– Откуда им было знать, как я одет, если я с ними говорил по телефону?
– А что вы хотите? Явился не запылился американец и принялся названивать…
– Разве я единственный американец? В Маскате, по-моему, остались кое-какие фирмачи, хотя правительство США отозвало всех своих граждан и наложило запрет на американские коммерческие рейсы.
– Но ваши друзья не понимают, как вы сюда попали. И главное – зачем? Скорее всего, они не хотят быть втянутыми в кризис с заложниками.
– Безусловно. Потому что учинили кровавую расправу с детьми тех ваших подданных, которые пытались этот кризис разрешить.
Ахмат прищурился и сказал с расстановкой:
– Преступления совершаются, да! И моя полиция делает все возможное, чтобы их предотвратить, но я ничего не слышал ни о какой расправе с детьми.
– Вы полагаете, я сочиняю? Дочь одного высокоответственного лица изнасиловали и порезали бритвой лицо, а сыну другого – перерезали горло.
– Если вы лжете… – Ахмат скрипнул зубами, – я перестану с вами считаться. Кто родители этих детей? Назовите имена и фамилии.
– Мне не сказали. Вернее, нельзя было.
– Должно быть, Мустафа рассказал… Больше некому.
– Да, он.
– Я из него душу вытрясу, но мне он скажет.
– Вы поняли, как они действуют? Этот Махди и его люди используют экстремистов, дабы свести на нет всякую конкуренцию, добиваясь полного контроля над финансами, полезными ископаемыми и вообще над экономикой региона.
Султан помедлил с ответом, затем покачал головой:
– Простите, Эван, не могу согласиться с этим. Они просто не осмелятся сделать это.
– Почему же?
– Потому что современные компьютеры контролируют все деньги, поступающие в виде платежей в финансовые органы любых фирм и картелей, потому что денежные потоки непременно пересекаются…
– Вы, надо думать, понимаете в этом больше, чем я, – прервал султана Эван.
– Потому что вы понимаете меньше меня в компьютерном анализе, – отбил пас Ахмат. – Там, где раньше потребовались бы месяцы, даже годы для обнаружения подпольных связей между, скажем, пятью сотнями корпораций, дутых, подставных, да каких угодно, программы проделают все за пару часов.
– Это, конечно, так, – заметил Кендрик, – но вы кое-что упускаете.
– Что именно?
– Эти связи обнаруживаются уже после того, как факт имел место! Короче, когда лисица уже задушит абсолютно всех цыплят. Уж вы извините меня за пару метафор, но едва ли после этого охотники станут расставлять капканы или пошлют своих собак по следу. Конечно, придет новое правительство с новыми законами, а если вам это не понравится, вас можно и скинуть! И никому до этого не будет никакого дела, потому как каждое утро встает солнце и простые люди отправляются на работу.
– Вы нарисовали весьма привлекательную картинку!
– Хорошо, вот вам примеры из истории. Муссолини сразу же навел порядок на железных дорогах, а Гитлер и его Третий рейх действительно оживили промышленность.
– Я вас понял. Сосредоточение финансов в одних руках и тотальный контроль над экономикой сулят народу стабильность и процветание?
– Получается так, а султан – дважды в выигрыше, – кивнул Эван, – поскольку получит отступные и приобретает еще одну жемчужину в свой гарем.
– Попробуйте сказать это моей жене. Она ведь у меня пресвитерианка из Нью-Бедфорда, что в штате Массачусетс.
– Ого! Как это вам удалось?
– У меня тогда скончался отец, а у нее отличное чувство юмора.
– Я не в состоянии уследить за вашей мыслью.
– Объясню как-нибудь в другой раз. Что касается заложников, давайте рассмотрим вариант дипломатического прорыва, поскольку любая стратегия, опирающаяся на применение силы, может обернуться катастрофой. Нельзя исключить вариант переговоров экстремистов с самыми эксцентричными лидерами на Ближнем Востоке. Они даже способны рекомендовать Арафата мэром Нью-Йорка и пойдут на союз с кем угодно, хоть с коммунистами, несмотря на то что хотят казаться святее папы римского. А вы, Эван, можете предложить что-либо кардинальное?
– С помощью ваших компьютеров отследите хотя бы денежный поток, вернее, источник, который снабжает посольство, но не продуктами либо медикаментами, а оружием и боеприпасами. И потом, кто-то снабжает террористов инструкциями. Иными словами, найдите этого Махди, арестуйте его, и тогда вы, как глава государства, будете реабилитированы в глазах мировой общественности.
Султан смотрел на Эвана не мигая:
– Вы, похоже, неплохо осведомлены во всем, что касается инсинуаций западной прессы. Борзописцы договорились до абсурда, будто я, недовольный влиянием Запада в Юго-Западном регионе, приветствую террор. «В противном случае почему султан Омана ничего не предпринимает?» – заявляют ваши средства массовой информации.
– Журналистику недаром называют второй древнейшей профессией. И я, и руководство в Госдепе считаем, что подобные комментарии – полная ерунда!
– Ваш Госдепартамент… – задумчиво произнес Ахмат, не отводя от Эвана Кендрика взгляда. – Эти оперы, – султан усмехнулся, – подкатывались ко мне, когда только начинались известные события в Тегеране. Я в то время был студентом и не знаю, на что те два парня рассчитывали. Возможно, они ожидали увидеть бедуина в джелабе. Может, думали, что я сижу на полу, по-турецки, и посасываю мундштук кальяна. Думаю, выгляди я именно так, они приняли бы меня всерьез.
– Мы опять уклонились от темы…
– Я докончу свою мысль. Понимаете, как только госдеповцы осознали, что ни у меня, ни у отца нет никаких связей с фундаменталистами, они ужасно расстроились. Один из них начал чуть ли не умолять меня стать координатором этих дел прямо из Вашингтона.
– Что вы ему ответили?
– Я сказал, что нужно всех мятежников переправить из Тегерана в город Кум, центр паломничества мусульман-шиитов, где находится штаб-квартира Хомейни. Но вначале направить туда бывших агентов Савака, так как они знают, как все это провернуть, если им будет гарантирована огневая поддержка и денежная компенсация. Я тогда посоветовал показать по телевидению необразованных фанатиков из окружения Хомейни и его самого. Весь мир увидел бы, насколько все они смешны.
Эван внимательно слушал султана.
– Это могло сработать, – сказал он тихо. – А если бы Хомейни решил выстоять и стать мучеником?
– Исключено, поверьте мне! Он бы быстро сдал свои позиции, если бы договаривающиеся стороны пришли к компромиссу. Тем более что у него нет никакого желания отправляться так быстро в мир иной, куда он охотно посылает двадцатилетних.
– Почему вы так уверены? – спросил Кендрик.
– Я наблюдал этого фанатика в Париже и, поверьте, не оправдываю ни Пехлеви, ни его Савак, а Хомейни – просто маразматик, которому хочется верить в собственное бессмертие. Я слышал, как он говорил толпе внимающих глупцов, что у него не два и не три, а двадцать, возможно, тридцать или даже сорок сыновей. «Воля Аллаха в том, чтобы мое семя было повсюду», – заявил он. Трепач! Дряхлый, грязный старик… Таких, как он, надо снимать на видеопленку и показывать по телевизору. Вот смеху-то будет!
– Вы проводите параллель между Хомейни и этим Махди?
– Не знаю, могу только предполагать. Если ваш Махди существует, он, конечно, практичный тип, но не религиозный фанатик. Однако, Эван, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам, помочь всем нам. Конечно, следует проявлять предельную осторожность. Я дам вам номер своего телефона. Сверхсекретная линия… Вы сможете звонить мне, но только мне. Видите ли, Эван, я не имею права официально общаться с вами.
– Вашингтон тоже не желает, условно говоря, со мной знаться…
– Это понятно. Никому не хочется запятнать себя кровью заложников.
– Мне понадобятся документы для меня самого и, возможно, перечень воздушных и морских грузоперевозок из районов, которые я укажу.
– Только устно, пожалуйста, никаких записей! Вам сообщат, где вы сможете получить документы, удостоверяющие вашу личность.
– Спасибо вам. В Госдепе меня тоже предупредили, чтобы я не делал никаких записей.
– Видимо, по той же самой причине.
– Не беспокойтесь по этому поводу. Мы с вами незнакомы, то есть мы никогда не встречались.
– Грустно все это! – сказал султан и нахмурился. – Но, Эван, если вы погибнете – это одно, но если достигнете хоть какого-либо успеха – это уже совсем другое. Скажите, зачем вам это нужно? Мне говорили, вы теперь политик, конгрессмен.
– Я, Ахмат, собираюсь расстаться с политикой и мечтаю вернуться сюда. Хочу делать то, что у меня получалось лучше всего.
– Понятно! Отец мне говорил, что вы и ваши люди – отличные специалисты. Помню, как-то он сказал: «Эти вьючные верблюды никогда не заламывают цены». Конечно, это было сказано по-доброму.
– Да, я понимаю! Мы всегда старались оставаться в разумных ценовых пределах. Ахмат, через четыре дня кончится мораторий, начнутся убийства, то есть новые расправы. Время поджимает. По какому телефону я смогу в случае чего обратиться к вам за помощью?
– Вам придется его запомнить!
– Да, конечно.
– Вместо принятых в Маскате первых трех цифр – 745 – набирайте 555, затем – 000 и еще 5. Не забудете?
– Номер легкий, не забуду, – ответил Кендрик. – Линия подключена к дворцовому коммутатору?
– Нет, это прямая линия. По этому номеру отвечают два телефонных аппарата. Причем сигнал подает маленькая красная лампочка, вмонтированная в правую ножку моего письменного стола. Это в офисе. А в спальне – в прикроватную тумбочку. Я отвечаю после десятого сигнала, чтобы было время выпроводить посетителей и начать конфиденциальный разговор. Когда я нахожусь за пределами дворца, при мне всегда звуковое устройство, показывающее, что мне звонят. При помощи дистанционного переключателя я слышу автоответчик, конечно, через шифровальное устройство.
– Вы упомянули, что еще двое пользуются этим номером. Кто они? Или это меня не касается?
– Этот номер знают мой министр безопасности и жена.
– Спасибо за доверие, Ахмат.
Не отводя от Кендрика пристального взгляда, султан сказал:
– Эван, когда вы работали здесь, погибли ваши друзья с семьями. Жуткая, бессмысленная трагедия! Неужели нынешние события в Маскате вызвали у вас такую болезненную реакцию, что вы решились сражаться против фантома?
– Не против фантома, а против опасного преступника, Ахмат, я докажу вам, что этот Махди существует.
– Возможно, и докажете, если останетесь в живых!
– На это я скажу вам то, что сказал в Госдепартаменте. У меня нет намерения штурмовать посольство в одиночку, тем более что я здесь действую сам по себе. И этому есть обоснование. Здесь я заработал большие деньги и собираюсь вернуться сюда. Если я смогу хоть как-то помочь ликвидировать кризис с заложниками, это и в моих интересах.
– Будьте осторожны, Эван. Вряд ли вам поверят, будто вы приехали в Маскат, руководствуясь личными причинами. Вот вы сказали, что некоторые ваши прежние друзья не захотели встретиться с вами, опасаясь за свою жизнь. А вы не допускаете мысли, что вас могут убить не только ваши враги?
– Меня уже предупреждали об этом, – ответил Кендрик.
– Кто?
– Араб, который сопровождал меня, вернее, ехал в кузове грузовика.
Кендрик лежал на кровати с открытыми глазами. Мысли его перескакивали с одного на другое. В памяти всплывали полузабытые имена, какие-то лица…
Улица возле порта… Гавань. Порт.
Доки в порту. Береговая линия – сплошные доки от порта Маскат до смежного с ним порта Матрах.
И вдруг Эвана будто кто-то толкнул! А ведь он и Мэнни Вайнграсс частенько договаривались о перевозках излишков грузов на зафрахтованных судах из Бахрейна и Эмиратов, что на севере. Береговая линия протяженностью более сотни километров к югу от Маската была всегда открытой территорией. Дороги вдоль побережья совершенно не контролировались, поэтому контрабандой занимались все кому не лень. А что теперь? Принимая во внимание огромные усилия, которые предпринимают разведслужбы шести западных стран, озабоченных событиями в Маскате, южная береговая линия Омана заслуживает тщательного контроля. Логично? Вполне…
Трезвон телефона вернул Эвана Кендрика к действительности. Он взял трубку:
– Да?
– Уходите из отеля немедленно!..
– Ахмат? – Эван рывком спустил ноги на пол.
– Да! У меня работает шифровальное устройство. Если вас прослушивают, все, что говорю я, – полная тарабарщина.
– Я только что произнес ваше имя.
– Это не имеет значения.
– Что случилось?
– Мустафа. Я решил выяснить, у кого из моих, как вы выразились, подданных надругались над детьми, позвонил ему и приказал прибыть во дворец. К несчастью, в запале я разъяснил свою озабоченность. Он, должно быть, звонил кому-то после этого.
– И что?
– По дороге ко мне его застрелили прямо в машине.
– Какое несчастье!
– Звонил он кому-либо, мы не узнаем. Но если не звонил, единственной причиной его убийства является встреча с вами.
– О господи!
– Сейчас же уходите из отеля и, пожалуйста, не оставляйте ничего такого, по чему вас можно опознать. Это чрезвычайно опасно для вас. Увидите двух полицейских. Их не опасайтесь. Они мои люди. Пройдут за вами по пятам, станут вас охранять. Один из них сообщит вам чуть позже имя человека, который снабдит вас необходимыми документами.
– Я уже выхожу. Вот только вещи соберу.
– Эван, – сказал Ахмат дрогнувшим голосом. – Я убедился в том, что этот Махди действительно существует. Он не один. Ищите его, ищите его людей. И рассчитывайте на мою помощь!
Глава 5
– А что вы хотите? Явился не запылился американец и принялся названивать…
– Разве я единственный американец? В Маскате, по-моему, остались кое-какие фирмачи, хотя правительство США отозвало всех своих граждан и наложило запрет на американские коммерческие рейсы.
– Но ваши друзья не понимают, как вы сюда попали. И главное – зачем? Скорее всего, они не хотят быть втянутыми в кризис с заложниками.
– Безусловно. Потому что учинили кровавую расправу с детьми тех ваших подданных, которые пытались этот кризис разрешить.
Ахмат прищурился и сказал с расстановкой:
– Преступления совершаются, да! И моя полиция делает все возможное, чтобы их предотвратить, но я ничего не слышал ни о какой расправе с детьми.
– Вы полагаете, я сочиняю? Дочь одного высокоответственного лица изнасиловали и порезали бритвой лицо, а сыну другого – перерезали горло.
– Если вы лжете… – Ахмат скрипнул зубами, – я перестану с вами считаться. Кто родители этих детей? Назовите имена и фамилии.
– Мне не сказали. Вернее, нельзя было.
– Должно быть, Мустафа рассказал… Больше некому.
– Да, он.
– Я из него душу вытрясу, но мне он скажет.
– Вы поняли, как они действуют? Этот Махди и его люди используют экстремистов, дабы свести на нет всякую конкуренцию, добиваясь полного контроля над финансами, полезными ископаемыми и вообще над экономикой региона.
Султан помедлил с ответом, затем покачал головой:
– Простите, Эван, не могу согласиться с этим. Они просто не осмелятся сделать это.
– Почему же?
– Потому что современные компьютеры контролируют все деньги, поступающие в виде платежей в финансовые органы любых фирм и картелей, потому что денежные потоки непременно пересекаются…
– Вы, надо думать, понимаете в этом больше, чем я, – прервал султана Эван.
– Потому что вы понимаете меньше меня в компьютерном анализе, – отбил пас Ахмат. – Там, где раньше потребовались бы месяцы, даже годы для обнаружения подпольных связей между, скажем, пятью сотнями корпораций, дутых, подставных, да каких угодно, программы проделают все за пару часов.
– Это, конечно, так, – заметил Кендрик, – но вы кое-что упускаете.
– Что именно?
– Эти связи обнаруживаются уже после того, как факт имел место! Короче, когда лисица уже задушит абсолютно всех цыплят. Уж вы извините меня за пару метафор, но едва ли после этого охотники станут расставлять капканы или пошлют своих собак по следу. Конечно, придет новое правительство с новыми законами, а если вам это не понравится, вас можно и скинуть! И никому до этого не будет никакого дела, потому как каждое утро встает солнце и простые люди отправляются на работу.
– Вы нарисовали весьма привлекательную картинку!
– Хорошо, вот вам примеры из истории. Муссолини сразу же навел порядок на железных дорогах, а Гитлер и его Третий рейх действительно оживили промышленность.
– Я вас понял. Сосредоточение финансов в одних руках и тотальный контроль над экономикой сулят народу стабильность и процветание?
– Получается так, а султан – дважды в выигрыше, – кивнул Эван, – поскольку получит отступные и приобретает еще одну жемчужину в свой гарем.
– Попробуйте сказать это моей жене. Она ведь у меня пресвитерианка из Нью-Бедфорда, что в штате Массачусетс.
– Ого! Как это вам удалось?
– У меня тогда скончался отец, а у нее отличное чувство юмора.
– Я не в состоянии уследить за вашей мыслью.
– Объясню как-нибудь в другой раз. Что касается заложников, давайте рассмотрим вариант дипломатического прорыва, поскольку любая стратегия, опирающаяся на применение силы, может обернуться катастрофой. Нельзя исключить вариант переговоров экстремистов с самыми эксцентричными лидерами на Ближнем Востоке. Они даже способны рекомендовать Арафата мэром Нью-Йорка и пойдут на союз с кем угодно, хоть с коммунистами, несмотря на то что хотят казаться святее папы римского. А вы, Эван, можете предложить что-либо кардинальное?
– С помощью ваших компьютеров отследите хотя бы денежный поток, вернее, источник, который снабжает посольство, но не продуктами либо медикаментами, а оружием и боеприпасами. И потом, кто-то снабжает террористов инструкциями. Иными словами, найдите этого Махди, арестуйте его, и тогда вы, как глава государства, будете реабилитированы в глазах мировой общественности.
Султан смотрел на Эвана не мигая:
– Вы, похоже, неплохо осведомлены во всем, что касается инсинуаций западной прессы. Борзописцы договорились до абсурда, будто я, недовольный влиянием Запада в Юго-Западном регионе, приветствую террор. «В противном случае почему султан Омана ничего не предпринимает?» – заявляют ваши средства массовой информации.
– Журналистику недаром называют второй древнейшей профессией. И я, и руководство в Госдепе считаем, что подобные комментарии – полная ерунда!
– Ваш Госдепартамент… – задумчиво произнес Ахмат, не отводя от Эвана Кендрика взгляда. – Эти оперы, – султан усмехнулся, – подкатывались ко мне, когда только начинались известные события в Тегеране. Я в то время был студентом и не знаю, на что те два парня рассчитывали. Возможно, они ожидали увидеть бедуина в джелабе. Может, думали, что я сижу на полу, по-турецки, и посасываю мундштук кальяна. Думаю, выгляди я именно так, они приняли бы меня всерьез.
– Мы опять уклонились от темы…
– Я докончу свою мысль. Понимаете, как только госдеповцы осознали, что ни у меня, ни у отца нет никаких связей с фундаменталистами, они ужасно расстроились. Один из них начал чуть ли не умолять меня стать координатором этих дел прямо из Вашингтона.
– Что вы ему ответили?
– Я сказал, что нужно всех мятежников переправить из Тегерана в город Кум, центр паломничества мусульман-шиитов, где находится штаб-квартира Хомейни. Но вначале направить туда бывших агентов Савака, так как они знают, как все это провернуть, если им будет гарантирована огневая поддержка и денежная компенсация. Я тогда посоветовал показать по телевидению необразованных фанатиков из окружения Хомейни и его самого. Весь мир увидел бы, насколько все они смешны.
Эван внимательно слушал султана.
– Это могло сработать, – сказал он тихо. – А если бы Хомейни решил выстоять и стать мучеником?
– Исключено, поверьте мне! Он бы быстро сдал свои позиции, если бы договаривающиеся стороны пришли к компромиссу. Тем более что у него нет никакого желания отправляться так быстро в мир иной, куда он охотно посылает двадцатилетних.
– Почему вы так уверены? – спросил Кендрик.
– Я наблюдал этого фанатика в Париже и, поверьте, не оправдываю ни Пехлеви, ни его Савак, а Хомейни – просто маразматик, которому хочется верить в собственное бессмертие. Я слышал, как он говорил толпе внимающих глупцов, что у него не два и не три, а двадцать, возможно, тридцать или даже сорок сыновей. «Воля Аллаха в том, чтобы мое семя было повсюду», – заявил он. Трепач! Дряхлый, грязный старик… Таких, как он, надо снимать на видеопленку и показывать по телевизору. Вот смеху-то будет!
– Вы проводите параллель между Хомейни и этим Махди?
– Не знаю, могу только предполагать. Если ваш Махди существует, он, конечно, практичный тип, но не религиозный фанатик. Однако, Эван, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам, помочь всем нам. Конечно, следует проявлять предельную осторожность. Я дам вам номер своего телефона. Сверхсекретная линия… Вы сможете звонить мне, но только мне. Видите ли, Эван, я не имею права официально общаться с вами.
– Вашингтон тоже не желает, условно говоря, со мной знаться…
– Это понятно. Никому не хочется запятнать себя кровью заложников.
– Мне понадобятся документы для меня самого и, возможно, перечень воздушных и морских грузоперевозок из районов, которые я укажу.
– Только устно, пожалуйста, никаких записей! Вам сообщат, где вы сможете получить документы, удостоверяющие вашу личность.
– Спасибо вам. В Госдепе меня тоже предупредили, чтобы я не делал никаких записей.
– Видимо, по той же самой причине.
– Не беспокойтесь по этому поводу. Мы с вами незнакомы, то есть мы никогда не встречались.
– Грустно все это! – сказал султан и нахмурился. – Но, Эван, если вы погибнете – это одно, но если достигнете хоть какого-либо успеха – это уже совсем другое. Скажите, зачем вам это нужно? Мне говорили, вы теперь политик, конгрессмен.
– Я, Ахмат, собираюсь расстаться с политикой и мечтаю вернуться сюда. Хочу делать то, что у меня получалось лучше всего.
– Понятно! Отец мне говорил, что вы и ваши люди – отличные специалисты. Помню, как-то он сказал: «Эти вьючные верблюды никогда не заламывают цены». Конечно, это было сказано по-доброму.
– Да, я понимаю! Мы всегда старались оставаться в разумных ценовых пределах. Ахмат, через четыре дня кончится мораторий, начнутся убийства, то есть новые расправы. Время поджимает. По какому телефону я смогу в случае чего обратиться к вам за помощью?
– Вам придется его запомнить!
– Да, конечно.
– Вместо принятых в Маскате первых трех цифр – 745 – набирайте 555, затем – 000 и еще 5. Не забудете?
– Номер легкий, не забуду, – ответил Кендрик. – Линия подключена к дворцовому коммутатору?
– Нет, это прямая линия. По этому номеру отвечают два телефонных аппарата. Причем сигнал подает маленькая красная лампочка, вмонтированная в правую ножку моего письменного стола. Это в офисе. А в спальне – в прикроватную тумбочку. Я отвечаю после десятого сигнала, чтобы было время выпроводить посетителей и начать конфиденциальный разговор. Когда я нахожусь за пределами дворца, при мне всегда звуковое устройство, показывающее, что мне звонят. При помощи дистанционного переключателя я слышу автоответчик, конечно, через шифровальное устройство.
– Вы упомянули, что еще двое пользуются этим номером. Кто они? Или это меня не касается?
– Этот номер знают мой министр безопасности и жена.
– Спасибо за доверие, Ахмат.
Не отводя от Кендрика пристального взгляда, султан сказал:
– Эван, когда вы работали здесь, погибли ваши друзья с семьями. Жуткая, бессмысленная трагедия! Неужели нынешние события в Маскате вызвали у вас такую болезненную реакцию, что вы решились сражаться против фантома?
– Не против фантома, а против опасного преступника, Ахмат, я докажу вам, что этот Махди существует.
– Возможно, и докажете, если останетесь в живых!
– На это я скажу вам то, что сказал в Госдепартаменте. У меня нет намерения штурмовать посольство в одиночку, тем более что я здесь действую сам по себе. И этому есть обоснование. Здесь я заработал большие деньги и собираюсь вернуться сюда. Если я смогу хоть как-то помочь ликвидировать кризис с заложниками, это и в моих интересах.
– Будьте осторожны, Эван. Вряд ли вам поверят, будто вы приехали в Маскат, руководствуясь личными причинами. Вот вы сказали, что некоторые ваши прежние друзья не захотели встретиться с вами, опасаясь за свою жизнь. А вы не допускаете мысли, что вас могут убить не только ваши враги?
– Меня уже предупреждали об этом, – ответил Кендрик.
– Кто?
– Араб, который сопровождал меня, вернее, ехал в кузове грузовика.
Кендрик лежал на кровати с открытыми глазами. Мысли его перескакивали с одного на другое. В памяти всплывали полузабытые имена, какие-то лица…
Улица возле порта… Гавань. Порт.
Доки в порту. Береговая линия – сплошные доки от порта Маскат до смежного с ним порта Матрах.
И вдруг Эвана будто кто-то толкнул! А ведь он и Мэнни Вайнграсс частенько договаривались о перевозках излишков грузов на зафрахтованных судах из Бахрейна и Эмиратов, что на севере. Береговая линия протяженностью более сотни километров к югу от Маската была всегда открытой территорией. Дороги вдоль побережья совершенно не контролировались, поэтому контрабандой занимались все кому не лень. А что теперь? Принимая во внимание огромные усилия, которые предпринимают разведслужбы шести западных стран, озабоченных событиями в Маскате, южная береговая линия Омана заслуживает тщательного контроля. Логично? Вполне…
Трезвон телефона вернул Эвана Кендрика к действительности. Он взял трубку:
– Да?
– Уходите из отеля немедленно!..
– Ахмат? – Эван рывком спустил ноги на пол.
– Да! У меня работает шифровальное устройство. Если вас прослушивают, все, что говорю я, – полная тарабарщина.
– Я только что произнес ваше имя.
– Это не имеет значения.
– Что случилось?
– Мустафа. Я решил выяснить, у кого из моих, как вы выразились, подданных надругались над детьми, позвонил ему и приказал прибыть во дворец. К несчастью, в запале я разъяснил свою озабоченность. Он, должно быть, звонил кому-то после этого.
– И что?
– По дороге ко мне его застрелили прямо в машине.
– Какое несчастье!
– Звонил он кому-либо, мы не узнаем. Но если не звонил, единственной причиной его убийства является встреча с вами.
– О господи!
– Сейчас же уходите из отеля и, пожалуйста, не оставляйте ничего такого, по чему вас можно опознать. Это чрезвычайно опасно для вас. Увидите двух полицейских. Их не опасайтесь. Они мои люди. Пройдут за вами по пятам, станут вас охранять. Один из них сообщит вам чуть позже имя человека, который снабдит вас необходимыми документами.
– Я уже выхожу. Вот только вещи соберу.
– Эван, – сказал Ахмат дрогнувшим голосом. – Я убедился в том, что этот Махди действительно существует. Он не один. Ищите его, ищите его людей. И рассчитывайте на мою помощь!
Глава 5
– Хасиб![19] – За спиной Кендрика раздался возглас, заставивший его резко повернуться.
В ту же секунду один из двух полицейских, тот, что был метрах в двух от него, схватил его за руку и, потянув за собой, прижал к стене. Скосив глаза, Кендрик увидел неподалеку парочку косматых юнцов в полувоенной форме с ружьями наперевес. Наглые молодчики вышагивали посередине булыжной мостовой узкой торговой улочки. То и дело пиная лотки с товарами, они заодно вытирали подошвы грубых ботинок о домотканые ковры сидящих на корточках торговцев.
– Сэр, они нас не видят! – сказал громким шепотом полицейский, перейдя на английский.
– И что? – отозвался, понизив голос, Кендрик.
– Тихо, сэр! Прижмитесь плотнее к стене! – шепнул полицейский, наваливаясь на Кендрика и загораживая его собою.
Вооруженные подростки проследовали мимо. Они прокладывали себе дорогу прикладами. Народ при виде их шарахался в стороны.
– А юнцы-то, похоже, на взводе! – заметил полицейский внезапно осипшим голосом, в котором, кроме злобы, Кендрик уловил некое подобие ликования.
Спустя минут пять впереди кто-то вскрикнул. Все посмотрели в ту сторону. Один из террористов, совсем мальчишка, со всего маху ударил прикладом по голове торговца, сделавшего ему замечание.
– Слава Аллаху, что эти распоясавшиеся сопляки учинили беспредел здесь, на рынке! – сказал полицейский и оглянулся на своего напарника.
– Объясните, я не понял! – попросил Кендрик.
– Нам запрещено появляться у вашего посольства, но, когда мы становимся свидетелями бесчинств в городе, тут уж не зеваем, тут уж руки у нас развязаны!
Второй террорист, постарше, размахивая ружьем, принялся разгонять зевак. Владельцы магазинов и мелких лавчонок стали опускать железные ставни.
– Либо эти выродки испытают на себе праведный гнев Аллаха, на которого они плюют, – процедил сквозь зубы полицейский, – либо придется отправить их туда, где дожидаются суда праведного их дружки. А вас, сэр, я прошу подождать меня здесь, на этом месте! Я скоро вернусь и тогда объясню, как и где отыскать нужного вам человека.
– Договорились! – Кендрик кивнул. – Но прежде скажите, куда это вы собираетесь их отправить?
Полицейский отмахнулся и кинулся догонять своего напарника, который уже пробивался сквозь вихрь взбаламученного моря продавцов и покупателей.
Кендрик натянул готру на лоб и побежал за ними.
Обменявшись на ходу репликами, полицейские прибавили шагу и стали догонять террористов. Толпа зевак бросилась врассыпную, рынок опустел буквально в мгновение ока.
Настигнув молодчиков, полицейские выхватили ножи и не раздумывая полоснули того и другого по руке, чуть ниже правого предплечья. Без лишнего шума, выпустив из рук ружья, террористы повалились на булыжник мостовой. Полицейские между тем делали вид, будто готовы перерезать им горло.
– Эй, постойте! – крикнул Кендрик, подбегая.
– Сэр, отвернитесь, не показывайте им лицо, и, пожалуйста, больше ни слова! – сказал полицейский, пообещавший скоро вернуться.
– Мне необходимо задать вам вопрос.
– Позже, сэр! Позже… Не при свидетелях. – Полицейский кивнул в сторону скорчившихся террористов.
– Но они наверняка не понимают английского! – настаивал Кендрик.
– Еще как понимают, сэр! – вмешался второй полицейский. – Между прочим, мы для вас как-никак власть, и вы обязаны беспрекословно выполнять наши распоряжения. Вам это понятно, сэр?
– Понятно! – Эван кивнул.
– Тогда возвращайтесь туда, где мы вас оставили!
– Идите, идите, сэр! Я сейчас вернусь, – сказал первый полицейский. – Вот только отправим этих субчиков туда, где их ждут не дождутся, и я к вашим услугам.
Кендрик повернулся и зашагал. Он и десяти шагов не сделал, когда раздался душераздирающий вопль. Кендрик обернулся и остолбенел.
Террорист, что помоложе, выхватив у полицейского нож, перерезал себе горло – от уха до уха.
– Идиот! – заорал второй полицейский. – Тоже мне мученик нашелся. Зачем ты сделал это, болван?
Вопрос остался без ответа, ибо террорист был мертв. Кровь заливала юное лицо. Его дружка била крупная дрожь. Он тупо смотрел на бездыханное тело и покачивал головой.
Ну вот, подумал конгрессмен девятого округа штата Колорадо, наконец довелось стать свидетелем джихада – гибели во имя веры.
– Быстро уходите, сэр, – сказал первый полицейский. – Здесь вам оставаться опасно, а нам необходимо предпринять кое-какие срочные меры, да и этого… – он покосился на скорчившегося террориста, – нужно отправить кое-куда. Человека, который вас уже ждет, зовут эль-Баз. На рыночной площади возле старинной портовой крепости есть пекарня, где продают апельсиновую пахлаву. И там вам объяснят, как его найти.
– Значит, сейчас я иду прямо в сторону порта…
– Да, сэр! Идите быстрей, не задерживайте нас! В порту две крепости. Возле той, что южнее, есть рыночная площадь…
– Найду! – Эван оборвал полицейского, ударившегося в длительные разъяснения. – Вы не ответили на мой вопрос.
– Времени в обрез, сэр! Уходите же…
– Я и шагу не сделаю, пока не получу ответа на вопрос. Учтите, вам придется объясняться с султаном, – пригрозил Кендрик.
– Какой еще вопрос? – вмешался второй полицейский.
– Куда вы собираетесь его отправлять? – Кендрик кивнул на безучастно раскачивающегося террориста.
– В тюрьму, куда же еще! – рявкнул второй полицейский.
– И много там таких?
– Не считал. Может, сто, возможно, меньше…
– И все из посольства?
– Понятия не имею. А теперь уходите! Как говорится, идите и не оглядывайтесь.
Кендрик зашагал прочь. Шел и размышлял. Сначала он найдет человека по имени эль-Баз. С его помощью обзаведется документами и только потом приступит к решению главной задачи своей жизни. Махди он найдет! Найдет и уничтожит во что бы то ни стало.
Эван хорошо знал город. Скоро остался позади квартал, известный под названием Харат-Вальят. Энергичной походкой он шагал в сторону рыночной площади Сабат-Айнуб. Красивое название! В вольном переводе с арабского означает «корзина с виноградом». Архитектурное решение площади тоже не лишено изящества, несмотря на причудливые вкрапления стилей – раннего арабского, португальского, персидского, индийского и современного западного. Вся это изысканность однажды поблекнет, пришел к выводу Кендрик, и вновь подтвердится истина о непостоянстве всех и всяких особенностей, привнесенных в любую культуру завоеваниями и завоевателями.
Он вышел на просторную площадь. В ее центре журчал фонтан. Струи воды падали на мраморную статую шейха в развевающихся одеждах, по всей видимости, устремленного вперед. В никуда…
Внимание Кендрика привлекли группы туристов. Удивительно! Ходят, бродят, щелкают фотоаппаратами, абсолютно безразличные к хаосу, к беспорядкам в американском посольстве. Снуют торговцы-арабы, предлагают сувениры. Похоже, все, что происходит в прежде миролюбивом Маскате, вне их понимания.
Кендрик обвел взглядом площадь. Вывеску «Апельсиновая пахлава» он увидел сразу. Крошечная лавчонка.
– Ваши люди, как всегда, правы, – сказала темноволосая молодая женщина в элегантном черном костюме, изящной шляпке и с миниатюрным фотоаппаратом в руке. Сделав несколько снимков Эвана Кендрика в момент, когда он входил в пекарню на рыночной площади Сабат-Айнуб, она убрала фотоаппарат в сумку и обратилась к низкорослому вальяжному арабу средних лет: – А на базаре его все-таки заметили?
– Как будто бы да! Во всяком случае, обратили внимание на мужчину, который бежал вслед за полицейскими. Странно, конечно, потому что обычно бегают от полицейских, – сказал агент-осведомитель, не сводя глаз с пекарни.
– Так видели его там или нет?
– Дело в том, что никто не видел, куда он потом подевался. Конечно, все были потрясены случившимся, то есть я хочу сказать, что истеричные люди склонны к сбивчивости в изложении фактов. Новое, как известно, возбуждает, старое забывается…
– Вы просто великолепны! – Женщина мило улыбнулась. – И ваши люди тоже.
– Стараемся, л’аниса[20] Калейла, – сказал араб. – Если не будем выкладываться, придется столкнуться с альтернативой, с которой предпочитаем не сталкиваться.
– А при чем тогда пекарня? – спросила Калейла. – Есть какие-либо соображения на этот счет?
– На этот – никаких! Лично я не терплю пахлаву. Мед, скажу я вам, прямо-таки льется ручьем. А евреи обожают это кушанье. Вы, конечно, знаете!
– При чем тут евреи? Я, к примеру, тоже люблю.
– В таком случае и он, и вы, и все забыли, какую кашу однажды заварили турки.
– Не думаю, что объект наведался в пекарню ради пахлавы. И уж тем более не ради экскурсов в историю турецкой версии относительно происхождения египтян и израильтян.
– И это говорит дочь Клеопатры? – улыбнулся осведомитель.
– Дочь Клеопатры никак в толк не возьмет, о чем, черт побери, говорите вы! К вашему сведению, я просто пытаюсь кое в чем разобраться.
– В таком случае не лучше ли начать с армейской машины, которая после салята ждала объект в паре кварталов севернее его отеля. Это имеет, на мой взгляд, существенное значение.
– Чепуха! Наверное, у него есть друзья среди военных.
– В Маскате, л’аниса Калейла, расквартирован лишь гарнизон султана.
– Ну и что?
– А то, что офицеры дважды в месяц подвергаются ротации, то есть их переводят из города на пограничные посты вдоль границы с Южным Йеменом.
– Ну, переводят и переводят… Что в этом такого?
– Я хочу сказать о двух вещах. Во-первых, я считаю, что это просто невероятное совпадение, когда объект по прошествии пяти лет с легкостью находит старинного приятеля в гарнизоне, который каждые две недели подвергается ротации.
– Мало ли что! Необычное совпадение, но вполне возможное. А какое ваше второе соображение?
– Второе соображение полностью исключает упомянутое первое. Дело в том, что в эти дни ни одна гарнизонная машина не подобрала бы по пути иностранца без распоряжения верховного главнокомандующего.
– Султана, что ли?
– А кого же еще?
– Не придумывайте! Султан загнан в угол. Зачем ему иностранец? Одно неверное движение, и ответственность за гибель заложников ляжет на него. К тому же, если это случится, американцы не оставят от Маската камня на камне. Он это понимает.
– Думаю, султан также понимает, что несет большую ответственность и за то, что он сделает, и за то, чего не сделает. А не лучше ли выяснить, что предпочли бы сделать в подобной ситуации другие? Разве такая мысль не могла прийти султану в его умную голову?
Калейла пристально посмотрела на осведомителя:
– Если предположить, что армейская машина отвезла объект на встречу с султаном, она ведь через какое-то время и обратно его привезла, не так ли?
– Да, это так! – согласился ее собеседник. Его голос прозвучал ровно, будто ему было понятно, куда она клонит.
– Получается, не сразу привезла объект назад, то есть о чем-то они все-таки беседовали. И если объект предложил какой-то выход из создавшегося положения, он не был сразу отвергнут. Так?
– Скорее всего, так, л’аниса Калейла.
– Хорошо бы узнать, что именно было предложено.
– Для всех нас в высшей степени опасно не знать этого! – кивнул араб-осведомитель. – Гибель двухсот тридцати шести американцев – это катастрофа. Решается судьба нации. Моей нации, добавлю я. Так что я сделаю все, зависящее от меня, чтобы она осталась нашей. Вы меня понимаете, дорогая Калейла?
– Понимаю…
– В самом деле? У вас ведь было гораздо больше преимуществ в Средиземном море, чем когда-либо у нас, в нашем Персидском заливе. Кажется, наступило наше время. Думаю, никому не удастся нас остановить.
В ту же секунду один из двух полицейских, тот, что был метрах в двух от него, схватил его за руку и, потянув за собой, прижал к стене. Скосив глаза, Кендрик увидел неподалеку парочку косматых юнцов в полувоенной форме с ружьями наперевес. Наглые молодчики вышагивали посередине булыжной мостовой узкой торговой улочки. То и дело пиная лотки с товарами, они заодно вытирали подошвы грубых ботинок о домотканые ковры сидящих на корточках торговцев.
– Сэр, они нас не видят! – сказал громким шепотом полицейский, перейдя на английский.
– И что? – отозвался, понизив голос, Кендрик.
– Тихо, сэр! Прижмитесь плотнее к стене! – шепнул полицейский, наваливаясь на Кендрика и загораживая его собою.
Вооруженные подростки проследовали мимо. Они прокладывали себе дорогу прикладами. Народ при виде их шарахался в стороны.
– А юнцы-то, похоже, на взводе! – заметил полицейский внезапно осипшим голосом, в котором, кроме злобы, Кендрик уловил некое подобие ликования.
Спустя минут пять впереди кто-то вскрикнул. Все посмотрели в ту сторону. Один из террористов, совсем мальчишка, со всего маху ударил прикладом по голове торговца, сделавшего ему замечание.
– Слава Аллаху, что эти распоясавшиеся сопляки учинили беспредел здесь, на рынке! – сказал полицейский и оглянулся на своего напарника.
– Объясните, я не понял! – попросил Кендрик.
– Нам запрещено появляться у вашего посольства, но, когда мы становимся свидетелями бесчинств в городе, тут уж не зеваем, тут уж руки у нас развязаны!
Второй террорист, постарше, размахивая ружьем, принялся разгонять зевак. Владельцы магазинов и мелких лавчонок стали опускать железные ставни.
– Либо эти выродки испытают на себе праведный гнев Аллаха, на которого они плюют, – процедил сквозь зубы полицейский, – либо придется отправить их туда, где дожидаются суда праведного их дружки. А вас, сэр, я прошу подождать меня здесь, на этом месте! Я скоро вернусь и тогда объясню, как и где отыскать нужного вам человека.
– Договорились! – Кендрик кивнул. – Но прежде скажите, куда это вы собираетесь их отправить?
Полицейский отмахнулся и кинулся догонять своего напарника, который уже пробивался сквозь вихрь взбаламученного моря продавцов и покупателей.
Кендрик натянул готру на лоб и побежал за ними.
Обменявшись на ходу репликами, полицейские прибавили шагу и стали догонять террористов. Толпа зевак бросилась врассыпную, рынок опустел буквально в мгновение ока.
Настигнув молодчиков, полицейские выхватили ножи и не раздумывая полоснули того и другого по руке, чуть ниже правого предплечья. Без лишнего шума, выпустив из рук ружья, террористы повалились на булыжник мостовой. Полицейские между тем делали вид, будто готовы перерезать им горло.
– Эй, постойте! – крикнул Кендрик, подбегая.
– Сэр, отвернитесь, не показывайте им лицо, и, пожалуйста, больше ни слова! – сказал полицейский, пообещавший скоро вернуться.
– Мне необходимо задать вам вопрос.
– Позже, сэр! Позже… Не при свидетелях. – Полицейский кивнул в сторону скорчившихся террористов.
– Но они наверняка не понимают английского! – настаивал Кендрик.
– Еще как понимают, сэр! – вмешался второй полицейский. – Между прочим, мы для вас как-никак власть, и вы обязаны беспрекословно выполнять наши распоряжения. Вам это понятно, сэр?
– Понятно! – Эван кивнул.
– Тогда возвращайтесь туда, где мы вас оставили!
– Идите, идите, сэр! Я сейчас вернусь, – сказал первый полицейский. – Вот только отправим этих субчиков туда, где их ждут не дождутся, и я к вашим услугам.
Кендрик повернулся и зашагал. Он и десяти шагов не сделал, когда раздался душераздирающий вопль. Кендрик обернулся и остолбенел.
Террорист, что помоложе, выхватив у полицейского нож, перерезал себе горло – от уха до уха.
– Идиот! – заорал второй полицейский. – Тоже мне мученик нашелся. Зачем ты сделал это, болван?
Вопрос остался без ответа, ибо террорист был мертв. Кровь заливала юное лицо. Его дружка била крупная дрожь. Он тупо смотрел на бездыханное тело и покачивал головой.
Ну вот, подумал конгрессмен девятого округа штата Колорадо, наконец довелось стать свидетелем джихада – гибели во имя веры.
– Быстро уходите, сэр, – сказал первый полицейский. – Здесь вам оставаться опасно, а нам необходимо предпринять кое-какие срочные меры, да и этого… – он покосился на скорчившегося террориста, – нужно отправить кое-куда. Человека, который вас уже ждет, зовут эль-Баз. На рыночной площади возле старинной портовой крепости есть пекарня, где продают апельсиновую пахлаву. И там вам объяснят, как его найти.
– Значит, сейчас я иду прямо в сторону порта…
– Да, сэр! Идите быстрей, не задерживайте нас! В порту две крепости. Возле той, что южнее, есть рыночная площадь…
– Найду! – Эван оборвал полицейского, ударившегося в длительные разъяснения. – Вы не ответили на мой вопрос.
– Времени в обрез, сэр! Уходите же…
– Я и шагу не сделаю, пока не получу ответа на вопрос. Учтите, вам придется объясняться с султаном, – пригрозил Кендрик.
– Какой еще вопрос? – вмешался второй полицейский.
– Куда вы собираетесь его отправлять? – Кендрик кивнул на безучастно раскачивающегося террориста.
– В тюрьму, куда же еще! – рявкнул второй полицейский.
– И много там таких?
– Не считал. Может, сто, возможно, меньше…
– И все из посольства?
– Понятия не имею. А теперь уходите! Как говорится, идите и не оглядывайтесь.
Кендрик зашагал прочь. Шел и размышлял. Сначала он найдет человека по имени эль-Баз. С его помощью обзаведется документами и только потом приступит к решению главной задачи своей жизни. Махди он найдет! Найдет и уничтожит во что бы то ни стало.
Эван хорошо знал город. Скоро остался позади квартал, известный под названием Харат-Вальят. Энергичной походкой он шагал в сторону рыночной площади Сабат-Айнуб. Красивое название! В вольном переводе с арабского означает «корзина с виноградом». Архитектурное решение площади тоже не лишено изящества, несмотря на причудливые вкрапления стилей – раннего арабского, португальского, персидского, индийского и современного западного. Вся это изысканность однажды поблекнет, пришел к выводу Кендрик, и вновь подтвердится истина о непостоянстве всех и всяких особенностей, привнесенных в любую культуру завоеваниями и завоевателями.
Он вышел на просторную площадь. В ее центре журчал фонтан. Струи воды падали на мраморную статую шейха в развевающихся одеждах, по всей видимости, устремленного вперед. В никуда…
Внимание Кендрика привлекли группы туристов. Удивительно! Ходят, бродят, щелкают фотоаппаратами, абсолютно безразличные к хаосу, к беспорядкам в американском посольстве. Снуют торговцы-арабы, предлагают сувениры. Похоже, все, что происходит в прежде миролюбивом Маскате, вне их понимания.
Кендрик обвел взглядом площадь. Вывеску «Апельсиновая пахлава» он увидел сразу. Крошечная лавчонка.
– Ваши люди, как всегда, правы, – сказала темноволосая молодая женщина в элегантном черном костюме, изящной шляпке и с миниатюрным фотоаппаратом в руке. Сделав несколько снимков Эвана Кендрика в момент, когда он входил в пекарню на рыночной площади Сабат-Айнуб, она убрала фотоаппарат в сумку и обратилась к низкорослому вальяжному арабу средних лет: – А на базаре его все-таки заметили?
– Как будто бы да! Во всяком случае, обратили внимание на мужчину, который бежал вслед за полицейскими. Странно, конечно, потому что обычно бегают от полицейских, – сказал агент-осведомитель, не сводя глаз с пекарни.
– Так видели его там или нет?
– Дело в том, что никто не видел, куда он потом подевался. Конечно, все были потрясены случившимся, то есть я хочу сказать, что истеричные люди склонны к сбивчивости в изложении фактов. Новое, как известно, возбуждает, старое забывается…
– Вы просто великолепны! – Женщина мило улыбнулась. – И ваши люди тоже.
– Стараемся, л’аниса[20] Калейла, – сказал араб. – Если не будем выкладываться, придется столкнуться с альтернативой, с которой предпочитаем не сталкиваться.
– А при чем тогда пекарня? – спросила Калейла. – Есть какие-либо соображения на этот счет?
– На этот – никаких! Лично я не терплю пахлаву. Мед, скажу я вам, прямо-таки льется ручьем. А евреи обожают это кушанье. Вы, конечно, знаете!
– При чем тут евреи? Я, к примеру, тоже люблю.
– В таком случае и он, и вы, и все забыли, какую кашу однажды заварили турки.
– Не думаю, что объект наведался в пекарню ради пахлавы. И уж тем более не ради экскурсов в историю турецкой версии относительно происхождения египтян и израильтян.
– И это говорит дочь Клеопатры? – улыбнулся осведомитель.
– Дочь Клеопатры никак в толк не возьмет, о чем, черт побери, говорите вы! К вашему сведению, я просто пытаюсь кое в чем разобраться.
– В таком случае не лучше ли начать с армейской машины, которая после салята ждала объект в паре кварталов севернее его отеля. Это имеет, на мой взгляд, существенное значение.
– Чепуха! Наверное, у него есть друзья среди военных.
– В Маскате, л’аниса Калейла, расквартирован лишь гарнизон султана.
– Ну и что?
– А то, что офицеры дважды в месяц подвергаются ротации, то есть их переводят из города на пограничные посты вдоль границы с Южным Йеменом.
– Ну, переводят и переводят… Что в этом такого?
– Я хочу сказать о двух вещах. Во-первых, я считаю, что это просто невероятное совпадение, когда объект по прошествии пяти лет с легкостью находит старинного приятеля в гарнизоне, который каждые две недели подвергается ротации.
– Мало ли что! Необычное совпадение, но вполне возможное. А какое ваше второе соображение?
– Второе соображение полностью исключает упомянутое первое. Дело в том, что в эти дни ни одна гарнизонная машина не подобрала бы по пути иностранца без распоряжения верховного главнокомандующего.
– Султана, что ли?
– А кого же еще?
– Не придумывайте! Султан загнан в угол. Зачем ему иностранец? Одно неверное движение, и ответственность за гибель заложников ляжет на него. К тому же, если это случится, американцы не оставят от Маската камня на камне. Он это понимает.
– Думаю, султан также понимает, что несет большую ответственность и за то, что он сделает, и за то, чего не сделает. А не лучше ли выяснить, что предпочли бы сделать в подобной ситуации другие? Разве такая мысль не могла прийти султану в его умную голову?
Калейла пристально посмотрела на осведомителя:
– Если предположить, что армейская машина отвезла объект на встречу с султаном, она ведь через какое-то время и обратно его привезла, не так ли?
– Да, это так! – согласился ее собеседник. Его голос прозвучал ровно, будто ему было понятно, куда она клонит.
– Получается, не сразу привезла объект назад, то есть о чем-то они все-таки беседовали. И если объект предложил какой-то выход из создавшегося положения, он не был сразу отвергнут. Так?
– Скорее всего, так, л’аниса Калейла.
– Хорошо бы узнать, что именно было предложено.
– Для всех нас в высшей степени опасно не знать этого! – кивнул араб-осведомитель. – Гибель двухсот тридцати шести американцев – это катастрофа. Решается судьба нации. Моей нации, добавлю я. Так что я сделаю все, зависящее от меня, чтобы она осталась нашей. Вы меня понимаете, дорогая Калейла?
– Понимаю…
– В самом деле? У вас ведь было гораздо больше преимуществ в Средиземном море, чем когда-либо у нас, в нашем Персидском заливе. Кажется, наступило наше время. Думаю, никому не удастся нас остановить.