Страница:
У ученых сильна была тенденция следовать «правилу правой руки» (эмпирическому определению), сформулированному в XVIII веке французским математиком и астрономом Лапласом. Он придерживался следующего принципа в области научных рассуждений: «Весомость доказательств должна быть пропорциональна необычности факта». Иными словами, он соглашался считать достаточными сравнительно «легкие» доказательства истинности гипотезы, если она была выстроена на уже проверенных фактах. Если же какое-нибудь утверждение не вписывалось в рамки общепринятых воззрений, он готов был признать его научным открытием, но только после приведения весомых аргументов и скрупулезной проверки.
В 1975 г. возможность осознанного сновидения выглядела для большинства исследователей настолько странной, что едва ли заслуживала проверки. Ведь исходя из принципа Лапласа, столь необычный факт требовал очень и очень веских доказательств. Но, кроме голословных утверждений некоторых людей, будто они осознают себя во сне, ничего другого не было. А занятные истории в мире науки имеют очень малый вес.
Ко всем этим отрицательным факторам следует прибавить еще и результат эксперимента, доложенный Дэвидом Фоулкесом на следующем съезде АПИС. Он попытался продемонстрировать возможность видеть сны на заданную тему. В опыте участвовали учащиеся колледжа. К сожалению, у всех студентов, которые, кстати сказать, серьезно интересовались описанным в книге Патриции Гарфилд управлением сновидениями, попытка видеть устойчивые сны на заданную тему завершилась провалом.[53]
Как и следовало ожидать, эти эксперименты поубавили и без того не слишком пылкий энтузиазм, вызванный было Патрицией Гарфилд с ее «Творческим сновидением». Так как осознанность во сне не удавалось проверить ни в одном из опытов, достоверность этой гипотезы в глазах ученых серьезно пострадала – может быть, по вине Ассоциации, а может, в результате потери доверия к Гарфилд.
Рассмотрение этой темы было возобновлено на XVIII симпозиуме АПИС в 1978 году, проводившемся в Пало Альто группой исследователей из Канады, сообщивших о достижении определенного успеха в «охоте за осознанными сновидениями».[54]
Двое добровольцев пережили в лабораторных условиях один и два сна, в которых осознали себя спящими, о чем и сообщили после пробуждения из БДГ-сна. К сожалению, нельзя было удостовериться, что их осознанные сны произошли именно в БДГ-период, предшествовавший пробуждению и отчету. Следовательно, невозможно было доказать, что они имели место в БДГ-фазе или до нее, а не во время или после пробуждения. Сами добровольцы не смогли точно определить, когда именно пережили осознанный сон. Они могли сказать только, что, судя по «ощущению», их осознанные сны происходили прямо перед пробуждением. Но «ощущение» – слабый довод даже для не слишком скептически настроенного человека.
Доверие к канадским опытам было довольно неустойчивым и ввиду того, что выводы были сделаны всего лишь на основе трех случаев осознанного сновидения у двух субъектов. Члены АПИС не были впечатлены достаточно для того, чтобы отреагировать с какой-то степенью определенности. «Весомость доказательств» еще не имела должного соотношения с «необычностью факта». Одним из показателей этого была публикация в том же году ранее упоминавшейся статьи Рехстхаффена. В этой широко цитировавшейся и влиятельной работе, опубликованной в первом выпуске журнала АПИС «Сон», была сделана попытка подвести теоретическую базу под идею нереальности осознанного сновидения. В завершение краткого доказательства (а ля Норманн Малкольм) невозможности осознавать себя во сне, Рехтсхаффен предположил, что они могут быть продуктом личностных отклонений.
К моменту моего появления на сцене все это уже произошло. Но прежде чем я начну описывать свои научные взаимоотношения с АПИС, мне, дабы вписаться со своими изыскания в контекст, прежде всего придется объяснить, как получилось, что меня увлекла идея осознанного сновидения. Случаи осознанного сновидения бывали у меня с пятилетнего возраста, и за долгие годы сформировался достаточно устойчивый интерес к предмету. В конце 1976 года, во время очередной вылазки в общественную библиотеку в Пало Альто, я наткнулся на книгу Селии Грин. На тот момент я был знаком лишь с трудами Фредерика ван Эдена и тибетской йогой. Открытие, что ван Эден был не единственным осознанно сновидящим в западной истории, меня буквально потрясло. Еще более потрясающим стало понимание того, что раз кому-то удалось научиться осознанному восприятию сна, то ничто не мешает мне сделать то же самое. Благодаря чтению соответствующей литературы у меня уже было несколько осознанных снов, и в феврале 1977 года я начал свое обучение, заведя дневник, в котором через семь лет было уже 900 отчетов о такого рода снах.
С самого начала меня заинтересовала впервые рассмотренная Чарльзом Тартом возможность коммуникации между пребывающим в осознанном сновидений и внешним миром.[55] Проблема заключалась в физиологически обусловленной неподвижности в БДГ-периоды сна, так что непонятно было, каким образом спящий может подать сигнал о своем состоянии. Что может быть сделано спящим такого, что будут в состоянии фиксировать ученые? План возник у меня сам собой. Среди общей неподвижности тела было одно, бросающееся в глаза, исключение: в период БДГ-сна не было никаких физиологических ограничений в движениях глаз. В конце концов именно из-за движений глаз эта фаза и была так названа!
Некоторые опыты показали, что временами существовала довольно четкая связь между направлением взгляда во сне и регистрируемыми движениями глазных яблок спящего. В одном примечательном примере испытуемый, проснувшись после того, как в течение БДГ-периода сделал около пары дюжин горизонтальных движений глазами, рассказал, что наблюдал за игрой в пинг-понг и что как раз перед пробуждением была захватывающая серия пасов, за которой он увлеченно следил.
По собственному опыту я знал, что в осознанном сновидений можно свободно, по своему выбору, смотреть в любом направлении. Это натолкнуло меня на мысль о том, что, меняя направление взгляда во сне в заранее оговоренном порядке, я могу сообщить наблюдающему, что у меня осознанное сновидение. Я попытался сделать это в первом же таком сне: я перемещал взгляд снизу вверх и обратно пять раз. Насколько мне известно, это был первый сигнал из мира снов в мир реальный. Единственная проблема состояла в том, что зарегистрировать этот сигнал было некому!
Мне необходимо было попасть в лабораторию сна, и я знал, что в Стэнфордском университете существует отличная лаборатория, которой тогда руководил один из первопроходцев в области исследования сна и сновидений доктор Уильям Демент. Летом 1977 года я нашел в Стэнфордском центре исследования сна д-ра Линна Нэйджсла, который очень заинтересовался перспективой лабораторного изучения осознанного сновидения.
В сентябре того же года я обратился в Стэнфордский университет с предложением изучать осознанные сновидения в качестве докторской диссертации по психофизиологии. Мое предложение было принято, и в конце 1977 года я начал свою работу. На факультете был следукиций профессорский состав: Карл Прибрам и Роджер Шепард – психологи; Джулиан Дэвидсон – физиолог; Винсент Царконе-младший и Уильям Демент – психиатры. Так как Линн Нэйджел не преподавал в Стэифорде на кафедре, где я обучался, наши отношения были неофициальными. Тем не менее defacto Линп был моим основным консультантом и помощником в работе над диссертацией.
Попав в лабораторию, мы с Липиом не стали тратить время зря. В первую же ночь мы (к несчастью) решили посмотреть, будет ли какая-нибудь польза, если будить меня в начале каждого БДГ-периода и напоминать о необходимости сохранения осознанности во сне. Оглядываясь назад, можно с полной уверенностью сказать, что это была не самая хорошая идея, так как ее реализация привела к тому, что БДГ-период получался очень коротким. Не принесли пользы и напоминания об осознанности во сне, не давшие мне спать вовсе!
Но хуже всего то, что все это произошло во время моего первого сна. В Стэнфордской лаборатории окна тщательно затемнены, чтобы проводить опыты в полной изоляции. Из-за этого я испытал легкую клаустрофобию и, в качестве компенсации, увидел соответствующий сон. Мне снилось, что проснувшись на заре (в этой же комнате), я оказался свидетелем потрясающего рассвета, который был мне виден в окно, находившееся рядом с кроватью. Но прежде чем я успел пережить что-нибудь кроме удивления, меня разбудил голос Линна, напоминавший, что я должен осознавать себя во сне…
В следующий раз мы решили все-таки дать мне возможность выспаться. Эксперимент должен был состояться через месяц, в ближайшее доступное время, и получилось так, что он пришелся в ночь на пятницу, тринадцатое, 1978 года. В каждом осознанном сне, имевшем место в ожидании сей знаменательной даты, я уговаривал себя, что просто обязан буду повторить его в лаборатории. Наконец, долгожданная ночь наступила. Лини пригласил меня в лабораторию и сел наблюдать за приборами, пока я спал. Я надеялся, что пятница, 13-е, станет моим счастливым днем, и, похоже, так оно и вышло.
Спалось мне сладко, и через семь с половиной часов, проведенных в постели, у меня произошло первое осознанное сновидение в лабораторных условиях. Мгновение перед тем я просто спал и вдруг понял, что сплю, потому что ничего не видел, не слышал и не ощущал. Я с наслаждением вспомнил, что сплю в лаборатории. Проплыл неясный образ чего-то похожего на инструкцию по эксплуатации пылесоса. Я почувствовал толчок, как если бы в потоке моего сознания плавали обломки кораблекрушения, но когда я, сосредоточившись, постарался прочесть, что же там написано, картинка стабилизировалась, и у меня появилось ощущение, что я открыл глаза внутри сна. Затем во сне проявились мои руки и все остальное тело, и я принялся, лежа в кровати, рассматривать буклет. Комната во сне была определенно неплохой копией той, в которой я заснул. И так как теперь во сне у меня уже было тело, я решил проделать движения глазами, принятые нами за условный сигнал. Я стал двигать пальцем перед лицом вверх-вниз и следить за ним. От сознания того, что все это я могу делать во сне, я пришел в восторг, поток мыслей захлестнул меня, и через несколько секунд сон развеялся.
Теперь мы вдосталь могли любоваться зафиксированной траекторией двух размашистых движений глаз как раз перед моим пробуждением от 13-минутного БДГ-периода. Так наконец было получено объективное доказательство того, что по крайней мере одно осознанное сновидение произошло в период БДГ-сна. На следующем симпозиуме АПИС (Токио, 1979) я отправил доклад, перечислив этот и другие примеры, свидетельствовавшие о связи между осознанностью и БДГ-сном. Конечно, я не питал наивных надежд изменить общественное мнение с помощью нескольких слов, написанных на листке бумаги. Но я хотел, чтобы достигнутые нами результаты стали известны другим исследователям как можно скорее.
Повторить наш успех оказалось не так-то просто. Следующие шесть ночей, проведенных мною в лаборатории, были безрезультатны, ни один осознанный сон меня не посетил. МВОС (мнемоническое вхождение в ОС) – метод, позволивший мне вызывать осознанные сны по желанию, – еще не был разработан мною (этот метод описывается в главе 6). Но когда я его освоил, мы попробовали снова, и в сентябре 1979 года в Стэнфордской лаборатории я пережил еще два осознанных сновидения. Правда, дома их у меня было гораздо больше, что, по всей видимости, было обусловлено более расслабленным состоянием. Поэтому мы решили на 6 недель установить приборы дома. Я благополучно поймал еще с десяток осознанных снов, и снова сигналы глаз показали, что это происходило во время БДГ-сна.
К 1980 году о наших опытах стали говорить, и еще несколько сновидцев пожелали просигнализировать об осознанных снах в лаборатории. Первым, кто добился успеха, был психиатр Рой Смит, и его осознанный сон тоже имел место в БДГ-фазе. Кроме него, нашу группу пополнили две женщины – Беверли Кедзиерски, специалист по компьютерам, и танцовщица Лори Кук. Мы назвали себя онейронавтами (слово греческого происхождсния, означающее исследователей мира сновидений изнутри). Результаты этих опытов и составили большую часть моей докторской диссертации, озаглавленной «Осознанное сновидение: экспериментальное изучение сознания во время сна».
Теперь мы можем вернуться к АПИС и к усилиям, затраченным на опубликование нового метода связи спящего с внешним миром и доказательств того, что осознанное сновидение имеет место во время самого настоящего сна.
Представлять наши с Линном Нэйджелом материалы на симпозиум АПИС 1980 года было уже поздно. Вместо этого мы подготовили к публикации небольшую статью о наших текущих достижениях и решили послать ее в мартовский номер журнала «Science» под названием: «Свободная коммуникация во время БДГ-сна подтверждает реальность осознанного сновидения». Мы были взволнованы нашим открытием и с нетерпением ждали ответа.
Спустя два месяца из редакции «Science» пришел отзыв. Издатели научного журнала вынесли свой вердикт, опираясь на мнение анонимных рецензентов, специализировавшихся в соответствующей области. Один из двух наших рецензентов писал: «Прекрасное известие! Открываются новые возможности изучения осознанного сновидения в лабораторных условиях, значимость которых трудно переоценить. Следствием этого может стать открытие целой новой области исследовании. Статья написана ясно и выразительно, и я от всей души рекомендую ее к публикации».
Отзыв второго рецензента был прямо противоположен отзыву первого. Рассматривая нашу статью сквозь призму философии Рехтсхаффена, рецензент счел все описанное в ней абсолютно невозможным: «… трудно вообразить субъекта, одновременно видящего сны и сообщающего о них окружающим», – так был прокомментирован рассказ об одном из экспериментов. Было похоже, что при имеющейся у нашего рецензента философской базе он просто не в состоянии был допустить возможности получения наших результатов. В конце концов он ухитрился обнаружить некоторое количество «проблем интерпретации», которыми и объяснялось то, каким образом мы пришли к столь ошибочным заключениям. Ну, в общем, он не рекомендовал печатать статью, и издатель согласился с его суждением.
В сентябре 1980 года мы послали в «Science» новый вариант статьи, дополнив перечень проведенных экспериментов, так как число онейронавтов, участвовавших в них, возросло вдвое, как и число наблюдений; неувязки же первого варианта были устранены. Однако статью вновь возвратили – по существу, из-за той же философской позиции. Похоже, наши рецензенты (скорее всего, ими были члены АПИС) просто не могли поверить в возможность существования осознанного сновидения.
В надежде на непредвзятое мнение, мы послали статью в «Nature», британский аналог «Science». Нам вернули ее без рецензии. По мнению издателей журнала, тема была «не настолько интересной», чтобы удостоиться рассмотрения. Короче, лишь после шести месяцев бесплодных усилий мы наконец напечатали статью в психологическом журнале «Perceptualandmotorskilk» («Чувственные и моторные навыки»).
Рассказывая о некоторых трудностях, которые нам пришлось преодолевать, я хотел бы (для полноты картины) заметить, что еще в 1980 году исследователи сна вообще и члены АПИС в частности практически единодушно отказывались принимать осознанное сновидение как закономерную особенность состояния сна – БДГ или любого другого. Осознанные сны по-прежнему рассматривались как химера, как продукт отклонения, вроде «снов наяву», возникших в результате прерывания сна, по только не как нечто заслуживающее внимания.
Рассказывая о некоторых трудностях, которые нам пришлось преодолевать, я хотел бы (для полноты картины) заметить, что еще в 1980 году исследователи сна вообще и члены АПИС в частности практически единодушно отказывались принимать осознанное сновидение как закономерную особенность состояния сна – БДГ или любого другого. Осознанные сны по-прежнему рассматривались как химера, как продукт отклонения, вроде «снов наяву», возникших в результате прерывания сна, по только не как нечто заслуживающее внимания.
В июле 1981, в том же месяце, когда вышла наша статья, я представил доклад об осознанном сновидении на XXI ежегодном симпозиуме АПИС (Хианнис-Порт, Массачусетс). К этому моменту наши данные были уже достаточно основательными, чтобы даже при самом придирчивом отношении явиться веским доказательством того, что осознанное сновидение является закономерным феноменом нормального БДГ-сна. Наконец-то убедительность доказательств пришла в должное соответствие с необычностью факта.
После всего того неприятия, которое мне пришлось преодолеть, я был поначалу удивлен, а потом испытал чувство глубокой благодарности, получая положительные отзывы о представленном мною докладе. Некоторые ученые в частных беседах говорили мне, что до ознакомления с результатами наших экспериментов были абсолютно уверены в невозможности осознанного сновидения, но теперь их мнение в корне изменилось. Были среди них и те, кто обнародовал свою позицию в печати. Я был тронут и воодушевлен, видя эти свидетельства искреннего признания и открытости новым идеям, и проникся уважением к этим людям. К сожалению, подобная открытость не так уж часто встречается в науке (не чаще, чем в любой другой сфере человеческой деятельности).
Но это позволяет составить представление о том, что такое наука, когда она работает как следует. «Наука» – это деятельность сообщества ученых, твердо придерживающихся принципа единого стандарта в признании истинности гипотез. Из-за этого в ней всегда присутствует излишний консерватизм – чересчур упорное сопротивление новому и слишком тенденциозная приверженность принятым взглядам. Философ Томас Кун высказал мнение, что новые научные теории встают на место старых только после того, как сторонники старых умрут! Я, признаться, боялся, что нечто подобное случится и с принятием осознанного сновидения АПИС, и был приятно удивлен, что ошибался.
Итак, осознанные сновидения перестали ассоциироваться с оккультизмом и парапсихологией и, заняв свое место в традиционной научной системе, были признаны темой для исследований. Был сделан важный шаг в направлении широких исследований и развития науки о них.
Роберт К. Мертон из Колумбийского университета, один из ведущих научных теоретиков, показал, что все основополагающие научные идеи не раз возникали одновременно у работавших независимо исследователей. Так происходит потому, что ученые работают в рамках одинаковых парадигм и стоят, пользуясь ньютоновским афоризмом, на плечах одних и тех же гигантов. Исходя же из одинаковых посылок, вполне естественно прийти к одинаковым выводам.
Вот один из самых замечательных примеров независимых научных открытий. Когда после двадцати лет работы Чарльз Дарвин закончил подготовку к изданию своей эпохальной книги «Происхождение видов», он получил письмо от неизвестного биолога Альфреда Рассела Уоллеса. Вообразите себе удивление Дарвина, когда он прочел это послание. Дело в том, что параллельно с поисками средства от малярии в Малайе, Уоллес, независимо от Дарвина, работал над теорией естественного отбора, в форме, практически идентичной дарвиновской, что и подтверждалось приложенной к письму рукописью. Так что Дарвин не был первооткрывателем теории эволюции. У Уоллеса был безусловный приоритет. По, как мы видим, приоритет – это не самое главное. В работе Дарвина были учтены мельчайшие детали, необходимые для того, чтобы убедить научное сообщество. Как писал Уоллес в своем письме к Дарвину, его «… изыскания никогда бы никого не убедили, никто никогда не отнесся бы к ним иначе как к искусной подтасовке фактов», в то время как книга Дарвина «перевернула все устои естествознания и вдохновила лучшие умы эпохи». И Уоллес писал все это не просто из скромности. Время показало, что его работа действительно не сыграла сколько-нибудь существенной роли в научном принятии теории эволюции и что только труду Дарвина мы обязаны изменением парадигмы.
Рассказывая эту историю, я не был бы столь многословен, если бы не уверенность, что процесс принятия научной общественностью столетие спустя теории осознанного сновидения имеет определенное сходство с ней – в каких-то деталях больше, в каких то меньше. История повторяется, меняется только масштаб события. В этом смысле мы работаем, бесспорно, в меньшем масштабе, случай же Дарвина и Уоллеса придает картине, как бы это точнее сказать, перспективу. Когда в конце 1980 года мое внимание привлекла статья «Взгляд внутрь осознанных сновидении», я был удивлен, наверное, не меньше, чем Дарвин, впервые прочитавший работу Уоллеса. В статье, напечатанной в малоизвестном британском журнале «Зеркало медицины», описывалась работа, удивительно напоминавшая то, чем занимался я. Автор, талантливый английский парапсихолог Кейт Хирн, приводит краткий обзор своих исследований, проведенных в процессе работы над докторской диссертацией в университетах Халла и Ливерпуля при участии опытного осознанно сновидящего. Впоследствии я узнал, что этим помощником Хирна был особо одаренный исследователь Алан Уорсли. В течение года Уорсли провел 45 ночей в лаборатории сна, когда Хирн вел над ним наблюдения. За это время у испытуемого было 80 снов, в каждом из которых на ЭОГ остались отметки о движениях глаз, которые он делал, когда осознавал, что спит.
Сначала сходство между нашей работой в Стэнфорде и их в Ливерпуле показалось мне сверхъестественным. Но, поразмыслив, я пришел к выводу, что идея идентификации состояния осознанности во сне посредством движений глазами была очевидной для каждого, кто сколько-нибудь профессионально занимался психофизиологией сна и исследовал возможность обретения в них осознанности. Рассмотренные под таким углом независимые открытия переставали выглядеть не только свсрхестественными, но даже и неожиданными.
Единственное несовпадение состояло в том, что Хирн завершил работу над диссертацией за два года до меня. Но дело здесь в том, что хотя я и старался быть в курсе всех англоязычных публикаций, имеющих отношение к моей теме, мне ни разу, вплоть до момента завершения работы над диссертацией в 1980 году, не приходилось слышать ничего интересного кроме, может быть, невнятных слухов о Хирне и Уорсли. Возможно, кто-то подумает, что Хирн стремился поделиться своим открытием с научной общественностью. Ничуть не бывало. Из рассказов Уорсли я понял, что Хирн «хотел сначала еще кое в чем разобраться», а потом уж публиковать свои материалы.[56] В общем, до момента появления статьи никто, кроме нескольких специалистов, ничего о его работе не знал. Каковы бы ни были причины этого, но даже через шесть лет после завершения своей диссертации Хирн не обнародовал результаты своих опытов ни в одном широкодоступном издании.
Из – за скрытности Хирна, или, может, просто по стечению обстоятельств, мы в Стэнфорде вплоть до конца 1980 года ничего об английских изысканиях не знали. А к концу этого года мы уже самостоятельно достигли того, о чем писал в своей диссертации Хирн, и даже пошли дальше, так что ничего нового для себя в его труде не обнаружили. Если бы результаты опытов этого ученого были доступны для нас несколькими годами раньше, то это сэкономило бы нам массу времени и сил и сделало бы вклад Хирна в науку поистине огромным. Но этого не произошло. В результате в научном принятии осознанного сновидения опыты Хирна сыграли лишь незначительную роль. Сказав это, я хочу добавить, что у меня есть некоторые сомнения в том, что Кейт Хирн является тем новатором и энергичным исследователем, от которого стоит ждать новых открытий. Что касается Алана Уорсли, то он продолжает сотрудничать с Другими исследовательскими группами в Англии, проводя интересные эксперименты как в лаборатории, так и дома.[57] И что бы он ни делал впоследствии, он навсегда останется тем, кому впервые удалось отправить послание из мира сновидении в мир реальный.
Мы рассмотрели историю исследования осознанного сновидения в лабораторных условиях вплоть до момента признания его научным миром. С тех пор общественный и научный интерес к нему продолжает расти. За последние несколько лет на эту тему были написаны десятки статей. Все это вызывает ощущение появления новой, крайне интересной области исследовании – мира осознанных сновидений.
В 1975 г. возможность осознанного сновидения выглядела для большинства исследователей настолько странной, что едва ли заслуживала проверки. Ведь исходя из принципа Лапласа, столь необычный факт требовал очень и очень веских доказательств. Но, кроме голословных утверждений некоторых людей, будто они осознают себя во сне, ничего другого не было. А занятные истории в мире науки имеют очень малый вес.
Ко всем этим отрицательным факторам следует прибавить еще и результат эксперимента, доложенный Дэвидом Фоулкесом на следующем съезде АПИС. Он попытался продемонстрировать возможность видеть сны на заданную тему. В опыте участвовали учащиеся колледжа. К сожалению, у всех студентов, которые, кстати сказать, серьезно интересовались описанным в книге Патриции Гарфилд управлением сновидениями, попытка видеть устойчивые сны на заданную тему завершилась провалом.[53]
Как и следовало ожидать, эти эксперименты поубавили и без того не слишком пылкий энтузиазм, вызванный было Патрицией Гарфилд с ее «Творческим сновидением». Так как осознанность во сне не удавалось проверить ни в одном из опытов, достоверность этой гипотезы в глазах ученых серьезно пострадала – может быть, по вине Ассоциации, а может, в результате потери доверия к Гарфилд.
Рассмотрение этой темы было возобновлено на XVIII симпозиуме АПИС в 1978 году, проводившемся в Пало Альто группой исследователей из Канады, сообщивших о достижении определенного успеха в «охоте за осознанными сновидениями».[54]
Двое добровольцев пережили в лабораторных условиях один и два сна, в которых осознали себя спящими, о чем и сообщили после пробуждения из БДГ-сна. К сожалению, нельзя было удостовериться, что их осознанные сны произошли именно в БДГ-период, предшествовавший пробуждению и отчету. Следовательно, невозможно было доказать, что они имели место в БДГ-фазе или до нее, а не во время или после пробуждения. Сами добровольцы не смогли точно определить, когда именно пережили осознанный сон. Они могли сказать только, что, судя по «ощущению», их осознанные сны происходили прямо перед пробуждением. Но «ощущение» – слабый довод даже для не слишком скептически настроенного человека.
Доверие к канадским опытам было довольно неустойчивым и ввиду того, что выводы были сделаны всего лишь на основе трех случаев осознанного сновидения у двух субъектов. Члены АПИС не были впечатлены достаточно для того, чтобы отреагировать с какой-то степенью определенности. «Весомость доказательств» еще не имела должного соотношения с «необычностью факта». Одним из показателей этого была публикация в том же году ранее упоминавшейся статьи Рехстхаффена. В этой широко цитировавшейся и влиятельной работе, опубликованной в первом выпуске журнала АПИС «Сон», была сделана попытка подвести теоретическую базу под идею нереальности осознанного сновидения. В завершение краткого доказательства (а ля Норманн Малкольм) невозможности осознавать себя во сне, Рехтсхаффен предположил, что они могут быть продуктом личностных отклонений.
К моменту моего появления на сцене все это уже произошло. Но прежде чем я начну описывать свои научные взаимоотношения с АПИС, мне, дабы вписаться со своими изыскания в контекст, прежде всего придется объяснить, как получилось, что меня увлекла идея осознанного сновидения. Случаи осознанного сновидения бывали у меня с пятилетнего возраста, и за долгие годы сформировался достаточно устойчивый интерес к предмету. В конце 1976 года, во время очередной вылазки в общественную библиотеку в Пало Альто, я наткнулся на книгу Селии Грин. На тот момент я был знаком лишь с трудами Фредерика ван Эдена и тибетской йогой. Открытие, что ван Эден был не единственным осознанно сновидящим в западной истории, меня буквально потрясло. Еще более потрясающим стало понимание того, что раз кому-то удалось научиться осознанному восприятию сна, то ничто не мешает мне сделать то же самое. Благодаря чтению соответствующей литературы у меня уже было несколько осознанных снов, и в феврале 1977 года я начал свое обучение, заведя дневник, в котором через семь лет было уже 900 отчетов о такого рода снах.
С самого начала меня заинтересовала впервые рассмотренная Чарльзом Тартом возможность коммуникации между пребывающим в осознанном сновидений и внешним миром.[55] Проблема заключалась в физиологически обусловленной неподвижности в БДГ-периоды сна, так что непонятно было, каким образом спящий может подать сигнал о своем состоянии. Что может быть сделано спящим такого, что будут в состоянии фиксировать ученые? План возник у меня сам собой. Среди общей неподвижности тела было одно, бросающееся в глаза, исключение: в период БДГ-сна не было никаких физиологических ограничений в движениях глаз. В конце концов именно из-за движений глаз эта фаза и была так названа!
Некоторые опыты показали, что временами существовала довольно четкая связь между направлением взгляда во сне и регистрируемыми движениями глазных яблок спящего. В одном примечательном примере испытуемый, проснувшись после того, как в течение БДГ-периода сделал около пары дюжин горизонтальных движений глазами, рассказал, что наблюдал за игрой в пинг-понг и что как раз перед пробуждением была захватывающая серия пасов, за которой он увлеченно следил.
По собственному опыту я знал, что в осознанном сновидений можно свободно, по своему выбору, смотреть в любом направлении. Это натолкнуло меня на мысль о том, что, меняя направление взгляда во сне в заранее оговоренном порядке, я могу сообщить наблюдающему, что у меня осознанное сновидение. Я попытался сделать это в первом же таком сне: я перемещал взгляд снизу вверх и обратно пять раз. Насколько мне известно, это был первый сигнал из мира снов в мир реальный. Единственная проблема состояла в том, что зарегистрировать этот сигнал было некому!
Мне необходимо было попасть в лабораторию сна, и я знал, что в Стэнфордском университете существует отличная лаборатория, которой тогда руководил один из первопроходцев в области исследования сна и сновидений доктор Уильям Демент. Летом 1977 года я нашел в Стэнфордском центре исследования сна д-ра Линна Нэйджсла, который очень заинтересовался перспективой лабораторного изучения осознанного сновидения.
В сентябре того же года я обратился в Стэнфордский университет с предложением изучать осознанные сновидения в качестве докторской диссертации по психофизиологии. Мое предложение было принято, и в конце 1977 года я начал свою работу. На факультете был следукиций профессорский состав: Карл Прибрам и Роджер Шепард – психологи; Джулиан Дэвидсон – физиолог; Винсент Царконе-младший и Уильям Демент – психиатры. Так как Линн Нэйджел не преподавал в Стэифорде на кафедре, где я обучался, наши отношения были неофициальными. Тем не менее defacto Линп был моим основным консультантом и помощником в работе над диссертацией.
Попав в лабораторию, мы с Липиом не стали тратить время зря. В первую же ночь мы (к несчастью) решили посмотреть, будет ли какая-нибудь польза, если будить меня в начале каждого БДГ-периода и напоминать о необходимости сохранения осознанности во сне. Оглядываясь назад, можно с полной уверенностью сказать, что это была не самая хорошая идея, так как ее реализация привела к тому, что БДГ-период получался очень коротким. Не принесли пользы и напоминания об осознанности во сне, не давшие мне спать вовсе!
Но хуже всего то, что все это произошло во время моего первого сна. В Стэнфордской лаборатории окна тщательно затемнены, чтобы проводить опыты в полной изоляции. Из-за этого я испытал легкую клаустрофобию и, в качестве компенсации, увидел соответствующий сон. Мне снилось, что проснувшись на заре (в этой же комнате), я оказался свидетелем потрясающего рассвета, который был мне виден в окно, находившееся рядом с кроватью. Но прежде чем я успел пережить что-нибудь кроме удивления, меня разбудил голос Линна, напоминавший, что я должен осознавать себя во сне…
В следующий раз мы решили все-таки дать мне возможность выспаться. Эксперимент должен был состояться через месяц, в ближайшее доступное время, и получилось так, что он пришелся в ночь на пятницу, тринадцатое, 1978 года. В каждом осознанном сне, имевшем место в ожидании сей знаменательной даты, я уговаривал себя, что просто обязан буду повторить его в лаборатории. Наконец, долгожданная ночь наступила. Лини пригласил меня в лабораторию и сел наблюдать за приборами, пока я спал. Я надеялся, что пятница, 13-е, станет моим счастливым днем, и, похоже, так оно и вышло.
Спалось мне сладко, и через семь с половиной часов, проведенных в постели, у меня произошло первое осознанное сновидение в лабораторных условиях. Мгновение перед тем я просто спал и вдруг понял, что сплю, потому что ничего не видел, не слышал и не ощущал. Я с наслаждением вспомнил, что сплю в лаборатории. Проплыл неясный образ чего-то похожего на инструкцию по эксплуатации пылесоса. Я почувствовал толчок, как если бы в потоке моего сознания плавали обломки кораблекрушения, но когда я, сосредоточившись, постарался прочесть, что же там написано, картинка стабилизировалась, и у меня появилось ощущение, что я открыл глаза внутри сна. Затем во сне проявились мои руки и все остальное тело, и я принялся, лежа в кровати, рассматривать буклет. Комната во сне была определенно неплохой копией той, в которой я заснул. И так как теперь во сне у меня уже было тело, я решил проделать движения глазами, принятые нами за условный сигнал. Я стал двигать пальцем перед лицом вверх-вниз и следить за ним. От сознания того, что все это я могу делать во сне, я пришел в восторг, поток мыслей захлестнул меня, и через несколько секунд сон развеялся.
Теперь мы вдосталь могли любоваться зафиксированной траекторией двух размашистых движений глаз как раз перед моим пробуждением от 13-минутного БДГ-периода. Так наконец было получено объективное доказательство того, что по крайней мере одно осознанное сновидение произошло в период БДГ-сна. На следующем симпозиуме АПИС (Токио, 1979) я отправил доклад, перечислив этот и другие примеры, свидетельствовавшие о связи между осознанностью и БДГ-сном. Конечно, я не питал наивных надежд изменить общественное мнение с помощью нескольких слов, написанных на листке бумаги. Но я хотел, чтобы достигнутые нами результаты стали известны другим исследователям как можно скорее.
Повторить наш успех оказалось не так-то просто. Следующие шесть ночей, проведенных мною в лаборатории, были безрезультатны, ни один осознанный сон меня не посетил. МВОС (мнемоническое вхождение в ОС) – метод, позволивший мне вызывать осознанные сны по желанию, – еще не был разработан мною (этот метод описывается в главе 6). Но когда я его освоил, мы попробовали снова, и в сентябре 1979 года в Стэнфордской лаборатории я пережил еще два осознанных сновидения. Правда, дома их у меня было гораздо больше, что, по всей видимости, было обусловлено более расслабленным состоянием. Поэтому мы решили на 6 недель установить приборы дома. Я благополучно поймал еще с десяток осознанных снов, и снова сигналы глаз показали, что это происходило во время БДГ-сна.
К 1980 году о наших опытах стали говорить, и еще несколько сновидцев пожелали просигнализировать об осознанных снах в лаборатории. Первым, кто добился успеха, был психиатр Рой Смит, и его осознанный сон тоже имел место в БДГ-фазе. Кроме него, нашу группу пополнили две женщины – Беверли Кедзиерски, специалист по компьютерам, и танцовщица Лори Кук. Мы назвали себя онейронавтами (слово греческого происхождсния, означающее исследователей мира сновидений изнутри). Результаты этих опытов и составили большую часть моей докторской диссертации, озаглавленной «Осознанное сновидение: экспериментальное изучение сознания во время сна».
Теперь мы можем вернуться к АПИС и к усилиям, затраченным на опубликование нового метода связи спящего с внешним миром и доказательств того, что осознанное сновидение имеет место во время самого настоящего сна.
Представлять наши с Линном Нэйджелом материалы на симпозиум АПИС 1980 года было уже поздно. Вместо этого мы подготовили к публикации небольшую статью о наших текущих достижениях и решили послать ее в мартовский номер журнала «Science» под названием: «Свободная коммуникация во время БДГ-сна подтверждает реальность осознанного сновидения». Мы были взволнованы нашим открытием и с нетерпением ждали ответа.
Спустя два месяца из редакции «Science» пришел отзыв. Издатели научного журнала вынесли свой вердикт, опираясь на мнение анонимных рецензентов, специализировавшихся в соответствующей области. Один из двух наших рецензентов писал: «Прекрасное известие! Открываются новые возможности изучения осознанного сновидения в лабораторных условиях, значимость которых трудно переоценить. Следствием этого может стать открытие целой новой области исследовании. Статья написана ясно и выразительно, и я от всей души рекомендую ее к публикации».
Отзыв второго рецензента был прямо противоположен отзыву первого. Рассматривая нашу статью сквозь призму философии Рехтсхаффена, рецензент счел все описанное в ней абсолютно невозможным: «… трудно вообразить субъекта, одновременно видящего сны и сообщающего о них окружающим», – так был прокомментирован рассказ об одном из экспериментов. Было похоже, что при имеющейся у нашего рецензента философской базе он просто не в состоянии был допустить возможности получения наших результатов. В конце концов он ухитрился обнаружить некоторое количество «проблем интерпретации», которыми и объяснялось то, каким образом мы пришли к столь ошибочным заключениям. Ну, в общем, он не рекомендовал печатать статью, и издатель согласился с его суждением.
В сентябре 1980 года мы послали в «Science» новый вариант статьи, дополнив перечень проведенных экспериментов, так как число онейронавтов, участвовавших в них, возросло вдвое, как и число наблюдений; неувязки же первого варианта были устранены. Однако статью вновь возвратили – по существу, из-за той же философской позиции. Похоже, наши рецензенты (скорее всего, ими были члены АПИС) просто не могли поверить в возможность существования осознанного сновидения.
В надежде на непредвзятое мнение, мы послали статью в «Nature», британский аналог «Science». Нам вернули ее без рецензии. По мнению издателей журнала, тема была «не настолько интересной», чтобы удостоиться рассмотрения. Короче, лишь после шести месяцев бесплодных усилий мы наконец напечатали статью в психологическом журнале «Perceptualandmotorskilk» («Чувственные и моторные навыки»).
Рассказывая о некоторых трудностях, которые нам пришлось преодолевать, я хотел бы (для полноты картины) заметить, что еще в 1980 году исследователи сна вообще и члены АПИС в частности практически единодушно отказывались принимать осознанное сновидение как закономерную особенность состояния сна – БДГ или любого другого. Осознанные сны по-прежнему рассматривались как химера, как продукт отклонения, вроде «снов наяву», возникших в результате прерывания сна, по только не как нечто заслуживающее внимания.
Рассказывая о некоторых трудностях, которые нам пришлось преодолевать, я хотел бы (для полноты картины) заметить, что еще в 1980 году исследователи сна вообще и члены АПИС в частности практически единодушно отказывались принимать осознанное сновидение как закономерную особенность состояния сна – БДГ или любого другого. Осознанные сны по-прежнему рассматривались как химера, как продукт отклонения, вроде «снов наяву», возникших в результате прерывания сна, по только не как нечто заслуживающее внимания.
В июле 1981, в том же месяце, когда вышла наша статья, я представил доклад об осознанном сновидении на XXI ежегодном симпозиуме АПИС (Хианнис-Порт, Массачусетс). К этому моменту наши данные были уже достаточно основательными, чтобы даже при самом придирчивом отношении явиться веским доказательством того, что осознанное сновидение является закономерным феноменом нормального БДГ-сна. Наконец-то убедительность доказательств пришла в должное соответствие с необычностью факта.
После всего того неприятия, которое мне пришлось преодолеть, я был поначалу удивлен, а потом испытал чувство глубокой благодарности, получая положительные отзывы о представленном мною докладе. Некоторые ученые в частных беседах говорили мне, что до ознакомления с результатами наших экспериментов были абсолютно уверены в невозможности осознанного сновидения, но теперь их мнение в корне изменилось. Были среди них и те, кто обнародовал свою позицию в печати. Я был тронут и воодушевлен, видя эти свидетельства искреннего признания и открытости новым идеям, и проникся уважением к этим людям. К сожалению, подобная открытость не так уж часто встречается в науке (не чаще, чем в любой другой сфере человеческой деятельности).
Но это позволяет составить представление о том, что такое наука, когда она работает как следует. «Наука» – это деятельность сообщества ученых, твердо придерживающихся принципа единого стандарта в признании истинности гипотез. Из-за этого в ней всегда присутствует излишний консерватизм – чересчур упорное сопротивление новому и слишком тенденциозная приверженность принятым взглядам. Философ Томас Кун высказал мнение, что новые научные теории встают на место старых только после того, как сторонники старых умрут! Я, признаться, боялся, что нечто подобное случится и с принятием осознанного сновидения АПИС, и был приятно удивлен, что ошибался.
Итак, осознанные сновидения перестали ассоциироваться с оккультизмом и парапсихологией и, заняв свое место в традиционной научной системе, были признаны темой для исследований. Был сделан важный шаг в направлении широких исследований и развития науки о них.
Роберт К. Мертон из Колумбийского университета, один из ведущих научных теоретиков, показал, что все основополагающие научные идеи не раз возникали одновременно у работавших независимо исследователей. Так происходит потому, что ученые работают в рамках одинаковых парадигм и стоят, пользуясь ньютоновским афоризмом, на плечах одних и тех же гигантов. Исходя же из одинаковых посылок, вполне естественно прийти к одинаковым выводам.
Вот один из самых замечательных примеров независимых научных открытий. Когда после двадцати лет работы Чарльз Дарвин закончил подготовку к изданию своей эпохальной книги «Происхождение видов», он получил письмо от неизвестного биолога Альфреда Рассела Уоллеса. Вообразите себе удивление Дарвина, когда он прочел это послание. Дело в том, что параллельно с поисками средства от малярии в Малайе, Уоллес, независимо от Дарвина, работал над теорией естественного отбора, в форме, практически идентичной дарвиновской, что и подтверждалось приложенной к письму рукописью. Так что Дарвин не был первооткрывателем теории эволюции. У Уоллеса был безусловный приоритет. По, как мы видим, приоритет – это не самое главное. В работе Дарвина были учтены мельчайшие детали, необходимые для того, чтобы убедить научное сообщество. Как писал Уоллес в своем письме к Дарвину, его «… изыскания никогда бы никого не убедили, никто никогда не отнесся бы к ним иначе как к искусной подтасовке фактов», в то время как книга Дарвина «перевернула все устои естествознания и вдохновила лучшие умы эпохи». И Уоллес писал все это не просто из скромности. Время показало, что его работа действительно не сыграла сколько-нибудь существенной роли в научном принятии теории эволюции и что только труду Дарвина мы обязаны изменением парадигмы.
Рассказывая эту историю, я не был бы столь многословен, если бы не уверенность, что процесс принятия научной общественностью столетие спустя теории осознанного сновидения имеет определенное сходство с ней – в каких-то деталях больше, в каких то меньше. История повторяется, меняется только масштаб события. В этом смысле мы работаем, бесспорно, в меньшем масштабе, случай же Дарвина и Уоллеса придает картине, как бы это точнее сказать, перспективу. Когда в конце 1980 года мое внимание привлекла статья «Взгляд внутрь осознанных сновидении», я был удивлен, наверное, не меньше, чем Дарвин, впервые прочитавший работу Уоллеса. В статье, напечатанной в малоизвестном британском журнале «Зеркало медицины», описывалась работа, удивительно напоминавшая то, чем занимался я. Автор, талантливый английский парапсихолог Кейт Хирн, приводит краткий обзор своих исследований, проведенных в процессе работы над докторской диссертацией в университетах Халла и Ливерпуля при участии опытного осознанно сновидящего. Впоследствии я узнал, что этим помощником Хирна был особо одаренный исследователь Алан Уорсли. В течение года Уорсли провел 45 ночей в лаборатории сна, когда Хирн вел над ним наблюдения. За это время у испытуемого было 80 снов, в каждом из которых на ЭОГ остались отметки о движениях глаз, которые он делал, когда осознавал, что спит.
Сначала сходство между нашей работой в Стэнфорде и их в Ливерпуле показалось мне сверхъестественным. Но, поразмыслив, я пришел к выводу, что идея идентификации состояния осознанности во сне посредством движений глазами была очевидной для каждого, кто сколько-нибудь профессионально занимался психофизиологией сна и исследовал возможность обретения в них осознанности. Рассмотренные под таким углом независимые открытия переставали выглядеть не только свсрхестественными, но даже и неожиданными.
Единственное несовпадение состояло в том, что Хирн завершил работу над диссертацией за два года до меня. Но дело здесь в том, что хотя я и старался быть в курсе всех англоязычных публикаций, имеющих отношение к моей теме, мне ни разу, вплоть до момента завершения работы над диссертацией в 1980 году, не приходилось слышать ничего интересного кроме, может быть, невнятных слухов о Хирне и Уорсли. Возможно, кто-то подумает, что Хирн стремился поделиться своим открытием с научной общественностью. Ничуть не бывало. Из рассказов Уорсли я понял, что Хирн «хотел сначала еще кое в чем разобраться», а потом уж публиковать свои материалы.[56] В общем, до момента появления статьи никто, кроме нескольких специалистов, ничего о его работе не знал. Каковы бы ни были причины этого, но даже через шесть лет после завершения своей диссертации Хирн не обнародовал результаты своих опытов ни в одном широкодоступном издании.
Из – за скрытности Хирна, или, может, просто по стечению обстоятельств, мы в Стэнфорде вплоть до конца 1980 года ничего об английских изысканиях не знали. А к концу этого года мы уже самостоятельно достигли того, о чем писал в своей диссертации Хирн, и даже пошли дальше, так что ничего нового для себя в его труде не обнаружили. Если бы результаты опытов этого ученого были доступны для нас несколькими годами раньше, то это сэкономило бы нам массу времени и сил и сделало бы вклад Хирна в науку поистине огромным. Но этого не произошло. В результате в научном принятии осознанного сновидения опыты Хирна сыграли лишь незначительную роль. Сказав это, я хочу добавить, что у меня есть некоторые сомнения в том, что Кейт Хирн является тем новатором и энергичным исследователем, от которого стоит ждать новых открытий. Что касается Алана Уорсли, то он продолжает сотрудничать с Другими исследовательскими группами в Англии, проводя интересные эксперименты как в лаборатории, так и дома.[57] И что бы он ни делал впоследствии, он навсегда останется тем, кому впервые удалось отправить послание из мира сновидении в мир реальный.
Мы рассмотрели историю исследования осознанного сновидения в лабораторных условиях вплоть до момента признания его научным миром. С тех пор общественный и научный интерес к нему продолжает расти. За последние несколько лет на эту тему были написаны десятки статей. Все это вызывает ощущение появления новой, крайне интересной области исследовании – мира осознанных сновидений.