Ладлэм Роберт. Круг Матарезе

   - Добрый день, приятель...
   Беседа заняла не более восемнадцати секунд.
   - До свидания, - закончил Скофилд и добавил: - Завтра ночью. На мосту...
   Он продолжал держать наушник около уха и наблюдал за испуганным человеком внизу за окном. Объект наблюдения исчез в толпе. В тот же момент остановилась кинокамера. Скофилд отложил в сторону бинокль и вернул наушники технику.
   - Вам все удалось записать? - спросил он обоих помощников.
   - Слышимость была отчетливой, - ответил тот, кто записывал голоса.
   - Как у тебя? - обратился Скофилд к оператору.
   - Я все зафиксировал. Если бы я лучше знал язык, сумел бы даже восстановить весь разговор по губам, - ответил молодой человек.
   - Отлично. Они там сумеют, они понимают свой язык. - Скофилд вынул из кармана кожаную записную книжку и принялся что-то писать. - Необходимо, чтобы и пленка и фильм были доставлены в посольство. Сделайте копии с того и с другого. Немедленно. Мне нужна микрокопия, вот вам детальная инструкция.
   - Сожалею, Брэй, - сказал техник, глядя на Скофилда и сматывая телефонные провода. - Но я не смогу пройти и пяти кварталов по этому городу, ты же знаешь...
   - Я говорю это Гарри, - ответил Скофилд, кивнув в сторону молодого человека. Он вырвал страничку из записной книжки. - Когда уменьшенные копии будут сделаны, их надо поместить в упаковку с таким расчетом, чтобы они могли выдержать в воде около недели.
   - Брэй, - молодой человек взял у шефа листок, - я разобрал почти каждое третье слово, которое ты произнес по телефону.
   - Ты буквально растешь на глазах, - прервал его Скофилд, подходя к окну с биноклем. - Когда ты будешь разбирать каждое второе, мы будем ходатайствовать о твоем повышении.
   - Этот человек хотел встретиться с нами сегодня, - продолжал Гарри, - а ты перенес встречу на завтра.
   - Все так, - подтвердил Скофилд, продолжая наблюдать за улицей.
   - Но у нас было указание встретиться с ним как можно раньше. В шифровке ясно об этом сказано. Никаких проволочек.
   - Время - штука весьма относительная, не так ли? Этому пожилому господину, услышавшему наш звонок, каждая секунда казалась часом пыток. Для нас же и день может показаться часом. А в Вашингтоне, храни их Господь, календарный год измеряется днем работы.
   - Это не ответ, - продолжал настаивать Гарри. - Мы могли бы сделать и упаковать эти копии за сорок пять минут и назначили бы встречу на сегодня. Почему мы этого не сделали?
   - Погода меняется, - ответил Скофилд.
   - Погода как раз прекрасная: на небе ни облачка.
   - Вот и я об этом же, - пояснил Скофилд. - В ясные ночи на набережных полно гуляющих, в ненастную погоду - наоборот. Прогноз на завтра обещает дождь.
   - При чем тут погода? Нам потребуется не более десяти секунд: мы блокируем его с обеих сторон - и через мгновение его труп будет в канале.
   - Вели этому шуту заткнуться, Брэй! - крикнул техник.
   - Слышал, что он сказал? - Скофилд продолжал смотреть в бинокль. - Напрасно расходуешь свой пыл. Твои невыдержанные заявления означают, что мы намеренно провалили операцию, чтобы опорочить наших коллег из Центра.
   Упрек достиг цели.
   - Прости, - сказал Гарри. - И все же я не вижу смысла. Инструкция превыше всего. Мы должны были пойти на контакт сегодня.
   - Я скажу тебе, в чем смысл, - ответил Скофилд, опуская бинокль. Он понизил голос: - Есть нечто большее, чем эти примитивные инструкции, будь они неладны. Старик был не просто напуган, он был в ужасе! Наверняка он не спит уже которую ночь. Он подошел к последней черте, и я хочу знать, что с ним.
   - Могут быть тысячи причин, - продолжал упорствовать молодой человек. - Он уже стар. Неопытен. Может быть, он думает, что мы, американцы, у него на хвосте, что его возьмут. Какая разница, почему он так нервничал?
   - На карту поставлена человеческая жизнь. Только и всего.
   - Да ладно, Брэй! Кто бы говорил это, но только не ты. Этот гад - советский контрагент, ведет двойную игру.
   - Я хочу убедиться в этом.
   - А я хочу одного - выбраться отсюда, - вмешался техник, вручая Скофилду пленку и собирая оборудование. - Напомни этому шуту, что мы никогда не встречались.
   - Благодарю вас, человек-инкогнито, - проговорил Скофилд, - долг за мной.
   Человек из ЦРУ вышел, кивнув на прощание Брэю, но проигнорировав его молодого помощника.
   - Кроме нас здесь никого не было, - сказал Скофилд после того, как закрылась дверь. - Надеюсь, ты понимаешь это...
   - Он вонючий ублюдок...
   - Который небось может прослушивать сортиры Белого дома. Если он уже этим не занимается... - добавил Брэй, кинув кассету молодому человеку. - Передай наши неутешительные предписания в посольство. Пленку с фильмом вытащи, а камеру оставь здесь.
   Гарри не унимался. Он поймал пленку, но не двинулся с места.
   - Я ведь тоже работаю, и инструкция относилась и ко мне. И я хочу иметь ответ, если меня спросят... Ну, если что-то случится сегодня ночью или до завтрашней встречи.
   - Если в Вашингтоне правы, то ничего не случится. Говорю тебе, я хочу знать наверняка, что он работает на русских.
   - Чего тебе еще? Он же был уверен сейчас, что вышел на контакт со службами КГБ в Амстердаме. И ты лично это подстроил, ты доказал, что он работает на русских.
   Какое-то мгновение Скофилд изучал выражение лица молодого человека, затем отвернулся и опять подошел к окну.
   - Хочешь знать кое-что, Гарри? Вся твоя подготовка, все инструкции, которые ты слышал когда-либо, весь твой опыт, который ты приобрел, никогда не сработают, если ты не возьмешь за первостепенное правило то, что я тебе скажу. - Брэй поднял бинокль и навел его на какую-то точку на горизонте. - Научись думать, как противник. Не так, как тебе бы хотелось, чтобы он думал, а так, как он в действительности думает. Это нелегко, я знаю. Но ты можешь обмануться, вот что легче легкого...
   - Да Бога ради, Скофилд! - рассвирепел Гарри. - Стоит ли?! Мы же получили доказательство.
   - Неужели? Как ты утверждаешь, наш агент вышел на контакт со своими из КГБ. Он, по-твоему, свинья, которая нащупала свой собственный маршрут, чтобы оказаться в матушке России. Так значит, он в безопасности, ему нечего бояться?
   - Да, именно так он и думает сейчас.
   - Тогда почему он не производит впечатления счастливчика, а, Гарри?

* * *

   Было три часа утра, но ничто не предвещало рассвет. Дождь и туман сделали свое дело: Амстердам вновь погрузился в зиму. Ненастное небо плотным одеялом лежало над городом. Городские огни едва мерцали дрожа. Никто не прогуливался по набережным, и на канале не было лодок. Клочья тумана зависли над водой - ветры Северного моря улетели к югу, ничем не обремененные.
   Скофилд стоял у западного входа на старинный каменный мост, облокотившись о чугунные перила. В левой руке он держал небольшой транзисторный приемник, предназначенный для получения сигнала. Правая рука была в кармане плаща, пальцы сжимали автомат, размером примерно со стартовый пистолет, но бесшумного действия. С близкого расстояния это было невероятно грозное оружие. Оно стреляло очень прицельно, с большой скоростью, и выстрелы не были слышны даже в тихой ночи и уж тем более на оживленных улицах.
   Примерно в двухстах метрах от Скофилда, где-то в начале улицы Сарпатистраат, притаился в укромном месте его молодой помощник: объект непременно проследует мимо - другого пути нет. В этот момент Гарри должен включить свой передатчик, и Скофилд заранее приготовится к встрече.
   Далее события будут развиваться стремительно: жертва проходит свою последнюю сотню метров до назначенного места встречи, а там ее уже заключает в объятия поджидающий экзекутор. Останется только вложить в карман несчастного сверток в водонепроницаемой упаковке и довершить дело бесшумным выстрелом.
   Через день или около того сверток найдет дорогу к представителям КГБ в Амстердаме, пленку прослушают, а фильм тщательно изучат, и таким образом противнику будет преподан еще один урок.
   "Какая разница?.." - вот он, вопрос восприятия, вопрос, заданный жаждущим и даже готовым к восприятию молодым коллегой.
   - Никакой, Гарри, совершенно никакой разницы нет.
   Но именно в эту ночь иглы сомнения кололи мозг Брэя. И отнюдь не понятия нравственного порядка донимали его; уже давно их вытеснили соображения целесообразности: если что-то шло на пользу, то оно считалось моральным, и наоборот, если нет, то - аморальным, безнравственным. То, что беспокоило Скофилда сегодня, тоже укладывалось в рамки его практической философии: полезно ли убрать этого агента? И хорош ли тот урок, который они собираются преподать, стоит ли он того риска и последствий, которые наступят со смертью некоего пожилого человека, посвятившего свою зрелую жизнь космическому машиностроению?
   На первый взгляд, ответ должен быть утвердительный. Шесть лет назад во время международной выставки космической техники в Париже один русский инженер сделал попытку установить контакт с западными службами. Его разыскали, предоставили убежище, а затем радушно приняли в космических кругах Хьюстона, где перебежчик получил работу, кров и защиту. Однако он не был признан выдающимся ученым. Русские иронизировали по поводу его "идейной неустойчивости", давая понять, что "идеи" этого ученого могут быть оценены невзыскательными лабораториями Запада более высоко, чем требовательными советскими специалистами.
   Вскоре о сбежавшем позабыли. Вплоть до того момента, когда восемь месяцев назад вдруг стало казаться, что русским заранее известны траектории полетов американских спутников: почему-то с поразительной частотой советские орбитальные станции стали встречаться с космическими объектами американцев. Источник утечки информации надо было обнаружить, что и сделали. Следы привели ко всеми забытому русскому ученому. Далее все было невероятно просто. В Амстердаме было созвано совещание по очень специальным вопросам, касавшимся как раз той узкой области, в которой работал наш ученый; его доставили в страну правительственным самолетом, а остальное предстояло осуществить агенту по выполнению специальных операций из Госдепартамента США, то есть поручение было возложено на Скофилда.
   Брэю давно удалось расшифровать коды, с которыми работали люди из КГБ в Амстердаме. Знал он и о способах их связи, и о методах работы. Он привел машину в движение и был потрясен реакцией объекта. Она-то и вызывала теперь глубокую озабоченность Скофилда: пожилой русский не выказал облегчения, когда с ним вышли на связь. И это после шести лет якобы двойной жизни, когда он уже вправе был ожидать благодарности со стороны своего правительства и заверений в том, что оставшиеся ему годы он проведет в комфорте. Пусть бы и ждал, черт его дери! Брэй в их конфиденциальной беседе по телефону как раз дал ему недвусмысленно понять о признательности правительства.
   Но в том-то и дело, что пожилой русский не казался счастливым. Не оказалось у него и каких-то стоящих связей и контактов в Хьюстоне: Скофилд запросил досье этого господина, настолько подробное, что в нем фиксировались чуть ли не по часам все события внутренней жизни объекта. За ним ничего не числилось в Хьюстоне - он жил как крот. Вот именно как крот, в полном смысле этого слова. И это тоже беспокоило Брэя. А к кроту в шпионаже неприменимы никакие привычные характеристики и общие схемы.
   Что-то тут было не так. И тем не менее у Скофилда было свидетельство: агент пошел на контакт с мнимым КГБ. Скофилд сегодня сам подтвердил это. И урок должен быть преподан.
   Короткий резкий звук раздался в приемнике. Через три секунды он повторился, и Скофилд, нажав кнопку, дал понять, что сигнал услышан. Он убрал приемник в карман пальто и принялся ждать.
   Не прошло и минуты, как он увидел очертания человеческой фигуры, возникшей из пелены тумана и дождя. Свет уличных фонарей и морось окутывали фигуру пожилого господина мерцающим ореолом. Походка его была неуверенной и в то же время преисполненной какой-то болезненной решимости, словно шедший и жаждал встречи, и одновременно испытывал отвращение к предстоящему свиданию. Но это не имело значения.
   Брэй взглянул вправо. Как он и предполагал, кругом не было ни души, ни тени на улицах в этот ранний час. Он повернул налево и стал подниматься по пандусу к середине моста. Русский приближался с той стороны. Скофилд старался держаться вне света фонарей, что оказалось нетрудно: первые три из них по левой стороне моста вышли из строя и не горели.
   Дождь колотил по булыжнику моста. Пожилой русский стоял, положив руки на перила, и глядел вниз на воду. Брэй зашел сзади, шум ливня заглушил его шаги. В левом кармане плаща лежал небольшой сверток в водонепроницаемой упаковке, поверхность которой была обработана специальным химическим составом. Попадая в жидкость, состав этот в течение тридцати секунд приобретал невероятную клейкость и намертво прилипал к тому месту, куда его приложили. Липучий сверточек содержал неопровержимые улики: микропленку с записью разговора и микрофильм. И то и другое предназначалось агентам КГБ в Амстердаме.
   - Плохая ночь, старый приятель, - по-русски заговорил Брэй, вытаскивая оружие.
   Пожилой человек обернулся и замер.
   - Почему вы связались со мной? - спросил он тоже по-русски. - Разве что-нибудь произошло?.. - Он увидел автомат и замолк на секунду. Но затем продолжал, и страх его сменился необычайным спокойствием. - Да, я вижу, что-то произошло, и я теперь не представляю для вас интереса... Давай смелее, товарищ! Ты сделаешь мне огромное одолжение.
   Скофилд следил за ним. Он заглянул русскому в глаза, в которых уже не было страха. И заговорил по-английски:
   - Вы активно прожили эти шесть лет. К сожалению, вы со своей стороны вообще не сделали нам никаких одолжений. Вы оказались не так благодарны, как нам бы хотелось.
   Русский понимающе кивнул.
   - Вы американец? - спросил он. - Интересно... эта спешно созванная конференция по проблемам, которые без труда решаются на месте в Хьюстоне, разрешение на выезд из страны, билет и сопровождение до Амстердама и вся эта канитель с прикрытиями... Но ведь у вас были все коды, вы употребили все нужные слова... И потом, ваш русский безупречен, "приятель"...
   - Это моя работа. А в чем состояла ваша?
   - Вы знаете ответ. Он в том, почему вы здесь.
   - Я хочу знать почему. Русский мрачно улыбнулся:
   - Ну-у нет. Вы не получите больше ничего, кроме того, что уже знаете, то есть кроме того, что я сказал. Я же сказал, что вы только сделаете мне одолжение. Вы - моя объяснительная записка.
   - С объяснением чего?
   - С оправданием моих действий.
   Брэй поднял оружие. Небольшой ствол блеснул, мокрый от дождя. Русский не сводил с него глаз, тяжело дыша. Во взгляде его вновь отразился ужас, но он не сделал ни одного движения, не произнес ни слова. Внезапно Скофилд подвел ствол вплотную под левый глаз русскому.
   Плоть ощутила холод металла. Пожилой человек вздрогнул, но не издал ни звука.
   Брэй почувствовал отвращение.
   Какая разница? - вновь подумал он. "Никакой, Гарри, вообще никакой, но урок должен быть преподан..." Скофилд опустил автомат.
   - Убирайся отсюда, - быстро проговорил он.
   - Что?
   - Ты слышал, что я сказал. Убирайся отсюда. Оперативная служба КГБ располагается в районе улицы Толстраат. Они там под вывеской одного соблюдающего еврея: "Брильянты Бруштейна". Валяй, покончи с этим!
   - Я не понимаю, - пролепетал русский. Он был в замешательстве. - Это что, очередная ловушка?
   - Черт бы тебя побрал! - прорычал Скофилд, сотрясаясь от злости. - Убирайся отсюда!
   Русский пошатнулся, но ухватился за перила моста. Через секунду он неуклюже засеменил прочь, а затем бросился бежать.
   - Скофилд! - Это был окрик Гарри. Помощник стоял около западного входа на мост, прямо на пути русского. - Скофилд! Ради Бога!..
   - Дай ему уйти! - завопил Брэй.
   Но, может быть, вопль его запоздал, а может, его заглушил шум ливня, но три коротких глухих выстрела продемонстрировали профессиональную подготовку Гарри: человек схватился за голову и, покачнувшись, откинулся на перила. Гарри настиг беднягу, помог ему выпрямиться и выстрелил в последний раз, точно в шею, а затем, приподняв тело, перекинул его через перила в воду канала.
   "Какая разница?" - "Никакой, Гарри, вообще никакой". Скофилд медленно побрел в противоположном направлении. Спрятанный в кармане автомат, казалось, обрел неимоверную тяжесть. Сквозь шум нараставшего дождя он слышал за собой быстрые догоняющие шаги. Внезапная усталость охватила его, ему не хотелось слышать эти шаги, они казались ему более неприятными, чем резкий голос Гарри.
   - Брэй, черт возьми, что там у вас случилось? Он едва не ушел.
   - Но ведь он не ушел? - возразил Скофилд, заметно ускоряя шаг. - И ты знаешь наверняка, что не ушел.
   - Ты прав, черт возьми, но я хотел бы знать, что с тобой происходит?
   Молодой человек нагнал шефа и пошел с левой стороны, не спуская глаз с руки Брэя. В ней по-прежнему был зажат маленький сверток в непромокаемой упаковке.
   - Бог мой! Ты так и не всучил его?!
   - Что? - И в этот момент Брэй осознал, о чем спрашивает Гарри. Он размахнулся и бросил пакет через перила в канал.
   - Что ты делаешь?! - завопил Гарри.
   - Пошел ты к черту, - тихо проговорил Скофилд. Гарри остановился, а Брэй продолжал идти вперед.
   Спустя секунду молодой человек ухватил Брэя за край плаща.
   - Боже Всемогущий! Ты позволил ему уйти?!
   - Убери руки...
   - Нет, черт побери. Ты не смеешь...
   Больше Гарри не пришлось ничего говорить. Брэй резко схватил помощника за правую руку и вывернул ему кисть. Гарри дико вскрикнул - его рука повисла как плеть.
   - Убирайся к черту, - повторил Скофилд и пошел прочь.

* * *

   Надежная явочная квартира, во втором этаже которой должна была состояться встреча, находилась недалеко от Розенграхт. Гостиная отапливалась камином, служившим заодно для уничтожения любых бумаг и корреспонденции. Специальный представитель Госдепартамента вылетел из Вашингтона, чтобы на месте задать несколько вопросов Скофилду по поводу обстоятельств, обусловленных географией проведения операции. Было очень важно понять, что же произошло, особенно потому, что это касалось такого лица, как Брэндон Скофилд. Он был лучшим из лучших, бесценным приобретением для разведслужб, опытнейшим агентом, который в течение двадцати двух лет участвовал в сложнейшем диалоге-противостоянии двух стран. С ним, по определению, следовало обращаться с величайшей заботливостью, его нельзя было просто отозвать под бдительное око недовольного начальства. Он был ас, и вдруг случилось нечто.
   Брэй прекрасно все понимал, и суета, возникшая вокруг его персоны, забавляла его. Гарри был удален из Амстердама на следующее же утро, причем таким образом, что у Скофилда не было возможности свидеться с ним. Те немногие сотрудники посольства, что были в курсе инцидента, обращались со Скофилдом так, словно ничего не произошло. Ему лишь предложили несколько дней отдохнуть, якобы по той причине, что из Вашингтона должен прибыть некто для решения оперативных задач по региону Праги. Так было сказано в шифровке, а разве не Прага служила прежде районом охоты Скофилда? Но он понимал, что это предлог, и далеко не лучший. Он знал, что теперь за каждым его движением следят - скорее всего ребята из контрразведки, и если бы он вздумал прогуляться в ювелирный магазин на улице Толстраат, то наверняка получил бы пулю в лоб.
   Скофилд явился в указанное место и был впущен горничной странного вида и неопределенного возраста. Он сообщил, что у него назначена встреча с владельцем квартиры и со своим адвокатом. Горничная кивнула и проводила его в гостиную первого этажа, где гостя встретил некий пожилой господин, но вовсе не тот, что должен был прибыть из Штатов. Когда дверь за женщиной закрылась, старик хозяин сказал:
   - Я пробуду здесь несколько минут, а затем удалюсь к себе наверх. Если вам что-нибудь понадобится, нажмите эту кнопку на телефоне, и у меня там раздастся звонок.
   - Благодарю, - ответил Скофилд, глядя на голландца и вспоминая другого пожилого человека, там, на мосту. - Мой коллега прибудет с минуты на минуту. Нам ничего не нужно.
   Человек кивнул и удалился. А Брэй принялся осматривать помещение. С отсутствующим видом он приблизился к книжным полкам и начал рассеянно перебирать корешки томов, причем даже не глядя на названия, - он просто не видел их. И внезапно до него дошло, что он не испытывает никаких эмоций: ни волнения, ни злости, ни сомнений. Он не ощущал ничего, пребывая в какой-то прострации. Все чувства притупились, и он не знал, что скажет человеку, который преодолел ради него огромное пространство, добираясь из США. Его это не волновало.
   Наконец за дверью наверху послышались шаги. Похоже, горничную на сей раз отпустили за ненадобностью: человек, спускавшийся вниз, прекрасно ориентировался в квартире. Через секунду Брэй увидел в проеме двери того, кого ждал. Брэй знал этого типа из группы стратегического планирования и разработки специальных операций.
   Ему было примерно столько же лет, сколько и Брэю, но, более худой и пониже ростом, он был склонен изображать бьющее через край веселье и кипучую энергию бодрячка, надеясь скрыть таким образом свое честолюбие. Однако ему это плохо удавалось.
   - Брэй, как поживаешь, старина? - бодро выкрикнул он, протягивая руку для дружеского и пылкого рукопожатия. - Бог мой, прошло почти два года! У меня есть что тебе порассказать!
   - Неужели?!
   - А то как же! - Бодрясь, прибывший показывал, что у Скофилда не должно быть никаких сомнений. - Я побывал в Кембридже на двадцатой годовщине нашего выпуска и прямо влип в кучу твоих друзей. Я напился в стельку и уже не помню, что я там врал насчет тебя и, главное, кому. Ты у меня теперь и важный спец по Малайскому архипелагу, и крупнейший лингвист в Новой Гвинее, и помощник секретаря посольства в Канберре. Это был прямо фонтан вранья. Ничего не помню, так нажрался.
   - Чего в им было интересоваться мной, Чарли?
   - Ну они же знали, что мы оба работали в Штатах, что мы друзья... Все это знали.
   - Брось! Мы никогда не были друзьями. Я подозреваю, что ты даже недолюбливаешь меня, впрочем, так же как и я тебя. И я никогда не видел тебя пьяным...
   Человек из-за океана застыл от неожиданности. Сияющая бодрая улыбка сползла с губ.
   - Ты решил быть грубым, Брэй?
   - Я хочу, чтобы все шло так, как идет.
   - Что случилось?
   - Когда? Где? В Гарварде?
   - Ты знаешь, о чем я спрашиваю. Прошлой ночью. Меня интересует, что произошло прошлой ночью.
   - Вот ты и объясни. Ведь это ты запустил машину, и ты крутил колеса.
   - Мы обнаружили утечку секретной информации, по причине чего все результаты в области космических исследований сводились на нет. Нам нужны были доказательства. Ты подтвердил наличие человека, работавшего на русских. И тебе было известно, что следует делать в таких случаях, но ты ушел в сторону.
   - Да, я устранился, - согласился Скофилд.
   - И, кроме всего прочего, когда у тебя возникли разногласия с помощником, ты поднял на него руку. На своего же человека!
   - Да, я сделал это. Если бы ты был на моем месте, ты избавился бы от него, отправил бы его куда-нибудь в Чили. Ведь ты неспособен стоять до конца и дать кому-нибудь в морду.
   - Что?
   - А с другой стороны, может, ты бы так и не поступил. Он так похож на тебя, Чарли. Он ничему не может научиться. Будь осторожен, когда-нибудь он займет твое место!
   - Ты что, пьян?
   - К сожалению, нет. Я подумал было, не напиться ли, но у меня пониженная кислотность. Конечно, если в я знал, что они пришлют тебя, я бы рискнул... Ради нашего общего прошлого.
   - Нет, ты не пьян, ты слетел с катушек.
   - Тележка свернула в сторону. Колеса, которые ты крутил, не вписались в поворот.
   - Кончай копаться в навозе...
   - Какое старомодное выражение! Нынче мы поминаем не конское, а бычье дерьмо, хотя я предпочитаю говно ящерицы.
   - Ну хватит! Твоя деятельность или, точнее, бездеятельность порочит основополагающие принципы контрразведки.
   - Да это ты иди и покопайся в конском дерьме! - заревел Скофилд, надвигаясь с грозным видом на персону из Штатов. - Я услышал от тебя все, что хотел услышать. Я ничему не навредил. Это ты и тебе подобные выродки компрометируют контрразведку. Вы решили, что обнаружили истинного виновника утечки информации, сквозь ваше вонючее сито просеяли фальшивого агента, а потому вам понадобился его труп, чтобы доказать, что он был шпионом. А потом вы побежали бы в Сороковое управление и рапортовали этим подонкам о том, как эффективно вы боретесь со шпионами.
   - Что ты несешь, Брэй?
   - Этот старик уже готов был сотрудничать с русскими, его вовремя обезвредили, потому что он на самом деле был предателем.
   - Что ты хочешь этим сказать? - Чарли отступил на шаг.
   - Я не уверен, но я бы хотел быть уверен. Что-то опущено в его досье. Может быть, жена у него никогда не умирала, а ее скрывают где-то, может, его шантажировали внуками, если они у него есть. В досье ничего об этом не говорится, но они могли взять кого-то заложником, Чарли. Вот почему он пошел со мной на контакт. И я был для него "листком".
   - Что это значит?
   - Да выучи ты язык. Бога ради. Ты же считаешься экспертом.
   - Пошел ты со своим языком, я и так эксперт! Нет никаких доказательств того, что старика шантажировали. Ни о каких его родственниках никогда не упоминалось. Их нет и никогда не было. Он был преданным агентом советской разведки.
   - Доказательств нет?! Ну давай, валяй, Чарли! Ведь даже ты прекрасно знаешь, что он пока ни в чем не замешан. Если ему удалось организовать себе возвращение, то он ловко спрятал концы в воду. И полагают что все дело во времени. Он ждал указанного срока, а я опередил русских. Его тайна или тайны были раскрыты. Его раскусили. Все это я понял из его досье, образ жизни он вел очень странный, даже учитывая его профессию.