Страница:
— Значит, — как бы подвела итог со своего фасолевого кресла Мэдж, — Мак не сделал того, что ему приписывают, с этим «Мемориалом Линкольна». Он просто не мог этого сделать!
Сэм молча обвел взглядом находившихся в комнате женщин. Ни одна из бывших жен Хаукинза и не думала помочь ему. Никто из них не скажет об этом человеке плохого слова.
Но почему?
С огромным трудом выбравшись из своего кресла, Сэм постарался напустить на себя вид этакого мягкого н любезного прокурора, ведущего перекрестный допрос. Затем медленно прошелся вдоль огромного окна. Энни направилась к «фасолевому» креслу.
— Вполне естественно, — улыбнулся он, — что в подобных обстоятельствах напрашивается целый ряд вопросов. Понятно, никто из вас не обязан отвечать на них, но, если откровенно, я кое-чего не понимаю, и позвольте мне объяснить вам...
— А мне позвольте ответить, — перебила Сэма Регина. — Вы не можете сообразить, почему «гарем» Хаукинза защищает своего господина? Ведь так?
— Да.
— Как председатель собрания, — продолжала Регина, получив молчаливую поддержку своих подруг, выраженную кивками, — я буду лаконична и точна. Хаукинз — выдающийся человек, и он велик везде: и в кровати и в жизни. И не иронизируйте над моими словами о кровати, поскольку слишком мало супружеских пар получают от нее то, что хотят. Вы не можете жить вместе с сукиным сыном, но это не его вина. Мак же дал нам нечто такое, чего мы никогда не забудем, потому что это всегда с нами. Он научил нас тому, как сломать свой характер. Не правда ли, звучит красиво: «сломать характер»? А ведь это, дорогой мой майор, значит не что иное, как стать свободным. «Вы есть то, — любил повторять он, — что вы есть Нет ничего, что вы должны делать, и нет ничего, чего вы не смогли бы сделать. Будьте самими собой и трудитесь, как дьяволы!» Я, конечно, не думаю, что все из нас воспринимали его поучения как Священное писание. Бог знает, что он заставил каждую из нас вынести. Но еще раньше он сделал нас свободными, это было чудесно, и мы неплохо освоились. Так что, как вы можете догадаться, никто из нас не захлопнет перед ним дверь, если он, нуждаясь в помощи, постучит в нее. Вам все ясно?
— Да, — спокойно сказал Сэм, — все! На мраморном столике за софой зазвонил телефон. Взяв трубку, Регина взглянула на Сэма.
— Это вас!
— Я оставил ваш номер в отеле, — растерянно промолвил Сэм, — но никак не ожидал, что им воспользуются...
Он подошел к столу и взял трубку.
— Что он там еще вытворил? — в изумлении воскликнул Сэм через несколько секунд, чувствуя, как кровь отливает от его лица.
Потом какое-то время снова молча слушал.
— Бог мой! Нет! — воскликнул он и, все еще находясь в полушоковом состоянии, слабо добавил: — Да, сэр... Я не думаю, что он действительно сделал все то, о чем вы сказали. Сейчас я вернусь в отель и буду ожидать дальнейших указаний. Но вам все-таки лучше передать это дело кому-нибудь другому: мне остался всего один месяц, сэр... Я понимаю... Всего пять дней, сэр. — Положив трубку, он повернулся к «гарему» Хаукинза. К этим четырем великолепным парам грудей, зовущих и не поддающихся описанию. — Мы больше не нуждаемся в вашей помощи, леди. А вот Хаукинзу она еще может понадобиться.
— Со службой «Тысяча шестьсот», майор, — произнес, расхаживая по гостиничному номеру «Беверли-Хиллз», молоденький лейтенант, в котором, на взгляд Сэма, было еще много мальчишеского, — вы будете поддерживать связь только через меня. Можете называть меня Лоудстоун, майор, и прошу не упоминать по телефону ничьих имен.
— Лейтенант Лоудстоун, «Тысяча шестьсот». Звучит красиво, — сказал Дивероу, наливая себе еще один бурбон.
— Я бы посоветовал быть полегче с выпивкой.
— А почему вам самому не слетать в Китай? Вместо меня, хочу я сказать?
— Вам предстоит долгий-долгий полет.
— Вовсе нет, если его проделаете вы.
— В каком-то отношении я и сам был бы не прочь отправиться туда. Вы представляете себе, что это такое — семьсот миллионов потенциальных покупателей? И я, попятно, хотел бы получить от вас кое-какие сведения об этом рынке.
— От кого?
— Речь идет всего-навсего о скрытом, так сказать, наблюдении.
— О!.. Скрытое наблюдение!.. А почему бы вам самому не взглянуть...
— Какие у нас там возможности? — Лейтенант стоял у окна со сцепленными за спиной руками.
— Ну вот и летите туда, ради Бога! Через тридцать два дня мне позволят наконец покинуть этот Диснейленд, и посему я не желаю менять свою форму на какой-то китайский халат.
— Боюсь, что я полететь не смогу, сэр. «Тысяча шестьсот» сейчас нуждается в прокитайских настроениях. Хлопанье дверьми ушло в прошлое. Оно превращается в органную музыку в Дэннеморе... Черт! — Повернувшись от окна, лейтенант подошел к письменному столу, на котором лежало с полдюжины фотографий размера пять на семь. — Здесь все, что вам надо, майор. Они, правда, немного смазанные, но тот, кто нам нужен, вполне различим! И теперь он, конечно, не сможет ничего отрицать.
Взглянув на покрытые пятнами, но все же вполне сносные снимки, переданные из Пекина по фототелеграфу, Сэм спросил:
— Он почти готов, не так ли?
— Отвратительно! — рассматривая фотографии, поморщился лейтенант. — Тут и говорить нечего.
— Если не исключить того, что... Сэм подошел к креслу и уселся в него с бурбоном в руке. Лейтенант последовал его примеру.
— Главный следователь генеральной инспекции в Сайгоне вышлет вам свои доклады, в которых, сами увидите, полно грязи, прямо в Токио, а вы захватите их с собой в Пекин. — Молодой офицер улыбнулся своей искренней улыбкой. — На тот случай, если вам понадобится вбить в гроб последний гвоздь.
— А вы прекрасный парень, лейтенант! — сделал большой глоток бурбона Сэм. — Вам хоть известно, кто ваш отец?
— Не надо переходить на личности, майор. Речь идет об оперативном задании, где у каждого из нас своя миссия. Но оно — только часть...
— Не надо повторяться...
— ...смелого плана, — глотая слова, продолжал лейтенант. — Извините, если что не так. Впрочем, если вы действительно намерены сводить все к личности, то чего вам еще надо? Этот человек — маньяк. Опасный и эгоистичный сумасшедший, вносящий повсюду сумятицу.
— Я юрист, лейтенант, — покачал головой Сэм, — а не ангел мести. Ваш маньяк уже внес свой вклад в осуществление других не менее смелых планов. И за ним стоит много людей... С восемью... то есть, хотел я сказать, с четырьмя из них я встречался сегодня.
Сэм замолчал и, посмотрев в свой опустевший стакан, подумал о том, куда это так быстро исчез бурбон.
— Все это — в прошлом, — уверенно произнес лейтенант.
— Что именно?
— Больше никто не станет поддерживать его.
— Ну и что? Разве он политик?
Сэм решил, что ему необходима новая порция горячительного: он не мог больше выносить эту скотину.
— Он помочился на наш флаг! На звезды и полосы!
— И что, попал?
— Мы посылаем вас в Китай, — не отвечая на вопрос, продолжал Лоудстоун, — самым быстрым способом... «Фантом», сделав всего две остановки — в Джоно и па .Алеутах, — доставит вас с севера в Токио, откуда вы вылетите в Пекин на транспортном самолете. Все необходимые для вас бумаги из Вашингтона я привез с собой.
— Мне не нравятся китайские блюда, и, в частности, я ненавижу блинчики с начинкой, — пробормотал в стакан с бурбоном Дивероу.
— Мне кажется, вам лучше отдохнуть, сэр... Уже почти одиннадцать, а мы должны выехать на воздушную базу в четыре утра. Вы полетите на рассвете.
— Хотел бы я сказать такое же кому-нибудь: столь здорово звучит все это. Пять часов на сон. И вы будете сидеть все это время в холле, а не здесь.
— Сэр? — по-петушиному наклонил голову молодой человек.
— Я намерен отдать вам приказ, — заявил Сэм. — Убирайтесь отсюда! Я не желаю видеть вас больше — до тех пор, пока вы не явитесь привязывать к моим чемоданам бирки.
— Что?
— Проваливайте-ка ко всем чертям! — Сэм что-то вспомнил, и его слегка мутные глаза засмеялись. — Знаете, кто вы, лейтенант? Самое настоящее дерьмо. Теперь мне ясно, что это такое!
Четыре часа... Ему стало интересно. Что ж, попробовать стоило. Но сначала надо выпить. Он налил себе спиртного и подошел к письменному столу. Бросив взгляд на присланные из Пекина снимки ,рассмеялся. Да, что там говорить, этому сукину сыну в изобретательности не откажешь. Однако Сэм не собирался рассматривать фотографии. Открыв один из ящиков стола, он достал из него свой блокнот. Листая страницы, попытался собраться, чтобы разобрать свой собственный почерк. Затем, подойдя к стоявшему возле кровати телефону, набрал девятку, а вслед за тем — записанный в блокноте номер.
— Алло! — услышал он мягкий, словно цветы магнолии, голос, и ему почудилось, что он слышит запах цветущего олеандра.
— Миссис Гринберг? — проговорил Сэм. — Это Сэм Дивероу...
— Как дела, майор? — живо спросила Регина, не скрывая своего удовольствия по поводу того, что ей позвонил мужчина. — Мы все гадали, кому из нас вы позвоните первой. И я весьма польщена, майор. Ведь я как-никак старшая по званию. И я действительно тронута.
Потягивая бурбон, Сэм подумал о том, что ее мужа, по всей вероятности, нет дома, и воспоминание о ее вызывающей полупрозрачной рубашке обдало его теплой волной.
— Вы очень любезны, миссис Гринберг. Дело в том, что довольно скоро я улетаю, и весьма далеко. За моря и горы, и далее через моря и острова... — Боже, он не представлял, как бы получше рассказать ей об этом. Он не был даже уверен в том, имел ли право звонить ей. Однако бурбон делал свое дело. — Это секрет... Совершенно секретная миссия... И мне предстоит разговор с... вашим тезкой.
— Ясно, мой милый! И, конечно, вы не упустите шанса и зададите ему все эти столь важные государственные вопросы. Я понимаю вас, поверьте.
— У меня несколько вопросов, и один из них — совершенно приватный...
— Все как всегда. Полагаю, я смогу помочь правительству в его щекотливом положении. Вы остановились в «Беверли-Хиллз»?
— Да, мадам, номер восемьсот двадцать...
— Подождите немного... — И хотя миссис Гринберг, по всей видимости, прикрыла трубку рукой, Сэм услышал, как она сказала: — Мэнни, я должна ехать в город по срочному государственному делу!
Глава 5
Глава 6
Сэм молча обвел взглядом находившихся в комнате женщин. Ни одна из бывших жен Хаукинза и не думала помочь ему. Никто из них не скажет об этом человеке плохого слова.
Но почему?
С огромным трудом выбравшись из своего кресла, Сэм постарался напустить на себя вид этакого мягкого н любезного прокурора, ведущего перекрестный допрос. Затем медленно прошелся вдоль огромного окна. Энни направилась к «фасолевому» креслу.
— Вполне естественно, — улыбнулся он, — что в подобных обстоятельствах напрашивается целый ряд вопросов. Понятно, никто из вас не обязан отвечать на них, но, если откровенно, я кое-чего не понимаю, и позвольте мне объяснить вам...
— А мне позвольте ответить, — перебила Сэма Регина. — Вы не можете сообразить, почему «гарем» Хаукинза защищает своего господина? Ведь так?
— Да.
— Как председатель собрания, — продолжала Регина, получив молчаливую поддержку своих подруг, выраженную кивками, — я буду лаконична и точна. Хаукинз — выдающийся человек, и он велик везде: и в кровати и в жизни. И не иронизируйте над моими словами о кровати, поскольку слишком мало супружеских пар получают от нее то, что хотят. Вы не можете жить вместе с сукиным сыном, но это не его вина. Мак же дал нам нечто такое, чего мы никогда не забудем, потому что это всегда с нами. Он научил нас тому, как сломать свой характер. Не правда ли, звучит красиво: «сломать характер»? А ведь это, дорогой мой майор, значит не что иное, как стать свободным. «Вы есть то, — любил повторять он, — что вы есть Нет ничего, что вы должны делать, и нет ничего, чего вы не смогли бы сделать. Будьте самими собой и трудитесь, как дьяволы!» Я, конечно, не думаю, что все из нас воспринимали его поучения как Священное писание. Бог знает, что он заставил каждую из нас вынести. Но еще раньше он сделал нас свободными, это было чудесно, и мы неплохо освоились. Так что, как вы можете догадаться, никто из нас не захлопнет перед ним дверь, если он, нуждаясь в помощи, постучит в нее. Вам все ясно?
— Да, — спокойно сказал Сэм, — все! На мраморном столике за софой зазвонил телефон. Взяв трубку, Регина взглянула на Сэма.
— Это вас!
— Я оставил ваш номер в отеле, — растерянно промолвил Сэм, — но никак не ожидал, что им воспользуются...
Он подошел к столу и взял трубку.
— Что он там еще вытворил? — в изумлении воскликнул Сэм через несколько секунд, чувствуя, как кровь отливает от его лица.
Потом какое-то время снова молча слушал.
— Бог мой! Нет! — воскликнул он и, все еще находясь в полушоковом состоянии, слабо добавил: — Да, сэр... Я не думаю, что он действительно сделал все то, о чем вы сказали. Сейчас я вернусь в отель и буду ожидать дальнейших указаний. Но вам все-таки лучше передать это дело кому-нибудь другому: мне остался всего один месяц, сэр... Я понимаю... Всего пять дней, сэр. — Положив трубку, он повернулся к «гарему» Хаукинза. К этим четырем великолепным парам грудей, зовущих и не поддающихся описанию. — Мы больше не нуждаемся в вашей помощи, леди. А вот Хаукинзу она еще может понадобиться.
— Со службой «Тысяча шестьсот», майор, — произнес, расхаживая по гостиничному номеру «Беверли-Хиллз», молоденький лейтенант, в котором, на взгляд Сэма, было еще много мальчишеского, — вы будете поддерживать связь только через меня. Можете называть меня Лоудстоун, майор, и прошу не упоминать по телефону ничьих имен.
— Лейтенант Лоудстоун, «Тысяча шестьсот». Звучит красиво, — сказал Дивероу, наливая себе еще один бурбон.
— Я бы посоветовал быть полегче с выпивкой.
— А почему вам самому не слетать в Китай? Вместо меня, хочу я сказать?
— Вам предстоит долгий-долгий полет.
— Вовсе нет, если его проделаете вы.
— В каком-то отношении я и сам был бы не прочь отправиться туда. Вы представляете себе, что это такое — семьсот миллионов потенциальных покупателей? И я, попятно, хотел бы получить от вас кое-какие сведения об этом рынке.
— От кого?
— Речь идет всего-навсего о скрытом, так сказать, наблюдении.
— О!.. Скрытое наблюдение!.. А почему бы вам самому не взглянуть...
— Какие у нас там возможности? — Лейтенант стоял у окна со сцепленными за спиной руками.
— Ну вот и летите туда, ради Бога! Через тридцать два дня мне позволят наконец покинуть этот Диснейленд, и посему я не желаю менять свою форму на какой-то китайский халат.
— Боюсь, что я полететь не смогу, сэр. «Тысяча шестьсот» сейчас нуждается в прокитайских настроениях. Хлопанье дверьми ушло в прошлое. Оно превращается в органную музыку в Дэннеморе... Черт! — Повернувшись от окна, лейтенант подошел к письменному столу, на котором лежало с полдюжины фотографий размера пять на семь. — Здесь все, что вам надо, майор. Они, правда, немного смазанные, но тот, кто нам нужен, вполне различим! И теперь он, конечно, не сможет ничего отрицать.
Взглянув на покрытые пятнами, но все же вполне сносные снимки, переданные из Пекина по фототелеграфу, Сэм спросил:
— Он почти готов, не так ли?
— Отвратительно! — рассматривая фотографии, поморщился лейтенант. — Тут и говорить нечего.
— Если не исключить того, что... Сэм подошел к креслу и уселся в него с бурбоном в руке. Лейтенант последовал его примеру.
— Главный следователь генеральной инспекции в Сайгоне вышлет вам свои доклады, в которых, сами увидите, полно грязи, прямо в Токио, а вы захватите их с собой в Пекин. — Молодой офицер улыбнулся своей искренней улыбкой. — На тот случай, если вам понадобится вбить в гроб последний гвоздь.
— А вы прекрасный парень, лейтенант! — сделал большой глоток бурбона Сэм. — Вам хоть известно, кто ваш отец?
— Не надо переходить на личности, майор. Речь идет об оперативном задании, где у каждого из нас своя миссия. Но оно — только часть...
— Не надо повторяться...
— ...смелого плана, — глотая слова, продолжал лейтенант. — Извините, если что не так. Впрочем, если вы действительно намерены сводить все к личности, то чего вам еще надо? Этот человек — маньяк. Опасный и эгоистичный сумасшедший, вносящий повсюду сумятицу.
— Я юрист, лейтенант, — покачал головой Сэм, — а не ангел мести. Ваш маньяк уже внес свой вклад в осуществление других не менее смелых планов. И за ним стоит много людей... С восемью... то есть, хотел я сказать, с четырьмя из них я встречался сегодня.
Сэм замолчал и, посмотрев в свой опустевший стакан, подумал о том, куда это так быстро исчез бурбон.
— Все это — в прошлом, — уверенно произнес лейтенант.
— Что именно?
— Больше никто не станет поддерживать его.
— Ну и что? Разве он политик?
Сэм решил, что ему необходима новая порция горячительного: он не мог больше выносить эту скотину.
— Он помочился на наш флаг! На звезды и полосы!
— И что, попал?
— Мы посылаем вас в Китай, — не отвечая на вопрос, продолжал Лоудстоун, — самым быстрым способом... «Фантом», сделав всего две остановки — в Джоно и па .Алеутах, — доставит вас с севера в Токио, откуда вы вылетите в Пекин на транспортном самолете. Все необходимые для вас бумаги из Вашингтона я привез с собой.
— Мне не нравятся китайские блюда, и, в частности, я ненавижу блинчики с начинкой, — пробормотал в стакан с бурбоном Дивероу.
— Мне кажется, вам лучше отдохнуть, сэр... Уже почти одиннадцать, а мы должны выехать на воздушную базу в четыре утра. Вы полетите на рассвете.
— Хотел бы я сказать такое же кому-нибудь: столь здорово звучит все это. Пять часов на сон. И вы будете сидеть все это время в холле, а не здесь.
— Сэр? — по-петушиному наклонил голову молодой человек.
— Я намерен отдать вам приказ, — заявил Сэм. — Убирайтесь отсюда! Я не желаю видеть вас больше — до тех пор, пока вы не явитесь привязывать к моим чемоданам бирки.
— Что?
— Проваливайте-ка ко всем чертям! — Сэм что-то вспомнил, и его слегка мутные глаза засмеялись. — Знаете, кто вы, лейтенант? Самое настоящее дерьмо. Теперь мне ясно, что это такое!
Четыре часа... Ему стало интересно. Что ж, попробовать стоило. Но сначала надо выпить. Он налил себе спиртного и подошел к письменному столу. Бросив взгляд на присланные из Пекина снимки ,рассмеялся. Да, что там говорить, этому сукину сыну в изобретательности не откажешь. Однако Сэм не собирался рассматривать фотографии. Открыв один из ящиков стола, он достал из него свой блокнот. Листая страницы, попытался собраться, чтобы разобрать свой собственный почерк. Затем, подойдя к стоявшему возле кровати телефону, набрал девятку, а вслед за тем — записанный в блокноте номер.
— Алло! — услышал он мягкий, словно цветы магнолии, голос, и ему почудилось, что он слышит запах цветущего олеандра.
— Миссис Гринберг? — проговорил Сэм. — Это Сэм Дивероу...
— Как дела, майор? — живо спросила Регина, не скрывая своего удовольствия по поводу того, что ей позвонил мужчина. — Мы все гадали, кому из нас вы позвоните первой. И я весьма польщена, майор. Ведь я как-никак старшая по званию. И я действительно тронута.
Потягивая бурбон, Сэм подумал о том, что ее мужа, по всей вероятности, нет дома, и воспоминание о ее вызывающей полупрозрачной рубашке обдало его теплой волной.
— Вы очень любезны, миссис Гринберг. Дело в том, что довольно скоро я улетаю, и весьма далеко. За моря и горы, и далее через моря и острова... — Боже, он не представлял, как бы получше рассказать ей об этом. Он не был даже уверен в том, имел ли право звонить ей. Однако бурбон делал свое дело. — Это секрет... Совершенно секретная миссия... И мне предстоит разговор с... вашим тезкой.
— Ясно, мой милый! И, конечно, вы не упустите шанса и зададите ему все эти столь важные государственные вопросы. Я понимаю вас, поверьте.
— У меня несколько вопросов, и один из них — совершенно приватный...
— Все как всегда. Полагаю, я смогу помочь правительству в его щекотливом положении. Вы остановились в «Беверли-Хиллз»?
— Да, мадам, номер восемьсот двадцать...
— Подождите немного... — И хотя миссис Гринберг, по всей видимости, прикрыла трубку рукой, Сэм услышал, как она сказала: — Мэнни, я должна ехать в город по срочному государственному делу!
Глава 5
— Майор! Майор Дивероу! Ваша телефонная трубка лежит не на месте.
Непрекращающийся громкий стук в дверь сопровождался гнусавыми криками Лоудстоуна.
— Боже всемогущий, что это такое? — спросила Регина Гринберг Сэма, толкая его под одеялом. — Это напоминает мне несмазанный поршень.
Не выспавшийся, страдающий с похмелья Дивероу с трудом открыл глаза.
— Это, дорогая, хозяйка Тарзаны, — принялся объяснять он, — голос злого человека, одного из тех, что выплывают на поверхность, когда вздрагивает земля...
— Ты знаешь, какой сейчас час? — продолжала возмущаться Регина. — Позови работающих в гостинице полицейских!
— Не надо, — неохотно вылезая из постели, ответил Сэм. — Если я поступлю так, то этот джентльмен вызовет Объединенный комитет начальников штабов. Мне кажется, они до смерти боятся его. Они профессиональные убийцы, а он, так сказать, их глашатай.
Прежде чем Дивероу смог полностью прийти в себя, его одели, посадили в машину и увезли. Затем какие-то люди, предварительно накричав на него, втащили его в самолет.
В Китае улыбались все. Правда, как заметил Сэм, Улыбались больше губами, нежели глазами.
В пекинском аэропорту его ожидала посольская машина, сопровождаемая двумя китайскими армейскими машинами с восемью армейскими офицерами. Улыбались все, даже машины.
Встречавшие Сэма два атташе посольства заметно нервничали, Им не терпелось вернуться в миссию, поскольку никто из них не чувствовал себя спокойно в окружении китайских военных.
Наверное, именно поэтому оба дипломата предпочли больше разговаривать о погоде, кстати, довольно пасмурной и унылой. И когда Сэм все же заговорил о Маккензи Хаукинзе, — а он не видел причин, запрещающих беседовать на эту тему, поскольку чувствовал себя как дома, — оба атташе вдруг потеряли дар речи и только трясли головами, указывая пальцами на проносящиеся за окнами машины пейзажи. А потом вдруг ни с того ни с сего принялись хохотать.
В конце концов, Сэм понял: дипломаты убеждены в том, что их беседа прослушивается, — и принялся совершенно беспричинно смеяться вместе с ними.
Если автомобиль и на самом деле снабжен электронной техникой, думал Дивероу, то человек, который в данный момент слушал их, должен представить себе трех взрослых идиотов, передающих друг другу комиксы непристойного содержания.
Путь до посольства показался Сэму по крайней мере странным, его же получасовая встреча с послом в здании миссии на площади Славного Цветка и вовсе выглядела нелепой.
Атташе, все так же продолжая хихикать, ввели Сэма в посольство, в холле которого его торжественно приветствовала целая группа стоявших там с серьезными лицами сотрудников. У него даже мелькнула мысль о том, что, наверное, с таким же видом служащие зоологической лаборатории, неуверенные в своей безопасности, рассматривают только что привезенное и вызывающее у них интерес новое животное.
Затем Сэма быстро повели по коридору к какой-то массивной двери, за которой, по всей видимости, размещался кабинет посла. Как только Сэм перешагнул порог, посол быстро пожал ему руку, одновременно проведя пальцами свободной руки по своим слегка подрагивающим усам. Один из сопровождавших Сэма атташе достал из кармана сканер размером с сигаретную коробку и принялся размахивать им возле окон, словно благословляя стекло. Посол наблюдал молча за своим сотрудником.
— Я не могу быть уверенным, — произнес наконец атташе.
— Почему? — спросил глава миссии.
— Сгрелка слегка качнулась, но причиной этого может быть и громкая речь на площади.
— Черт, нам пора уже иметь более совершенную аппаратуру. Подготовьте соответствующие бумаги на этот счет в Вашингтон... — Подхватив Сэма под руку, посол повел его назад к двери. — Идемте со мной, генерал!
— Я майор...
— Прекрасно!
Посол вывел Сэма из кабинета и подвел его к другой двери, на противоположной стороне коридора, которую тут же и открыл. Он первым спустился по довольно крутым ступенькам в огромный подвал с единственной электрической лампочкой на стене. Посол зажег ее и мимо выстроенных в ряд корзинок провел Сэма к двери и едва видимой стене. Дверь оказалась довольно тяжелой, и послу пришлось даже упереться ногой в цементную стену, чтобы открыть ее.
Это был вход в давно не использовавшийся холодильник, служивший теперь винным погребом.
Войдя в помещение, посол зажег спичку. На одном из выступов стены стояла сожженная наполовину свеча. Дипломат поднес спичку к фитилю, и вспыхнувшее пламя затрепетало по стенам и выступам. Про себя Сэм заметил, что хранившееся здесь вино далеко не из лучших.
Увлекая за собой Сэма, посол прошел чуть назад и закрыл, правда не совсем плотно, тяжелую дверь. Аристократические черты его худого лица казались еще более строгими в неверном свете свечи.
— При виде нас, — виновато улыбнулся он, — у вас может сложиться впечатление, что вы имеете дело с параноиками. Но, уверяю вас, это далеко не так!
— Ну что вы, сэр! Здесь очень уютно и спокойно...
В следующие тридцать минут он получил предназначенные для него последние инструкции, присланные правительством. И получил их во вполне подходящем для этого месте: в глубоком подземелье, населенном червями, которые никогда не видели дневного света.
Дивероу покинул посольство с кейсом в руках. Чувствовал он себя не очень уверенно. И не успел выйти из белой стальной двери, как наткнулся на поприветствовавшего его китайского офицера, стоявшего в футе от дорожки. Только сейчас Сэм увидел «вещественные доказательства» тарана — лежавшие на газоне разбитые доски и несколько железных уголков.
— Меня зовут Лин Шу, майор Дивероу, — улыбнулся находившийся за пределами американской территории офицер. — Я буду сопровождать вас к генерал-лейтенанту Хаукинзу. Моя машина к вашим услугам!
Сэм уселся на заднее сиденье армейской машины и, откинувшись на спинку, положил кейс на колени. В отличие от нервных американцев, для Лин Шу не существовало запретных тем. И уже скоро разговор перешел на Маккензи Хаукинза.
— Генерал Хаукинз, — покачивая головой, заявил Лин Шу, — в высшей степени неустойчивая личность... У меня складывается такое впечатление, что он вообще находится во власти каких-то потусторонних темных сил.
— Кто-нибудь пытался поговорить с ним с позиции, так сказать, разума? — спросил Дивероу.
— Да, я пробовал сделать это сам. В довольно мягкой форме старался убедить его...
— Но успеха не добились, как я догадываюсь?
— Что мне сказать вам? Он напал на меня, что само но себе не укладывается ни в какие рамки!
— И вы хотите устроить в связи с этим настоящее судилище? Посол сообщил мне, что вы непреклонны в своем намерении... Процесс или бесконечные хаззераи!
— Что означает последнее слово?
— С иврита оно переводится как «затруднения».
— Вы не похожи на еврея...
— Так как насчет процесса? — перебил китайца Сэм. — Обвинение сводится к нападению на вас?
— О нет! Это несовместимо с нашей философией. Мы не чураемся физических страданий, поскольку только через борьбу и страдания человек обретает настоящую силу...
Лин Шу снова улыбнулся, но почему, этого Дивероу так и не смог понять.
— Генерал будет осужден, — продолжал китаец, — за преступления против нашей родины...
— Расширительное толкование реального поступка, — спокойно резюмировал Сэм.
— Все намного сложнее, — возразил Лин Шу, и улыбка исчезла с его лица, выражавшего теперь покорное смирение. — Ему инкриминируется варварское глумление над национальной святыней, которую можно сравнить с вашим Мемориалом Линкольна. Он уже, как вы знаете, сумел однажды выйти сухим из воды. На украденном грузовике врезался в статую на площади Сон Тай. И поэтому обвиняется сейчас в осквернении великих произведений искусства. Ведь статуя, на которую он наехал на грузовике, выполнена по эскизам жены председателя. И в тот раз не могло быть и речи ни о каких наркотиках. Его видели многие дипломаты. Наделал он шума на площади Сон Тай!
— Он заявит о смягчающих обстоятельствах.
— В случае с нападением на меня это вряд ли поможет.
— Понятно. — И хотя на самом деле Сэм ничего не понял, не было никакого смысла продолжать. — На сколько он тянет?
— Что значит «тянет»?
— Я имею в виду, сколько лет тюрьмы грозит ему?
— Приблизительно четыре тысячи семьсот пятьдесят лет.
— Что? С таким же успехом вы могли бы приговорить его к смертной казни!
— Жизнь в глазах нашего народа священна. Каждое живое существо может внести свой вклад в общее дело. Даже такой закоренелый преступник, каким является ваш империалистический маньяк генерал. Он мог бы принести много пользы, работая в Монголии.
— Подождите! — произнес Дивероу, повернувшись так, чтобы смотреть Лин Шу прямо в лицо.
Он не был уверен, но ему показалось, будто с переднего сиденья донесся металлический звук, какой обычно издает снимаемый револьверный предохранитель.
Сэм решил не думать об этом: так будет лучше, — и снова обратился к Лин Шу.
— Но это же идиотизм! — воскликнул он. — Подумайте, о чем вы говорите: четыре тысячи лет... Монголия!
Лежавший на коленях Сэма кейс упал на пол машины, и американцу снова послышался лязг металла.
— Давайте поговорим серьезно, — продолжал он, поднимая кейс и чувствуя, как его охватывает волнение.
— Законом предусмотрены наказания за совершенные преступления, — сказал Лин Шу. — И ни одно правительство какой бы то ни было державы не имеет права вмешиваться во внутренний порядок любой другой страны. Это непреложная истина. Хотя в данном, весьма специфическом случае возможны варианты.
Прежде чем ответить, Сэм сделал довольно большую паузу, наблюдая за тем, как хмурое выражение на лице Лин Шу медленно уступает место его прежней вежливой, но в то же время совершенно лишенной какого бы то ни было чувства улыбке.
— Могу я из сказанного вами заключить, — спросил он, — что речь может пойти о решении этого дела без суда?
— Как это — без суда? Каким образом? — снова нахмурился китаец.
— В результате компромисса. Ведь мы говорим именно об этом, не так ли?
Лин Шу позволил себе перестать хмуриться. Сменившая угрюмость улыбка была искренней ровно настолько, насколько Дивероу мог себе это представить.
— Если угодно, то да. Компромисс возможен, но при одном условии.
— При соблюдении которого, возможно, срок тюремного заключения в Монголии в четыре тысячи лет будет несколько сокращен?
— Не исключаю этого, если только вам удастся то, что явилось камнем преткновения для других. В конце концов, стремление к компромиссам у нас в крови...
— Я надеюсь, вы знаете, что говорите. Ведь Хаукинз — наш национальный герой.
— Как и Спиро Ейгару, майор! Ваш президент сам сказал об этом...
— И что бы вы могли предложить? Отменить процесс? Лин Шу перестал улыбаться, и Сэму показалось, что сделал он это намеренно.
— Это не в наших силах. О процессе уже объявлено, о нем уже знают и за границей...
— Чего вы хотите: сохранить лицо или продавать бензин? — откинувшись назад, спросил Сэм, а сам подумал, что китаец вовсе не желает никаких компромиссов.
— Немного и того и другого. Ведь это и есть компромисс?
— Хотелось бы узнать, что это значит — ваше «немного». При условии, если я уговорю Хаукинза быть благоразумным.
— В случае вашего успеха речь непременно пойдет о сокращении срока, — в который уж раз улыбнулся Лин Шу.
— С четырех тысяч лет до двух с половиной? В милосердии вам не откажешь. Давайте-ка поговорим лучше об условном освобождении. Я допускаю такую возможность.
— Но каким образом?
— Объясню вам это чуть позже, уверен, вам понравится мое предложение. А пока дайте мне нечто реальное, с чем бы я мог заставить Хаукинза пойти на уступку.
Сэм постучал пальцами по кожаной поверхности своего кейса. Это был дешевый прием, который тем не менее, часто расслаблял противника и делал его более сговорчивым.
— Судебный процесс у нас может проходить по-разному, — ответил китаец. — Иногда он бывает долгим, несколько декоративным, сопровождаемым исполнением всевозможных ритуалов. Или, наоборот, быстрым, без всяких там лишних атрибутов. Иначе говоря, правосудие вершится и за три месяца, и за три часа. Я предлагаю последний вариант...
— ...предусматривающий освобождение Хаукинза, — завершил фразу Сэм. — Я покупаю это. Подобное решение — именно то, что действительно побудит меня поработать как следует. Считайте, что мы заключили сделку.
— Поскольку дело касается освобождения, вам надлежит обставить все в лучших адвокатских традициях.
— Все будет как надо. Вы не только сохраните свое лицо и продадите бензин, но и продемонстрируете, сколь вы сильны, надолго став героями мировой прессы. И все это — одновременно. Что может быть лучше?
Лин Шу улыбнулся. Сэм подумал было о том, не скрывается ли за этой улыбкой что-то более значительное. Но все тот же Лин Шу от подобных мыслей тотчас отвлек его, начав задавать самые различные вопросы и сам же отвечать на них, не давая Сэму открыть рта.
— И в самом деле, что может быть лучше этого? — вновь спросил Лин Шу и сам же ответил: — Только изгнание генерала Хаукинза из Китая!
— Какое совпадение! Это вполне приемлемое условие его освобождения.
— В самом деле? — произнес Лин Шу ,глядя прямо перед собой.
— Мы договоримся с вами, — несколько задумчиво сказал Сэм. — Но меня по-прежнему беспокоит Брэнд Икс.
Непрекращающийся громкий стук в дверь сопровождался гнусавыми криками Лоудстоуна.
— Боже всемогущий, что это такое? — спросила Регина Гринберг Сэма, толкая его под одеялом. — Это напоминает мне несмазанный поршень.
Не выспавшийся, страдающий с похмелья Дивероу с трудом открыл глаза.
— Это, дорогая, хозяйка Тарзаны, — принялся объяснять он, — голос злого человека, одного из тех, что выплывают на поверхность, когда вздрагивает земля...
— Ты знаешь, какой сейчас час? — продолжала возмущаться Регина. — Позови работающих в гостинице полицейских!
— Не надо, — неохотно вылезая из постели, ответил Сэм. — Если я поступлю так, то этот джентльмен вызовет Объединенный комитет начальников штабов. Мне кажется, они до смерти боятся его. Они профессиональные убийцы, а он, так сказать, их глашатай.
Прежде чем Дивероу смог полностью прийти в себя, его одели, посадили в машину и увезли. Затем какие-то люди, предварительно накричав на него, втащили его в самолет.
В Китае улыбались все. Правда, как заметил Сэм, Улыбались больше губами, нежели глазами.
В пекинском аэропорту его ожидала посольская машина, сопровождаемая двумя китайскими армейскими машинами с восемью армейскими офицерами. Улыбались все, даже машины.
Встречавшие Сэма два атташе посольства заметно нервничали, Им не терпелось вернуться в миссию, поскольку никто из них не чувствовал себя спокойно в окружении китайских военных.
Наверное, именно поэтому оба дипломата предпочли больше разговаривать о погоде, кстати, довольно пасмурной и унылой. И когда Сэм все же заговорил о Маккензи Хаукинзе, — а он не видел причин, запрещающих беседовать на эту тему, поскольку чувствовал себя как дома, — оба атташе вдруг потеряли дар речи и только трясли головами, указывая пальцами на проносящиеся за окнами машины пейзажи. А потом вдруг ни с того ни с сего принялись хохотать.
В конце концов, Сэм понял: дипломаты убеждены в том, что их беседа прослушивается, — и принялся совершенно беспричинно смеяться вместе с ними.
Если автомобиль и на самом деле снабжен электронной техникой, думал Дивероу, то человек, который в данный момент слушал их, должен представить себе трех взрослых идиотов, передающих друг другу комиксы непристойного содержания.
Путь до посольства показался Сэму по крайней мере странным, его же получасовая встреча с послом в здании миссии на площади Славного Цветка и вовсе выглядела нелепой.
Атташе, все так же продолжая хихикать, ввели Сэма в посольство, в холле которого его торжественно приветствовала целая группа стоявших там с серьезными лицами сотрудников. У него даже мелькнула мысль о том, что, наверное, с таким же видом служащие зоологической лаборатории, неуверенные в своей безопасности, рассматривают только что привезенное и вызывающее у них интерес новое животное.
Затем Сэма быстро повели по коридору к какой-то массивной двери, за которой, по всей видимости, размещался кабинет посла. Как только Сэм перешагнул порог, посол быстро пожал ему руку, одновременно проведя пальцами свободной руки по своим слегка подрагивающим усам. Один из сопровождавших Сэма атташе достал из кармана сканер размером с сигаретную коробку и принялся размахивать им возле окон, словно благословляя стекло. Посол наблюдал молча за своим сотрудником.
— Я не могу быть уверенным, — произнес наконец атташе.
— Почему? — спросил глава миссии.
— Сгрелка слегка качнулась, но причиной этого может быть и громкая речь на площади.
— Черт, нам пора уже иметь более совершенную аппаратуру. Подготовьте соответствующие бумаги на этот счет в Вашингтон... — Подхватив Сэма под руку, посол повел его назад к двери. — Идемте со мной, генерал!
— Я майор...
— Прекрасно!
Посол вывел Сэма из кабинета и подвел его к другой двери, на противоположной стороне коридора, которую тут же и открыл. Он первым спустился по довольно крутым ступенькам в огромный подвал с единственной электрической лампочкой на стене. Посол зажег ее и мимо выстроенных в ряд корзинок провел Сэма к двери и едва видимой стене. Дверь оказалась довольно тяжелой, и послу пришлось даже упереться ногой в цементную стену, чтобы открыть ее.
Это был вход в давно не использовавшийся холодильник, служивший теперь винным погребом.
Войдя в помещение, посол зажег спичку. На одном из выступов стены стояла сожженная наполовину свеча. Дипломат поднес спичку к фитилю, и вспыхнувшее пламя затрепетало по стенам и выступам. Про себя Сэм заметил, что хранившееся здесь вино далеко не из лучших.
Увлекая за собой Сэма, посол прошел чуть назад и закрыл, правда не совсем плотно, тяжелую дверь. Аристократические черты его худого лица казались еще более строгими в неверном свете свечи.
— При виде нас, — виновато улыбнулся он, — у вас может сложиться впечатление, что вы имеете дело с параноиками. Но, уверяю вас, это далеко не так!
— Ну что вы, сэр! Здесь очень уютно и спокойно...
В следующие тридцать минут он получил предназначенные для него последние инструкции, присланные правительством. И получил их во вполне подходящем для этого месте: в глубоком подземелье, населенном червями, которые никогда не видели дневного света.
Дивероу покинул посольство с кейсом в руках. Чувствовал он себя не очень уверенно. И не успел выйти из белой стальной двери, как наткнулся на поприветствовавшего его китайского офицера, стоявшего в футе от дорожки. Только сейчас Сэм увидел «вещественные доказательства» тарана — лежавшие на газоне разбитые доски и несколько железных уголков.
— Меня зовут Лин Шу, майор Дивероу, — улыбнулся находившийся за пределами американской территории офицер. — Я буду сопровождать вас к генерал-лейтенанту Хаукинзу. Моя машина к вашим услугам!
Сэм уселся на заднее сиденье армейской машины и, откинувшись на спинку, положил кейс на колени. В отличие от нервных американцев, для Лин Шу не существовало запретных тем. И уже скоро разговор перешел на Маккензи Хаукинза.
— Генерал Хаукинз, — покачивая головой, заявил Лин Шу, — в высшей степени неустойчивая личность... У меня складывается такое впечатление, что он вообще находится во власти каких-то потусторонних темных сил.
— Кто-нибудь пытался поговорить с ним с позиции, так сказать, разума? — спросил Дивероу.
— Да, я пробовал сделать это сам. В довольно мягкой форме старался убедить его...
— Но успеха не добились, как я догадываюсь?
— Что мне сказать вам? Он напал на меня, что само но себе не укладывается ни в какие рамки!
— И вы хотите устроить в связи с этим настоящее судилище? Посол сообщил мне, что вы непреклонны в своем намерении... Процесс или бесконечные хаззераи!
— Что означает последнее слово?
— С иврита оно переводится как «затруднения».
— Вы не похожи на еврея...
— Так как насчет процесса? — перебил китайца Сэм. — Обвинение сводится к нападению на вас?
— О нет! Это несовместимо с нашей философией. Мы не чураемся физических страданий, поскольку только через борьбу и страдания человек обретает настоящую силу...
Лин Шу снова улыбнулся, но почему, этого Дивероу так и не смог понять.
— Генерал будет осужден, — продолжал китаец, — за преступления против нашей родины...
— Расширительное толкование реального поступка, — спокойно резюмировал Сэм.
— Все намного сложнее, — возразил Лин Шу, и улыбка исчезла с его лица, выражавшего теперь покорное смирение. — Ему инкриминируется варварское глумление над национальной святыней, которую можно сравнить с вашим Мемориалом Линкольна. Он уже, как вы знаете, сумел однажды выйти сухим из воды. На украденном грузовике врезался в статую на площади Сон Тай. И поэтому обвиняется сейчас в осквернении великих произведений искусства. Ведь статуя, на которую он наехал на грузовике, выполнена по эскизам жены председателя. И в тот раз не могло быть и речи ни о каких наркотиках. Его видели многие дипломаты. Наделал он шума на площади Сон Тай!
— Он заявит о смягчающих обстоятельствах.
— В случае с нападением на меня это вряд ли поможет.
— Понятно. — И хотя на самом деле Сэм ничего не понял, не было никакого смысла продолжать. — На сколько он тянет?
— Что значит «тянет»?
— Я имею в виду, сколько лет тюрьмы грозит ему?
— Приблизительно четыре тысячи семьсот пятьдесят лет.
— Что? С таким же успехом вы могли бы приговорить его к смертной казни!
— Жизнь в глазах нашего народа священна. Каждое живое существо может внести свой вклад в общее дело. Даже такой закоренелый преступник, каким является ваш империалистический маньяк генерал. Он мог бы принести много пользы, работая в Монголии.
— Подождите! — произнес Дивероу, повернувшись так, чтобы смотреть Лин Шу прямо в лицо.
Он не был уверен, но ему показалось, будто с переднего сиденья донесся металлический звук, какой обычно издает снимаемый револьверный предохранитель.
Сэм решил не думать об этом: так будет лучше, — и снова обратился к Лин Шу.
— Но это же идиотизм! — воскликнул он. — Подумайте, о чем вы говорите: четыре тысячи лет... Монголия!
Лежавший на коленях Сэма кейс упал на пол машины, и американцу снова послышался лязг металла.
— Давайте поговорим серьезно, — продолжал он, поднимая кейс и чувствуя, как его охватывает волнение.
— Законом предусмотрены наказания за совершенные преступления, — сказал Лин Шу. — И ни одно правительство какой бы то ни было державы не имеет права вмешиваться во внутренний порядок любой другой страны. Это непреложная истина. Хотя в данном, весьма специфическом случае возможны варианты.
Прежде чем ответить, Сэм сделал довольно большую паузу, наблюдая за тем, как хмурое выражение на лице Лин Шу медленно уступает место его прежней вежливой, но в то же время совершенно лишенной какого бы то ни было чувства улыбке.
— Могу я из сказанного вами заключить, — спросил он, — что речь может пойти о решении этого дела без суда?
— Как это — без суда? Каким образом? — снова нахмурился китаец.
— В результате компромисса. Ведь мы говорим именно об этом, не так ли?
Лин Шу позволил себе перестать хмуриться. Сменившая угрюмость улыбка была искренней ровно настолько, насколько Дивероу мог себе это представить.
— Если угодно, то да. Компромисс возможен, но при одном условии.
— При соблюдении которого, возможно, срок тюремного заключения в Монголии в четыре тысячи лет будет несколько сокращен?
— Не исключаю этого, если только вам удастся то, что явилось камнем преткновения для других. В конце концов, стремление к компромиссам у нас в крови...
— Я надеюсь, вы знаете, что говорите. Ведь Хаукинз — наш национальный герой.
— Как и Спиро Ейгару, майор! Ваш президент сам сказал об этом...
— И что бы вы могли предложить? Отменить процесс? Лин Шу перестал улыбаться, и Сэму показалось, что сделал он это намеренно.
— Это не в наших силах. О процессе уже объявлено, о нем уже знают и за границей...
— Чего вы хотите: сохранить лицо или продавать бензин? — откинувшись назад, спросил Сэм, а сам подумал, что китаец вовсе не желает никаких компромиссов.
— Немного и того и другого. Ведь это и есть компромисс?
— Хотелось бы узнать, что это значит — ваше «немного». При условии, если я уговорю Хаукинза быть благоразумным.
— В случае вашего успеха речь непременно пойдет о сокращении срока, — в который уж раз улыбнулся Лин Шу.
— С четырех тысяч лет до двух с половиной? В милосердии вам не откажешь. Давайте-ка поговорим лучше об условном освобождении. Я допускаю такую возможность.
— Но каким образом?
— Объясню вам это чуть позже, уверен, вам понравится мое предложение. А пока дайте мне нечто реальное, с чем бы я мог заставить Хаукинза пойти на уступку.
Сэм постучал пальцами по кожаной поверхности своего кейса. Это был дешевый прием, который тем не менее, часто расслаблял противника и делал его более сговорчивым.
— Судебный процесс у нас может проходить по-разному, — ответил китаец. — Иногда он бывает долгим, несколько декоративным, сопровождаемым исполнением всевозможных ритуалов. Или, наоборот, быстрым, без всяких там лишних атрибутов. Иначе говоря, правосудие вершится и за три месяца, и за три часа. Я предлагаю последний вариант...
— ...предусматривающий освобождение Хаукинза, — завершил фразу Сэм. — Я покупаю это. Подобное решение — именно то, что действительно побудит меня поработать как следует. Считайте, что мы заключили сделку.
— Поскольку дело касается освобождения, вам надлежит обставить все в лучших адвокатских традициях.
— Все будет как надо. Вы не только сохраните свое лицо и продадите бензин, но и продемонстрируете, сколь вы сильны, надолго став героями мировой прессы. И все это — одновременно. Что может быть лучше?
Лин Шу улыбнулся. Сэм подумал было о том, не скрывается ли за этой улыбкой что-то более значительное. Но все тот же Лин Шу от подобных мыслей тотчас отвлек его, начав задавать самые различные вопросы и сам же отвечать на них, не давая Сэму открыть рта.
— И в самом деле, что может быть лучше этого? — вновь спросил Лин Шу и сам же ответил: — Только изгнание генерала Хаукинза из Китая!
— Какое совпадение! Это вполне приемлемое условие его освобождения.
— В самом деле? — произнес Лин Шу ,глядя прямо перед собой.
— Мы договоримся с вами, — несколько задумчиво сказал Сэм. — Но меня по-прежнему беспокоит Брэнд Икс.
Глава 6
Камера хорошо просматривалась через стеклянное окошечко в тяжелой стальной двери. В ней размешались европейского типа кровать, письменный стол, вмонтированное в потолок освещение, две лампы — на столе и у кровати — и большой ковер на полу. Справа зиял проем — вход в маленькую ванную, на левой стене была оборудована горизонтальная вешалка для одежды. Комната имела десять футов в ширину и двенадцать — в длину, но находившиеся в ней предметы выглядели намного больше, нежели Сэм представлял себе.
Не было в камере только одного — самого Маккензи Хаукинза.
— Вы сами убедились, — сказал Лин Шу, — насколько мы внимательны и сколь удачно обустроено жилище генерала!
— Все прекрасно, — ответил Сэм, — за исключением того, что я не вижу самого генерала.
— Он там, — улыбнулся Лин Шу и спокойно продолжал: — Это он так развлекается. Услышав шаги, прижимается к двери. Охрана уже два раза попадалась на эту уловку и довольно неудачно входила в камеру. Но, к счастью, среди работающих здесь есть и такие, кто превосходит в силе самого Хаукинза. Кроме того, теперь все смены предупреждены об особенностях поведения генерала. Что же касается пищи, то ее ему дают через окошечко.
— Он все еще никак не угомонится, — усмехнулся Сэм. — В общем, это весьма неординарная личность...
Не было в камере только одного — самого Маккензи Хаукинза.
— Вы сами убедились, — сказал Лин Шу, — насколько мы внимательны и сколь удачно обустроено жилище генерала!
— Все прекрасно, — ответил Сэм, — за исключением того, что я не вижу самого генерала.
— Он там, — улыбнулся Лин Шу и спокойно продолжал: — Это он так развлекается. Услышав шаги, прижимается к двери. Охрана уже два раза попадалась на эту уловку и довольно неудачно входила в камеру. Но, к счастью, среди работающих здесь есть и такие, кто превосходит в силе самого Хаукинза. Кроме того, теперь все смены предупреждены об особенностях поведения генерала. Что же касается пищи, то ее ему дают через окошечко.
— Он все еще никак не угомонится, — усмехнулся Сэм. — В общем, это весьма неординарная личность...