символ, и как реальное место - перестал существовать. Умом Авери понимал, что шанс вновь увидеть этот город (да и вообще Землю) очень и очень мал. И однако, в его ушах еще стоял грохот подземки, гул большого города эхом отдавался в каждом ударе его сердца. Он гадал: что-то с ним случится, если, или точнее, когда он оставит надежду - не нечто конкретное, а туманную, частично неосознанную надежду, что когда-нибудь, как-нибудь он найдет свой дом. К своему безграничному удивлению, Авери первый раз в жизни ощутил себя членом большой семьи по имени человечество. Странное это ощущение - понять, что ты - ребенок, волею судеб заброшенный далеко-далеко от родного очага. Но все-таки он не полностью потерял контакт с человечеством: он же не один, с ним еще трое людей. Глядя на них, Авери пытался угадать, какие сомнения и беспокойства терзают сейчас их души.
   У Барбары была бутылка виски. По правде говоря, у Барбары было почти шестьдесят бутылок виски. Они устилали дно ее сундука так же, как сигареты у Авери. Почему-то Авери не думал, что Барбара может пить. Дело не в том (как объяснила Барбара, доставая бутылку), что она алкоголичка или даже просто "любит выпить". Ей просто-напросто необходим костыль, на который можно опереться. Хоть какой-то костыль в мире, где она должна вечно играть одну и ту же роль в нескончаемом телесериале о госпитале, готовом принимать воображаемых пациентов, пока все население Англии не станет душевнобольными, или прикованными к постели, или и теми и другими одновременно.
   Барбара сидела рядом с Томом у входа в палатку, которую он окрестил "женским общежитием". Оба они держали в руках стаканы с виски. Авери и Мэри сидели всего в нескольких ярдах в стороне, у входа в "мужское общежитие". Авери тоже вертел в руках стаканчик, на дне которого плескалось немного виски. Но Мэри упорно отказывалась от алкоголя. Она с тревогой поглядывала на Барбару, уже четвертый раз подливавшую себе из бутылки. Но пока что виски, похоже, на Барбару не действовало. Том, однако, выглядел довольно унылым. В плане виски он не отставал от Барбары.
   На какое-то время общая беседа угасла. Они сидели и молчали. Но вот Авери подбросил дров в костер, к небу полетел столб веселых искр, и Барбара встрепенулась.
   Она тяжело вздохнула, потрясла головой и внезапно сказка:
   - Нам придется придумывать имена.
   - Извини, не понял? - недоуменно спросил Авери.
   - Флора и фауна, глупый. Все эти красивые картинки рассказывают, какие растения и животные водятся в этих краях и на что они пригодны... или не пригодны... Но там нет названий. Мне кажется, это очень важно, чтобы все животные имели свои названия. Иначе как, черт возьми, мы будем о них говорить?
   - В этом предложении что-то есть, - заметил Том. - Совершенно сбивает с толку трепаться о шестиногом кролике, который на кролика вовсе не похож... если вы поняли, что я имею в виду.
   - Ты пьян, - тут же заявила Мэри.
   Том засмеялся.
   - Я лавировал, лавировал и все-таки вылавировал, - выговорил он с довольным видом, словно ученый, выдвинувший новую революционную теорию.
   - По-моему, это очень просто, - вмешалась Барбара. - Мы назовем его кроликоподобный.
   - Кого его?
   - Шестиногого кролика. Он кроликоподобный. А еще тут водятся носорогоподобные, крокодилоподобные, собакоподобные и так далее, и так далее...
   - Удобно и понятно, - улыбнулся Авери. - Но как ты назовешь увиденного Мэри греческого бога? Между прочим, у нас нет карточки, объясняющей, кто он и на что пригоден.
   - Очень просто, - не смутилась Барбара. - Он или суперподобен, или сексоподобен, - она захихикала, - в зависимости от вашего пола, вкусов и того, что он с вами делает.
   - Я надеюсь, - серьезно ответил Авери, - что он ничего не будет с нами делать... если, конечно, вообще существует.
   - Существует, - мрачно сказала Мэри, - можете не сомневаться. - Она содрогнулась. - И чего вы только о нем напомнили.
   - Дорогая моя, - воскликнул Том, - мы с Ричардом будем защищать твою девственность до последней капли виски... Господи, как я устал! Это все, наверно, морской воздух.
   - Приставка "подобный", мне кажется, подойдет, - решил Авери. - Во всяком случае, пока. Между прочим, наша первоочередная задача - как следует запомнить все картинки и выучить надписи под ними. От этого может зависеть, выживем мы тут или погибнем... Касательно последнего: замечания Тома. Может, вам троим спать пойти? По-моему, неплохая идея. День был довольно тяжелый.
   - Нам троим? - нахмурилась Барбара. - А ты чем займешься?
   - Буду нести вахту и поддерживать огонь. А через пару часов разбужу тебя. Ты подежуришь и поднимешь Тома. Таким образом, Мэри достанется, как я надеюсь, утренняя смена.
   - Отправиться на покой... милая и почти святая мысль - если, конечно, речь идет о кровати в Первом Восточном. Спальный мешок и палатка почему-то не наполняют меня таким же энтузиазмом. Однако, оказавшись на Марсе, надо вести себя как маленькие марсиане. Спокойной ночи всем... Если Барбара не против, я бы прихватил с собой посошок на дорожку.
   Он плеснул себе в стакан приличную порцию виски.
   - Да, кстати, - поинтересовался Авери, - в ваших сундуках есть какие-то личные удобства... ну, как сигареты у меня, или виски у Барбары?
   Свой вопрос он адресовал Тому, но первой ответила на него Мэри.
   - В моем, наверно, килограмм пятьдесят конфет, - призналась она. - Я и правда ела их довольно много, но... - даже в свете костра было видно, как она покраснела.
   Авери перевел взгляд на Тома.
   - Извини, старина. В моей маленькой коробочке нет ничего, что мы могли бы есть, пить или сосать. Все удобства, какие есть, - исключительно личного характера... Предполагая, конечно, что принципы невмешательства в личную жизнь, свойственные цивилизованному обществу, действуют и в нашей группе... Приятных сновидений, - и с этими словами Том скрылся в палатке.
   Авери был заинтригован. В голосе Тома чувствовалось напряжение. А если добавить к этому странное замечание о "личной жизни", складывалось впечатление, что Том хочет что-то скрыть. Но в той ситуации, в которой они оказались, ничто не может оставаться тайным. Рано или поздно все всплывет наружу. Скоро, даже слишком скоро, они на собственной шкуре познают все сильные и слабые стороны друг друга, взаимные привязанности и недостатки, маленькие личные тайны... И это тоже будет нагота, просто в другом смысле...
   Следующей сломалась Мэри. А вслед за ней отправилась спать и Барбара. Его спутники находились от него всего в нескольких ярдах, и однако, Авери почувствовал себя восхитительно, блаженно одиноким.
   Он немного дрожал - от холода и удовольствия. Он подбросил дров в огонь и уселся поудобнее. Возможно, следует выйти из лагеря и посмотреть вокруг, не собирается ли кто-нибудь на них напасть. Но Авери тут же отказался от этой мысли. Ночь была такая темная, что в стороне от костра он ровным счетом ничего не увидит. А сам при этом станет прекрасным объектом для нападения. Нет уж, лучше сидеть и не рыпаться, положившись на изгородь и костер.
   Погруженный в свои мысли и воспоминания, Авери просидел у костра, наверно, минут сорок пять, когда вдруг услышал шорох. Это Барбара, накинув на голое тело рубашку и натянув слаксы, вылезала из палатки.
   - Не могу уснуть, - прошептала она. - Я пробовала и так, и этак ничего не помогает. Мэри-то уснула без проблем. Дрыхнет, словно дома.
   - Может, ты выпила слишком много виски, - тоже шепотом предположил Авери.
   - Или мало, - улыбнулась Барбара. - Ричард, мне чертовски одиноко. Сделай любезность, подержи меня за руку. Это все, что мне сейчас нужно.
   Авери посмотрел на нее. Затем нежно обнял за плечи и притянул Барбару к себе. Со вздохом облегчения она прижалась к нему. Так они и сидели, обнявшись...
   - Подумать только, - наконец прошептала Барбара, - что делает контакт с другим человеком... я имею в виду реальный, физический контакт. Десять минут назад я дрожала, словно туго натянутая струна, а теперь расслабилась...
   - Но не слишком, я надеюсь.
   - Нет, не слишком, - отозвалась Барбара, глядя на него как-то странно. - Все еще только начинается, и мы должны быть чертовски взрослыми, так?
   Авери не нашелся, что на это ответить, а Барбара только еще крепче прижалась к нему. И эта близость давала ему самому ощущение безопасности, словно где-то внутри медленно раскручивалась сжатая спираль пружины. И еще удивительнее (и приятнее), что никакие сексуальные устремления не заслоняли этого чувства близости и взаимной необходимости...
   - Может, пойдешь обратно спать? - спросил он через некоторое время.
   - Нет уж, спасибо, - пробормотала она. - Это куда лучше сна.
   Так они и сидели долгие, долгие часы, не разговаривая, почти не думая, просто наблюдая за огнем и слушая странные и таинственные звуки ночи, накладывавшиеся на постоянный, неумолчный шорох морского прибоя.
   10
   Ночь прошла совершенно спокойно. Две луны, одна чуть больше другой, светящимися воздушными шарами плыли в усыпанном звездами небе. Но вот, наконец, красное солнце, удивительно похожее на земное, высунулось из-за верхушек деревьев...
   Ричард и Барбара вместе просидели у костра почти до рассвета. Том и Мэри дежурили поодиночке и, в общем-то, не долго - ну, может, по часу каждый. Несмотря на то, что спали они совсем мало, и Авери, и Барбара чувствовали себя преотлично: за завтраком им даже не верилось, что почти всю ночь они, обнявшись, как пара влюбленных подростков, просидели у костра. Вспоминая об этом, Авери испытывал некоторое смущение. Эта ночь знаменовала возникновение какой-то близости, к которой он пока был не готов.
   Позавтракали они предельно просто - остатками фруктов. Потом Авери попросил Тома еще раз посмотреть карточки и отправиться на охоту - без револьвера.
   Том был явно не в духе - возможно, думал Авери, из-за выпитого вчера виски. Но после небольшой речи о бесплодности попыток поймать дичь голыми руками Том все-таки отправился охотиться. Походив по берегу, он подобрал несколько удобных камней и направился в лес. На этот раз Авери никак не стал его ограничивать. Единственное, о чем он попросил - это не заблудиться и часа через три вернуться в лагерь. Рано или поздно, но рисковать придется... Пока ничего страшного не произошло, и Авери начинал надеяться, что грозящие им опасности не так велики, как он опасался. Куда больше его беспокоил мужчина, которого видела Мэри. Но полностью уйти в оборону... это и непрактично, и просто-напросто глупо.
   Сам он решил отправиться в небольшую разведку по берегу моря. Ему очень хотелось разрешить для себя одну проблему. Авери прекрасно понимал, что всего за один день он вряд ли найдет ответ. Проблема заключалась в том, где они находятся: где их высадили - на сравнительно небольшом острове или на континенте? Пока он этого не знал. Ответ на этот вопрос пусть и не имел непосредственного значения для выживания, но Авери все равно очень хотелось его узнать.
   Прежде чем отправиться в путь, Авери оставил четкие указания Барбаре и Мэри. Они не должны выпускать друг друга из виду. Они должны держаться как можно ближе друг к другу. Если они решат, например, сходить за фруктами, они должны каждая взять с собой нож или топорик, а одна из них должна впридачу прихватить револьвер. Он повторил, что револьвер можно применять только в самом крайнем случае. Он добавил, возможно, и ненужный совет, что если уж дело дойдет до его применения, то не надо пытаться ранить (в кого бы они ни целились, в животное или в человека), бить надо насмерть.
   Стояло теплое ясное утро, и Авери с оптимизмом глядел в будущее. Его радовало не что-то конкретное, просто сам удивительный и непостижимый факт собственного существования. Приблизительные расчеты показали, что день на этой планете длится около двадцати восьми часов. Сейчас солнце уже поднялось над горизонтом выше, чем когда они вчера пришли в себя на берегу. Ну ничего, времени впереди еще предостаточно.
   "Первый день, - решил Авери, - естественно, был несколько суматошным. Второй день они потратят на исследования, чтобы увереннее чувствовать себя в этом, прежде незнакомом им, месте".
   Авери шел по берегу, наверно, около получаса и вдруг увидел на песке человеческие следы. Две цепочки следов - в одной следы чуть больше, чем в другой - наверно, мужчина и женщина... Нет, не две, а четыре. - Они шли от деревьев к маленькому каменистому пруду, а потом обратно, исчезая там в траве и кустарнике. Следы были ясные и казались совсем свежими. Тот, кто их оставил, не мог далеко уйти.
   Авери осторожно подошел к деревьям, посмотрел тут и там, но ничего и никого не нашел. Тогда он вернулся к пруду.
   Пруд был небольшой, всего в нескольких ярдах от верхней точки прилива. Чужаки, судя по всему, довольно долго стояли на коленях на самом краю пруда. В мягком песке остались четкие отпечатки их пальцев.
   Авери осторожно встал на колени там, где совсем недавно стояли они. Он заглянул в воду. Пруд был пуст, если не считать нескольких мелких рыбешек и круглых гладких камней на дне. Но вот один из этих камней пошевелился, и Авери узнал в нем обычного краба. Согласно пластиковой карточке, крабы отличались питательностью и отличными вкусовыми качествами. Жаль, что у него нет с собой ничего, чем их можно было бы поймать и в чем нести. Авери совсем не улыбалось ловить крабов голыми руками.
   Авери задумался: может, вернуться в лагерь за кастрюлей или ведром? Но потом решил, что не стоит. В конце концов, Том отправился на охоту. Если он ничего не поймает, то вполне может сообразить набрать крабов.
   Возможно, чужаки пришли к этому пруду в поисках еды. Возможно, они сюда еще вернутся.
   Авери встал и неуверенно огляделся. Затем, после недолгих раздумий, решил продолжить разведку. Но от его первоначального оптимизма не осталось и следа. Он снова нервничал. Снова ему грозила какая-то опасность.
   И тут ему в голову пришла совершенно удивительная мысль. А что, если чужаки (как он начинал о них думать) вовсе не местные жители, а высажены здесь теми же самыми "инопланетянами". Вот смешно будет, если тут, на чужой планете, живут две группы землян. И обе до смерти боятся встретиться друг с другом. Но тут он вспомнил, как Мэри описывала своего "золотого человека". Не очень-то похоже на человека, которого только что похитили с его родной планеты - скорее уж некто, чувствующий себя здесь как дома, и весьма удивленный и встревоженный появлением незнакомцев.
   Авери шел по берегу. Он старался держаться поближе к морю - если кто и следит за ним, прячась в густых изумрудных зарослях, то не сможет подобраться к нему незамеченным.
   Шло время. Приближался полдень. Ничего не происходило. Авери обогнул несколько маленьких бухточек, пересек один довольно длинный мыс. Он шел и шел, и все равно оставалось неясным - то ли это крохотный участок длиннющего побережья, то ли он уже обогнул половину острова. Авери казалось, что берег понемногу загибается вправо. Но все равно - это вполне мог оказаться небольшой изгиб огромного континента.
   Авери испытывал разочарование. Он подошел к этой своей экспедиции совершенно по-дилетантски. Ему следовало замерить искривление берега по изменению положения солнца или иным каким-нибудь способом. С другой стороны, он начинал волноваться о Барбаре и Мэри. Ему пришло в голову, что идея оставить женщин одних была далеко не самой удачной. Если уж на то пошло, что и им с Томом, пожалуй, не следовало бродить в одиночку. "С этого момента, - пообещал Авери сам себе, - пока они не изучат все кругом, выходить за черту лагеря можно будет только вдвоем - мужчина и женщина. Так, без сомнения, безопаснее".
   Посмотрев на часы, Авери обнаружил, что находится в пути уже больше двух часов. А он-то собирался отсутствовать не более трех! Авери остановился, посмотрел на тянущийся вперед берег - снова, пусть и не слишком резко, поворачивающий вправо. Он не увидел ничего нового - точно такой же песок, как и тот, по которому он шел уже столько времени. Он окинул взглядом море, пристально вглядываясь в горизонт. Ничего.
   Ясное безоблачное небо. Прямо над головой оно густо-синее, там же, где встречается с морем, растворялось в призрачной фиолетовой дымке. Авери стоял и смотрел на туманный фиолетовый горизонт. На какой-то миг ему показалось, будто он различает смутные очертания земли. Но еще через миг все исчезло. Опять появилось... и вновь растворилось в фиолетовом тумане. Может, он и вправду увидел землю, а может, просто нависшую над морем шапку темных облаков, а может, у него просто рябило в глазах.
   Неохотно Авери двинулся в обратный путь. Он решил никому не говорить об этом мираже - если это, конечно, был мираж. Иначе и им начнет мерещиться всякая всячина. Но если это и впрямь земля, то рано или поздно кто-то другой тоже ее увидит. В любом случае, до нее было не менее двадцати миль, может, даже больше. Без лодки... двадцать миль морем - это двадцать миль морем... Лодку, конечно, построить можно... С другой стороны, зачем тратить силы и время на постройку лодки, когда и без того достаточно проблем? Самое главное сейчас - научиться здесь жить... У него начинала болеть голова.
   Вдруг он замер как вкопанный. Он не верил своим глазам. Он почти добрался до каменистого пруда, где видел следы чужаков. Но внимание Авери привлек совсем не пруд. Авери пруда и не видел. А не видел он пруда потому, что тот скрывался за гигантским, ослепительным золотым шаром ярдов тридцати в поперечнике. За шаром, который, казалось, вот-вот скатится в море... откуда он, возможно, и появился.
   Открыв рот, Авери глядел на неподвижный искрящийся шар. Шар сверкал. На него больно было смотреть, но Авери не мог отвести глаз. Он чувствовал, как его охватывает паника - крошечный росток безумия рос и рос, и отчаянно пытался поглотить всего Авери.
   "Может, это само солнце, - мелькнула у него совершенно дурацкая мысль. - Само солнце упало с небес и лежит теперь на морском берегу. Оно вовсе не огромный космический костер, а всего-навсего тридцатифутовый шар расплавленного золота... И время остановилось, ибо я давно уже должен был превратиться даже не в уголь, а в пар".
   Пот градом катился по его лицу. Глаза немилосердно слезились. Далекий, еле слышный шепоток здравого смысла заверял Авери, что тот все еще жив. Паника прошла, так и не овладев Авери. Оправившись от первого шока, снова заработал его мозг.
   Огромный светящийся шар не шевелился. И однако как-то же он сюда попал! Авери совершенно твердо знал, что час назад здесь ничего подобного и в помине не было.
   Невзирая на ослепительный свет и странно нереальное ощущение обжигающего жара, Авери заставил себя подойти поближе. Он пытался рассмотреть следы на песке.
   Но никаких следов не обнаружил. Под шаром не было даже вмятины. Гигантский и невесомый, он словно висел на конце невидимой нити. Авери осторожно обошел его кругом. Ничего... Ничего, кроме пруда и следов чужаков, обнаруженных им ранее.
   И вдруг Авери услышал слабый, сухой треск - как будто ломались куски тонкого оконного стекла. На миг Авери даже решил, что этот звук ему только почудился. Но в то же мгновение золотой шар исчез.
   Он не взмыл вверх и не улетел прочь Он не издал никакого громкого звука, и сухой песок не взлетел клубами к голубому небу. То, что произошло, было так нелепо, что Авери даже засомневался в своем рассудке.
   Шар поблек, и его не стало.
   Золотая сфера тридцати футов в поперечнике, с поверхностью, наводившей на мысль о сверкающем расплавленном металле - не говоря уже о нестерпимом жаре - просто-напросто испарилась у него на глазах. Его очертания задрожали, шар стал прозрачным, и в следующую секунду его не стало.
   Авери стоял и смотрел. Моргнул. Глаза болели уже меньше. Его шатало. Он чувствовал себя глупым и опустошенным. Он чувствовал, что больше не доверяет своему разуму, так же как не доверяет своему зрению.
   На песке не осталось ни малейшего следа. Ни ямочки, ни царапинки. Ничего. Словно никогда и не было никаких загадочных шаров.
   "Так оно, несомненно, и есть, - неохотно признался сам себе Авери. Провести пару дней узником сумасшедшего компьютера на борту космического корабля и сутки на острове, где запросто можно встретить шестиногого кролика, а в небе плывут две луны сразу... тут у кого угодно начнутся галлюцинации".
   И однако, Авери все равно не верилось, что сфера ему просто померещилась. Так же, как в глубине души ему не верилось, что земля, увиденная им на горизонте, лишь плод воображения.
   О чем это говорит? Ответ: он понемногу, шаг за шагом, сходит с ума. Руководитель экспедиции! Лунатик, да и только!
   Господа, есть желающие поставить на выживание группы под руководством старого, выжившего из ума Ричарда Авери? Свистать всех наверх! Ну-ка, ребята, приготовились отразить нападение воздушных шаров в двадцать четыре карата каждый! Ерунда! Этих гадов можно заставить испариться. Проще пареной репы! Надо всего-навсего издать звук бьющегося стекла. Стекла, разбиваемого шизофренией.
   Кстати, о звуке... Стекло тут ни при чем. Статическое электричество. Так потрескивает свитер, когда воздух очень сухой. Возьмите двух одетых в свитера девушек и потрите их друг о друга...
   "Боже мой, - думал Авери. - Так дело не пойдет. Мне давно пора вырыть маленькую, теплую, уютную, темную ямку здравого смысла и спрятать в ней остатки моего растянутого, как резинка, сознания, прежде чем оно больно и кроваво щелкнет меня по носу".
   Возможно, все кругом - сплошная галлюцинация. И Мэри, и Барбара, и Том, и две луны, и компьютер, проверяющий уровень интеллекта, и небо, полное чужих звезд... может, все это, словно мусор из бака, вывалилось из моего подсознания...
   Возможно, я нахожусь в комфортабельной психушке в Лондоне, и через пару секунд проснусь после долгого электро-чего-то...
   Барбара, Том и Мэри. Ему хотелось их увидеть. Увидеть, потрогать, поговорить с ними. Никогда в жизни ему ничего так не хотелось. И более всего ему требовалось горькое утешение, что он не один.
   Он быстро пошел прочь от пруда, назад к лагерю. Но он уже не владел собой. Он шел все быстрее и быстрее. Потом помчался бегом. Он был слишком стар для такого марафона. Он выкурил слишком много сигарет, позволил своему телу потерять былую выносливость. Но сейчас это его не заботило. Скорость и только скорость...
   Он бежал, пока воздух не начал обжигать его легкие. Он бежал, пока его не захлестнула невыносимая боль в груди, словно сердце, как несчастный пленник, пыталось вырваться на волю. Он бежал, пока мир кругом не начал темнеть, а лес и море не закружились вокруг зелено-голубым хороводом, каждую секунду грозя обрушиться и похоронить его в теплом, сладком тумане небытия.
   Он бежал, пока не услышал выстрелы.
   Один, два... три... четыре, пять, шесть...
   Они прозвучали совсем рядом. Словно стреляли внутри его головы.
   И тут в Авери что-то сломалось. Как подкошенный, он рухнул на песок. Он лежал и стонал.