Страница:
Всматриваясь в темноту, Рис провел Йорама в первый дортуар. Они двигались осторожно, стараясь не наткнуться на многочисленные шкафы, стоявшие в коридоре.
Келья Синила была пятой от конца-Рис отметил это во время первого визита сюда. Они остановились на пороге, и Йорам достал две белые сутаны из ближайшего шкафа.
Они вошли в келью и остановились.
Казалось, их бешено бившиеся сердца производят страшный шум, на который сейчас сбегутся все монахи. Йорам создал небольшой магический источник света, и Рис, подойдя к узкой железной кровати, низко наклонился, чтобы рассмотреть спящего. Рис и Йорам накинули поверх одежды белые сутаны, и Рис сконцентрировал свою волю, чтобы проникнуть в мозг спящего и, не разбудив его, взять под контроль.
Либо прикосновение не было мягким, либо сон Синила не был так крепок, как они думали, но глаза Синила открылись, и он неожиданно проснулся. Когда он увидел склонившиеся над ним и освещенные призрачным светом две фигуры в белом, он впал в панику.
Рис, заметив первое движение Синила, зажал ему рот рукой так, что тот не смог крикнуть. Но Синил извивался всем телом, бешено брыкаясь под одеялом.
Йорам бросился на него, удерживая, пока Рис полностью не овладеет его мозгом.
Но Целитель не мог проникнуть сквозь защитные поля, настолько мощные, что Рис, даже приложив всю энергию, не смог коснуться его мозга. Стало ясно, что таким путем им не овладеть Синилом, а если они не подчинят его своей воле в следующие несколько секунд, то шум борьбы разбудит монахов, спящих в соседних кельях.
Пора было применить жесткие меры.
Без колебаний Рис схватил Синила за горло, прижав сонную артерию, и отпустил только тогда, когда тело Синила судорожно изогнулось в последний раз и обмякло. Рис снова проверил. Сопротивление защит не ослабло, но, слава Богу, центр, управляющий сознанием, был свободен.
Закрепив контроль, Рис осторожно выпрямился и позволил себе отдохнуть.
Прежде чем подняться, Йорам нервно оглянулся на дверь.
Снаружи не доносилось ни звука. Тем не менее они выждали некоторое время, чтобы окончательно убедиться, что все спокойно. Наконец Рис наклонился, поднял Синила на ноги и обхватил его за плечи. Йорам погасил магический свет и выглянул в коридор. Там было пусто и тихо.
Они пошли обратно тем же путем, придерживая Синила с двух сторон. Когда они вышли к лестнице, Йорам внезапно застыл, прислушиваясь. Он подал Рису знак оттащить Синила к стене, Рис подчинился приказу и тоже услышал шлепанье сандалий по лестнице.
Боясь дышать, они стали бесшумно спускаться по спиральной лестнице, пока не скрылись за поворотом. Вскоре Мимо них кто-то прошел, и звук шагов исчез в дортуаре. Они Подождали несколько минут на случай, если монах вернется, но ни сверху, ни снизу никаких звуков не было слышно. Наконец они собрали все свое мужество, подняли бесчувственное тело Синила и направились к выходу.
Следующие полчаса были такими напряженными, что позднее они с трудом вспоминали это время. Перед их глазами проплывали темные лестницы, стены, алтарные ворота, выступы. Они благополучно добрались до алтаря и замерли, услышав шаги какого-то монаха. Они быстро положили неподвижное тело возле алтаря, а сами опустились на колени.
Но эти коленопреклоненные фигуры в белом, погруженные в молитву в неурочный час, не могли одурачить монаха, который шаркал ногами по нефу. Один взгляд на них мог возбудить подозрение.
С одной стороны, в этом не было ничего необычного. Но монах мог оказаться очень разговорчивым и обратиться к ним, чтобы выяснить, кто они и почему молятся здесь, а не в кельях.
И, разумеется, он обратился.
Он успел только увидеть какого-то рыжего незнакомца, взглянувшего на него из-под капюшона, и спящего брата Бенедикта, когда другой монах поднялся с колен и обхватил его сзади за плечи, а высокий золотоволосый человек с пронзительными глазами как будто проник в него и заставил его голову кружиться с бешеной скоростью.
Монах упал на колени, ничего не видя вокруг себя, и воспоминания о странной встрече полностью исчезли из его памяти. Проснулся он уже под утро, когда остальные монахи собрались в большом нефе.
Монах чувствовал, как болят у него колени от долгого стояния, но не мог понять, что заставило его провести целую ночь в молитвах в холодной церкви.
К тому времени, когда все аббатство поднялось ото сна, Йорам и Рис уже переправили свою драгоценную ношу через стену, закрепили с помощью веревок на лошади и пустились в долгий трудный путь.
Ветер теперь дул им в спину.
Они ехали, ведя лошадь Синила между собой, и им нужно было ехать еще очень долго-весь день и следующую ночь— с редкими остановками, пока они не доберутся до Дхассы, где наконец окажутся в относительной безопасности.
Там они должны будут направиться к епископу Дхассы, который держал Портал.
Это был единственный путь, который еще не был закрыт для них. К ночи они должны были быть в полной безопасности в убежище Камбера.
Но сейчас им нужно ехать и постараться не замерзнуть и не попасть в плен. Они должны достичь Дхассы живыми и невредимыми.
А если их отсутствие уже обнаружено, то им следует быть вдвойне осторожными. Их пленение будет означать полную катастрофу для задуманного ими дела.
ГЛАВА 15
К счастью, путь в Дхассу оказался относительно спокойным, так как новости очень медленно передавались по Гвинедду зимой.
Первые несколько часов после бегства-наиболее опасные-прошли под покровом темноты и сильного снегопада, который к рассвету немного затих. Снег все покрывал белым ковром, заглушая звуки и скрывая следы, но он скрывал и ямы, камни и бревна на дороге, о которые лошади спотыкались и могли поранить ноги. Синил, привязанный к лошади, совершал путешествие в очень неудобном положении.
Они ехали несколько часов в полном молчании иногда шагом, а иногда рысью, в зависимости от состояния дороги. Рис внезапно ощутил чей-то взгляд. Он заметил все еще затуманенные серые глаза, попытался наладить мысленный контакт, чтобы сообщить, кто они, но это ему не удалось. Тогда Рис, ободряюще улыбнувшись, снял всю паутину заклинаний с мозга Синила, и его глаза стали более осмысленными.
Рис взглянул на полусонного Йорама, который покачивался в седле. Он знал, что Йорам нуждается в отдыхе, — они не спали уже тридцать шесть часов, — но решил, что важнее немедленно выяснить отношения, к тому же монах наверняка узнал его.
— Йорам, мы уже не одни, — тихо сказал он.
Йорам поднял голову, мгновенно став бодрым и свежим. Их пленник повернул голову и посмотрел на своего похитителя.
— Почему вы увезли меня из святого Фоиллана? — спросил он, не дав Йораму времени на приветствия. — Кто вы?
Священник несколько секунд смотрел на лицо, выглядывавшее из мехового капюшона, очевидно, обдумывая ответ, а затем решил говорить правду.
— Меня зовут Йорам МакРори. Я-священник из Ордена святого Михаила. А причина, по которой мы увезли вас оттуда, совершенно очевидна, милорд. Или я должен называть вас Ваше Величество?
Человек дернулся, как от удара. Ужас мелькнул в его глазах, как ни старался он скрыть его.
Рис и Йорам расслышали сдавленное «нет».
Синил опустил голову и отвернулся. Два друга переглянулись, и Йорам показал на небольшую рощу, где они могли укрыться от ветра. Все равно лошадям следовало дать отдых, а говорить лучше лицом к лицу на твердой земле, чтобы Синил правильно понял их намерения.
Лошади благодарно остановились под заснеженными деревьями, Йорам спешился и, подойдя к Синилу, развязал узлы веревок, которыми его ноги были привязаны к стременам.
Синил перебросил ноги через шею лошади и размял онемевшие мышцы. Рис остался на коне на тот случай, если вдруг Синил задумает бежать.
— Сойдите с седла и пройдитесь немного, — посоветовал Йорам.
Однако он не отвязал веревку, которой они были связаны между собой.
— Вы, должно быть, устали, милорд. Прошу прощения за грубое обращение, но мы боялись, что добровольно вы не поедете с нами.
Синил отвернулся и не принял предложенную руку.
— Не зовите меня «милорд», — прошептал он. — Я не господин и не хочу быть им. Я простой монах и живу в мире со всеми.
Йорам медленно покачал головой. Он хорошо понимал монаха, но знал, что он, Йорам, должен постараться переубедить его.
—Вы-Никлас Габриэль Драпировщик, монашеское ваше имя-Бенедикт, — сказал Йорам. — Вашего отца звали Ройстон, а деда-Дэниэл, но оба они имели и другие имена. Другое имя есть и у вас.
— Нет, — прошептал монах. — Нет другого имени.
— Другое имя вашего отца-Элрой, древнее королевское имя. Ваш дед был известен как Эйдан, принц Халдейн, еще до Переворота, — безжалостно продолжил Йорам. — А вы— Синил Донал Ифор, принц Халдейн, последний в королевском роду. Пришло время заявить ваши права на престол, Ваше Величество. Пришло время завоевать трон Гвинедда.
— Нет, — послышался сдавленный шепот, — скажите, что это не так. Я не хочу вас слушать. Эти имена давно в прошлом, и их нужно забыть. Я только брат Бенедикт, бедный монах. Больше у меня нет никаких прав.
Йорам беспокойно посмотрел на Риса. Они с Рисом обдумывали стратегию поведения во время своего долгого пути в святой Фоиллан, они хотели предусмотреть все возможные варианты. Но они не рассчитывали на кротость этого человека, на его безмерную тревогу, вызванную тем, что его насильно вырвали из жизни, на которую он добровольно обрек себя. Йорам долго подбирал слова, но первым нарушил тишину Синил. Он поднял голову и невидящими глазами уставился на Йорама.
— Я умоляю, отвезите меня обратно в святой Фоиллан.
— Мы не можем, милорд, — ответил Йорам.
— Тогда отправьте меня одного. Вам не обязательно ехать туда. Я ничего не скажу о вас.
— Мы не можем, милорд, — повторил Йорам. — В этом деле замешаны и другие люди, а некоторые уже отдали свои жизни.
— Погибли? Вы имеете в виду, что они погибли из-за меня?
Йорам кивнул, не желая встречаться с ним глазами. Монах перевел взгляд на заснеженный лес, словно перед ним всплыли старые видения, которые oh старался, но не мог забыть.
— Куда вы везете меня? — спросил он.
— К друзьям.
— У меня нет друзей за стенами аббатства, а те, кто хочет покончить с моей жизнью, — не друзья.
— Одна жизнь кончается, другая начинается, — сказал Йорам.
Он положил руку на шею лошади и твердо взглянул на монаха.
— Вы рождены не для кельи и не для молитв, какой бы приятной эта жизнь не казалась вам. Только теперь вы будете следовать вашему предназначению!
— Нет! Я рожден быть монахом! Он ударил себя в грудь связанными руками и обратил полубезумные глаза к Рису.
— Вы, милорд, поверьте, все, что рассказал вам мой дед, — выдумка, фантазия, бред. Я не тот, за кого вы меня принимаете, я не из того теста, из которого делают королей.
— Вы-Халдейн, милорд.
— Нет! Халдейны погибли, а я был Драпировщик, пока не стал монахом. И мой отец был Драпировщик! Я не знаю других имен!
Йорам, со вздохом взглянув на Риса, пожал плечами.
— Мне кажется, продолжать бессмысленно. Он устал и напуган. Может, позднее…
— Правда от этого не изменится, — прервал его Синил.
— Конечно, но правда может быть не та, что утверждаете вы теперь, милорд. Вы долгое время были вдали от мира. Почему бы вам не отложить решение до того времени, когда познакомитесь с фактами?
— Я живу в своем мире, и вы, называющий себя монахом, должны понимать меня.
— Я хорошо понимаю. — Йорам вздохнул. — Однако это не меняет моих намерений. Если вы дадите слово не пытаться бежать, я с удовольствием развяжу вас. Вам будет легче, если вы сможете пройтись немного.
Синил долго смотрел на Йорама, как бы взвешивая его слова, затем опустил глаза.
— Я не буду сопротивляться вам.
— Даете слово?
— Даю, — прошептал пленник.
Йорам кивнул и развязал веревки на руках пленника, но когда он протянул руку, чтобы помочь ему сойти с лошади, Синил поджал губы, оттолкнул его руку и соскочил с лошади с другой стороны. Он сделал с полдюжины неверных шагов, спотыкаясь и шатаясь, и упал на колени в снег. Он склонил голову, еле сдерживая рыдания.
Йорам нахмурился и посмотрел на Риса. Затем он накинул плащ на плечи и сложил руки на груди. Они оба с тоской поняли, что их путешествие в Дхассу будет гораздо дольше и сложнее, чем они предполагали.
Действительно, их путешествие проходило хотя и без инцидентов, но в полном молчании. Они останавливались только однажды днем, чтобы сменить лошадей в придорожной гостинице.
Рис охранял принца, пока Йорам торговался с хозяином. Синил не изъявлял желания разговаривать, но и не предпринимал попыток к бегству.
К вечеру они уже были в часе езды от цели. Небольшой бурный ручей вилял вдоль дороги, по которой они ехали. Хотя он и протекал по заснеженной равнине, зимний холод еще не сковал его льдом. И лошади, и люди уже замучились от долгого пути. Рис очень беспокоился о Синиле, ведь принц был плохо приспособлен к трудностям путешествия. Он чуть не закричал от боли в мышцах, когда они несколько часов назад остановились для последнего отдыха, и только гордость остановила рвавшийся из него крик. Потом им пришлось сажать его в седло, почти потерявшего сознание.
За последние полчаса Синил заметно побледнел, и Рис понял, что им придется снова остановиться, поскольку Синил был на грани обморока. Риса очень беспокоило, как поведет себя Синил, когда они въедут в город и поедут ко двору епископа. Рис даже боялся думать о том, что поведение Синила и его покладистость в дороге-всего лишь подготовка к восстанию на людях.
Рис не мог прозондировать мозг пленника во время их долгого безмолвного путешествия-перед ним каждый раз вставала твердая глухая стена, которую Рис смог бы преодолеть только после отдыха и соответствующей подготовки, но он не хотел этого делать сейчас, боясь еще больше восстановить Синила против себя.
Нет, к Синилу нужно применять другие методы, и не сейчас, а когда они будут среди друзей, когда все его протесты не будут услышаны. Единственное, чего хотел сейчас Рис, это облегчить страдания Синила от боли в измученных ногах.
Как будто почувствовав возрастающее беспокойство Риса, хотя и не зная его причины, Йорам привстал на стременах и посмотрел вперед, высматривая место, где бурный поток позволял подойти поближе к воде. Спешившись, он помог Синилу сойти с коня и усадил его на камень в защищенном от ветра месте. Рис лениво повел трех лошадей к воде и, достав из сумки пустую фляжку, наполнил ее ледяной водой из потока.
Когда вернулся Рис, Йорам массировал ноги Синила. Принц с удовольствием напился и, не раздумывая, протянул фляжку Йораму. Но священник не успел приложить ее ко рту, Рис выхватил флягу и вылил содержимое в снег.
— Ты дал ему наркотик!
Слова Йорама прозвучали не вопросом, а утверждением, но в голосе его слышалось удивление.
Рис кивнул, а Синил повернулся к нему.
— Вода? — прошептал он.
— Так было надо. Сонный порошок, чтобы успокоить вас, облегчить страдания, пока мы не сможем отдохнуть по-настоящему.
— И чтобы предотвратить мое предательство, — добавил Синил.
Он натянуто улыбнулся, и вдруг голова его упала на грудь, глаза закрылись. Он с трудом приподнял голову.
— Что со мной?
— Это лекарство. — Рис в упор смотрел на него. — Вы будете хотеть спать. Ваши чувства притупятся. Вы все время будете в полусне. Так будет лучше, поверьте мне.
— Лучше для кого? — прошептал Синил. — Неужели вы боялись, что я предам вас? Я же дал слово. — Он показал на фляжку. — Это было не нужно.
При этих словах Йорам встал и пошел к ручью. Там он опустился на колени. Рис подошел к нему. Он знал, что так подействовало на Йорама.
— Это действительно было нужно? — спросил Йорам, наклонившись к воде, чтобы напиться.
— Я думаю, да. Йорам, я пытался прочесть его мысли всю Дорогу и не смог. Он как глухая стена. У него какие-то врожденные защиты, возникающие, когда на него что-то давит. Я не могу проникнуть сквозь них, во всяком случае, незаметно для него. Я думаю, поэтому мы не смогли воздействовать на него там, в аббатстве. И я не уверен, что это удалось бы нам в Дхассе, особенно сейчас, когда мы так устали.
— Верно, — согласился Йорам. — Он вытер руки о плащ и повернулся к Рису. — У него действительно есть такие защиты? Как ты думаешь, потом ты сможешь преодолеть их?
Рис пожал плечами и неуверенно улыбнулся.
— Всегда есть пути для преодоления сопротивления любого человека, особенно если ты Целитель… Кроме того, в убежище я попрошу Камбера работать со мной.
Йорам долго стоял выпрямившись, потом взглянул на отдыхающего Синила.
— Ты сказал ему всю правду о действии наркотика?
— Да. У нас будет достаточно времени, чтобы привезти его к Порталу. Он будет все время в полусне. Лучше пусть будет так, чем он устроит сцену, — сказал Рис и сунул пустую фляжку в сумку.
— Если кто-либо заинтересуется им, объясним, что он болен, и мы везем его к Целителю епископа. Это звучит вполне правдоподобно.
— Хорошо.
Йорам вздохнул и, покачав головой, хитро улыбнулся.
— Я, вероятно, устал больше, чем предполагал. А ты с энтузиазмом включился в заговор. И это ты, кто раньше всегда старался держаться подальше от всяких интриг!
— О, не произноси этого слова!
— Какого? «Интрига»?
Йорам улыбнулся, похлопал Риса по плечу и указал на клевавшего носом принца. Пора было сажать его в седло и ехать дальше.
Судьба королевства была в их руках, и все должно было решиться в следующие несколько часов.
К счастью для всех троих, колеса бюрократической машины Гвинедда вертелись очень медленно, и аббат святого Фоиллана только сейчас начал думать, как объяснить причину исчезновения брата Бенедикта.
Как и предполагали Рис и Йорам, отсутствие Бенедикта было замечено только утром, и заметил его настоятель, который не увидел Бенедикта на хорах во время мессы. Но настоятель был человек очень занятой, у него было много обязанностей, и только когда брат Бенедикт не явился на следующее богослужение, он забеспокоился.
Решив, что брат Бенедикт заболел, настоятель направился в больницу, но смотритель больницы брат Рейнард не видел Бенедикта уже несколько дней. Тщательный осмотр всего аббатства, занявший несколько часов, не дал результатов.
Несколько монахов были посланы на лошадях осмотреть все окрестности аббатства на расстояние, которое мог бы преодолеть за это время пеший человек. Но буря сделала свое дело. Если брат Бенедикт упал от слабости и умер, то этого уже никто не узнает до самой весны. Аббатство постигло большое горе. Монахи отслужили большую мессу по брату Бенедикту следующим утром, и затем вновь потекли обычные дни жизни своим порядком.
И это дело заглохло бы навсегда, если бы не брат Левит. В этот день он решил проверить наличие зимней одежды монахов. Осматривая содержимое шкафов близ кельи пропавшего брата Бенедикта, брат Левит был очень удивлен, обнаружив пропажу двух сутан. Проведя расследование среди монахов, пользовавшихся шкафами, он выяснил, что два дня назад все было на месте. Однако никто не мог объяснить пропажу сутан.
Озадаченный Левит доложил обо всем субприору, тот, в свою очередь, приору, а приор-аббату. Это случилось уже вечером. Аббат сначала отругал приора за то, что тот лезет со всякими пустяками, но мозг его все время был занят мыслями о пропавшем брате, и у него зародились смутные подозрения.
— Брат Патрик, сколько сутан пропало?
— Две, отец аббат.
Аббат поднял перо и повертел его между пальцами.
— Скажите, вы помните двух человек, которые приезжали на свидание к брату Бенедикту две недели назад? . — Целителя и монаха? Приор озадаченно замолчал.
— Конечно, помню, отец. Монах этот был на службе у епископа, но…
— Я это помню! — рявкнул аббат. — Он был гавриллитом или просто притворился им.
Приор озадаченно смотрел на аббата, а тот повернулся и вытащил календарь с заметками из шкафа. Не найдя в нем того, что искал, он швырнул его обратно и забарабанил пальцами по столу.
— Попросите явиться сюда врача, брата Патрика, а также брата Пола, Финеаса и Джубала.
— Хорошо, отец аббат.
Удивленный приор выскочил из кабинета.
Следующие десять минут аббат сидел нахохлившись и ожесточенно грыз ногти. Подозрения в нем росли, и все его умозаключения складывались в стройную картину.
В тот день приходили два человека, говорили с братом Бенедиктом, в тот же день во время беседы брат Бенедикт упал в обморок.
Они говорили что-то о важном поручении деда, который недавно умер. Сам аббат стоял неподалеку и слушал.
Один из них был Целитель. Как его звали?.. Лорд Ре… Ро… Рис. И когда врач аббатства не смог привести брата Бенедикта в чувство, аббат попросил Риса взглянуть на него и даже позволил войти в его келью.
Да, и Рис, и монах, который был с ним, входили в келью Бенедикта!
Взяв на душу страшный грех, аббат выругался и скомкал письмо, только что написанное генеральному викарию Ордена в Валорет.
Он с ожесточением швырнул его в огонь.
Бенедикт не уходил из аббатства в беспамятстве и не умирал на снегу от холода. Он совсем не был болен ни сейчас, ни тогда, две недели назад. Он был похищен прямо из стен аббатства, прямо из кельи, и похищен этими двумя!
Тут его размышления прервал робкий стук в дверь. Аббат постарался принять вид, достойный уверенного в себе пастыря Божьего.
— Да.
Приоткрыв дверь, в комнату заглянул брат Патрик. За ним виднелись головы Джубала, Рейнарда, Пола и Финеаса. Аббат позволил им войти. Монахи стояли неподвижно, склонив головы, сложив на груди руки, спрятанные в необъятные рукава сутан.
Аббат окунул перо в чернильницу и положил перед собой чистый лист бумаги.
— Брат Рейнард, ты не можешь припомнить дату, когда брат Бенедикт упал в обморок и когда он заболел, — день, когда он беседовал с двумя посетителями?
Брат Рейнард с минуту изучал носки своих сандалий, а затем поднял голову.
— Это было в праздник святого Маргетана. Нет, скорее это было сразу после дня рождения святого Эдмунда.
— Так когда же, брат Рейнард?
— В день рождения святого Эдмунда. — Он посмотрел в свою книжечку. — Четырнадцатого ноября.
Аббат записал дату и перевел взгляд на брата Джубала.
— Брат Джубал, кажется, ты дежурил у ворот в это время?
— Да, отец аббат.
— Ты не можешь припомнить имена посетителей? Там был Целитель и монах.
Немного подумав, брат Джубал поднял бровь.
— Мне кажется, что монаха звали брат Кирилл, отец аббат. Он из Ордена святого Гавриила.
—Да-да, брат Кирилл, — повторил аббат. — Называл ли он другое имя?
— Нет, только свой Орден, — услужливо вмешался брат Финеас, — а также то, что он находится на службе у епископа.
Аббат поискал кончик пера, покачал головой.
У него не возникло никаких ассоциаций в связи с этим именем, и это его мучило. Но, во всяком случае, главный викарий должен знать его имя и принять какие-то меры, если, конечно, этот монах действительно существует и служит архиепископу.
Он записал это имя, тщательно выписывая каждую букву, и снова взглянул на монахов.
— Ну, а теперь имя Целителя-лорд Рис какой-то.
— Мурин или Турин, или что-то вроде этого, — сказал брат Джубал.
— А мне кажется, Турин, брат Джубал, — заметил брат Рейнард. Изогнув шею, он пытался рассмотреть, что записывает аббат. — Правда, я не очень уверен в этом, но он действительно Целитель. У меня в этот день болел зуб, а он…
Аббат строго взглянул на него, и Рейнард виновато замолчал, потупив голову.
Аббат снова начал писать, но перо не долго скрипело по бумаге. Вскоре аббат поднял голову и движением руки отослал монахов прочь.
Когда за ними закрылась дверь, монах взял чистый лист бумаги и начал новое письмо своему викарию. На этот раз его почерк был четким и уверенным.
«Ваше преосвященство, я с прискорбием сообщаю о похищении из аббатства святого Фоиллана два дня назад брата Бенедикта. Подробности состоят в следующем…»
Остаюсь вашим преданным слугой».
Викарий опустил письмо и взглянул на архиепископа.
Архиепископ, перед которым стоял его обычный стакан козьего молока, протянул иссохшую руку к письму, затем долил молока и погрузился в чтение.
Викарий в это время отрезал себе кусок сыра.
Было раннее утро, а архиепископ имел привычку завтракать с кем-нибудь из подчиненных и просматривать во время завтрака утреннюю почту.
Но, конечно, Роберта Орисса нельзя было считать простым подчиненным. Генерал-викарий Ордена святого Джарлата и архиепископ Валорета, примас церкви Гвинедда, родились примерно в одно время и впервые встретились, будучи учениками знаменитой школы при монастыре святого Неота, когда им было по десять лет.
И хотя Энском Тревасский был дерини, а Роберт Орисс— нет, это не помешало возникновению между ними тесных дружеских отношений, которые длились уже долгие годы. Да и теперь, если Роберт Орисс был в своей резиденции в Валорете и не выезжал в инспекционные поездки по монастырям и аббатствам Ордена, они встречались друг с другом по крайней мере раз в неделю. Энском принадлежал к той весьма редкой категории людей, которые не забывают старых друзей, возвысясь над ними. И Роберт, хотя он часто не понимал действий своего коллеги-дерини, очень ценил эту дружбу.
Келья Синила была пятой от конца-Рис отметил это во время первого визита сюда. Они остановились на пороге, и Йорам достал две белые сутаны из ближайшего шкафа.
Они вошли в келью и остановились.
Казалось, их бешено бившиеся сердца производят страшный шум, на который сейчас сбегутся все монахи. Йорам создал небольшой магический источник света, и Рис, подойдя к узкой железной кровати, низко наклонился, чтобы рассмотреть спящего. Рис и Йорам накинули поверх одежды белые сутаны, и Рис сконцентрировал свою волю, чтобы проникнуть в мозг спящего и, не разбудив его, взять под контроль.
Либо прикосновение не было мягким, либо сон Синила не был так крепок, как они думали, но глаза Синила открылись, и он неожиданно проснулся. Когда он увидел склонившиеся над ним и освещенные призрачным светом две фигуры в белом, он впал в панику.
Рис, заметив первое движение Синила, зажал ему рот рукой так, что тот не смог крикнуть. Но Синил извивался всем телом, бешено брыкаясь под одеялом.
Йорам бросился на него, удерживая, пока Рис полностью не овладеет его мозгом.
Но Целитель не мог проникнуть сквозь защитные поля, настолько мощные, что Рис, даже приложив всю энергию, не смог коснуться его мозга. Стало ясно, что таким путем им не овладеть Синилом, а если они не подчинят его своей воле в следующие несколько секунд, то шум борьбы разбудит монахов, спящих в соседних кельях.
Пора было применить жесткие меры.
Без колебаний Рис схватил Синила за горло, прижав сонную артерию, и отпустил только тогда, когда тело Синила судорожно изогнулось в последний раз и обмякло. Рис снова проверил. Сопротивление защит не ослабло, но, слава Богу, центр, управляющий сознанием, был свободен.
Закрепив контроль, Рис осторожно выпрямился и позволил себе отдохнуть.
Прежде чем подняться, Йорам нервно оглянулся на дверь.
Снаружи не доносилось ни звука. Тем не менее они выждали некоторое время, чтобы окончательно убедиться, что все спокойно. Наконец Рис наклонился, поднял Синила на ноги и обхватил его за плечи. Йорам погасил магический свет и выглянул в коридор. Там было пусто и тихо.
Они пошли обратно тем же путем, придерживая Синила с двух сторон. Когда они вышли к лестнице, Йорам внезапно застыл, прислушиваясь. Он подал Рису знак оттащить Синила к стене, Рис подчинился приказу и тоже услышал шлепанье сандалий по лестнице.
Боясь дышать, они стали бесшумно спускаться по спиральной лестнице, пока не скрылись за поворотом. Вскоре Мимо них кто-то прошел, и звук шагов исчез в дортуаре. Они Подождали несколько минут на случай, если монах вернется, но ни сверху, ни снизу никаких звуков не было слышно. Наконец они собрали все свое мужество, подняли бесчувственное тело Синила и направились к выходу.
Следующие полчаса были такими напряженными, что позднее они с трудом вспоминали это время. Перед их глазами проплывали темные лестницы, стены, алтарные ворота, выступы. Они благополучно добрались до алтаря и замерли, услышав шаги какого-то монаха. Они быстро положили неподвижное тело возле алтаря, а сами опустились на колени.
Но эти коленопреклоненные фигуры в белом, погруженные в молитву в неурочный час, не могли одурачить монаха, который шаркал ногами по нефу. Один взгляд на них мог возбудить подозрение.
С одной стороны, в этом не было ничего необычного. Но монах мог оказаться очень разговорчивым и обратиться к ним, чтобы выяснить, кто они и почему молятся здесь, а не в кельях.
И, разумеется, он обратился.
Он успел только увидеть какого-то рыжего незнакомца, взглянувшего на него из-под капюшона, и спящего брата Бенедикта, когда другой монах поднялся с колен и обхватил его сзади за плечи, а высокий золотоволосый человек с пронзительными глазами как будто проник в него и заставил его голову кружиться с бешеной скоростью.
Монах упал на колени, ничего не видя вокруг себя, и воспоминания о странной встрече полностью исчезли из его памяти. Проснулся он уже под утро, когда остальные монахи собрались в большом нефе.
Монах чувствовал, как болят у него колени от долгого стояния, но не мог понять, что заставило его провести целую ночь в молитвах в холодной церкви.
К тому времени, когда все аббатство поднялось ото сна, Йорам и Рис уже переправили свою драгоценную ношу через стену, закрепили с помощью веревок на лошади и пустились в долгий трудный путь.
Ветер теперь дул им в спину.
Они ехали, ведя лошадь Синила между собой, и им нужно было ехать еще очень долго-весь день и следующую ночь— с редкими остановками, пока они не доберутся до Дхассы, где наконец окажутся в относительной безопасности.
Там они должны будут направиться к епископу Дхассы, который держал Портал.
Это был единственный путь, который еще не был закрыт для них. К ночи они должны были быть в полной безопасности в убежище Камбера.
Но сейчас им нужно ехать и постараться не замерзнуть и не попасть в плен. Они должны достичь Дхассы живыми и невредимыми.
А если их отсутствие уже обнаружено, то им следует быть вдвойне осторожными. Их пленение будет означать полную катастрофу для задуманного ими дела.
ГЛАВА 15
Я оставил дом Мой; покинул удел Мой; самое любезное для души Моей отдал в руки врагов его.
Книга Пророка Иеремии 12:7
К счастью, путь в Дхассу оказался относительно спокойным, так как новости очень медленно передавались по Гвинедду зимой.
Первые несколько часов после бегства-наиболее опасные-прошли под покровом темноты и сильного снегопада, который к рассвету немного затих. Снег все покрывал белым ковром, заглушая звуки и скрывая следы, но он скрывал и ямы, камни и бревна на дороге, о которые лошади спотыкались и могли поранить ноги. Синил, привязанный к лошади, совершал путешествие в очень неудобном положении.
Они ехали несколько часов в полном молчании иногда шагом, а иногда рысью, в зависимости от состояния дороги. Рис внезапно ощутил чей-то взгляд. Он заметил все еще затуманенные серые глаза, попытался наладить мысленный контакт, чтобы сообщить, кто они, но это ему не удалось. Тогда Рис, ободряюще улыбнувшись, снял всю паутину заклинаний с мозга Синила, и его глаза стали более осмысленными.
Рис взглянул на полусонного Йорама, который покачивался в седле. Он знал, что Йорам нуждается в отдыхе, — они не спали уже тридцать шесть часов, — но решил, что важнее немедленно выяснить отношения, к тому же монах наверняка узнал его.
— Йорам, мы уже не одни, — тихо сказал он.
Йорам поднял голову, мгновенно став бодрым и свежим. Их пленник повернул голову и посмотрел на своего похитителя.
— Почему вы увезли меня из святого Фоиллана? — спросил он, не дав Йораму времени на приветствия. — Кто вы?
Священник несколько секунд смотрел на лицо, выглядывавшее из мехового капюшона, очевидно, обдумывая ответ, а затем решил говорить правду.
— Меня зовут Йорам МакРори. Я-священник из Ордена святого Михаила. А причина, по которой мы увезли вас оттуда, совершенно очевидна, милорд. Или я должен называть вас Ваше Величество?
Человек дернулся, как от удара. Ужас мелькнул в его глазах, как ни старался он скрыть его.
Рис и Йорам расслышали сдавленное «нет».
Синил опустил голову и отвернулся. Два друга переглянулись, и Йорам показал на небольшую рощу, где они могли укрыться от ветра. Все равно лошадям следовало дать отдых, а говорить лучше лицом к лицу на твердой земле, чтобы Синил правильно понял их намерения.
Лошади благодарно остановились под заснеженными деревьями, Йорам спешился и, подойдя к Синилу, развязал узлы веревок, которыми его ноги были привязаны к стременам.
Синил перебросил ноги через шею лошади и размял онемевшие мышцы. Рис остался на коне на тот случай, если вдруг Синил задумает бежать.
— Сойдите с седла и пройдитесь немного, — посоветовал Йорам.
Однако он не отвязал веревку, которой они были связаны между собой.
— Вы, должно быть, устали, милорд. Прошу прощения за грубое обращение, но мы боялись, что добровольно вы не поедете с нами.
Синил отвернулся и не принял предложенную руку.
— Не зовите меня «милорд», — прошептал он. — Я не господин и не хочу быть им. Я простой монах и живу в мире со всеми.
Йорам медленно покачал головой. Он хорошо понимал монаха, но знал, что он, Йорам, должен постараться переубедить его.
—Вы-Никлас Габриэль Драпировщик, монашеское ваше имя-Бенедикт, — сказал Йорам. — Вашего отца звали Ройстон, а деда-Дэниэл, но оба они имели и другие имена. Другое имя есть и у вас.
— Нет, — прошептал монах. — Нет другого имени.
— Другое имя вашего отца-Элрой, древнее королевское имя. Ваш дед был известен как Эйдан, принц Халдейн, еще до Переворота, — безжалостно продолжил Йорам. — А вы— Синил Донал Ифор, принц Халдейн, последний в королевском роду. Пришло время заявить ваши права на престол, Ваше Величество. Пришло время завоевать трон Гвинедда.
— Нет, — послышался сдавленный шепот, — скажите, что это не так. Я не хочу вас слушать. Эти имена давно в прошлом, и их нужно забыть. Я только брат Бенедикт, бедный монах. Больше у меня нет никаких прав.
Йорам беспокойно посмотрел на Риса. Они с Рисом обдумывали стратегию поведения во время своего долгого пути в святой Фоиллан, они хотели предусмотреть все возможные варианты. Но они не рассчитывали на кротость этого человека, на его безмерную тревогу, вызванную тем, что его насильно вырвали из жизни, на которую он добровольно обрек себя. Йорам долго подбирал слова, но первым нарушил тишину Синил. Он поднял голову и невидящими глазами уставился на Йорама.
— Я умоляю, отвезите меня обратно в святой Фоиллан.
— Мы не можем, милорд, — ответил Йорам.
— Тогда отправьте меня одного. Вам не обязательно ехать туда. Я ничего не скажу о вас.
— Мы не можем, милорд, — повторил Йорам. — В этом деле замешаны и другие люди, а некоторые уже отдали свои жизни.
— Погибли? Вы имеете в виду, что они погибли из-за меня?
Йорам кивнул, не желая встречаться с ним глазами. Монах перевел взгляд на заснеженный лес, словно перед ним всплыли старые видения, которые oh старался, но не мог забыть.
— Куда вы везете меня? — спросил он.
— К друзьям.
— У меня нет друзей за стенами аббатства, а те, кто хочет покончить с моей жизнью, — не друзья.
— Одна жизнь кончается, другая начинается, — сказал Йорам.
Он положил руку на шею лошади и твердо взглянул на монаха.
— Вы рождены не для кельи и не для молитв, какой бы приятной эта жизнь не казалась вам. Только теперь вы будете следовать вашему предназначению!
— Нет! Я рожден быть монахом! Он ударил себя в грудь связанными руками и обратил полубезумные глаза к Рису.
— Вы, милорд, поверьте, все, что рассказал вам мой дед, — выдумка, фантазия, бред. Я не тот, за кого вы меня принимаете, я не из того теста, из которого делают королей.
— Вы-Халдейн, милорд.
— Нет! Халдейны погибли, а я был Драпировщик, пока не стал монахом. И мой отец был Драпировщик! Я не знаю других имен!
Йорам, со вздохом взглянув на Риса, пожал плечами.
— Мне кажется, продолжать бессмысленно. Он устал и напуган. Может, позднее…
— Правда от этого не изменится, — прервал его Синил.
— Конечно, но правда может быть не та, что утверждаете вы теперь, милорд. Вы долгое время были вдали от мира. Почему бы вам не отложить решение до того времени, когда познакомитесь с фактами?
— Я живу в своем мире, и вы, называющий себя монахом, должны понимать меня.
— Я хорошо понимаю. — Йорам вздохнул. — Однако это не меняет моих намерений. Если вы дадите слово не пытаться бежать, я с удовольствием развяжу вас. Вам будет легче, если вы сможете пройтись немного.
Синил долго смотрел на Йорама, как бы взвешивая его слова, затем опустил глаза.
— Я не буду сопротивляться вам.
— Даете слово?
— Даю, — прошептал пленник.
Йорам кивнул и развязал веревки на руках пленника, но когда он протянул руку, чтобы помочь ему сойти с лошади, Синил поджал губы, оттолкнул его руку и соскочил с лошади с другой стороны. Он сделал с полдюжины неверных шагов, спотыкаясь и шатаясь, и упал на колени в снег. Он склонил голову, еле сдерживая рыдания.
Йорам нахмурился и посмотрел на Риса. Затем он накинул плащ на плечи и сложил руки на груди. Они оба с тоской поняли, что их путешествие в Дхассу будет гораздо дольше и сложнее, чем они предполагали.
Действительно, их путешествие проходило хотя и без инцидентов, но в полном молчании. Они останавливались только однажды днем, чтобы сменить лошадей в придорожной гостинице.
Рис охранял принца, пока Йорам торговался с хозяином. Синил не изъявлял желания разговаривать, но и не предпринимал попыток к бегству.
К вечеру они уже были в часе езды от цели. Небольшой бурный ручей вилял вдоль дороги, по которой они ехали. Хотя он и протекал по заснеженной равнине, зимний холод еще не сковал его льдом. И лошади, и люди уже замучились от долгого пути. Рис очень беспокоился о Синиле, ведь принц был плохо приспособлен к трудностям путешествия. Он чуть не закричал от боли в мышцах, когда они несколько часов назад остановились для последнего отдыха, и только гордость остановила рвавшийся из него крик. Потом им пришлось сажать его в седло, почти потерявшего сознание.
За последние полчаса Синил заметно побледнел, и Рис понял, что им придется снова остановиться, поскольку Синил был на грани обморока. Риса очень беспокоило, как поведет себя Синил, когда они въедут в город и поедут ко двору епископа. Рис даже боялся думать о том, что поведение Синила и его покладистость в дороге-всего лишь подготовка к восстанию на людях.
Рис не мог прозондировать мозг пленника во время их долгого безмолвного путешествия-перед ним каждый раз вставала твердая глухая стена, которую Рис смог бы преодолеть только после отдыха и соответствующей подготовки, но он не хотел этого делать сейчас, боясь еще больше восстановить Синила против себя.
Нет, к Синилу нужно применять другие методы, и не сейчас, а когда они будут среди друзей, когда все его протесты не будут услышаны. Единственное, чего хотел сейчас Рис, это облегчить страдания Синила от боли в измученных ногах.
Как будто почувствовав возрастающее беспокойство Риса, хотя и не зная его причины, Йорам привстал на стременах и посмотрел вперед, высматривая место, где бурный поток позволял подойти поближе к воде. Спешившись, он помог Синилу сойти с коня и усадил его на камень в защищенном от ветра месте. Рис лениво повел трех лошадей к воде и, достав из сумки пустую фляжку, наполнил ее ледяной водой из потока.
Когда вернулся Рис, Йорам массировал ноги Синила. Принц с удовольствием напился и, не раздумывая, протянул фляжку Йораму. Но священник не успел приложить ее ко рту, Рис выхватил флягу и вылил содержимое в снег.
— Ты дал ему наркотик!
Слова Йорама прозвучали не вопросом, а утверждением, но в голосе его слышалось удивление.
Рис кивнул, а Синил повернулся к нему.
— Вода? — прошептал он.
— Так было надо. Сонный порошок, чтобы успокоить вас, облегчить страдания, пока мы не сможем отдохнуть по-настоящему.
— И чтобы предотвратить мое предательство, — добавил Синил.
Он натянуто улыбнулся, и вдруг голова его упала на грудь, глаза закрылись. Он с трудом приподнял голову.
— Что со мной?
— Это лекарство. — Рис в упор смотрел на него. — Вы будете хотеть спать. Ваши чувства притупятся. Вы все время будете в полусне. Так будет лучше, поверьте мне.
— Лучше для кого? — прошептал Синил. — Неужели вы боялись, что я предам вас? Я же дал слово. — Он показал на фляжку. — Это было не нужно.
При этих словах Йорам встал и пошел к ручью. Там он опустился на колени. Рис подошел к нему. Он знал, что так подействовало на Йорама.
— Это действительно было нужно? — спросил Йорам, наклонившись к воде, чтобы напиться.
— Я думаю, да. Йорам, я пытался прочесть его мысли всю Дорогу и не смог. Он как глухая стена. У него какие-то врожденные защиты, возникающие, когда на него что-то давит. Я не могу проникнуть сквозь них, во всяком случае, незаметно для него. Я думаю, поэтому мы не смогли воздействовать на него там, в аббатстве. И я не уверен, что это удалось бы нам в Дхассе, особенно сейчас, когда мы так устали.
— Верно, — согласился Йорам. — Он вытер руки о плащ и повернулся к Рису. — У него действительно есть такие защиты? Как ты думаешь, потом ты сможешь преодолеть их?
Рис пожал плечами и неуверенно улыбнулся.
— Всегда есть пути для преодоления сопротивления любого человека, особенно если ты Целитель… Кроме того, в убежище я попрошу Камбера работать со мной.
Йорам долго стоял выпрямившись, потом взглянул на отдыхающего Синила.
— Ты сказал ему всю правду о действии наркотика?
— Да. У нас будет достаточно времени, чтобы привезти его к Порталу. Он будет все время в полусне. Лучше пусть будет так, чем он устроит сцену, — сказал Рис и сунул пустую фляжку в сумку.
— Если кто-либо заинтересуется им, объясним, что он болен, и мы везем его к Целителю епископа. Это звучит вполне правдоподобно.
— Хорошо.
Йорам вздохнул и, покачав головой, хитро улыбнулся.
— Я, вероятно, устал больше, чем предполагал. А ты с энтузиазмом включился в заговор. И это ты, кто раньше всегда старался держаться подальше от всяких интриг!
— О, не произноси этого слова!
— Какого? «Интрига»?
Йорам улыбнулся, похлопал Риса по плечу и указал на клевавшего носом принца. Пора было сажать его в седло и ехать дальше.
Судьба королевства была в их руках, и все должно было решиться в следующие несколько часов.
К счастью для всех троих, колеса бюрократической машины Гвинедда вертелись очень медленно, и аббат святого Фоиллана только сейчас начал думать, как объяснить причину исчезновения брата Бенедикта.
Как и предполагали Рис и Йорам, отсутствие Бенедикта было замечено только утром, и заметил его настоятель, который не увидел Бенедикта на хорах во время мессы. Но настоятель был человек очень занятой, у него было много обязанностей, и только когда брат Бенедикт не явился на следующее богослужение, он забеспокоился.
Решив, что брат Бенедикт заболел, настоятель направился в больницу, но смотритель больницы брат Рейнард не видел Бенедикта уже несколько дней. Тщательный осмотр всего аббатства, занявший несколько часов, не дал результатов.
Несколько монахов были посланы на лошадях осмотреть все окрестности аббатства на расстояние, которое мог бы преодолеть за это время пеший человек. Но буря сделала свое дело. Если брат Бенедикт упал от слабости и умер, то этого уже никто не узнает до самой весны. Аббатство постигло большое горе. Монахи отслужили большую мессу по брату Бенедикту следующим утром, и затем вновь потекли обычные дни жизни своим порядком.
И это дело заглохло бы навсегда, если бы не брат Левит. В этот день он решил проверить наличие зимней одежды монахов. Осматривая содержимое шкафов близ кельи пропавшего брата Бенедикта, брат Левит был очень удивлен, обнаружив пропажу двух сутан. Проведя расследование среди монахов, пользовавшихся шкафами, он выяснил, что два дня назад все было на месте. Однако никто не мог объяснить пропажу сутан.
Озадаченный Левит доложил обо всем субприору, тот, в свою очередь, приору, а приор-аббату. Это случилось уже вечером. Аббат сначала отругал приора за то, что тот лезет со всякими пустяками, но мозг его все время был занят мыслями о пропавшем брате, и у него зародились смутные подозрения.
— Брат Патрик, сколько сутан пропало?
— Две, отец аббат.
Аббат поднял перо и повертел его между пальцами.
— Скажите, вы помните двух человек, которые приезжали на свидание к брату Бенедикту две недели назад? . — Целителя и монаха? Приор озадаченно замолчал.
— Конечно, помню, отец. Монах этот был на службе у епископа, но…
— Я это помню! — рявкнул аббат. — Он был гавриллитом или просто притворился им.
Приор озадаченно смотрел на аббата, а тот повернулся и вытащил календарь с заметками из шкафа. Не найдя в нем того, что искал, он швырнул его обратно и забарабанил пальцами по столу.
— Попросите явиться сюда врача, брата Патрика, а также брата Пола, Финеаса и Джубала.
— Хорошо, отец аббат.
Удивленный приор выскочил из кабинета.
Следующие десять минут аббат сидел нахохлившись и ожесточенно грыз ногти. Подозрения в нем росли, и все его умозаключения складывались в стройную картину.
В тот день приходили два человека, говорили с братом Бенедиктом, в тот же день во время беседы брат Бенедикт упал в обморок.
Они говорили что-то о важном поручении деда, который недавно умер. Сам аббат стоял неподалеку и слушал.
Один из них был Целитель. Как его звали?.. Лорд Ре… Ро… Рис. И когда врач аббатства не смог привести брата Бенедикта в чувство, аббат попросил Риса взглянуть на него и даже позволил войти в его келью.
Да, и Рис, и монах, который был с ним, входили в келью Бенедикта!
Взяв на душу страшный грех, аббат выругался и скомкал письмо, только что написанное генеральному викарию Ордена в Валорет.
Он с ожесточением швырнул его в огонь.
Бенедикт не уходил из аббатства в беспамятстве и не умирал на снегу от холода. Он совсем не был болен ни сейчас, ни тогда, две недели назад. Он был похищен прямо из стен аббатства, прямо из кельи, и похищен этими двумя!
Тут его размышления прервал робкий стук в дверь. Аббат постарался принять вид, достойный уверенного в себе пастыря Божьего.
— Да.
Приоткрыв дверь, в комнату заглянул брат Патрик. За ним виднелись головы Джубала, Рейнарда, Пола и Финеаса. Аббат позволил им войти. Монахи стояли неподвижно, склонив головы, сложив на груди руки, спрятанные в необъятные рукава сутан.
Аббат окунул перо в чернильницу и положил перед собой чистый лист бумаги.
— Брат Рейнард, ты не можешь припомнить дату, когда брат Бенедикт упал в обморок и когда он заболел, — день, когда он беседовал с двумя посетителями?
Брат Рейнард с минуту изучал носки своих сандалий, а затем поднял голову.
— Это было в праздник святого Маргетана. Нет, скорее это было сразу после дня рождения святого Эдмунда.
— Так когда же, брат Рейнард?
— В день рождения святого Эдмунда. — Он посмотрел в свою книжечку. — Четырнадцатого ноября.
Аббат записал дату и перевел взгляд на брата Джубала.
— Брат Джубал, кажется, ты дежурил у ворот в это время?
— Да, отец аббат.
— Ты не можешь припомнить имена посетителей? Там был Целитель и монах.
Немного подумав, брат Джубал поднял бровь.
— Мне кажется, что монаха звали брат Кирилл, отец аббат. Он из Ордена святого Гавриила.
—Да-да, брат Кирилл, — повторил аббат. — Называл ли он другое имя?
— Нет, только свой Орден, — услужливо вмешался брат Финеас, — а также то, что он находится на службе у епископа.
Аббат поискал кончик пера, покачал головой.
У него не возникло никаких ассоциаций в связи с этим именем, и это его мучило. Но, во всяком случае, главный викарий должен знать его имя и принять какие-то меры, если, конечно, этот монах действительно существует и служит архиепископу.
Он записал это имя, тщательно выписывая каждую букву, и снова взглянул на монахов.
— Ну, а теперь имя Целителя-лорд Рис какой-то.
— Мурин или Турин, или что-то вроде этого, — сказал брат Джубал.
— А мне кажется, Турин, брат Джубал, — заметил брат Рейнард. Изогнув шею, он пытался рассмотреть, что записывает аббат. — Правда, я не очень уверен в этом, но он действительно Целитель. У меня в этот день болел зуб, а он…
Аббат строго взглянул на него, и Рейнард виновато замолчал, потупив голову.
Аббат снова начал писать, но перо не долго скрипело по бумаге. Вскоре аббат поднял голову и движением руки отослал монахов прочь.
Когда за ними закрылась дверь, монах взял чистый лист бумаги и начал новое письмо своему викарию. На этот раз его почерк был четким и уверенным.
«Ваше преосвященство, я с прискорбием сообщаю о похищении из аббатства святого Фоиллана два дня назад брата Бенедикта. Подробности состоят в следующем…»
* * *
«…Итак, — через пять дней после этого викарий Ордена читал письмо архиепископу Валорета, — совершенно очевидно, что брат Бенедикт похищен вышеназванными братом Кириллом и лордом Рисом Турином-Целителем. Я посылаю копии всех показаний монахов, так как вы в своей мудрости можете заметить то, что пропустил я.Остаюсь вашим преданным слугой».
Викарий опустил письмо и взглянул на архиепископа.
Архиепископ, перед которым стоял его обычный стакан козьего молока, протянул иссохшую руку к письму, затем долил молока и погрузился в чтение.
Викарий в это время отрезал себе кусок сыра.
Было раннее утро, а архиепископ имел привычку завтракать с кем-нибудь из подчиненных и просматривать во время завтрака утреннюю почту.
Но, конечно, Роберта Орисса нельзя было считать простым подчиненным. Генерал-викарий Ордена святого Джарлата и архиепископ Валорета, примас церкви Гвинедда, родились примерно в одно время и впервые встретились, будучи учениками знаменитой школы при монастыре святого Неота, когда им было по десять лет.
И хотя Энском Тревасский был дерини, а Роберт Орисс— нет, это не помешало возникновению между ними тесных дружеских отношений, которые длились уже долгие годы. Да и теперь, если Роберт Орисс был в своей резиденции в Валорете и не выезжал в инспекционные поездки по монастырям и аббатствам Ордена, они встречались друг с другом по крайней мере раз в неделю. Энском принадлежал к той весьма редкой категории людей, которые не забывают старых друзей, возвысясь над ними. И Роберт, хотя он часто не понимал действий своего коллеги-дерини, очень ценил эту дружбу.