— Вы прилично получили за риск, которому подвергались, — заявил Борн, стоя перед креслом. Его мозг лихорадочно работал, пытаясь найти хоть какое-нибудь слово, которое могло бы быть запалом к взрыву, из которого прорвался бы поток информации. Тут он вспомнил о конверте. Толстяк из Альпенхауза упоминал о нем несколько раз.
— Очень мало по сравнению с размерами риска, — возразил Чернак, покачивая головой и учащенно дыша. Обрубки его ног нервно перемещались по креслу. — Я был вполне всем доволен, когда вы вторглись в мою жизнь, мой господин. Старый солдат, прошедший длинный путь, прежде чем оказаться в Цюрихе, калека, который не помышлял ни о чем другом, как только свести концы с концами, рассчитывая разве лишь на старых друзей, встретив вас, я...
— Я тронут, — коротко бросил Борн. — Давайте поговорим лучше о конверте, который вы передали вашему обожравшемуся другу в Альпенхаузе. Кто вам дал его?
— Отправитель. Кто же еще?
— Откуда он прибыл?
— Откуда я знаю! Он появился в почтовом ящике, так же, как и другие. Я просто отправил его дальше, а вы очень хотели его получить. Вы заявили, что больше не сможете тут появляться.
— Но вы открывали его!
— Никогда!
— Предположим, я скажу, что некоторая сумма денег пропала.
— Этого не может быть. Я ничего не знаю. Зачем вы появились?
“Потому что я хочу знать. Потому что потерял рассудок. Я вижу и слышу, но ничего не понимаю. Я дееспособен, могу мыслить, но у меня нет памяти... Помогите мне!”
Бон тихо отошел от кресла. Активного допроса не получалось. Потом он совершенно бесцельно подошел к книжному шкафу, рядом с которым было развешано несколько неотчетливых фотографий, которые поясняли личность их владельца. Группы немецких солдат, многие из которых с овчарками позировали фотографу на фоне ограждений, где над высокими воротами проступала часть надписи: ДАХ... ДАХАУ... Человек сзади него двигался! Борн обернулся. Безногий Чернак засунул руку в брезентовую сумку, висевшую на кресле. Его глаза безумно блестели, а опустошенное лицо было перекошено. Рука резко поднялась вверх с короткоствольным револьвером и, прежде чем Борн сумел добраться до калеки, раздался выстрел. Выстрелы следовали один за другим. Леденящая боль пронзила левое плечо, затем голову... О, боже!
Борн упал на ковер, Отбросил тяжелый торшер в сторону калеки и, перекатившись, оказался рядом с креслом. Он ударил его правым плечом, сбрасывая безногого с кресла и доставая из кармана пистолет.
— Они заплатят за твой труп! — вопил Чернак, корчась на полу и стараясь выбрать позицию для стрельбы. — Ты не загонишь меня в гроб! Я сам вколочу тебя туда! Карлос заплатит! Он заплатит, вонючий шакал!
Борн уклонился и выстрелил. Голова калеки дернулась назад, и из его горла потекла кровь: он был мертв. Из соседней комнаты послышался крик — глубокий, протяжный и активно заполняющий все вокруг. Женский крик... Конечно, это был женский крик... Кричала его заложница, его проводник из Цюриха! О, боже! Он должен сосредоточиться! Его голова была в агонии. Виски разламывались от боли... Он должен уходить... Выстрелы... Выстрелы были сигналом тревоги. Он должен забрать заложницу и убраться отсюда прочь! Комната... Комната... Где она? Крик... Вой... Нужно двигаться в направлении крика. Борн добрался до двери и распахнул ее. Женщина... Его заложница... Черт побери, он не мог вспомнить ее имя! Она прижималась к стене, по ее лицу текли слезы, а перекошенные губки дрожали. Он кинулся к ней, схватил за руку и попытался вытащить ее оттуда.
— Боже мой! Вы убили его! — вопила она. — Старого калеку!
— Прекратите!
Борн резко толкнул ее к двери, открыл и потащил ее за собой в холл, с трудом расплывчатые фигура в открытых дверях соседних квартир. Они двигались, растворяясь в окружавшем их тумане, двери хлопали, со всех сторон доносились вопли. Он держал женщину левой рукой. И это требовало огромных усилий, так как при каждом резком движении в раненном плече появлялась невыносимая боль. Толкая женщину вперед, он использовал ее как опору для левой руки. В его правой руке находилось оружие.
Наконец, они добрались до выхода.
— Открывайте дверь! — приказал Джейсон.
Она молча выполнила приказание. На улице он некоторое время прислушивался, стараясь сквозь гул в голове услышать сирены полицейских машин, но пока все было спокойно.
— Вперед! — буркнул он, увлекая ее к машине.
Внутри машины он достал бинт, который ему удалось отыскать в квартире Чернака и, обмотав его вокруг головы, попытался остановить кровь. В глубине сознания он ощутил странное облегчение. Рана была рваной. Его обратил в панику сам факт ранения в голову, но пуля лишь коснулась ее, не затронув кость. Это не должно привести к агонии, пережитой им в Порт-Нойре.
— Какого черта мы стоим? Немедленно уезжайте!
— Куда? Вы не сказали куда, — Мари больше не кричала, наоборот, была спокойной. Спокойной без всякой видимой причины. Смотрела ли она на него? Его мучили приступы головокружения, он вновь терял ориентацию, все окружающее расплывалось, исчезая в тумане.
— Степпдекштрассе... Он слышал слова, когда произносил их, не будучи уверенным, что они принадлежат ему. Но он мог представить себе дорогу туда. Темно-красная краска... Старая краска... Ржавые листы железа.
— Степпдекштрассе... — еще раз повторил Борн.
— Кхе... — откашлялась женщина.
Но в чем дело? Что-то не так? Почему выключен двигатель? Разве она его не слышит? Его глаза были открыты. Он открыл их. Оружие! В его руке по-прежнему было оружие. Борн сел поудобнее, чтобы поправить повязку... Она сбежала, сбежала! Оружие упало на пол. Он нагнулся за ним, и тут она оттолкнула его, голова врезалась в окно, и он потерял сознание.
Женщина выбралась из машины и побежала. Она убежала от него! Его заложница, его последняя надежда убежала от него вниз по Лювенштрассе! Он не должен оставаться в машине. Борн даже не предпринял попытки завести ее. Она превратилась в стальную ловушку, готовую выдать его в любое мгновение. Борн опустил револьвер в карман вместе с мотком пластыря и, зажимая рану на голове, стал выбираться из автомобиля. В конце концов, это ему удалось и он, хромая, побрел по тротуару, стараясь передвигаться как можно быстрее.
Где-то впереди должен находиться угол улицы со стоянкой такси.
“Степпдекштрассе”. Мари Сен-Жак бежала по середине пустынной широкой улицы, протягивая руки в сторону изредка проезжающих машин. При каждом всплеске огней позади себя она поворачивалась, пытаясь обратить на себя внимание, но машины на полной скорости проносились мимо. Это был Цюрих и Лювенштрассе в этот час скорее напоминала пустыню, чем городскую улицу.
Однако, в одном из автомобилей люди узнали ее. Огоньки автомобиля погасли, чтобы водитель смог разглядеть ее при уличном освещении.
— Это может быть только она. Черняк или Чернак живет всего в квартале от этого места.
— Останавливайся и дай ей возможность подойти поближе. Предположительно, она одета в шелковое платье. Да, похоже, это она.
— Прежде чем сообщать по радио другим, нам следует убедиться в этом факте.
Мужчины вышли из машины. Пассажир, выйдя из машины и обойдя капот, присоединился к водителю. Оба выглядели средней руки чиновниками, серьезными и обходительными. Взволнованная и испуганная женщина быстро приближалась. Первым заговорил с ней водитель:
— Что с вами, фройляйн?
— Помогите, помогите мне! — закричала она. — Я не могу... Я не разговариваю по-немецки. Нихт шпрехен! Позовите полицию!
В разговор вмешался пассажир, стараясь успокоить женщину голосом.
— Мы оба из полиции, — сообщил он по-английски. — Мы не совсем уверены, мисс. Вы женщина из отеля “Кариллон дю Лак”?
— Да! Он не отпускал меня! Он держал меня, угрожая оружием! Это было ужасно!
— Где он сейчас?
— Он ранен. В него стреляли, а я убежала из машины... Он был в ней, когда я убегала! — она показала вниз по Лювенштрассе. — Я думаю, он где-то в середине этого квартала. Серая машина... У него оружие!
— У нас оно тоже есть, мисс, — ответил водитель. Садитесь в машину. Там вы будете в безопасности.
До серого “купе” они добрались очень быстро, но внутри никого не оказалось. Около дома 37 собралась небольшая толпа. Пассажир повернулся и заговорил с испуганной женщиной, сжавшейся на заднем сидении.
— Здесь живет некто Чернак. Скажите, он упоминал его имя? Он собирался к нему зайти?
— Уже заходил... Он и меня затащил с собой! Он убил его! Он убил этого старого искалеченного человека!
— Радио, быстро! — приказал пассажир водителю, и тот потянулся за микрофоном на передней панели. В то же время машина рванулась вперед.
— Что вы делаете? Ведь в этом квартале убит человек!
— И мы должны найти убийцу, — сказал водитель. — Вы сказали, что он ранен? Тогда он может находиться где-то поблизости. Эта машина не похожа на полицейскую, так что мы можем его поймать. Конечно, мы должны подождать, когда подъедут другие машины, но наши задачи несколько отличаются.
Автомобиль остановился в нескольких ярдах от дома 37.
Пассажир говорил в микрофон, а в это время водитель объяснял Мари их официальную позицию в этом деле.
— Очень скоро здесь появится наш начальник, — сказал пассажир. — Мы обязаны дождаться его. Он хочет с вами поговорить.
Мари Сен-Жак откинулась назад, закрывая глаза и стараясь успокоиться. — О, боже! — воскликнула она. — Мне кажется, что я не прочь выпить! Водитель рассмеялся, кивнув напарнику. Тот достал небольшую бутылочку и протянул женщине.
— Мы недостаточно экипированы, мисс. У нас нет ни рюмок, ни стаканов, но бренди у нас есть! Исключительно для медицинских целей. Мне кажется, что сейчас как раз такой случай. Примите наши комплименты, мисс.
Мари улыбнулась и взяла бутылку.
— Вы самые прекрасные люди. Жаль, что вы никогда не узнаете, как я могу быть благодарна. Если когда-нибудь вы приедете в Канаду, я приготовлю вам лучшее на всю провинцию Онтарио мясо по-французски.
— Благодарю вас, мисс, — улыбнулся водитель. Борн изучал повязку на своем плече, искоса поглядывая в тусклое, в грязных потеках зеркало, приспосабливая глаза к слабому свету омерзительной грязной комнаты. Он был прав по поводу Степпдекштрассе. Картина блеклых дверей, разбитых окон и ржавых железных перил полностью совпадала с тем, что он увидел воочию. Когда он снимал комнату, ему не было задано ни единого вопроса, несмотря на его ранение. Более того, дежурный как бы между прочим, сказал ему, забирая деньги за комнату:
— За нечто более существенное можно найти доктора, который умеет держать язык за зубами.
— Я буду иметь это в виду.
Рана пока не кровоточила. Пластырь должен продержаться до тех пор, пока он не найдет более надежного врача, чем тайно практикующего на Степпдекштрассе.
“Если стрессовая ситуация возникнет в результате ранения, то всегда помните, что потрясение может быть в большей степени психологическим, чем физическим. Вы можете ощущать резкое изменение состояния, внутренняя боль может стать невыносимой. В этот момент не нужно рисковать, совершая необдуманные поступки, наоборот, если есть время, то необходимо приспособиться. Не впадайте в панику”.
Борн паниковал и все части его тела разламывались от боли. И хотя резкие боли в плече и рваная рана в возле виска были очень тяжелыми, у него все еще оставались силы, чтобы вести себя достаточно осмотрительно. Сигналы от мозга поступали ко всем частям тела и возвращались назад. Он был дееспособен.
— Очень мало по сравнению с размерами риска, — возразил Чернак, покачивая головой и учащенно дыша. Обрубки его ног нервно перемещались по креслу. — Я был вполне всем доволен, когда вы вторглись в мою жизнь, мой господин. Старый солдат, прошедший длинный путь, прежде чем оказаться в Цюрихе, калека, который не помышлял ни о чем другом, как только свести концы с концами, рассчитывая разве лишь на старых друзей, встретив вас, я...
— Я тронут, — коротко бросил Борн. — Давайте поговорим лучше о конверте, который вы передали вашему обожравшемуся другу в Альпенхаузе. Кто вам дал его?
— Отправитель. Кто же еще?
— Откуда он прибыл?
— Откуда я знаю! Он появился в почтовом ящике, так же, как и другие. Я просто отправил его дальше, а вы очень хотели его получить. Вы заявили, что больше не сможете тут появляться.
— Но вы открывали его!
— Никогда!
— Предположим, я скажу, что некоторая сумма денег пропала.
— Этого не может быть. Я ничего не знаю. Зачем вы появились?
“Потому что я хочу знать. Потому что потерял рассудок. Я вижу и слышу, но ничего не понимаю. Я дееспособен, могу мыслить, но у меня нет памяти... Помогите мне!”
Бон тихо отошел от кресла. Активного допроса не получалось. Потом он совершенно бесцельно подошел к книжному шкафу, рядом с которым было развешано несколько неотчетливых фотографий, которые поясняли личность их владельца. Группы немецких солдат, многие из которых с овчарками позировали фотографу на фоне ограждений, где над высокими воротами проступала часть надписи: ДАХ... ДАХАУ... Человек сзади него двигался! Борн обернулся. Безногий Чернак засунул руку в брезентовую сумку, висевшую на кресле. Его глаза безумно блестели, а опустошенное лицо было перекошено. Рука резко поднялась вверх с короткоствольным револьвером и, прежде чем Борн сумел добраться до калеки, раздался выстрел. Выстрелы следовали один за другим. Леденящая боль пронзила левое плечо, затем голову... О, боже!
Борн упал на ковер, Отбросил тяжелый торшер в сторону калеки и, перекатившись, оказался рядом с креслом. Он ударил его правым плечом, сбрасывая безногого с кресла и доставая из кармана пистолет.
— Они заплатят за твой труп! — вопил Чернак, корчась на полу и стараясь выбрать позицию для стрельбы. — Ты не загонишь меня в гроб! Я сам вколочу тебя туда! Карлос заплатит! Он заплатит, вонючий шакал!
Борн уклонился и выстрелил. Голова калеки дернулась назад, и из его горла потекла кровь: он был мертв. Из соседней комнаты послышался крик — глубокий, протяжный и активно заполняющий все вокруг. Женский крик... Конечно, это был женский крик... Кричала его заложница, его проводник из Цюриха! О, боже! Он должен сосредоточиться! Его голова была в агонии. Виски разламывались от боли... Он должен уходить... Выстрелы... Выстрелы были сигналом тревоги. Он должен забрать заложницу и убраться отсюда прочь! Комната... Комната... Где она? Крик... Вой... Нужно двигаться в направлении крика. Борн добрался до двери и распахнул ее. Женщина... Его заложница... Черт побери, он не мог вспомнить ее имя! Она прижималась к стене, по ее лицу текли слезы, а перекошенные губки дрожали. Он кинулся к ней, схватил за руку и попытался вытащить ее оттуда.
— Боже мой! Вы убили его! — вопила она. — Старого калеку!
— Прекратите!
Борн резко толкнул ее к двери, открыл и потащил ее за собой в холл, с трудом расплывчатые фигура в открытых дверях соседних квартир. Они двигались, растворяясь в окружавшем их тумане, двери хлопали, со всех сторон доносились вопли. Он держал женщину левой рукой. И это требовало огромных усилий, так как при каждом резком движении в раненном плече появлялась невыносимая боль. Толкая женщину вперед, он использовал ее как опору для левой руки. В его правой руке находилось оружие.
Наконец, они добрались до выхода.
— Открывайте дверь! — приказал Джейсон.
Она молча выполнила приказание. На улице он некоторое время прислушивался, стараясь сквозь гул в голове услышать сирены полицейских машин, но пока все было спокойно.
— Вперед! — буркнул он, увлекая ее к машине.
Внутри машины он достал бинт, который ему удалось отыскать в квартире Чернака и, обмотав его вокруг головы, попытался остановить кровь. В глубине сознания он ощутил странное облегчение. Рана была рваной. Его обратил в панику сам факт ранения в голову, но пуля лишь коснулась ее, не затронув кость. Это не должно привести к агонии, пережитой им в Порт-Нойре.
— Какого черта мы стоим? Немедленно уезжайте!
— Куда? Вы не сказали куда, — Мари больше не кричала, наоборот, была спокойной. Спокойной без всякой видимой причины. Смотрела ли она на него? Его мучили приступы головокружения, он вновь терял ориентацию, все окружающее расплывалось, исчезая в тумане.
— Степпдекштрассе... Он слышал слова, когда произносил их, не будучи уверенным, что они принадлежат ему. Но он мог представить себе дорогу туда. Темно-красная краска... Старая краска... Ржавые листы железа.
— Степпдекштрассе... — еще раз повторил Борн.
— Кхе... — откашлялась женщина.
Но в чем дело? Что-то не так? Почему выключен двигатель? Разве она его не слышит? Его глаза были открыты. Он открыл их. Оружие! В его руке по-прежнему было оружие. Борн сел поудобнее, чтобы поправить повязку... Она сбежала, сбежала! Оружие упало на пол. Он нагнулся за ним, и тут она оттолкнула его, голова врезалась в окно, и он потерял сознание.
Женщина выбралась из машины и побежала. Она убежала от него! Его заложница, его последняя надежда убежала от него вниз по Лювенштрассе! Он не должен оставаться в машине. Борн даже не предпринял попытки завести ее. Она превратилась в стальную ловушку, готовую выдать его в любое мгновение. Борн опустил револьвер в карман вместе с мотком пластыря и, зажимая рану на голове, стал выбираться из автомобиля. В конце концов, это ему удалось и он, хромая, побрел по тротуару, стараясь передвигаться как можно быстрее.
Где-то впереди должен находиться угол улицы со стоянкой такси.
“Степпдекштрассе”. Мари Сен-Жак бежала по середине пустынной широкой улицы, протягивая руки в сторону изредка проезжающих машин. При каждом всплеске огней позади себя она поворачивалась, пытаясь обратить на себя внимание, но машины на полной скорости проносились мимо. Это был Цюрих и Лювенштрассе в этот час скорее напоминала пустыню, чем городскую улицу.
Однако, в одном из автомобилей люди узнали ее. Огоньки автомобиля погасли, чтобы водитель смог разглядеть ее при уличном освещении.
— Это может быть только она. Черняк или Чернак живет всего в квартале от этого места.
— Останавливайся и дай ей возможность подойти поближе. Предположительно, она одета в шелковое платье. Да, похоже, это она.
— Прежде чем сообщать по радио другим, нам следует убедиться в этом факте.
Мужчины вышли из машины. Пассажир, выйдя из машины и обойдя капот, присоединился к водителю. Оба выглядели средней руки чиновниками, серьезными и обходительными. Взволнованная и испуганная женщина быстро приближалась. Первым заговорил с ней водитель:
— Что с вами, фройляйн?
— Помогите, помогите мне! — закричала она. — Я не могу... Я не разговариваю по-немецки. Нихт шпрехен! Позовите полицию!
В разговор вмешался пассажир, стараясь успокоить женщину голосом.
— Мы оба из полиции, — сообщил он по-английски. — Мы не совсем уверены, мисс. Вы женщина из отеля “Кариллон дю Лак”?
— Да! Он не отпускал меня! Он держал меня, угрожая оружием! Это было ужасно!
— Где он сейчас?
— Он ранен. В него стреляли, а я убежала из машины... Он был в ней, когда я убегала! — она показала вниз по Лювенштрассе. — Я думаю, он где-то в середине этого квартала. Серая машина... У него оружие!
— У нас оно тоже есть, мисс, — ответил водитель. Садитесь в машину. Там вы будете в безопасности.
До серого “купе” они добрались очень быстро, но внутри никого не оказалось. Около дома 37 собралась небольшая толпа. Пассажир повернулся и заговорил с испуганной женщиной, сжавшейся на заднем сидении.
— Здесь живет некто Чернак. Скажите, он упоминал его имя? Он собирался к нему зайти?
— Уже заходил... Он и меня затащил с собой! Он убил его! Он убил этого старого искалеченного человека!
— Радио, быстро! — приказал пассажир водителю, и тот потянулся за микрофоном на передней панели. В то же время машина рванулась вперед.
— Что вы делаете? Ведь в этом квартале убит человек!
— И мы должны найти убийцу, — сказал водитель. — Вы сказали, что он ранен? Тогда он может находиться где-то поблизости. Эта машина не похожа на полицейскую, так что мы можем его поймать. Конечно, мы должны подождать, когда подъедут другие машины, но наши задачи несколько отличаются.
Автомобиль остановился в нескольких ярдах от дома 37.
Пассажир говорил в микрофон, а в это время водитель объяснял Мари их официальную позицию в этом деле.
— Очень скоро здесь появится наш начальник, — сказал пассажир. — Мы обязаны дождаться его. Он хочет с вами поговорить.
Мари Сен-Жак откинулась назад, закрывая глаза и стараясь успокоиться. — О, боже! — воскликнула она. — Мне кажется, что я не прочь выпить! Водитель рассмеялся, кивнув напарнику. Тот достал небольшую бутылочку и протянул женщине.
— Мы недостаточно экипированы, мисс. У нас нет ни рюмок, ни стаканов, но бренди у нас есть! Исключительно для медицинских целей. Мне кажется, что сейчас как раз такой случай. Примите наши комплименты, мисс.
Мари улыбнулась и взяла бутылку.
— Вы самые прекрасные люди. Жаль, что вы никогда не узнаете, как я могу быть благодарна. Если когда-нибудь вы приедете в Канаду, я приготовлю вам лучшее на всю провинцию Онтарио мясо по-французски.
— Благодарю вас, мисс, — улыбнулся водитель. Борн изучал повязку на своем плече, искоса поглядывая в тусклое, в грязных потеках зеркало, приспосабливая глаза к слабому свету омерзительной грязной комнаты. Он был прав по поводу Степпдекштрассе. Картина блеклых дверей, разбитых окон и ржавых железных перил полностью совпадала с тем, что он увидел воочию. Когда он снимал комнату, ему не было задано ни единого вопроса, несмотря на его ранение. Более того, дежурный как бы между прочим, сказал ему, забирая деньги за комнату:
— За нечто более существенное можно найти доктора, который умеет держать язык за зубами.
— Я буду иметь это в виду.
Рана пока не кровоточила. Пластырь должен продержаться до тех пор, пока он не найдет более надежного врача, чем тайно практикующего на Степпдекштрассе.
“Если стрессовая ситуация возникнет в результате ранения, то всегда помните, что потрясение может быть в большей степени психологическим, чем физическим. Вы можете ощущать резкое изменение состояния, внутренняя боль может стать невыносимой. В этот момент не нужно рисковать, совершая необдуманные поступки, наоборот, если есть время, то необходимо приспособиться. Не впадайте в панику”.
Борн паниковал и все части его тела разламывались от боли. И хотя резкие боли в плече и рваная рана в возле виска были очень тяжелыми, у него все еще оставались силы, чтобы вести себя достаточно осмотрительно. Сигналы от мозга поступали ко всем частям тела и возвращались назад. Он был дееспособен.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента