- Как же, понятно, - нехотя ответил шофер.
- А ты, изверг, мог задавить хорошего, мирного зверя. Я больше с тобой в одной кабине не поеду! Ребята, дайте руку!
Не одна, а четырнадцать рук протянулись к девушке из кузова. Машина тронулась.
Они проехали мимо Кадыра, прижавшегося за красноватой глыбой гранита, обдали его оглушительным лязгом, тошнотворным дымом и исчезли так же быстро, как появились. Казалось, поглотили их горы.
Пожалуй, необыкновенно мало времени понадобилось тарбагану, чтобы прийти в себя, не больше получаса. Он вскоре опять бежал по дороге, и опять на его пути разлеглось масляное пятно. Он и на этот раз встал перед ним в нерешительности. Но теперь в его тревожно принюхивающейся фигурке, в том, как он пошевеливал жесткими усами-вибриссами, уже не было унизительного страха. Казалось, зверь деловито соображает, как бы ему полегче миновать препятствие.
Пришлось попросту наступить на масло. Конечно, на лапы ему налипло, и еще долго отвратительный запах преследовал его. Но он терпел, он словно бы начал понимать, что на планете, которой управляют люди, надо ко многому привыкать. А иначе не проживешь.
Уже сильно вечерело, в сумраке тонули величественные стены ущелья, когда впереди засветилось. Это был выход, он обещал широкий простор, зелень травы. И чем-то знакомым запахло в потоке воздуха, медленно поднимавшемся навстречу усталому путнику.
Кадыр выбежал из ущелья, увидел по обе стороны теплые травянистые склоны, а направо, в какой-нибудь сотне метров, - тарбагана, который, стоя торчком, всматривался в пришельца.
Да, это был он, соплеменник, существо единственно понятное!
За спиной тарбагана кое-где поднимались желтые бугры бутанов, поросшие полынью, лебедой и в некоторых местах желтевшие крепкими кустиками специально тарбаганьего растения - термопсиса, или, как его называют на Алтае, "тарбаганьей подошвы". Все здесь говорило о том, что это обжитое место, колония, а лучше сказать - тарбаганья деревня.
Кадыр сразу понял, что колония чужая; тут хотя и живут братья, но братья-незнакомцы. Как они его примут?
Он очень осторожно и медленно приближался к первому бутану, где местный житель все еще стоял, как бы поджидая его. Он слегка посвистывал, чтобы и все в колонии узнали о появлении чужака.
Кое-где из нор высунулись круглые головы. Кто полюбопытней, вылезли и стояли, тоже посвистывая. Час был поздний, в колонии как раз укладывались спать и, кажется, не слишком радовались незваному.
Кадыр остановился шагах в десяти от незнакомца. Он как бы спрашивал: можно подойти ближе? Незнакомец не то чтобы разрешил, но и не запрещал... Кадыр нерешительно придвинулся.
Как ему хотелось полежать на бутане! Не от усталости, не от желания отдохнуть. Ему нужно было доказать, что он безобидный, он свой, он тоже тарбаган!
Шаг за шагом он наконец взлез на бутан, лег, медленно вытянулся. Хозяин свысока, подозрительно на него посматривал. Но поза у Кадыра была самая покорная - пожалуйста, хоть бей меня, хоть кусай, я не сопротивляюсь.
И хозяин сжалился: все в порядке, лежи, место не купленное. Он тоже прилег рядом; два тарбаганьих бока соприкоснулись, и это означало заключение мирного договора.
Темнело быстро. Хозяин начал поглядывать на гостя с некоторым беспокойством: пора и честь знать, ведь спать же пора...
Но куда идти Кадыру?
Он встал и пошел в том направлении, откуда явился, туда, где зиял вход в ущелье, где пролегала дорога и шумела река.
Но нет, ему не хотелось опять на дорогу! Он просто не в силах был уйти, потому что вдруг поверил, что здесь его дом, безопасность, вся его жизнь.
Ему повезло. Он наткнулся на неглубокую нору, в которой никого не было. Тарбаганы часто роют такие норы там, где кормятся, чтобы в случае опасности было куда побыстрей спрятаться. Он влез в темное отверстие, устроился кое-как, но уснул спокойно - впервые за последние дни.
Утром он проснулся как раз в тот момент, когда из края в край тарбаганьей деревни разнеслись тихие свистки. Это самые хлопотливые из ее жителей, оставив постели и выбравшись наружу, приглашали остальных: эй, лежебоки, выходите!
Этот свист, эта забота были как раз тем, чего не хватало Кадыру в дни путешествия. Как это хорошо - быть уверенным, что наверху, у входа в твое жилище, не подстерегает тебя какой-нибудь хитрый хищник!
Кадыр не спешил вылезать. Он внимательно ознакомился с норой - она его устраивала. Надо вот было прокопать коридор подлинней, а в конце его устроить спальню попросторней... Не мешало бы вырыть и пару подсобных помещений, одну - для разного мусора, а другую - для запасов... Он принялся копать и работал усердно до тех пор, пока не захотел есть. Тогда он вылез; присев на корточки, умылся и почистился. И только после этого заметил, что внимание, с которым на него посматривают соседи тарбаганы, не назовешь доброжелательным.
Тарбаганы, пасшиеся или просто лежавшие поодаль, посматривали как бы искоса. Ближайший же зверь, тот самый, с которым Кадыр вчера познакомился и, можно сказать, подружился, стоял почти в боевой позе и что-то такое угрожающе шипел и потявкивал.
Кадыр сделал вид, что это к нему не относится, и как ни в чем не бывало побежал к зарослям востреца, зеленевшим в нескольких метрах от норы. Он начал есть, а сосед, будто он этого только и ждал, торопливо зашлепал к норе, приютившей пришельца. Он нырнул в нее и через мгновение высунул оттуда голову. Тут уж он повел себя просто вызывающе: тявкал и хрипел что-то ужасно оскорбительное. Он как будто вызывал Кадыра: а ну-ка, теперь сунься!
У Кадыра сразу же аппетит пропал. Он решительно двинулся на забияку, но вскоре остановился. До него дошло, что правда не на его стороне. Ведь маленькая нора, занятая им самовольно, принадлежала противнику!
Он потоптался, потоптался да и поплелся прочь понурясь. Сосед преследовал его торжествующим свистом, каким свистят болельщики на стадионе, когда видят, что футболист чужой команды пытается нарушать правила.
Что ж, надо было искать другую нору. Кадыр забрел в самую середину колонии. Сунулся в одно отверстие, а оттуда его лапой - бац! Он нагнулся над другой норой, кажется совсем никому не нужной. Хотел было уже влезть в нее, но вдруг видит: бегут к нему двое почтенных. Бегут и уже на бегу стращают: а ну отойди, не тобой копано!
Он пошел дальше, но всюду, где бы он ни остановился, его принимали, увы, не с прославленным тарбаганьим гостеприимством. Он видел повсюду злые оскалы, растопыренные, угрожающие когти, слышал предостерегающий свист. А в иных местах, где обитали особо зажиточные, пожилые звери, его облаивали сиплым лаем, как будто тут цепные собаки, а не благодушные тарбаганы.
Так прошел Кадыр через всю колонию, повернул назад и еще раз прошел все надеялся на что-то. Он столько получил оскорблений, сколько другой зверь и за всю жизнь не получает. Униженный, унылый, он прошел мимо своего первого знакомого, и впереди у него оказалось то самое, чем он был сыт по горло: злая, холодная река, вонючая дорога, мрачное ущелье.
Он так радовался встрече с братьями, а они не признали его, не захотели с ним иметь никакого дела! Что ж, так и уйти?! И бродить вечно, как хищный корсак...
И куда идти, в какую сторону? Все дни трудного странствия неведомая сила направляла его, он знал, что идет к своим. Теперь же, куда бы он ни направился, он все равно будет чувствовать, что удаляется от них...
Нет, невыносимо!
И Кадыр поступил так, как подсказывало ему отчаянье. На самом краю колонии, в некотором даже отдалении от нее, в том месте, которое из-за своей непригодности не принадлежало никому, он начал рыть нору. Тут спокойствия не было: шумела река, дорога проходила поблизости и открывался вход в унылое ущелье. И почва здесь была весьма неподходящая - страшно грубая, напополам перемешанная с обломками скалы.
Ох и тяжелая работа! Кадыр выворачивал камень за камнем, но попадались иногда такие крепкие, что он никак не мог с ними сладить. Хорошо еще, догадался подкапывать их, чтобы они проваливались глубже в землю.
Медленно продвигалось строительство...
Но зато братья обидчики уже не смотрели так свирепо. Они, кажется, даже с удовольствием наблюдали за работой Кадыра, будто их подменили! Когда он вылезал на холмик свеженарытой земли, чтобы почиститься и отдохнуть, он ловил на себе вполне приветливые взгляды соседей. А ближайший сосед, первый приятель и первый враг, так тот даже, по всей видимости, не прочь был пригласить Кадыра полежать на бутане.
Кадыр зла не помнил, он не прочь был ответить на приглашение. Но ведь некогда! Вон сколько работы!
На ночь пришельцу уже было куда приклонить голову - не очень уютно, не очень удобно, зато свое собственное, надежное убежище! И уже на следующий день выяснилось, что новая нора нужна, да просто необходима всей тарбаганьей деревне!
Та колония издавна не принадлежала к числу благоденствующих. Слишком часто звери в ней гибли. То охотник незаметно подкрадывался, то хищник. И виной всему было ущелье, рассекавшее гору вблизи от тарбаганьего поселения. И охотники и хищники, понимая свою выгоду, всегда появлялись из ущелья неожиданно. И всегда слишком поздно раздавался сигнал тревоги.
Теперь же на самом почти повороте появился сторожевой пост. Кадыру со своего свежего бутана было отчетливо видно, кто идет или едет по ущелью.
В первый же день он заметил на дороге вооруженного человека. Он засвистел, сосед сигнал его принял и передал дальше. Колония всполошилась.
Когда человек вышел на открытое место, он с удивлением посмотрел на тарбаганью деревню. Что за странность? Сколько он ходил здесь, всегда видел тарбаганов, удирающих в норы, а теперь пусто - словно вымерли все.
Человек пошел по дороге дальше. Кадыр высунулся, убедился, что пешехода уже почти не видно, и просигналил: все, можно выходить! Тарбаганы стали вылезать.
Так и повелось с тех пор. Кто бы ни приближался, Кадыр замечал его первым. Вскоре звери в колонии так к этому привыкли, что, для того чтобы узнать, можно ли, например, отправиться на небольшую прогулку, просто смотрели на Кадыра: если он спокоен, смело отправлялись. Они перестали быть нервными и пугливыми, и жизнь их потекла счастливо.
А охотники удивлялись: отчего тарбаганы такие осторожные? Никак к ним не подкрадешься!
Когда наступил сентябрь и пришло время готовиться к зимней спячке, одно тарбаганье семейство, к которому Кадыр в свободное время наведывался в гости, оказалось настолько радушным, что пригласило его переспать зиму у них - в большой, теплой спальне. На зиму - это не на часок, можно и в нору пустить, сделать исключение.
Конечно, эти звери поступили правильно. Во-первых, и самим теплее. А во-вторых, это же каждому понятно, нельзя допустить, чтобы такой ценный тарбаган, как Кадыр, целую зиму коченел в одинокой норе. Кадыра надо беречь.
- А ты, изверг, мог задавить хорошего, мирного зверя. Я больше с тобой в одной кабине не поеду! Ребята, дайте руку!
Не одна, а четырнадцать рук протянулись к девушке из кузова. Машина тронулась.
Они проехали мимо Кадыра, прижавшегося за красноватой глыбой гранита, обдали его оглушительным лязгом, тошнотворным дымом и исчезли так же быстро, как появились. Казалось, поглотили их горы.
Пожалуй, необыкновенно мало времени понадобилось тарбагану, чтобы прийти в себя, не больше получаса. Он вскоре опять бежал по дороге, и опять на его пути разлеглось масляное пятно. Он и на этот раз встал перед ним в нерешительности. Но теперь в его тревожно принюхивающейся фигурке, в том, как он пошевеливал жесткими усами-вибриссами, уже не было унизительного страха. Казалось, зверь деловито соображает, как бы ему полегче миновать препятствие.
Пришлось попросту наступить на масло. Конечно, на лапы ему налипло, и еще долго отвратительный запах преследовал его. Но он терпел, он словно бы начал понимать, что на планете, которой управляют люди, надо ко многому привыкать. А иначе не проживешь.
Уже сильно вечерело, в сумраке тонули величественные стены ущелья, когда впереди засветилось. Это был выход, он обещал широкий простор, зелень травы. И чем-то знакомым запахло в потоке воздуха, медленно поднимавшемся навстречу усталому путнику.
Кадыр выбежал из ущелья, увидел по обе стороны теплые травянистые склоны, а направо, в какой-нибудь сотне метров, - тарбагана, который, стоя торчком, всматривался в пришельца.
Да, это был он, соплеменник, существо единственно понятное!
За спиной тарбагана кое-где поднимались желтые бугры бутанов, поросшие полынью, лебедой и в некоторых местах желтевшие крепкими кустиками специально тарбаганьего растения - термопсиса, или, как его называют на Алтае, "тарбаганьей подошвы". Все здесь говорило о том, что это обжитое место, колония, а лучше сказать - тарбаганья деревня.
Кадыр сразу понял, что колония чужая; тут хотя и живут братья, но братья-незнакомцы. Как они его примут?
Он очень осторожно и медленно приближался к первому бутану, где местный житель все еще стоял, как бы поджидая его. Он слегка посвистывал, чтобы и все в колонии узнали о появлении чужака.
Кое-где из нор высунулись круглые головы. Кто полюбопытней, вылезли и стояли, тоже посвистывая. Час был поздний, в колонии как раз укладывались спать и, кажется, не слишком радовались незваному.
Кадыр остановился шагах в десяти от незнакомца. Он как бы спрашивал: можно подойти ближе? Незнакомец не то чтобы разрешил, но и не запрещал... Кадыр нерешительно придвинулся.
Как ему хотелось полежать на бутане! Не от усталости, не от желания отдохнуть. Ему нужно было доказать, что он безобидный, он свой, он тоже тарбаган!
Шаг за шагом он наконец взлез на бутан, лег, медленно вытянулся. Хозяин свысока, подозрительно на него посматривал. Но поза у Кадыра была самая покорная - пожалуйста, хоть бей меня, хоть кусай, я не сопротивляюсь.
И хозяин сжалился: все в порядке, лежи, место не купленное. Он тоже прилег рядом; два тарбаганьих бока соприкоснулись, и это означало заключение мирного договора.
Темнело быстро. Хозяин начал поглядывать на гостя с некоторым беспокойством: пора и честь знать, ведь спать же пора...
Но куда идти Кадыру?
Он встал и пошел в том направлении, откуда явился, туда, где зиял вход в ущелье, где пролегала дорога и шумела река.
Но нет, ему не хотелось опять на дорогу! Он просто не в силах был уйти, потому что вдруг поверил, что здесь его дом, безопасность, вся его жизнь.
Ему повезло. Он наткнулся на неглубокую нору, в которой никого не было. Тарбаганы часто роют такие норы там, где кормятся, чтобы в случае опасности было куда побыстрей спрятаться. Он влез в темное отверстие, устроился кое-как, но уснул спокойно - впервые за последние дни.
Утром он проснулся как раз в тот момент, когда из края в край тарбаганьей деревни разнеслись тихие свистки. Это самые хлопотливые из ее жителей, оставив постели и выбравшись наружу, приглашали остальных: эй, лежебоки, выходите!
Этот свист, эта забота были как раз тем, чего не хватало Кадыру в дни путешествия. Как это хорошо - быть уверенным, что наверху, у входа в твое жилище, не подстерегает тебя какой-нибудь хитрый хищник!
Кадыр не спешил вылезать. Он внимательно ознакомился с норой - она его устраивала. Надо вот было прокопать коридор подлинней, а в конце его устроить спальню попросторней... Не мешало бы вырыть и пару подсобных помещений, одну - для разного мусора, а другую - для запасов... Он принялся копать и работал усердно до тех пор, пока не захотел есть. Тогда он вылез; присев на корточки, умылся и почистился. И только после этого заметил, что внимание, с которым на него посматривают соседи тарбаганы, не назовешь доброжелательным.
Тарбаганы, пасшиеся или просто лежавшие поодаль, посматривали как бы искоса. Ближайший же зверь, тот самый, с которым Кадыр вчера познакомился и, можно сказать, подружился, стоял почти в боевой позе и что-то такое угрожающе шипел и потявкивал.
Кадыр сделал вид, что это к нему не относится, и как ни в чем не бывало побежал к зарослям востреца, зеленевшим в нескольких метрах от норы. Он начал есть, а сосед, будто он этого только и ждал, торопливо зашлепал к норе, приютившей пришельца. Он нырнул в нее и через мгновение высунул оттуда голову. Тут уж он повел себя просто вызывающе: тявкал и хрипел что-то ужасно оскорбительное. Он как будто вызывал Кадыра: а ну-ка, теперь сунься!
У Кадыра сразу же аппетит пропал. Он решительно двинулся на забияку, но вскоре остановился. До него дошло, что правда не на его стороне. Ведь маленькая нора, занятая им самовольно, принадлежала противнику!
Он потоптался, потоптался да и поплелся прочь понурясь. Сосед преследовал его торжествующим свистом, каким свистят болельщики на стадионе, когда видят, что футболист чужой команды пытается нарушать правила.
Что ж, надо было искать другую нору. Кадыр забрел в самую середину колонии. Сунулся в одно отверстие, а оттуда его лапой - бац! Он нагнулся над другой норой, кажется совсем никому не нужной. Хотел было уже влезть в нее, но вдруг видит: бегут к нему двое почтенных. Бегут и уже на бегу стращают: а ну отойди, не тобой копано!
Он пошел дальше, но всюду, где бы он ни остановился, его принимали, увы, не с прославленным тарбаганьим гостеприимством. Он видел повсюду злые оскалы, растопыренные, угрожающие когти, слышал предостерегающий свист. А в иных местах, где обитали особо зажиточные, пожилые звери, его облаивали сиплым лаем, как будто тут цепные собаки, а не благодушные тарбаганы.
Так прошел Кадыр через всю колонию, повернул назад и еще раз прошел все надеялся на что-то. Он столько получил оскорблений, сколько другой зверь и за всю жизнь не получает. Униженный, унылый, он прошел мимо своего первого знакомого, и впереди у него оказалось то самое, чем он был сыт по горло: злая, холодная река, вонючая дорога, мрачное ущелье.
Он так радовался встрече с братьями, а они не признали его, не захотели с ним иметь никакого дела! Что ж, так и уйти?! И бродить вечно, как хищный корсак...
И куда идти, в какую сторону? Все дни трудного странствия неведомая сила направляла его, он знал, что идет к своим. Теперь же, куда бы он ни направился, он все равно будет чувствовать, что удаляется от них...
Нет, невыносимо!
И Кадыр поступил так, как подсказывало ему отчаянье. На самом краю колонии, в некотором даже отдалении от нее, в том месте, которое из-за своей непригодности не принадлежало никому, он начал рыть нору. Тут спокойствия не было: шумела река, дорога проходила поблизости и открывался вход в унылое ущелье. И почва здесь была весьма неподходящая - страшно грубая, напополам перемешанная с обломками скалы.
Ох и тяжелая работа! Кадыр выворачивал камень за камнем, но попадались иногда такие крепкие, что он никак не мог с ними сладить. Хорошо еще, догадался подкапывать их, чтобы они проваливались глубже в землю.
Медленно продвигалось строительство...
Но зато братья обидчики уже не смотрели так свирепо. Они, кажется, даже с удовольствием наблюдали за работой Кадыра, будто их подменили! Когда он вылезал на холмик свеженарытой земли, чтобы почиститься и отдохнуть, он ловил на себе вполне приветливые взгляды соседей. А ближайший сосед, первый приятель и первый враг, так тот даже, по всей видимости, не прочь был пригласить Кадыра полежать на бутане.
Кадыр зла не помнил, он не прочь был ответить на приглашение. Но ведь некогда! Вон сколько работы!
На ночь пришельцу уже было куда приклонить голову - не очень уютно, не очень удобно, зато свое собственное, надежное убежище! И уже на следующий день выяснилось, что новая нора нужна, да просто необходима всей тарбаганьей деревне!
Та колония издавна не принадлежала к числу благоденствующих. Слишком часто звери в ней гибли. То охотник незаметно подкрадывался, то хищник. И виной всему было ущелье, рассекавшее гору вблизи от тарбаганьего поселения. И охотники и хищники, понимая свою выгоду, всегда появлялись из ущелья неожиданно. И всегда слишком поздно раздавался сигнал тревоги.
Теперь же на самом почти повороте появился сторожевой пост. Кадыру со своего свежего бутана было отчетливо видно, кто идет или едет по ущелью.
В первый же день он заметил на дороге вооруженного человека. Он засвистел, сосед сигнал его принял и передал дальше. Колония всполошилась.
Когда человек вышел на открытое место, он с удивлением посмотрел на тарбаганью деревню. Что за странность? Сколько он ходил здесь, всегда видел тарбаганов, удирающих в норы, а теперь пусто - словно вымерли все.
Человек пошел по дороге дальше. Кадыр высунулся, убедился, что пешехода уже почти не видно, и просигналил: все, можно выходить! Тарбаганы стали вылезать.
Так и повелось с тех пор. Кто бы ни приближался, Кадыр замечал его первым. Вскоре звери в колонии так к этому привыкли, что, для того чтобы узнать, можно ли, например, отправиться на небольшую прогулку, просто смотрели на Кадыра: если он спокоен, смело отправлялись. Они перестали быть нервными и пугливыми, и жизнь их потекла счастливо.
А охотники удивлялись: отчего тарбаганы такие осторожные? Никак к ним не подкрадешься!
Когда наступил сентябрь и пришло время готовиться к зимней спячке, одно тарбаганье семейство, к которому Кадыр в свободное время наведывался в гости, оказалось настолько радушным, что пригласило его переспать зиму у них - в большой, теплой спальне. На зиму - это не на часок, можно и в нору пустить, сделать исключение.
Конечно, эти звери поступили правильно. Во-первых, и самим теплее. А во-вторых, это же каждому понятно, нельзя допустить, чтобы такой ценный тарбаган, как Кадыр, целую зиму коченел в одинокой норе. Кадыра надо беречь.