Страница:
– Где у вас тут нашатырный спирт? – спросил Юзлесс.
– На второй полочке, сударь. На полочке, где губки и мыло. Нашли?
– Нашел. Только, пожалуйста, не плачьте. Он уже приходит в себя…
– Хвала всевышнему! – всплеснула руками экономка.
Прихожая наполнилась зычными рыданиями, на сей раз радостными.
– Ну, дорогой доктор, – промурлыкал Юзлесс и плотно прикрыл дверь перед самым носом Грэйс, – как мы себя чувствуем?
– Кто это там? – прохрипел Раст, мотнув головой в сторону двери.
– Не беспокойтесь, доктор, это ваша экономка мадемуазель Грэйс. Она плачет от счастья, что вы, наконец-то, пришли в себя.
– Святая женщина!
– В этом нет ни малейшего сомнения. Женщина редких душевных качеств.
Раст поморщился. У него страшно болела голова. Он закрыл глаза, потом снова их открыл, вспомнил о Наудусе, и его распухшее лицо перекосилось.
– Он умер, Юзлесс!
– На то была воля неба. Не будем роптать.
– Юзлесс, это я его убил.
– Глупости, доктор. Вы чисты перед богом и людьми.
– Я его убил, и от этого мне никуда не уйти.
– Вы делали доброе дело. Вы помогали нуждающемуся меньшому брату, безработному, обремененному семьей.
– Я должен был его лечить.
– Он не хотел, чтобы его лечили. Я свидетель, что он не хотел.
– Он не понимал, чем это ему грозило, а я врач, я понимал.
– Он тоже понимал. Помните, он все время смотрел на своих ребятишек, пока вы с ним работали прогнозы?
– Я должен был его лечить. Я убийца. Боже мой, Раст – убийца!..
– Он ушел бы, помните, он совсем уже собрался уходить, когда вы сказали, что надо лечиться. Неужели вы не помните это обстоятельство?
– Помню… Боже мой, боже мой!
– Будьте мужчиной, доктор! Перестаньте терзать себя без всяких оснований. Вы сделали все, что могли, Он ушел бы и все равно бы умер. Но не оставил бы своим бедняжкам лишней тысячи кентавров, почти тысячи, если я не ошибаюсь?
– Даже больше тысячи, – уточнил доктор Раст, утирая слезы.
– Ну вот видите, целое состояние.
– Но я заработал куда больше.
– Что может быть естественней? Вы врач. Вы специально учились.
– Но умер он.
– Все мы смертны. И врачи и пациенты.
– Я его убил. Я убийца. И господь меня покарал. Вы уже слышали, как жестоко он меня покарал?
Распухшее лицо Раста оросилось обильными слезами.
– Я слышал о вашем несчастье и искренно вам соболезную. Но не понимаю, о какой каре вы ведете речь.
– Моя мама погибла. Мой отец разорен. Боже мой, все это по моей вине!
– Не клевещите на господа, доктор! Господь никогда не наказывает авансом.
– Это мне уже говорила Грэйс. Вы с нею сговорились?
– Мы с нею не сговаривались, но мы оба верим в одного и того же бога. Разве ваши родители плохие христиане?
– Они святые люди, Юзлесс. Особенно моя бедная мамочка.
– Ну вот, сами поймите, какой расчет был господу разбрасываться такими людьми в наказание за несуществующие грехи их сына, тем более проживающего отдельно от них?
– Ах, Юзлесс, если бы вы знали мою мамочку! Она была святая женщина.
– Успокойтесь, мой друг. Вам нужно думать о работе. Работа вас примирит с жестокой действительностью. Вам нужно сейчас подумать о заработке, чтобы помочь вашему разорившемуся отцу снова встать на ноги. Успокойтесь!
– Я не хочу успокоиться, я хочу умереть. Почему вы не даете мне спокойно умереть?
– Потому что вы, невозможный вы человек, нужны людям, Атавии, всему человечеству.
– Хватит и без меня плохих зубных врачей.
– Кому нужен зубной врач Дуглас Раст?! – патетически воскликнул Юзлесс. – Кто вам сказал, что человечеству нужен зубной врач Раст?
– Тем более.
– Человечеству нужен первоклассный прорицатель, украшение отечественной индустрии симпатической медицины доктор Раст!
– Вы поэт, господин Юзлесс. И фантазер.
– Я деловой человек! Я за милю чувствую, когда в воздухе пахнет тысячами кентавров.
– Тысячами?
– Сотнями тысяч! Быть может, даже миллионами. Да, миллионами, если вы не будете нюней, если вы хотите на самом деле быть добрым отцом своих детей, добрым сыном вашего несчастного отца, великим утешителем и учителем тысяч и тысяч добрых атавцев. Если вы…
– Я хотел бы умереть, – пробормотал доктор Раст, поднялся в ванне и стал ловить все еще непослушной рукой махровое полотенце, висевшее на ржавом гвоздике. – Я очень хотел бы умереть… Дайте мне понюхать нашатырного спирта.
Он понюхал нашатырного спирта, обвел печальными глазами ванную комнату, сидевшего рядом с ванной на плетеном бамбуковом стульчике Юзлесса. Гомер Юзлесс обладал счастливой внешностью. Один взгляд на него способен был внушить мятущимся душам оптимизм и веру в собственные силы.
Дрожа всем телом, Раст вылез на пробковый коврик и стал вяло вытираться.
– А где мы достанем человека с гангреной в зубе? Наудуса ведь больше нет… Дайте мне еще раз понюхать.
– Это уже моя забота. Я уже присмотрел подходящего человечка.
– Только чтобы он был бездетным… Хотя все равно нет, – передумал Раст. – Я не могу стать убийцей еще одного человека, хотя бы и бездетного. Это свыше моих сил…
– Вы не станете убийцей… Вы спасете от голодной смерти целую семью… Я присмотрел одного толкового парня, актера без работы… Превосходный мимист… Клиенты, глядя на него, не смогут удержаться от слез…
– И этот превосходный мимист будет терзаться зубной болью, пока мы с вами…
– Кто вам сказал, что он будет терзаться зубной болью? У него сроду не болели зубы.
– Обман клиентов?! – догадался Раст. – Вы, кажется…
– Не валяйте дурака! – позволил себе Юзлесс рассердиться. – Вы будете обманывать клиентов не в большей степени, чем при Наудусе… Скажите, пожалуйста, ему обязательно требуется, чтобы кто-нибудь при этом страдал от зубной боли! Жестокий вы человек!
– Я не жестокий.
– Конечно, если вам очень не хочется зарабатывать тысячи по две в день, то…
– По две тысячи в день?!
– А то и по три…
– Не кричите так, – поморщился Раст. – У меня дьявольски болит голова… А сколько мы ему будем платить? Тому, кого вы подыскали, ну, который мимист.
– Двадцать кентавров в день, если вы не будете возражать.
– Двадцать кентавров? Гм… А не слишком ли это жирно? Подумаешь, работа – сидеть в мягком кресле с разинутой пастью! – Доктор Раст подумал немного и заключил: – За глаза хватит и пятнадцати. Мы всегда сможем найти на его место сотню других, которые с радостью согласятся и на десять кентавров. Даже на пять.
– Ваша правда, – согласился Юзлесс. – Хватит с него и пятнадцати…
Той же ночью мадемуазель Грэйс по поручению хозяина послала в Кремп Андреасу Расту тысячу кентавров. Нам приятно отметить это обстоятельство потому, что любящие дети, да еще посылающие родителям такие крупные переводы, достойны того, чтобы о них знало как можно больше людей.
Кто-то очень правильно заметил: ничто так не содействует успеху, как успех.
Уже двадцать пятого февраля доктора Раста пригласили стать членом-учредителем и одним из директоров вновь организуемого общества «Успех. Гарантия», – специальность: высококачественные заячьи лапки.
Мы склонны допустить, что многие наши читатели (если нашему повествованию суждено иметь много читателей) далеки от ясного представления о месте заячьих лапок в атавском образе жизни.
Заячья лапка приносит счастье. Точно так же, как черная кошка несчастье. Не верите, спросите у любого атавца, не зараженного ядом материализма. Недаром из заячьих лапок когда-то изготовлялись плетки, а сейчас – общедоступные сувениры. Могут заметить, что семь слоников тоже приносят счастье. На этот счет мнения расходятся. Во всяком случае, на стороне лапок одно бесспорное преимущество: они портативны, то есть более приспособлены для ношения с собою, не хрупки и несоизмеримо дешевле стоят. Мы не знаем, сколько атавских женщин носят с собой в сумочках фарфоровых слоников. Полагаем, немногие. А с заячьими лапками не расстаются миллионы атавок. Доказано, что некоторым атавцам (почему-то главным образом состоятельным) эти лапки определенно приносят счастье. И в то же время замечено, что те лапки, которые принадлежат состоятельным людям и обычно безотказно выполняют свою благодетельную функцию, роковым образом теряют магические свойства как раз тогда, когда в них назревает особенная необходимость. Мы имеем в виду времена экономических кризисов.
С поступательным движением атавской научной мысли она в конце концов занялась и загадкой заячьей лапки.
Недели за три до описываемых нами событий ежемесячный научный бюллетень Постоянного консультативного совета Национальной Ассоциации Астрологии и симпатической медицины Астрального Взлета опубликовал на своих веленевых страницах статью профессора астрологии и теософии достопочтенного Акима Шхина. Статья называлась «Фрагменты потустороннего» и представляла собой обработанные для печати тезисы его недавнего доклада «Метафизика и астральный индекс гипер– и гипомагии заячьей лапки» на годичном конгрессе вышеназванной ассоциации.
И именно профессору Шхину принадлежит заслуга уточнения и систематизации всего того, что уже давно напрашивалось на обобщение и что, как и все гениальное, было чрезвычайно просто и понятно даже самой невежественной даме из атавских высокопоставленных салонов.
Мы далеки от попыток подробно пересказать эту во многих отношениях примечательную статью. Это выше наших сил. Мы ограничиваемся только самым основным выводом, сделанным профессором Шхином на основании почти полутора десятков лет кропотливых изысканий. Оказывается, не всякая лапка и далеко не всякого зайца обладает магическими свойствами.
«Счастье, – писал профессор Шхин, – приносит левая задняя лапка дикого зайца, убитого серебряной пулей на кладбище в полночь при луне в пятницу рыжим, хромым и косым наездником на белой лошади».
Теперь все встало на место. Наука сделала свое дело и уступила место атавскому деловому гению. Атавский деловой гений, раскусив безграничные возможности открытия профессора Шхина, организовал акционерное общество «Успех. Гарантия» с местонахождением правления в Эксепте.
Почти одновременно в Боркосе была сделана попытка создать другое акционерное общество с теми же задачами. Но уже через два дня после того, как слухи об этом новом начинании дошли до Эксепта, президент этого нового акционерного общества трагически погиб во время автомобильной катастрофы, а остальные его члены-учредители, не полагаясь больше на безопасность автомобильного движения, благоразумно отказались от дальнейших попыток конкурировать с эксептцами.
Таинственное землетрясение и чума ускорили разворот деятельности вновь учрежденной компании. Был приглашен в ее научные руководители не кто иной, как сам профессор Шхин, на оклад, раз в пять превышающий оклад президента республики. Было срочно заарендовано кладбище. Для того чтобы уточнить, какое именно кладбище следует заарендовать, была привлечена метеорологическая служба республики: надо было узнать, где в ближайшую же пятницу небо будет свободно от туч. В два дня было заказано и получено достаточное количество серебряных пуль. То, что они действительно серебряные, было в присутствии многочисленных представителей печати удостоверено высшими чинами Пробирного ведомства министерства финансов. Были разосланы агенты по экстренной заготовке зайцев.
В пятницу, двадцать пятого февраля, ровно в полночь на одном из кладбищ неподалеку от Эксепта при свете луны и десятков юпитеров был заснят и уже на другой день показывался во всех кинотеатрах страны и по телевизионной сети небывалый документальный фильм. Десятки рыжих, хромых и косых наездников верхом на белых лошадях скакали по кладбищенским аллеям и расстреливали из автоматов короткими очередями серебряных пуль тысячи завезенных сюда зайцев. Обезумевшие от пальбы, стрекота киноаппаратов и восторженных криков представителей печати, зайцы косяками метались по кладбищу, но везде их настигали серебряные пули.
Кроме этих необыкновенных картин, по телевидению был показан процесс производства механизированного счастья – от доставки заячьих тушек на завод до упаковки уже совершенно готовых к употреблению задних лапок в целлофановой гигиеничной обертке.
А пока претворялась в жизнь эта широко задуманная реклама, президент компании вплотную взялся за комплектование правления и совета директоров. «Правление и совет директоров – это не только руководство фирмы, – сказал он вице-президенту. – Это, если хотите знать, вывеска, символ, аромат фирмы, ее знамя, щит от подозрений и нападок. Это – доверие и деньги покупателя!»
Первым, кого он пригласил в директора, был профессор Патоген – гордость атавской науки и делец высшей марки. Вторым был приглашен доктор Дуглас Раст – не только быстро идущий в гору провидец, но и сын Андреаса Раста из Кремпа, того самого, который так жестоко пострадал от козней агентов Москвы и первый публично разоблачил их непосредственную причастность ко взрыву в Киниме.
И доктор Раст и профессор Патоген сразу оценили блистательное будущее компании и согласились украсить собой список ее именитых директоров-компаньонов. Доктор Раст позволил себе поставить два условия. Он потребовал, чтобы его отца, Андреаса Раста, того самого, который и т. д. и т. д., назначили представителем компании по Кремпскому округу. Это условие было принято не только без возражений, но и с самым живейшим удовлетворением. Второе его требование – принять во вновь организуемое Кремпское агентство некую Бетти Наудус на должность уборщицы – было с надлежащими извинениями отклонено, так как подобные вопросы находились в компетенции представителя компании, в данном случае господина Андреаса Раста, к которому упомянутой Бетти Наудус и надлежало обратиться с соответствующим ходатайством.
Но высшим достижением главы новой компании явилась его договоренность с правительством. Правительство, как всегда заинтересованное в процветании атавцев, бронировало за собой десять процентов заячьих лапок для распределения их среди безработных и многосемейных рабочих, а также для снабжения семей военнослужащих, «погибших или имеющих погибнуть» на полях сражений в боях за западную цивилизацию, за атавизм.
«Это будет одним из самых сокрушительных ударов, когда-либо нанесенных правительством Атавии по нужде и горю, – заявил в беседе с представителями печати специальный помощник министра финансов. – Впервые с момента образования нашей республики государство берет на себя обеспечение самых нуждающихся и самых обездоленных его граждан счастьем и деловой удачей по себестоимости».
Эта договоренность и это заявление стоили многих газетных полос рекламы.
Поэтому компания «Успех. Гарантия» ограничилась в дальнейшем только тем, что опубликовала в крупнейших газетах и журналах страны на правах объявления известную уже нам статью профессора Шхина с коротенькой припиской о том, что производство научно апробированных заячьих лапок на основе строгого соблюдения принципов, изложенных в этой статье, является целью, которую, не щадя затрат, поставила перед собой компания.
Население предупреждалось: остерегайтесь подделок! Приобретайте только задние левые лапки, на которых будет клеймо компании: на голубом фоне розовый рог изобилия, из которого сыплются золотые буковки «У» и «Г» начальные буквы обоих слов, составляющих название фирмы.
Только теперь, прочитав статью профессора Шхина, миллионы атавцев поняли, наконец, почему им так не везет в жизни и почему им вообще так плохо живется: они покупали не те заячьи лапки.
– За что я терпеть не могу полигонцев, так это за их нахальство, сказал Онли Наудус господину Андреасу Расту, который от нечего делать бродил по городу и заходил то в одну лавку, то в другую. Господина Квика, хозяина, не было на месте, и Наудус взял на себя труд развлечь почетного гостя высказываниями по вопросам международной политики.
– Читали, что они там натворили в своем вонючем Пьенэме? (Так называлась столица Полигонии.)
Господин Раст мотнул головой. Ему не хотелось размениваться на болтовню с каким-то замухрышкой приказчиком. Но как будущий кандидат в мэры города он не мог себе позволить обидеть одного из избирателей. Поэтому он коротко бросил: «Сволочи они, эти полигонцы!», и снова замолк, погрузившись в свои думы. Его беспокоило, что за ним до сих пор не прислали человека из Главного совета Союза атавских ветеранов.
– Жаль, что у нас в Кремпе не проживает ни один завалящий полигонец! – горячо продолжал Наудус, нисколько не обижаясь на некоторый холодок со стороны господина Раста. Он был скромный молодой человек и прекрасно понимал пропасть, лежавшую между ними… – Если бы у нас проживал хоть один полигонец, я бы первым делом с удовольствием швырнул камень в его окошко… Не-ет, мы с ними слишком много нянчимся. Будь я президентом, я бы им еще вчера вечером объявил войну… Вот что я бы сделал первым делом, – промолвил он после некоторой паузы, забыв, что только он собирался первым делом швырнуть камнем в полигонское окошко.
– Я еще потом зайду, – сказал Раст, наскучив приказчичьей болтовней, и вышел на улицу.
– Можно подумать, что он не атавец, этот старый трактирщик без трактира! – позволил себе, наконец, обидеться Наудус. – Неужели мы так просто и спустим полигонцам такие оскорбления? Война, только война! Война во что бы то ни стало!
Не будем удивляться воинственности Наудуса, который с сегодняшнего утра был кровно заинтересован в войне, скорейшей и кровопролитнейшей, как держатель акций «Перхотт и сыновья» на целых тысячу сто кентавров. Куда более удивительно и страшно было то, что тысячи людей в Кремпе и многие миллионы других атавцев, которые не имели никаких военных акций и которым война грозила только тягчайшими бедствиями, проявляли в тот день такую же воинственность. Они были одурманены лжепатриотической пропагандой печати, контролируемой крупными монополиями.
– На второй полочке, сударь. На полочке, где губки и мыло. Нашли?
– Нашел. Только, пожалуйста, не плачьте. Он уже приходит в себя…
– Хвала всевышнему! – всплеснула руками экономка.
Прихожая наполнилась зычными рыданиями, на сей раз радостными.
– Ну, дорогой доктор, – промурлыкал Юзлесс и плотно прикрыл дверь перед самым носом Грэйс, – как мы себя чувствуем?
– Кто это там? – прохрипел Раст, мотнув головой в сторону двери.
– Не беспокойтесь, доктор, это ваша экономка мадемуазель Грэйс. Она плачет от счастья, что вы, наконец-то, пришли в себя.
– Святая женщина!
– В этом нет ни малейшего сомнения. Женщина редких душевных качеств.
Раст поморщился. У него страшно болела голова. Он закрыл глаза, потом снова их открыл, вспомнил о Наудусе, и его распухшее лицо перекосилось.
– Он умер, Юзлесс!
– На то была воля неба. Не будем роптать.
– Юзлесс, это я его убил.
– Глупости, доктор. Вы чисты перед богом и людьми.
– Я его убил, и от этого мне никуда не уйти.
– Вы делали доброе дело. Вы помогали нуждающемуся меньшому брату, безработному, обремененному семьей.
– Я должен был его лечить.
– Он не хотел, чтобы его лечили. Я свидетель, что он не хотел.
– Он не понимал, чем это ему грозило, а я врач, я понимал.
– Он тоже понимал. Помните, он все время смотрел на своих ребятишек, пока вы с ним работали прогнозы?
– Я должен был его лечить. Я убийца. Боже мой, Раст – убийца!..
– Он ушел бы, помните, он совсем уже собрался уходить, когда вы сказали, что надо лечиться. Неужели вы не помните это обстоятельство?
– Помню… Боже мой, боже мой!
– Будьте мужчиной, доктор! Перестаньте терзать себя без всяких оснований. Вы сделали все, что могли, Он ушел бы и все равно бы умер. Но не оставил бы своим бедняжкам лишней тысячи кентавров, почти тысячи, если я не ошибаюсь?
– Даже больше тысячи, – уточнил доктор Раст, утирая слезы.
– Ну вот видите, целое состояние.
– Но я заработал куда больше.
– Что может быть естественней? Вы врач. Вы специально учились.
– Но умер он.
– Все мы смертны. И врачи и пациенты.
– Я его убил. Я убийца. И господь меня покарал. Вы уже слышали, как жестоко он меня покарал?
Распухшее лицо Раста оросилось обильными слезами.
– Я слышал о вашем несчастье и искренно вам соболезную. Но не понимаю, о какой каре вы ведете речь.
– Моя мама погибла. Мой отец разорен. Боже мой, все это по моей вине!
– Не клевещите на господа, доктор! Господь никогда не наказывает авансом.
– Это мне уже говорила Грэйс. Вы с нею сговорились?
– Мы с нею не сговаривались, но мы оба верим в одного и того же бога. Разве ваши родители плохие христиане?
– Они святые люди, Юзлесс. Особенно моя бедная мамочка.
– Ну вот, сами поймите, какой расчет был господу разбрасываться такими людьми в наказание за несуществующие грехи их сына, тем более проживающего отдельно от них?
– Ах, Юзлесс, если бы вы знали мою мамочку! Она была святая женщина.
– Успокойтесь, мой друг. Вам нужно думать о работе. Работа вас примирит с жестокой действительностью. Вам нужно сейчас подумать о заработке, чтобы помочь вашему разорившемуся отцу снова встать на ноги. Успокойтесь!
– Я не хочу успокоиться, я хочу умереть. Почему вы не даете мне спокойно умереть?
– Потому что вы, невозможный вы человек, нужны людям, Атавии, всему человечеству.
– Хватит и без меня плохих зубных врачей.
– Кому нужен зубной врач Дуглас Раст?! – патетически воскликнул Юзлесс. – Кто вам сказал, что человечеству нужен зубной врач Раст?
– Тем более.
– Человечеству нужен первоклассный прорицатель, украшение отечественной индустрии симпатической медицины доктор Раст!
– Вы поэт, господин Юзлесс. И фантазер.
– Я деловой человек! Я за милю чувствую, когда в воздухе пахнет тысячами кентавров.
– Тысячами?
– Сотнями тысяч! Быть может, даже миллионами. Да, миллионами, если вы не будете нюней, если вы хотите на самом деле быть добрым отцом своих детей, добрым сыном вашего несчастного отца, великим утешителем и учителем тысяч и тысяч добрых атавцев. Если вы…
– Я хотел бы умереть, – пробормотал доктор Раст, поднялся в ванне и стал ловить все еще непослушной рукой махровое полотенце, висевшее на ржавом гвоздике. – Я очень хотел бы умереть… Дайте мне понюхать нашатырного спирта.
Он понюхал нашатырного спирта, обвел печальными глазами ванную комнату, сидевшего рядом с ванной на плетеном бамбуковом стульчике Юзлесса. Гомер Юзлесс обладал счастливой внешностью. Один взгляд на него способен был внушить мятущимся душам оптимизм и веру в собственные силы.
Дрожа всем телом, Раст вылез на пробковый коврик и стал вяло вытираться.
– А где мы достанем человека с гангреной в зубе? Наудуса ведь больше нет… Дайте мне еще раз понюхать.
– Это уже моя забота. Я уже присмотрел подходящего человечка.
– Только чтобы он был бездетным… Хотя все равно нет, – передумал Раст. – Я не могу стать убийцей еще одного человека, хотя бы и бездетного. Это свыше моих сил…
– Вы не станете убийцей… Вы спасете от голодной смерти целую семью… Я присмотрел одного толкового парня, актера без работы… Превосходный мимист… Клиенты, глядя на него, не смогут удержаться от слез…
– И этот превосходный мимист будет терзаться зубной болью, пока мы с вами…
– Кто вам сказал, что он будет терзаться зубной болью? У него сроду не болели зубы.
– Обман клиентов?! – догадался Раст. – Вы, кажется…
– Не валяйте дурака! – позволил себе Юзлесс рассердиться. – Вы будете обманывать клиентов не в большей степени, чем при Наудусе… Скажите, пожалуйста, ему обязательно требуется, чтобы кто-нибудь при этом страдал от зубной боли! Жестокий вы человек!
– Я не жестокий.
– Конечно, если вам очень не хочется зарабатывать тысячи по две в день, то…
– По две тысячи в день?!
– А то и по три…
– Не кричите так, – поморщился Раст. – У меня дьявольски болит голова… А сколько мы ему будем платить? Тому, кого вы подыскали, ну, который мимист.
– Двадцать кентавров в день, если вы не будете возражать.
– Двадцать кентавров? Гм… А не слишком ли это жирно? Подумаешь, работа – сидеть в мягком кресле с разинутой пастью! – Доктор Раст подумал немного и заключил: – За глаза хватит и пятнадцати. Мы всегда сможем найти на его место сотню других, которые с радостью согласятся и на десять кентавров. Даже на пять.
– Ваша правда, – согласился Юзлесс. – Хватит с него и пятнадцати…
Той же ночью мадемуазель Грэйс по поручению хозяина послала в Кремп Андреасу Расту тысячу кентавров. Нам приятно отметить это обстоятельство потому, что любящие дети, да еще посылающие родителям такие крупные переводы, достойны того, чтобы о них знало как можно больше людей.
Кто-то очень правильно заметил: ничто так не содействует успеху, как успех.
Уже двадцать пятого февраля доктора Раста пригласили стать членом-учредителем и одним из директоров вновь организуемого общества «Успех. Гарантия», – специальность: высококачественные заячьи лапки.
Мы склонны допустить, что многие наши читатели (если нашему повествованию суждено иметь много читателей) далеки от ясного представления о месте заячьих лапок в атавском образе жизни.
Заячья лапка приносит счастье. Точно так же, как черная кошка несчастье. Не верите, спросите у любого атавца, не зараженного ядом материализма. Недаром из заячьих лапок когда-то изготовлялись плетки, а сейчас – общедоступные сувениры. Могут заметить, что семь слоников тоже приносят счастье. На этот счет мнения расходятся. Во всяком случае, на стороне лапок одно бесспорное преимущество: они портативны, то есть более приспособлены для ношения с собою, не хрупки и несоизмеримо дешевле стоят. Мы не знаем, сколько атавских женщин носят с собой в сумочках фарфоровых слоников. Полагаем, немногие. А с заячьими лапками не расстаются миллионы атавок. Доказано, что некоторым атавцам (почему-то главным образом состоятельным) эти лапки определенно приносят счастье. И в то же время замечено, что те лапки, которые принадлежат состоятельным людям и обычно безотказно выполняют свою благодетельную функцию, роковым образом теряют магические свойства как раз тогда, когда в них назревает особенная необходимость. Мы имеем в виду времена экономических кризисов.
С поступательным движением атавской научной мысли она в конце концов занялась и загадкой заячьей лапки.
Недели за три до описываемых нами событий ежемесячный научный бюллетень Постоянного консультативного совета Национальной Ассоциации Астрологии и симпатической медицины Астрального Взлета опубликовал на своих веленевых страницах статью профессора астрологии и теософии достопочтенного Акима Шхина. Статья называлась «Фрагменты потустороннего» и представляла собой обработанные для печати тезисы его недавнего доклада «Метафизика и астральный индекс гипер– и гипомагии заячьей лапки» на годичном конгрессе вышеназванной ассоциации.
И именно профессору Шхину принадлежит заслуга уточнения и систематизации всего того, что уже давно напрашивалось на обобщение и что, как и все гениальное, было чрезвычайно просто и понятно даже самой невежественной даме из атавских высокопоставленных салонов.
Мы далеки от попыток подробно пересказать эту во многих отношениях примечательную статью. Это выше наших сил. Мы ограничиваемся только самым основным выводом, сделанным профессором Шхином на основании почти полутора десятков лет кропотливых изысканий. Оказывается, не всякая лапка и далеко не всякого зайца обладает магическими свойствами.
«Счастье, – писал профессор Шхин, – приносит левая задняя лапка дикого зайца, убитого серебряной пулей на кладбище в полночь при луне в пятницу рыжим, хромым и косым наездником на белой лошади».
Теперь все встало на место. Наука сделала свое дело и уступила место атавскому деловому гению. Атавский деловой гений, раскусив безграничные возможности открытия профессора Шхина, организовал акционерное общество «Успех. Гарантия» с местонахождением правления в Эксепте.
Почти одновременно в Боркосе была сделана попытка создать другое акционерное общество с теми же задачами. Но уже через два дня после того, как слухи об этом новом начинании дошли до Эксепта, президент этого нового акционерного общества трагически погиб во время автомобильной катастрофы, а остальные его члены-учредители, не полагаясь больше на безопасность автомобильного движения, благоразумно отказались от дальнейших попыток конкурировать с эксептцами.
Таинственное землетрясение и чума ускорили разворот деятельности вновь учрежденной компании. Был приглашен в ее научные руководители не кто иной, как сам профессор Шхин, на оклад, раз в пять превышающий оклад президента республики. Было срочно заарендовано кладбище. Для того чтобы уточнить, какое именно кладбище следует заарендовать, была привлечена метеорологическая служба республики: надо было узнать, где в ближайшую же пятницу небо будет свободно от туч. В два дня было заказано и получено достаточное количество серебряных пуль. То, что они действительно серебряные, было в присутствии многочисленных представителей печати удостоверено высшими чинами Пробирного ведомства министерства финансов. Были разосланы агенты по экстренной заготовке зайцев.
В пятницу, двадцать пятого февраля, ровно в полночь на одном из кладбищ неподалеку от Эксепта при свете луны и десятков юпитеров был заснят и уже на другой день показывался во всех кинотеатрах страны и по телевизионной сети небывалый документальный фильм. Десятки рыжих, хромых и косых наездников верхом на белых лошадях скакали по кладбищенским аллеям и расстреливали из автоматов короткими очередями серебряных пуль тысячи завезенных сюда зайцев. Обезумевшие от пальбы, стрекота киноаппаратов и восторженных криков представителей печати, зайцы косяками метались по кладбищу, но везде их настигали серебряные пули.
Кроме этих необыкновенных картин, по телевидению был показан процесс производства механизированного счастья – от доставки заячьих тушек на завод до упаковки уже совершенно готовых к употреблению задних лапок в целлофановой гигиеничной обертке.
А пока претворялась в жизнь эта широко задуманная реклама, президент компании вплотную взялся за комплектование правления и совета директоров. «Правление и совет директоров – это не только руководство фирмы, – сказал он вице-президенту. – Это, если хотите знать, вывеска, символ, аромат фирмы, ее знамя, щит от подозрений и нападок. Это – доверие и деньги покупателя!»
Первым, кого он пригласил в директора, был профессор Патоген – гордость атавской науки и делец высшей марки. Вторым был приглашен доктор Дуглас Раст – не только быстро идущий в гору провидец, но и сын Андреаса Раста из Кремпа, того самого, который так жестоко пострадал от козней агентов Москвы и первый публично разоблачил их непосредственную причастность ко взрыву в Киниме.
И доктор Раст и профессор Патоген сразу оценили блистательное будущее компании и согласились украсить собой список ее именитых директоров-компаньонов. Доктор Раст позволил себе поставить два условия. Он потребовал, чтобы его отца, Андреаса Раста, того самого, который и т. д. и т. д., назначили представителем компании по Кремпскому округу. Это условие было принято не только без возражений, но и с самым живейшим удовлетворением. Второе его требование – принять во вновь организуемое Кремпское агентство некую Бетти Наудус на должность уборщицы – было с надлежащими извинениями отклонено, так как подобные вопросы находились в компетенции представителя компании, в данном случае господина Андреаса Раста, к которому упомянутой Бетти Наудус и надлежало обратиться с соответствующим ходатайством.
Но высшим достижением главы новой компании явилась его договоренность с правительством. Правительство, как всегда заинтересованное в процветании атавцев, бронировало за собой десять процентов заячьих лапок для распределения их среди безработных и многосемейных рабочих, а также для снабжения семей военнослужащих, «погибших или имеющих погибнуть» на полях сражений в боях за западную цивилизацию, за атавизм.
«Это будет одним из самых сокрушительных ударов, когда-либо нанесенных правительством Атавии по нужде и горю, – заявил в беседе с представителями печати специальный помощник министра финансов. – Впервые с момента образования нашей республики государство берет на себя обеспечение самых нуждающихся и самых обездоленных его граждан счастьем и деловой удачей по себестоимости».
Эта договоренность и это заявление стоили многих газетных полос рекламы.
Поэтому компания «Успех. Гарантия» ограничилась в дальнейшем только тем, что опубликовала в крупнейших газетах и журналах страны на правах объявления известную уже нам статью профессора Шхина с коротенькой припиской о том, что производство научно апробированных заячьих лапок на основе строгого соблюдения принципов, изложенных в этой статье, является целью, которую, не щадя затрат, поставила перед собой компания.
Население предупреждалось: остерегайтесь подделок! Приобретайте только задние левые лапки, на которых будет клеймо компании: на голубом фоне розовый рог изобилия, из которого сыплются золотые буковки «У» и «Г» начальные буквы обоих слов, составляющих название фирмы.
Только теперь, прочитав статью профессора Шхина, миллионы атавцев поняли, наконец, почему им так не везет в жизни и почему им вообще так плохо живется: они покупали не те заячьи лапки.
– За что я терпеть не могу полигонцев, так это за их нахальство, сказал Онли Наудус господину Андреасу Расту, который от нечего делать бродил по городу и заходил то в одну лавку, то в другую. Господина Квика, хозяина, не было на месте, и Наудус взял на себя труд развлечь почетного гостя высказываниями по вопросам международной политики.
– Читали, что они там натворили в своем вонючем Пьенэме? (Так называлась столица Полигонии.)
Господин Раст мотнул головой. Ему не хотелось размениваться на болтовню с каким-то замухрышкой приказчиком. Но как будущий кандидат в мэры города он не мог себе позволить обидеть одного из избирателей. Поэтому он коротко бросил: «Сволочи они, эти полигонцы!», и снова замолк, погрузившись в свои думы. Его беспокоило, что за ним до сих пор не прислали человека из Главного совета Союза атавских ветеранов.
– Жаль, что у нас в Кремпе не проживает ни один завалящий полигонец! – горячо продолжал Наудус, нисколько не обижаясь на некоторый холодок со стороны господина Раста. Он был скромный молодой человек и прекрасно понимал пропасть, лежавшую между ними… – Если бы у нас проживал хоть один полигонец, я бы первым делом с удовольствием швырнул камень в его окошко… Не-ет, мы с ними слишком много нянчимся. Будь я президентом, я бы им еще вчера вечером объявил войну… Вот что я бы сделал первым делом, – промолвил он после некоторой паузы, забыв, что только он собирался первым делом швырнуть камнем в полигонское окошко.
– Я еще потом зайду, – сказал Раст, наскучив приказчичьей болтовней, и вышел на улицу.
– Можно подумать, что он не атавец, этот старый трактирщик без трактира! – позволил себе, наконец, обидеться Наудус. – Неужели мы так просто и спустим полигонцам такие оскорбления? Война, только война! Война во что бы то ни стало!
Не будем удивляться воинственности Наудуса, который с сегодняшнего утра был кровно заинтересован в войне, скорейшей и кровопролитнейшей, как держатель акций «Перхотт и сыновья» на целых тысячу сто кентавров. Куда более удивительно и страшно было то, что тысячи людей в Кремпе и многие миллионы других атавцев, которые не имели никаких военных акций и которым война грозила только тягчайшими бедствиями, проявляли в тот день такую же воинственность. Они были одурманены лжепатриотической пропагандой печати, контролируемой крупными монополиями.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
1
Хираму Нэверу, послу Республики Атавия в Пьенэме, выпала сомнительная честь быть у истоков этой самой фантастической и самой циничной из войн.
В ночь на двадцать пятое февраля в начале второго часа Нэвера вызвал к телефону Иеремия Волс, заместитель министра иностранных дел Атавии, исполнявший обязанности министра, так как министр, как известно читателям, застрял со всей атавской делегацией в Европе. Он продиктовал Нэверу личное послание сенатора Мэйби к вице-президенту и заместителю председателя совета министров Полигонии господам Дешапо и Могену. (Делегация Полигонии во главе с ее президентом также застряла в эти трагические дни на Земле).
Господа Дешапо и Моген приглашались принять участие в весьма срочном, секретном и жизненно важном для обеих стран совещании. Исполняющий обязанности президента Республики Атавия был бы рад видеть на этом совещании и виднейших представителей полигонских деловых кругов.
Не было еще и восьми утра, когда вице-президент Полигонии господин Дешапо, заспанный, наспех одевшийся, не успевший еще побриться, принял в своем кабинете атавского посла. Получасом позже они оба прибыли в резиденцию исполняющего обязанности премьер-министра господина Могена.
К девяти часам была окончательно сформирована полигонская делегация. Что же до места и времени встречи, то было решено полностью положиться на господа бога и сенатора Мэйби.
В два часа тридцать минут пополудни двадцать пятого февраля в прелестной вилле на высоком берегу пограничной реки Хотар, неподалеку от города того же названия, открылось это чудовищное совещание.
С атавской стороны, кроме главы делегации сенатора Мэйби, присутствовали исполняющие обязанности премьер-министра, министра иностранных дел, военный министр, начальник генерального штаба, президент компании «Перхотт и сыновья», председатель правления Всеобщей электрической компании, вице-президент авиационного концерна «Розовый гриф», президент акционерного общества «Химическое объединение», председатель совета директоров акционерного общества «Атавия-Металл», президент концерна «Мотор», президент банкирского дома «Вулф, Вулф и Снаф».
Полигонию представляли, не считая Дешапо и Могена, военный министр, начальник генштаба и руководители трех ее мощнейших банков и шести концернов, являющихся по существу дочерними объединениями соответствующих атавских корпораций.
Густая цепь агентов Бюро расследований окружала виллу, как бы охраняя участников совещания от мирной, залитой солнцем зимней панорамы, блиставшей за ее высокими и просторными окнами. Впрочем, вскоре после начала заседания шторы были опущены и работа продолжалась при электрическом свете.
– Господа! – открыл совещание Мэйби. – Я усматриваю глубокий смысл в том, что наша встреча происходит за круглым столом. Мы все одинаково заинтересованы в том, чтобы она привела к наилучшим результатам. Я молю об этом господа как атавец и христианин.
Он встал, молитвенно сплел пальцы рук и поднял к потолку, расписанному довольно легкомысленными картинками, морщинистое лицо с седеющими, коротко подстриженными темно-рыжими усами. Вслед за ним встали и в едином религиозном порыве подняли глаза к потолку и остальные участники совещания.
– Господа, – повторил Мэйби, выждав, пока все снова устроились в креслах, – у нас нет времени для долгих собеседований. Наши страны одинаково повергнуты судьбою в тягчайшие бедствия. На долгие годы, если не навеки, мы отторгнуты от Земли. Огромные капиталовложения, равно как и многие тысячи наших братьев, сыновей и внуков, остались на Земле без наших забот и попечения. Безбожие и коммунизм, покуда только тлеющие в порах нашего общества, могут в любой момент вспыхнуть всепожирающим пламенем, раздуваемым тайными агентами Кремля…
Он сделал коротенькую паузу, чтобы обвести глазами присутствующих. Полигонцы слушали в высшей степени внимательно. Атавцы столь же внимательно следили за выражением их лиц.
– И все же, – вздохнул Мэйби, – не эти тяжкие бедствия понудили меня пригласить вас сюда для неотложного обмена мнениями. Те, на кого всевышнему угодно было возложить тяжкий крест управления своими народами, привыкли к житейским бурям и научились преодолевать труднейшие испытания. Но, увы, на нашем и без того мрачном горизонте растет новая, в высшей степени зловещая туча. Грозу, которую она несет в своих страшных недрах, трудно переоценить. Эта туча сгущается с каждым новым облачком дыма из заводских труб. Я говорю о кризисе, о самом чудовищном, самом разрушительном кризисе, который взорвет наши страны, если нам суждено перекрыть клапаны нашей военной промышленности. И я полагаю, что было бы только благоразумно, если бы мы, возблагодарив господа нашего за то, что он дал нам силы и средства для того, чтобы воздвигнуть ее в столь впечатляющих масштабах, попросили бы его сейчас помочь нам более или менее безболезненно и безубыточно выбраться из положения, созданного его же благоволением.
Уже почти четверо суток, как мы лишены возможности вывозить продукцию нашей промышленности за пределы наших стран. Бог знает, когда эта возможность возобновится, если ей только вообще суждено возобновиться. И очень хорошо, что господь надоумил правительства наших стран закрыть на три дня все фондовые и товарные биржи. В противном случае и Полигония и Атавия уже задыхались бы в смертельных тисках биржевой паники. Крах, разорение, невиданная безработица, социальные потрясения неслыханной силы – вот что захлестнуло бы наши страны, если бы мы не закрыли биржи… Но, господа, долго держать их закрытыми, как вы сами понимаете, нельзя…
– А выход? – решился перебить его президент Полигонского национального банка. – Видите ли вы, сударь, выход из создавшегося положения?
– Вижу, – отвечал Мэйби. – Есть выход.
– Что же это за выход, господин сенатор?
– Война.
– Но с кем? Для войны нужны враждебные стороны!
– Атаво-полигонская война, сударь, – ответил Мэйби, отводя глаза в сторону.
Потребовалась довольно значительная пауза, чтобы до сознания полигонцев дошел истинный смысл этих слов.
– Война?! Между дружественными странами?!
– Война – это самая большая дружеская услуга, которую мы в настоящих чрезвычайных условиях могли бы оказать друг другу, – разъяснил Мэйби атавскую позицию. – Самое худшее, что грозит нам в нынешних условиях, это мир. Война – это безграничный спрос на военные материалы. Война убьет кризис. Если хотите, кризис будет первой и самой крупной жертвой нашей войны.
– Прекрасно сказано, господин сенатор! Но не буду ли я и мои близкие второй, пусть и менее крупной ее жертвой?
– Не беспокойтесь, сударь, все будет предусмотрено.
– Нас девять миллионов, вас – шестьдесят. Вы нас раздавите в две недели.
– Это не должно вас беспокоить. Мы будем воевать столько, сколько потребуется. Конечно, если вы не вздумаете вдруг капитулировать…
– А если мы вдруг вздумаем капитулировать?
– Сомневаюсь, чтобы вам это было выгодно.
– А если это нам вдруг покажется выгодным?
– Тогда вас свергнут.
– А когда нас свергнут?..
– Тогда мы постараемся поставить у власти более строптивое правительство.
В ночь на двадцать пятое февраля в начале второго часа Нэвера вызвал к телефону Иеремия Волс, заместитель министра иностранных дел Атавии, исполнявший обязанности министра, так как министр, как известно читателям, застрял со всей атавской делегацией в Европе. Он продиктовал Нэверу личное послание сенатора Мэйби к вице-президенту и заместителю председателя совета министров Полигонии господам Дешапо и Могену. (Делегация Полигонии во главе с ее президентом также застряла в эти трагические дни на Земле).
Господа Дешапо и Моген приглашались принять участие в весьма срочном, секретном и жизненно важном для обеих стран совещании. Исполняющий обязанности президента Республики Атавия был бы рад видеть на этом совещании и виднейших представителей полигонских деловых кругов.
Не было еще и восьми утра, когда вице-президент Полигонии господин Дешапо, заспанный, наспех одевшийся, не успевший еще побриться, принял в своем кабинете атавского посла. Получасом позже они оба прибыли в резиденцию исполняющего обязанности премьер-министра господина Могена.
К девяти часам была окончательно сформирована полигонская делегация. Что же до места и времени встречи, то было решено полностью положиться на господа бога и сенатора Мэйби.
В два часа тридцать минут пополудни двадцать пятого февраля в прелестной вилле на высоком берегу пограничной реки Хотар, неподалеку от города того же названия, открылось это чудовищное совещание.
С атавской стороны, кроме главы делегации сенатора Мэйби, присутствовали исполняющие обязанности премьер-министра, министра иностранных дел, военный министр, начальник генерального штаба, президент компании «Перхотт и сыновья», председатель правления Всеобщей электрической компании, вице-президент авиационного концерна «Розовый гриф», президент акционерного общества «Химическое объединение», председатель совета директоров акционерного общества «Атавия-Металл», президент концерна «Мотор», президент банкирского дома «Вулф, Вулф и Снаф».
Полигонию представляли, не считая Дешапо и Могена, военный министр, начальник генштаба и руководители трех ее мощнейших банков и шести концернов, являющихся по существу дочерними объединениями соответствующих атавских корпораций.
Густая цепь агентов Бюро расследований окружала виллу, как бы охраняя участников совещания от мирной, залитой солнцем зимней панорамы, блиставшей за ее высокими и просторными окнами. Впрочем, вскоре после начала заседания шторы были опущены и работа продолжалась при электрическом свете.
– Господа! – открыл совещание Мэйби. – Я усматриваю глубокий смысл в том, что наша встреча происходит за круглым столом. Мы все одинаково заинтересованы в том, чтобы она привела к наилучшим результатам. Я молю об этом господа как атавец и христианин.
Он встал, молитвенно сплел пальцы рук и поднял к потолку, расписанному довольно легкомысленными картинками, морщинистое лицо с седеющими, коротко подстриженными темно-рыжими усами. Вслед за ним встали и в едином религиозном порыве подняли глаза к потолку и остальные участники совещания.
– Господа, – повторил Мэйби, выждав, пока все снова устроились в креслах, – у нас нет времени для долгих собеседований. Наши страны одинаково повергнуты судьбою в тягчайшие бедствия. На долгие годы, если не навеки, мы отторгнуты от Земли. Огромные капиталовложения, равно как и многие тысячи наших братьев, сыновей и внуков, остались на Земле без наших забот и попечения. Безбожие и коммунизм, покуда только тлеющие в порах нашего общества, могут в любой момент вспыхнуть всепожирающим пламенем, раздуваемым тайными агентами Кремля…
Он сделал коротенькую паузу, чтобы обвести глазами присутствующих. Полигонцы слушали в высшей степени внимательно. Атавцы столь же внимательно следили за выражением их лиц.
– И все же, – вздохнул Мэйби, – не эти тяжкие бедствия понудили меня пригласить вас сюда для неотложного обмена мнениями. Те, на кого всевышнему угодно было возложить тяжкий крест управления своими народами, привыкли к житейским бурям и научились преодолевать труднейшие испытания. Но, увы, на нашем и без того мрачном горизонте растет новая, в высшей степени зловещая туча. Грозу, которую она несет в своих страшных недрах, трудно переоценить. Эта туча сгущается с каждым новым облачком дыма из заводских труб. Я говорю о кризисе, о самом чудовищном, самом разрушительном кризисе, который взорвет наши страны, если нам суждено перекрыть клапаны нашей военной промышленности. И я полагаю, что было бы только благоразумно, если бы мы, возблагодарив господа нашего за то, что он дал нам силы и средства для того, чтобы воздвигнуть ее в столь впечатляющих масштабах, попросили бы его сейчас помочь нам более или менее безболезненно и безубыточно выбраться из положения, созданного его же благоволением.
Уже почти четверо суток, как мы лишены возможности вывозить продукцию нашей промышленности за пределы наших стран. Бог знает, когда эта возможность возобновится, если ей только вообще суждено возобновиться. И очень хорошо, что господь надоумил правительства наших стран закрыть на три дня все фондовые и товарные биржи. В противном случае и Полигония и Атавия уже задыхались бы в смертельных тисках биржевой паники. Крах, разорение, невиданная безработица, социальные потрясения неслыханной силы – вот что захлестнуло бы наши страны, если бы мы не закрыли биржи… Но, господа, долго держать их закрытыми, как вы сами понимаете, нельзя…
– А выход? – решился перебить его президент Полигонского национального банка. – Видите ли вы, сударь, выход из создавшегося положения?
– Вижу, – отвечал Мэйби. – Есть выход.
– Что же это за выход, господин сенатор?
– Война.
– Но с кем? Для войны нужны враждебные стороны!
– Атаво-полигонская война, сударь, – ответил Мэйби, отводя глаза в сторону.
Потребовалась довольно значительная пауза, чтобы до сознания полигонцев дошел истинный смысл этих слов.
– Война?! Между дружественными странами?!
– Война – это самая большая дружеская услуга, которую мы в настоящих чрезвычайных условиях могли бы оказать друг другу, – разъяснил Мэйби атавскую позицию. – Самое худшее, что грозит нам в нынешних условиях, это мир. Война – это безграничный спрос на военные материалы. Война убьет кризис. Если хотите, кризис будет первой и самой крупной жертвой нашей войны.
– Прекрасно сказано, господин сенатор! Но не буду ли я и мои близкие второй, пусть и менее крупной ее жертвой?
– Не беспокойтесь, сударь, все будет предусмотрено.
– Нас девять миллионов, вас – шестьдесят. Вы нас раздавите в две недели.
– Это не должно вас беспокоить. Мы будем воевать столько, сколько потребуется. Конечно, если вы не вздумаете вдруг капитулировать…
– А если мы вдруг вздумаем капитулировать?
– Сомневаюсь, чтобы вам это было выгодно.
– А если это нам вдруг покажется выгодным?
– Тогда вас свергнут.
– А когда нас свергнут?..
– Тогда мы постараемся поставить у власти более строптивое правительство.