Курочкин Виктор Александрович. На войне как на войне

   – Давай еще попробуй, Гриша, – попросил Саня.
   Щербак попробовал, и металлический пронзительный звон ударил Малешкина по ушам. Однако мотор не завелся.
   – Эх ты, механик-водитель, – простонал Саня.
   – Садитесь сами и заводите, – огрызнулся оскорбленный механик-водитель.
   Ах, если б Саня умел! Разве бы он не завел? Но Саня не знал мотора и не умел его заводить, в боевой машине за рычагами сидел всего два раза в училище на танкодроме, а то все время упражнялся на учебных да на макетах. Попав на фронт, он целиком доверился механику-водителю. Как в эту минуту он жалел, что так бесшабашно относился к технике! «Выйдем на формировку – не отойду от машины, изучу ее до винтика и научусь водить». Дав себе такой обет, Саня попросил Щербака попробовать в последний раз.
   Попробовали, и ничего не вышло. Подошел ефрейтор Бянкин. – Лейтенант, может, воздух попал в систему? – А может, и в самом деле! – Саня ухватился за этот «воздух», как утопающий за бревно, и крикнул наводчику, чтобы тот спустил из топливной системы воздух.
   Домешек давно успел все приготовить к маршу. Закрепил пушку, чтоб она не болталась, на казенник натянул чехлы, поудобней приспособил сиденье. И теперь, наблюдая, как Щербак мучается с мотором, злорадно думал: «Так ему и надо». Он не любил Щербака за трусость, лень и наплевательское отношение к машине и твердо был уверен, что это для них когда-нибудь кончится очень печально. Всегда веселый, неунывающий, Мишка Домешек в последние дни скис и почти перестал рассказывать свои анекдоты.
   – Мишка, выпусти из системы воздух! Там есть краник, поверни вправо! – кричал младший лейтенант Малешкин. Сам он толком не знал, где этот краник находится, но знал, что он есть и что повернуть его надо вправо.
   Наводчик же отлично знал этот краник, и поворачивать его ему приходилось тысячу раз еще до младшего лейтенанта Малешкина. Домешек полтора года сидел в танке. Когда после госпиталя его направили в самоходную артиллерию, он несказанно обрадовался, что наконец-то избавился от «братской могилы четырех» – так называли танкисты свою машину. Но когда его посадили в самоходку, которая почти не отличалась от танка, Домешек, горько усмехнувшись, сказал: «Нельзя желать того, чего не знаешь… На войне как на войне».
   Наводчик повернул краник, спустил на днище машины сто граммов газойля. Щербак нажал кнопку стартера, он дзинькнул, и мотор завелся с таким остервенелым хлопаньем, что у Сани чуть не лопнули барабанные перепонки.
   Щербак со страшным скрежетом воткнул первую скорость и дал такой газ, что машина пробкой вылетела из ямы. Саня едва успел отскочить в сторону, а Домешек, проклиная дурака водителя, завалился на снаряды.
   Малешкин пятился перед самоходкой, показывая Щербаку то на одну, то на другую гусеницу. Спиной дошел он до канавы на окраине леса, перепрыгнул ее и стал обеими руками махать водителю, что означало: «Давай смело вперед, через канаву». Но самоходка стояла перед канавой, а Щербак ожесточенно ругался. Саня бросился к машине.
   – Опять? Что?
   – Лопнула тяга левого фрикциона.
   – Почему же она лопнула? – со слезами на глазах спросил Саня.
   – Лопнула, и всё, – ответил Щербак.
   – Ну и гад же ты, Гришка! Мерзавец, – сказал Домешек. – «У меня все готово»… Подлец!
   Подошел Бянкин и, узнав, в чем дело, мрачно засопел.
   – Слушай, Щербак, а ведь ты доиграешься.
   – Я виноват, что она лопнула?! – истошно заорал водитель.
   – А кто ж? Конечно, ты, – поддержал ефрейтора Домешек. – Ладно, лейтенант. Если что, мы скажем, какой он механик-водитель и как он к машине относится.
   – Факт, командир здесь ни при чем, – добавил Осип Бянкин. – А перед наступлением за такие штучки… – И ефрейтор выразительно щелкнул языком.
   У Щербака испуганно забегали глаза.
   – Вы что, ребята, с ума сошли? Думаете, я ее нарочно сломал? Ей-богу, она сама сломалась!
   – Почему же ты перед выездом не проверил, а доложил лейтенанту: «Все готово»? – спросил Домешек.
   – Да, почему ты доложил: «Все готово»? – повторил Саня.
   – Ну что вы на меня все навалились? Подумаешь, тяга! Да я ее сейчас, в одну минуту… Одну минуту, и поедем, товарищ лейтенант. – Щербак выскочил из машины, забегал вокруг нее, с грохотом открывая ящики с инструментом, бросился назад, к яме, где раньше стояла самоходка, и вернулся с толстым концом проволоки.
   Щелкая по сапогам прутиком, короткими, отрывистыми шажками к машине подошел капитан Сергачев.
   – Опять у Малешкина не слава богу, – усмехнулся комбат.
   Всех боялся Саня, а капитана Сергачева особенно. В полк Сергачев прибыл недавно, и его сразу же назначили командиром четвертой батареи, на место уехавшего в академию старшего лейтенанта Танеева. С приходом Сергачева для Сани настали черные дни. Капитан с первого взгляда невзлюбил младшего лейтенанта Малешкина, придирался по любому пустяку, а в последнее время все чаще грозился снять Малешкина с машины, отчислить из батареи и отправить в резерв. Это для Сани было подобно смерти. Жить без самоходки, без своих ребят он уже не мог.
   – Почему стоим, Малешкин?
   Саня съежился, как от удара.
   – Тяга лопнула.
   – Что? Какая тяга?
   Бянкин хмуро посмотрел на комбата.
   – Бортового фрикциона.
   – Сейчас поедем. Один секунд, товарищ комбат! – крикнул из машины водитель.
   – Ни у кого не лопнула, а у Малешкина лопнула. Вот навязали мне на шею командира, – желчно, не разжимая зубов, процедил капитан Сергачев и, резко повернувшись, пошел от машины, четко чеканя шаг.
   – Это еще неизвестно, кого кому навязали. Ишь зачикилял, как принцесса Турандот, – сказал Домешек.
   Бянкин неожиданно сорвался с места и побежал за комбатом. Догнав, стал что-то говорить ему, энергично размахивая руками.
   Саня смотрел на них и думал, что Сергачев наверняка отнимет у него самоходку. Настроение было отвратительное. Ничего не хотелось делать, и ничто не радовало, даже предстоящий марш, наступление, бои, к которым он так рвался.
   – Над чем, лейтенант, задумался? – окликнул его наводчик.
   – Да так. Ужасно все плохо, Миша, – пожаловался Саня.
   – Не унывайте, лейтенант, еще будет и хуже.
   Саня вздохнул:
   – Веселый ты парень, Мишка, отчаянный!
   Домешек удивленно вскинул на командира свои большие, с тяжелыми веками глаза и очень серьёзно спросил:
   – Это я-то веселый, отчаянный? – и обнял Малешкина. – Сейчас, Сан Саныч, я вам по этому поводу расскажу заплесневелый анекдот.
   Саня приготовился слушать. И на этот раз Мишка не успел рассказать свой заплесневелый анекдот. Из люка высунулась грязная рожа Щербака и, скаля зубы, объявила:
   – Готово. Поехали.
   Самоходка переползла через канаву, Саня с Домешеком вскочили на нее, и машина покатила по дороге.
   Полк Малешкин догнал на северной окраине леса. Он стоял, вытянувшись в походную колонну, и чего-то ждал. Саня пристроился в хвост и тоже стал чего-то ждать.
   Настроение у младшего лейтенанта Малешкина теперь было превосходное. Машина готова к бою хоть сейчас. История с гранатой прошла так удачно, что и комбат не узнал. Саню все радовало, даже это хмурое утро. Он готов был расцеловать и веселого наводчика, и умного Осипа Бянкина, а заодно и Гришку Щербака. За то, что механик-водитель в какие-то десять минут устранил такую сложную неисправность, Саня простил ему сразу все грехи и пороки.
   Прошло полчаса. Колонна продолжала стоять. Сверху посыпался снег, мелкий, как крупа. Стало подмораживать. Экипаж уселся на жалюзи и накрылся брезентом. Саня залез в шубу. Шуба эта тоже была своего рода реликвией полка. Ее привез начальник штаба майор Кенарев из Монголии и сдал на склад помпохозу Андрющенке. Когда в полк привезли легкие романовские полушубки и стали одевать в них офицеров, Сане не досталось полушубка. Помпохоз выдал ему этот тяжелый, как воловья шкура, монгольский тулуп. В него можно было завернуть двух лейтенантов Малешкиных.
   – Чего стоим? Чего стоим? – сердито спросил себя Саня.
   Его окликнул ефрейтор Бянкин.
   – Лейтенант, узнай, когда тронемся. Может, еще обедать тут будем.
   Саня сполз с машины и пошел вдоль колонны. Шел, переваливаясь с боку на бок, а сзади волочилась шуба, заметая его следы. Саня миновал свою батарею – никого из командиров не было, третью – тоже, вторую…
   Комсостав полка собрался у самоходок первой батареи. Еще издали Малешкин услышал дружный хохот.
   «Наверное, надо мной…» – поморщился Саня, но не изменил ни походки, ни важного вида. Он знал, что сейчас опять начнется комедия и главную роль в ней будет исполнять он, гвардии младший лейтенант Малешкин. Саня и сам не понимал, почему это так получалось. С экипажем он был строг и всячески стремился держать на высоте престиж командира. А как попадал в общество офицеров, совершенно терялся.
   Когда Саня приблизился, круг офицеров разомкнулся, вперед выскочил лейтенант Наценко и громко доложил:
   – Товарищ генерал Малешкин, полк в полном составе к маршу готов!
   У всех, видимо, было отличное настроение, поэтому хохотали так громко и долго, что Сане стало не по себе. Смеялись все: и командир полка Басов, и начальник штаба, и даже пожилой строгий замполит полковник Овсянников. Когда смех наконец смолк, Овсянников сказал:
   – А что? К пятидесяти годам Малешкин вполне может быть генералом.
   Саня быстро взглянул на замполита и потупился. Даже этот серьёзный человек, которого он очень уважал, смеется над ним.
   Сергачов с нескрываемым презрением посмотрел на Малешкнна и сказал: