Страница:
Огромный буфет был устроен под лестницей в просторном саду дворца, выходящего фасадом на причал. Прекрасный оркестр владел всеобщим вниманием, исполняя музыку самых разных стилей, от оперной до ностальгического ретро, а певцы, обладающие международной известностью, сменяли друг друга, развлекая собравшихся. Каждый после окончания своего выступления удостаивался бурных оваций: элегантная публика поднималась из-за элегантно накрытых столиков и рукоплескала в блуждающих лучах прожекторов.
– Мэнни, я хочу, чтобы ты устроил мне выступление в «Шестидесяти минутах», ты все понял?
– Все понял, малыш, будет сделано!
– Сирил, что я здесь делаю? Я же не играю в теннис!
– Ты забыла, что здесь собрались ведущие шишки всех киностудий? Встань и прочти что-нибудь своим нежным голоском, не забывая поворачиваться налево и направо. Чтобы показать всем свой профиль,девочка!
– Эта долбаная стерва украла у меня песню!
– Дорогая, но у тебя же нет на нее авторских прав. А ты спой «Дым попал тебе в глаза», у тебя хорошо получится.
– Но я же не знаю слов!
– Ну тогда промычи что-нибудь и ткни этим ребятам сиськами в лицо. Не забывай, здесь есть и люди с фирм грамзаписи!
И так далее, и тому подобное.
В этом скоплении знаменитостей, почти знаменитостей, незнаменитостей и совсем не знаменитостей затерялся один тихий и скромный мужчина, обладающий солидным состоянием, но начисто лишенный тщеславия. Он был ученый-медик, посвятивший свою жизнь изучению раковых заболеваний, и в Монте-Карло он приехал в качестве щедрого спонсора. Мужчина попросил анонимности, однако, по мнению организационного комитета, это абсолютно исключалось ввиду размеров его пожертвования. И он согласился от имени своего благородного испанского семейства выступить перед гостями с кратким приветственным обращением.
Мужчина стоял за кулисами устроенной во дворе сцены, готовый выйти и произнести речь, и тут объявили его фамилию.
– Я очень волнуюсь, – обратился он к помощнику распорядителя, который стоял рядом с ним, готовый тронуть его за плечо, когда подойдет время. – У меня плохо получается выступать на людях.
– Говорите коротко, поблагодарите всех, больше от вас ничего и не ждут… Вот, возьмите стакан воды, а то у вас в горле пересохло.
– Gracias, [13]– поблагодарил мужчина, по праву носящий имя Хуан Гарсия Гуайярдо.
Он выпил веду и по пути на сцену рухнул без чувств. К тому моменту как он умер, помощника распорядителя и след простыл.
Алисия Брюстер, указом королевы произведенная в пэры Англии, вышла из своего «Бентли» перед фамильным особняком в лондонском квартале Бельгравия. Леди Алисия была худощавой женщиной среднего роста, однако энергичная походка и волевое лицо делали ее представительнее, превращая в силу, с которой необходимо считаться. Она поднялась на украшенное колоннами крыльцо особняка в эдвардианском стиле, где ее встретили двое ее детей, которых срочно вызвали из частных пансионов: высокий юноша атлетического телосложения с точеными чертами лица и такая же привлекательная девушка, ростом чуть пониже брата. Юноше было уже около двадцати, девушка была моложе; оба сейчас заметно волновались, были чем-то обеспокоены, даже напуганы.
– Приношу свои извинения за то, что мне пришлось вызвать вас домой, – сказала мать после того, как быстро обняла обоих детей. – Я просто подумала, что так будет лучше.
– Значит, все так серьезно, да? – спросил юноша.
– Да, Роджер, серьезно.
– А я скажу, давно пора, – заявила девушка. – Ты же знаешь, мне он никогда не нравился.
– О, знаю, Анджела, прекрасно знаю, – печально улыбнувшись, кивнула Алисия Брюстер. – Но, понимаешь, мне казалось, что детям обязательно нужен мужчина в доме…
– Мама, едва ли его можно было считать удачным приобретением, – прервал ее юноша.
– Ну, как говорится, ему пришлось нелегко в чужих башмаках. Ваш отец был человеком выдающимся, вы не согласны? Знаменитым, удачливым во всех начинаниях, определенно, очень динамичным.
– Во многом благодаря тебе, мама, – сказала дочь.
– Гораздо в меньшей степени, чем ты думаешь, дорогая. Дениэл был очень самостоятельным. Я зависела от него в значительно большей мере, чем он от меня. Я никак не могу избавиться от мысли, что самое печальное в его смерти – это ее прозаичность, можно даже сказать, банальность. Он умер во сне от сердечного приступа. Да от одной мысли о такой смерти отец, ругаясь, побежал бы в тренажерный зал.
– Мама, для чего ты нас пригласила? – поспешно спросил Роджер, словно стремясь прервать поток болезненных воспоминаний.
– Сама точно не знаю. Наверное, для моральной поддержки. Как и у большинства слабых мужчин, у вашего отчима весьма буйный нрав…
– Пусть лучше держит себя в руках, – строго заметил рослый юноша. – Если он только посмеет повысить на тебя голос, я сверну ему шею.
– И со стороны Роджа это не пустая угроза, мама. Ты этого не знаешь, но он чемпион Средних графств по вольной борьбе среди выпускников школ.
– О, помолчи, Анджи, у меня даже не было достойных соперников.
– Я имела в виду не рукоприкладство, – остановила детей Алисия. – Джеральд не из таких. У него все сводится к истеричным крикам. Просто это бывает очень неприятно.
– В таком случае, мама, почему ты не предоставила заниматься всем этим своему поверенному?
– Потому что я должна знать, почему.
– Чтопочему? – спросила Анджела.
– Для того чтобы чем-то занять Джеральда и, я надеялась, поднять его в собственных глазах, я ввела его в финансовый комитет нашей Ассоциации дикой природы, даже больше того, сделала его председателем. И тотчас же начались разные странные вещи, ссылки на несуществующие проекты и тому подобное… Последней каплей явилось то, что Джеральд похитил у ассоциации больше миллиона фунтов.
– Господи Иисусе! – воскликнул сын.
– Но почему?С тех пор как он женился на тебе, у него никогда не было недостатка в деньгах! Кстати, а почему ты вышла за него замуж?
– Джеральд был таким обаятельным, таким живым – с виду у него было так много общего с вашим отцом, однако все это оказалось лишь красивой оболочкой. И, нужно взглянуть правде в глаза, я тогда была в страшной депрессии. Мне показалось, в Джеральде есть сила, которая на поверку оказалась фальшивой бравадой… Ну где же он?
– В библиотеке наверху, мама. Боюсь, он пьян.
– Да, я так и предполагала. Понимаете, в каком-то смысле я все-таки воспользовалась помощью своего поверенного. Пропавшую сумму я возмещу, однако мне нельзя предъявлять Джеральду официальные обвинения – это здорово подпортит репутацию нашей ассоциации. Джеральду про пожили собрать вещички и после встречи со мной убираться отсюда на все четыре стороны. Я категорически потребовала это. Ну а теперь я иду наверх.
– Я пойду с тобой.
– Нет, дорогой, в этом нет необходимости. Когда Джеральд спустится вниз, проводи его до машины. Если окажется, что он слишком пьян для того, чтобы садиться за руль, попроси Коулмена отвезти Джеральда туда, куда он скажет. Кажется, его новая подружка обитает в Верхнем Холборне. Их роман сейчас как раз в самом разгаре.
Алисия быстрым, решительным шагом поднялась по лестнице – валькирия, жаждущая мщения, желающая получить ответы. Подойдя к библиотеке второго этажа, бывшему личному кабинету Дениэла Брюстера, она распахнула дверь.
– Ну-ну! – воскликнул развалившийся в черном кожаном кресле Джеральд. Он был изрядно навеселе; на столике перед ним стояла бутылка виски, в руке покачивался стакан. – А вот и наша богатенькая дамочка, которая вздумала строить из себя сыщика! Прости меня за все, старушка, но, видишь ли, ты стареешь,и теперь ты уже не такая соблазнительная.
– Почему, Джерри, почему?Я давала тебе до последнего шиллингавсе, что ты просил! Ну почему ты пошел на такое?
– А тебе когда-нибудь приходилось быть на положении бесполезного придатка к богатой сучке, которая даже не пожелала взять мою фамилию? Нет, разумеется, потому что ты и естьэта самая богатая сучка!
– Я объяснила тебе, почему хочу оставить фамилию Брюстер, и ты согласился, – сказала леди Алисия, подходя к креслу. – Не только ради детей, но и в память о Дениэле. Далее, я никогда ни в чем тебя не унижала, и ты это прекрасно знаешь. Ты болен, Джеральд, но я все равно готова помочь тебе, если ты ищешь помощи. Возможно, это моявина, ибо когда-то в твоем обществе мне было так приятно, тебя так трогало мое горе… Я не могу это забыть. Ты помог мне, Джерри, когда мне была нужна помощь, и я помогу тебе сейчас, если ты только согласишься принять мою помощь.
– Господи, я терпеть не могу святых. Ну чем ты можешь мне сейчас помочь? Я проторчу несколько лет за решеткой, и что дальше?
– Нет, ты не отправишься в тюрьму. Я возмещу растраченные средства, а ты покинешь Англию. Отправляйся в Канаду или Америку, где ты сможешь начать новую жизнь, но в этом доме ты больше не останешься. Вот что я тебе предлагаю, Джерри, и это мое последнее слово.
Алисия склонилась над мужем, с мольбой глядя на него. Внезапно Джеральд вскочил с кресла, схватил подол ее юбки и задрал ее выше пояса. У него в руке оказался шприц. Зажав Алисии рот, Джеральд вонзил иглу в затянутое чулком бедро. Руку свою он не отнимал до тех пор, пока леди Алисия, обмякнув, не упала на пол. Мертвая.
Абсолютно трезвый убийца снял трубку с телефона, стоявшего на столе. Он набрал кодовый номер во Франции, откуда связь была переключена на Стамбул, затем в Швейцарию и, наконец, затерявшись в компьютерах, в Нидерланды.
– Да? – ответил человек из Амстердама.
– Дело сделано.
– Хорошо. А теперь разыграйте роль убитого горем мужа, раскаявшегося человека, полного сознания своей вины, и уходите оттуда. Запомните,вам нельзя уезжать на своем «Ягуаре». Вас ждет совершенно обычное на вид лондонское такси. Вы его узнаете по желтому платку, который высунет в окно водитель.
– Вы меня защитите? Вы обещали!
– Вы будете жить в роскоши до конца своих дней. Там, где вас не достанет рука закона.
– Видит бог, я это заслужил после стольких лет, прожитых с этой стервой!
– Ну конечно. А теперь поторопитесь.
Прилежно всхлипывая, второй супруг леди Алисии выбежал из библиотеки. Едва не споткнувшись, он слетел вниз по полукруглой лестнице, по-видимому, ослепленный слезами. При этом Джеральд не переставал причитать:
– Что я наделал! Что я наделал! Как мне теперь жить?
Оказавшись в просторном холле, он пробежал мимо юноши и девушки к входной двери. С грохотом распахнув ее настежь, Джеральд выбежал на улицу.
– Похоже, мама сурово его отчитала, – заметил Роджер Брюстер.
– Мама просила тебя проследить за тем, как он будет садиться в свою машину. Ты должен убедиться в том, что ему можно доверить руль.
– Сестренка, пошел он к такой-то матери. Ключ от его «Ягуара» у меня. Этого ублюдка здесь больше нет, и это главное.
У тротуара стояло такси, из опушенного водительского окна висел желтый платок. Лихорадочно пытаясь отдышаться, Джеральд плюхнулся на заднее сиденье.
– Гони! –крикнул он. – Меня не должны видеть здесь!
И только теперь обратил внимание на сидящего рядом человека.
Не было произнесено ни слова; прозвучали лишь два выстрела из пистолета с глушителем.
– Поезжай к литейному заводу к северу от аэропорта «Хитроу», – сказал человек, остававшийся в тени. – Печи там горят всю ночь.
Глава 3
– Мэнни, я хочу, чтобы ты устроил мне выступление в «Шестидесяти минутах», ты все понял?
– Все понял, малыш, будет сделано!
– Сирил, что я здесь делаю? Я же не играю в теннис!
– Ты забыла, что здесь собрались ведущие шишки всех киностудий? Встань и прочти что-нибудь своим нежным голоском, не забывая поворачиваться налево и направо. Чтобы показать всем свой профиль,девочка!
– Эта долбаная стерва украла у меня песню!
– Дорогая, но у тебя же нет на нее авторских прав. А ты спой «Дым попал тебе в глаза», у тебя хорошо получится.
– Но я же не знаю слов!
– Ну тогда промычи что-нибудь и ткни этим ребятам сиськами в лицо. Не забывай, здесь есть и люди с фирм грамзаписи!
И так далее, и тому подобное.
В этом скоплении знаменитостей, почти знаменитостей, незнаменитостей и совсем не знаменитостей затерялся один тихий и скромный мужчина, обладающий солидным состоянием, но начисто лишенный тщеславия. Он был ученый-медик, посвятивший свою жизнь изучению раковых заболеваний, и в Монте-Карло он приехал в качестве щедрого спонсора. Мужчина попросил анонимности, однако, по мнению организационного комитета, это абсолютно исключалось ввиду размеров его пожертвования. И он согласился от имени своего благородного испанского семейства выступить перед гостями с кратким приветственным обращением.
Мужчина стоял за кулисами устроенной во дворе сцены, готовый выйти и произнести речь, и тут объявили его фамилию.
– Я очень волнуюсь, – обратился он к помощнику распорядителя, который стоял рядом с ним, готовый тронуть его за плечо, когда подойдет время. – У меня плохо получается выступать на людях.
– Говорите коротко, поблагодарите всех, больше от вас ничего и не ждут… Вот, возьмите стакан воды, а то у вас в горле пересохло.
– Gracias, [13]– поблагодарил мужчина, по праву носящий имя Хуан Гарсия Гуайярдо.
Он выпил веду и по пути на сцену рухнул без чувств. К тому моменту как он умер, помощника распорядителя и след простыл.
Алисия Брюстер, указом королевы произведенная в пэры Англии, вышла из своего «Бентли» перед фамильным особняком в лондонском квартале Бельгравия. Леди Алисия была худощавой женщиной среднего роста, однако энергичная походка и волевое лицо делали ее представительнее, превращая в силу, с которой необходимо считаться. Она поднялась на украшенное колоннами крыльцо особняка в эдвардианском стиле, где ее встретили двое ее детей, которых срочно вызвали из частных пансионов: высокий юноша атлетического телосложения с точеными чертами лица и такая же привлекательная девушка, ростом чуть пониже брата. Юноше было уже около двадцати, девушка была моложе; оба сейчас заметно волновались, были чем-то обеспокоены, даже напуганы.
– Приношу свои извинения за то, что мне пришлось вызвать вас домой, – сказала мать после того, как быстро обняла обоих детей. – Я просто подумала, что так будет лучше.
– Значит, все так серьезно, да? – спросил юноша.
– Да, Роджер, серьезно.
– А я скажу, давно пора, – заявила девушка. – Ты же знаешь, мне он никогда не нравился.
– О, знаю, Анджела, прекрасно знаю, – печально улыбнувшись, кивнула Алисия Брюстер. – Но, понимаешь, мне казалось, что детям обязательно нужен мужчина в доме…
– Мама, едва ли его можно было считать удачным приобретением, – прервал ее юноша.
– Ну, как говорится, ему пришлось нелегко в чужих башмаках. Ваш отец был человеком выдающимся, вы не согласны? Знаменитым, удачливым во всех начинаниях, определенно, очень динамичным.
– Во многом благодаря тебе, мама, – сказала дочь.
– Гораздо в меньшей степени, чем ты думаешь, дорогая. Дениэл был очень самостоятельным. Я зависела от него в значительно большей мере, чем он от меня. Я никак не могу избавиться от мысли, что самое печальное в его смерти – это ее прозаичность, можно даже сказать, банальность. Он умер во сне от сердечного приступа. Да от одной мысли о такой смерти отец, ругаясь, побежал бы в тренажерный зал.
– Мама, для чего ты нас пригласила? – поспешно спросил Роджер, словно стремясь прервать поток болезненных воспоминаний.
– Сама точно не знаю. Наверное, для моральной поддержки. Как и у большинства слабых мужчин, у вашего отчима весьма буйный нрав…
– Пусть лучше держит себя в руках, – строго заметил рослый юноша. – Если он только посмеет повысить на тебя голос, я сверну ему шею.
– И со стороны Роджа это не пустая угроза, мама. Ты этого не знаешь, но он чемпион Средних графств по вольной борьбе среди выпускников школ.
– О, помолчи, Анджи, у меня даже не было достойных соперников.
– Я имела в виду не рукоприкладство, – остановила детей Алисия. – Джеральд не из таких. У него все сводится к истеричным крикам. Просто это бывает очень неприятно.
– В таком случае, мама, почему ты не предоставила заниматься всем этим своему поверенному?
– Потому что я должна знать, почему.
– Чтопочему? – спросила Анджела.
– Для того чтобы чем-то занять Джеральда и, я надеялась, поднять его в собственных глазах, я ввела его в финансовый комитет нашей Ассоциации дикой природы, даже больше того, сделала его председателем. И тотчас же начались разные странные вещи, ссылки на несуществующие проекты и тому подобное… Последней каплей явилось то, что Джеральд похитил у ассоциации больше миллиона фунтов.
– Господи Иисусе! – воскликнул сын.
– Но почему?С тех пор как он женился на тебе, у него никогда не было недостатка в деньгах! Кстати, а почему ты вышла за него замуж?
– Джеральд был таким обаятельным, таким живым – с виду у него было так много общего с вашим отцом, однако все это оказалось лишь красивой оболочкой. И, нужно взглянуть правде в глаза, я тогда была в страшной депрессии. Мне показалось, в Джеральде есть сила, которая на поверку оказалась фальшивой бравадой… Ну где же он?
– В библиотеке наверху, мама. Боюсь, он пьян.
– Да, я так и предполагала. Понимаете, в каком-то смысле я все-таки воспользовалась помощью своего поверенного. Пропавшую сумму я возмещу, однако мне нельзя предъявлять Джеральду официальные обвинения – это здорово подпортит репутацию нашей ассоциации. Джеральду про пожили собрать вещички и после встречи со мной убираться отсюда на все четыре стороны. Я категорически потребовала это. Ну а теперь я иду наверх.
– Я пойду с тобой.
– Нет, дорогой, в этом нет необходимости. Когда Джеральд спустится вниз, проводи его до машины. Если окажется, что он слишком пьян для того, чтобы садиться за руль, попроси Коулмена отвезти Джеральда туда, куда он скажет. Кажется, его новая подружка обитает в Верхнем Холборне. Их роман сейчас как раз в самом разгаре.
Алисия быстрым, решительным шагом поднялась по лестнице – валькирия, жаждущая мщения, желающая получить ответы. Подойдя к библиотеке второго этажа, бывшему личному кабинету Дениэла Брюстера, она распахнула дверь.
– Ну-ну! – воскликнул развалившийся в черном кожаном кресле Джеральд. Он был изрядно навеселе; на столике перед ним стояла бутылка виски, в руке покачивался стакан. – А вот и наша богатенькая дамочка, которая вздумала строить из себя сыщика! Прости меня за все, старушка, но, видишь ли, ты стареешь,и теперь ты уже не такая соблазнительная.
– Почему, Джерри, почему?Я давала тебе до последнего шиллингавсе, что ты просил! Ну почему ты пошел на такое?
– А тебе когда-нибудь приходилось быть на положении бесполезного придатка к богатой сучке, которая даже не пожелала взять мою фамилию? Нет, разумеется, потому что ты и естьэта самая богатая сучка!
– Я объяснила тебе, почему хочу оставить фамилию Брюстер, и ты согласился, – сказала леди Алисия, подходя к креслу. – Не только ради детей, но и в память о Дениэле. Далее, я никогда ни в чем тебя не унижала, и ты это прекрасно знаешь. Ты болен, Джеральд, но я все равно готова помочь тебе, если ты ищешь помощи. Возможно, это моявина, ибо когда-то в твоем обществе мне было так приятно, тебя так трогало мое горе… Я не могу это забыть. Ты помог мне, Джерри, когда мне была нужна помощь, и я помогу тебе сейчас, если ты только согласишься принять мою помощь.
– Господи, я терпеть не могу святых. Ну чем ты можешь мне сейчас помочь? Я проторчу несколько лет за решеткой, и что дальше?
– Нет, ты не отправишься в тюрьму. Я возмещу растраченные средства, а ты покинешь Англию. Отправляйся в Канаду или Америку, где ты сможешь начать новую жизнь, но в этом доме ты больше не останешься. Вот что я тебе предлагаю, Джерри, и это мое последнее слово.
Алисия склонилась над мужем, с мольбой глядя на него. Внезапно Джеральд вскочил с кресла, схватил подол ее юбки и задрал ее выше пояса. У него в руке оказался шприц. Зажав Алисии рот, Джеральд вонзил иглу в затянутое чулком бедро. Руку свою он не отнимал до тех пор, пока леди Алисия, обмякнув, не упала на пол. Мертвая.
Абсолютно трезвый убийца снял трубку с телефона, стоявшего на столе. Он набрал кодовый номер во Франции, откуда связь была переключена на Стамбул, затем в Швейцарию и, наконец, затерявшись в компьютерах, в Нидерланды.
– Да? – ответил человек из Амстердама.
– Дело сделано.
– Хорошо. А теперь разыграйте роль убитого горем мужа, раскаявшегося человека, полного сознания своей вины, и уходите оттуда. Запомните,вам нельзя уезжать на своем «Ягуаре». Вас ждет совершенно обычное на вид лондонское такси. Вы его узнаете по желтому платку, который высунет в окно водитель.
– Вы меня защитите? Вы обещали!
– Вы будете жить в роскоши до конца своих дней. Там, где вас не достанет рука закона.
– Видит бог, я это заслужил после стольких лет, прожитых с этой стервой!
– Ну конечно. А теперь поторопитесь.
Прилежно всхлипывая, второй супруг леди Алисии выбежал из библиотеки. Едва не споткнувшись, он слетел вниз по полукруглой лестнице, по-видимому, ослепленный слезами. При этом Джеральд не переставал причитать:
– Что я наделал! Что я наделал! Как мне теперь жить?
Оказавшись в просторном холле, он пробежал мимо юноши и девушки к входной двери. С грохотом распахнув ее настежь, Джеральд выбежал на улицу.
– Похоже, мама сурово его отчитала, – заметил Роджер Брюстер.
– Мама просила тебя проследить за тем, как он будет садиться в свою машину. Ты должен убедиться в том, что ему можно доверить руль.
– Сестренка, пошел он к такой-то матери. Ключ от его «Ягуара» у меня. Этого ублюдка здесь больше нет, и это главное.
У тротуара стояло такси, из опушенного водительского окна висел желтый платок. Лихорадочно пытаясь отдышаться, Джеральд плюхнулся на заднее сиденье.
– Гони! –крикнул он. – Меня не должны видеть здесь!
И только теперь обратил внимание на сидящего рядом человека.
Не было произнесено ни слова; прозвучали лишь два выстрела из пистолета с глушителем.
– Поезжай к литейному заводу к северу от аэропорта «Хитроу», – сказал человек, остававшийся в тени. – Печи там горят всю ночь.
Глава 3
В штаб-квартире Центрального разведывательного управления, в Лэнгли, штат Вирджиния, в кабинете стратегического планирования, куда вход посторонним категорически воспрещен, за большим столом для конференций друг напротив друга сидели двое. Более старшим по возрасту был первый заместитель директора ЦРУ Фрэнк Шилдс, младшим – опытный оперативный работник Камерон Прайс, ветеран нового «холодного мира», в чьем послужном списке значились посты в Москве, Риме и Лондоне. Прайс, обладающий прирожденной способностью к языкам, свободно владел русским, а также французским, итальянским и немецким. Этот тридцатишестилетний молодой мужчина окончил Джорджтаунский университет, где защитил диссертацию на звание бакалавра, затем Академию иностранных дел Максвелла в Сиракузах, где ему присвоили звание магистра, и, наконец, поучился в Принстонском университете в надежде после окончания защитить докторскую диссертацию, однако из последнего учебного заведения он ушел после второго курса. Работу над докторской диссертацией пришлось прервать, поскольку Прайса пригласили в Лэнгли.
Почему? Потому что Камерон Прайс в тезисах своей будущей диссертации дерзко и непреклонно предсказал распад Советского Союза за четыре месяца до судьбоносной встречи лидеров советских республик в Беловежской Пуще. Таким умам в Лэнгли знали цену.
– Ты ознакомился с этим совершенно секретным досье? – спросил заместитель директора Фрэнк Шилдс, бывший аналитик, невысокий полный мужчина с высоким лбом, который, казалось, постоянно косил глаза.
– Да, ознакомился, Фрэнк, и, честное слово, я не делал никаких записей, – ответил Прайс, высокий, сухопарый мужчина, чьи резкие черты лица можно было назвать в лучшем случае относительно привлекательными. Мягко улыбнувшись, он продолжал: – Но, разумеется, вам это известно. За мной бдительно следили ваши гномы, которые прятались за этим жуткими репродукциями на стенах. Неужели вы полагали, что я собирался написать книгу?
– Такое уже случалось с другими, Камерон.
– Вы имеете в виду Снеппа, Эйджи, Борстейна [14]и некоторых других доблестных мужей, которые нашли определенные аспекты нашей деятельности не слишком привлекательными… Это не моя стихия, Фрэнк. Я заключил союз с дьяволом, когда вы выплатили за меня мои студенческие займы.
– Мы на это рассчитывали.
– Только не слишком обольщайтесь. Я и сам смог бы со временем расплатиться со всеми долгами.
– На жалование ассистента профессора? Но тогда у тебя ничего не осталось бы на то, чтобы завести жену, детей и уютный домик в студенческом городке, обнесенный оградой из белого штакетника.
– Проклятие, об этом вы тоже позаботились. Все мои связи были быстротечными и непостоянными, и детей, насколько мне известно, у меня нет.
– Давай покончим с биографическим вздором, – предложил заместитель директора. – Какие выводы ты сделал на основании этого досье?
– Или эти события никак не связаны между собой, или тут нечто значительно более серьезное. Или то, или другое, и ничего посредине.
– Выскажи свое компетентное предположение.
– Не могу. Были убиты четверо очень богатых людей, известных во всем мире, вместе с менее значительными смертными. Во всех случаях следы никуда не привели, убийцы скрылись, бесследно исчезли. Я не смог найти ничего общего: ни общих деловых интересов, ни даже простых светских контактов. Впрочем, было бы удивительно, если бы они оказались. Мы имеем дело с англичанкой благородных кровей, признанным филантропом, с испанским ученым из состоятельной мадридской семьи, с молодым итальянским повесой из Милана и с древним французским финансистом, который, несмотря на множество особняков в разных странах, предпочитал жить в плавучем дворце. Единственной общей нитью является необычность этих убийств, полное отсутствие улик и наводок, а также то обстоятельство, что все они были совершены в течение временного промежутка продолжительностью меньше сорока восьми часов. Если быть точным, двадцать восьмого и двадцать девятого августа.
– Если между этими убийствами и есть какая-то связь, она может крыться именно в этом, не так ли?
– Я только что сказал то же самое, однако это все, чем мы располагаем.
– Нет, есть кое-что еще, – прервал его заместитель директора.
– Что?
– Сведения, которые мы изъяли из досье.
– Но почему,во имя всего святого? Оно и так помечено грифом особой важности, вы же сами это сказали.
– Иногда такие досье могут попасть в чужие руки, разве не так?
– Не могут, если соблюдать правила обращения с ними… боже милосердный, если вы говорите серьезно, значит, все это оченьсерьезно.
– Очень-оченьсерьезно.
– В таком случае, Фрэнк, так нечестно. Вы попросили меня проанализировать информацию, которая является неполной.
– Ты получил правильные ответы. Полное отсутствие улик и временной интервал.
– Ну, на моем месте это сделал бы любой.
– Сомневаюсь, что так же быстро, но любой нам не нужен, Камерон. Нам нужен ты.
– Немного лести, щедрая премия и увеличение средств на непредвиденные расходы – и мое внимание всецело принадлежит вам. Ну, о какой еще пакости вы умолчали?
– Все это будет только устно, на бумаге ничего.
– Вижу, это крайнесерьезно…
– Боюсь, ты прав… Во-первых, необходимо вернуться к одной пожилой женщине, которая несколько месяцев назад умерла естественной смертью за тысячу миль от Москвы. Священник, присутствовавший при последних минутах ее жизни, после долгих мучительных колебаний все-таки отправил письмо в российские компетентные органы. В своем письме он сообщил, что эта женщина, вдова видного советского физика-ядерщика, которого, как считалось, на охоте задрал разъяренный раненый медведь, рассказала, что в действительности ее муж был убит неизвестными, сначала подстрелившими медведя, а затем натравившими его на ученого. Сделав свое дело, эти люди бесследно исчезли.
– Подождите минутку! – остановил его Прайс. – Я тогда был еще мальчишкой, но я помню, что читал об этой трагедии или слышал по телевизору. Такое событие прочно отпечатывается в памяти подростка – знаменитый человек, разорванный на части огромным свирепым животным. Да, я помню это.
– А мои ровесники помнят это еще лучше, – подтвердил Шилдс. – Я тогда как раз только начинал работать в Управлении, но в Лэнгли всем было известно, что Дмитрий Юревич активно выступал против разработок новых видов ядерного вооружения. Мы скорбели по поводу его гибели; кое-кто даже ставил под сомнение правдивость официальных сообщений о его смерти – так, ходили слухи, что Юревич на самом деле погиб не в когтях медведя, а был застрелен, – но в этом случае возникал вопрос, зачем Москве понадобилось устранять своего самого выдающегося физика.
– И каков же был ответ? – спросил оперативный сотрудник ЦРУ.
– Мы его так и не нашли. Никаких других объяснений нам придумать не удалось, поэтому в конце концов мы были вынуждены принять сообщение ТАСС.
– Ну а теперь?
– Теперь в уравнении появилась новая переменная. Эта старуха на смертном одре возложила вину в смерти, в убийстве своего мужа на некую организацию под названием «Матарезе», которая, по ее собственным словам, является «высшим злом». Камерон, в этом для тебя нет ничего знакомого?
– Абсолютно ничего. Разве что рисунок один и тот же: полное отсутствие улик.
– Хорошо. Именно это я и хотел услышать. А теперь снова возвращаемся к Рене-Пьеру Мушистину, французскому финансисту, который был расстрелян на собственной яхте.
– Вместе с четырьмя видными адвокатами из четырех разных стран, – вмешался Прайс. – Ни отпечатков пальцев, из чего можно сделать вывод, что нападавшие были в резиновых перчатках, ни стреляных гильз, которые можно было бы проследить, потому что было использовано самое распространенное оружие, и ни одного свидетеля, потому что на время совещания весь экипаж яхты был отправлен на берег.
– Ни свидетелей, ни улик – неразрешимая загадка.
– Совершенно верно.
– Извини, тут ты ошибаешься.
– Вы подготовили для меня еще один сюрприз, Фрэнк?
– И в высшей степени приятный, – ответил заместитель директора. – Один человек, почти тридцать лет бывший личным слугой Мушистина и его близким другом, сумел связаться с нашим послом в Мадриде. Тот согласился с ним встретиться, и этот человек, некий Антуан Лавалль, сообщил ему в обстановке строжайшей секретности определенные сведения, которые нужно было срочно переправить руководству крупнейшего разведывательного ведомства в Вашингтон. К счастью, эта информация, минуя Сенат, попала напрямую к нам.
– Хотелось бы на это надеяться, – заметил Камерон.
– У нас, в Вашингтоне, надежда является чем-то неуловимым, – сказал Шилдс. – Но, благодаря мощным компьютерам, проверившим все перекрестные ссылки, нам снова повезло. И опять всплыло название «Матарезе». Смертельно раненный Мушистин перед смертью сказал Лаваллю, что «Матарезе вернулись». По словам Лавалля, его господин был в этом уверен, потому что этой организации или этим людям было известно о совещании на борту яхты, и они должны были во что бы то ни стало его не допустить.
– Почему?
– Судя по всему, Мушистин собирался расстаться со своей огромной финансовой империей, завещав ее международным благотворительным фондам. Этим решением он отказывался от экономического могущества своего глобального конгломерата, которым он железной рукой правил через региональные отделения, руководимые преданными поверенными.
– Кто возглавит международные компании после смерти Мушистина?
– Все это настолько запутано, что потребуются многие месяцы, а то и годы, чтобы во всем разобраться.
– Но, если я правильно вас понял, где-то в финансовых пещерах могут притаиться Матарезе?
– Никаких достоверных фактов нет, но мы так думаем. Все настолько аморфно, черт побери, что ухватиться за ниточку никак не удается.
– И что вы хотите от меня?
– Это было выражено последними словами Мушистина: «Найди Беовульфа Агату».
– Кого?
– Беовульфа Агату. Под этим кодовым именем в КГБ и восточно-германской разведке «Штази» проходил Брэндон Скофилд, наш самый опытный агент внедрения времен «холодной войны». По прихоти судьбы ему в конечном счете пришлось работать в паре с человеком, которого он ненавидел, который ненавидел его, – это произошло после того, как они оба вышли на след Матарезе на Корсике.
– На Корсике? Этоже полудикий остров!
– Настоящее имя этого человека было Василий Талейников; у нас он проходил под кодовым именем Змея. Этот агент КГБ снискал себе дурную славу. Именно он подстроил смерть жены Скофилда, а Скофилд, в свою очередь, убил младшего брата Талейникова. Они оставались заклятыми врагами до тех пор, пока оба не столкнулись с врагом более страшным и могущественным.
– Вы имеете в виду Матарезе?
– Да, Матарезе. В конце концов Талейников пожертвовал собой, спасая жизнь Беовульфу Агате и еще одной женщине, которая впоследствии стала женой Скофилда.
– Господи, это очень напоминает древнегреческую трагедию.
– Во многих отношениях это действительно было так.
– И?
– Найди Беовульфа Агату. Выясни у него все, что он может рассказать. Это станет отправной точкой; никто не знает Матарезе лучше Скофилда.
– А разве он не представил подробный отчет о проделанной работе?
– Скофилд не горел желанием сотрудничать. Он настаивал на том, что операция успешно завершена и возвращаться к ней нет смысла. Древняя история не сможет преподать никаких уроков. Все действующие лица мертвы. Сам Скофилд хотел только как можно скорее выйти из игры.
– Согласитесь, весьма странное поведение.
– С его точки зрения, оно было оправданным. Видишь ли, был момент, когда Скофилда считали «безвозвратно потерянным».
– Вы хотите сказать, было принято решение его устранить? –переспросил пораженный Прайс. – И это решение приняло руководствоСкофилда?
– Считалось, что он представляет опасность для наших сотрудников по всему миру. Скофилду были известны все наши секреты. Президент лично вынужден был отменять приказ о его ликвидации.
– Начнем с того, был ли такой приказ вообще?
– Я же только что объяснил, что Скофилд стал ходячей бомбой с часовым механизмом. Он объединился с врагом; они с Талейниковым стали действовать вместе.
– ПротивМатарезе! – с жаром возразил Камерон.
– Это мы выяснили позже, когда уже едва не стало слишком поздно.
– Пожалуй, мне следует поближе познакомиться с нашим президентом… Ну хорошо, я постараюсь разыскать Скофилда. С чего начать?
– Сейчас он живет в полном уединении на одном из островов Карибского моря. Мы уже навели кое-какие справки, но пока что ничего определенного. Ты получишь все, что у нас есть.
– Премного благодарен. Это огромный район, в котором великое множество островов.
– И помни, если Скофилд жив, ему сейчас уже за шестьдесят, так что он, скорее всего, здорово отличается от фотографии из личного дела.
– Беовульф Агата. На мой взгляд, очень глупое имя. [15]
– Не знаю, по-моему, оно ничуть не хуже имени Змей, которое мы дали Талейникову. Да, кстати, когда ты работал в Ташкенте, твое кодовое имя в переводе с узбекского было Распределительный Вал, Котенок. [16]
– О, Фрэнк, только не это.
Гидросамолет совершил посадку на водную гладь порта Шарлотта-Амалия на острове Сент-Томас, самом крупном из цепочки принадлежащих Соединенным Штатам Виргинских островов. Он подрулил к заставе береговой охраны на левой стороне пирса, и Камерон Прайс спустился по шаткому трапу на причал. Его встретил молодой начальник заставы в белоснежном мундире.
Почему? Потому что Камерон Прайс в тезисах своей будущей диссертации дерзко и непреклонно предсказал распад Советского Союза за четыре месяца до судьбоносной встречи лидеров советских республик в Беловежской Пуще. Таким умам в Лэнгли знали цену.
– Ты ознакомился с этим совершенно секретным досье? – спросил заместитель директора Фрэнк Шилдс, бывший аналитик, невысокий полный мужчина с высоким лбом, который, казалось, постоянно косил глаза.
– Да, ознакомился, Фрэнк, и, честное слово, я не делал никаких записей, – ответил Прайс, высокий, сухопарый мужчина, чьи резкие черты лица можно было назвать в лучшем случае относительно привлекательными. Мягко улыбнувшись, он продолжал: – Но, разумеется, вам это известно. За мной бдительно следили ваши гномы, которые прятались за этим жуткими репродукциями на стенах. Неужели вы полагали, что я собирался написать книгу?
– Такое уже случалось с другими, Камерон.
– Вы имеете в виду Снеппа, Эйджи, Борстейна [14]и некоторых других доблестных мужей, которые нашли определенные аспекты нашей деятельности не слишком привлекательными… Это не моя стихия, Фрэнк. Я заключил союз с дьяволом, когда вы выплатили за меня мои студенческие займы.
– Мы на это рассчитывали.
– Только не слишком обольщайтесь. Я и сам смог бы со временем расплатиться со всеми долгами.
– На жалование ассистента профессора? Но тогда у тебя ничего не осталось бы на то, чтобы завести жену, детей и уютный домик в студенческом городке, обнесенный оградой из белого штакетника.
– Проклятие, об этом вы тоже позаботились. Все мои связи были быстротечными и непостоянными, и детей, насколько мне известно, у меня нет.
– Давай покончим с биографическим вздором, – предложил заместитель директора. – Какие выводы ты сделал на основании этого досье?
– Или эти события никак не связаны между собой, или тут нечто значительно более серьезное. Или то, или другое, и ничего посредине.
– Выскажи свое компетентное предположение.
– Не могу. Были убиты четверо очень богатых людей, известных во всем мире, вместе с менее значительными смертными. Во всех случаях следы никуда не привели, убийцы скрылись, бесследно исчезли. Я не смог найти ничего общего: ни общих деловых интересов, ни даже простых светских контактов. Впрочем, было бы удивительно, если бы они оказались. Мы имеем дело с англичанкой благородных кровей, признанным филантропом, с испанским ученым из состоятельной мадридской семьи, с молодым итальянским повесой из Милана и с древним французским финансистом, который, несмотря на множество особняков в разных странах, предпочитал жить в плавучем дворце. Единственной общей нитью является необычность этих убийств, полное отсутствие улик и наводок, а также то обстоятельство, что все они были совершены в течение временного промежутка продолжительностью меньше сорока восьми часов. Если быть точным, двадцать восьмого и двадцать девятого августа.
– Если между этими убийствами и есть какая-то связь, она может крыться именно в этом, не так ли?
– Я только что сказал то же самое, однако это все, чем мы располагаем.
– Нет, есть кое-что еще, – прервал его заместитель директора.
– Что?
– Сведения, которые мы изъяли из досье.
– Но почему,во имя всего святого? Оно и так помечено грифом особой важности, вы же сами это сказали.
– Иногда такие досье могут попасть в чужие руки, разве не так?
– Не могут, если соблюдать правила обращения с ними… боже милосердный, если вы говорите серьезно, значит, все это оченьсерьезно.
– Очень-оченьсерьезно.
– В таком случае, Фрэнк, так нечестно. Вы попросили меня проанализировать информацию, которая является неполной.
– Ты получил правильные ответы. Полное отсутствие улик и временной интервал.
– Ну, на моем месте это сделал бы любой.
– Сомневаюсь, что так же быстро, но любой нам не нужен, Камерон. Нам нужен ты.
– Немного лести, щедрая премия и увеличение средств на непредвиденные расходы – и мое внимание всецело принадлежит вам. Ну, о какой еще пакости вы умолчали?
– Все это будет только устно, на бумаге ничего.
– Вижу, это крайнесерьезно…
– Боюсь, ты прав… Во-первых, необходимо вернуться к одной пожилой женщине, которая несколько месяцев назад умерла естественной смертью за тысячу миль от Москвы. Священник, присутствовавший при последних минутах ее жизни, после долгих мучительных колебаний все-таки отправил письмо в российские компетентные органы. В своем письме он сообщил, что эта женщина, вдова видного советского физика-ядерщика, которого, как считалось, на охоте задрал разъяренный раненый медведь, рассказала, что в действительности ее муж был убит неизвестными, сначала подстрелившими медведя, а затем натравившими его на ученого. Сделав свое дело, эти люди бесследно исчезли.
– Подождите минутку! – остановил его Прайс. – Я тогда был еще мальчишкой, но я помню, что читал об этой трагедии или слышал по телевизору. Такое событие прочно отпечатывается в памяти подростка – знаменитый человек, разорванный на части огромным свирепым животным. Да, я помню это.
– А мои ровесники помнят это еще лучше, – подтвердил Шилдс. – Я тогда как раз только начинал работать в Управлении, но в Лэнгли всем было известно, что Дмитрий Юревич активно выступал против разработок новых видов ядерного вооружения. Мы скорбели по поводу его гибели; кое-кто даже ставил под сомнение правдивость официальных сообщений о его смерти – так, ходили слухи, что Юревич на самом деле погиб не в когтях медведя, а был застрелен, – но в этом случае возникал вопрос, зачем Москве понадобилось устранять своего самого выдающегося физика.
– И каков же был ответ? – спросил оперативный сотрудник ЦРУ.
– Мы его так и не нашли. Никаких других объяснений нам придумать не удалось, поэтому в конце концов мы были вынуждены принять сообщение ТАСС.
– Ну а теперь?
– Теперь в уравнении появилась новая переменная. Эта старуха на смертном одре возложила вину в смерти, в убийстве своего мужа на некую организацию под названием «Матарезе», которая, по ее собственным словам, является «высшим злом». Камерон, в этом для тебя нет ничего знакомого?
– Абсолютно ничего. Разве что рисунок один и тот же: полное отсутствие улик.
– Хорошо. Именно это я и хотел услышать. А теперь снова возвращаемся к Рене-Пьеру Мушистину, французскому финансисту, который был расстрелян на собственной яхте.
– Вместе с четырьмя видными адвокатами из четырех разных стран, – вмешался Прайс. – Ни отпечатков пальцев, из чего можно сделать вывод, что нападавшие были в резиновых перчатках, ни стреляных гильз, которые можно было бы проследить, потому что было использовано самое распространенное оружие, и ни одного свидетеля, потому что на время совещания весь экипаж яхты был отправлен на берег.
– Ни свидетелей, ни улик – неразрешимая загадка.
– Совершенно верно.
– Извини, тут ты ошибаешься.
– Вы подготовили для меня еще один сюрприз, Фрэнк?
– И в высшей степени приятный, – ответил заместитель директора. – Один человек, почти тридцать лет бывший личным слугой Мушистина и его близким другом, сумел связаться с нашим послом в Мадриде. Тот согласился с ним встретиться, и этот человек, некий Антуан Лавалль, сообщил ему в обстановке строжайшей секретности определенные сведения, которые нужно было срочно переправить руководству крупнейшего разведывательного ведомства в Вашингтон. К счастью, эта информация, минуя Сенат, попала напрямую к нам.
– Хотелось бы на это надеяться, – заметил Камерон.
– У нас, в Вашингтоне, надежда является чем-то неуловимым, – сказал Шилдс. – Но, благодаря мощным компьютерам, проверившим все перекрестные ссылки, нам снова повезло. И опять всплыло название «Матарезе». Смертельно раненный Мушистин перед смертью сказал Лаваллю, что «Матарезе вернулись». По словам Лавалля, его господин был в этом уверен, потому что этой организации или этим людям было известно о совещании на борту яхты, и они должны были во что бы то ни стало его не допустить.
– Почему?
– Судя по всему, Мушистин собирался расстаться со своей огромной финансовой империей, завещав ее международным благотворительным фондам. Этим решением он отказывался от экономического могущества своего глобального конгломерата, которым он железной рукой правил через региональные отделения, руководимые преданными поверенными.
– Кто возглавит международные компании после смерти Мушистина?
– Все это настолько запутано, что потребуются многие месяцы, а то и годы, чтобы во всем разобраться.
– Но, если я правильно вас понял, где-то в финансовых пещерах могут притаиться Матарезе?
– Никаких достоверных фактов нет, но мы так думаем. Все настолько аморфно, черт побери, что ухватиться за ниточку никак не удается.
– И что вы хотите от меня?
– Это было выражено последними словами Мушистина: «Найди Беовульфа Агату».
– Кого?
– Беовульфа Агату. Под этим кодовым именем в КГБ и восточно-германской разведке «Штази» проходил Брэндон Скофилд, наш самый опытный агент внедрения времен «холодной войны». По прихоти судьбы ему в конечном счете пришлось работать в паре с человеком, которого он ненавидел, который ненавидел его, – это произошло после того, как они оба вышли на след Матарезе на Корсике.
– На Корсике? Этоже полудикий остров!
– Настоящее имя этого человека было Василий Талейников; у нас он проходил под кодовым именем Змея. Этот агент КГБ снискал себе дурную славу. Именно он подстроил смерть жены Скофилда, а Скофилд, в свою очередь, убил младшего брата Талейникова. Они оставались заклятыми врагами до тех пор, пока оба не столкнулись с врагом более страшным и могущественным.
– Вы имеете в виду Матарезе?
– Да, Матарезе. В конце концов Талейников пожертвовал собой, спасая жизнь Беовульфу Агате и еще одной женщине, которая впоследствии стала женой Скофилда.
– Господи, это очень напоминает древнегреческую трагедию.
– Во многих отношениях это действительно было так.
– И?
– Найди Беовульфа Агату. Выясни у него все, что он может рассказать. Это станет отправной точкой; никто не знает Матарезе лучше Скофилда.
– А разве он не представил подробный отчет о проделанной работе?
– Скофилд не горел желанием сотрудничать. Он настаивал на том, что операция успешно завершена и возвращаться к ней нет смысла. Древняя история не сможет преподать никаких уроков. Все действующие лица мертвы. Сам Скофилд хотел только как можно скорее выйти из игры.
– Согласитесь, весьма странное поведение.
– С его точки зрения, оно было оправданным. Видишь ли, был момент, когда Скофилда считали «безвозвратно потерянным».
– Вы хотите сказать, было принято решение его устранить? –переспросил пораженный Прайс. – И это решение приняло руководствоСкофилда?
– Считалось, что он представляет опасность для наших сотрудников по всему миру. Скофилду были известны все наши секреты. Президент лично вынужден был отменять приказ о его ликвидации.
– Начнем с того, был ли такой приказ вообще?
– Я же только что объяснил, что Скофилд стал ходячей бомбой с часовым механизмом. Он объединился с врагом; они с Талейниковым стали действовать вместе.
– ПротивМатарезе! – с жаром возразил Камерон.
– Это мы выяснили позже, когда уже едва не стало слишком поздно.
– Пожалуй, мне следует поближе познакомиться с нашим президентом… Ну хорошо, я постараюсь разыскать Скофилда. С чего начать?
– Сейчас он живет в полном уединении на одном из островов Карибского моря. Мы уже навели кое-какие справки, но пока что ничего определенного. Ты получишь все, что у нас есть.
– Премного благодарен. Это огромный район, в котором великое множество островов.
– И помни, если Скофилд жив, ему сейчас уже за шестьдесят, так что он, скорее всего, здорово отличается от фотографии из личного дела.
– Беовульф Агата. На мой взгляд, очень глупое имя. [15]
– Не знаю, по-моему, оно ничуть не хуже имени Змей, которое мы дали Талейникову. Да, кстати, когда ты работал в Ташкенте, твое кодовое имя в переводе с узбекского было Распределительный Вал, Котенок. [16]
– О, Фрэнк, только не это.
Гидросамолет совершил посадку на водную гладь порта Шарлотта-Амалия на острове Сент-Томас, самом крупном из цепочки принадлежащих Соединенным Штатам Виргинских островов. Он подрулил к заставе береговой охраны на левой стороне пирса, и Камерон Прайс спустился по шаткому трапу на причал. Его встретил молодой начальник заставы в белоснежном мундире.