Ламур Луис. Поездка за наследством

   — Мы никого не прогоняем, — повторил Джекоб.
   — Прогонять не прогоняйте, но ружье держите под рукой.
   Мы вернулись к каноэ, постояли немного и столкнули его в темную как деготь воду. Все ужасно устали.
   — Поищем место впереди, — сказала я. — Надо выспаться.
   Может, из-за того, что мы так устали, а может, из-за того, что за нами гнались и хотели ограбить, но меня не покидало предчувствие беды.
   Где Феликс Хорст? Оставить добычу таким, как Тимоти Оутс и Элмер, было на него не похоже. Этот человек меня очень беспокоил.
   — Не волнуйтесь, — утешал меня Дориан. — Он остался позади, возможно, уже в Цинциннати.
   Теперь мы шли много медленнее, осторожно продвигаясь по темной воде, поскольку время от времени нам встречались бревна, мусор, сбившийся в кучу, а порой и завалы. Днем их легко разглядеть, а вот ночью дело другое. Даже торчащий кверху корень или ветка могли пропороть дно нашего каноэ.
   — Эй! — крикнул Арчи, вглядываясь в темноту. — Там что-то вроде пристани.
   — Давай поглядим, — ответила я.
   Арчи направил каноэ параллельно причалу, мы придержали лодку руками, и он выбрался на сушу.
   — Там домишко, — крикнул он, — и все тихо. По-моему, тут никто не живет.
   Мы привязали каноэ и выбрались на причал, прихватив с собою вещи. Где-то в темноте ухала сова.
   — Затолкните лодку под причал, — предложила я. — Тогда, если будут проплывать мимо, не заметят.
   Участок окружали большие деревья — тюльпанные деревья, платаны, дубы. Кругом гниль и запустение. Ни коров в загоне, ни запаха навоза.
   — Бросили, — произнес Дориан. — Интересно почему?
   — Не прижились, — ответила я. — Здесь пробуют жить многие, а удается это лишь некоторым. Одним работа не по плечу, другие не выносят одиночества.
   — Посмотрим-ка, что внутри, — предложил Дориан.
   — Не надо, — возразила я. — Если кто станет искать, то начнет отсюда. Ляжем спать вон там под деревьями. Если явятся, услышим.
   Арчи нашел прислоненную к дереву палку и принялся шуровать ею по земле.
   — Змеи, — объяснил он.
   Мы сидели и слушали. Что-то шуршало в листве, терлись друг о друга ветки; теперь, когда мы затихли, снова завели свои разговоры лягушки. Изредка в погоне за насекомыми мелькнет летучая мышь.
   Растянувшись на траве и заложив руки за голову, я смотрела в небо, думая, где сейчас Регал и беспокоятся ли обо мне дома.
   Было очень темно, но глаза мои уже привыкли, и я могла различить неясные очертания хижины, скотного двора, загона для скота. Где-то журчала вода: видно, рядом ключ или ручей.
   Я открыла глаза. Оказывается, я уснула и спала, не знаю, как долго. Слышно дыхание Дориана Чантри, чуть дальше — Арчи. Тихо. Что же меня разбудило?
   Что-то такое. Какой-то звук, какое-то…
   Я прислушалась, показалось, что кто-то движется рядом. Уловила легкий запах. Движение прекратилось, запах остался.
   Что такое? Пахло чем-то сырым и илистым. Крокодил? Или аллигатор? Я сомневалась, что они могут быть так далеко к северу, но кто знает… Находили же их в болотах Миссисипи. Однако на аллигатора все равно не похоже.
   Влажный запах, запах псины…
   Точно! Запах мокрого пса! Но что здесь делать одинокому псу? Да и один ли он? Собаки редко бывают одни; они чувствуют себя лучше среди людей.
   Новая винтовка рядом, короткоствольный револьвер под рукой, другой — в саквояже, но тоже близко.
   В листьях что-то зашуршало, я взяла револьвер. Стрелять не хотелось — выстрел в ночи слышен далеко, но…
   Выглянуло несколько звезд. Я уже могла разглядеть силуэты деревьев, сквозь листву мерцала речка. Напрягая слух, прислушалась. Кругом тишина.
   И вдруг мне захотелось домой. Захотелось спать в своей постели, вставать по утрам, заниматься обычными домашними делами. Хотелось сидеть и болтать с мамой, шить, штопать носки. Хотелось домой!
   Я устала бегать от погони, устала от постоянного напряжения. Сейчас бы посидеть с чашкой кофе и полюбоваться тем, как светлеют родные горы.
   Регал теперь далеко, а Финиан Чантри живет в другом мире. Мне хотелось наконец оказаться дома, среди скромных, порядочных людей, хотелось в воскресенье стоять рядом с мамой в церкви и петь псалмы или сидеть вечером у очага, распевая старые баллады «Зеленые рукава», «Лорд Ловелл», «Черный Джек Дэйви» или «Хорнпайп Риккетта».
   Что-то снова шевельнулось рядом, и на сей раз я его разглядела. Это и вправду была собака. Она лежала рядом, видно, стосковалась по людям.
   — Все в порядке, псина, — прошептала я. — Теперь давай спать.
   И я снова заснула.

Глава 17

   Это оказалась овчарка, черно-коричневая, с белыми лапами и белым пятном на груди. Похоже, жизнь обошлась с нею круто.
   — Откуда она? — поинтересовался Дориан.
   — Пристала к нам ночью. Видно, давно не ела.
   Арчи разводил костер.
   — Сейчас будет кофе, — объявил он, — а потом обжарим мясо.
   Причал, под которым мы оставили каноэ, был сбит из самодельных досок — старый, потемневший и осклизлый, босыми ногами не пройдешь. Сваи обросли мхом, по всему видно, что очень старые.
   Интересно, что здесь такое случилось? Место хорошее, вода, прекрасный лес. Кое-где — расчищенная, но давно не возделываемая земля.
   Мы накормили псину объедками, а когда стали усаживаться в каноэ, она заскулила, требуя взять ее с собой.
   — Что думаете? — обернулся ко мне Дориан.
   — Почему бы ее не взять? — ответила я.
   Арчи что-то крикнул собаке, и та смело прыгнула в каноэ так, будто плавала в нем всю жизнь.
   — Может, мы забираем чужую собаку? — засомневался Дориан.
   — Она бездомная, — ответил Арчи. — По всему видно. Кто бы ни были ее хозяева, их здесь уже нет.
   Большей частью на веслах сидели Дориан с Арчи, я только на короткое время подменяла кого-то из них, давая немножко отдохнуть. Порою река переставала петлять, и тогда мы оглядывались, но позади никого не видели. Однако тревога не уходила.
   — Хотелось бы когда-нибудь спуститься по этой речке, — сказал Арчи, — чтобы не жаль было своего труда, когда идешь против течения.
   — Обратно есть дорога и полегче, — заметила я, припоминая пароходы, ходившие иногда от Огайо до Нэшвилла.
   — Не дождусь, когда поеду обратно, — вздохнул Дориан.
   Я лишь взглянула на него, в душе совсем не желая, чтобы он уезжал.
   — Наверно, вас ждет девушка? — спросила я как можно небрежнее.
   — И не одна, — ответил он. — Выбор велик, есть где размахнуться.
   «Ладно, — сказала я себе, — много — это все же лучше, чем одна».
   — Скоро доставим вас домой, — продолжал Дориан. — Прямо к мамочке. А я сяду в первый же дилижанс или на пароход, в общем, что попадется, и помчусь в Филадельфию.
   Арчи, не сказав ни слова, поглядел на меня. Я промолчала. Возможно, в Филадельфии Дориану и вправду лучше. Он уже не выглядел таким красавцем, каким был в начале путешествия. Одежка поизносилась, оброс щетиной. Но он всегда был тщательно причесан и находил время следить за собой.
   — Даже при высокой воде, — сказала я, — мы на каноэ далеко не уйдем. Перекаты совсем близко, там мелко и камни острые.
   Нас спасла овчарка. Мы широко разворачивались, огибая скопившиеся в излучине бревна и сучья, когда собака вдруг поднялась на задние лапы, вздыбила шерсть и залаяла.
   — Задний ход! — совсем не светским голосом завопила я, и мой крик потерялся в оглушительном грохоте выстрелов.
   Я тормозила веслом, Арчи тоже. Одна пуля расщепила мое весло, другая вонзилась в нос каноэ, затем течение понесло прямиком к затору. Помогло течение и быстрая реакция Арчи на мой вопль. Послышался еще один выстрел, потом кто-то, выругавшись, заорал: «… Рано, черт бы вас побрал!»
   — К тому берегу! — тихим голосом быстро произнес Арчи. — В лес!
   Речка здесь была неширокой, да и течение помогло. С той стороны кто-то выстрелил, но пуля просвистела мимо, и нас прикрыли деревья.
   Мы пристали к берегу и высыпали из каноэ.
   — Бросьте его! — сказала я.
   — Вы ранены? — Дориан не отрывал взгляда от моей руки. Ее поцарапал осколок весла, когда в него ударила пуля.
   — Просто царапина, — успокоила я его. — Смываемся, и быстрее!
   Они устроили засаду и были готовы перестрелять нас, но овчарка спасла наши шкуры. Когда собака вскочила и залаяла, наши противники, видно, поторопились. Окажись каноэ чуть ближе впереди, они бы нас всех перестреляли.
   Мы выволокли каноэ на берег, забрали вещи и двинулись в лес.
   Передвигаясь по воде, мы обращали мало внимания на ее берега. Теперь перед нами предстали рослые деревья — гигантские платаны, буки, березы, заросли черной ивы и изредка — рододендронов. В горы вела звериная тропа. Мы направились по ней, я впереди.
   Может быть, с моей стороны это было нахальством, все-таки я девчонка и всякое такое, но если Арчи еще как-то ориентировался по следам, Дориан и вовсе не мог разобраться, в какую сторону они ведут. Поэтому, подхватив ружье и саквояж, я без лишних слов шагнула первой, указывая путь.
   Я намеревалась быстро найти укрытие, где мы могли бы обороняться. Кто бы в нас ни стрелял, они хотят нас прикончить, а я не знала, как поведет себя моя команда в открытом лесу. Ближе к Сосновой горе были скалы, пещеры и всякое такое. Мне хотелось найти скалистое, поросшее лесом возвышенное место с хорошим обзором для стрельбы.
   Сама я ни разу в перестрелках не участвовала, но когда мне было лет десять, я слышала, как папа, Этан и Регал говорили о том, как обороняться от индейцев.
   Тропа была не ахти какая, но вела сквозь лес в нужную нам сторону, поднимаясь по известняковым грядам. Мои парни со мной не спорили. Видно, им не меньше моего хотелось избавиться от преследователей.
   Кто они? Каким образом нас обогнали? Может быть, это Феликс Хорст со своими дружками-бандитами с тропы Натчезов?
   — Давайте понесу ваш саквояж, — предложил Дориан. — Или ружье?
   — Берите сумку, — сказала я. — Оружия за мной никто пока не носил.
   Когда, пробираясь меж камней и деревьев, мы в очередной раз остановились перевести дух, я заявила:
   — Надо как следует подумать. Они знают, куда мы идем. Срежут путь и снова окажутся впереди. Там и будут нас поджидать.
   — В прошлый раз нам повезло, — заметил Арчи. — Второй раз так не получится.
   Мы сидели среди сосен, глядя на раскинувшийся под нами лес. Мы все устали и были до смерти напуганы. Во всяком случае я. Да и у Арчи вид загнанный. У Дориана под загаром проступала бледность. Когда за тобой гонятся, чтобы убить, это не сахар. Если бы не собака, никто из нас не остался бы в живых. Откуда она взялась той ночью? Чья она? На мой взгляд, она уже давно жила сама по себе. Возможно, прибежала издалека.
   — Придется их осадить, — сказала я. — Дать понять, что мы дешево не дадимся.
   — Вы собираетесь убивать? — Дориан был потрясен.
   — Ну они же пытаются нас убить, — заметила я.
   — Ваш дядя Финиан даже не задумался бы, — вставил Арчи. — Он — словно возмездие Господне!
   — Что ты хочешь этим сказать? — повернулся к нему Дориан. — Дядюшка Финиан?
   — Он как-то был в «Голландце», — начал объяснять Арчи и рассказал о драке на улице.
   — И это сделал дядюшка Финиан?
   — Я был с ним.
   — Не могу поверить! Дядюшка Финиан!
   — А я могу, — возразила я. — Он — настоящий джентльмен старой закалки. Это сразу заметно.
   Мы двинулись дальше. Собака бежала впереди, и, поверьте мне, при виде нее я чувствовала себя лучше. Не пойму, почему она к нам пристала, но она явно взяла нас под свое покровительство.
   Изредка нам встречались олени, разок пересекли след енота. Уже темнело, когда мы нашли скрытый деревьями уступ в скале. Он был как раз над нашей тропой, и оттуда прекрасно просматривался путь, по которому мы пришли.
   — Хорошее место для ночлега, — одобрил Дориан.
   За долгий день мы окончательно выдохлись, и нам было не до разговоров. Пожевали, не разогревая, что оставалось из еды, поделившись с собакой. Впадина в отвесной стене служила надежным и уютным укрытием.
   — Где-то в той стороне, — рассказала я, — растет большая старая сосна, она стоит особняком. Этот путь назвали тропой Одинокой сосны.
   Они посмотрели, куда я показывала. Ни тот, ни другой не произнес ни слова. Перед нами была дикая, наводящая тоску пустынная земля. Кое-где поблескивала Биг-Сэнди. В тот момент мне опять мучительно захотелось домой.
   Мы разожгли костерок, который поместился бы и в ладонях, и сварили кофе. Напившись, оставили кофейник на углях.
   — Спите, — распорядилась я. — Я посторожу.
   — Вы? — возразил Дориан. — Разумеется, нет. Вы будете спать, а мы с Арчи поделим дежурство.
   — Нас трое, — настаивала я. — Будем сторожить по очереди. Собака тоже устала, на нее нельзя положиться.
   Они легли спать первыми. Ветер пел в соснах унылую песню. Я подошла напиться к вытекавшему из трещины в камне крошечному ручейку, потом вернулась на место и села спиной к скале, положив винтовку на колени.
   Пару раз я клевала носом; потом, чтобы занять голову, предалась мечтам. Пыталась представить, что сейчас делает Регал, как далеко до Тесных гор, где живут Сэкетты.
   Должно быть, уже недалеко. Если по прямой. Беда в том, что они не знают, что их родственница попала в беду. Как бы было хорошо, если бы они узнали! Я страшно боялась за себя и за спящих рядом мужчин. Если с ними что случится, никогда себе этого не прощу.
   Тут я стала думать, как поступил бы папа или Регал; подумала, а не взять ли мне винтовку и не спуститься ли в лес, подобно индейцу, и отыскать их лагерь. Если хоть одного увижу, им точно придется кого-нибудь хоронить. Несколько дней назад я не могла бы об этом всерьез и подумать, но когда людям, за которых ты в ответе, грозит опасность, все становится по-другому.
   Эту часть страны я знала только понаслышке, но часто вечерами, когда братья бывали дома, они рассказывали мне о землях, на которых охотились, и объясняли, где эти земли находятся. Таким путем мы узнавали о большей части окружающего нас мира, но этого было вполне достаточно.
   Собака вдруг подняла голову и глухо зарычала.
   — Спокойно, псина! — прошептала я. — Спокойно, говорю!
   Стволом винтовки я дотянулась до Дориана, надеясь, что он проснется, не наделав шума. Некоторые, бывает, просыпаясь, бормочут, стонут или вскрикивают. Надо отдать ему должное, он проснулся сразу и тихо. Открыл глаза и, проследив взглядом вдоль ствола винтовки, увидел меня. Приложив палец к губам, я указала ему на ощетинившуюся собаку. Дориан протянул руку к Арчи, тот поднялся, доставая револьвер.
   Крохотный костер давно погас. Только свет редких звезд достигал нас в ночи. Мы, затаив дыхание, прислушались.
   В лесу послышались слабые звуки. Потом шорох внизу, под нашим уступом. Если будем сидеть тихо, наши враги могут и не догадаться, что здесь есть где спрятаться.
   Я держала винтовку наготове, но курок не взводила. Этот звук был бы отчетливо слышен в ночи.
   Низовой ветер шумел листвой и завывал в соснах.
   Во рту пересохло, медленно и гулко билось сердце.
   Внизу кто-то продирался сквозь заросли. Мы затаили дыхание, но треск ветвей, к нашему облегчению, затих вдали.
   Следовало чем-нибудь заняться, и я принялась приспосабливать к своему саквояжу ремешок, чтобы его легче было нести, надев через плечо.
   Прямо позади меня находилась увенчанная соснами и поросшая деревьями остроконечная скала. Слева от меня скала обрывалась, подножие поросло густым лесом.
   Я поднялась на ноги и, не выпуская из рук винтовки, стала примерять ремень саквояжа. Собака сидела в дюжине футов от меня, вглядываясь в темноту.
   — Молчать, Шеп, — прошептала я. — Ш-ш!
   Я находилась в тени, ближе к месту, где скала обрывалась в сторону леса. Тут было темнее и лучше видно, если посмотреть назад.
   Дориан стоял, Арчи сидел на корточках, опершись спиной о скалу.
   Собака вдруг вскочила и, не сводя глаз с деревьев по другую сторону поляны, глухо зарычала.
   Арчи ждал с револьвером наготове.
   — Ни с места! — прозвучал голос из темноты. — Ни с места!

Глава 18

   Три года назад, увидев катящуюся по ущелью стену воды, он подумал, что ему крышка. Его выручило росшее на склоне тюльпанное дерево. Он бросился к нему, вспрыгнул на нижний сук, потом вскарабкался выше. Он просидел на дереве весь день и часть ночи. Зрелище разбушевавшейся стихии навсегда осталось в его памяти.
   Огромные стволы деревьев мчались по ущелью, словно выпущенные из пушки снаряды. Позднее, когда вода спала, он вышел к реке и здесь снова увидел их. Все до одного они мирно плавали в небольшом заливчике.
   Трулав Сэкетт был не из тех, кто мог пройти мимо такого богатства. Он достал свои башмаки на шипах, взял багор и, обрубив сучья, связал бревна в плот и сплавил вниз по реке на продажу.
   Пришла осень, с деревьев осыпались листья, и он, прихватив винтовку, снова навестил знакомое ущелье. Все осталось таким, как он запомнил: по обе стороны ущелья покатые склоны, поросшие отменным тюльпанным деревом вперемешку с дубом, и, чуть ниже, — платаны.
   Тот первый плот был случайным. Но полагаться на случай — дело ненадежное, поэтому, вооружившись пилой и топором, он принялся за работу. Обрыв был настолько крутым, что срубленному дереву не оставалось ничего, как только падать вниз, в ручей, а зачастую и на берег.
   Трулава это не смущало. Каждые три-четыре года вода в ручье поднималась, так что ему оставалось только валить деревья и ждать.
   Когда все дела по дому бывали сделаны, а под потолком висела свежая туша оленя, Трулав брал пилу и топор и отправлялся к ущелью. Дорога дальняя, добрых десять миль, но он не забывал прихватить с собой еды и бутыль пива из хурмы.
   Дойдя до знакомого места, он первым делом, держа бутыль на сгибе локтя, прикладывался к пиву, закупоривал бутыль, тыльной стороной ладони утирал рот и только потом принимался разглядывать склон, тщательно выбирая каждое дерево с таким расчетом, чтобы оно само свалилось в ложе ручья.
   Если дерево застревало на склоне, приходилось спускаться и расчищать ему путь топором, а когда дерево таких размеров (от шести до десяти футов толщиной) начинало набирать скорость, то лучше побыстрее убираться в сторону. Поэтому он так тщательно и выбирал деревья, стараясь, чтобы склон был чистым и не мешал падению.
   Трулав Сэкетт был ростом под два метра и весил почти сто двадцать килограммов. Не было такого предмета, за который бы он взялся и не смог поднять.
   Люди говорили, что Трулав прыгает выше и дальше любого человека на свете и бегает быстрее, хотя ничто на этом свете не могло заставить его убегать. Так говорили люди о Трулаве. А он, потягивая пивко, только улыбался и возвращался к занятию, которое знал лучше всего, — валить деревья.
   Он сидел на камне, готовясь к очередной схватке с тюльпанным дерево, когда услышал, что кто-то его зовет.
   И голос знакомый. Он заглянул в ущелье, где, прыгая с камня на камень, поднимался наверх человек. Это мог быть только Мейсон. Никто, кроме него, не знал, где найти Трулава.
   Мейсон Сэкетт большую часть времени охотился за женьшенем, чтобы продавать его в Китай. В промежутках добывал немного пушнины.
   Когда Мейсон выбрался наверх, Трулав протянул ему бутыль. Сделав добрый глоток, Мейсон похвалил:
   — Доброе зелье, скажу тебе, но на любителя. Знаю таких, кто терпеть не может ни пива из хурмы, ни бренди.
   — Верно, таких большинство. Ничего, нам больше достанется.
   Оглядев склон, Мейсон взглянул на Трулава.
   — Коварное место, Трулав, — заметил он, — вот этот склон. Когда-нибудь бревнышко тебя достанет.
   — Все может быть.
   Мейсон притопал издалека не затем, чтобы поговорить о заготовке леса, так что Трулав, отхлебнув из бутыли, ждал. Время снова браться за дело, а то так ничего и не наработаешь. С большими деревьями приходится порядком повозиться.
   Мейсон принялся править нож о подошву сапога. Оценивающе поглядел, еще поправил.
   — Не забыл ту крошку из Тукалуки-Коув? Эхо, так, что ли?
   — Ту, что в Кейниз-Форк обошла в стрельбе всех парней?
   — Она самая. — Мейсон попробовал лезвие на волос. — Она ездила в Сеттльменте за причитавшимися ей деньгами. Похоже, теперь возвращается домой вместе с парой переселенцев и за ней гонятся какие-то люди.
   — Тогда им лучше ее не догонять.
   — Стрелять-то она умеет, с этим порядок! Пожалуй, не уступит никому, но их там целая шайка. — Помолчал. — Один из них Феликс Хорст, с тропы.
   Трулав заткнул бутыль пробкой и загнал ее поплотнее ладонью.
   — Где они?
   — До меня дошло от одного парня из Рассел-Форк. Он думал, мы знаем. — Мейсон замолчал.
   — Она, значит, держит путь к своим местам. Где Мордекай?
   — Думаю, идет к ней. Малый, который мне, передал, сначала видел его.
   Трулав припрятал топор и пилу вместе с еще наполовину полной бутылью. Взял из тайничка немного продуктов, пороху и дроби.
   Они перешли через Биг-Мокасин-Крик и двинулись лесом к тропе старого Буна. Недалеко отсюда индейцы убили старшего сына Буна, Джеймса. Если Трулав правильно помнил, было это году в 73-м.
   Братья бежали ровно, легко, размашистым шагом опытных охотников.
   — Мордекай будет там раньше нас, — сказал Мейсон.
   — Ага, опережает.
   Через час они перешли на шаг. Трулав спросил:
   — А что за переселенцы, которые ее провожают?
   — Большой чернокожий малый и янки, как я слыхал. Тоже большой, молодой.
   — Мухи летят на мед, — высказал свое авторитетное мнение Трулав. — Помнится, у нее и фигурка что надо, и мордочка ничего.
   День подходил к концу, сгущались тени. Оба бежали вперед, останавливаясь только для того, чтобы напиться из холодных ключей, сочившихся меж камней. Мгновение они отдыхали, прикидывая, сколько осталось впереди, и снова мчались вперед.
   — К рассвету они должны появиться в здешних местах. Тогда их и отыщем.
   Мейсон, рослый, худой Сэкетт с Тесных гор, как и Трулав, бродил обычно в одиночку. Он надолго уходил в леса искать женьшень. Дела его шли хорошо, так как на его добычу всегда был спрос и платили достаточно.
   Но как ни были бы они заняты, если Сэкетт оказался в беде, они спускаются с гор. Они спускаются, чтобы благополучно довести Эхо Сэкетт до дома или отправить на тот свет тех, кто причинит ей горе. Старый Барнабас, основатель клана, установил этот закон более двухсот лет назад, и с той поры не было случая, чтобы Сэкетт отказался прийти на помощь родственнику.
   — Что думаешь? — спросил Трулав.
   Они снова перешли на шаг. Мейсон не спешил с ответом.
   — Лучше сбегать к истоку Уоллен-Крик и оставить там знак. Туда через Каменную гору или Пауэлл. Если они прошли дальше, будем знать.
   — Самое лучшее поискать Мордекая.
   — Сам нас найдет. Мордекая не обнаружить никому, если только он сам не захочет.
   За час до первого света они сошли с тропы в чащу, разожгли крошечный костерок и сварили кофе. У огонька вздремнули, выпили еще кофе и прислушались. Утром в горах звуки разносятся далеко.
   — Мордекай их найдет. Он в этом деле силен.
   — Он все еще сам делает порох?
   — Что за вопрос? Конечно. У него несколько мест, одно из них — пещера у Грасси-Коув. Помнишь, то самое место, что Джубал нашел по пути на запад?
   — Не знал, что он все еще ходит туда. Я слыхал, там поселились люди.
   — Уж лет сорок как. Отец говорит, Джубал сам чуть было не остался, до того ему там понравилось. — Мейсон Сэкетт сел. — Мордекай не полагается ни на какой порох, кроме своего.
   Они допили кофе и собрали свои немногочисленные пожитки. Трулав тщательно загасил огонь, потом засыпал пепел землей. Внимательно поглядев на кострище, шагнул на тропу.
   — Думаешь, сегодня?
   Мейсон не ждал ответа, но Трулав кивнул.
   Отсюда братья пойдут шагом. Чтобы лучше слышать.
 
   Когда голос приказал нам не двигаться, я стояла в тени и тихо отошла назад, растворившись в темноте. Зашла за большое дерево, подняла винтовку и стала ждать.
   Тут они и вышли из лесу: семь или восемь человек, свора негодяев. Там были Феликс Хорст, Тим Оутс и Элмер. Были и другие, которых я раньше не встречала, кроме одного. Он вышел последним, и я вспомнила, что видела его однажды в наших местах. Звали его Пэттон Сардаст, и был он один из грабителей с тропы Натчезов. Здоровый бандюга.
   Хорст переводил взгляд с Дориана на Арчи.
   — Где она?
   — Кто? — спросил Дориан.
   — Не придуривайся! — обозлился Хорст.
   Видно, терпения ему не хватает. Очко не в его пользу. В этих диких местах требуется терпение и выдержка. Хорст уставился на Чантри.
   — Кто такой?
   — Дориан Чантри, сэр. Не к вашим услугам.
   — Чантри? Родственник Финиана?
   — Он мой дядя, сэр.
   Феликс Хорст разразился проклятиями; ругался он медленно и подчеркнуто грубо. Взглянул на Оутса.
   — Как он сюда попал? И что здесь делает?
   — Я же говорил, — огрызнулся Оутс. — Говорил, что он с ней. Думаю, что старик послал.
   Хорст посмотрел на Арчи.
   — Беглый раб, а? Ладно, за тебя что-нибудь дадут.
   — Он свободный, — вмешался Дориан. — Свободный с рождения.
   — Это мы исправим, — ощерился Хорст. — Если не раб, значит, станет рабом, и у меня уже есть для него местечко. Там ему покажут свободу.
   — А как быть с этим? — спросил Пэттон Сардаст, указывая на Чантри. — Он-то нам ни к чему.
   — Он племянник Финиана Чантри, — запротестовал Оутс. — Случись с ним что-нибудь, не сносить нам головы.
   — С ним? — презрительно фыркнул Сардаст. — Плевал я на Финиана. А этому перережу глотку сам.