Кузнецова Юлия. Снежинки счастья

   Он указал на Тусю:
   – Наташа и…
   – Тоже Маша! – встряла Аля.
   Я бросила на нее короткий взгляд.
   – Мария, – четко сказал Егор, показывая на меня – это Мария.
   – То есть тоже Маша? – не поняла Юля.
   – Нет, – покачал головой Егор, – она не любит, чтобы ее называли Машей. Только Марией.
   Антонов кивнул, подтверждая его слова. Еще бы – утром я не давала ему тетрадь с алгеброй, пока он не сообразил, что кричать «Машка! Машка!» – не лучший способ со мной законтачить.
   – Так и говорить – Мария? – продолжала недоумевать Юля. – На «вы», что ли?
   – Зачем, можно на «ты», – улыбнулась я ей и протянула свое мороженое – мое горло не окрепло еще достаточно после того гриппа.
   – Как в Испании, – добавил Егор, – там же нет никаких «Маш», только «Мария».
   – Просто Мария, – со смехом сказала Аля, и близнецы тут же послушно фыркнули.
   «Солистка и хор девочек-зайчиков!» – подумала я сердито, но тут заметила, что парень за дверью поднял голову и смотрит на меня.
   Смотрит внимательно, словно я стала экраном айпэда, и на мне тоже показывали что-то интересненькое.
   Он оказался кареглазый. Крупный нос с горбинкой, тонкие губы.
   – Ешьте мороженое, оно тает! – сказал кто-то над ухом.
   Но таяло не только модное фисташковое мороженое. Неожиданно растаяла и я – под взглядом этого парня. Никто не смотрел на меня так: прямо, смело и внимательно, ни капельки не боясь, что его будут дразнить.
   Сердце забилось, глухо и больно – тук-тук… тук-тук… Мы как будто очутились в комнате одни. Голоса остальных доносились словно через пелену тумана. Мне почудилось, что он слышит глухие болезненные удары моего сердца. Слышит их и видит меня насквозь.
   Из забытья меня вывел насмешливый голос Али:
   – Тусенька! Тебе удалось донести до нашей вечеринки целый пузырек и не расколотить его?
   – Один в лифте разбился, – бесхитростно призналась Туся.
   Послышался смех.
   – Ну показывай, чего принесла! – велела Аля. – Это духи для чего? Они помогут мне окрутить физрука так, чтобы он двояки постирал?
   Я тряхнула головой. Нет, нельзя дать им издеваться над Тусей!
   – Аля, – крикнула я через всю комнату, – ты же хотела поиграть? Так вперед? Ассоциации? Или «я никогда не»?
   – В «я никогда не» – не хочу, – обиженно надула губы Аля, – потому что я уже все попробовала на свете, а вы все – все «никогда не»!
   – Тогда давай в «три факта» обо мне? – предложила я, перекрикивая смех.
   Я сощурилась, и Аля наклонила голову и сощурилась в ответ. Потом кивнула. Приняла, значит, вызов.
   Что ж, я сделаю их всех в эту игру и докажу, что мы с Туськой – сильнее Али и ее шайки, и они не смеют над нами издеваться. А еще было бы круто выиграть на глазах этого парня, который по-прежнему смотрел на меня так, словно был застывшей восковой фигурой, не способной повернуть голову в другую сторону…

Глава 3
Три факта обо мне

   Играть в «три факта обо мне» довольно просто. Особенно с теми, кто тебя не очень хорошо знает. То есть вдвоем с Туськой играть было бы сложновато – она в курсе всего, что происходило со мной, а я знаю в мельчайших подробностях обо всем, что случилось с ней. Мы ведь часто остаемся друг у друга на ночь и болтаем до тех пор, пока не начинает светать.
   А вот с одноклассниками играть легко. Они же не знают, что ты, например, делаешь на даче или даже после школы. Да и в школе – кто там смотрит друг на друга? Только Оля на Егора, но ей можно, она влюблена…
   Так вот, загадываешь три факта о себе. Например, «я съела вчера две стограммовые шоколадки подряд», «родители дали три тысячи на карманные расходы за раз», «я влюблена в парня своей сестры». Два факта из них – правда. Один – ложь. Нужно угадать, на каком факте ты соврала. Иногда это очевидно – ну, например, как с родителями. Кому придет в голову дать на карманные расходы три тысячи рублей?!
   Но бывает так, что для кого-то это очевидно, а для кого-то – не очень. Потому что, например, Егору, бывает, дают и по две тысячи, а он рассудит: где две, там и три – и скажет, что этот факт – правда. А две шоколадки – ложь. А Оля с Викой, например, возразят, что вчера готовились к олимпиаде и съели по две стограммовые шоколадки подряд и что этот факт – наверняка правда.
   В общем, очень увлекательно, а главное, можно узнать друг о друге удивительные вещи. Ведь ты не болтаешь со всеми одноклассниками по ночам до рассвета, а только ночью можно признаться в самых невероятных невероятностях.
   Мы расселись на полу по кругу. Все, кроме ледяного царя, конечно. Он снова уткнулся в айпэд. Ну что ж, погоди! Вот уж я загадаю три факта!
   Начала Кристина.
   – Первый факт, – сказала она, – я люблю пауков. Второй – я люблю лягушек. Третий – я люблю крыс.
   – Полинка, молчи! – велела она сестре, которая тут же открыла рот, чтобы сделать предположение.
   – Про пауков – вранье! – заявила Аля, поморщившись. – Кто их может любить?
   – Мне кажется – про лягушек, – возразил Дима, – они же такие скользкие, бр-рр…
   – У них крыса вроде была, – задумчиво сказал Антонов, следя за Полиной, – значит, она ее любила.
   Полина чуть улыбнулась.
   – Я тоже думаю, вранье про лягушек, – согласился Антонов, – пауки маленькие, безобидные.
   – А я считаю – о пауках, – упрямо повторила Аля.
   – Давайте голосовать? – предложил Егор. – Кто за то, что Кристина не любит пауков?
   Подняли руки все девочки.
   – Кто за лягушек?
   Парни подняли руки.
   – Итак? – сказал Егор. – Тинка?
   – Крыс! – засмеялась Кристина. – Я крыс не люблю!
   – У вас же была крыса! – удивился Антонов.
   – Но она ее терпеть не могла, – проворчала Полина, – я нашей Шушере и клетку чистила, и воду меняла.
   – Это нечестно! – возмутилась Маша. – Неправильно загадывать о том, кто что любит. Это необъективно. А то, пока загадывала – любит, а потом – передумала.
   – Я не передумывала, – возразила Кристина.
   – Маша права, – поддержала подругу Юля, – давайте именно факты. Я упала с лошади, например.
   – И с тех пор я такая, – негромко продолжил Сергеев, и они с Антоновым расхохотались.
   Юля надула губы, но она вообще горазда была обижаться на всех, ну точно как наш Егор.
   – Тусь, вперед! – скомандовала Аля, подтолкнув мою подругу, которая села с Алей рядом, приободренная Алиной просьбой рассказать о пузырьке.
   Та вздрогнула, наверное, не ожидала, что ее так быстро спросят, и промямлила:
   – Я летом упала с велосипеда. Я… я… люблю гулять под дождем… Ой, люблю нельзя, да?
   – Смотря кого ты любишь, – усмехнулась Аля, – а то расскажи – мы послушаем!
   И все засмеялись – гораздо больше, чем того требовала слабая шутка. Сергеев просто заржал, как конь, – но его чипсами не корми, только дай над чем-нибудь похихикать.
   Я сжала край своего свитера в кулаке. «Не смей обижать мою подругу, Алька!» – огненным зигзагом пронеслось в моей голове.
   – Я делаю духи. И я… Я никогда не крашу ногти.
   – Ну, духи она точно делает, – усмехнулся Сергеев, кивая на пузырек.
   Я улыбнулась – Туське удастся их провести.
   – Глупый ты, Сергеев, – перебила его Аля, – духи – это со спиртом. А она просто масло смешивает. Так что это и есть вранье!
   Туся кротко кивнула. Я вздохнула. Мда, быстро они ее раскололи.
   – А, кстати, намажь-ка меня своими новыми, – предложила Аля, протягивая руку, – для чего они, говоришь?
   Тусиного ответа я не услышала – свои три факта стала загадывать Юля. Я ее слушала вполуха – дальше была моя очередь, и мне очень хотелось придумать что-то эдакое. Включилась я, когда они начали спорить по поводу Юлиных фактов.
   – Да не проводила она ночь в отделении полиции! – кричал Егор. – Ну быть такого не может! За что ее могли туда посадить?
   – А может, и проводила, – засомневался его брат, – в универе, куда я хожу на дополнительные, была демонстрация студенческая, так всех, у кого транспаранты были, забрали на ночь в отделение. Потом выпустили. Так что вполне может быть!
   – Не верю, – качала головой Аля.
   – А я верю, – неожиданно для себя самой подала голос я.
   – Аргументируй! – потребовала Маша.
   – Это самый необычный факт из всех, – пояснила я, – скорее всего, он и есть правда. А что у нее было еще?
   Я посмотрела на Тусю, но та была увлечена – шептала Але на ухо о том, на что влияет ее новое супераромамасло.
   – «Я не доела мороженое» и «Я хожу дома босиком».
   – Я – за мороженое, – сказала я уверенно, – потому что на самом деле – она его наверняка доела.
   – Согласен, – кивнул Сергеев, – клевое было мороженое!
   – Ну я же говорил, – расплылся в улыбке Егор, – Мария, голосую за мороженое!
   Нас с Егором поддержали все остальные, даже Дима. Только Аля упрямо голосовала за «отделение полиции».
   – Мария права, – улыбнулась Юля, показывая всем свою баночку из-под мороженого, она действительно оказалась пустой.
   – Ха! – сказала я, вскидывая кверху кулак.
   – Она профи в играх, – кивнула моя Туся.
   – Ну давай, загадывай ты, профи, – сказала Аля.
   – Слушайте. «Я кормила скатов на берегу океана сырым мясом». «Я пою на испанском». «Я связала шарф».
   – Какой шарф? – спросила Вика.
   – Тот, что в прихожей, – пожала я плечами.
   Егор вскочил, исчез на секунду, а потом вернулся – с моим шарфом в руках.
   – Лейбла нет, – сообщил он.
   – Дай-ка, – протянула руку Аля, – да, фирма не указана, но он фабричный. Так что – отпадает.
   – Может, она так хорошо вяжет, что получается как будто фабричный, – подала голос Оля, и я улыбнулась ей в благодарность за комплимент.
   – Да ладно, – не поверила Аля.
   Еще бы, она каждую мою «пятерку» в школе провожает этим восклицанием.
   – А мне кажется, скаты – вранье, – сказал Дима, – какие скаты, Мария? Электрические?
   – Нет, – покачала я головой, – обыкновенные. Черные или серые. С хвостами. Они подплывают, и у них на спине такое отверстие, вроде рта. Берешь кусочек сырого мяса и засовываешь им в этот рот. Они хватают и уплывают.
   – Довольно подробно, – кивнул Егор, – я верю.
   – А я нет, – покачал головой его брат.
   – А мне можно участвовать? – подала голос Туся.
   Я кивнула. Почему нет, пусть участвует. Даже веселее будет.
   – Я никогда не слышала, чтобы ты пела по-испански, – сообщила Туся.
   Все уставились на нее.
   – Они лучшие подруги, – сказала Полина, – я согласна с Тусей. Где Мария могла выучить испанский?
   Я улыбалась с хитрым видом.
   – Ну что? – спросила я. – Сдаетесь?
   – Еще чего! – воскликнул Антонов. – Голосуем!
   – Я – за испанский! – сказала Туся, и с ней согласились все, кроме Али.
   – Дураки вы, – заявила она, – шарф фабричный!
   – Ты тоже за испанский голосуешь? – спросил Егор у брата. – Ты же скатов подозревал?
   – Ну, раз лучшая подруга говорит, – развел руками Дима, – и потом, и правда – про скатов она все очень подробно рассказала.
   – Так, за испанский – большинство! – подытожил Егор. – Мария?
   – Скаты, друзья мои! – хмыкнула я.
   – Я знал! – завопил Дима. – Это нечестно!
   – Что – нечестно?!
   – Нечестно так натуралистично описывать! Откуда ты вообще знала об этом – как их кормят?
   – Мама рассказывала, – пожала плечами я, – они ездили с папой в свадебное путешествие на какие-то острова и там кормили скатов.
   – Рассказывать, может, и честно, – холодно заметила Аля, отшвыривая в сторону мой шарф, – но вот врать – нечестно.
   – И где я соврала? – сощурилась я.
   – Этот шарф фабричный!
   – Да.
   – Да?!
   – Конечно. В прихожей есть еще один шарф, связанный моими руками.
   – Мой, – улыбнулась Туська.
   Народ засмеялся, Аля нахмурилась. Выхватила у Туськи пузырек и стала втирать капельки масла себе в запястья.
   – Дай мне тоже попробовать? – попросила Оля, протягивая руку. – Так приятно пахнет.
   – На! – воскликнула Аля и, опрокинув в ладонь чуть ли не полпузырька, намазала масло на Олину руку.
   – Много не надо! – заволновалась Туся.
   – Не жадничай! – огрызнулась Аля. – Олька, давай другую! Раскроешь все лучшее, что в тебе есть!
   – Ладно, поехали дальше, – сказал Егор, – Сергеев, твоя очередь.
   – Подождите! – сказала вдруг Туся. – Мария, а про испанский поясни? Это что – правда?
   Я кивнула.
   – Ты умеешь говорить по-испански?
   – Нет. Я пою. По-испански. Не говорю – только пою. Те песни, которые мне нравятся.
   – Правда? – удивилась Туся, и я кивнула ей, глазами показывая, что, мол, хватит. Дома поговорим. Не хватало еще, чтобы кто-то сообразил попросить меня…
   – А спой! – попросил Антонов.
   – Да! – поддержала Аля. – А то так мы можем много чего заявить. Вон, Кристинка на индийском умеет петь, скажи?
   – Джимми-джимми, ача-ача! – принялась кривляться близняшка, изображая индианку.
   – И все?
   – Ага!
   – Мария, ты так же умеешь петь? Тогда мне кажется, ты все же нам наврала.
   – Нет! – вспыхнула я. – Я по-настоящему петь умею!
   – Ну покажи! И докажи! – посыпалось с разных сторон.
   «Ну, Туся, – возмутилась я мысленно, – ну, удружила, подруга!» Я чувствовала себя ужасно. Ведь я всегда пела только для себя. В душе или когда мою посуду. Даже родители не слышали моего пения на другом языке! Вот позор-то получится, если я забуду слова.
   Я зажмурилась на секунду, выбирая песню. Росана? Нет, в «Талисмане» есть сложноватый куплет… Так… пусть будет Хуанес. Главное, расслабиться и довериться своей памяти. Эту песню крутили в каждом киоске прошлым летом, я должна была запомнить ее просто автоматически.
   – Тенго, – начала я, стараясь, чтобы мой голос звучал низко, – тенго ла камиса негра… порке негро тенго эль альма…
   Я пела, а слова бежали передо мной на воображаемом экране. И бежали они ровно до «те диго кон дисимуло», что означает «я говорю тебе с мучением», а потом – все. Экран опустел. И напрасно я всматривалась в пустоту. В ней не было слов, которые можно было спеть.
   Я почувствовала, что краска заливает мои щеки. Повисла тишина. Кто-то кашлянул, кто-то обменялся насмешливыми улыбками.
   – Ке тенго ла камиса негра и дебахо тенго эль дифунто! – вдруг послышалось из угла.
   Я вздрогнула. Все обернулись на парня в белом свитере, который с улыбкой допел мою песню хрипловатым низким голосом. Он отложил свой айпэд в сторону и поднялся. Я задрала голову, ловя каждое его движение. Он оказался таким высоким, наверняка выше меня, а я – самая высокая в классе.
   Парень продолжал петь:

 
Тенго ла камиса негра
Ой ми амор эста де люто
Ой тенго эн уна альма уна пена
И ес пор кульпа де ту эмбрухо…
 

   А я подпевала, вполголоса, и мне казалось, у нас выходит просто потрясающе.
   Допев, он опустился на пол рядом со мной. Я мельком глянула на него и поняла – мы же одинаково одеты! То есть на мне, конечно, нет свитера крупной вязки с огромными деревянными пуговицами, но на мне – белая футболка с длинными рукавами, а джинсы у нас – одинакового глубокого темно-синего цвета. И волосы тоже: он, как и я, сдувает со лба каштановые локоны, слегка закручивающиеся на концах от влажной погоды.
   У меня запульсировало в ладонях от волнения. Я отвернулась, чтобы не выдать своих чувств, и увидела, что Аля наклонилась к Тусиному уху и что-то прошептала, поглядывая на меня.
   – Неплохо поешь, – сказал мне тихо парень.
   У него и правда был акцент. Легкий, но все равно – слышался.
   – Ой, а я тебя забыл представить! – хлопнул себя по лбу Егор. – Мария, это Анхе́ль.
   – Анхе́ль? – растерялась я, и парень засмеялся.
   – Издеваетесь надо мной? – обиделась я. – Раз я пою по-испански…
   Сотовый запищал! Мне пришло сообщение. От Туси! Я с удивлением глянула на нее, а потом прочла: «Надо поговорить. Это касается Анхеля». – «Не хочу я с тобой говорить, предательница, – написала я в ответ, – зачем заставила меня петь и позориться?»
   – Нет, нет, – торопливо проговорил парень, – я не Анхе́ль!
   – Я понимаю, что Клюев демонстрирует свое суперское чувство юмора, – холодно сказала я.
   – Я Анхель, – продолжил парень, напирая на «А».
   – А почему тебя так зовут? – спросила я, глядя в экран телефона на новое сообщение от Туси:
   «Это важно. Мне Аля кое-что рассказала. В него нельзя влюбляться».
   Ответить Анхель не успел. Оля вдруг схватилась за горло и стала задыхаться. Она упала на бок, прямо на Сергеева, тот еле успел ее подхватить. Щеки девушки покраснели и стали раздуваться.
   Из ступора всех вывел резкий окрик Анхеля:
   – Амбулансия! Как это по-русски, забыл?!
   – Да, точно! – спохватился Дима. – Надо «Скорую» вызвать!
   Он сдернул с журнального столика телефонную трубку, с грохотом уронив на пол сам аппарат.

Глава 4
Олю забирают

   По телефону врач сказал дать срочно Оле супрастин, но пока Егор с Димой хлопали ящиками, перерывая в них горы разных коробок с лекарствами, приехала «Скорая».
   Грузная полная врач вбежала в комнату, не отряхивая снег с сапог, опустилась рядом с Олей на колени, начала нащупывать пульс. Ее широкая спина, обтянутая халатом, оказалась как раз у ног Сергеева, и он, не сдержавшись, хмыкнул, за что тут же получил тумак от Антонова со словами: «Заткнись, придурок, нашел, над чем ржать!» Я сразу зауважала Антонова, хотя до этого презирала как законченного двоечника и тупицу.