Курков Андрей. Нападение

   Я вышел из своего убежища и приблизился к солдату. Да, это был один из пограничников, тот, что подарил мне шахматы.
   Я спешно собрался, покидал свой немногочисленный багаж в вещмешок пограничника и направился следом за ним. Хотелось оглянуться на прощанье, посмотреть на ствол, торчащий из ямы, на разметочные валуны. Но что-то сдержало меня.
   Вот если бы доказать себе, что никакой спецточки не было, что я никого не убивал и никуда не стрелял. Легкое ли дело?! Других убедить – это не так сложно, а вот себя…
   – Что там на заставе?! – желая отвлечься от малоприятных размышлений, спросил я.
   – Все по-старому, – ответил солдат. – Там для тебя у капитана какие-то новости, но какие – не знаю.
   Возвращались мы на заставу той же дорогой, ориентируясь по фосфорическим меткам на валунах, но, на удивление, вся дорога заняла у нас не три дня, а чуть более суток.
   С наступлением утра идти стало намного легче, только от воздуха, пропитанного сыростью, першило в горле.
   На заставу мы прибыли около полуночи. Свет в окнах не горел. Мы тихо вошли и сбросили с себя грязные, пропитанные влагой х/б.
   Утро наступило рано. Я проснулся от шума, с которым поднимались другие солдаты.
   В комнату-казарму вошел капитан, проводя ладонью по только что выбритым щекам.
   – Отлично, ты уже здесь! – он радостно улыбнулся. – Вставай, приводи себя в порядок и давай ко мне!
   Для того, чтобы привести себя в порядок понадобилось бы по моим подсчетам четыре краткосрочных отпуска по десять суток каждый.
   Быстро одевшись и умывшись, я зашел к капитану.
   – Ну как? – он пристально посмотрел на меня уже без улыбки. – Настрелялся?
   – Так точно, – кивнул я с грустью. – Настрелялся.
   – Я все прекрасно понимаю, но не мог же я послать туда своих родных солдат, с которыми уже давно… впрочем, чего это я оправдываюсь?! Слушай! Есть для тебя новое задание. Легкое и, можно сказать, даже приятное. Ведь скоро праздники…
   Я вдруг понял, что за время пребывания на спецточке полностью оторвался от гражданского календаря.
   – Какие праздники? – спросил я.
   Капитан не ответил.
   Он поправил прядь волос, сползшую на висок, прокашлялся и продолжил:
   – Праздники, как ты понимаешь, надо чтить и отмечать. Короче говоря, пойдешь за наградами для нашего личного состава, кстати и для себя тоже.
   Я расслабился. Такая цель командировки меня вполне устраивала.
   – Награды подберешь под свой вкус. Можешь взять и впрок. На месте сориентируешься! Вот тебе гарантийное письмо, предписание и компас.
   – А компас зачем?
   – В этот раз пойдешь без провожатого. У нас здесь стало неспокойно. Я тебе карту дам, сам выйдешь. Если попросят там помочь в чем-нибудь – не отказывайся! Понятно?
   – Так точно.
   – Вот карта, – седой капитан протянул мне раскрытый планшет, – тут все указано. Разберешься. Даю тебе четыре дня. Вопросы есть?
   – Никак нет! – по привычке гаркнул я, уже привыкнув оставлять все возникающие вопросы неразрешенными.
   – Ну все, – по-отечески произнес он. – В путь, товарищ солдат!
   Путь к отмеченному на карте месту оказался близким. На удивление легко было идти по компасу, сверяя направление по дрожащей стрелке. Все эти движения по азимутам, когда мне объясняли принципы ориентировки по компасу теоретически, казались мне дремучим лесом. На практике же все было намного проще.
   Через день я вышел на окраину нужного мне населенного пункта под несколько странным названием Исильдорф-Поповка. Для села он был слишком маленьким, для хутора – чуть великоватым. Обойдя его за десять минут прогулочным шагом, я все-таки решил, что это село. Из шести одноэтажных зданий, составляющих весь этот Исильдорф, только два были жилые. Четыре других напоминали или склады, или мастерские. Побродив еще с полчаса, я постучался в один из жилых домов.
   Дверь открыл рыжеволосый мужчина маленького роста. Усеянное веснушками лицо вежливо улыбнулось мне.
   – Вот… – не зная с чего начать, я протянул рыжеволосому письмо и предписание.
   – Та-а, – прочитав, сказал он, доброжелательно уставившись мне в глаза. – Давненько вы у нас не были. У вас что там, все тихо?!
   – Да, все в порядке… – пожал плечами я. – Как будто тихо.
   – Тихо… – мужчина почесал за ухом. – Латно, а вас претупреждали, что притется немного помочь?
   – Предупреждали. Могу хоть сейчас…
   – Сейчас не нато, чуть позже, – перебил рыжеволосый. – Прохотите!
   Он посторонился и я прошел в дом.
   – Направо, прошу направо, – рукой указывал хозяин.
   Я очутился в просторной комнате. На одной из стен висел темный ковер, на котором стройными рядами располагались ордена и медали, а солнечные лучи, падавшие сквозь окно, заставляли их блестеть и пускать блики.
   Почувствовав на плече руку хозяина, я обернулся.
   – Нравится? – спросил он.
   – Конечно. Вы, наверно, очень богаты!
   Мужчина скромно пожал плечами. Рот его расплылся в довольной улыбке.
   – Как вам сказать. Просто много клиентов. Вот, говорят, что от войны богатеют фабриканты оружия. Честно говоря, я против войны, я за мирное сосуществование всех армий. Хотя не скрою, во время войны мои тохоты увеличиваются, но и в так называемое мирное время я не стратаю.
   Поток красноречия хозяина несколько смутил меня.
   – А чем вы собственно занимаетесь?
   – А вы за чем сюта пришли? – вопросом на вопрос ответил он.
   – За наградами.
   – Вот этим я и занимаюсь. Тут у меня центр метально-ортенской промышленности.
   Честно говоря, эти шесть хибарок были похожи на все, что угодно, но только не на центр какой бы то ни было промышленности. Видно, я не смог убрать саркастическую улыбку, выскочившую на моем лице произвольно, как прыщ.
   – Вы совершенно зря смеетесь! – обиженно сказал рыжеволосый. – Тля моей промышленности не нужны ни завоты, ни комплексы. У меня, та бутет вам известно, все заготовлено на лет тватцать вперет, таже новые образцы! Латно, говорите, что вам нато.
   – Ну, медалей надо… – я запнулся, – военных…
   – Выбирайте. Вот тратиционные: «За храбрость», «За мужество». Такие у меня тля всех армий есть. Вот тругой вариант: «За внутреннее мужество степени», «За показательное усердие», смотрите сами!
   Я внимательно проинспектировал весь предоставленный выбор и остановился на трех медалях: «За любовь к командиру степени», «За потенциальную самоотверженность» и «За подавление личных чувств ради общего дела». Последнюю я выбрал для себя.
   – Вот эти! – сказал я хозяину. – Первого и второго названия по четыре штуки и одну третьего.
   – А что, убитых у вас нет?
   – Почему вы спрашиваете?
   – А почему вы ортенов не берете?
   – А при чем тут ордена к убитым?! – я озадаченно глянул на рыжего.
   – Как это, при чем?! Метали для раненых, ортена – тля убитых. Все толжно быть по справетливости.
   Тут настал мой черед почесать за ухом.
   – А если я сам ранил или убил – чем тогда меня награждать? – спросил я.
   – Я бы ничем не награштал. Стрелять каштый может. Убийство – это плохо.
   – Но ведь если идет война, значит люди убивают друг друга!
   – Можно и не убивать! – уверенно произнес хозяин. – Тут неталеко тоже итет война. И без всякого кровопролития. Просто воюющие стороны по тоговоренности стреляют труг в труга холостыми, солтаты, согласно графика, считаются то ранеными, то убитыми, и награштают их как настоящих раненых и убитых. Это очень гуманно…
   Я пожал плечами. О войне такого рода слышать мне еще не приходилось.
   – Латно. Итемте. Помошете немношко.
   Мы вдвоем вышли из дома и прошли к зданию, напоминавшему склад или мастерские. Зашли внутрь. Рыжеволосый включил свет. Я осмотрелся.
   Под стенами в несколько рядов стояли массивные ящики, а в центре переливалась красками и сверкала куча орденов и медалей.
   – Нато посортировать, – хозяин указал взглядом на кучу. – Несколько ящиков поломалось и все перемешалось, понимаете… Там посмотрите, если метали и ортена на немецком языке, то их вон тута, в правый угол. Если на английском – то в левый, а русские по тем трем ящикам, что пот тальней стеной стоят. Витите, они открытые. Только не перепутайте ваши русские с тругими русскими.
   Я опустился на корточки и сгреб пригоршню блестящего металла. Перед глазами замелькали знакомые по учебнику истории лица. Екатерина, кайзер Вильгельм, Александр Невский и его недавний преемник с гордым взглядом и жесткими усами. А сколько незнакомых лиц!
   Предварительно я стал раскладывать награды по пяти кучкам рядом с собой.
   Дверь на улицу отворилась, и на пороге появился незнакомый мужчина с седыми усами.
   – День добрый! – он поклонился. – Я в помощь прислан. Тоже, видать, по такому же делу, что и вы, пришел. За крестиками-медальками.
   Он подошел ближе, ознакомился с содержанием пяти кучек, насыпанных мною. Присел с другого края и тоже стал копаться в наградах, время от времени поднимаясь и добавляя в мои кучки позвякивающие серебряные, бронзовые медали и ордена.
   – А что-то я вас здеся раньше не видал, – после долгого молчания сказал он. – Меня Ерофеичем кликать.
   – Я здесь первый раз… – словно оправдываясь, промямлил я.
   – А-а, то-то и оно, – мужик понимающе кивнул. – А я уже раз двадцать сюда захаживал. У нас командир щедрый – каждую недельку чтой-нибудь к груди прицепляет. Я уж шесть Георгиев своей старухе отослал, чтоб внучатам чем играться было. А у меня еще шесть осталось. А на что их так много?! Ну три али четыре – еще куды ни шло – красиво на груди. А коли больше, то вылитый адиот выходит. А вы сами-то откель будете?
   – Застава у нас…
   – Казачья? – оживился мужик.
   – Нет, пограничная.
   Ерофеич недоуменно пожал плечами.
   – А я тут давече одного немчуру встретил – чуть не прибил! – продолжил он. – Все-таки негоже это: и нам, и тем, кто супротив нас, из одного серебра кресты лить. Он тоже тогда много набрал, мешок почти! Видать, не только у нас командиры-то щедрые! Но все равно как-то нехорошо. Там мы друг другу животы штыками пропарываем, а тут у этого литовца рыжего бок о бок крестики-медальки набираем. Я с ним потом покурил, лясы поточил малость. Он тоже из малоземельных оказался, и жена тож есть, и хозяйство какое-никакое. Что-то, конечно, во всем этом не так, но пока что убивать их надобно, а то ведь и крестиков-медалек этих не получишь, а еще, хуже того, они тебя пришлепнут. Подождать надо, пока цари помирятся, а до того времени надобно их убивать. У вас там тоже небось убивают?
   – Нет, – ответил я. – У нас тихо.
   – Обманная эта тишь! Там, где с виду тихо, там еще больше убивают! – уверенно сказал мужик, прихватил двумя руками здоровую пригоршню наград и с усердием стал их раскладывать.
   Вечером пришел хозяин, тот, кого мужик назвал рыжим литовцем.
   – Вы уже можете заканчивать, – сказал он мне. – Слишком мало берете.
   Мы снова прошли в его дом. Выпили чаю с медом, по чарке домашней вишневой наливки.
   – Вот ваши, – вручил он мне небольшой бумажный пакет. – А этот ортен в потарок примите, от меня на память. Это мой любимый!
   Я начал было вежливо отказываться, но хозяин за долю секунды прицепил его к моей гимнастерке.
   – Это хороший ортен, – словно успокаивая меня, сказал он. – Всякое веть может случиться.
   «Смерть пережившим почет и свобода», – прочитал я слова на ордене, выбитые под серебряным букетом, состоящим из доброго десятка государственных флагов крупных держав.
   – Не беспокойтесь, он не вражеский, он для всех потхотит! Прихотите чаще, я вам новые образцы покажу, вам понравятся!
   Пройдя мимо перечеркнутого указателя названия этого странного населенного пункта, я свернул на лесную дорогу и уже без компаса, по памяти, смело зашагал в сторону заставы. На этот раз задание мое было легким и приятным. Один только осадок остался, въелись в мысли слова рыжего литовца: «Раненым – медали, убитым – ордена. Все должно быть по справедливости». Въелись-то они въелись, и из головы никак не шли, но понять смысл сказанного я никак не мог. То есть, смысл-то был ясен, но что-то за этими словами еще было, а вот что? Может, со временем и пойму. Видно не стал я еще солдатом, ведь если б стал, то и мыслей таких не возникло бы.

4

   Я шел на заставу. В кармане лежали аккуратно упакованные медали, а на гимнастерке блестел подаренный орден.
   Вот уж странно: раньше я полагал, что награды существуют только для награждения. А оказывается, что и героем быть необязательно. Вот ведь взял рыжий литовец и орден мне подарил. А со стороны кто скажет, что этот орден подаренный? Гимнастерка настоящая, стало быть и орден на ней заслуженный. А что, если прав литовец, и не стоят эти регалии из золота и серебра человеческой жизни, крови, самопожертвования. Ведь не за них люди воюют, а за нечто высшее, за Родину, за Сталина.
   Свернув на малоприметную тропинку, я сверил по компасу свой путь. С дороги не сбился. Можно идти дальше.
   Тропинка петляла, пряталась, пыталась улизнуть из-под ног. По ней, видимо, давно не ходили.
   Заброшенные тропы не любят, когда о них вспоминают.
   – Стой! Руки вверх! – сбоку из-за дерева выглянуло дуло нагана.
   Я остановился, поднял руки. Сопротивляться было бесполезно, тем более, что я был невооружен.
   Из-за дерева вышел изможденный мужчина. Лицо в кровоподтеках. Кожаная куртка замазана кровью.
   – Откуда? Кто? – он подошел ближе.
   – С погранзаставы, – ответил я.
   – Красной?
   – Да.
   – Опусти руки, – мужчина облегченно вздохнул.
   Я заметил, что наган он держит в левой руке.
   – Комиссар Ижев, – он протянул мне руку с наганом.
   Я пожал запястье.
   – Уж и не думал наших встретить. Побег – это еще не спасенье.
   – А откуда вы бежали?
   – Из белой контрразведки, со станции Максатихи.
   – Максатихи?! – название станции показалось мне чертовски знакомым.
   – Да. Там у белых временный штаб. Какой-то шальной снаряд попал прямо в состав с боеприпасами. От станции одни рельсы покареженные остались. На соседних путях ихний санитарный стоял, так, наверно, с полчаса после взрыва по ветру бинтики кружились. Здорово их бомбануло!
   – Это в четверг было?
   – Да, – кивнул комиссар. – Суматоха сразу поднялась. Половина беляков сразу в лес драпанула – подумали, что наши наступают. Мы в подвале сидели. Вдруг дверь открывается и юнкеришко кричит: «Быстрее в лес уходите! Скажете, что Несмогов вам спастись помог!» Я бы этого юнкеришку на месте прихлопнул! Но сначала капитана б ихнего. Вот сволочь из сволочей!
   Неожиданно комиссар сцепил зубы и прижал руку с наганом к правому предплечью.
   – Вы ранены?
   – У-гу… наши далеко?
   – Не очень.
   – Дорогу знаешь?
   – Конечно.
   – Пошли.
   Мы шли медленно. Комиссар то и дело останавливался, оглядывался назад, прислушивался.
   – Здесь никого нет! – успокоил его я.
   – Нельзя терять классовое чутье и бдительность!
   Вдруг он остановился, сошел с тропинки и лег за кустом орешника.
   – Живо сюда! – выпалил он скороговоркой.
   Я прижался к земле рядом с комиссаром. Было тихо, только ветки потрескивали на ветру.
   – Никого же нет? – прошептал я.
   – Никого?! – он ехидно скривил губы.
   Я напряг слух. С левой стороны действительно надвигался какой-то невнятный шум. Потом раздалось ржание коней.
   Где-то недалеко запели песню. Несколько зычных глоток. Пели они не под шаг.
   – Казаки! – шепнул комиссар.
 
   …Из-за лесу блещут копия мечей.
   Это сотня казаков-лихачей.
   Э-ге-гей! Жги! Коли! Руби!
   Это сотня казаков-лихачей.
 
   Комиссар ловил языком травинку, щекотавшую ему нос. Он смотрел на нее с такой ненавистью, словно в этой травинке видел всех своих прошлых и будущих врагов. А казаки задиристо продолжали.
 
   …Впереди наш командир удалой,
   Он скомандывал «Робя-аты, все за мной!»
   Э-ге-гей эгей! Жги! Коли! Руби!
   Он скомандывал «Робя-аты, все за мной!»
 
   Комиссару наконец удалось поймать ртом травинку. Он подтянул ее языком к зубам, потом прикусил ее и чуть-чуть приподнял голову. Травинка натянулась как струна, но не отрывалась. Тогда он еще выше приподнял голову. По травинке на землю сбежала капелька крови. Ижев дотронулся пальцем до рта. Палец был в крови. Травинка резанула нижнюю губу по самой середке. Комиссар чертыхнулся, сплюнул кровью. Отпущенная травинка, обмякшая и вялая, легла на землю. А песня еще продолжалась, но теперь она не приближалась, а уже отдалялась от того места, где мы прятались.
 
   …Ня баимься мы ня пуль и ня снаряд,
   Разобьем мы весь буден-ноский отряд!
   Э-ге-гей эгей! Жги! Коли! Руби!
   Разобьем мы весь буден-ноский отряд!
 
   Песня затихла. Казаки пересекли наш путь где-то метрах в пятидесяти от нас, но из-за густого кустарника и деревьев мы их не увидели. Только конское ржание, песня и топот копыт.
   – У, гады! – прохрипел комиссар, сжимая наган. – Будь они поближе, попели бы у меня на том свете! Штук пять бы уложил, а там уже и погибать не жаль!
   – Бессмысленно, – сказал я негромко. – Мы правильно сделали. Лучше сейчас их отпустить, а потом, когда нас будет больше, разбить их наголову.
   – Потом?! – Ижев посмотрел на меня с недоверием. – Откуда тебе знать, что потом будет? А если они поскакали, чтобы село сжечь или расправу произвести?!
   Я промолчал.
   – Сам-то с орденом. Стало быть не трус, а такое говоришь! – сказал он уже мягче. – Ну, вставай. Пойдем. Далеко они уже.
   Мы снова вышли на тропинку и продолжили свой путь.
   Застава встретила нас неласково. Окна разбиты, на полу разломанные кровати, доски. Ощущение такое, будто черносотенцы погром учинили.
   Солдаты играли в шахматы. Седой капитан просматривал карты военных действий.
   Комиссар, ступая по битым стеклам, подошел к капитану и представился.
   Капитан кивнул, не отрывая взгляда от карт.
   – Казаки? – Ижев рассматривал последствия погрома.
   Капитан пожал плечами.
   – Нас здесь не было, – ответил он, не глядя на комиссара. – Уходили на ученья.
   – А что ж они в бирюльки играются! К бою готовиться надо! – возмутился Ижев. – А если снова атака будет?!
   – По распорядку дня сейчас личное время и никакой атаки быть не может, – холодно произнес наш командир.
   – Да вас под суд надо, под трибунал! Или даже без суда и следствия по законам военного времени! – голос комиссара сорвался на хрип. – Сначала войну выиграть надо, а потом уже в эти буржуйские игры играться!
   Капитан отложил карты и хмуро уставился на Ижева.
   – Война, товарищ комиссар, – он четко выговаривал каждую букву, – это не временное явление, а перманентное состояние.
   – Я знаю это слово, – Ижев почему-то улыбнулся. – А что же, русско-японская, русско-турецкая? Все еще продолжаются?
   – Прошло время отдельных войн. Давно прошло.
   – Вы – враг народа!
   – Не бросайтесь такими высокими, но устаревшими словами. Я выполняю свой долг, подчиняясь установленному порядку и исходя из боевой обстановки.
   В комнату вбежал солдат.
   – Товарищ капитан! Разрешите доложить! В нашу сторону движется неприятель. От просеки.
   Капитан взял со стола бинокль и жестом пригласил комиссара следовать за ним. Они забрались на крышу заставы. Вместе с ними поднялся и солдат, доложивший о приближении неприятеля.
   – Забавно! – сказал капитан, не отрываясь от бинокля. – Такого я еще не видел.
   – Что там? – нетерпеливо спросил комиссар.
   Капитан передал ему бинокль.
   – Генералы?! – вырвалось у Ижева.
   В сторону заставы стройными рядами в походной колонне шагали генералы.
   – Форма какая-то незнакомая! – констатировал Ижев. – Может, интервенты?!
   – Вы лучше посмотрите, кто их в атаку ведет!
   – Не может быть! Ефрейтор?!
   – Да, ефрейтор, судя по погонам. Красиво шагают.
   – Надо готовиться к бою! – требовательно произнес комиссар.
   – Зачем?! Они же не вооружены. Только ефрейтор с пистолетом.
   – Что же вы собираетесь делать?! – удивленно воскликнул Ижев.
   – Пресечем атаку.
   – Как?
   – Сбегай за снайперской винтовкой и живо сюда! – капитан приказал солдату.
   Солдат быстро исполнил приказание.
   – Целься в ефрейтора!
   Капитан поднес бинокль к глазам.
   – Стреляй!
   Винтовка дернулась, словно хотела вырваться из рук солдата.
   – Молодец! Будешь награжден!
   Генералы остановились в нерешительности. Несколько человек из первой шеренги подошли к лежащему ефрейтору, посовещались. Один из них поднял с земли пистолет и, обернувшись к остальным генералам, что-то сказал. По рядам пробежало то ли волнение, то ли возмущение. Шеренги нарушились. Генералы развернулись и уже сами по себе, гурьбой зашагали назад.
   – Вот вам и вся атака! – усмехнулся капитан.
   – Здесь что-то не так, – комиссар насупился, глянув в сторону просеки. – Они наверняка вернуться. Это маневр.
   – Может быть, и вернутся, – спокойно сказал капитан. – А пока можем спуститься на землю и выпить чайку.
   В комнате по-прежнему играли в шахматы. Я внимательно наблюдал за партией. Честно говоря, игра шла вяло и неинтересно. Никаких неожиданностей. Сплошные Е-2 – Е-4.
   – Что это за карты?! – спросил Ижев, присаживаясь за стол. – О, у вас такие данные?! Отлично работает разведка!
   – Нам разведка не нужна, – бросил капитан.
   Ижев непонимающе посмотрел на него.
   – А мне кажется, что вы знали об этой атаке заранее! – выражение лица комиссара мгновенно изменилось, он с хитрецой улыбнулся.
   – Сегодня не должно было быть атаки, – вздохнул капитан.
   Снова вбежал солдат, дежуривший на крыше.
   – Товарищ капитан! Они снова идут!
   – А я говорил, – Ижев довольно усмехнулся.
   – За мной! – приказал мне командир, поднимаясь из-за стола.
   Вчетвером мы залезли на крышу. Капитан внимательно смотрел в бинокль, комиссар нетерпеливо ерзал рядом с ним, а снайпер протирал прицел.
   – То же самое, только без ефрейтора, – сказал капитан.
   Ижев выхватил бинокль и жадно, словно флягу ко рту, поднес его к глазам.
   – Сколько генералов сами идут к нам в руки! – его голос задрожал от азарта.
   – И что же вы с ними будете делать? – полюбопытствовал капитан.
   – Надо применить боевую хитрость, подпустить их поближе и всех до одного, гадов!
   – Какую хитрость?
   – Мы вывесим белый флаг, – комиссар опустил руку с биноклем. – Они подойдут сюда, решив, что мы сдаемся. И тут их из пулемета…
   – Но это же не честно! – капитан скривил губы. – Белый флаг?
   – Они нас тоже так обманывали! – в глазах комиссара застыла жестокость.
   – А может быть, вы и правы. Солдат, спустись вниз, нацепи наволочку на какой-нибудь шест и назад!
   Снайпер, оставив винтовку, побежал исполнять приказ. Через пару минут он уже размахивал импровизированным белым флагом. Капитан и комиссар по очереди смотрели в бинокль, негромко переговариваясь.
   – Отставить! – вдруг резко выкрикнул капитан.
   Снайпер, испуганно обернувшись, опустил шест с наволочкой.
   – Ну, а теперь что делать? – капитан обернулся к Ижеву.
   Комиссар вздохнул.
   – Вы, конечно, не ожидали, что, увидев белый флаг, эти генералы прокричат свое «ура!!!» и с радостью поздравляя друг друга, повернут назад?!
   – Может, это ловушка?! – предположил Ижев.
   – Вы, я вижу, во всем или хитрости усматриваете, или ловушки!
   – Они еще могут вернуться.
   – Вряд ли! – сказал капитан. – Морально они победили.
   Комиссар чувствовал себя неловко, мрачно поглядывал на солдат и их командира.
   – Я назад пойду! – наконец выговорил он.
   – Зачем?! Оставайтесь! – равнодушно предложил капитан. – Здесь безопаснее. А там вас могут убить…
   – Пока не истребим всех врагов я нигде не останусь! – твердо сказал Ижев.
   – Покажите товарищу комиссару дорогу! – приказал мне командир.
   Я вывел комиссара на тропу, ведущую к рыжему литовцу, и вернулся на заставу.
   Солдаты занимались уборкой. Стекла и обломки кроватей были собраны в центре комнаты. Капитан сидел за столом и уныло водил карандашом по карте военных действий.
   – Этим картам нельзя верить, – пробурчал он себе под нос. – Все они врут! Вот так и доверяйся истории, пока в спину тебе не стрельнут в самое мирное время…
   Солдаты переглянулись.
   Капитан встал из-за стола, послал снайпера снова дежурить на крышу, а сам заперся у себя в кабинетике.
   Посреди ночи в комнате-казарме загорелся свет. Я проснулся и увидел в дверях капитана и снайпера. Оба выглядели очень уставшими.
   – Подъем! – скомандовал командир.
   – Почему ночью?! – недовольно заворчал солдат, спавший у разбитого окна.
   – Отставить разговоры! В ружье!!!
   Мы выскочили в темноту и разобрались по росту.
   – В районе заставы обнаружен одиночный неприятель. Приказываю прочесать местность и обезвредить его.
   С автоматами в руках мы рассыпались по окружавшему заставу лесу. Я стукнулся лбом о дерево и остановился… Мрак плотной завесой все заслонял от моих глаз. Потоптавшись на месте, высмотрел тусклый огонек и направился в его сторону… Когда огонек превратился в единственный фонарный столб на территории заставы, я присел на приземистый валун и решил переждать поиски одиночного неприятеля.
   – Вот он! Сюда! – раздались крики солдат.
   Пришлось подняться.
   Солдаты выпихнули из леса какого-то человека в военной форме.
   – Сюда ведите! – выглянул из домика капитан.