Кускова Алина. Чисто русское преступление

   Слишком ненатуральным показалось ей огорчение девицы, теряющей среди формуляров и пыльных книг свои лучшие годы. А что, если это она покусилась на народное достояние?! Мотив? К примеру, к примеру... Елена Ивановна задумалась.
   – Жалость-то какая, – пробормотала девица, уставившись на пустое место. – У меня в «Житии» прадед писал для потомков.
   – Ага, – вспомнила Елена Ивановна, – градоначальник Ведрищев!
   Девица кивнула со вздохом.
   Вот тебе, Елена Ивановна, и мотив, подумала самодеятельная сыщица.
   Успокоить Светлану Ведрищеву было нечем. Сыщик Туровский не появлялся, видимо, похищение завело его в тупик, и он уехал обратно в столицу, где воруют в известных музеях страны популярные экспонаты, а затем продают их на ближайшей барахолке под названием «аукцион», словно не знают других способов продажи похищенных культурных ценностей. Столичных воров остается только схватить за руку, выставив претензии к аукциону, и дело сделано. А в провинции похитители свои, они мимикрируют под порядочные личности и с маской истинного ценителя раритета утягивают его в свой дом. Попробуй найди. За руку схватить еще сложнее. Как это сделаешь, если он свой?
   После грустного повествования о никчемности столичных сыщиков, выпроводив опечаленную фактом похищения ценной книги девушку из музея, Бубенцова вернулась на стул в историческом зале, ни на секунду не сомневаясь, что сюда придет тот, кто должен прийти.
   Но пришел незнакомец. Елена Ивановна достала вторые очки, водрузила поверх первых, поправила это двойное сооружение пальцем и принялась пристально разглядывать мужчину. Высокий, стройный, подтянутый брюнет весьма привлекательной наружности с правильными, благородными чертами лица. Незнакомец напомнил ей сыщика Туровского, оба, по ее мнению, были хлыщами. Только если у сыщика пафос был приобретенным, у незнакомца чувствовалась аристократическая порода. Такой кадр и в провинциальном городке? Тут явно было над чем задуматься.
   Подобная птица высокого полета залетала в краеведческий музей редко, после поэта Горемыкина фактически никогда.
   – Добрый день, мадам, – поприветствовал незнакомец хранительницу, благородно ей кивая.
   – Вам помочь познакомиться с историей нашего города? – спохватилась Бубенцова, до его появления озадаченная одними преступниками.
   – Мерси, благодарю, не надо, – отказался тот. – Я просто проходил мимо. Какой у вас замечательный музей! Сколько превосходных экспонатов! Какая огромная проделана вами работа!
   Елена Ивановна растаяла от комплиментов и расплылась в улыбке. Как жаль, что он всего лишь проходил мимо, уж лучше бы он признался, что вернулся на место преступления...
   Связать брутального незнакомца с местным «Житием» у Елены Ивановны никак не получалось. Если только... Ну, не потомок же он обиженного Горемыкина, в самом-то деле. Но она вскочила, подбежала к пустой витрине и ткнула в нее пальцем.
   – А здесь лежала книга, только ее на днях украли!
   И уставилась на пришельца немигающим взглядом четырехочковой кобры.
   Незнакомец отнесся к криминальному сообщению совершенно индифферентно.
   – Примите мои сожаления, – хладнокровно изрек он и продолжил осмотр зала.
   Елена Ивановна вернулась на стул и вздохнула. Если это преступник, то он чрезвычайно хорошо входит в доверие, отлично владеет своими эмоциями и ни за что не признается, что спер книгу. Вот только зачем она ему?
   И где этот сыщик Туровский?! Тут подозреваемые валом валят, а он в гостинице прохлаждается.
   После того как незнакомый посетитель покинул гостеприимный краеведческий музей и Елена Ивановна с облегчением вздохнула, ей пришлось снова напрячься.
   На этот раз в музей пожаловал вдовец Антон Капитонович Чур.
   Выглядел он в своем единственном костюмчике неброского цвета серой мыши с белой рубашкой и полосатым галстуком слишком опрятно, слишком парадно и слишком уж волнующе. Елена Ивановна испугалась. Они встречались с ним тайно, урывками, стараясь не смешить престарелой любовью детей и окружающих. Разве кто-то поверит, глядя на тщедушную пожилую даму с жиденьким пучком седых волос, толстыми линзами очков и культурно-продвинутым взглядом, что в ее мятущейся душе бушуют поистине шекспировские страсти? А уж глядя на круглого, лысого, смешного на вид мужичка, и вовсе нельзя догадаться, что он в последнее время чувствует себя настоящим Ромео.
   Тем не менее Антон Капитонович Чур, с чахлым букетиком сирени с собственного садового участка в потных от волнения руках, возник перед дамой сердца тенью отца Гамлета. Он намеревался задать ей один лишь вечный вопрос «Быть или не быть?» и получить на него положительный ответ.
   – Зачем вы пришли, Антон Капитонович? – зашипела на него раздосадованная Елена Ивановна. – Дорогой мой, это так не вовремя! У нас украли рукописный раритет, и я теперь тут вынуждена караулить преступника.
   – Ух, Елена Ивановна, дорогая вы моя, не знал, не знал, не располагал, но рассчитывал...
   Антон Капитонович засуетился, спрятал цветы за спину, но попытался отстоять свое право на признание в глубоких чувствах. Раз уж он решился! А решался он долго. И в последний момент музей показался Антону Капитоновичу тем храмом, где должны были соединиться их сердца.
   – А с чего, голубушка, вы взяли, что преступник вернется? – зашептал Чур.
   – Как же так, – изумилась Бубенцова, – и вы этого не знаете?! Преступники всегда возвращаются! Их сюда тянет непреодолимая сила, которой они не в состоянии противиться.
   – Вы полагаете, Елена Ивановна, – озадачился Антон Капитонович, нервно теребя сирень у себя за спиной, – наш краеведческий музей стал магнитом для всех преступников?!
   – Ах, Антон Капитонович! – всплеснула руками Бубенцова. – О чем вы только думаете, когда я вам о краже говорю!
   – О вас и думаю, несравненная. – Антон Капитонович, наивно решивший, что настало его время «Ч», протер вспотевший лоб рукавом и набрал в грудь воздуха.
   – После, после, – перебила его Елена Ивановна, услышавшая шаги из кабинета директора. – Ах, прячьтесь, Аркадий Аркадьевич идет!
   – Каким это образом? От чего? – не понял несостоявшийся жених.
   – За неандертальца прячьтесь, я вам говорю! – Елена Ивановна затолкала Чура за грозную фигуру и быстро присела обратно на стул.
   Аркадий Аркадьевич влетел в исторический зал стремительно и, как ему показалось, достаточно неожиданно, чтобы застукать всех на месте. Кого именно, он не знал, но голоса слышал.
   – Кто здесь был? – прищурился директор. – Не поймите меня превратно, Елена Ивановна, после случившегося я не могу спокойно сидеть в кабинете. Вы слышали о том, что вор всегда возвращается на место кражи? Его тянет туда непреодолимая сила...
   – Ч-хи!
   Бедный Антон Капитонович, традиционно весной страдающий от аллергической реакции на все, что цветет и пахнет, не выдержал и выдал свое инкогнито.
   – Что это? – ошарашенно глядя на неандертальца, поинтересовался Купцов.
   – Ч-хи! – Антон Капитонович не предполагал долго держать аллергенную сирень, но так уж получилось. – Ч-хи! – А без цветов, аллергия у тебя на них или нет, к даме сердца не пойдешь. – Ч-хи! Ч-хи!
   – Это неандерталец, – прошептала Елена Ивановна, хватаясь за последнюю соломинку.
   – Неандерталец чихает?! – Глаза Купцова полезли на лоб. – Не может быть, – трагичным голосом произнес он. – Я схожу с ума? Вот что значит бессонная ночь. Больше никто не чихал, то есть не приходил?
   Он осторожно приблизился к неандертальцу, рядом с которым сидела Елена Ивановна, и через нее попытался заглянуть тому за спину. Антон Капитонович в этот момент выскочил с другой стороны.
   – Никого, – мрачно констатировал Аркадий Аркадьевич, возвращаясь на прежнее место.
   Антон Капитонович, на ходу зажимающий рот одной рукой, а второй бросая сирень Бубенцовой на колени, едва успел заскочить обратно.
   – Странно, – поморщился Купцов и уставился на колени Бубенцовой.
   Елена Ивановна пару-тройку десятков лет назад была бы польщена подобным вниманием мужчины, но сегодня заинтересованный взгляд вызвал у нее глухое раздражение.
   – Ничего странного, – сказала она, взяла сирень и понюхала. – Ч-хи!
   – И вы туда же, – возмущенно прищурился покрасневший от негодования Купцов.
   Он ненормально хихикнул и сделал несвойственный толстяку бросок кобры, охотящейся на наивную жертву. Антон Капитонович, разумеется, выскочить не успел.
   – А! Вот вы где! – заорал обрадованный результатом поиска директор музея и нечаянно задел неандертальца. Его топорик вместе с мохнатой рукой резко опустился на голову Купцова, не причинив особой боли. – Чего еще? Драться?!
   И Купцов попытался через Елену Ивановну схватить замешкавшегося Антона Капитоновича.
   – Прекратите цирк! – резко сказала Бубенцова, поднимаясь. Она поправила руку неандертальца и поглядела на директора серьезным взглядом. – Антон Капитонович пришел ко мне! И между прочим, по важному делу.
   – Не выгораживайте преступника, Елена Ивановна. – Купцов добрался до Чура и стал трясти беднягу за грудки. – Куда ты дел книгу, Антон? Признайся!
   – Сдал в библиотеку, – нашел что сказать Чур.
   – В библиотеку? – Купцов схватился за сердце и сел на стул.
   Елена Ивановна побежала за аптечкой. Антон Капитонович принялся нервно расхаживать по историческому залу, отвлекая внимание директора от насущных проблем. Он принялся рассказывать, что такое, собственно, аллергия, каким образом, надо заметить, довольно хлопотным, с ней живут, да и вообще жизнь с одной только аллергией и не жизнь, а так себе, пшик один. Гораздо лучше существовать с дорогим и близким человеком, тогда все невзгоды и неприятности, поделенные пополам, станут вдвое меньше. Философствовать на подобные темы Антон Капитонович любил, как и читать новости в прессе.
   Бдительная Елена Ивановна нисколько не поверила наглой выходке Купцова.
   Если бы он не был преступником, то сидел в своем кабинете или мотался по городу вместе с правоохранительными органами, занятыми поисками «Жития городища», а не торчал на месте преступления. А как театрально он разыграл сердечный приступ? Тем не менее вызвать скорую помощь отказался. Мнимый больной! Кстати, как там ее мальчик? Нужно будет ему позвонить.
   Аркадий Аркадьевич принял из рук Бубенцовой помощь и сердечные капли. После пламенной речи Чура он осознал всю бесперспективность затеи с подозреваемым Антоном Капитоновичем. Зачем тому книга? Он каждое утро, с тех пор как на пенсии, ходит в библиотеку, и еще никто не обвинил его в том, что он что-то оттуда спер. Именитых предков, оставивших свою подпись в книге, у Чура не было, голытьба голытьбой.
   Пока Елена Ивановна устанавливала вазу с сиренью на подоконник, Аркадий Аркадьевич окончательно справился с расшатанными нервами.
   – Не обижайся, Антон Капитонович, – похлопал директор по плечу знакомого, – пойми, мы все сейчас в таком положении, что кажется, преступник рядом! В двух шагах. И вновь замышляет что-то недоброе. Так и ждешь, что он выскочит из-за угла и наставит в лоб револьвер...
   – Однако, – покачала головой Елена Ивановна, – буйная у вас, Аркадий Аркадьевич, фантазия. Не было у нашего преступника оружия, да и зачем оно ему нужно?
   – Вы не знаете. – Директор обернулся возле выхода из исторического зала. – Я чувствую! Добром это не кончится... – И он ушел.
   – Разумеется, – пожала плечами Елена Ивановна, – добром это не кончится. Вора посадят за решетку! Антон Капитонович, шли бы вы домой, мне работать надо.
   Чур грустно вздохнул. Поэтическое настроение, располагающее к сантиментам и откровенным признаниям, было напрочь убито грубой выходкой Купцова. И чего он только влез в их практически интимные отношения?! Добившись от дамы сердца слова, что после возвращения музею Домостроя она ответит положительно на его так и не прозвучавшее предложение, Антон Капитонович отправился домой с намерением напрячь мыслительные способности и постараться выйти на след того, кто спер раритет. Ждать годы, а именно столько, по его мнению, разные сыщики и милиция протянут поиски, он не мог. В его жизни оставались немногочисленные деньки, которые он искренне надеялся прожить с дорогим его сердцу человеком.
   Елена Ивановна после ухода кавалера заняла боевой пост.
   Она восседала на стуле, словно королева, искоса поглядывала на сирень, украсившую подоконник, и думала о том, что следует быстрее найти вора, осудить его, вернуть «Житие» музею и заняться свадебными приготовлениями. Говорить Семену о помолвке или не говорить до самого ответственного момента? Нынешняя молодежь все стремится опошлить и обсмеять! Не говорить. Или сказать?
   – Доброе утро, Елена Ивановна! – В исторический зал заглянула Виолетта Купцова.
   Бубенцова отвлеклась от праздных мыслей и подняла взгляд на высокую брюнетку, дочь директора музея.
   – Я к отцу. Он у себя?
   Елена Ивановна кивнула. Виола улыбнулась ей и побежала в кабинет Купцова.
   Двадцатидвухлетняя красавица с точеной фигурой и правильными чертами лица внешне нисколько не походила на Аркадия Аркадьевича. Мало того, она являла собой полную противоположность отца, унаследовав красоту от матери. Купцов дочь боготворил и баловал, после музейных ее проблемы стояли у него на первом месте. Устроив девочку в престижное столичное заведение и потратив на нее уйму денег, он слова не сказал, когда она все бросила и вернулась обратно домой, в провинцию. Ни слова не говорит и сейчас, когда ее запросы стали столичными, что наводит на размышления, откуда у директора краеведческого музея деньги. Девушка явно живет не по средствам, на что он балует дочь?
   Елена Ивановна прищурилась. Мотивчик!
   У Виолы одни тряпки в голове. Это где же видано, чтобы у одной особы женского пола было сразу три верхние одежки за сезон?! А сапоги? Елена Ивановна попыталась вспомнить, сколько же их было у младшей Купцовой прошедшей весной, и сбилась со счета. В наше время иметь две пары сапог – непозволительная роскошь. Вот и сейчас красавица процокала мимо нее дорогущими шпильками, приобретенными явно не на местном вещевом рынке, где одеваются все приличные жители города. Ага! Получается, что у Аркадия Аркадьевича рыльце в пушку. На его зарплату так не разгуляешься, супруга – бывшая учительница младших классов – на ярлыки и лейблы не зарабатывает, а сама девчонка дома сидит под предлогом, что готовится поступать в МГИМО. Так ее там и ждали! Кстати, еще одна улика. Если ее там ждут, то за какие деньги?!
   – За бешеные, – хватаясь за сердце, высказалась вслух Елена Ивановна.
   Аркадий Аркадьевич Купцов ради дочки поступился своим принципом: сначала музей, потом Виола, переставив их местами, спер «Житие» и собирается его продать! Ужас.

* * *

   Андрей Туровский подъехал к краеведческому музею и припарковал машину возле входа. (Замечательно живут люди в провинции, где хотят, паркуются, не то что в столице, там уже на тротуарах машинам тесно.) Он вернулся с вокзала, где встретился со студентом и передал ему посылку для друга-эксперта. Студенты, как были, так и остались народцем вредным и непостоянным, крайне неуважительно относящимся к чужому времени. Этот фрукт опоздал на целый час, проспал. И это будущая элита страны, ее будущие академики и профессоры?! Радовало то, что он вообще пришел, тратить время на возвращение в столицу Туровскому не хотелось.
   Он легко и весело, словно тяжким грузом на нем не висело ограбление музея, взбежал по ступенькам крыльца, распахнул дверь и... замер.
   Мимо него, насмешливо улыбаясь, из распахнутой двери проплыла привлекательная брюнетка, обдав сыщика терпким ароматом хороших французских духов. Дива в прозрачном и воздушном, как мечта, белом сарафане спланировала с крыльца, больше не обращая внимания на раскрывшего рот Туровского, и приземлилась за рулем красного «матиса». Андрей очнулся, когда машина, увозившая очаровательную брюнетку, скрылась из вида.
   – Вот так сюрприз, – пробормотал Андрей, – такая красавица и без мужчины! Однако есть женщины в русских селеньях...
   Видимо, сегодня день был такой, для новоявленных поэтов не соответствующий.
   Елена Ивановна вмиг опустила взлетевшего на крыльях мечты о прекрасной брюнетке Туровского на землю.
   – Он здесь был, – трагическим волнующим шепотом произнесла она, хватая сыщика за рукав в холле с мамонтом, который тот намеревался проскочить до директорского кабинета без непредвиденных задержек.
   – Кто? – недоуменно вскинул брови Туровский.
   – Вор, – односложно ответила хранительница, осторожно глядя по сторонам. Но кроме огромной мохнатой фигуры их больше никто не слышал.
   – Понятное дело, – пожал плечами тот, – он был и унес с собой книгу.
   – Он сегодня был, – досадуя на недалекость столичного мачо, повторила Елена Ивановна.
   – А! Понятно, – догадался сыщик. – Вы исходили из принципа, что преступника тянет на место преступления. И кто здесь сегодня был?
   – Директор, – закатив глаза к потолку, прошептала Бубенцова.
   – Разумеется, что директор. Где же ему еще быть, как не в музее, это его рабочее место.
   Бубенцова хмыкнула. Она поняла, что не стоит метать бисер перед... сыщиком. Пусть думает, что она скромная, тихая старушенция, ни на что серьезное не способная. Хорошенький же она ему преподнесет сюрприз, когда доставит преступника на блюдечке с голубой каемочкой. Елена Ивановна довольно вздохнула, ах, какое хорошее сравнение, умели классики сравнивать!
   Пока она представляла, какое будет у этого щеголя выражение лица (ошарашенно-идиотское!), тот успел сбежать к директору. Елена Ивановна грустно поглядела ему вслед, зря она раскрыла вора, зря. Лавры победителя достанутся какому-то столичному хлыщу!

Глава 3
ОСОБЫЕ ПРИМЕТЫ ЕСТЬ?

   Начинающийся день не сулил никаких дополнительных приятностей. Весна близилась к завершению, неизбежностью надвигалось лето – самая тихая пора в городке, ни тебе развлечений, ни тебе флирта, пустая трата столь драгоценного времени. Конечно, его можно использовать для повышения теоретических знаний, но когда-то нужно отрабатывать и практику! Перед Зосей лежал журнал с интересной статьей, в которой автор делилась своим бесценным опытом. С глянцевых страниц в мир она смело выдавала непреложную истину – если хочешь выскочить замуж, ни за что и ни при каких обстоятельствах не признавайся, что этого хочешь. С мужчинами все лучше делать наоборот, иначе наоборот сделают они. Закон противостояния полов.
   Это как торговля на хитром рынке – чуть зазеваешься, тут же обманут. Хочешь, чтобы он постоянно был рядом? Скажи, что без него ты отдыхаешь. Увидишь, он станет проводить рядом с тобой гораздо больше времени, думая, что у него появился соперник. Хочешь, чтобы он дарил тебе больше подарков? Тогда скажи, что тебе от него ничего не нужно, а то потом, когда поссоритесь, замучаешься возвращать. Он забросает тебя подарками, чтобы грядущая ссора была мучительной!
   Хочешь за него замуж? Скажи, что за него замуж не хочешь, вдруг подвернется что-то более интересное и менее инфантильное. И тогда он озаботится тем, чтобы окольцевать упрямицу.
   До последнего пункта у Зоси отношения с мужчинами никогда не доходили. Если первые два она кое-как претворяла в жизнь, то говорить о том, что замуж не рвется и вообще ее мятущаяся натура склонна к феминизму, было некому. Это был еще один закон – закон замкнутого круга, где Зося вертелась как белка в колесе, с каждым очередным кавалером предполагая, что движется дальше к ЗАГСу, а на деле получалось, хоть движения ее быстры и стремительны, но пусты и нелепы.
   Годы шли, нужно было на что-то решаться и майским клещом впиваться в мимо пробегающего мужчину. Мимо Зоси пробегали большей частью одни командированные. Но выбирать не приходилось! Зося верила статистике, по которой треть представительниц слабого пола нашли мужей среди рабочей обстановки. У нее тоже был шанс, не в морге же она работала. На сегодняшний день в гостинице городка проживали двое холостяков. Положа руку на томящееся сердце, Зося могла уверенно добавить – двое завидных холостяков. Она видела их паспорта без отметок ЗАГСа.
   Первым приехал Василий Барклай, высокий, статный, он ходил так прямо, словно проглотил шпагу. В его облике было такое скрытое благородство, что Зося невольно представляла себя рядом с ним в белом напудренном парике и фижмах. Причиной посещения провинции Барклай назвал путешествие по местам предков, но Зося, не наивная дурочка, ему совсем не поверила. Как раз перед этим она слышала по телевизору, что столичные олигархи перед лицом мирового кризиса кинулись раскупать недвижимость по родной стране. За границей у них уже все куплено.
   Походил ли Барклай на олигарха или нет, Зося не знала, до этого визита она о воротилах власти и бизнеса только слышала, лично знакома не была. Но они и не стремились с ней знакомиться.
   Барклай отделывался общими фразами, изредка подкидывая ей комплименты, у стойки не задерживался и в номере торчал мало, действительно много путешествовал. Зося сожалела, что у нее не было лишних денег на частного сыщика, чтобы проследить за тем, куда ездит Василий и что он ищет. В том, что Барклай что-то ищет, у Зоси сомнений не было. К нему приходили сомнительные личности с загадочными взглядами закоренелых заговорщиков, они шептались и моментально замолкали, когда Зося появлялась поблизости.
   Вот было бы здорово, если бы он искал себе жену! Любят же иностранцы жениться на русских девушках, которые как три компонента в одном: и любовница, и домработница, и нянька. Так отчего же умному мужчине не обратить внимание на неограненный алмаз, скучающий за стойкой гостиницы?
   Второй кадр появился на днях, звали его Андрей Туровский. Привлекательный мужчина, явно перешагнувший тридцатилетий рубеж, но остававшийся в такой великолепной форме, что Зося собиралась влюбиться в него с первого взгляда. К сожалению, не взаимно. Холостяк Туровский сразу дал понять девушке, что приехал в город ради серьезного дела и ничем, кроме работы, он заниматься не намерен. А тут как раз поползли слухи, сдержать которые было невозможно, что из музея похитили бесценный экспонат и из столицы приехал суперсыщик, чтобы поймать вора.
   Зося считала себя умной девушкой. Она сразу расставила все по полочкам: Барклай, приехавший раньше, являлся тем самым вором, а Туровский, приехавший позже, был сыщиком. Если бы ее целиком и полностью не занимала мысль скорого замужества, то Зося включилась бы в это занимательное приключение. Только не могла выбрать, чью сторону поддержать. Барклай ей нравился как благородный вор, а Туровский привлекал как благородный сыщик.
   Одного не могла понять Зося: почему украли именно «Житие городища». Она не представляла, каким образом можно использовать эту старую книгу. Зося с огромным удовольствием украла бы из библиотеки прошлогодний журнал со снимками оголенного торса Брэда Питта в едва прикрывающих мужское достоинство джинсах. Украла бы точно, если бы не Светлана Ведрищева, вредная библиотекарша, тайком любовавшаяся на Брэда сама.

* * *

   После разговора с Купцовым у Андрея сложилось впечатление, что тот бредил. Необходимые знания психологии преступника и жертвы, коими располагал сыщик, открыли ему глаза на то, что у директора краеведческого музея от потрясения поехала крыша. Такое бывает, когда человек лишается чего-то очень ему дорогого и близкого.
   Купцов, лишившийся раритета, боявшийся потерять из-за кражи должность, мало того, что всю вину возлагал на Елену Ивановну Бубенцову, открытым текстом, правда, зловещим шепотом, сообщал, что Бубенцова сама похитила книгу. Он даже назвал место предполагаемого хранения раритета – балкон Елены Ивановны, большую часть которого занимал сломанный холодильник. В нем якобы она и прятала ценнейший экспонат.
   Туровскому пришлось принять во внимание эту бредовую идею, чтобы та не распространялась дальше, и взять с директора слово, что тот об этой великой тайне пока не расскажет никому. Пока идет следствие, во всяком случае. В свою очередь, Туровский пообещал проверить содержимое сломанного холодильника Бубенцовой. Но он не пошел взламывать квартиру старушки, а направился в городскую библиотеку, где собирался ознакомиться с трудами местных краеведов.
   Привлекательная толстушка с длиной русой косой встретила его глазами полными немого удивления. Но ничего вслух не сказала, была занята беседой с высоким незнакомцем, встретившимся Туровскому в гостинице.
   – Да, господин Барклай, хорошо, господин Барклай, – кивала Светлана в знак согласия, принимая от того пролистанные книги.
   Туровский улыбнулся Барклаю как старинному знакомому, житие в провинциальных гостиницах сближает вынужденными лишениями, и прошел к стеллажам. Барклай ответил Туровскому надменной улыбкой, больше похожей на страдальческую гримасу, и выскочил из читального зала совершенно не по-джентльменски.