Страница:
Ну а если вы вообще не любитель острых ощущений, путешествуйте по тихим лесным речкам и озерам, заросшим камышом: там не пройдут ни моторки, ни тем более «подводные крылья»! А для порядочной байдарки вполне достаточно тридцати-пятидесяти сантиметров глубины. И традиционное морское пожелание «Шесть футов чистой воды под килем!» прозвучит тут явно ненужной гиперболой.
По наблюдениям автора, все чаще теперь встречаются на туристских трассах катамараны. Это слово на одном из полинезийских наречий означает «связанные бревна». Однако наука движется вперед. Современный туристский катамаран являет собой площадку-суденышко на двух-трех сигарообразных поплавках. Имеет весла, руль, парус. Но на них чаще всего катамаран никакого внимания не обращает и движется в направлении, пассажирами и командой не предусмотренном. Необычайно устойчив: сев на мель, умеет, как говорится, постоять и за себя, и за других.
В отличие от байдарки, катамаран в магазине не купишь. Его обычно проектируют и создают собственными руками потенциальные путешественники. Чаще всего отваживаются на это или пятиклассники – члены кружка «Юный техник», или же доктора технических наук.
Однажды на Днестре мы видели такой катамаран. Его одиннадцать авторов жили в пяти городах и всю зиму заочно строгали, тачали и пилили детали по общему проекту (каждый – свою долю). Встретившись в заранее назначенный день на реке, они за четыре дня собрали (не без трудностей) свое детище и торжественно двинулись вниз по течению. Но в силу каких-то таинственных причин катамаран не плыл прямо, а, к восторгу местных мальчишек, в плавном вальсе кружил по воде.
Когда мы проплывали мимо, выяснилось, что у катамарана одновременно треснули оба весла. «Сечения не выдержали!» – горестно сообщил один из авторов, сидевший на краю дощатого помоста в позе васнецовской Аленушки. Больше мы их не встречали...
Некоторые предпочитают путешествовать на плоту. В свое время, если помните, такой поход (примерно первой категории сложности) успешно осуществили Том Сойер и Гек Финн.
Многих это привлекает еще и потому, что палатку можно поставить прямо на плоту и при желании плыть круглосуточно (выходя на берег лишь в самых критических ситуациях). Однако есть тут и существенное «но». Если учесть, как быстро растут ряды водоплавающих туристов, и одновременно вспомнить, что плоты чаще всего сбивают из бревен, то невольно задумаешься о печальной судьбе наших лесных массивов...
Впрочем, бывают и надувные плоты (наподобие гигантских резиновых матрацев с роскошным восточным шатром посередине); иные же туристы кладут дощатый помост на громадные автомобильные камеры. Встречали мы и плот, плавучесть которого обеспечивали шестьдесят камер для баскетбольных мячей. О его приближении прибрежные жители узнавали по доносившейся с реки беспорядочной стрельбе. Это с завидной периодичностью лопались камеры-поплавки.
Отнюдь не умаляя значения и прелести всех вышеперечисленных видов туртранспорта, заметим: плоты и катамараны в основном подчинены воле течения. На них плывут не спеша и со смаком. Известны случаи, когда туристы-плотовщики за два похода создавали докторские диссертации, а за три писали роман-трилогию.
Но людям живым, энергичным и пытливым больше по душе байдарка. Ведь на ней кроме весел к вашим услугам еще и парус. При определенном навыке (и хорошем ветре) можно достичь скорости и маневренности под стать яхтсменам. Более того, у байдарки перед яхтой есть и неоспоримое преимущество: для нее вовсе не обязателен стационарный парус. Байдарочный кливер или стаксель можно изготовить практически из чего угодно, начиная от полиэтиленовой скатерти и кончая адмиральскими штанами!
Наконец, при желании к борту байдарки можно прикрепить полуторасильный моторчик и без малейших усилий плыть как по течению, так и против... Эта фраза написана по чувству долга, обязывающему нас к возможно более полному перечислению туристских средств передвижения по воде. По чувству долга, но не по душевной склонности. Потому что настоящий водоплавающий турист не имеет права дойти до подобной бензиновой степени падения. В противном случае не стоило бы писать эти, пусть не во всем совершенные, зато максимально искренние и в меру поучительные, главы.
Стоянка
Костер
По наблюдениям автора, все чаще теперь встречаются на туристских трассах катамараны. Это слово на одном из полинезийских наречий означает «связанные бревна». Однако наука движется вперед. Современный туристский катамаран являет собой площадку-суденышко на двух-трех сигарообразных поплавках. Имеет весла, руль, парус. Но на них чаще всего катамаран никакого внимания не обращает и движется в направлении, пассажирами и командой не предусмотренном. Необычайно устойчив: сев на мель, умеет, как говорится, постоять и за себя, и за других.
В отличие от байдарки, катамаран в магазине не купишь. Его обычно проектируют и создают собственными руками потенциальные путешественники. Чаще всего отваживаются на это или пятиклассники – члены кружка «Юный техник», или же доктора технических наук.
Однажды на Днестре мы видели такой катамаран. Его одиннадцать авторов жили в пяти городах и всю зиму заочно строгали, тачали и пилили детали по общему проекту (каждый – свою долю). Встретившись в заранее назначенный день на реке, они за четыре дня собрали (не без трудностей) свое детище и торжественно двинулись вниз по течению. Но в силу каких-то таинственных причин катамаран не плыл прямо, а, к восторгу местных мальчишек, в плавном вальсе кружил по воде.
Когда мы проплывали мимо, выяснилось, что у катамарана одновременно треснули оба весла. «Сечения не выдержали!» – горестно сообщил один из авторов, сидевший на краю дощатого помоста в позе васнецовской Аленушки. Больше мы их не встречали...
Некоторые предпочитают путешествовать на плоту. В свое время, если помните, такой поход (примерно первой категории сложности) успешно осуществили Том Сойер и Гек Финн.
Многих это привлекает еще и потому, что палатку можно поставить прямо на плоту и при желании плыть круглосуточно (выходя на берег лишь в самых критических ситуациях). Однако есть тут и существенное «но». Если учесть, как быстро растут ряды водоплавающих туристов, и одновременно вспомнить, что плоты чаще всего сбивают из бревен, то невольно задумаешься о печальной судьбе наших лесных массивов...
Впрочем, бывают и надувные плоты (наподобие гигантских резиновых матрацев с роскошным восточным шатром посередине); иные же туристы кладут дощатый помост на громадные автомобильные камеры. Встречали мы и плот, плавучесть которого обеспечивали шестьдесят камер для баскетбольных мячей. О его приближении прибрежные жители узнавали по доносившейся с реки беспорядочной стрельбе. Это с завидной периодичностью лопались камеры-поплавки.
Отнюдь не умаляя значения и прелести всех вышеперечисленных видов туртранспорта, заметим: плоты и катамараны в основном подчинены воле течения. На них плывут не спеша и со смаком. Известны случаи, когда туристы-плотовщики за два похода создавали докторские диссертации, а за три писали роман-трилогию.
Но людям живым, энергичным и пытливым больше по душе байдарка. Ведь на ней кроме весел к вашим услугам еще и парус. При определенном навыке (и хорошем ветре) можно достичь скорости и маневренности под стать яхтсменам. Более того, у байдарки перед яхтой есть и неоспоримое преимущество: для нее вовсе не обязателен стационарный парус. Байдарочный кливер или стаксель можно изготовить практически из чего угодно, начиная от полиэтиленовой скатерти и кончая адмиральскими штанами!
Наконец, при желании к борту байдарки можно прикрепить полуторасильный моторчик и без малейших усилий плыть как по течению, так и против... Эта фраза написана по чувству долга, обязывающему нас к возможно более полному перечислению туристских средств передвижения по воде. По чувству долга, но не по душевной склонности. Потому что настоящий водоплавающий турист не имеет права дойти до подобной бензиновой степени падения. В противном случае не стоило бы писать эти, пусть не во всем совершенные, зато максимально искренние и в меру поучительные, главы.
Стоянка
В хороший рабочий день плывут на байдарках часов шесть, энтузиасты – те идут часов семь. Встречаются, говорят, фанаты, которые «уродуются» все восемь. Больше не выйдет никак. А остальное время? Остальное время – стоят. Отсюда следует, что в байдарочном походе «стоять» не менее важно, чем «идти».
Как стоять? Где стоять? Каким образом стоять? Вот те вопросы, которые необходимо решать при ежедневном выборе стоянки. А ответ формулируется со спартанской суровостью, индейской лаконичностью и тарасконским оптимизмом: «хорошо». «Хорошо стоять!» – таков основной лозунг байдарочного похода. Причем не надо быть оракулом, чтобы предсказать: среди участников похода найдется группа (от души желаем, чтобы она была не очень большой), которая на первой же стоянке, размагниченная ландшафтом и близостью крупномолочного стада с тароватыми доярками, выбросит лозунг: «Стоять насмерть!»
Многолетняя практика позволила выработать те критерии, которым должна удовлетворять среднестатистическая стоянка. Стоянка должна:
1) быть пустынной и находиться вдалеке от населенных мест («Мы в поход пошли, чтобы быть на природе, а не толкаться среди...»);
2) находиться поблизости от села («Молочка бы...», «Яблочек бы...»);
3) располагаться там, где много топлива. И не какого-нибудь, а сухих сосновых веток лучшей отопительной кондиции (см. раздел «Костер»);
4) быть удаленной никак не больше чем на 20 метров от хорошего густого леса, разумеется, смешанного (ибо от хвойного какие радости – одна духота...);
5) иметь тенистый уголок для палатки. Вместе с тем хорошо, если утром с 7.15 до 8.05 палатку будет ярко освещать солнце (не ждать же, когда палатка высохнет от росы на ветерке, которого, когда нужно, никогда не бывает...);
6) располагаться вдали от высокой оползневой горы, чтобы в случае дождя, а также в результате воплей по поводу вытащенной плотицы не случилось чего...
42) ягоды – обязательно!
43) грибы – непременно!
44) орехи – само собой разумеется!..
114) и никаких комаров!
Не будем скрывать суровую правду: подобную идеальную стоянку, удовлетворяющую всем 114 пунктам, найти трудно. Да и бывает ли на свете что-либо и кто-либо идеальным, за исключением жен, мужей и начальников?!
Поэтому если отыщется стоянка, удовлетворяющая 96 пунктам, выбирайте ее без колебаний. 72 пунктам – и такая подойдет. Пренебрегать сорокасемипунктной тоже не следует. Стоянка с индексом «12» сойдет. Наконец (чего не бывает!), может попасться стоянка с индексом "0" – становитесь и на такую, ибо ночевать все-таки надо.
Психологические критерии выбора стоянки незыблемы и относятся к тем немногим абсолютным законам, которые не имеют исключений.
Основной Закон Стоянки суров и прост, как суровы и просты все основные законы природы: лучшая стоянка – в двухстах метрах ниже по реке.
Мы знаем безответственных еретиков, которые пытались обойти этот закон. Они находили стоянку, которая по самым приблизительным подсчетам удовлетворяла 63 пунктам (что является абсолютным и непревзойденным рекордом) и, преодолевая бешеное сопротивление коллег, рвущихся разбить бивак на этом эльдорадо, вели колонну ниже по реке. Конечно же, тут оказывалась стоянка с индексом «70». Первопроходец гордо указывал на берег, а пристыженные вольтерьянцы тихо высаживались, стеная и млея от восторга перед проницательностью ясновидца, усвоившего на практике Основной Закон Стоянки.
Вечером у дымного костра старый байдарочный волк с нескрываемым удовольствием втягивает обеими ноздрями фимиам, который ему курят все участники похода, и злорадно размышляет на вековечную тему о том, что нет, дескать, закона, который при должной изворотливости нельзя было бы обойти.
Но утром, когда вы, зевая и поеживаясь, отправитесь в путь, за первой же излучиной покажется такая стоянка, что ваша спутница, которая вчера (еще вчера!) глядела на вас своими прекрасными глазами, в коих отражалась вековечная женская гордость своим избранником, та самая кроткая спутница будет пилить вас до первого привала, пока бурные волны аппетита не вытеснят мечту о рае, в котором не довелось побывать.
Кроме Основного Закона Стоянки есть еще несколько второстепенных. Но это отнюдь не означает, что ими можно пренебрегать. Первый из них – «Закон половины седьмого», который гласит: лучшая стоянка попадается в половине седьмого вечера. Закон имеет два следствия: 1) стоянка, которая попадается в половине восьмого, будет намного хуже; 2) после половины восьмого стоянки исчезают вообще.
Уже неоднократно отмечалось, что время от пяти до половины девятого вечера – самое что ни на есть баркарольное. Солнце светит и даже греет, но не жжет. Ветра, да что там ветра, ветерка – ни малейшего! Вода – зеркальная витрина в центральном универмаге. Река выпрямляется и течет ровно и спокойно. Слепней уже, а комаров еще нет. С берегов волнами накатываются густые сенные запахи. Только сейчас испытываешь во всей полноте блаженство байдарочного путешествия!
Договорено железно еще дома перед выходом, а затем многократно клятвенно подтверждено уже в походе: каждый вечер идем от пяти до половины девятого. Раньше половины девятого о стоянке не заикаться. Даже не вспоминать! До половины девятого слова «стоянка» вообще нет в русском языке. И ни в каких иных. Нет, и точка!
Но закон есть закон. В 18.30 вы замечаете, что идущая впереди байдарка начинает блудливо вилять рулем. Идущие впереди, конечно же, узрели стоянку. И какую! Слов нет! Не описать! О такой стоянке мечтали вы, когда зимними воскресными вечерами обсуждали предстоящий поход.
Впрочем, Капитан ведущей байдарки, заранее предупрежденный и запуганный проницательным Адмиралом, суровым рыком усмиряет ропот экипажа, благоразумно умалчивая, что он сам при этом испытывает вибрацию души и всяческое искушение. Ведущая байдарка решительно устремляется вперед. Вихляние прекращается, соблазн преодолен!
Но тут потенциальную стоянку замечает вторая байдарка. Открытие сопровождается бряцанием вразброд пошедших весел, судно разворачивается поперек течения, на байдарку наталкивается остальная флотилия. Причина сбоя очевидна. После нестройных, но громких и восторженных «ахов» стихийно и очень быстро возникает заговор против Адмирала, следующего, как обычно, на последней байдарке.
Адмирал хотя и знает– отлично «Закон половины седьмого», но, в общем, тоже человек и поэтому, потеряв по случаю редкостной красоты пейзажа привычную бдительность, не успевает сманеврировать и врезается в лодочный завал.
– В чем дело, служивые? – скверно разыгрывая непонимание текущего момента, осведомляется его превосходительство.
Адмиралу радостными криками поясняют, что упустить такую стоянку могут только вконец безответственные и слишком много о себе понимающие руководители. Таким образом, разговор сразу обнажает жесткие и непримиримые противоречия между начальством и его подчиненными.
– Ты только посмотри: земляники там – с реки даже видно, красным-красно... Грибы из-под шапок так и лезут, а родник, нет, ты родником полюбуйся...
Первая байдарка, услышав народный ропот, сначала останавливается, а затем непонятным маневром – вроде гребут вперед, но при этом почему-то движутся назад – приближается к завалу и вносит посильную лепту в «уламывание» начальства.
Адмирал (поначалу еще миролюбиво):
– Люди, совесть у вас есть?
Народ (непреклонно и резко):
– Свою поищи!
Адмирал:
– Ведь нам сегодня до нормы еще километров двенадцать осталось!
Народ (убежденно и неискренне):
– Завтра встанем в шесть и наверстаем!
Адмирал (горько смеется):
– Вы? Встанете? В шесть?!!
Народ (понимая, что дело проиграно):
– Кровопийца!
Адмирал (для острастки):
– Которые тут давно на реях не болтались?
Народ (не безмолвствуя, но ропща):
– Много тут вас, которые на реи...
Адмирал (понимая, что сражение выиграно):
– Вперед, убогие!
Через час появляются одна за другой две стоянки похуже. Капитаны байдарок, метнув затравленный взгляд на Адмирала, молчат и продолжают путь.
Между тем пейзаж неуклонно и очень быстро начинает портиться. Сначала отходит к горизонту, а затем и вовсе исчезает лес. Потом сходит на нет кустарник. Маняще пологие берега повышаются, и наконец река сдавливается двумя грядами абсолютно голых скал.
К половине девятого ландшафт становится совсем уже дантовским. Правда, правый берег снова пологий, но и с воды видно, что там черная болотная топь. На скалы же левого берега не то что байдарки втянуть – на них и бывалому альпинисту-то глядеть зябко...
Адмирал сильными гребками посылает свою байдарку вперед, и вся группа с тоской наблюдает, как метрах в трехстах его превосходительство суетливо пристает то к одному, то к другому берегу и, судорожно карабкаясь по осыпающимся камням (или увязая в прибрежной топи, или, в лучшем случае, разгоняя зычным басом невесть откуда взявшееся по позднему времени коровье стадо), сокрушенно качает головой, вскакивает в судно и мчится дальше.
Без пятнадцати девять адмиральский силуэт, четко вырисовывающийся на фоне громадной холодной луны, издает победный вопль: – Зе-е-мляяя!
Кавалькада медленно и устало подходит к облюбованному начальником месту. Стоянка и впрямь ничего. Леса, правда, не видно, топлива тоже. Ближайшие кусты, нет, кустики метрах в двухстах. Зато много, очень много, следов пребывания коров, лошадей, гусей и еще каких-то неизвестных, но, судя по конкретным признакам, очень крупных травоядных животных. Впрочем, выбирать не приходится. Скорее бы разбить палатки, разжечь костер и (ох, не говорите!) сварить что-нибудь.
Но тут во всей своей неизбежности и суровости вступает в силу очередной закон стоянки: байдарки должны быть вытащены. (Устали ведь!) Должны! (Да что с ними случится?) Быть!! (Привязать и все...) Вытащены!!!
Законоотступников, пытавшихся обойти это правило, не счесть. И ни один из них не закончил свою байдарочную жизнь счастливо. Летом они сидят в пыльных городах либо влачат жалкое и постыдное существование «пижамников» в Гантиади и терзаются запоздалыми раскаяниями. Но никому не дано преступать закон, и об этом должен помнить каждый!
Оставить байдарку на плаву, только лишь привязав ее? Это, конечно, удобно. Куда удобнее, чем тащить мокрое, отяжелевшее судно, оступаясь в склизкой прибрежной тине либо наступая в темноте всей своей 110-килограммовой тяжестью (70 килограммов, законного веса+40 килограммов байдарки) на острый камень. И привязать байдарку можно. Так пятьдесят пять раз вы и поступите. И будете довольны. Довольны сверх нормы. Ибо если и есть что-либо в походе неприятного, так это вытягивание байдарок. Но в пятьдесят шестой раз байдарка отвяжется (сама собой!) и сплавится ночью на тридцать девять километров, пока не натолкнется на мост, где ее утром обнаружат ликующие мальчишки, которые, ошалев от неожиданного и бесхозного дара, быстро доведут лодку до кондиции.
Впрочем, если даже вам повезет и байдарка окажется кроткого нрава и будет стоять на приколе, то мальчишки найдутся и не за тридевять земель. Они придут назавтра спозаранку, когда весь лагерь будет спать крепко и безмятежно. Увидя покачивающиеся на воде байдарки, хлопцы сначала замрут в изумлении, затем несмело подойдут поближе, затем, все еще робея, заберутся в лодки.
Первая байдарка затонет самым простым образом – «кильнется». Правда, произойдет это на довольно глубоком месте. Но зато вам суждено испытать бурную радость, когда вы ценой семичасовых изнурительных спасательных работ вытащите байдарку и убедитесь, что она цела и невредима.
Вторая байдарка тонет более трагически. Потыкав пальцем в байдарку, Петька высказывает смелое предположение, что она резиновая. Вовка, тоже ткнув в борта, высказывает не менее смелое предположение, что она сработана из особого «гнучего» металла. Спор разрешает Гришка, который, в свою очередь ткнув в байдарку, точно определяет, из какого материала она сделана: «Барахло!» Но, в отличие от своих коллег, Гришка тычет в байдарку раскрытым ножиком. Хлопцы из байдарки успевают выскочить и исчезают мгновенно и неслышно. Известным утешением в данном варианте является то, что байдарка тонет в неглубоком месте, откуда достать ее в общем нетрудно...
Только очень желчный человек упрекнет мальчишек в злом умысле. Потому что надо быть бесчувственным и предельно нелюбознательным, чтобы не проявить интерес к таким чудным лодкам. Нет, мальчишкам нельзя бросить и слова упрека.
Но подумайте сами, будет ли вам от этого радостнее? Существует еще с полдесятка причин, из-за которых намерение оставить байдарку на плаву должно квалифицироваться как недопустимое легкомыслие. Внезапный ночной ливень, грозящий затопить байдарку, далеко не самая опасная из них. Но перечислять их, по-видимому, не стоит, ибо непреложность и этого закона очевидна.
Следующий закон стоянки легок и необременителен. Именно поэтому о нем часто забывают. Потом жестоко раскаиваются. Но затем забывают о нем снова. И вновь мучаются угрызениями совести. Только приходящая со временем Высшая Байдарочная Мудрость делает соблюдение этого закона рефлекторным. А он всего-навсего гласит: осмотри стоянку перед уходом.
Мудрые байдарочные аксакалы твердили вам об этом законе едва ли не чаще, чем о всех остальных. И тем не менее после первой же стоянки вам приходится грести четыре километра против течения и против ветра, потому что обнаруживается: забыта высушенная и тщательно упакованная палатка (всего-то!). Причем благодетель, обнаруживший эту пропажу, не может нахвалиться своей проницательностью и все время повторяет: «То-то я чувствую, что сидеть мне неудобно!..»
На другой стоянке вы забываете висящие над костром котелки. На этот раз пропажа обнаруживается лишь на дневной стоянке. Идти вверх по течению сил нет никаких. Поэтому назначенная Адмиралом жертва будет продираться по прибрежному кустарнику часа три до стоянки и четыре часа обратно – до мест" остановки. К счастью, котелки уцелели, но день безнадежно испорчен. Да тут еще Кок портит оставшимся настроение, злорадно расписывая, как весь поход им придется питаться гречневой крупой и сырой рыбой.
После того как гонец возвращается с котелками, Адмирал проводит летучее совещание, тезис которого односложен и убедителен: не будете осматривать стоянку перед уходом – убью!
Адмирал оказывается клятвопреступником уже на следующий день, когда выясняется, что забыта сетка с овощами. На этот раз Адмирал запрещает возвращаться, и уху приходится варить на макаронах.
Только тут участники похода начинают постигать Высшую Байдарочную Мудрость (пока, увы, лишь ее азы). И отныне перед уходом каждую стоянку внимательно осматривают. Теперь забываются лишь самые мелкие предметы: ложки, ножики, плавки. Но с такими потерями можно мириться...
Впрочем, есть один предмет, который, неизвестно почему, навеки отмечен печатью проклятия и который будет неизбежно забыт, даже если в походе участвуют байдарочные академики. Да, вы знаете о мистических свойствах этого предмета. И рассказываете о его подлых особенностях в первую очередь новичкам. Но рок сильнее даже Мудрости байдарочника с десятилетним стажем. Предмет этот будет забыт не раньше второй стоянки (это у неопытных саложат), но уж никак не позже восьмой (у байдарочных зубров). Впрочем, бывают случаи, когда умудренный байдарочник забывает его на третьей или даже второй стоянке, но уже никогда не удавалось даже самому осмотрительному новичку продержаться долее четвертой.
Речь идет о байдарочном чехле. Вы его забудете с роковой неизбежностью, противиться которой не советуем. Один изворотливый и воображающий себя предельно хитрым байдарочник решил бороться с этим законом, прихватив запасные чехлы. Первый комплект он забыл на второй стоянке, запасной комплект продержался у него до седьмой. Теперь это самый скромный из всех байдарочников, страдающий к тому же комплексом неполноценности.
Приверженцы телепатических и астральных явлений найдут здесь богатую пищу для размышлений, и мы им эту пищу охотно уступаем, потому что ломать голову над причинами столь упрямого поведения байдарочных чехлов мы давно отказались, ибо знаем: все равно придется возвращаться из похода, упаковав байдарку в подручный материал. Поэтому не тратя попусту слов, мы заготавливаем лишний кусок пластика и веревки (кстати, они никогда не окажутся лишними).
Как стоять? Где стоять? Каким образом стоять? Вот те вопросы, которые необходимо решать при ежедневном выборе стоянки. А ответ формулируется со спартанской суровостью, индейской лаконичностью и тарасконским оптимизмом: «хорошо». «Хорошо стоять!» – таков основной лозунг байдарочного похода. Причем не надо быть оракулом, чтобы предсказать: среди участников похода найдется группа (от души желаем, чтобы она была не очень большой), которая на первой же стоянке, размагниченная ландшафтом и близостью крупномолочного стада с тароватыми доярками, выбросит лозунг: «Стоять насмерть!»
Многолетняя практика позволила выработать те критерии, которым должна удовлетворять среднестатистическая стоянка. Стоянка должна:
1) быть пустынной и находиться вдалеке от населенных мест («Мы в поход пошли, чтобы быть на природе, а не толкаться среди...»);
2) находиться поблизости от села («Молочка бы...», «Яблочек бы...»);
3) располагаться там, где много топлива. И не какого-нибудь, а сухих сосновых веток лучшей отопительной кондиции (см. раздел «Костер»);
4) быть удаленной никак не больше чем на 20 метров от хорошего густого леса, разумеется, смешанного (ибо от хвойного какие радости – одна духота...);
5) иметь тенистый уголок для палатки. Вместе с тем хорошо, если утром с 7.15 до 8.05 палатку будет ярко освещать солнце (не ждать же, когда палатка высохнет от росы на ветерке, которого, когда нужно, никогда не бывает...);
6) располагаться вдали от высокой оползневой горы, чтобы в случае дождя, а также в результате воплей по поводу вытащенной плотицы не случилось чего...
42) ягоды – обязательно!
43) грибы – непременно!
44) орехи – само собой разумеется!..
114) и никаких комаров!
Не будем скрывать суровую правду: подобную идеальную стоянку, удовлетворяющую всем 114 пунктам, найти трудно. Да и бывает ли на свете что-либо и кто-либо идеальным, за исключением жен, мужей и начальников?!
Поэтому если отыщется стоянка, удовлетворяющая 96 пунктам, выбирайте ее без колебаний. 72 пунктам – и такая подойдет. Пренебрегать сорокасемипунктной тоже не следует. Стоянка с индексом «12» сойдет. Наконец (чего не бывает!), может попасться стоянка с индексом "0" – становитесь и на такую, ибо ночевать все-таки надо.
Психологические критерии выбора стоянки незыблемы и относятся к тем немногим абсолютным законам, которые не имеют исключений.
Основной Закон Стоянки суров и прост, как суровы и просты все основные законы природы: лучшая стоянка – в двухстах метрах ниже по реке.
Мы знаем безответственных еретиков, которые пытались обойти этот закон. Они находили стоянку, которая по самым приблизительным подсчетам удовлетворяла 63 пунктам (что является абсолютным и непревзойденным рекордом) и, преодолевая бешеное сопротивление коллег, рвущихся разбить бивак на этом эльдорадо, вели колонну ниже по реке. Конечно же, тут оказывалась стоянка с индексом «70». Первопроходец гордо указывал на берег, а пристыженные вольтерьянцы тихо высаживались, стеная и млея от восторга перед проницательностью ясновидца, усвоившего на практике Основной Закон Стоянки.
Вечером у дымного костра старый байдарочный волк с нескрываемым удовольствием втягивает обеими ноздрями фимиам, который ему курят все участники похода, и злорадно размышляет на вековечную тему о том, что нет, дескать, закона, который при должной изворотливости нельзя было бы обойти.
Но утром, когда вы, зевая и поеживаясь, отправитесь в путь, за первой же излучиной покажется такая стоянка, что ваша спутница, которая вчера (еще вчера!) глядела на вас своими прекрасными глазами, в коих отражалась вековечная женская гордость своим избранником, та самая кроткая спутница будет пилить вас до первого привала, пока бурные волны аппетита не вытеснят мечту о рае, в котором не довелось побывать.
Кроме Основного Закона Стоянки есть еще несколько второстепенных. Но это отнюдь не означает, что ими можно пренебрегать. Первый из них – «Закон половины седьмого», который гласит: лучшая стоянка попадается в половине седьмого вечера. Закон имеет два следствия: 1) стоянка, которая попадается в половине восьмого, будет намного хуже; 2) после половины восьмого стоянки исчезают вообще.
Уже неоднократно отмечалось, что время от пяти до половины девятого вечера – самое что ни на есть баркарольное. Солнце светит и даже греет, но не жжет. Ветра, да что там ветра, ветерка – ни малейшего! Вода – зеркальная витрина в центральном универмаге. Река выпрямляется и течет ровно и спокойно. Слепней уже, а комаров еще нет. С берегов волнами накатываются густые сенные запахи. Только сейчас испытываешь во всей полноте блаженство байдарочного путешествия!
Договорено железно еще дома перед выходом, а затем многократно клятвенно подтверждено уже в походе: каждый вечер идем от пяти до половины девятого. Раньше половины девятого о стоянке не заикаться. Даже не вспоминать! До половины девятого слова «стоянка» вообще нет в русском языке. И ни в каких иных. Нет, и точка!
Но закон есть закон. В 18.30 вы замечаете, что идущая впереди байдарка начинает блудливо вилять рулем. Идущие впереди, конечно же, узрели стоянку. И какую! Слов нет! Не описать! О такой стоянке мечтали вы, когда зимними воскресными вечерами обсуждали предстоящий поход.
Впрочем, Капитан ведущей байдарки, заранее предупрежденный и запуганный проницательным Адмиралом, суровым рыком усмиряет ропот экипажа, благоразумно умалчивая, что он сам при этом испытывает вибрацию души и всяческое искушение. Ведущая байдарка решительно устремляется вперед. Вихляние прекращается, соблазн преодолен!
Но тут потенциальную стоянку замечает вторая байдарка. Открытие сопровождается бряцанием вразброд пошедших весел, судно разворачивается поперек течения, на байдарку наталкивается остальная флотилия. Причина сбоя очевидна. После нестройных, но громких и восторженных «ахов» стихийно и очень быстро возникает заговор против Адмирала, следующего, как обычно, на последней байдарке.
Адмирал хотя и знает– отлично «Закон половины седьмого», но, в общем, тоже человек и поэтому, потеряв по случаю редкостной красоты пейзажа привычную бдительность, не успевает сманеврировать и врезается в лодочный завал.
– В чем дело, служивые? – скверно разыгрывая непонимание текущего момента, осведомляется его превосходительство.
Адмиралу радостными криками поясняют, что упустить такую стоянку могут только вконец безответственные и слишком много о себе понимающие руководители. Таким образом, разговор сразу обнажает жесткие и непримиримые противоречия между начальством и его подчиненными.
– Ты только посмотри: земляники там – с реки даже видно, красным-красно... Грибы из-под шапок так и лезут, а родник, нет, ты родником полюбуйся...
Первая байдарка, услышав народный ропот, сначала останавливается, а затем непонятным маневром – вроде гребут вперед, но при этом почему-то движутся назад – приближается к завалу и вносит посильную лепту в «уламывание» начальства.
Адмирал (поначалу еще миролюбиво):
– Люди, совесть у вас есть?
Народ (непреклонно и резко):
– Свою поищи!
Адмирал:
– Ведь нам сегодня до нормы еще километров двенадцать осталось!
Народ (убежденно и неискренне):
– Завтра встанем в шесть и наверстаем!
Адмирал (горько смеется):
– Вы? Встанете? В шесть?!!
Народ (понимая, что дело проиграно):
– Кровопийца!
Адмирал (для острастки):
– Которые тут давно на реях не болтались?
Народ (не безмолвствуя, но ропща):
– Много тут вас, которые на реи...
Адмирал (понимая, что сражение выиграно):
– Вперед, убогие!
Через час появляются одна за другой две стоянки похуже. Капитаны байдарок, метнув затравленный взгляд на Адмирала, молчат и продолжают путь.
Между тем пейзаж неуклонно и очень быстро начинает портиться. Сначала отходит к горизонту, а затем и вовсе исчезает лес. Потом сходит на нет кустарник. Маняще пологие берега повышаются, и наконец река сдавливается двумя грядами абсолютно голых скал.
К половине девятого ландшафт становится совсем уже дантовским. Правда, правый берег снова пологий, но и с воды видно, что там черная болотная топь. На скалы же левого берега не то что байдарки втянуть – на них и бывалому альпинисту-то глядеть зябко...
Адмирал сильными гребками посылает свою байдарку вперед, и вся группа с тоской наблюдает, как метрах в трехстах его превосходительство суетливо пристает то к одному, то к другому берегу и, судорожно карабкаясь по осыпающимся камням (или увязая в прибрежной топи, или, в лучшем случае, разгоняя зычным басом невесть откуда взявшееся по позднему времени коровье стадо), сокрушенно качает головой, вскакивает в судно и мчится дальше.
Без пятнадцати девять адмиральский силуэт, четко вырисовывающийся на фоне громадной холодной луны, издает победный вопль: – Зе-е-мляяя!
Кавалькада медленно и устало подходит к облюбованному начальником месту. Стоянка и впрямь ничего. Леса, правда, не видно, топлива тоже. Ближайшие кусты, нет, кустики метрах в двухстах. Зато много, очень много, следов пребывания коров, лошадей, гусей и еще каких-то неизвестных, но, судя по конкретным признакам, очень крупных травоядных животных. Впрочем, выбирать не приходится. Скорее бы разбить палатки, разжечь костер и (ох, не говорите!) сварить что-нибудь.
Но тут во всей своей неизбежности и суровости вступает в силу очередной закон стоянки: байдарки должны быть вытащены. (Устали ведь!) Должны! (Да что с ними случится?) Быть!! (Привязать и все...) Вытащены!!!
Законоотступников, пытавшихся обойти это правило, не счесть. И ни один из них не закончил свою байдарочную жизнь счастливо. Летом они сидят в пыльных городах либо влачат жалкое и постыдное существование «пижамников» в Гантиади и терзаются запоздалыми раскаяниями. Но никому не дано преступать закон, и об этом должен помнить каждый!
Оставить байдарку на плаву, только лишь привязав ее? Это, конечно, удобно. Куда удобнее, чем тащить мокрое, отяжелевшее судно, оступаясь в склизкой прибрежной тине либо наступая в темноте всей своей 110-килограммовой тяжестью (70 килограммов, законного веса+40 килограммов байдарки) на острый камень. И привязать байдарку можно. Так пятьдесят пять раз вы и поступите. И будете довольны. Довольны сверх нормы. Ибо если и есть что-либо в походе неприятного, так это вытягивание байдарок. Но в пятьдесят шестой раз байдарка отвяжется (сама собой!) и сплавится ночью на тридцать девять километров, пока не натолкнется на мост, где ее утром обнаружат ликующие мальчишки, которые, ошалев от неожиданного и бесхозного дара, быстро доведут лодку до кондиции.
Впрочем, если даже вам повезет и байдарка окажется кроткого нрава и будет стоять на приколе, то мальчишки найдутся и не за тридевять земель. Они придут назавтра спозаранку, когда весь лагерь будет спать крепко и безмятежно. Увидя покачивающиеся на воде байдарки, хлопцы сначала замрут в изумлении, затем несмело подойдут поближе, затем, все еще робея, заберутся в лодки.
Первая байдарка затонет самым простым образом – «кильнется». Правда, произойдет это на довольно глубоком месте. Но зато вам суждено испытать бурную радость, когда вы ценой семичасовых изнурительных спасательных работ вытащите байдарку и убедитесь, что она цела и невредима.
Вторая байдарка тонет более трагически. Потыкав пальцем в байдарку, Петька высказывает смелое предположение, что она резиновая. Вовка, тоже ткнув в борта, высказывает не менее смелое предположение, что она сработана из особого «гнучего» металла. Спор разрешает Гришка, который, в свою очередь ткнув в байдарку, точно определяет, из какого материала она сделана: «Барахло!» Но, в отличие от своих коллег, Гришка тычет в байдарку раскрытым ножиком. Хлопцы из байдарки успевают выскочить и исчезают мгновенно и неслышно. Известным утешением в данном варианте является то, что байдарка тонет в неглубоком месте, откуда достать ее в общем нетрудно...
Только очень желчный человек упрекнет мальчишек в злом умысле. Потому что надо быть бесчувственным и предельно нелюбознательным, чтобы не проявить интерес к таким чудным лодкам. Нет, мальчишкам нельзя бросить и слова упрека.
Но подумайте сами, будет ли вам от этого радостнее? Существует еще с полдесятка причин, из-за которых намерение оставить байдарку на плаву должно квалифицироваться как недопустимое легкомыслие. Внезапный ночной ливень, грозящий затопить байдарку, далеко не самая опасная из них. Но перечислять их, по-видимому, не стоит, ибо непреложность и этого закона очевидна.
Следующий закон стоянки легок и необременителен. Именно поэтому о нем часто забывают. Потом жестоко раскаиваются. Но затем забывают о нем снова. И вновь мучаются угрызениями совести. Только приходящая со временем Высшая Байдарочная Мудрость делает соблюдение этого закона рефлекторным. А он всего-навсего гласит: осмотри стоянку перед уходом.
Мудрые байдарочные аксакалы твердили вам об этом законе едва ли не чаще, чем о всех остальных. И тем не менее после первой же стоянки вам приходится грести четыре километра против течения и против ветра, потому что обнаруживается: забыта высушенная и тщательно упакованная палатка (всего-то!). Причем благодетель, обнаруживший эту пропажу, не может нахвалиться своей проницательностью и все время повторяет: «То-то я чувствую, что сидеть мне неудобно!..»
На другой стоянке вы забываете висящие над костром котелки. На этот раз пропажа обнаруживается лишь на дневной стоянке. Идти вверх по течению сил нет никаких. Поэтому назначенная Адмиралом жертва будет продираться по прибрежному кустарнику часа три до стоянки и четыре часа обратно – до мест" остановки. К счастью, котелки уцелели, но день безнадежно испорчен. Да тут еще Кок портит оставшимся настроение, злорадно расписывая, как весь поход им придется питаться гречневой крупой и сырой рыбой.
После того как гонец возвращается с котелками, Адмирал проводит летучее совещание, тезис которого односложен и убедителен: не будете осматривать стоянку перед уходом – убью!
Адмирал оказывается клятвопреступником уже на следующий день, когда выясняется, что забыта сетка с овощами. На этот раз Адмирал запрещает возвращаться, и уху приходится варить на макаронах.
Только тут участники похода начинают постигать Высшую Байдарочную Мудрость (пока, увы, лишь ее азы). И отныне перед уходом каждую стоянку внимательно осматривают. Теперь забываются лишь самые мелкие предметы: ложки, ножики, плавки. Но с такими потерями можно мириться...
Впрочем, есть один предмет, который, неизвестно почему, навеки отмечен печатью проклятия и который будет неизбежно забыт, даже если в походе участвуют байдарочные академики. Да, вы знаете о мистических свойствах этого предмета. И рассказываете о его подлых особенностях в первую очередь новичкам. Но рок сильнее даже Мудрости байдарочника с десятилетним стажем. Предмет этот будет забыт не раньше второй стоянки (это у неопытных саложат), но уж никак не позже восьмой (у байдарочных зубров). Впрочем, бывают случаи, когда умудренный байдарочник забывает его на третьей или даже второй стоянке, но уже никогда не удавалось даже самому осмотрительному новичку продержаться долее четвертой.
Речь идет о байдарочном чехле. Вы его забудете с роковой неизбежностью, противиться которой не советуем. Один изворотливый и воображающий себя предельно хитрым байдарочник решил бороться с этим законом, прихватив запасные чехлы. Первый комплект он забыл на второй стоянке, запасной комплект продержался у него до седьмой. Теперь это самый скромный из всех байдарочников, страдающий к тому же комплексом неполноценности.
Приверженцы телепатических и астральных явлений найдут здесь богатую пищу для размышлений, и мы им эту пищу охотно уступаем, потому что ломать голову над причинами столь упрямого поведения байдарочных чехлов мы давно отказались, ибо знаем: все равно придется возвращаться из похода, упаковав байдарку в подручный материал. Поэтому не тратя попусту слов, мы заготавливаем лишний кусок пластика и веревки (кстати, они никогда не окажутся лишними).
Костер
На 114-й странице одного почтенного издания, в котором собраны сливки туристской мудрости, сказано велеречиво, но зато категорически и лаконично: «Костер – приспособление для согревания туристов, приготовления пищи и высушивания промокшей одежды».
Даже убежденный прагматик, прочтя это определение, рискует нажить стойкое отвращение к туризму. Потому что согреваться, обсушиваться и питаться можно и дома.
Если бы был объявлен конкурс на лучшую туристскую эмблему, сомнений нет – такой эмблемой стал бы костер. Костер, и только он! Потому что... Впрочем, разве вы сами не понимаете почему?!
Итак, костер – эмблема, символ. А символ надо чтить, символу надо поклоняться.
Жрецом костра на протяжении похода является Костровой. На его... нет, не плечи, на его колени ложится обширный круг обязанностей. И действительно, Костровой, за исключением немногих минут сна и тех, по его мнению совершенно пропащих, часов, когда надо куда-то и зачем-то плыть, проводит все время перед костром на коленях, изредка дуя в него и большей частью о чем-то интимно перешептываясь с ним.
В течение всего похода Костровой высокомерно игнорирует красоты ландшафта, оценивая его лишь одной меркой: есть ли на окружающих берегах горючие предметы и сколько их. При выборе стоянки Кострового совершенно не интересует удобный подход к берегу, его не пугает нависшая плотной пеленой комариная стая, он не смущается близким соседством скотного двора. Даже шуршащие в высокой траве подозрительные змеи ему не помеха. Какие там змеи, когда здесь в изобилии разбросаны сухие сосновые ветки!
Идеальной для Кострового является река, ровные берега которой украшают сложенные аккуратными штабелями сухие ветки и щепки. Причем мелкие сложены отдельно.
С чего начинается костер? С выбора места. И если стоянка тесна и неудобна, то костру, как любимому и капризному детищу, отдают самый лакомый кусок.
С видом средневекового рудознатца и чуть ли не осеняя себя и стоянку крестным знамением, Костровой отрешенно бродит по площадке и, пробуя почву палкой, бормочет:
– Нет, здесь Ему будет нехорошо. Этого Он не любит. И этого тоже. А вот тут, будем надеяться, ему понравится.
Все остальные члены группы, не смея выказывать признаков нетерпения, ждут, когда же наконец Ему будет определено место, ибо вся планировка лагеря «отталкивается» от костра. Остановив выбор на одном ему понятном бугорке, Костровой бухается на колени и в такой позе (голова и спина внизу, а все остальное наверху) остается вплоть до отхода ко сну.
Костер должен быть расположен не высоко, не низко, не далеко, но и не близко. Свет от костра должен освещать по возможности все палатки, дым от костра должен разгонять комаров на всей стоянке, а тепла его должно хватить на всех членов группы плюс два котелка. Но плохо, если искры от костра, не успев «погаснуть на лету», доберутся до палатки. Скверно, если дым будет душить не только комаров, но и туристов.
Да, свод правил выбора места для костра – это наука. Но применение их на практике – искусство!
Прежде чем возжечь костер, Костровой укрепляет стойки для котелков. Классический способ (две рогатины с положенной на них перекладиной) следует признать, во-первых, антиэкологичным, так как он предполагает уничтожение на каждой из стоянок минимум трех свежих ветвей (сухие для стоек не подходят); во-вторых, малопрактичным, поскольку на берегах давно уже не осталось пригодных для этой цели деревьев; в-третьих, не отвечающим уровню технического развития современной цивилизации.
Опытный Костровой задолго до похода, презрев служебные дела и домашние заботы, с головой уходит в конструирование сложной сборно-разборной металлоконструкции, главной деталью которой служат цепляющиеся друг за друга крючья: с их помощью можно регулировать высоту подвешивания котелка над огнем.
Впрочем, сверхновые достижения в костровой науке показывают, что можно обойтись и вовсе без стоек и палок. Две П-образные проволоки (которые при необходимости, кстати, используют в качестве подставок для шампуров) втыкаются прямо в землю, между ними подвешивается котелок. Неоспоримое преимущество этого крепления «с низкого старта» заключается в том, что полный пятилитровый котелок можно вскипятить тремя щепками в течение десяти минут. В обычном же «рогатинном» варианте на это уходит полчаса и, главное, вдесятеро больше топлива.
Даже убежденный прагматик, прочтя это определение, рискует нажить стойкое отвращение к туризму. Потому что согреваться, обсушиваться и питаться можно и дома.
Если бы был объявлен конкурс на лучшую туристскую эмблему, сомнений нет – такой эмблемой стал бы костер. Костер, и только он! Потому что... Впрочем, разве вы сами не понимаете почему?!
Итак, костер – эмблема, символ. А символ надо чтить, символу надо поклоняться.
Жрецом костра на протяжении похода является Костровой. На его... нет, не плечи, на его колени ложится обширный круг обязанностей. И действительно, Костровой, за исключением немногих минут сна и тех, по его мнению совершенно пропащих, часов, когда надо куда-то и зачем-то плыть, проводит все время перед костром на коленях, изредка дуя в него и большей частью о чем-то интимно перешептываясь с ним.
В течение всего похода Костровой высокомерно игнорирует красоты ландшафта, оценивая его лишь одной меркой: есть ли на окружающих берегах горючие предметы и сколько их. При выборе стоянки Кострового совершенно не интересует удобный подход к берегу, его не пугает нависшая плотной пеленой комариная стая, он не смущается близким соседством скотного двора. Даже шуршащие в высокой траве подозрительные змеи ему не помеха. Какие там змеи, когда здесь в изобилии разбросаны сухие сосновые ветки!
Идеальной для Кострового является река, ровные берега которой украшают сложенные аккуратными штабелями сухие ветки и щепки. Причем мелкие сложены отдельно.
С чего начинается костер? С выбора места. И если стоянка тесна и неудобна, то костру, как любимому и капризному детищу, отдают самый лакомый кусок.
С видом средневекового рудознатца и чуть ли не осеняя себя и стоянку крестным знамением, Костровой отрешенно бродит по площадке и, пробуя почву палкой, бормочет:
– Нет, здесь Ему будет нехорошо. Этого Он не любит. И этого тоже. А вот тут, будем надеяться, ему понравится.
Все остальные члены группы, не смея выказывать признаков нетерпения, ждут, когда же наконец Ему будет определено место, ибо вся планировка лагеря «отталкивается» от костра. Остановив выбор на одном ему понятном бугорке, Костровой бухается на колени и в такой позе (голова и спина внизу, а все остальное наверху) остается вплоть до отхода ко сну.
Костер должен быть расположен не высоко, не низко, не далеко, но и не близко. Свет от костра должен освещать по возможности все палатки, дым от костра должен разгонять комаров на всей стоянке, а тепла его должно хватить на всех членов группы плюс два котелка. Но плохо, если искры от костра, не успев «погаснуть на лету», доберутся до палатки. Скверно, если дым будет душить не только комаров, но и туристов.
Да, свод правил выбора места для костра – это наука. Но применение их на практике – искусство!
Прежде чем возжечь костер, Костровой укрепляет стойки для котелков. Классический способ (две рогатины с положенной на них перекладиной) следует признать, во-первых, антиэкологичным, так как он предполагает уничтожение на каждой из стоянок минимум трех свежих ветвей (сухие для стоек не подходят); во-вторых, малопрактичным, поскольку на берегах давно уже не осталось пригодных для этой цели деревьев; в-третьих, не отвечающим уровню технического развития современной цивилизации.
Опытный Костровой задолго до похода, презрев служебные дела и домашние заботы, с головой уходит в конструирование сложной сборно-разборной металлоконструкции, главной деталью которой служат цепляющиеся друг за друга крючья: с их помощью можно регулировать высоту подвешивания котелка над огнем.
Впрочем, сверхновые достижения в костровой науке показывают, что можно обойтись и вовсе без стоек и палок. Две П-образные проволоки (которые при необходимости, кстати, используют в качестве подставок для шампуров) втыкаются прямо в землю, между ними подвешивается котелок. Неоспоримое преимущество этого крепления «с низкого старта» заключается в том, что полный пятилитровый котелок можно вскипятить тремя щепками в течение десяти минут. В обычном же «рогатинном» варианте на это уходит полчаса и, главное, вдесятеро больше топлива.