Ламур Луис. Ландо

   Мы ехали на юг по направлению к границе. На второй день пути догнали красивый экипаж, запряженный шестеркой первоклассных лошадей, с шестью верховыми, сильными парнями в сомбреро и винчестерами, готовыми стрелять в любой момент.
   — Только у одного человека может быть такой экипаж, — сказал Джонас. — Это капитан Ричард Кинг, владелец ранчо на Санта-Гертрудис.
 
   Один верховой узнал Джонаса и окликнул его. Кинг тоже увидел капитана и велел остановить экипаж. Стояло жаркое утро, воздух был неподвижен. Серое облако, висевшее над дорогой, остановилось и осыпало все вокруг нас горячей пылью.
   — Джонас, — представил Кинг, — моя жена Генриетта. Генриетта, это Джонас Локлир.
   Ричард Кинг был широкоплеч и крепко сложен. Его решительное лицо говорило о том, что у этого человека нет сомнений. Я позавидовал ему.
   — Кинг — капитан корабля на Рио-Гранде, — шепотом объяснил мне Тинкер. — После войны скупил земли у мексиканцев, которые перебрались жить к югу от границы.
   Позже Тинкер рассказал мне больше. Кинг приобрел землю у тех, кто не видел никакой пользы от участков, поросших травой, где нашли убежище индейцы и беглецы вне закона. Один из них площадью в пятнадцать тысяч акров, достался ему практически даром — по два цента за акр.
   Он мог просто поселиться на пустующей земле, как это делали многие другие, но Кинг решил, что лучше уплатить пошлины за документы, дающие право собственности на каждый участок земли, который он купил. Но даже приобретение земли за деньги, там, на Западе, еще ничего не решало. Надо было бороться за все, на что вы претендуете, и многие люди не хотели рисковать.
   Пока наш маленький отряд быстро продвигался к мексиканской границе, я имел возможность обо всем поразмышлять. И должен был себе признаться, что попал в дурацкую историю. Все, кто имели хоть какое-то отношение к пиратскому золоту, потерпели неудачу.
   Однако я все равно продолжал путь. Отец имел на сокровища больше прав, чем кто-либо, и я стремился доказать это. А пока я ехал, готовый в любой момент к неприятностям.
   В Браунсвилле нам предстояло разделиться. В то время в городе насчитывалось около трех тысяч жителей, и когда люди выходили на улицы, он становился оживленным. Отсюда у нас с Мигелем начинался свой маршрут.
   Сначала я купил новый черный костюм и шляпу, потом одежду для верховой езды. Я выбрал ковбойские штаны с бахромой и темно-синюю куртку. Потом запасся патронами для винтовки. Сама винтовка стоила мне сорок три доллара, и я еще заплатил за патроны сорок четвертого калибра двадцать один доллар. В той же лавке приобрел коробку патронов тридцать шестого калибра для револьвера, по доллару и двадцать центов за сотню.
   Винтовка мне очень нравилась. Я был уверен, что она отлично стреляет. Мужчины клялись, что она бьет без промаха на расстоянии тысячи ярдов, и я верил им. Ее магазин вмещал восемнадцать патронов.
   Свою кобылу я оставил у Мигеля. Ей предстояло скоро стать матерью, она нуждалась в заботе. Жена Мигеля имела опыт в таких делах, и моя крошка оказалась в надежных руках.
   Около полудня мы с Мигелем попрощались с Тинкером и Джонасом, переправились через реку и отправились в Матаморас.
   Подо мной была серо-коричневая лошадь, выносливая, крепкая, хорошо ориентирующаяся на дороге. Мигель ехал на гнедой и еще одну вьючную гнедую с белым пятном на голове, вели в поводу. Прибыв в город, мы оставили лошадей в платной конюшне, и я отправился на улицу, условившись с Мигелем о встрече в таверне, недалеко от конюшни.
   Я никак не мог найти подходящий нож, который можно было бы носить за поясом. Тинкер же вовсе не собирался расставаться даже с одним из своих прекрасных ножей. Я вошел в лавку, стал рассматривать товары и наконец увидал то, что искал. Хотя нож, который понравился мне, и в подметки не годился тем, что делал Тинкер.
   Я оплатил покупку и стал прицеплять ножны к поясу, на минуту задержавшись у входной двери. И именно эта задержка спасла меня от беды.
   На обочине дороги, менее чем в десяти шагах от меня, стоял Дункан Кэфри!
   Он стоял ко мне спиной, и я мог видеть только его профиль. Но я не скоро забуду этот нос. И хорошо помню, как тогда подправил его.
   Заметив Дункана, я сразу обратил внимание на его собеседника, и почувствовал, холодок на спине. Даже на расстоянии было видно, как сверкают злые, жестокие черные глаза на узком лице с глубокими морщинами.
   На мужчине был черный костюм и цилиндр, грязная белая рубашка и черный засаленный галстук.
   Отступив назад, я медленно пошел в противоположном направлении, чувствуя себя не в своей тарелке, по коже бегали мурашки, казалось, что те двое смотрят мне вслед. Дойдя до угла, оглянулся. Пара продолжала разговаривать, не обращая на меня внимания.
   Никогда раньше я не встречал этого человека в цилиндре, но я догадался, кто это.
   Бишоп.
   Конечно, он. Мне не раз описывали его, и Кэфри упоминал о нем той ночью, когда мы с Тинкером сидели в кустах и слышали их.
   И пусть никто не говорит, что это случайность или совпадение. Я не мог ошибиться, увидев Дункана и Бишопа в Матаморасе. Их привело сюда что-то связанное со мной. В этом я был совершенно уверен, и ничто не могло поколебать моей уверенности.
   Мне пришла в голову мысль, что надо бы вернуться в Браунсвилл и рассказать обо всем Тинкеру и Джонасу. А что, если они подумают, будто я преувеличиваю опасность или испугался, или еще что-нибудь такое?
   Вернувшись в таверну, я рухнул на стул, стоявший у стола, за которым сидел Мигель, и сказал:
   — Наслаждайся пока своей выпивкой, потому что сегодня ночью нам необходимо убраться отсюда.
   — Сегодня ночью?
   — Как можно скорее, и не привлекая к себе внимание.
   Выпив стакан пива, я объяснил ему причину. Даже сюда доходили слухи о Бишопе, и Мигель был вполне готов к тому, чтобы уехать.
   — Одно условие, — сказал он, — нам придется быть очень осторожными. Прошел слух, что сбежал какой-то заключенный и отправился на юг. Полиция думает, что он собирается добраться до границы. Солдаты его ищут.
   Было за полночь, когда мы прошли через лимонно-желтый круг света, который отбрасывал фонарь на конюшне. Конюх в серапе, накинутом на плечи, спал сидя, прислонившись к стене. Из таверны слышалась музыка, а в воздухе носились запахи свежего сена, навоза, кожаной сбруи и лошадиного пота.
   Когда мы выводили лошадей из конюшни, я наклонился вперед и кинул песо конюху на колени. Проезжая мимо таверны, оглянулся и увидел, как в темной двери дома рядом с таверной мелькнула тень человека, принадлежавшая очень высокому мужчине в сапогах и шляпе. А может, мне показалось.
   Мы быстро выбрались из города. Ночь была тихой, и только сверчки своим пением нарушали тишину. Длинная дорога лежала перед нами. Как мы выяснили, скот имелся на ранчо к юго-западу от Санта-Терезы, а золото лежало где-то на побережье, которое нам предстояло отыскать.
   Насколько нам известно, отец единственный точно знал, где находится затонувший корабль. Курбишоу убили человека, рассказавшего им об этом, думая, что смогут найти сокровища по описанию. Но карта капитана Элама Курбишоу оказалась неточной, на всем протяжении побережья на ней обозначался только один залив, хотя на самом деле их имелось несколько. А если кораблю удалось пройти между длинной песчаной отмелью и побережьем, вдоль которого она тянулась, то он попадал в такой сложный лабиринт заливов, каналов и бухт, что искать его там то же, что определять мычащую корову среди стада в пять тысяч голов.
   — Солдаты могут остановить нас, — предупредил Мигель. — Хорошо бы не доставить им такого удовольствия. Солдаты порой хуже бандитов.
   Пока мы ехали, мысли мои вернулись к Джин Локлир и этой надменной девчонке Марше.
   Ей четырнадцать. Года через два выйдет замуж. Мне жаль того, кому она достанется. Джин, иное дело. Как здорово она умеет привлечь к себе мужчину, поговорить с ним, понять его. Не удивительно, что Джонас так высоко ценит ее.
   Уже почти рассвело, когда мы свернули с дороги в чащу. Через полмили наткнулись на лощину, где росла трава и бил родник. Здесь расседлали лошадей и устроились спать. Мигель сразу отключился, а ко мне долго не шел сон. Мысли крутились у меня в голове, не давая заснуть. Я думая об отце, вспоминал, как он учил меня. Возможно, он что-то рассказывал мне о золоте, а я не понимал?
   От этих воспоминаний я совсем загрустил, тоска нахлынула на меня.
   Мама умерла. Отец? Кто знал хоть что-нибудь о нем? В те времена было очень опасно путешествовать, и только отважные люди отправлялись в другие земли. Может, он попал в засаду?
   Но я никогда не поверю, чтобы Курбишоу смогли его одолеть.

Глава 5

   Прошло несколько дней. Следов Бишопа или Курбишоу на дороге не появилось.
   Санта-Тереза оказалась тихой милой деревушкой, по улицам которой разгуливали куры. Здесь пекли самые вкусные маисовые лепешки, какие я когда-либо ел раньше.
   Гасиенда, где я заключил сделку, была еще одним великолепным местом. Когда мы собрались перегонять стадо в триста голов, которое я купил, хозяева дали мне в помощь трех ковбоев, пока мои друзья не присоединятся к нам. Мы договорились встретиться в лагере к северу от Санта-Тереза.
   Пастбище, где мы покупали скот, было скудным, и коровы выглядели истощенными, но когда мы подошли к побережью, они тут же проявили интерес к сочной траве и морской соли. Четыре дня мы добирались до места, где должен был находиться лагерь, но когда, наконец, прибыли, там никого не оказалось.
   Здесь ковбои прощались с нами, и мы должны были сами пасти скот, пока не придет помощь. Пятеро мужчин в состоянии управиться со стадом в триста голов, когда скот сыт, и вечно голодные коровьи животы каждый день набиты свежей травой. Но у нас все было гораздо сложнее.
   Едва мы разбили лагерь, разожгли костер, как услышали ржанье лошадей и увидели, что окружены солдатами, и их ружья направлены на нас.
   Офицер выглядел взбешенным. Он объехал вокруг стада, осматривая тавро, потом остановился у костра.
   — Кто здесь главный? — спросил по-испански.
   Мигель жестом указал на меня.
   — Этот американец. Он купил скот у сеньора Аллойя. Перегоняем его в Техас.
   — Ты лжешь!
   К счастью, ковбои не успели еще покинуть лагерь, и один из них сказал:
   — Нет, сеньор. Я с гасиенды Аллойя. Хозяин поручил нам сопровождать покупателя до этого места, где его должны встретить друзья. Все правда, сеньор.
   Офицер посмотрел на меня, его взгляд был холодным и враждебным.
   — Твое имя?
   — Орландо Сэкетт, сеньор. — Мне показалось, что он когда-то слышал мое имя.
   Еще раз хмуро оглядев меня, он спросил:
   — Ты знаешь сеньора Кинга?
   — Мы говорили с ним на днях. Он ехал в Браунсвилл вместе с сеньорой.
   Кинга уважали по обе стороны границы, и то, что я был с ним знаком, сослужило мне хорошую службу.
   Офицер немного поразмыслил над ситуацией, потом сказал:
   — Видите ли, сеньор. Сбежал заключенный. Мы ищем его. Если вдруг он попадется вам, схватите его и отправьте верхового ко мне. Тот, кто окажет ему помощь, будет застрелен.
   Не говоря больше ни слова, он пришпорил лошадь и умчался прочь вместе со своим отрядом.
   Когда солдаты уехали, наш защитник сообщил:
   — Сеньор, это был Антонио Херрара — очень плохой человек. Старайтесь избегать его.
   Ковбои стали готовиться к отъезду, казалось, что им не терпелось поскорее покинуть нас, и я не мог упрекать их за поспешность. В конце концов это не их трудности. Теперь нам ничего не оставалось делать, как собрать скот в стадо и ждать.
   Почему человек совершает дурацкие поступки? Бросить свою кобылу и отправиться за сокровищами! Разве я думал, чем все может кончиться? Сейчас у меня было такое чувство, что я совершил самый глупый поступок в своей жизни. Я бы наверняка солгал, если бы сказал, что не испугался. Херрара выглядел отъявленным негодяем, а мы находились в его стране, где закон — на его стороне.
   Я почти ничего не знал о том, как обращаться со скотом. Если бы человек, хорошо разбирающийся в выращивании бычков, поговорил со мной в течение нескольких минут, то обнаружил бы, что я полный профан в животноводстве.
   Мигель сделал первый круг, сгоняя животных. На мой взгляд бычки достаточно отдохнули и набили брюхо свежей травой. С возрастающим нетерпением я смотрел на дорогу, ожидая появления всадников.
   Что, если Херрара схватил ничего не подозревающих Джонаса и Тинкера как сбежавших заключенных? Надо принимать решение.
   — Мигель, — окликнул я мексиканца, — с наступлением рассвета мы двинемся в путь, несмотря на то, приедут они или нет. Мы должны добраться до границы.
   Он кивнул с серьезным видом.
   — Ты правильно решил, друг. От Херрары можно ждать чего угодно.
   Мы находились милях в четырех-пяти от Санта-Терезы и совсем рядом с морем. Вокруг простирались болота, поросшие кустарником.
   — Сбежавший заключенный, — начал рассказывать Мигель, — не из тех, кого можно легко поймать. Говорят, — мексиканец многозначительно помолчал, — что он знает что-то о сокровищах, поэтому его схватили и долго пытали, а он убил тюремную охрану. И был таков.
   — О каких сокровищах? — спокойно спросил я.
   — Да о сокровищах пирата Лафита. Лет тридцать, а может и больше, их ищут вдоль побережья к северу. Вот и Антонио Херрара, и его отец, комендант деревни, одержимы страстью кладоискательства.
   Ну что тут скажешь? Сообщение еще больше подстегнуло мое желание быстрее перегнать скот.
   — Знаешь, пожалуй, за час до рассвета мы должны уже двинуться в путь. Нам предстоит пройти двадцать миль завтра.
   — Многовато, сеньор, — сказал Мигель с сомнением.
   — Двадцать миль — не меньше.
   Вскоре взошла луна. Животные расположились вокруг на траве. Где-то вдалеке раздался вой койотов. В наступившей тишине я отчетливо уловил шум прибоя и плеск воды в лагуне Мадре совсем близко от нас. Море находилось милях в двадцати пяти отсюда.
   Мигель выпил кофе и отправился спать. Сев на гнедую, я объехал вокруг стада, тихо напевая, чтобы успокоить животных. Но их явно что-то тревожило. Что — я не мог объяснить, и решил не придавать этому значения.
   С первым лучом солнца я разбудил Мигеля.
   Он сел, надел шляпу, натянул сапоги и потянулся к большому закопченному котелку. Удивленно встряхнув его, заметил:
   — Вы выпили много кофе, сеньор.
   — Одну чашку. Боялся заснуть. Что-то беспокоило животных.
   Он вылил себе остатки кофе, и весь в сомнениях еще раз заглянул в котелок.
   — Того, что оставалось вчера, хватило бы, по крайней мере, на пять чашек, приятель. Не меньше, уверен. Я сам готовил кофе, и знаю сколько мы выпили. Посудина рассчитана на десять человек.
   — Собирайся, — поторопил я. — Пора идти.
   Скот легко поднялся. Старый чалый бык встал впереди и повел за собой стадо, как он это делал на всем пути с гасиенды.
   Первые три часа мы не подгоняли животных, и они шли медленно, пощипывая траву. Потом решили увеличить темп, чтобы поскорее покинуть опасные места.
   Готовый в любой момент схватиться за оружие, я испытывал странное напряжение. Время от времени брал в руки «уэлч-нэви». Прикосновение к рукоятке прибавляло мне уверенности. Ничто не может избавить от мандража лучше, чем хороший револьвер.
   Мы продолжали всматриваться вперед, надеясь увидеть наших друзей. К счастью для нас, животные, казалось, тоже хотели как можно скорее покинуть эти места.
   По дороге нам не встретилось ни одного дерева, зато зеленые луга с сочной травой, иногда тянулись на несколько миль. Густой непроходимый лес рос где-то у самого моря. Пересыхающие болота и огромные лужи напоминали о недавних грозных событиях. В прошлом году здесь бушевал великий ураган. Возможно, такой же, как в 1844 году, который все запомнили надолго.
   Животные двигались монотонно. Жар, исходивший от их тел, был удушающим, как и пыль. Для двух ковбоев скота оказалось слишком много. Наши измученные лошади скоро станут ни на что не годны.
   В одном месте дорога совсем близко подходила к берегу. Никогда раньше я не видел океан и испытал странное чувство, представив себе, что на тысячи миль отсюда, на восток лежит земля, скрытая под водой. Потом мы повернули в глубь материка, и я долго оглядывался, чтобы еще раз взглянуть на бескрайний таинственный простор.
   А где-то у берега лежит разбитый корабль, который день за днем лижут синие волны. И трюмы его по-прежнему наполнены золотом, серебром, драгоценными камнями… Отец нашел его и принес испанские монеты. Должно быть, он снова вернулся туда. Это похоже на него, сделать вид, что отправляешься за шкурами, а самому двинуться на юг, к своим сокровищам. Зачем охотиться за зверьем, если выручка в золоте от продажи тысячи самых дорогих шкур лежит и ждет тебя на побережье?
   Любой человек сгорит от нетерпения, мечтая о таком богатстве. И я впервые задумался по-настоящему о сокровищах. В конце концов не за сотнями костлявых мексиканских быков мы отправились сюда!
   Мне стало интересно, сколько времени займет у Херрары сообразить это?
   Не то чтобы люди не хотели покупать мексиканский скот. Просто цены, которые предлагались за него в городах — конечных пунктах железных дорог — были недостаточно высоки и не сулили большой прибыли, а дальние дороги — трудны и опасны.
   Но вернемся к золоту. Лафит был не только пиратом и работорговцем, он также имел кузницу в Новом Орлеане, в которой трудились рабы… А как я узнал об этом?
   Упомянул Тинкер? Или Джонас? Возможно Джонас, когда мы болтали в его кабинете. Нет, еще раньше. Но не прежде чем мы встретили Джонаса.
   Я начал раскручивать назад ленту моей памяти. Получалось, что о пирате Лафите я и понятия не имел до тех пор, пока мы не покинули Сан-Августин.
   И тут к реальной жизни меня вернула мышастая лошадь. Она остановилась. Бедное животное взмокло и совершенно выбилось из сил. Нет, мы не прошли двадцати миль. Никак нет!
   Ко мне подъехал Мигель. Его лошадь выглядела еще хуже, чем моя.
   — Сеньор, — сказал он, — необходимо сделать остановку.
   — Ну, хорошо, — согласился я, — но не на ночлег. Мы отдохнем немного и двинемся дальше.
   Он взглянул на меня и пожал плечами. Я понял, о чем он подумал. Если мы будем продолжать в том же духе, нам придется гнать скот пешком. Этого мы не могли позволить.
   Мы согнали стадо в круг на лугу, через который медленно струился небольшой ручеек. Извиваясь по равнине он убегал к дюнам на краю лагуны. Нашли немного хвороста и развели огонь, чтобы вскипятить воду для кофе. Мигель молчал. Мы оба смертельно устали. Но я заметил кое-что: как и я, он вычистил свое оружие и проверил работу механизма.
   — Вовсе не жажду очутиться в тюремной камере, — произнес я. — А Херрара, видно, хотел бы, отправить меня туда, но ому трудновато придется, если вздумает заполучить меня.
   — У нас нет выбора, — усмехнулся Мигель.
   — Будем сражаться?
   — Будем удирать. Постараемся уйти от преследования. Когда не сможем скрыться, придется отстреливаться. — Поглядев на меня он широко улыбнулся. И неожиданно кофе показался мне гораздо вкуснее.
   За последнее время я столько наслушался об ужасах здешних тюрем, что мгновенная смерть мне показалась лучшим исходом. Кроме того, мне не нравился этот Херрара, а он мог появиться в любой момент. Приобретенное оружие мне ни разу даже не пришлось опробовать.
   Мы остановились часа на четыре, хорошо почистили лошадей, напоили их и дали пощипать прекрасной сочной травы. Потом снова оседлали их и стали поднимать стадо.
   Но быки явно не хотели трогаться с места. Они уже достаточно прошли за день и не проявляли ни малейшего желания двигаться дальше. Нам пришлось долго хлестать их хлыстами, пока наконец они поскакали, задрав хвосты в сторону Техаса.
   Нет большей глупости, чем гнать стадо в спешке. Ни жди добра, если оно обратится в паническое бегство. Восемь-десять миль или чуть больше — хорошо для одного дня. Мы вышли в путь в четыре часа утра, а сейчас было больше четырех часов дня. Время потеряли утром, когда кормили стадо по дороге. Я хотел его наверстать и уйти как можно дальше от места нашей встречи с Херрарой. Если мы доберемся до намеченной мной точки, то окажемся милях в двадцати пяти от границы. Тогда при возникновении осложнений, я смог бы добраться туда и пешком, оставив позади довольно много людей, стреляющих мне в спину. Так или иначе, я был готов спасать свою шкуру, потому что не имел никакого желания осмотреть одну из камер тюрьмы мистера Херрары изнутри.
   Я любитель, а не боец и не должен притязать на это. Так успокаивая себя, я подводил итог всем рассуждениям о моих интересах.
   Потом мысли мои вновь вернулись к Джин Локлир. Вот это женщина! Я не стал бы презирать мужчин, имевших виды на нее. Хотя, по моему мнению, чтобы накинуть на нее лассо, необходимо проявить такую твердость и несгибаемость!
   А Марша… Конечно, она еще подросток, и много о себе воображает, но пройдет время, и она станет такой же прекрасной, как Джин. Иметь перед собой такой пример для подражания, что может быть лучше для девушки!
   Около полуночи мы остановились возле соленого водоема, который был окружен высокими зарослями кустарника. Не более чем в четырех милях отсюда находилась крошечная деревушка Гуадалупа. До Североамериканских Штатов на побережье Мексиканского залива было уже рукой подать.
   — Разобьем лагерь здесь, — сказал я. — Возле холма есть родник с чистой, прозрачной пресной водой.
   Мигель удивленно посмотрел на меня.
   — Откуда вы знаете об этом, сеньор? — спросил он. — Сеньор Локлир говорил, что вы никогда раньше не бывали в Мексике.
   Мне не пришло в голову, что ему ответить. Я действительно никогда не бывал здесь. И что же мог знать? Но все же знал. Или нет? Может, слышал от Локлира?
   Источник оказался на месте, и Локлир ничего не говорил о нем. Но я знал, что, когда спущусь к роднику, там в лесу, на огромном старом дереве найду вырезанные инициалы. И вырезаны они точно так, как на могучей сосне возле нашей хижины в горах Теннесси:
   ФСкт
   И я отчетливо вспомнил тот день, когда отец вырезал их.
   Он был здесь!
   Мигель не заметил инициалов, а если заметил, то не обратил на них внимания. И уж, конечно, не связал их с именем Фэлкона Сэкетта. Знал он о нашей экспедиции только то, что ему сказали. Но не все.
   Можете мне поверить, наши быки едва держались на ногах. Мы согнали их близко друг к другу, чтобы потом легче было поднимать, а они едва щипнув по пучку травы, поджали под себя ноги и погрузились в сон, жуя жвачку.
   Мигель был в таком же состоянии.
   — Ложись спать, — сказал я ему. — Посторожу.
   Он не стал спорить, поскольку смертельно устал. Я же был возбужден и знал, почему. Отец рассказывал мне об этом месте, а я забыл. Но что-то все еще хранилось в закоулках моей памяти, и возможно, я пришел сюда интуитивно, совершенно не думая, как найти дорогу.
   Теперь было необходимо вспомнить, что именно говорил отец. Конечно же, он не мог раскрыть мне часть тайны, не обрисовав ее всю целиком.
   Когда же состоялся этот разговор?
   Думаю, довольно давно. Должно быть, когда мне еще не было десяти лет. Один я остался в одиннадцать. Мама заболела еще раньше. Ее болезнь страшно расстраивала отца, он стал нелюдим, даже со мной редко разговаривал, хотя прежде постоянно рассказывал всякие небылицы, интересные истории. Возможно, он нарочно выделял некоторые детали, повторял их снова и снова, чтобы заставить меня запомнить. Теперь я был в этом абсолютно уверен.
   Тогда я еще мало что понимал и должно быть просто ужасно устал от повторяющихся фактов, они, возможно, показались мне не стоящими внимания, и я сразу выбросил их из головы. К счастью, они все же там где-то застряли, и вот выдали первый точный сигнал. Отец сказал мне, где находятся сокровища, и все, что я должен сделать, это позволить своей памяти привести меня туда.
   Предположим, не все детали всплывут сразу. Я должен найти тому объяснение. Быстрая скачка, которую мы предприняли, давала мне время, чтобы раскрыть секрет.
   Итак, я догадался, как пригнать скот к роднику. Это многое решало. Теперь надо было заставить мою память заработать. Беда в том, что память очень капризна. Когда ты изводишься, чтобы вспомнить какое-нибудь имя или деталь, она будто забивается в самый темный угол, и мысль ускользает.
   Собрав немного хвороста и сучьев, я развел огонь и поставил кофейник.
   Внезапно, уловив легкое движение, взглянул на коня. Он поднял голову и насторожился. Ноздри его раздувались, ловя незнакомый запах.
   Старый «уэлч-нэви» был заткнут у меня за поясом, и я ослабил ремень, чтобы в первый момент легко выхватить оружие.
   Там что-то было.
   Что касается меня, я никогда не верил в привидения. Нет, лучше скажем: не слишком верил. Правда, проходя по кладбищу, старался ускорить шаг, потому что мне иногда казалось, будто кто-то есть рядом.
   Нет, определенно, я не верю в привидения. Но здесь, невдалеке, на берегу лежат останки стольких погибших людей! Экипаж судна, на котором везли золото, насчитывал около полусотни человек. Почти все они погибли.
   Там, в темноте, действительно что-то происходило. Это знал конь, и я тоже. Он лучше меня чувствовал, что там, но не мог рассказать. Чтобы ни скрывалось в темноте, ему оно не нравилось, а уж мне тем более.
   Может, разбудить Мигеля? Только он подумает, что я испугался. И знаете, что? Так оно и было.
   Мы находились в диком, пустынном месте, где люди не ходят погулять по ночам. Им просто нечего тут делать.