Страница:
— Марина знает, куда ты отправился?
— Подробностей я ей не рассказал, а она не стала настаивать, — рассмеялся грек. — Успокойся, у Марины больше мужества, чем во всей 18-й дивизии греческой армии. И тебе это хорошо известно.
— Да, известно.
— Так что позволь мне самому принимать решения. К тому же, если эта операция действительно такая рискованная, разве ты смог бы со спокойной совестью предложить другому занять мое место?
Джэнсон молча покачал головой.
— Я тебе нужен, — сказал Катсарис.
— Я мог бы пригласить кого-то другого.
— Кого-то хуже.
— Не стану отрицать. Они больше не улыбались.
— И мы оба понимаем, что значит для тебя эта операция. Я хочу сказать, сейчас ты не просто выполняешь задание по найму.
— Это я тоже не стану отрицать. От нашего успеха слишком многое зависит во всем мире.
— Я говорю о Поле Джэнсоне, а не о планете Земля. Сначала конкретные люди, потом отвлеченные понятия, хорошо? Об этом мы уже давно договорились. — Взгляд его карих глаз не дрогнул. — Я тебя не оставлю, — тихо закончил Катсарис.
Джэнсон поймал себя на том, что его неожиданно тронули эти простые слова.
— Лучше бы сказал мне что-нибудь такое, чего я еще не знаю, — попытался пошутить он.
Приближался момент первого невозможного события. Они с Катсарисом на двоих выполнили больше трех тысяч прыжков с парашютом. Но то, что требовалось совершить сегодня, выходило за рамки их предыдущего опыта.
Джэнсон обрадовался, когда его впервые осенила догадка, что единственным уязвимым местом крепости является верх — единственная возможность появиться никем не замеченным состоит в том, чтобы спуститься с ночного неба во внутренний двор. С другой стороны, осуществимо ли это, оставалось под большим вопросом.
Для того чтобы появиться незаметно, им предстояло бесшумно упасть на землю, пролетев по беззвездному, безлунному небу, которое должен был обеспечить сезон муссонов. Карта погоды, полученная со спутника, подтверждала, что в четыре часа утра, а также в течение последующего часа облачность над местом действия будет сплошной.
Но они живые люди, а не персонажи компьютерной игры. Для успешного выполнения операции им необходимо приземлиться с небывалой точностью. Что хуже, погода, обусловившая пелену туч, породила также непредсказуемые ветры — еще одного врага точности. В нормальной обстановке любого из этих соображений хватило бы Джэнсону, чтобы он отказался от своей затеи.
Это был во всех отношениях прыжок в неизвестность. Однако другого способа спасти Петера Новака не существовало. Гонвана открыл люк на заранее условленной высоте: двадцать тысяч футов. На этой высоте воздух ледяной, градусов тридцать ниже нуля. Однако контакт с холодом окажется относительно коротким. Помогут очки, перчатки и шлемы строго по размеру головы, напоминающие шапочки пловцов, а также нейлоновые комбинезоны.
Была еще одна причина, по которой Джэнсон хотел совершить прыжок над водой, более чем в одной морской миле от Каменного дворца. Спустившись до небольших высот, надо будет избавиться от таких предметов, как выпускное кольцо парашюта и перчатки. И сделать это желательно так, чтобы эти предметы не свалились на головы охране дворца подобно предостерегающим листовкам.
Большая высота предоставит больше времени для маневра, позволит занять заданную позицию — или безнадежно от клониться от заданной позиции. Без практических тренировок определить, является ли принятое решение удачным, невозможно. Однако какое-то решение принять надо было, и Джэнсон его принял.
— Отлично, — сказал он, остановившись перед открытым люком. — Только помни, сейчас нам предстоят не совсем кошки-мышки. Придется сыграть во что-нибудь вроде догонялок.
— Так нечестно, — пожаловался Катсарис. — Ты всегда идешь первым.
— Сначала возраст, и лишь потом красота, — проворчал Джэнсон, спускаясь по алюминиевому трапу.
Затем он прыгнул в иссиня-черное небо.
Глава пятая
Глава шестая
— Подробностей я ей не рассказал, а она не стала настаивать, — рассмеялся грек. — Успокойся, у Марины больше мужества, чем во всей 18-й дивизии греческой армии. И тебе это хорошо известно.
— Да, известно.
— Так что позволь мне самому принимать решения. К тому же, если эта операция действительно такая рискованная, разве ты смог бы со спокойной совестью предложить другому занять мое место?
Джэнсон молча покачал головой.
— Я тебе нужен, — сказал Катсарис.
— Я мог бы пригласить кого-то другого.
— Кого-то хуже.
— Не стану отрицать. Они больше не улыбались.
— И мы оба понимаем, что значит для тебя эта операция. Я хочу сказать, сейчас ты не просто выполняешь задание по найму.
— Это я тоже не стану отрицать. От нашего успеха слишком многое зависит во всем мире.
— Я говорю о Поле Джэнсоне, а не о планете Земля. Сначала конкретные люди, потом отвлеченные понятия, хорошо? Об этом мы уже давно договорились. — Взгляд его карих глаз не дрогнул. — Я тебя не оставлю, — тихо закончил Катсарис.
Джэнсон поймал себя на том, что его неожиданно тронули эти простые слова.
— Лучше бы сказал мне что-нибудь такое, чего я еще не знаю, — попытался пошутить он.
* * *
По мере приближения времени "Ч" молчаливая напряженность нарастала. Были приняты все меры предосторожности. Самолет летел с погашенными огнями, и его черный матовый фюзеляж не отражал свет от внешнего источника. Катсарис и Джэнсон, устроившись у обильно смазанного машинным маслом хвостового люка, сделали с собой то же самое: избавились от всех светоотражающих предметов. При подлете к зоне сбрасывания они надели черные нейлоновые комбинезоны и выкрасили лица черной краской. Сделать так, заранее было нельзя из-за опасности вызвать перегрев. Комбинезоны оттопыривались боевым снаряжением, уложенным в жилеты, но иного выхода не было.Приближался момент первого невозможного события. Они с Катсарисом на двоих выполнили больше трех тысяч прыжков с парашютом. Но то, что требовалось совершить сегодня, выходило за рамки их предыдущего опыта.
Джэнсон обрадовался, когда его впервые осенила догадка, что единственным уязвимым местом крепости является верх — единственная возможность появиться никем не замеченным состоит в том, чтобы спуститься с ночного неба во внутренний двор. С другой стороны, осуществимо ли это, оставалось под большим вопросом.
Для того чтобы появиться незаметно, им предстояло бесшумно упасть на землю, пролетев по беззвездному, безлунному небу, которое должен был обеспечить сезон муссонов. Карта погоды, полученная со спутника, подтверждала, что в четыре часа утра, а также в течение последующего часа облачность над местом действия будет сплошной.
Но они живые люди, а не персонажи компьютерной игры. Для успешного выполнения операции им необходимо приземлиться с небывалой точностью. Что хуже, погода, обусловившая пелену туч, породила также непредсказуемые ветры — еще одного врага точности. В нормальной обстановке любого из этих соображений хватило бы Джэнсону, чтобы он отказался от своей затеи.
Это был во всех отношениях прыжок в неизвестность. Однако другого способа спасти Петера Новака не существовало. Гонвана открыл люк на заранее условленной высоте: двадцать тысяч футов. На этой высоте воздух ледяной, градусов тридцать ниже нуля. Однако контакт с холодом окажется относительно коротким. Помогут очки, перчатки и шлемы строго по размеру головы, напоминающие шапочки пловцов, а также нейлоновые комбинезоны.
Была еще одна причина, по которой Джэнсон хотел совершить прыжок над водой, более чем в одной морской миле от Каменного дворца. Спустившись до небольших высот, надо будет избавиться от таких предметов, как выпускное кольцо парашюта и перчатки. И сделать это желательно так, чтобы эти предметы не свалились на головы охране дворца подобно предостерегающим листовкам.
Большая высота предоставит больше времени для маневра, позволит занять заданную позицию — или безнадежно от клониться от заданной позиции. Без практических тренировок определить, является ли принятое решение удачным, невозможно. Однако какое-то решение принять надо было, и Джэнсон его принял.
— Отлично, — сказал он, остановившись перед открытым люком. — Только помни, сейчас нам предстоят не совсем кошки-мышки. Придется сыграть во что-нибудь вроде догонялок.
— Так нечестно, — пожаловался Катсарис. — Ты всегда идешь первым.
— Сначала возраст, и лишь потом красота, — проворчал Джэнсон, спускаясь по алюминиевому трапу.
Затем он прыгнул в иссиня-черное небо.
Глава пятая
Попав в мощную турбулентную струю двигателей, разрываемую потоками ледяного воздуха, Джэнсон сразу же постарался принять правильное положение тела. Это называлось «свободным падением», однако он не чувствовал, что падает. Покорившись силе притяжения, Джэнсон ощущал себя застывшим на месте — совершенно неподвижным, отданным на растерзание свирепому, громко завывающему ветру. К тому же в данном случае свободное падение будет каким угодно, только не свободным. В четырех милях внизу вздымался волнами океан. Для того чтобы добиться движения по требуемой траектории, Джэнсону необходимо было тщательно рассчитывать каждую секунду своего полета. Если следующие две минуты пройдут не так, как запланировано, операция завершится, еще не успев начаться.
Но воздушные завихрения очень затрудняли контроль за падением.
Джэнсон словно наткнулся на воздушную подушку и тотчас же начал вращаться, сначала медленно, затем все быстрее и быстрее. Проклятье!Унего закружилась голова, он стал терять ориентацию в пространстве. На такой высоте — смертельное сочетание.
Оказавшись лицом вниз, Джэнсон что есть силы выгнул спину дугой, широко раскидывая руки и ноги. Его тело прекратило вращаться, и головокружение отступило. Но сколько времени он потерял?
Человек при свободном падении развивает скорость около 110 миль в час. Стабилизировав свой полет, Джэнсон постарался как можно больше замедлить движение. Для этого он принял позу паука, раскинув руки в стороны и выгнув спину буквой С. Ледяной ветер, как будто взбешенный его сопротивлением, вырывал у него парашют и снаряжение, трепал одежду, забирался под очки и шлем. Пальцы рук, несмотря на теплые перчатки, онемели, словно под воздействием новокаина. Медленно, очень медленно Джэнсон поднес правую руку к лицу и всмотрелся сквозь очки в большой подсвеченный циферблат альтиметра и прибора GPS[14].
Дальше настал черед высшей математики. За оставшиеся сорок секунд Джэнсону предстояло точно выйти на место приземления. Инерционный волоконный гироскоп определит, в правильном ли направлении он движется; увы, даже этот умный прибор не поможет ему рассчитать, как скорректировать курс.
Джэнсон вывернул шею, пытаясь отыскать взглядом Катсариса.
Грека нигде не было видно. Что было нисколько не удивительно. Разве можно что-нибудь разглядеть в этой кромешной темноте? Быть может, Катсарис от него в каких-то пяти футах. А может быть, в пятидесяти? В сотне? В тысяче?
Вопрос был отнюдь не праздный: двое парашютистов, кувыркающихся вслепую в сплошном черном облаке, могли случайно столкнуться друг с другом — а это неизбежно привело бы к роковым последствиям. Вероятность такого столкновения была мала; с другой стороны, вся операция бросала вызов рациональному подсчету вероятностей.
Если в момент приземления они отклонятся от заданной точки всего на каких-нибудь двадцать футов, последствия будут катастрофическими. Те самые тучи, что обеспечивают незаметность, неизмеримо затрудняют точное попадание в цель. В обычных условиях парашютист приземляется на хорошо видимую площадку — как правило, обозначенную сигнальными огнями — и в основном ориентируется на свое зрение, управляя стропами. Для опытного парашютиста все сводится к автоматическим движениям. Но в данном случае от этих навыков нет никакого толка. К тому моменту, когда Джэнсон и Катсарис снизятся настолько, что смогут что-либо разглядеть, будет уже слишком поздно. Поэтому они были вынуждены вместо чутья полагаться на устройства глобальной системы позиционирования, надетые на запястья, — по сути дела, играть в электронную версию путешествий Марко Поло.
Тридцать пять секунд.Время летит стремительно; ему надо как можно быстрее выходить на позицию.
Откинув руки назад, Джэнсон постарался изменить положение тела. Все тщетно: боковой ветер с силой урагана ударил ему в грудь, бросая его в отвесное падение. Джэнсон сразу же понял, в чем дело. Он быстро теряет высоту. Слишком быстро.
Можно ли как-нибудь на это повлиять?
Ему нужно затормозить. В то же время, для того чтобы попасть в крепость, он должен лететь как можно быстрее. Одно исключает другое.
Неужели он сорвал операцию всего через несколько секунд после ее начала?
Этого не может быть.
И тем не менее именно к этому все и шло.
Завывающий ветер хлестал Джэнсона ледяными бичами. Негромкий голос трезвого рассудка, ищущего выход из любых ситуаций, заглушался монотонным нытьем самобичевания.
Ты же знал, что у вас ничего не получится. И не могло ничего получиться. Слишком много неизвестных факторов, слишком много неподвластных переменных величин. Почему ты согласился взяться за эту работу? Тобой двигала гордость? Профессиональная гордость? Но эта гордость— худший враг профессионализма; Алан Демарест не переставал это повторять, и вот яркое подтверждение его слов. Гордость приведет тебя к гибели. С самого начала не было никаких шансов на успех. За это задание не взялся бы ни один здравомыслящий человек, хоть что-нибудь понимающий в военном деле. Вот почему обратились именно к тебе.
Но вдруг тихому голосу удалось пробиться сквозь однообразное нытье.
Максимальное скольжение.
Ему нужно принять позу, необходимую для скольжения. Он услышал свой собственный голос, донесшийся сквозь десятилетия, из того времени, когда он учил молодое пополнение, прибывшее в отряд «Морских львов».
Максимальное скольжение.
Удастся ли ему? Уже много лет Джэнсон не пробовал выполнить этот прием. И уж точно ему ни разу не приходилось осуществлять скольжение, прыгая по приборам GPS. Для скольжения необходимо превратить свое тело в воздушный парус, придать ему горбатый профиль крыла самолета, чтобы приобрести подъемную силу. В течение нескольких секунд Джэнсон набирал скорость, опустив голову и разведя ноги. Затем он чуть согнул руки в локтях и сложился пополам, словно приготовившись отвесить низкий поклон; его ладони сложились горстями. И вдруг он резко откинул голову назад и свел ноги вместе, вытянув носки наподобие балетного танцора.
Ничего не произошло. Он так и не начал скользить.
Ему потребовалось ускоряться еще в течение десяти секунд, прежде чем он ощутил, что его словно поднимает вверх. Траектория полета стала более пологой. Выполняя максимальное скольжение, человек может заставить свое тело двигаться под углом сорок пять градусов к вертикали.
Теоретически может.
При максимальном скольжении горизонтальная скорость может практически сравняться с вертикальной — так что спуск на каждый ярд будет продвигать парашютиста вперед почти на целый ярд к месту приземления.
Теоретически может.
А на практике он был обременен полной боевой экипировкой коммандос; под летным комбинезоном оттопыривались сорок лишних фунтов снаряжения, уложенного в пояс и карманы куртки. На практике он был сорокадевятилетним мужчиной, чьи суставы застыли от пронизывающего арктического ветра, забирающегося под комбинезон. Для выполнения скольжения требовалось находиться в идеальной физической форме, а Джэнсон не знал, сколько времени смогут продержаться в максимальном напряжении его мышцы.
На практике каждый взгляд, который он бросал на альтиметр и экран GPS, нарушали идеальную форму его тела, от которой так много зависело. Однако без этих приборов он просто бы летел вслепую.
Джэнсон полностью освободил голову, прогнал все заботы и тревоги; на некоторое время он превратится в машину, в автомат, сосредоточенный на выполнении единственной задачи: обеспечении заданной траектории снижения.
Он еще раз мельком взглянул на закрепленные на запястье приборы.
По мигающему датчику GPS Джэнсон понял, что отклонился от курса. Как сильно? Градуса на четыре, быть может, на пять. Сложив руки, он отвел их на угол сорок пять градусов, и наградой стал едва заметный разворот его тела.
GPS перестал мигать, и Джэнсона захлестнула безграничная, немыслимая надежда.
Он продолжал скользить, вспарывая иссиня-черное небо воздушная подушка позволяла ему сохранять высоту, несясь к точке назначения. Он был во всем черном, небо было черным, он слился воедино с воздушными потоками. Ветер дул ему в лицо, но при этом поддерживал его в воздухе, словно рука ангела-хранителя. Он был жив.
Запястьем Джэнсон ощутил слабую вибрацию. Тревожный сигнал альтиметра.
Предупреждение о том, что он приближается к минимальной критической высоте — ниже которой непременно разобьется при приземлении. В учебниках это выражалось не столь драматично: «минимальная высота раскрытия парашюта». Но во время затяжного прыжка с большой высоты этот параметр очень приблизительный; если открыть парашют слишком поздно, земля ударит его с силой тяжело груженого трейлера, мчащегося по хайвэю.
С другой стороны, сейчас Джэнсон находился от точки приземления дальше, чем рассчитывал. Он надеялся раскрыть парашют непосредственно над крепостью. Во-первых, маневрировать в стремительно перемещающихся воздушных потоках значительно труднее с раскрытым куполом. Во-вторых, медленный полет над стенами Каменного дворца сопряжен с риском обнаружения. Гораздо труднее разглядеть в небе крохотный комок, несущийся со скоростью 160 миль в час, чем человека, неспешно парящего под большим прямоугольным куполом.
Риск и так и так. Необходимо принять решение. Без промедления.
Джэнсон покрутил головой, стараясь разглядеть хоть что-нибудь, все равно что, в окружающем сплошном мраке. Впервые в свободном падении он ощутил совершенно непривычное чувство: клаустрофобию.
Это и определило его выбор. Внизу обязательно будет туман. Ни комбинезон, ни черный купол парашюта не будут видны на фоне беззвездного неба. Выгнувшись, Джэнсон перевел тело в вертикальное положение и, нащупав вытяжное кольцо, рванул что есть силы. Послышался легкий шелест плотно свернутого парашюта, разворачивающегося в воздухе, и стропы натянулись. Он ощутил знакомый толчок, его словно подхватили за плечи и под ягодицы. Завывание ветра разом прекратилось, словно кто-то отключил звук с помощью пульта дистанционного управления.
Отбросив вытягивающее кольцо, Джэнсон поднял взгляд, убеждаясь, что купол из черного нейлона раскрылся правильно Он сам с большим трудом различил в кромешной темноте контуры прямоугольника, хотя до него было всего пятнадцать футов. При других обстоятельствах это бы его обеспокоило; сегодня он испытал облегчение.
Вдруг его резко толкнул вбок поток воздуха, и в этом ощущении было что-то материальное, как будто его щекотали. Но пора думать о том, как управлять парашютом; если он пролетит мимо точки приземления, возвратиться назад будет практически невозможно. Джэнсон прекрасно понимал, насколько четкими должны быть его движения: если чересчур отпустить управляющие стропы, парашют приобретет слишком большую горизонтальную скорость.
Индикатор GPS снова замигал, предупреждая о том, что он значительно отклонился от нужного курса.
О господи, только не это!
Барахтаясь в воздушных завихрениях, Джэнсон думал о том, что было хорошо известно и ему, и Катсарису: впереди их ждут гораздо более трудные испытания. Им предстоит бесшумно, никем не замеченными приземлиться во внутренний двор крепости, обнесенный стенами. Малейшая ошибка, совершенная одним из них, поставит под угрозу обоих. Но даже если им удастся безукоризненно выполнить первую фазу операции, останутся тысячи непредвиденных обстоятельств, любое из которых может стать роковым. Если во дворе окажется хотя бы один вооруженный солдат — а это не запрещалось никакими приказами, — они погибли. Операция завершится, не начавшись. И, по всей вероятности, тот, ради кого все это затеяно, также будет немедленно убит. Таково железное правило их друзей-террористов. На операцию по освобождению заложника следует один ответ — уничтожение заложника.
Джэнсон резко потянул за правую стропу. Ему нужно быстро выполнить разворот, пока новый порыв ветра не пронес его мимо цели. Последствия сказались незамедлительно: он почувствовал, как его словно выбрасывает из-под купола в сторону. А большой круглый циферблат альтиметра подтвердил его ощущение: скорость спуска значительно возросла.
Плохо. Он находится слишком близко к земле. Но все же можно надеяться, что он вернулся на нужный курс. Джэнсон отпустил управляющие стропы, позволяя куполу развернуться на все свои двести пятьдесят квадратных футов, обеспечивая максимальное замедление падения. Он мастерски владел искусством маневрирования в воздушных потоках, однако в данном случае непредсказуемость воздушных течений делала бесполезными обычные расчеты. Джэнсон лишь понимал, что он покинул полосу ветров; ему необходимо карабкаться вбок, чтобы вернуться в нее. Как не раз до этого, Джэнсон подергал стропы, определяя направление господствующих ветров, и в конце концов установил, что может извиваться плавным серпантином вокруг основного течения, возвращаясь назад каждый раз, когда его отнесет в сторону. Такое маневрирование требовало от него полной сосредоточенности, так как над поверхностью нагретого океана тут и там беспорядочно поднимались восходящие потоки. Небо над Анурой было похоже на жеребца, упрямо не желающего, чтобы его объездили.
Вдруг у него участился пульс. Впереди в тумане мачтами корабля-призрака показались башни и шпили крепости. Древние стены из белого известняка сияли в слабом свете, пробивающемся сквозь покрывало туч. Увидев открывшийся перед ним вид, Джэнсон испытал легкое потрясение; с того момента, как он шагнул в люк, перед его глазами впервые что-то появилось. Он быстро стянул перчатки и летный шлем и бросил все в океан. Затем мысленно повторил маневр при посадке. Заход поперек ветра. Спуск по ветру. Выход на точку приземления. Касание.
Для того чтобы максимально сбросить скорость приземления, требовалось зайти на посадку строго против ветра. Боковой поток отнес Джэнсона на тысячу футов вправо. Затем он спланировал пятьсот футов по ветру, умышленно пролетев мимо цели. Последние двести пятьдесят футов ему придется преодолевать против ветра. Это был очень сложный, но необходимый маневр. Конечно, можно было бы замедлить поступательное движение, с помощью обеих управляющих строп потянув за углы купола, но при этом обязательно слишком возросла бы вертикальная скорость. Поэтому Джэнсон решил заставить поработать встречный ветер, уменьшив с его помощью горизонтальную скорость.
Он молил Бога лишь о том, чтобы при приземлении в центре внутреннего двора крепости ему не пришлось выполнять резкий разворот, ибо такое движение также могло значительно увеличить скорость снижения. Последние пятнадцать минут спуска должны пройти безукоризненно. Запаса возможностей нет; для ошибки нет места. Высокие крепостные стены исключают возможность планирующего подлета.
Внезапно Джэнсон почувствовал, что воздух стал невыносимо влажным — у него возникло такое ощущение, будто он из морозильника попал в парилку. Его замерзшая одежда покрылась слоем конденсата. Ухватясь за кольца строп, Джэнсон почувствовал, что у него мокрые руки, и ощутил резкий прилив адреналина: нельзя допустить, чтобы стропы выскользнули у него из пальцев.
Отпустив полностью стропы — то есть расправив купол, — он направил парашют на середину двора, который виднелся лишь как что-то черное разных оттенков. Как только у него освободились руки, он отключил приборы на запястье, чтобы свечение циферблатов не выдало его.
Его сердце учащенно заколотилось: он почти у цели. Теперь осталось выяснить, сможет ли он своими влажными, скользкими пальцами выполнить последнее движение.
Главное — четко определить нужный момент. Сейчас? Его ботинки находились в пятнадцати футах над землей; Джэнсон определил это по тому, что до купола и до земли было приблизительно одинаково. Нет, слишком рано. Даже во внутреннем дворе, обнесенном стеной, порывы ветра могли быть непредсказуемы. Надо подождать, пока расстояние до земли не сократится вдвое.
Сейчас!
Джэнсон подвел кольца до уровня плеч, а затем одним плавным движением вывернул кисти рук и опустил кольца вниз, к бедрам, полностью остановив поступательное движение. Пролетая последние несколько футов вниз, он напряг мышцы ног, поворачивая тело в сторону падения, и чуть подогнул колени. За две секунды до приземления ему нужно было решить, как себя вести: плавно перекатиться на бок — а это означало держать ноги вместе или попытаться устоять на ногах, для чего их надо было раздвинуть. Назвался груздем, полезай в кузов. Джэнсон принял решение опускаться на ноги.
Расслабив мышцы, он коснулся земли подошвами ботинок. Мягкая резина специально разрабатывалась для того, чтобы обеспечить бесшумность движений, и сейчас она не подвела. Джэнсон беззвучно опустился на пятки, готовый к тому, что ему не удастся удержаться. Но он устоял.
Итак, он находится посреди внутреннего двора крепости.
Он выполнил невыполнимое.
Джэнсон огляделся вокруг. В темноте беззвездной ночи он с трудом смог разобрать смутные очертания пустынного двора, который в длину был почти втрое больше, чем в ширину. В нескольких ярдах от него возвышалось большое белое сооружение — старинный фонтан, как было указано на чертежах. Джэнсон находился почти в центре площадки размером в половину футбольного поля. Ни тени движения. Он убедился, что его приземление осталось незамеченным.
Сняв со спины ранец, Джэнсон скинул летный комбинезон и быстро свернул вольготно раскинувшийся на брусчатке черный купол парашюта. Все это нужно убрать до того, как перейти к дальнейшим действиям. Даже в безлунную ночь какой-то свет пробивается к земле. Черный нейлон, невидимый на фоне беззвездного неба, выделялся на фоне светло-серого неба. Ни в коем случае нельзя оставлять его на земле.
Но где же Катсарис?
Джэнсон огляделся по сторонам. Неужели Катсарис перелетел через крепость? Приземлился на берегу, далеко внизу?
Или на плотно укатанной дороге, вымощенной щебнем, ведущей к крепости? И та, идругая ошибки могли привести к катастрофическим последствиям — как для самого Катсариса, так и для всех остальных участников операции.
Проклятье!У него в груди снова сжался кулак злости и страха. Ну как он мог — имея за плечами такой опыт! — стать жертвой самонадеянности, совершить ошибку, простительную разве что дилетанту, ни разу в жизни не покидавшему своего кабинета. Только такой человек может надеяться, что то, что осуществимо на бумаге, с легкостью переносится в реальные боевые условия. Требования были слишком жесткими. Это сознавал каждый член отряда; просто остатьные четверо смотрели на Джэнсона прямо-таки с благоговейным почтением, и ни у кого не хватило духа ему возразить. Такой прыжок требовал мастерства, близкого к совершенству, а в нашем мире, трещащем по швам, для совершенства не осталось места. Джэнсона охватило отчаяние: кто-кто, а он-то должен был это понимать. Самому ему удалось выполнить первую фазу операции лишь по чистой случайности.
Его мысли были прерваны едва слышным шелестом, донесшимся прямо сверху, — звуком складывающегося нейлонового купола. Подняв голову, Джэнсон всмотрелся в ночное небо. Это был Катсарис, плавно опускавшийся вниз. Погасив парашют, грек мягко и бесшумно перекатился на бок. Вскочив, он быстро подбежал к Джэнсону.
Теперь их стало двое.
Двое. Двое прекрасно обученных и опытных бойцов.
И они прибыли на место — во внутренний двор Каменного дворца. Джэнсон очень надеялся, что здесь никто не ждет незваных гостей.
Их двое — но им противостоит целый батальон вооруженных террористов.
И все же начало было положено.
Но воздушные завихрения очень затрудняли контроль за падением.
Джэнсон словно наткнулся на воздушную подушку и тотчас же начал вращаться, сначала медленно, затем все быстрее и быстрее. Проклятье!Унего закружилась голова, он стал терять ориентацию в пространстве. На такой высоте — смертельное сочетание.
Оказавшись лицом вниз, Джэнсон что есть силы выгнул спину дугой, широко раскидывая руки и ноги. Его тело прекратило вращаться, и головокружение отступило. Но сколько времени он потерял?
Человек при свободном падении развивает скорость около 110 миль в час. Стабилизировав свой полет, Джэнсон постарался как можно больше замедлить движение. Для этого он принял позу паука, раскинув руки в стороны и выгнув спину буквой С. Ледяной ветер, как будто взбешенный его сопротивлением, вырывал у него парашют и снаряжение, трепал одежду, забирался под очки и шлем. Пальцы рук, несмотря на теплые перчатки, онемели, словно под воздействием новокаина. Медленно, очень медленно Джэнсон поднес правую руку к лицу и всмотрелся сквозь очки в большой подсвеченный циферблат альтиметра и прибора GPS[14].
Дальше настал черед высшей математики. За оставшиеся сорок секунд Джэнсону предстояло точно выйти на место приземления. Инерционный волоконный гироскоп определит, в правильном ли направлении он движется; увы, даже этот умный прибор не поможет ему рассчитать, как скорректировать курс.
Джэнсон вывернул шею, пытаясь отыскать взглядом Катсариса.
Грека нигде не было видно. Что было нисколько не удивительно. Разве можно что-нибудь разглядеть в этой кромешной темноте? Быть может, Катсарис от него в каких-то пяти футах. А может быть, в пятидесяти? В сотне? В тысяче?
Вопрос был отнюдь не праздный: двое парашютистов, кувыркающихся вслепую в сплошном черном облаке, могли случайно столкнуться друг с другом — а это неизбежно привело бы к роковым последствиям. Вероятность такого столкновения была мала; с другой стороны, вся операция бросала вызов рациональному подсчету вероятностей.
Если в момент приземления они отклонятся от заданной точки всего на каких-нибудь двадцать футов, последствия будут катастрофическими. Те самые тучи, что обеспечивают незаметность, неизмеримо затрудняют точное попадание в цель. В обычных условиях парашютист приземляется на хорошо видимую площадку — как правило, обозначенную сигнальными огнями — и в основном ориентируется на свое зрение, управляя стропами. Для опытного парашютиста все сводится к автоматическим движениям. Но в данном случае от этих навыков нет никакого толка. К тому моменту, когда Джэнсон и Катсарис снизятся настолько, что смогут что-либо разглядеть, будет уже слишком поздно. Поэтому они были вынуждены вместо чутья полагаться на устройства глобальной системы позиционирования, надетые на запястья, — по сути дела, играть в электронную версию путешествий Марко Поло.
Тридцать пять секунд.Время летит стремительно; ему надо как можно быстрее выходить на позицию.
Откинув руки назад, Джэнсон постарался изменить положение тела. Все тщетно: боковой ветер с силой урагана ударил ему в грудь, бросая его в отвесное падение. Джэнсон сразу же понял, в чем дело. Он быстро теряет высоту. Слишком быстро.
Можно ли как-нибудь на это повлиять?
Ему нужно затормозить. В то же время, для того чтобы попасть в крепость, он должен лететь как можно быстрее. Одно исключает другое.
Неужели он сорвал операцию всего через несколько секунд после ее начала?
Этого не может быть.
И тем не менее именно к этому все и шло.
Завывающий ветер хлестал Джэнсона ледяными бичами. Негромкий голос трезвого рассудка, ищущего выход из любых ситуаций, заглушался монотонным нытьем самобичевания.
Ты же знал, что у вас ничего не получится. И не могло ничего получиться. Слишком много неизвестных факторов, слишком много неподвластных переменных величин. Почему ты согласился взяться за эту работу? Тобой двигала гордость? Профессиональная гордость? Но эта гордость— худший враг профессионализма; Алан Демарест не переставал это повторять, и вот яркое подтверждение его слов. Гордость приведет тебя к гибели. С самого начала не было никаких шансов на успех. За это задание не взялся бы ни один здравомыслящий человек, хоть что-нибудь понимающий в военном деле. Вот почему обратились именно к тебе.
Но вдруг тихому голосу удалось пробиться сквозь однообразное нытье.
Максимальное скольжение.
Ему нужно принять позу, необходимую для скольжения. Он услышал свой собственный голос, донесшийся сквозь десятилетия, из того времени, когда он учил молодое пополнение, прибывшее в отряд «Морских львов».
Максимальное скольжение.
Удастся ли ему? Уже много лет Джэнсон не пробовал выполнить этот прием. И уж точно ему ни разу не приходилось осуществлять скольжение, прыгая по приборам GPS. Для скольжения необходимо превратить свое тело в воздушный парус, придать ему горбатый профиль крыла самолета, чтобы приобрести подъемную силу. В течение нескольких секунд Джэнсон набирал скорость, опустив голову и разведя ноги. Затем он чуть согнул руки в локтях и сложился пополам, словно приготовившись отвесить низкий поклон; его ладони сложились горстями. И вдруг он резко откинул голову назад и свел ноги вместе, вытянув носки наподобие балетного танцора.
Ничего не произошло. Он так и не начал скользить.
Ему потребовалось ускоряться еще в течение десяти секунд, прежде чем он ощутил, что его словно поднимает вверх. Траектория полета стала более пологой. Выполняя максимальное скольжение, человек может заставить свое тело двигаться под углом сорок пять градусов к вертикали.
Теоретически может.
При максимальном скольжении горизонтальная скорость может практически сравняться с вертикальной — так что спуск на каждый ярд будет продвигать парашютиста вперед почти на целый ярд к месту приземления.
Теоретически может.
А на практике он был обременен полной боевой экипировкой коммандос; под летным комбинезоном оттопыривались сорок лишних фунтов снаряжения, уложенного в пояс и карманы куртки. На практике он был сорокадевятилетним мужчиной, чьи суставы застыли от пронизывающего арктического ветра, забирающегося под комбинезон. Для выполнения скольжения требовалось находиться в идеальной физической форме, а Джэнсон не знал, сколько времени смогут продержаться в максимальном напряжении его мышцы.
На практике каждый взгляд, который он бросал на альтиметр и экран GPS, нарушали идеальную форму его тела, от которой так много зависело. Однако без этих приборов он просто бы летел вслепую.
Джэнсон полностью освободил голову, прогнал все заботы и тревоги; на некоторое время он превратится в машину, в автомат, сосредоточенный на выполнении единственной задачи: обеспечении заданной траектории снижения.
Он еще раз мельком взглянул на закрепленные на запястье приборы.
По мигающему датчику GPS Джэнсон понял, что отклонился от курса. Как сильно? Градуса на четыре, быть может, на пять. Сложив руки, он отвел их на угол сорок пять градусов, и наградой стал едва заметный разворот его тела.
GPS перестал мигать, и Джэнсона захлестнула безграничная, немыслимая надежда.
Он продолжал скользить, вспарывая иссиня-черное небо воздушная подушка позволяла ему сохранять высоту, несясь к точке назначения. Он был во всем черном, небо было черным, он слился воедино с воздушными потоками. Ветер дул ему в лицо, но при этом поддерживал его в воздухе, словно рука ангела-хранителя. Он был жив.
Запястьем Джэнсон ощутил слабую вибрацию. Тревожный сигнал альтиметра.
Предупреждение о том, что он приближается к минимальной критической высоте — ниже которой непременно разобьется при приземлении. В учебниках это выражалось не столь драматично: «минимальная высота раскрытия парашюта». Но во время затяжного прыжка с большой высоты этот параметр очень приблизительный; если открыть парашют слишком поздно, земля ударит его с силой тяжело груженого трейлера, мчащегося по хайвэю.
С другой стороны, сейчас Джэнсон находился от точки приземления дальше, чем рассчитывал. Он надеялся раскрыть парашют непосредственно над крепостью. Во-первых, маневрировать в стремительно перемещающихся воздушных потоках значительно труднее с раскрытым куполом. Во-вторых, медленный полет над стенами Каменного дворца сопряжен с риском обнаружения. Гораздо труднее разглядеть в небе крохотный комок, несущийся со скоростью 160 миль в час, чем человека, неспешно парящего под большим прямоугольным куполом.
Риск и так и так. Необходимо принять решение. Без промедления.
Джэнсон покрутил головой, стараясь разглядеть хоть что-нибудь, все равно что, в окружающем сплошном мраке. Впервые в свободном падении он ощутил совершенно непривычное чувство: клаустрофобию.
Это и определило его выбор. Внизу обязательно будет туман. Ни комбинезон, ни черный купол парашюта не будут видны на фоне беззвездного неба. Выгнувшись, Джэнсон перевел тело в вертикальное положение и, нащупав вытяжное кольцо, рванул что есть силы. Послышался легкий шелест плотно свернутого парашюта, разворачивающегося в воздухе, и стропы натянулись. Он ощутил знакомый толчок, его словно подхватили за плечи и под ягодицы. Завывание ветра разом прекратилось, словно кто-то отключил звук с помощью пульта дистанционного управления.
Отбросив вытягивающее кольцо, Джэнсон поднял взгляд, убеждаясь, что купол из черного нейлона раскрылся правильно Он сам с большим трудом различил в кромешной темноте контуры прямоугольника, хотя до него было всего пятнадцать футов. При других обстоятельствах это бы его обеспокоило; сегодня он испытал облегчение.
Вдруг его резко толкнул вбок поток воздуха, и в этом ощущении было что-то материальное, как будто его щекотали. Но пора думать о том, как управлять парашютом; если он пролетит мимо точки приземления, возвратиться назад будет практически невозможно. Джэнсон прекрасно понимал, насколько четкими должны быть его движения: если чересчур отпустить управляющие стропы, парашют приобретет слишком большую горизонтальную скорость.
Индикатор GPS снова замигал, предупреждая о том, что он значительно отклонился от нужного курса.
О господи, только не это!
Барахтаясь в воздушных завихрениях, Джэнсон думал о том, что было хорошо известно и ему, и Катсарису: впереди их ждут гораздо более трудные испытания. Им предстоит бесшумно, никем не замеченными приземлиться во внутренний двор крепости, обнесенный стенами. Малейшая ошибка, совершенная одним из них, поставит под угрозу обоих. Но даже если им удастся безукоризненно выполнить первую фазу операции, останутся тысячи непредвиденных обстоятельств, любое из которых может стать роковым. Если во дворе окажется хотя бы один вооруженный солдат — а это не запрещалось никакими приказами, — они погибли. Операция завершится, не начавшись. И, по всей вероятности, тот, ради кого все это затеяно, также будет немедленно убит. Таково железное правило их друзей-террористов. На операцию по освобождению заложника следует один ответ — уничтожение заложника.
Джэнсон резко потянул за правую стропу. Ему нужно быстро выполнить разворот, пока новый порыв ветра не пронес его мимо цели. Последствия сказались незамедлительно: он почувствовал, как его словно выбрасывает из-под купола в сторону. А большой круглый циферблат альтиметра подтвердил его ощущение: скорость спуска значительно возросла.
Плохо. Он находится слишком близко к земле. Но все же можно надеяться, что он вернулся на нужный курс. Джэнсон отпустил управляющие стропы, позволяя куполу развернуться на все свои двести пятьдесят квадратных футов, обеспечивая максимальное замедление падения. Он мастерски владел искусством маневрирования в воздушных потоках, однако в данном случае непредсказуемость воздушных течений делала бесполезными обычные расчеты. Джэнсон лишь понимал, что он покинул полосу ветров; ему необходимо карабкаться вбок, чтобы вернуться в нее. Как не раз до этого, Джэнсон подергал стропы, определяя направление господствующих ветров, и в конце концов установил, что может извиваться плавным серпантином вокруг основного течения, возвращаясь назад каждый раз, когда его отнесет в сторону. Такое маневрирование требовало от него полной сосредоточенности, так как над поверхностью нагретого океана тут и там беспорядочно поднимались восходящие потоки. Небо над Анурой было похоже на жеребца, упрямо не желающего, чтобы его объездили.
Вдруг у него участился пульс. Впереди в тумане мачтами корабля-призрака показались башни и шпили крепости. Древние стены из белого известняка сияли в слабом свете, пробивающемся сквозь покрывало туч. Увидев открывшийся перед ним вид, Джэнсон испытал легкое потрясение; с того момента, как он шагнул в люк, перед его глазами впервые что-то появилось. Он быстро стянул перчатки и летный шлем и бросил все в океан. Затем мысленно повторил маневр при посадке. Заход поперек ветра. Спуск по ветру. Выход на точку приземления. Касание.
Для того чтобы максимально сбросить скорость приземления, требовалось зайти на посадку строго против ветра. Боковой поток отнес Джэнсона на тысячу футов вправо. Затем он спланировал пятьсот футов по ветру, умышленно пролетев мимо цели. Последние двести пятьдесят футов ему придется преодолевать против ветра. Это был очень сложный, но необходимый маневр. Конечно, можно было бы замедлить поступательное движение, с помощью обеих управляющих строп потянув за углы купола, но при этом обязательно слишком возросла бы вертикальная скорость. Поэтому Джэнсон решил заставить поработать встречный ветер, уменьшив с его помощью горизонтальную скорость.
Он молил Бога лишь о том, чтобы при приземлении в центре внутреннего двора крепости ему не пришлось выполнять резкий разворот, ибо такое движение также могло значительно увеличить скорость снижения. Последние пятнадцать минут спуска должны пройти безукоризненно. Запаса возможностей нет; для ошибки нет места. Высокие крепостные стены исключают возможность планирующего подлета.
Внезапно Джэнсон почувствовал, что воздух стал невыносимо влажным — у него возникло такое ощущение, будто он из морозильника попал в парилку. Его замерзшая одежда покрылась слоем конденсата. Ухватясь за кольца строп, Джэнсон почувствовал, что у него мокрые руки, и ощутил резкий прилив адреналина: нельзя допустить, чтобы стропы выскользнули у него из пальцев.
Отпустив полностью стропы — то есть расправив купол, — он направил парашют на середину двора, который виднелся лишь как что-то черное разных оттенков. Как только у него освободились руки, он отключил приборы на запястье, чтобы свечение циферблатов не выдало его.
Его сердце учащенно заколотилось: он почти у цели. Теперь осталось выяснить, сможет ли он своими влажными, скользкими пальцами выполнить последнее движение.
Главное — четко определить нужный момент. Сейчас? Его ботинки находились в пятнадцати футах над землей; Джэнсон определил это по тому, что до купола и до земли было приблизительно одинаково. Нет, слишком рано. Даже во внутреннем дворе, обнесенном стеной, порывы ветра могли быть непредсказуемы. Надо подождать, пока расстояние до земли не сократится вдвое.
Сейчас!
Джэнсон подвел кольца до уровня плеч, а затем одним плавным движением вывернул кисти рук и опустил кольца вниз, к бедрам, полностью остановив поступательное движение. Пролетая последние несколько футов вниз, он напряг мышцы ног, поворачивая тело в сторону падения, и чуть подогнул колени. За две секунды до приземления ему нужно было решить, как себя вести: плавно перекатиться на бок — а это означало держать ноги вместе или попытаться устоять на ногах, для чего их надо было раздвинуть. Назвался груздем, полезай в кузов. Джэнсон принял решение опускаться на ноги.
Расслабив мышцы, он коснулся земли подошвами ботинок. Мягкая резина специально разрабатывалась для того, чтобы обеспечить бесшумность движений, и сейчас она не подвела. Джэнсон беззвучно опустился на пятки, готовый к тому, что ему не удастся удержаться. Но он устоял.
Итак, он находится посреди внутреннего двора крепости.
Он выполнил невыполнимое.
Джэнсон огляделся вокруг. В темноте беззвездной ночи он с трудом смог разобрать смутные очертания пустынного двора, который в длину был почти втрое больше, чем в ширину. В нескольких ярдах от него возвышалось большое белое сооружение — старинный фонтан, как было указано на чертежах. Джэнсон находился почти в центре площадки размером в половину футбольного поля. Ни тени движения. Он убедился, что его приземление осталось незамеченным.
Сняв со спины ранец, Джэнсон скинул летный комбинезон и быстро свернул вольготно раскинувшийся на брусчатке черный купол парашюта. Все это нужно убрать до того, как перейти к дальнейшим действиям. Даже в безлунную ночь какой-то свет пробивается к земле. Черный нейлон, невидимый на фоне беззвездного неба, выделялся на фоне светло-серого неба. Ни в коем случае нельзя оставлять его на земле.
Но где же Катсарис?
Джэнсон огляделся по сторонам. Неужели Катсарис перелетел через крепость? Приземлился на берегу, далеко внизу?
Или на плотно укатанной дороге, вымощенной щебнем, ведущей к крепости? И та, идругая ошибки могли привести к катастрофическим последствиям — как для самого Катсариса, так и для всех остальных участников операции.
Проклятье!У него в груди снова сжался кулак злости и страха. Ну как он мог — имея за плечами такой опыт! — стать жертвой самонадеянности, совершить ошибку, простительную разве что дилетанту, ни разу в жизни не покидавшему своего кабинета. Только такой человек может надеяться, что то, что осуществимо на бумаге, с легкостью переносится в реальные боевые условия. Требования были слишком жесткими. Это сознавал каждый член отряда; просто остатьные четверо смотрели на Джэнсона прямо-таки с благоговейным почтением, и ни у кого не хватило духа ему возразить. Такой прыжок требовал мастерства, близкого к совершенству, а в нашем мире, трещащем по швам, для совершенства не осталось места. Джэнсона охватило отчаяние: кто-кто, а он-то должен был это понимать. Самому ему удалось выполнить первую фазу операции лишь по чистой случайности.
Его мысли были прерваны едва слышным шелестом, донесшимся прямо сверху, — звуком складывающегося нейлонового купола. Подняв голову, Джэнсон всмотрелся в ночное небо. Это был Катсарис, плавно опускавшийся вниз. Погасив парашют, грек мягко и бесшумно перекатился на бок. Вскочив, он быстро подбежал к Джэнсону.
Теперь их стало двое.
Двое. Двое прекрасно обученных и опытных бойцов.
И они прибыли на место — во внутренний двор Каменного дворца. Джэнсон очень надеялся, что здесь никто не ждет незваных гостей.
Их двое — но им противостоит целый батальон вооруженных террористов.
И все же начало было положено.
Глава шестая
Включив переговорное устройство, Джэнсон цыкнул в пленочный микрофон, закрепленный у рта. Щелчок и шипящая согласная, как того требуют армейские правила.
Катсарис последовал его примеру: быстро сняв летный комбинезон, он свернул парашют.
Они сбросили нейлоновые купола и костюмы в сырой бассейн большого мраморного фонтана, возвышавшегося в середине двора. Когда-то впечатляющее скульптурное сооружение, созданное выдающимся резчиком по камню, теперь он был наполнен зацветшей дождевой водой. Стены большой мраморной чаши были покрыты налетом водорослей, поглощающим свет не хуже черного бархата. Вот и отлично. Черное на черном: защитная окраска ночи.
Джэнсон провел руками по куртке и брюкам, ощупывая каждый предмет своей экипировки. Катсарис, встав напротив, сделал то же самое; затем они осмотрели друг друга, проверяя, в порядке ли маскировочная одежда и снаряжение — обязательное требование при выполнении специальных операций. Обоим пришлось долго лететь в турбулентных воздушных потоках. Многое могло произойти за это время. Поборовшись с ветрами, побывав в завихрениях, парашютист может по дороге растерять часть своей экипировки, как бы надежно она ни была закреплена. Джэнсон уяснил это во время службы в «Морских львах»; Катсарис узнал это от него.
Катсарис последовал его примеру: быстро сняв летный комбинезон, он свернул парашют.
Они сбросили нейлоновые купола и костюмы в сырой бассейн большого мраморного фонтана, возвышавшегося в середине двора. Когда-то впечатляющее скульптурное сооружение, созданное выдающимся резчиком по камню, теперь он был наполнен зацветшей дождевой водой. Стены большой мраморной чаши были покрыты налетом водорослей, поглощающим свет не хуже черного бархата. Вот и отлично. Черное на черном: защитная окраска ночи.
Джэнсон провел руками по куртке и брюкам, ощупывая каждый предмет своей экипировки. Катсарис, встав напротив, сделал то же самое; затем они осмотрели друг друга, проверяя, в порядке ли маскировочная одежда и снаряжение — обязательное требование при выполнении специальных операций. Обоим пришлось долго лететь в турбулентных воздушных потоках. Многое могло произойти за это время. Поборовшись с ветрами, побывав в завихрениях, парашютист может по дороге растерять часть своей экипировки, как бы надежно она ни была закреплена. Джэнсон уяснил это во время службы в «Морских львах»; Катсарис узнал это от него.