Страница:
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- Следующая »
- Последняя >>
Роберт Ладлэм
Идентификация Борна
Книга первая
“НЬЮ-ЙОРК ТАЙМС”, ПЯТНИЦА, 11 ИЮЛЯ 1975 г.
(первая страница)
ДИПЛОМАТЫ ПРИЗНАЛИСЬ, ЧТО БЫЛИ СВЯЗАНЫ С РАЗЫСКИВАЕМЫМ ПОЛИЦИЕЙ ТЕРРОРИСТОМ, ИЗВЕСТНЫМ ПОД ИМЕНЕМ КАРЛОС.
Париж, 10 июля. Сегодня из Франции высланы три высокопоставленных кубинских дипломата в связи с широкомасштабными поисками человека по имени Карлос, который, как полагают, является важным звеном в международной террористической сети.
Подозреваемый, чье настоящее имя Ильич Рамирес Санчес, разыскивается в связи с убийством двух агентов французской контрразведки и осведомителя-ливанца в одном из отелей Латинского квартала.
Расследование этих трех убийств навело полицию на факт наличия крупной сети международного терроризма во Франции и Англии. При этом французской и британской полицией были обнаружены доказательства связи Карлоса с главными центрами терроризма в Западной Германии, и возникли подозрения о взаимосвязи между многими террористическими актами в Европе.
С тех пор как были получены сведения некоторых агентов, выяснилось, что след Карлоса был обнаружен в Лондоне и Бейруте.
ОБЗОРНОЕ СООБЩЕНИЕ
СЕТИ ДЛЯ УБИЙЦЫ
Лондон (АП).
Оружие и женщины, взрывные устройства и шикарные костюмы, плотно набитый бумажник, авиабилеты в романтические места и роскошные отели в полдюжины городов мира.
Таким представляется портрет убийцы, разыскиваемого международными специалистами по охоте за людьми. Охота началась с момента, когда этот человек открыл дверь на стук в отеле Латинского квартала и застрелил насмерть двух секретных агентов французов и осведомителя из Ливана. Это событие вовлекло в расследование четырех женщин в двух столицах, которые обвиняются в связи с ним. Сам же убийца исчез и, как предполагают французские полицейские, находится в Ливане.
В течение последних дней в Лондоне репортерам удалось получить описание его внешности. Все, встречавшиеся с ним, характеризовали его как респектабельного, хорошо образованного, вежливого, со вкусом одетого человека.
Но в то же время, тесно связанные с ним люди (мужчины и женщины), представляют из себя очень опасных людей. Говорили, что он связан с японской красной армией, с вооруженными арабскими формированиями, с Западно-Германским кланом Баадер-Менгоф, с либеральным фронтом Квебека и с ирландской республиканской армией. Когда он путешествовал (Париж, Западный Берлин, Гаага), то везде рвались бомбы, грохотали выстрелы и похищались люди.
Первая попытка остановить его была предпринята в Париже, когда 27 июня ливанский террорист сломался на допросах и привел агентов секретной службы к дверям убийцы. Однако, все трое были убиты, а преступник скрылся. Полиция захватила принадлежавшее ему оружие и записные книжки, где были перечислены смертные приговоры целому ряду известных людей.
Вчера лондонская “Обсервер” сообщила, что полиция разыскивает сына одного адвоката-коммуниста для допроса в связи с этим тройным убийством.
Скотланд-Ярд заявил: “Мы не отказываемся от комментария”, и добавил, что против этого лица нет конкретных обвинений, а интерес полиции вызван только необходимостью задать ему некоторые вопросы. “Обсервер” отмечает, что разыскиваемый человек — некто Ильич Рамирес Санчес. Газета отмечает, что это имя было в одном из четырех паспортов, обнаруженных французской полицией на месте убийства. Газета сообщила и такую подробность: Санчес был назван как Ильич в честь основателя советского государства и получил образование в Москве, отчего свободно говорит по-русски.
В Каракасе представитель пресс-центра коммунистической партии Венесуэлы сообщил, что Ильич является сыном семидесятилетнего адвоката-марксиста, живущего в 450 милях к западу от Каракаса, но ни отец, ни сын никогда не принадлежали к нашей партии. Репортерам он сообщил, что не знает, где может находиться Ильич.
(первая страница)
ДИПЛОМАТЫ ПРИЗНАЛИСЬ, ЧТО БЫЛИ СВЯЗАНЫ С РАЗЫСКИВАЕМЫМ ПОЛИЦИЕЙ ТЕРРОРИСТОМ, ИЗВЕСТНЫМ ПОД ИМЕНЕМ КАРЛОС.
Париж, 10 июля. Сегодня из Франции высланы три высокопоставленных кубинских дипломата в связи с широкомасштабными поисками человека по имени Карлос, который, как полагают, является важным звеном в международной террористической сети.
Подозреваемый, чье настоящее имя Ильич Рамирес Санчес, разыскивается в связи с убийством двух агентов французской контрразведки и осведомителя-ливанца в одном из отелей Латинского квартала.
Расследование этих трех убийств навело полицию на факт наличия крупной сети международного терроризма во Франции и Англии. При этом французской и британской полицией были обнаружены доказательства связи Карлоса с главными центрами терроризма в Западной Германии, и возникли подозрения о взаимосвязи между многими террористическими актами в Европе.
* * *
СООБЩЕНИЕ ИЗ ЛОНДОНА.С тех пор как были получены сведения некоторых агентов, выяснилось, что след Карлоса был обнаружен в Лондоне и Бейруте.
* * *
“АССОШИЭЙТЕД ПРЕСС”, ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 ИЮЛЯ 1975,ОБЗОРНОЕ СООБЩЕНИЕ
СЕТИ ДЛЯ УБИЙЦЫ
Лондон (АП).
Оружие и женщины, взрывные устройства и шикарные костюмы, плотно набитый бумажник, авиабилеты в романтические места и роскошные отели в полдюжины городов мира.
Таким представляется портрет убийцы, разыскиваемого международными специалистами по охоте за людьми. Охота началась с момента, когда этот человек открыл дверь на стук в отеле Латинского квартала и застрелил насмерть двух секретных агентов французов и осведомителя из Ливана. Это событие вовлекло в расследование четырех женщин в двух столицах, которые обвиняются в связи с ним. Сам же убийца исчез и, как предполагают французские полицейские, находится в Ливане.
В течение последних дней в Лондоне репортерам удалось получить описание его внешности. Все, встречавшиеся с ним, характеризовали его как респектабельного, хорошо образованного, вежливого, со вкусом одетого человека.
Но в то же время, тесно связанные с ним люди (мужчины и женщины), представляют из себя очень опасных людей. Говорили, что он связан с японской красной армией, с вооруженными арабскими формированиями, с Западно-Германским кланом Баадер-Менгоф, с либеральным фронтом Квебека и с ирландской республиканской армией. Когда он путешествовал (Париж, Западный Берлин, Гаага), то везде рвались бомбы, грохотали выстрелы и похищались люди.
Первая попытка остановить его была предпринята в Париже, когда 27 июня ливанский террорист сломался на допросах и привел агентов секретной службы к дверям убийцы. Однако, все трое были убиты, а преступник скрылся. Полиция захватила принадлежавшее ему оружие и записные книжки, где были перечислены смертные приговоры целому ряду известных людей.
Вчера лондонская “Обсервер” сообщила, что полиция разыскивает сына одного адвоката-коммуниста для допроса в связи с этим тройным убийством.
Скотланд-Ярд заявил: “Мы не отказываемся от комментария”, и добавил, что против этого лица нет конкретных обвинений, а интерес полиции вызван только необходимостью задать ему некоторые вопросы. “Обсервер” отмечает, что разыскиваемый человек — некто Ильич Рамирес Санчес. Газета отмечает, что это имя было в одном из четырех паспортов, обнаруженных французской полицией на месте убийства. Газета сообщила и такую подробность: Санчес был назван как Ильич в честь основателя советского государства и получил образование в Москве, отчего свободно говорит по-русски.
В Каракасе представитель пресс-центра коммунистической партии Венесуэлы сообщил, что Ильич является сыном семидесятилетнего адвоката-марксиста, живущего в 450 милях к западу от Каракаса, но ни отец, ни сын никогда не принадлежали к нашей партии. Репортерам он сообщил, что не знает, где может находиться Ильич.
Глава 1
Траулер проваливался в злобные волны темного, свирепого моря подобно неуклюжему животному, пытающемуся с безысходной отчаянностью выбраться из сплошного болота. Волны в рост Голиафа обрушивались на корпус судна с огромной силой. Белая водяная пыль, заполнявшая все пространство над морем, каскадами проносилась через палубу под напором ночного ветра. Все окружающее было наполнено звуками трущихся деревянных частей траулера и раскачивающихся, натянутых до предела стальных тросов. Животное умирало. Два резких звука пронзили окружающий гул морской стихии. Они донеслись из слабо освященной каюты, которая то поднималась, то опускалась вместе с палубой судна. Из двери в стремительном прыжке выскочил человек, хватаясь одной рукой за поручни, а другую прижимая к груди.
За ним появился второй. Он следовал более осторожно, преследуя свои цели, цели охотника. Он стоял несколько секунд, подпирая дверь кабины, затем поднял пистолет и выстрелил. И еще раз. Человек у поручней вскинул обе руки к голове, изгибаясь назад под ударом четвертой пули. Неожиданно нос траулера погрузился в пропасть, образовавшуюся между двумя гигантскими волнами, поднимая раненого человека над палубой. Он упал на левый бок, не в состоянии оторвать руки от головы. Судно поднялось вверх, нос и середина палубы освобождались от воды, потоки которой смыли человека в дверях назад, в каюту, и тогда грохнул пятый отчаянный выстрел. Послышался пронзительный крик раненого, его руки искали теперь какую-нибудь опору, его глаза были залиты кровью и водой. Но под руками ничего не было, и он хватался за окружавшую его пустоту, его ноги подогнулись, в то время как тело резко наклонилось вперед. Судно неожиданно резко развернулось в подветренную сторону, и человек, голова которого была разбита выстрелом, полетел вниз в умопомрачительную кромешную тьму.
Он почувствовал, как вода обволакивает его, крутит и затягивает вниз, разворачивает кругами, выбрасывает наверх, разрешая сделать глоток воздуха, и снова бросает вниз. Он чувствовал почти одновременно то холод, то жар, он видел себя как бы со стороны, то опускающегося в морскую пучину, то поднимающегося из нее. Эти ощущения не оставляли его до тех пор, пока он не потерял сознание.
Лучи восходящего солнца пробивались через туманное небо западного побережья Средиземного моря. Шкипер небольшой рыбацкой лодки сидел на куче сетей, покуривая “Голуаз”, и смотрел, почти не мигая, на морскую гладь. Его младший брат распутывал сети в двух шагах от него, переговариваясь с другим членом команды. Они смеялись над чем-то, хотя прошлой ночью всем было не до смеха. Откуда пришел шторм? В сообщениях о погоде, постоянно передаваемых из Марселя, ничего подобного не было. Шкипер докурил сигарету и теперь дремал, полузакрыв глаза. Иметь на лодке родного брата очень удобно. На него иногда можно оставить управление без опасений, что что-то пропадет. Член семьи всегда будет внимателен к лодке, и к окружающему морю, его глаза всегда будут настороже.
— Смотри! Это там!
Это закричал его брат, показывая рукой на северо-запад.
— Что там? Что случилось? — воскликнул очнувшийся от забытья шкипер. — Это человек! Человек на воде! Он держится за что-то!
Шкипер добрался до рулевого колеса и лодка развернулась вправо, приближаясь к неподвижной фигуре, наполовину погруженной в воду. Двигатель был приглушен, чтобы уменьшить волну. Человек выглядел как тот деревянный предмет, за который держались его руки. Белые и неподвижные, они мертвой хваткой сжимали деревянный обломок.
— Сделайте петлю из каната! — приказал шкипер. — Аккуратно набросьте ее на его ноги и осторожно подтащите к борту.
— Его руки не отпускают деревяшку! — крикнул ему брат, когда человек был уже рядом с бортом.
— Постарайся разжать их! Возможно, это хватка покойника!
— Нет, он еще жив, правда, его глаза нас не видят, — сообщил рыбак, освобождая руки человека от спасительного деревянного обломка. — Взгляните на его голову! Она вся разбита!
— Он мог удариться во время шторма, — предположил шкипер, помогая товарищам затащить незнакомца в лодку. — Нет, это не удар, а след от пули, — заметил он, когда смог рассмотреть его поближе. — В него стреляли.
— Мы должны добраться до Порт-Нойра, это ближайший к нам остров и там есть врач.
— Англичанин?
— Да, он поможет.
— Если не напился, — усмехнулся его брат.
— Это не имеет значения. Этот человек все равно будет трупом, когда мы туда доберемся.
— Посмотри, посмотри на его глаза! — воскликнул рыбак.
— Что с ними? — поинтересовался брат.
— Секунду назад они были серыми, как сталь, а сейчас голубые.
— Солнце стало светить сильнее, — пожал плечами шкипер. — Оно проделывает такие штуки и с твоими глазами! Не имеет значения какого цвета будут глаза у будущего покойника.
Наступил уже полдень, когда лодка достигла залива на острове. Улица, мощеная камнем, спускалась почти до самого берега. Последний дом принадлежал англичанину, который появился в Порт-Нойре восемь лет назад при обстоятельствах, теперь уже мало кому известных. Он был врачом, и жители побережья нуждались в нем. Все-таки это было лучше, чем ничего.
Но не сегодня. Никто не должен беспокоить его в воскресенье. Всем было известно, что субботними вечерами доктор напивался в деревне, завершая подобным образом конец недели. Правда, бывали случаи, что доктора не видели в деревне по субботам, но это не имело никакого значения, так как бутылки виски регулярно доставлялись ему на дом. Он и на этот раз оставался дома, когда рыбацкая лодка доставила к его дому человека, который был скорее трупом, чем живым существом.
Доктор Джерри Восборн отходил ото сна. Он часто моргал, ориентируясь в пространстве, и долго смотрел в открытую дверь спальни. Стояла тишина. Это был святой день на Порт-Нойре: лодки в заливе отдыхали. Восборн взглянул на пустой стакан и на полупустую бутылку, стоящую на столике рядом с его креслом. В нормальный воскресный день, как правило, оба предмета были уже пустыми. Он улыбнулся про себя, вспоминая свою старшую сестру, благодаря которой он почти ежемесячно получал скотч из Англии. Но в один прекрасный день это может кончиться. Деньги кончаются, и она не сможет больше доставлять ему радость вместе с этим прекрасным напитком.
Он допускал, что это вполне возможно при определенных обстоятельствах и почти смирился с этим исходом почти уже четыре недели с тех пор, когда полумертвый человек был выловлен из моря и доставлен в его дом рыбаками, которые пожелали остаться неизвестными. Их можно было понять: в человека стреляли. Рыбаки не знали, что не только пули поразили его тело. Была поражена и его память.
Доктор не торопливо подошел к окну, выходящему на залив. Он вспомнил Англию и толпы людей на Риджент-стрит. Сейчас его воспоминания были иными, нежели четыре недели назад. Он получил слабую надежду вновь увидеть Англию. Все могло измениться для него с этого момента. Незнакомец мог это сделать. Несмотря на его приблизительные прогнозы, это могло случиться каждую минуту. Человек должен был придти в себя. Доктор очень на это надеялся, поэтому он чрезвычайно внимательно следил за его выздоровлением, стараясь не допустить ни единой оплошности, подобной той, за которую он был выставлен из госпиталя в Лондоне, когда его пациент скончался.
Восборн не хотел, чтобы история повторилась с этим незнакомцем, но при этом была и еще одна, только ему известная причина. Он не пил уже почти целые сутки, наблюдая за раненым и теперь, убедившись, что все идет как надо, решил вернуться к бутылочке. Он сделал несколько глотков и остановился — на этот раз достаточно. Он хотел постоянно иметь представление о ситуации. И днем и ночью... Незнакомец может придти в себя, его взгляд может стать осмысленным и с его губ могут слететь первые слова. Он не должен упустить этот момент.
Слова были первым признаком возвращения к жизни. Они пронеслись в воздухе, как только ранний бриз наполнил комнату прохладой.
— Кто здесь? Кто в комнате?
Восборн осторожно приблизился к кровати и тихо присел на край. Едва дыша, он стал прислушиваться.
— Друг... — как можно мягче сказал он.
— Друг?
— Вы говорите по-английски. Я был в этом уверен. Вы американец или канадец. Ваши зубы лечили не в Англии и не Париже. Как вы себя чувствуете? — Я не уверен, что все нормально.
— Выздоровление потребует времени. Я ваш доктор. Меня зовут Джерри Восборн. А как ваше имя?
— Что?
— Я спрашиваю, как вас зовут.
Незнакомец повернул голову и его взгляд застыл на белой стене, разрисованной солнечными бликами. Потом он повернулся назад, и его голубые глаза посмотрели на доктора.
— Я не знаю.
— Боже мой!
— Я говорю вам уже который раз, что это требует времени. Чем больше вы раздражаетесь, тем становится хуже.
— Вы пьяны.
— Действительно, я пьян. Но я могу вам дать ключ к разгадке, если вы будете слушать меня.
— Я готов слушать.
— Но вы не хотите. Вы постоянно залезаете в кокон и закрываетесь на все задвижки. Слушайте меня сначала.
— Я слушаю.
— Во время вашего беспамятства и выздоровления вы говорили на трех разных языках. Английском, французском и еще на каком-то чертовом наречии, которое, как мне показалось, скорее всего существует на Востоке. Это говорит о многом, например о том, что вы чувствуете себя свободно в любом месте. Я имею в виду географически. Что наиболее для вас привычно? Какой язык?
— Скорее английский.
— Это мы уже выяснили. А что более всего непривычно?
— Я не знаю, не уверен.
— Ваши глаза имеют нормальную, округлую форму. Я хочу сказать не восточную.
— Верно.
— Тогда почему вы говорите на этом языке? Подумайте, попробуйте составить ассоциации. Я записал несколько слов, вслушайтесь в них. Я попробую воспроизвести их чисто фонетически. Ма-ква... Там-кван... Ки-са... Скажите первое, что пришло вам при этом на ум?
— Ничего.
— Хороший признак.
— Какого черта вы от меня хотите?
— Кое-что, нечто...
— Вы пьяны.
— С этим мы уже выяснили. Да, я пьян, и при этом я спас вашу жизнь. Пьян я или нет, но я все-таки врач, и когда был им, то был одним из лучших.
— А что случилось потом?
— Пациент задает вопросы врачу?
— Почему нет?
Восборн замолчал, глядя в окно на залив. — Я был пьян, и меня обвинили в смерти двух пациентов. Я бы еще согласился с этим, но два... Доказательства состряпали очень быстро...
— Это так необходимо?
— Что?
— Бутылка.
— Да, черт побери! — возмутился Восборн, отворачиваясь от окна. — Это было и это есть. И пациент не должен делать замечаний, пока не поправится полностью.
— Весьма сожалею, что спросил вас об этом. Иногда мне кажется, что вы знаете что-то такое, что неизвестно мне.
— Все, что касается вас — да. Очень много.
Незнакомец подался вперед. Его рубашка разошлась, обнажая бандаж на груди и ребрах. Он протянул вперед руки: они были вялыми, вены едва проступали.
— Это то, о чем мы говорим?
— Да.
— Все то, что я наболтал в беспамятстве?
— Не совсем так, есть и другие вещи.
— Что вы имеете в виду? Почему вы не говорите мне об этом?
— Потому что эти вещи материальны. Я не уверен, что вы уже готовы их воспринять. Я не уверен до сих пор.
Незнакомец откинулся назад.
— Я готов. Что вы хотите мне сказать?
— Что если мы начнем с вашей внешности? Меня особенно заинтересовало ваше лицо.
— Что в нем особенного?
— Это не то лицо, с которым вы появились на свет.
— Как это понимать?
— Следы хирургического вмешательства всегда заметны под сильной лупой. Вам делали пластическую операцию, дружище.
— Пластическую операцию?
— Да. Ваша физиономия перекроена таким образом, что вы стали похожи на типичного англосакса, которого можно все время увидеть на улице. Такие лица, как ваше, никогда нельзя запомнить и, кроме того, его легко изменить.
— Я не очень понимаю, что вы хотите сказать.
— Послушайте еще. Измените цвет волос и вы измените свое лицо. Оденьте очки — и вы уже другой человек. Вы можете стать на десять лет старше или на пять моложе.
Он помолчал, ожидая реакции собеседника.
— И, кстати, об очках. Вспоминаете ли вы те упражнения, которые мы проделывали неделю назад?
— Конечно, помню.
— Ваше зрение нормально. Вы не нуждаетесь в очках, как в таковых. — Я не знаю. Видимо, нет.
— Тогда почему я обнаружил у вас контактные линзы?
— Не знаю, я этого не ощущаю.
— Можно я попытаюсь объяснить?
— Конечно, мне очень интересно.
— Это может вам и не понравиться, — доктор вернулся к окну и стал смотреть в сторону моря. — Существуют специальные виды контактных линз, предназначенных исключительно для изменения цвета глаз. Это очень удобно в определенных случаях: виза, паспорт, водительское удостоверение.
Пациент поднялся, с трудом помогая себе руками.
— Что вы под этим подразумеваете?
— Я хочу сказать, что эти стороны вашей внешности должны соответствовать вашему роду занятий. Торговый представитель, преподаватель языков... Где-нибудь в университете. Все возможно! Выбирайте любой вариант. Сейчас!
— Я... Я не могу! — взгляд незнакомца выражал растерянность и беспомощность. — Потому что вы не поверите ни в один из них. Не поверите? — Нет, — проронил Восборн. — По ряду причин. Пройдемте со мной.
Они прошли в другую комнату. Там на столе стоял небольшой диапроектор. Восборн выключил освещение.
— Это не очень хороший аппарат, но для наших целей сгодится.
Человек без имени и без прошлого подошел к стене. На ее белом фоне появилось изображение, перенесенное с маленького куска прозрачного целлулоида, размещенного между линзами прибора. Белый прямоугольник был заполнен гипнотизирующими словами:
ДЖЕМЕНТШАФТ БАНК, II БАНКОФШТРАССЕ, ЦЮРИХ. 0-7-17-12-0-14-26-0.
— Что это? — спросил человек без имени.
— Смотрите, изучайте, думайте.
— Это разновидность банковского счета?
— Совершенно верно. Здесь напечатано название банка и его адрес. Вписанные от руки цифры заменяют имя владельца и являются сигнатурой владельца счета. Это обычная и распространенная процедура.
— Где вы это взяли?
— В буквальном смысле из вас. Этот маленький негатив, размером в половину тридцатипятимиллиметрового образца. Он был трансплантирован вам под кожу с правой стороны вашего бедра. Номера написаны вашей рукой, так что это ваша сигнатура. С этим вы можете свободно отправиться в Цюрих и проделать там соответствующие манипуляции.
Человек без имени не произнес в ответ ни слова.
Они выбрали имя Жан-Пьер. Оно не привлекало внимания. Обычное имя для такого местечка, как Порт-Нойра. К этому времени пришли выписанные из Марселя книги: их было шесть, разных форматов, четыре на английском и две на французских языках. Это были специальные медицинские издания, описывающие случаи повреждения головы и связанных с ними потерей памяти. Доктор и его пациент провели длительное время за изучением всех возможных случаев, описанных в научных статьях, пытаясь вывести заключение о том, что же случилось с пострадавшим на самом деле. Это было важно для последующего лечения.
— Мне кажется, что мы все-таки приблизились к тому, что произошло с вами. По крайней мере, что я думаю произошло.
— Что же? — опасливо осведомился собеседник.
— Вы как-то сказали, что всего понемногу. Теперь я могу это выразить так — общий шок.
— Общий шок? Что вы имеете в виду?
— И физический и психологический... Эти стороны организма всегда связаны.
— А вы много об этом знаете?
— Меньше, чем вы думаете. Но это не относится к делу, — доктор взял скрепленную пачку листов. — Это ваша история, новая история, начиная с того самого дня, когда вас выловили в море и принесли сюда. Физические раны свидетельствуют о том, что ситуация, в которой вы оказались, была связана с тяжелым психологическим стрессом и с последующей истерией, отягощенной почти девятичасовым пребыванием в воде. Темнота, высокие перегрузки, легкие, едва получающие воздух, все это типичные источники истерии. Все, что предшествовало ей, было стерто, уничтожено, что, в конце концов, и помогло вам выжить. Вы согласны со мной?
— Полагаю, что вы правы. Голова сама себя защищает.
— Не голова... Мозг... Сознание... Тут необходимо делать различие, это важно. Мы еще вернемся к голове.
— Ладно. Сознание, а фактически мозг. Восборн перелистывал страницы.
— Вы не вспомнили ничего, чтобы ассоциировать с теми словами, которые вы произносили в бреду, а затем были мною воспроизведены. Но, тем не менее, за это время вы узнали кое-что важное: есть вещи наиболее привычное для вас, которые вы делаете легко и без напряжения. Это слегка пугает.
— Как это понимать?
— Позвольте показать вам это на примере, — доктор отложил бумаги в сторону и встал из-за стола. Он подошел к примитивному комоду и достал большой автоматический пистолет.
Его пациент напрягся, и доктор оценил эту реакцию.
— Я никогда не пользовался им и, возможно, я даже не знаю, как это делается, но я живу на заливе и этот предмет мне просто необходим.
Он улыбнулся и неожиданно, без предупреждения, бросил его пациенту. Оружие было поймано высоко в воздухе, легко, точно, профессионально.
— Разберите его. Я думаю, что выразился точно.
— Что?
— Разберите его. Сейчас.
Человек посмотрел на оружие и затем в абсолютной тишине его руки приступили к работе. Менее чем через 30 секунд пистолет был полностью разобран.
Он посмотрел на доктора.
— Теперь вы понимаете, что я имел в виду? — спросил Восборн. — Среди ваших способностей есть чрезвычайное знание армейского вооружения.
— Армия? — пробормотал человек. Его голос звучал напряженно и неуверенно.
— Крайне маловероятно! — воскликнул доктор. — Когда вы в первый раз вышли из комы, я упомянул технику лечения ваших зубов. И я уверен, что вы не военный. А хирургия исключает всякую принадлежность к армии.
— Тогда что же?
— Давайте не останавливаться на этом подробно, лучше вернемся к тому, что же с вами все-таки случилось. Мы начали рассуждать о сознании, помните? Психологический стресс... Истерия... Не физический мозг, а психическое давление. Я ясно выражаюсь?
— Продолжайте.
— Как только шок начинает отступать, то же происходит и с напряжением, поскольку нет прямой необходимости в защите психики. Когда этот процесс закончится, ваши спокойные нервы позволят вернуть вам ваши способности и таланты. Вы вспомните некоторые элементы поведения, вы сможете жить за их счет, использовать их в разных ситуациях и при этом ваши внешние реакции будут чисто инстинктивными. Но всегда будет существовать некоторый пробел, и все, что написано на этих местах, говорит мне, что это необратимо.
Восборн умолк и вернулся к своему креслу и стакану. Он выпил и устало прикрыл глаза.
— Продолжайте, — прошептал человек.
Доктор открыл глаза и взглянул на собеседника.
— Мы вернулись к голове, которую будем теперь называть мозгом. Физически мозг состоит из огромного количества клеток и взаимодействующих компонентов. Вы же читали книги. Малейшие нарушения этой системы могут вызвать драматические последствия. Вот это и случилось с вами. Повреждение было физическим и хотя раны зажили, но физическая структура из взаимосвязей стала иной.
Восборн снова замолк.
— И... — подтолкнул его пациент.
— Спад психологических нагрузок позволяет вернуть вам ваши способности и таланты. Но я не думаю, что вы когда-нибудь сможете связать их с чем либо из вашего прошлого.
— Почему нет?
— Потому что физические каналы, пропускающие и передающие эту информацию, больше не функционируют так, как прежде.
Человек сидел без движения.
— Ответ на этот вопрос в Цюрихе, — пробормотал он.
— Не сейчас. Вы еще не готовы, еще недостаточно окрепли.
— Я обязан это сделать!
— Да, вы сделаете это, но позже.
За ним появился второй. Он следовал более осторожно, преследуя свои цели, цели охотника. Он стоял несколько секунд, подпирая дверь кабины, затем поднял пистолет и выстрелил. И еще раз. Человек у поручней вскинул обе руки к голове, изгибаясь назад под ударом четвертой пули. Неожиданно нос траулера погрузился в пропасть, образовавшуюся между двумя гигантскими волнами, поднимая раненого человека над палубой. Он упал на левый бок, не в состоянии оторвать руки от головы. Судно поднялось вверх, нос и середина палубы освобождались от воды, потоки которой смыли человека в дверях назад, в каюту, и тогда грохнул пятый отчаянный выстрел. Послышался пронзительный крик раненого, его руки искали теперь какую-нибудь опору, его глаза были залиты кровью и водой. Но под руками ничего не было, и он хватался за окружавшую его пустоту, его ноги подогнулись, в то время как тело резко наклонилось вперед. Судно неожиданно резко развернулось в подветренную сторону, и человек, голова которого была разбита выстрелом, полетел вниз в умопомрачительную кромешную тьму.
Он почувствовал, как вода обволакивает его, крутит и затягивает вниз, разворачивает кругами, выбрасывает наверх, разрешая сделать глоток воздуха, и снова бросает вниз. Он чувствовал почти одновременно то холод, то жар, он видел себя как бы со стороны, то опускающегося в морскую пучину, то поднимающегося из нее. Эти ощущения не оставляли его до тех пор, пока он не потерял сознание.
Лучи восходящего солнца пробивались через туманное небо западного побережья Средиземного моря. Шкипер небольшой рыбацкой лодки сидел на куче сетей, покуривая “Голуаз”, и смотрел, почти не мигая, на морскую гладь. Его младший брат распутывал сети в двух шагах от него, переговариваясь с другим членом команды. Они смеялись над чем-то, хотя прошлой ночью всем было не до смеха. Откуда пришел шторм? В сообщениях о погоде, постоянно передаваемых из Марселя, ничего подобного не было. Шкипер докурил сигарету и теперь дремал, полузакрыв глаза. Иметь на лодке родного брата очень удобно. На него иногда можно оставить управление без опасений, что что-то пропадет. Член семьи всегда будет внимателен к лодке, и к окружающему морю, его глаза всегда будут настороже.
— Смотри! Это там!
Это закричал его брат, показывая рукой на северо-запад.
— Что там? Что случилось? — воскликнул очнувшийся от забытья шкипер. — Это человек! Человек на воде! Он держится за что-то!
Шкипер добрался до рулевого колеса и лодка развернулась вправо, приближаясь к неподвижной фигуре, наполовину погруженной в воду. Двигатель был приглушен, чтобы уменьшить волну. Человек выглядел как тот деревянный предмет, за который держались его руки. Белые и неподвижные, они мертвой хваткой сжимали деревянный обломок.
— Сделайте петлю из каната! — приказал шкипер. — Аккуратно набросьте ее на его ноги и осторожно подтащите к борту.
— Его руки не отпускают деревяшку! — крикнул ему брат, когда человек был уже рядом с бортом.
— Постарайся разжать их! Возможно, это хватка покойника!
— Нет, он еще жив, правда, его глаза нас не видят, — сообщил рыбак, освобождая руки человека от спасительного деревянного обломка. — Взгляните на его голову! Она вся разбита!
— Он мог удариться во время шторма, — предположил шкипер, помогая товарищам затащить незнакомца в лодку. — Нет, это не удар, а след от пули, — заметил он, когда смог рассмотреть его поближе. — В него стреляли.
— Мы должны добраться до Порт-Нойра, это ближайший к нам остров и там есть врач.
— Англичанин?
— Да, он поможет.
— Если не напился, — усмехнулся его брат.
— Это не имеет значения. Этот человек все равно будет трупом, когда мы туда доберемся.
— Посмотри, посмотри на его глаза! — воскликнул рыбак.
— Что с ними? — поинтересовался брат.
— Секунду назад они были серыми, как сталь, а сейчас голубые.
— Солнце стало светить сильнее, — пожал плечами шкипер. — Оно проделывает такие штуки и с твоими глазами! Не имеет значения какого цвета будут глаза у будущего покойника.
Наступил уже полдень, когда лодка достигла залива на острове. Улица, мощеная камнем, спускалась почти до самого берега. Последний дом принадлежал англичанину, который появился в Порт-Нойре восемь лет назад при обстоятельствах, теперь уже мало кому известных. Он был врачом, и жители побережья нуждались в нем. Все-таки это было лучше, чем ничего.
Но не сегодня. Никто не должен беспокоить его в воскресенье. Всем было известно, что субботними вечерами доктор напивался в деревне, завершая подобным образом конец недели. Правда, бывали случаи, что доктора не видели в деревне по субботам, но это не имело никакого значения, так как бутылки виски регулярно доставлялись ему на дом. Он и на этот раз оставался дома, когда рыбацкая лодка доставила к его дому человека, который был скорее трупом, чем живым существом.
Доктор Джерри Восборн отходил ото сна. Он часто моргал, ориентируясь в пространстве, и долго смотрел в открытую дверь спальни. Стояла тишина. Это был святой день на Порт-Нойре: лодки в заливе отдыхали. Восборн взглянул на пустой стакан и на полупустую бутылку, стоящую на столике рядом с его креслом. В нормальный воскресный день, как правило, оба предмета были уже пустыми. Он улыбнулся про себя, вспоминая свою старшую сестру, благодаря которой он почти ежемесячно получал скотч из Англии. Но в один прекрасный день это может кончиться. Деньги кончаются, и она не сможет больше доставлять ему радость вместе с этим прекрасным напитком.
Он допускал, что это вполне возможно при определенных обстоятельствах и почти смирился с этим исходом почти уже четыре недели с тех пор, когда полумертвый человек был выловлен из моря и доставлен в его дом рыбаками, которые пожелали остаться неизвестными. Их можно было понять: в человека стреляли. Рыбаки не знали, что не только пули поразили его тело. Была поражена и его память.
Доктор не торопливо подошел к окну, выходящему на залив. Он вспомнил Англию и толпы людей на Риджент-стрит. Сейчас его воспоминания были иными, нежели четыре недели назад. Он получил слабую надежду вновь увидеть Англию. Все могло измениться для него с этого момента. Незнакомец мог это сделать. Несмотря на его приблизительные прогнозы, это могло случиться каждую минуту. Человек должен был придти в себя. Доктор очень на это надеялся, поэтому он чрезвычайно внимательно следил за его выздоровлением, стараясь не допустить ни единой оплошности, подобной той, за которую он был выставлен из госпиталя в Лондоне, когда его пациент скончался.
Восборн не хотел, чтобы история повторилась с этим незнакомцем, но при этом была и еще одна, только ему известная причина. Он не пил уже почти целые сутки, наблюдая за раненым и теперь, убедившись, что все идет как надо, решил вернуться к бутылочке. Он сделал несколько глотков и остановился — на этот раз достаточно. Он хотел постоянно иметь представление о ситуации. И днем и ночью... Незнакомец может придти в себя, его взгляд может стать осмысленным и с его губ могут слететь первые слова. Он не должен упустить этот момент.
Слова были первым признаком возвращения к жизни. Они пронеслись в воздухе, как только ранний бриз наполнил комнату прохладой.
— Кто здесь? Кто в комнате?
Восборн осторожно приблизился к кровати и тихо присел на край. Едва дыша, он стал прислушиваться.
— Друг... — как можно мягче сказал он.
— Друг?
— Вы говорите по-английски. Я был в этом уверен. Вы американец или канадец. Ваши зубы лечили не в Англии и не Париже. Как вы себя чувствуете? — Я не уверен, что все нормально.
— Выздоровление потребует времени. Я ваш доктор. Меня зовут Джерри Восборн. А как ваше имя?
— Что?
— Я спрашиваю, как вас зовут.
Незнакомец повернул голову и его взгляд застыл на белой стене, разрисованной солнечными бликами. Потом он повернулся назад, и его голубые глаза посмотрели на доктора.
— Я не знаю.
— Боже мой!
— Я говорю вам уже который раз, что это требует времени. Чем больше вы раздражаетесь, тем становится хуже.
— Вы пьяны.
— Действительно, я пьян. Но я могу вам дать ключ к разгадке, если вы будете слушать меня.
— Я готов слушать.
— Но вы не хотите. Вы постоянно залезаете в кокон и закрываетесь на все задвижки. Слушайте меня сначала.
— Я слушаю.
— Во время вашего беспамятства и выздоровления вы говорили на трех разных языках. Английском, французском и еще на каком-то чертовом наречии, которое, как мне показалось, скорее всего существует на Востоке. Это говорит о многом, например о том, что вы чувствуете себя свободно в любом месте. Я имею в виду географически. Что наиболее для вас привычно? Какой язык?
— Скорее английский.
— Это мы уже выяснили. А что более всего непривычно?
— Я не знаю, не уверен.
— Ваши глаза имеют нормальную, округлую форму. Я хочу сказать не восточную.
— Верно.
— Тогда почему вы говорите на этом языке? Подумайте, попробуйте составить ассоциации. Я записал несколько слов, вслушайтесь в них. Я попробую воспроизвести их чисто фонетически. Ма-ква... Там-кван... Ки-са... Скажите первое, что пришло вам при этом на ум?
— Ничего.
— Хороший признак.
— Какого черта вы от меня хотите?
— Кое-что, нечто...
— Вы пьяны.
— С этим мы уже выяснили. Да, я пьян, и при этом я спас вашу жизнь. Пьян я или нет, но я все-таки врач, и когда был им, то был одним из лучших.
— А что случилось потом?
— Пациент задает вопросы врачу?
— Почему нет?
Восборн замолчал, глядя в окно на залив. — Я был пьян, и меня обвинили в смерти двух пациентов. Я бы еще согласился с этим, но два... Доказательства состряпали очень быстро...
— Это так необходимо?
— Что?
— Бутылка.
— Да, черт побери! — возмутился Восборн, отворачиваясь от окна. — Это было и это есть. И пациент не должен делать замечаний, пока не поправится полностью.
— Весьма сожалею, что спросил вас об этом. Иногда мне кажется, что вы знаете что-то такое, что неизвестно мне.
— Все, что касается вас — да. Очень много.
Незнакомец подался вперед. Его рубашка разошлась, обнажая бандаж на груди и ребрах. Он протянул вперед руки: они были вялыми, вены едва проступали.
— Это то, о чем мы говорим?
— Да.
— Все то, что я наболтал в беспамятстве?
— Не совсем так, есть и другие вещи.
— Что вы имеете в виду? Почему вы не говорите мне об этом?
— Потому что эти вещи материальны. Я не уверен, что вы уже готовы их воспринять. Я не уверен до сих пор.
Незнакомец откинулся назад.
— Я готов. Что вы хотите мне сказать?
— Что если мы начнем с вашей внешности? Меня особенно заинтересовало ваше лицо.
— Что в нем особенного?
— Это не то лицо, с которым вы появились на свет.
— Как это понимать?
— Следы хирургического вмешательства всегда заметны под сильной лупой. Вам делали пластическую операцию, дружище.
— Пластическую операцию?
— Да. Ваша физиономия перекроена таким образом, что вы стали похожи на типичного англосакса, которого можно все время увидеть на улице. Такие лица, как ваше, никогда нельзя запомнить и, кроме того, его легко изменить.
— Я не очень понимаю, что вы хотите сказать.
— Послушайте еще. Измените цвет волос и вы измените свое лицо. Оденьте очки — и вы уже другой человек. Вы можете стать на десять лет старше или на пять моложе.
Он помолчал, ожидая реакции собеседника.
— И, кстати, об очках. Вспоминаете ли вы те упражнения, которые мы проделывали неделю назад?
— Конечно, помню.
— Ваше зрение нормально. Вы не нуждаетесь в очках, как в таковых. — Я не знаю. Видимо, нет.
— Тогда почему я обнаружил у вас контактные линзы?
— Не знаю, я этого не ощущаю.
— Можно я попытаюсь объяснить?
— Конечно, мне очень интересно.
— Это может вам и не понравиться, — доктор вернулся к окну и стал смотреть в сторону моря. — Существуют специальные виды контактных линз, предназначенных исключительно для изменения цвета глаз. Это очень удобно в определенных случаях: виза, паспорт, водительское удостоверение.
Пациент поднялся, с трудом помогая себе руками.
— Что вы под этим подразумеваете?
— Я хочу сказать, что эти стороны вашей внешности должны соответствовать вашему роду занятий. Торговый представитель, преподаватель языков... Где-нибудь в университете. Все возможно! Выбирайте любой вариант. Сейчас!
— Я... Я не могу! — взгляд незнакомца выражал растерянность и беспомощность. — Потому что вы не поверите ни в один из них. Не поверите? — Нет, — проронил Восборн. — По ряду причин. Пройдемте со мной.
Они прошли в другую комнату. Там на столе стоял небольшой диапроектор. Восборн выключил освещение.
— Это не очень хороший аппарат, но для наших целей сгодится.
Человек без имени и без прошлого подошел к стене. На ее белом фоне появилось изображение, перенесенное с маленького куска прозрачного целлулоида, размещенного между линзами прибора. Белый прямоугольник был заполнен гипнотизирующими словами:
ДЖЕМЕНТШАФТ БАНК, II БАНКОФШТРАССЕ, ЦЮРИХ. 0-7-17-12-0-14-26-0.
— Что это? — спросил человек без имени.
— Смотрите, изучайте, думайте.
— Это разновидность банковского счета?
— Совершенно верно. Здесь напечатано название банка и его адрес. Вписанные от руки цифры заменяют имя владельца и являются сигнатурой владельца счета. Это обычная и распространенная процедура.
— Где вы это взяли?
— В буквальном смысле из вас. Этот маленький негатив, размером в половину тридцатипятимиллиметрового образца. Он был трансплантирован вам под кожу с правой стороны вашего бедра. Номера написаны вашей рукой, так что это ваша сигнатура. С этим вы можете свободно отправиться в Цюрих и проделать там соответствующие манипуляции.
Человек без имени не произнес в ответ ни слова.
Они выбрали имя Жан-Пьер. Оно не привлекало внимания. Обычное имя для такого местечка, как Порт-Нойра. К этому времени пришли выписанные из Марселя книги: их было шесть, разных форматов, четыре на английском и две на французских языках. Это были специальные медицинские издания, описывающие случаи повреждения головы и связанных с ними потерей памяти. Доктор и его пациент провели длительное время за изучением всех возможных случаев, описанных в научных статьях, пытаясь вывести заключение о том, что же случилось с пострадавшим на самом деле. Это было важно для последующего лечения.
— Мне кажется, что мы все-таки приблизились к тому, что произошло с вами. По крайней мере, что я думаю произошло.
— Что же? — опасливо осведомился собеседник.
— Вы как-то сказали, что всего понемногу. Теперь я могу это выразить так — общий шок.
— Общий шок? Что вы имеете в виду?
— И физический и психологический... Эти стороны организма всегда связаны.
— А вы много об этом знаете?
— Меньше, чем вы думаете. Но это не относится к делу, — доктор взял скрепленную пачку листов. — Это ваша история, новая история, начиная с того самого дня, когда вас выловили в море и принесли сюда. Физические раны свидетельствуют о том, что ситуация, в которой вы оказались, была связана с тяжелым психологическим стрессом и с последующей истерией, отягощенной почти девятичасовым пребыванием в воде. Темнота, высокие перегрузки, легкие, едва получающие воздух, все это типичные источники истерии. Все, что предшествовало ей, было стерто, уничтожено, что, в конце концов, и помогло вам выжить. Вы согласны со мной?
— Полагаю, что вы правы. Голова сама себя защищает.
— Не голова... Мозг... Сознание... Тут необходимо делать различие, это важно. Мы еще вернемся к голове.
— Ладно. Сознание, а фактически мозг. Восборн перелистывал страницы.
— Вы не вспомнили ничего, чтобы ассоциировать с теми словами, которые вы произносили в бреду, а затем были мною воспроизведены. Но, тем не менее, за это время вы узнали кое-что важное: есть вещи наиболее привычное для вас, которые вы делаете легко и без напряжения. Это слегка пугает.
— Как это понимать?
— Позвольте показать вам это на примере, — доктор отложил бумаги в сторону и встал из-за стола. Он подошел к примитивному комоду и достал большой автоматический пистолет.
Его пациент напрягся, и доктор оценил эту реакцию.
— Я никогда не пользовался им и, возможно, я даже не знаю, как это делается, но я живу на заливе и этот предмет мне просто необходим.
Он улыбнулся и неожиданно, без предупреждения, бросил его пациенту. Оружие было поймано высоко в воздухе, легко, точно, профессионально.
— Разберите его. Я думаю, что выразился точно.
— Что?
— Разберите его. Сейчас.
Человек посмотрел на оружие и затем в абсолютной тишине его руки приступили к работе. Менее чем через 30 секунд пистолет был полностью разобран.
Он посмотрел на доктора.
— Теперь вы понимаете, что я имел в виду? — спросил Восборн. — Среди ваших способностей есть чрезвычайное знание армейского вооружения.
— Армия? — пробормотал человек. Его голос звучал напряженно и неуверенно.
— Крайне маловероятно! — воскликнул доктор. — Когда вы в первый раз вышли из комы, я упомянул технику лечения ваших зубов. И я уверен, что вы не военный. А хирургия исключает всякую принадлежность к армии.
— Тогда что же?
— Давайте не останавливаться на этом подробно, лучше вернемся к тому, что же с вами все-таки случилось. Мы начали рассуждать о сознании, помните? Психологический стресс... Истерия... Не физический мозг, а психическое давление. Я ясно выражаюсь?
— Продолжайте.
— Как только шок начинает отступать, то же происходит и с напряжением, поскольку нет прямой необходимости в защите психики. Когда этот процесс закончится, ваши спокойные нервы позволят вернуть вам ваши способности и таланты. Вы вспомните некоторые элементы поведения, вы сможете жить за их счет, использовать их в разных ситуациях и при этом ваши внешние реакции будут чисто инстинктивными. Но всегда будет существовать некоторый пробел, и все, что написано на этих местах, говорит мне, что это необратимо.
Восборн умолк и вернулся к своему креслу и стакану. Он выпил и устало прикрыл глаза.
— Продолжайте, — прошептал человек.
Доктор открыл глаза и взглянул на собеседника.
— Мы вернулись к голове, которую будем теперь называть мозгом. Физически мозг состоит из огромного количества клеток и взаимодействующих компонентов. Вы же читали книги. Малейшие нарушения этой системы могут вызвать драматические последствия. Вот это и случилось с вами. Повреждение было физическим и хотя раны зажили, но физическая структура из взаимосвязей стала иной.
Восборн снова замолк.
— И... — подтолкнул его пациент.
— Спад психологических нагрузок позволяет вернуть вам ваши способности и таланты. Но я не думаю, что вы когда-нибудь сможете связать их с чем либо из вашего прошлого.
— Почему нет?
— Потому что физические каналы, пропускающие и передающие эту информацию, больше не функционируют так, как прежде.
Человек сидел без движения.
— Ответ на этот вопрос в Цюрихе, — пробормотал он.
— Не сейчас. Вы еще не готовы, еще недостаточно окрепли.
— Я обязан это сделать!
— Да, вы сделаете это, но позже.
Глава 2
Прошло две недели. Словесные упражнения продолжались, а поскольку время лечит, восстанавливались и физические силы пациента. Росла стопка исписанных доктором бумаг. Была середина утра девятнадцатой недели. День был ярким. Средиземное море было спокойным и блестящим. По установившейся привычке пациент доктора Восборна прогуливался несколько часов вдоль залива и поднимался к холмам. Он увеличивал дистанцию примерно на 12 миль в день, темп ходьбы ускорялся, остановки в пути сокращались. Человек сидел на стуле перед окном спальни, дыхание его было тяжелым, а рубашка пропиталась потом. Он прошел в спальню через боковой ход, примыкающий к гостиной. Это было более удобно, чем проходить через гостиную, превращенную Восборном в приемную и постоянно заполненную посетителями.
Они сидели на стульях, со страхом наблюдая за тем, каковы медицинские услуги будут в это утро. На самом деле ничего особенно плохого не было. Джерри Восборн все еще был пьян, как русский казак, но все эти дни оставался в седле.
Дверь спальни отворилась и вслед за этим в комнату ворвался улыбающийся доктор. Его халат еще сохранил следы крови.
— Мне удалось! — в его голосе было больше эмоций, чем ясности. — Я собираюсь открыть собственную биржу и жить на комиссионные. Я стану собственником.
Они сидели на стульях, со страхом наблюдая за тем, каковы медицинские услуги будут в это утро. На самом деле ничего особенно плохого не было. Джерри Восборн все еще был пьян, как русский казак, но все эти дни оставался в седле.
Дверь спальни отворилась и вслед за этим в комнату ворвался улыбающийся доктор. Его халат еще сохранил следы крови.
— Мне удалось! — в его голосе было больше эмоций, чем ясности. — Я собираюсь открыть собственную биржу и жить на комиссионные. Я стану собственником.