— Закат приближается.
   Голос брата Майкла, почти у самого его правого уха, испугал Келсона и вывел из дремоты, в которую он почти погрузился. Из ванны выплеснулось немного воды, когда он невольно вздрогнул и отпрянул. Пение смолкло, а он даже этого не заметил, — человек, стоявший у жаровни, ушел. В помещении теперь горел тусклый слабый свет. В комнате оставался только Майкл, таинственным образом вынырнувший из пара. Он держал огромное грубое полотенце между собой и Келсоном. Король встал и позволил Майклу обернуть им себя, а затем усадить на стул, где монах лично стал сушить ему волосы вторым полотенцем, а затем вычесывать из них колтуны, причем все это — молча.
   — Ты хочешь, чтобы твои волосы свободно висели, или предпочтешь i'дулу? — спросил Майкл, когда волосы наконец легли мокрыми и блестящими прядями на плечи Келсона. Келсон помнил, что раньше слышал это слово, и догадался: это, наверное, их название для косички.
   — Вы так называете косу? — уточнил он. — I'дула?
   — Да.
   — Тогда i'дулу, — сказал Келсон. — Я ношу ее уже несколько лет, но мы просто называем ее приграничной косой. Я обратил внимание, что большинство ваших мужчин их тоже носят.
   Майкл молча склонился, чтобы разделить влажные черные волосы на пряди для заплетения в косу, всем своим видом пресекая ненужные разговоры.
   Келсон попытался мысленно прощупать его, но казалось, будто человек окружен туманом. Это не были защиты в обычном понимании, но проникнуть сквозь туман оказалось ничуть не легче. Келсон подумал, что это, возможно, проявляется эффект некой религиозной практики, что в ходу у этих людей; впрочем, возможно, что Майкл — Дерини; или и то, и другое разом. Или же ни то, и ни другое.
   Король ушел в свои мысли, пока Майкл не закончил, и встал, когда монах взял в руки серое одеяние, подобное тому, что здесь носили большинство. Это оказалось подобие плаща-хламиды, с капюшоном, очень свободное, а сбоку имелись прорези для рук.
   Майкл протянул накидку Келсоном, как прежде держал полотенце, и явно не намеревался предлагать никакой другой одежды.
   — Те, кто приходят поклониться Благословенному, входят туда так же, как являются в этот мир, — сообщил ему Майкл. — Нельзя, чтобы внешний мир вмешивался и отвлекал от встречи со святыней.
   По крайней мере, плащ был теплым. Келсон покрепче закутался в него, когда брат Майкл вел его из купальни, ибо воздух снаружи оказался весьма прохладным. Ему дали сандалии, но подошвы оказались очень тонкими. Он чувствовал каждый камушек на тропе от бани до церкви. По всему пути стояли жители деревни с факелами и распевали какой-то псалом; Келсону казалось, он должен был бы узнать песнопение, но это ему так и не удалось. Когда он прошел вперед, жители деревни пристроились сзади.
   Церковь прислонялась к горе. У двери его ждал Дугал в серой рясе, его окружали остальные члены Кеориала. Дугал встал на колено, чтобы почтительно поцеловать руку Келсона, и воспользовался коротким физическим контактом, послав своему названному брату краткий подбадривающий сигнал, который не уловят посторонние.
   «Попытайся забрать назад наши медальоны, а я сделаю все возможное, чтобы, используя их, поддерживать контакт и посылать тебе энергию», — передал он мысленно, одновременно подняв голову и произнеся вслух:
   — Прошу тебя, государь, о благословении.
   — Не бойся, — ответил Келсон, опуская руку на голову Дугала и стараясь изобразить гораздо большую уверенность, чем чувствовал на самом деле. — Благословенный Камбер знает своих и не оставит меня.
   Брат Майкл, — продолжал он, отворачиваясь от Дугала, — я хотел бы надеть свой медальон святого Камбера, если можно. Он дает мне чувство уверенности. А серьга, которую вы у меня отобрали, является моим королевским символом. Я хотел бы надеть и ее.
   — Нельзя, — твердо сказал Майкл.
   — Тогда отдайте их на хранение моему брату, — предложил Келсон, помогая Дугалу встать. — По крайней мере, дайте ему такое успокоение, раз не разрешаете разделить вместе со мной испытание.
   — Он может взять медальоны, — сказала Ридиан, — поскольку на них образ Благословенного Камбера.
   Серьга же — знак Халдейнов, и вызовет у нею отвращение. Тебе еще предстоит доказать, что ты являешься ею истинным слугой.
   Серьга, конечно, обладала куда более мощной силой, чем медальоны, ибо в свое время с ее помощью король обрел магию Халдейнов, но Келсон не собирался спорить, опасаясь потерять то, что уже было отвоевано. Медальоны, независимо от того, находились ли у них обоих, или у одного Дугала, все равно оставались проводниками, и это было лучше, чем ничего.
   Он молча смотрел, как принесли медальоны и положили в сложенные лодочкой ладони Дугала — два серебристых диска в гуще перепутавшихся цепей; после чего Келсон отправил осторожный импульс к своему. Дугал поймал импульс, и его золотистые глаза стали светлее, словно в них попал солнечный свет. Их взгляды встретились. Опустив голову, Келсон поцеловал медальоны — так, словно пил из рук Дугала воду.
   Затем открылись двери, и брат Майкл повел их в церковь, правда, перед этим остановился и снял обувь.
   — Снимите сандалии, — приказал Майкл, оборачиваясь на Келсона и Дугала, когда другие члены Кеориала вокруг них также оставили обувь перед дверьми, — потому что вам предстоит ступать по священной земле.
   Келсон с Дугалом подчинились, а жители деревни последовали за ними, также без обуви и распевая псалом, затушив факелы перед дверью.
   Внутри стоял мрак, хотя побеленные стены усиливали тот свет, который все-таки имелся. Восточная стена была серой и пустой, и вначале казалось, будто Она просто исчезает вдали за алтарем. Вскоре Келсон понял: это — естественная скала, часть горы. Свечи на алтаре и под распятием давали хоть какую-то точку, на которой можно остановить взгляд, когда они медленной процессией двигались в их направлении.
   В крыше имелся открытый проем, подобно отверстию в зале заседаний Квориала, но Келсон не смел надолго поднимать глаза, а только быстро взглянул вверх. Крыша была погружена во мрак, и он не смог определить, из чего она сделана.
   Деревянный пол по обеим сторонам центрального прохода покрывали плетеные соломенные циновки. Правда, это не было необычным для небольшой деревенской церкви. Жители деревни разошлись по этим циновкам, по обе стороны процессии, а некоторые даже забежали вперед, наблюдая за происходящим. Брат Майкл взял при входе посох с крестом наверху, красиво вырезанный из дерева, и держал его подобно пастушьему или епископскому посоху, когда вел их вперед. Бенед и Джилиан шли по бокам Келсона и Дугала, за ними следовали все остальные члены Квориала. Все были одеты в серые плащи, подобно тому, что был на Келсоне. Келсон почувствовал, как Дугал осторожно распутывает цепи медальонов и надевает их себе на шею. Связь короля с Дугалом тут же окрепла, и это радовало и дарило хоть какую-то надежду.
   Майкл привел их к самой алтарной ограде и в ожидании остановился перед ней. За спиной раздался хлопок в ладоши, и это был сигнал для всех преклонить колена. Келсон с Дугалом также уважительно последовали примеру остальных, правда, они встали только на одно колено. Затем Майкл прошел вперед и поцеловал алтарный камень. После этого он перенес посох с крестом в левую руку и повернулся к ним. Правой рукой он сотворил в воздухе крестное знамение:
   — In nomine Patris, et Fill, et Spiritus Sanctus.
   — Аминь, — ответили жители деревни.
   — Dominus vobiscum, — Et spiritu tuo.
   — Sursum corda.
   — Habemus ad dominum.
   — Laudamus Dominum Deum nostrum.
   — Dignum etjustum est.
   Возрадуйтесь в сердце вашем. Мы вознесли сердца наши к Господу. Восславим же Господа Бога нашего. Это достойно и праведно. Затем брат Майкл снова повернулся и преклонил колена, глядя на алтарь, Келсон опустился на колени на нижней ступени. Все вокруг него все сделали то же самое — на циновках. Шорох движения пронесся по всей церкви. Затем один голос где-то далеко за спиной начал петь, постепенно подключились и другие, и вскоре слова уже повторялись всеми присутствующими.
   — Super flumina Babylonis illic sedimus etflevimus, cum recordaremur Sion… На реках Вавилонских, там сидели мы и плакали, вспоминая Сион…
   Это была песнь захваченных в плен израильтян, но, как понял Келсон, она также являлась напоминанием об изгнании, которое приняли на себя эти люди, и о его причинах. И он был одной из причин — вернее его предки, допустившие преследования Дерини на протяжении почти двух столетий. Песнопения вызвали чувства, которые он никогда не испытывал раньше — он разделял братство с этими людьми и всеми другими, подобными им, страдавшими на протяжении веков, но продолжавшими свято нести свое наследие, чтобы позволить ему уцелеть.
   Голос певчего замолк, а остальные продолжили точно так же, но в другой тональности, и этот хор породил неожиданный холодок, пробежавший по позвоночнику Келсона, и что-то сжалось у него в груди. Теперь звучали новые слова, о другом изгнании, другого народа, совсем недавнем. Келсон не мог и не желал скрыть свою реакцию, и этот плач захватил его целиком, заставляя от души оплакивать всех погибших Дерини, все потерянные годы и растраченные жизни. Слезы открыто лились у него по щекам, к тому времени как песнопение вновь сменилось, на более радостной и полной надежды ноте.
   — Duce et regere servum tui, Domine… Adsum Domine. Adsum Domine. Adsum Domine… Веди и охраняй Твоего слугу, Господи, от всякого искушения, и да будет честь его незапятнана, а дар неутрачен… Здесь я. Господи. Здесь я. Господи…
   Келсон не делал попыток вытереть слезы. Так он признавал все те гонения и обиды, что пришлось претерпеть Дерини от руки его предков Халдейнов, И он снова поклялся, как клялся последние четыре года, что посвятит свою жизнь восстановлению справедливости для всех людей и Дерини.
   Глубокая тишина окружала его, когда песнопение закончилось. В тишине Келсон чувствовал, как Дугал тоже пытается справиться со своими эмоциями, хотя тот и не плакал в открытую. Все собравшиеся стояли на коленях еще несколько минут, и Келсон слышал, как другие приходили в себя в умиротворении, снизошедшем на всех присутствующих в церкви.
   Еще через несколько минут брат Майкл встал и повернулся к Келсону, сложив обе руки на кресте-посохе. Стоявшие на коленях вокруг Келсона также поднялись, как и те, кто был сзади, но Бенед и Джилиан положили руки на плечи Келсона, когда он попытался встать, жестом показывая: ему следует оставаться на коленях. За спиной Келсона Дугала отвели на циновку, лежащую в первом ряду, сразу же слева от прохода. Ридиан подошла ближе и встала сразу же за Келсоном. Когда Майкл подал знак, все собравшиеся сели, оставив короля одного, стоящим на коленях перед Майклом и алтарем. В это мгновение Келсон понял: все четверо, окружающие его — Дерини, не только Майкл и Ридиан. Их защиты окутали его, как кокон, лишив всех чувств, кроме обычных, телесных. Связь с Дугалом временно прервалась.
   — То, что произойдет дальше, может показаться тебе странным, Келсон Халдейн, — сказал брат Майкл, обращаясь прямо к нему, и голосом его разнесся по всему храму, хотя говорил он довольно тихо. — Многое было утрачено за годы изгнания, но мы, как могли, пытались сохранить старые традиции. Мы верим: сам святой Камбер установил некоторые из ритуалов, которые будут воспроизведены сегодня ночью.
   Но мы не даем тебе никаких особых указаний. Мы не говорим, что делать, лишь советуем полностью предаться ею воле; Твоими лучшими проводниками станут его вдохновение и твоя собственная интуиция.
   Тебе будет проще, если ты по своей воле попытаешься отбросить все барьеры, которые могут помешать обрести предлагаемые тебе знания, когда ты лицом к лицу встретишься с Благословенным. Хочешь ли ты что-нибудь сказать перед тем, как тебе отведут к нему! Могу добавить: это будет испытание души, а не тела.
   Келсон мог бы сказать сотню вещей, но ничего, что могло бы иметь хоть какое-то отношение к тому, что случится с ним, поскольку было очевидно: даже эти люди точно не знают, что должно произойти.
   Отчасти он почувствовал облегчение, узнав, что испытание не будет касаться плоти, но с другой стороны, испытание души вызывало у него еще большую тревогу.
   И тем не менее, он с самого начала догадывался, что все будет именно так — испытание в смысле инициации на более высокий уровень сознания, как случалось практически во время каждого контакта со святым Камбером, насколько знал Келсон. У него самого было очень мало таких контактов — но разве не это являлось его целью, когда он отправлялся на поиск святого-Дерини?
   Келсон решительно покачал головой, затем, помимо воли, поклонился. Брат Майкл молча сделал два шага к нему и опустил руку ему на голову.
   — Тогда пусть он соблаговолит поговорить с тобой, Келсон Халдейн, — тихо произнес брат Майкл. — А когда ты услышишь его, ты должен сказать об этом, и мы поймем, говоришь ли ты правду или лжешь — и мы знаем, как это выяснить. И пусть Господь осенит тебя своими крылами, когда ты будешь проходить это испытание веры. Да будет так. Аминь.
   И пусть люди скажут аминь.
   — Аминь, — тихо повторила паства.
   Майкл убрал руку, и Келсон осмелился посмотреть на него.
   — Ты готов? — спросил Майкл.
   — Да, — ответил Келсон.
   Без дальнейших слов Бенед и Джилиан помогли ему встать. Но отводили его к небольшой низкой двери Майкл и Ридиан. Эта дверь находилась в стене справа от алтаря. Их защиты все еще немного искажали и затуманивали его связь с Дугалом, но одно лишь осознание того, что Дугал пытается ее поддерживать, придавало Келсону уверенности. Когда они остановились перед дверью, король в последний раз посмотрел через плечо, и их с Дугалом привязанность друг к другу превзошла всю магию в последнем прощании.
   Стена оказалась частью горы, а дверь была сделана из дерева и открывалась железным кольцом. В четырех углах ее украшали символы четырех элементов природы, по центру был вырезан крест, а в его центре переплетались буквы С и К, означающие «Святой Камбер». Буквы были глубоко вырезаны в хорошо промасленном дереве. Уважительно склонив голову, Ридиан дотронулась кончиками пальцев до губ, затем по разу повернула кольцо в каждую сторону, перед тем как отступить назад и посмотреть на Келсона. Майкл, стоявший сразу за ним, развязал плащ на шее Келсона и снял с его плеч.
   — Ты, слуга Благословенного, ныне пришло время твоего испытания, — объявил Майкл, когда Ридиан отступила еще дальше, скрестила на груди руки и склонила голову. — Теперь ты должен уйти в землю, обнаженным, каким пришел в этот мир, и пройти круаид-дбюхаинн. Открой же дверь, Келсон Халдейн, и ступай к нему.
   Келсон подчинился. Он положил руки на железное кольцо и открыл дверь, оставив плащ в руках Майкла, затем наклонил голову, чтобы пройти в узкий дверной проем.

Глава двадцать шестая

   Во сне, в ночном видении, когда сон находит на людей
Иов 33:15

   За спиной Келсона плотно закрылась дверь.
   В этом простом действии самом по себе была какая-то окончательность. Тускло освещенный проход оказался узким и низким, не выше, чем дверной проем, так что когда Келсон осторожно попытался выпрямиться, у него ничего не получилось, и он понял: придется идти, склонив голову и пригнув плечи. Он какое-то время постоял у двери, привыкая к тусклому освещению, его руки лежали на стенах по обеим сторонам. Помещение было наполнено запахом влаги и плесени, звуки отсутствовали и не проникали даже через дверь. Келсон слышал только, как удары сердца отдаются у него в висках. Затем он начал медленно и осторожно пробираться вперед. Тусклый свет, попадавший в коридор, шел откуда-то из-за поворота — слабые желтоватые отблески, скорее всего, факелов или, может, свечей.
   Проход казался естественным, хотя кончики пальцев Келсона и дотрагивались до мест, где камень определенно отбивали вручную, выравнивая стены.
   Пол казался гладким под босыми ногами и не таким холодный, как он ожидал от камня. Келсон чувствовал, как связь с Дугалом становилась все более и более слабой, чем дальше он уходил. К тому времени, как он достиг поворота, она, вообще, исчезла — но он ничего не мог поделать. Король прошел еще немного и за углом увидел довольно просторное помещение.., и это зрелище заставило Келсона в благоговении сделать глубокий вдох.
   Именно оно было источником света, становившегося все ярче по мере того, как Келсон продвигался вглубь горы. По кругу комнаты в бронзовых подставках горели факелы, причем достаточно высоко над полом — так, что человек, стоявший на полу, не мог бы до них дотянуться. У самой дальней от входа стены возвышалась фигура, скорее всего, как решил Келсон, это и был святой Камбер. Фигуру окружал ряд свечей, вставленных в глиняные подсвечники.
   Зрелище заинтриговало Келсона. Фигура была выбита из какого-то бледно-серого камня, слегка мерцающего в свете факелов. Тонкие руки поднимались вверх, поддерживая железный обруч, очень древний на вид, лицо оставалось сокрыто в тени капюшона рясы, застывшего навеки по желанию скульптора.
   Черты лица, возможно, вообще, не были высечены, поскольку Келсон не мог их различить, хотя и полагал, что с того места, где он остановился, должен бы их видеть.
   Королю стало холодно — и душе, и телу, но он прошел вперед, в комнату, и встал прямо, слегка Дрожа. Чтобы согреть комнату, в ней по углам горели жаровни. Похоже, они также являлись источниками странного едкого запаха, щекотавшего ему ноздри, В центре, недалеко от ног статуи, лежала груда шкур. Шкуры привлекли короля и потянули к себе — пока у него в голове даже не успела пронестись ни одна осознанная мысль. И тут он неожиданно обнаружил источник странного запаха — небольшое углубление, выдолбленное в полу, слева от статуи, довольно глубокое. Над поверхностью бурлил и клубился густой туман, а затем струйкой поднимался к вентиляционному отверстию в потолке.
   Делая шаг назад, Келсон услышал, как сверху камень скрежещет о камень, закрывая дыру, и вытяжка тут же прекратилась. Король попятился. Туман стал распространяться по помещению, поскольку путь вверх оказался для него отрезан. Келсон почувствовал легкое головокружение. В это мгновение он коснулся спиной стены, что помогло ему удержать равновесие, но он все равно закачался, потом потряс головой, стараясь отделаться от запаха.
   Он пытался не думать о том, что все это значит.
   Слишком большой вдох — в первый момент, когда пары стали распространяться по комнате — затуманил все деринийские ощущения. Теперь, правда, когда он делал только неглубокие вдохи, с ним все было в порядке — или ему так казалось. Он попытался убедить себя, что головокружение наступило из-за слишком резкого движения, отсутствия еды и излишнего напряжения, чтобы поддержать связь с Дугалом — но на самом деле он знал, что это не так. Ему доводилось читать о пещерах, подобных этой, хотя он и подумать не мог, что они имеются в Гвиннеде. Естественные испарения, встречающиеся в таких пещерах, иногда вызывают видения и пророчества, но в слишком больших дозах они могут оказаться гибельны.
   Впрочем, насчет последнего, по крайней мере, ему не следует беспокоиться. Если бы горцы хотели его убить, у них для этого уже имелось достаточно возможностей. Правда, и его теперешнее положение нельзя было считать совершенно безопасным, однако в душе Келсон не сомневался, что умереть ему никто не позволит.
   Впрочем, испарения могут также использоваться, чтобы подтолкнуть внутреннее видение, осознал он, когда вдохнул еще немного тумана и снова почувствовал головокружение, более сильное, чем раньше.
   Ему пришлось несколько раз встряхнуть головой, чтобы она прояснилась. Говорили, в древние времена такие пещеры часто служили местами инициации, где адепт должен был лечь перед образом божества и вдыхать наркотический газ, в надежде увидеть провидческий сон. Если древним удавалось таким образом узреть своих богов, то, возможно, тот же способ подойдет и для святого.., хотя как христиане, жители Сент-Кириелла, умудрились вернуться к столь давним обрядам оставалось загадкой.
   Но это сейчас не имело значения. И дальнейшие рассуждения, и сопротивление были бессмысленны.
   Келсон высказывал пожелание получить больше знаний о святом Камбере. Вот его испытание, чтобы выяснить, искренне ли он это говорил. Вообще-то, происходящее можно было считать погружением в подземный мир, символической смертью и возрождением со знанием о божественной силе — в данном случае, облаченное в мифологию святого Камбера. А поскольку испытания ему все равно не избежать, следовало воспользоваться предоставленной возможностью и выяснить как можно больше. Если это метод, приемлемый для Слуг Камбера — а, похоже, они очень его уважают и относятся с почтением — то в нем должно быть что-то стоящее.
   Вдыхая воздух как можно более мелкими глотками, чтобы не потерять сознание под воздействием паров, пока он не успел приготовиться, Келсон, шатаясь, направился к куче шкур и опустился на них, скрестив ноги. Он чуть не упал по пути. Одной из шкур он закрыл от холода нижнюю часть тела; чтобы защитить себя, если потеряет сознание — а это наверняка скоро произойдет, если судить по тому, что голова кружится все сильнее с каждым мгновением, — он создал вокруг себя защитный круг, как его учили Морган с Дунканом. Круг не предохранит от испарений, но определенно остановит любое живое существо, пытающееся воспользоваться его беспомощностью. Он вспомнил рассказы о людях, иногда помогавших божественным силам, священниках и жрицах древних богов, которые порой принимали облик божественных посланцев, чтобы привести инициируемых к желанной цели. Если святой Камбер, и впрямь, ниспошлет ему видение, Келсон хотел быть уверенным, что воля святого не будет волей его слуг, как бы благожелательно настроены они ни были.
   Келсон сложил ладони лодочкой, направляя их вверх, и посмотрел на статую святого. Теперь он глубже вдыхал пары, ставшие более концентрированными по мере того, как шли минуты и им некуда было уходить, из-за закрытого отверстия сверху. Келсон почувствовал, как его внутренние барьеры стали медленно таять по мере погружения в медитацию, необходимую Дерини для глубинной связи. В попытке подтолкнуть видение в желаемом направлении, он вспомнил тот единственный раз, во время коронации, когда, как казалось Келсону, он вступал в контакт со святым Камбером. Видение в серой рясе с капюшоном, которое заметили только он сам, Морган и Дункан, появилось ниоткуда, чтобы возложить руки на корону Келсона, признавая его королем как Дерини, так и простых людей.
   Он почувствовал, как с каждым вдохом его тело все больше расслабляется, а концентрация поднимающихся паров становится все насыщеннее, но Келсон не прекращал попыток сосредоточить рассеивающееся внимание на искомое видение, стараясь отыскать святого, и медленно погружался в сон в ожидании исполнения мечты.
***
   Однако сквозь толстые слои горной породы ничего из происходящего с Келсоном в эти минуты не доходило до Дугала. Брат Майкл и девушка Ридиан вернулись к алтарю и встали там на колени, Бенед и Джилиан сидели по обе стороны Дугала, но они больше даже не пытались вмешиваться и не окружали его защитами. Дугал опасался, что они сняли щиты, потому что точно знали: своими силами ему все равно не проникнуть сквозь дверь, за которой исчез король.
   Тем не менее, он не мог бросить своего названного брата и короля на милость этих людей, просто потому, что они чтят того же святого — пусть и Дерини — которого отправились искать Келсон с Дугалом. Келсону уже сейчас, не исключено, угрожает смертельная опасность. От Дугала может зависеть, выживет он или нет; точно также, как и прежде, когда Келсон был серьезно ранен, лишь от Дугала зависело, уцелеет он, или нет.
   Дугал сидел, скрестив ноги, на соломенной циновке, и чувствовал себя отвратительно. Чтобы избежать внешних раздражителей и ни на что не отвлекаться, он надвинул капюшон серого плаща низко на лоб. Он сжимал медальоны, как талисманы, по одному в каждой руке, пытаясь использовать их для усиления почти несуществующей связи с тем, кто находился за дверью. Сконцентрировавшись на лицевой части одной медали, он попытался вызвать то же видение, которое искал Келсон, пытаясь привлечь в помощь все, что его отец, Келсон и даже Морган когда-либо говорили ему о святом Камбере. И Дугал с мольбой обратился к забытому святому-Дерини.
***
   Для Келсона минуты и часы проходили и пролетали, пока, в конце концов, он уже совершенно не потерял счет времени, не зная, сколько времени сидит у подножия статуи святого Камбера — хотя чувствовал, как его колени и спина начали затекать. После долгого сидения со скрещенными ногами в одной позе возникло желание подвигаться и вытянуть ноги. Пары в комнате теперь напоминали густой туман, но Келсону стало легче представлять черты лица статуи. Он попытался вообразить, что будет, если статуя внезапно оживет и заговорит с ним, представил, как опускаются руки в рукавах рясы — они ведь определенно устали, столько лет поддерживая корону — как голова приподнимается, достаточно для того, чтобы Келсон смог разглядеть черты лица, скрытого капюшоном.
   И внезапно это произошло! В состоянии полной погруженности в транс, а также под воздействием наркотических туманов, все еще поднимающихся из бассейна, Келсон остолбенело уставился на призрак, который, казалось, вышел из статуи — из себя самого. Каменная фигура так и стояла, подняв руки, вечно придерживающие корону. Но некое существо, полупрозрачное, но насыщенное силой, высвободилось из своей каменной темницы и медленно поплыло к нему.