Страница:
Только бы удалось отыскать зацепку в скале, позволяющую сдвинуться с этой полки, а дальше я был уверен я найду способ выбраться из каньона.
Конечно, идиотизм затевать все это в одиночку. Мне приходилось заниматься альпинизмом в свое время, но для предстоящего восхождения у меня не было ни снаряжения, ни страхующих меня товарищей. Я стоял у края пропасти, пока не сгустились сумерки, вспоминая любые возможные способы скалолазания, которые помогли бы мне выбраться из ловушки.
Да, это было невозможно, но другого выхода у меня не было. Я мог бы попытаться дождаться поисковой группы, но я нутром чувствовал, что мои предположения насчет Риса вполне обоснованны. Он конечно же оставит меня здесь это точно, но предварительно всадив в меня пулю. Не для того, чтобы убить на месте, а для того, чтобы покалечить, лишив способности передвигаться.
Будет потом в этих местах и поисковая группа, будет. Я знал это, хотя Колин, наверное, не подозревал, что последние несколько лет я слишком часто бывал в обществе и у меня появилось немало друзей. Они приедут искать меня, и у Колина не останется иного выхода, кроме как впустить их в свои владения. Они прочешут вертолетами все эти пустынные края, и среди них наверняка будут профессионалы-альпинисты, которые догадаются, где меня искать.
Но мне от этого вряд ли будет теплее. Стоит мне здесь задержаться, и друзья найдут всего лишь мой труп.
Зайдя под навес, я чиркнул спичкой и, прикрывая ее от усиливающихся порывов ветра, разжег костер. Хвороста хватало. Его было даже более чем достаточно теперь, когда я решил попытаться уйти отсюда.
Вскоре я уснул рядом с тлеющими кедровыми ветками.
Проснулся я продрогшим с первыми лучами солнца. Вернее, солнца еще не было видно, но небо уже побледнело, хотя одна яркая звезда еще была видна на светлеющем небосводе. Я напился воды и раздул тлеющие угли. Скоро утренняя звезда исчезнет за скалой, по которой мне предстоит сегодня ползти.
Особой надеждой на успех я себя не тешил, сознавая, что только полный глупец или бедняга, оказавшийся, подобно мне, в абсолютно безвыходной ситуации, решится на подобный шаг. Я даже не знал, с чего начать. Восхождение по гладкой отвесной стене задача не из легких, даже при наличии крюков и веревок, а в моем случае это было почти верное самоубийство. Я знал, на что иду, а это означало, что я был готов добровольно убить себя, то есть покончить с собой. Не особенно радовала и мысль, что Рис мог явиться сюда именно в тот момент, когда я буду совершенно беззащитен, беспомощно карабкаясь по стене каньона.
У Риса же будет винтовка, я буду как на ладони, так что все получится, как он и мечтал.
Я ждал, проклиная себя в душе за то, что оказался таким идиотом и позволил загнать себя в угол. Все удовольствия прошлой жизни, планы на будущее все это осталось позади. Книги, которые я хотел написать, новые сюжеты... Я попал в нынешнее безвыходное положение из-за нескольких выцветших листков бумаги, обнаруженных в стволе старого сломанного револьвера...
Рассвет медленно карабкался по склону обрыва, и искореженный кедр-недоросток с жестом отчаяния простер свои уродливые ветви навстречу утреннему солнцу.
Я встал и загасил костер. Не то чтоб от него мог заняться пожар, но привычка есть привычка. Я сделал небольшую зарядку, разминая мышцы для предстоящего восхождения, если оно, конечно, состоится.
Кое-где я наметил места, которые с большой натяжкой можно было считать выступами в скале. С правой стороны скала несколько выдавалась вперед, а под ней образовалась довольно узкая выемка.
Первым шагом будет покинуть площадку, и при мысли об этом у меня по спине побежали мурашки.
Скала была гладкой, как стекло. Может, в отдельных местах на ней и были мелкие углубления, позволяющие ухватиться за них пальцами, но в этом случае меня бы ждала мало привлекательная перспектива повиснуть без какой-либо опоры над скалами на высоте пятидесяти-шестидесяти метров.
Я всматривался в стену каньона. Вниз спуститься невозможно. Значит, придется карабкаться вверх.
Я взглянул влево. Гладкая стена до самого дна каньона. Однако примерно метрах в двух от меня на скале примостился кедр, почти карликовое дерево с большими и довольно крепкими на вид ветвями; правда, часть из них уже высохшие.
За кедром, чуть выше, я заметил узкую полоску, которую большой оптимист назвал бы выступом. Был он не шире пяти сантиметров, а в длину примерно метра два.
Если я, скажем, сумею добраться до этого кедра и вскарабкаться на него, причем он при этом не обломится, а затем ухвачусь за край выступа, то, пожалуй, смогу пройти его на руках... ну а дальше-то что?
За выступом я заметил в скале трещину, которую также мог бы попытаться пройти, цепляясь руками и ногами.
Но эти десять метров... Я почувствовал, как у меня на лбу выступил пот и вспотели руки. Страховки на этом восхождении не будет. Один неверный шаг, и все будет кончено. И еще угроза появления Риса в самый неподходящий момент.
Примерно метров на восемь выше того места, где я сейчас стоял, был выступ в скале шириной почти в полметра. Но он был просто взлетной площадкой в сравнении с той «трассой», которая отделяла меня от него. Что меня ждало за тем выступом, я отсюда уже не видел. Предположим, я доберусь до него, а затем обнаружу, что дальше пути нет. Я ведь даже не смогу умереть с комфортом. Буду висеть на нем, пока не ослабею окончательно и сорвусь в пропасть.
Кедр был старый. Серые изломы веток торчали из хвои, и стоит мне напороться на них, они вспорют меня не хуже ножей. Но другого выхода не было. Я и так слишком долго медлил.
Я сбросил с себя куртку и расстелил ее на выступе, чтобы поисковая партия знала, где меня искать. Вытянул вперед руки, изогнулся и прыгнул.
Какое-то мгновение я, казалось, висел в воздухе, а затем подо мной уже трещали, ломались и гнулись ветви старого дерева. Но кедр выдержал. Кое-какие пересохшие ветки обломились, но я уцепился и начал осторожно карабкаться к самой верхушке.
Стараясь сохранить равновесие, я выпрямился. Прямо над моей головой был узкий выступ. Я вытянул вверх руки. Теперь меня отделяло от цели всего несколько сантиметров. Делать было нечего... Я подпрыгнул... ухватился пальцами за край и... повис над бездной. Осторожно, сантиметр за сантиметром, я начал ползти на руках по этой узенькой ступеньке в скале. Пот заливал мне глаза, во рту пересохло, дыхание вырывалось из груди с хрипом. Мне показалось, что я услышал какой-то шум. Неужели Рис? Меня охватил страх. Я не хочу умирать, я хочу жить!
Полпути есть! Еще сантиметр... Руки дрожали от напряжения.
Передо мной была та расщелина в скале. Значит, потребуются еще большие усилия. Внезапно я почувствовал под пальцами песок. Если сейчас пальцы оскользнутся на песке... Я передвинул руку... Пыль сыпалась мне на лицо...
Я осторожно засунул носок ботинка в расщелину. Рубашка насквозь пропиталась потом, то ли от страха, то ли от напряжения.
Одна рука вошла в расщелину, пальцы вцепились в неровный край. Я слегка перенес вес, передвинул другую ногу, нашел для нее зацепку. Не было места отдохнуть, перевести дыхание, приходилось лезть дальше.
Я начал медленно карабкаться, цепляясь попеременно руками и ногами, иногда переходя в распор. Выше... выше... еще выше.
И внезапно я понял, что победил. Я доберусь до полки.
Я ухватился пальцами за ее край, он обломился. Я проверил прочность другого участка, ухватился за скалу, подтянулся, забросил одну ногу. Осторожно, затаив дыхание, едва упираясь ладонями в скалу, подтянул другую ногу, встал.
Несколько минут отдыхал на скале, пытаясь прийти в себя.
За мной был обрыв каньона, перед глазами гладкая скала. Я пробежал взглядом вдоль выступа. Он исчезал из виду за небольшой выдающейся вперед скалой. Чтобы пройти под ней, мне придется встать на колени. Я медленно пошел вперед.
За спиной раздался возглас:
Шеридан!..
Это был Рис. Пока что он меня не заметил. Я опустился на колено, протиснулся под выступ и затаился там в тени.
Шеридан! снова крикнул Рис. Этой курткой ты меня не обманешь! По этой стене даже муха не вскарабкается. Я был внизу, смотрел, я знаю.
Долгие секунды ожидания. Я хотел двигаться вперед, дальше за выступ. Но я не осмеливался, ибо любое движение наверняка привлекло бы его внимание.
Шеридан! на этот раз в его голосе сквозила неуверенность. Вылезай, Шеридан! Я пришел вытащить тебя из этой дыры. Он лгал, ибо отсюда я видел его руку с пистолетом, изготовленным для выстрела.
Это была ошибка, продолжал он, босс хочет извиниться. Вылезай, я брошу веревку!
Сантиметр... еще один... Я медленно передвинул пальцы по краю выступа, затем переместил ногу, продвинулся вперед.
За спиной все было тихо. Мне очень хотелось оглянуться, но я не решался.
Он шел вдоль края плато. Вскоре его глаза упрутся в этот выступ. Не думаю, что он меня заметит в тени под скалой. Но кто знает?
Я продвинулся еще немного вперед. Почти мгновенно грянул выстрел. Пуля ударилась о скалу над моей головой и отлетела рикошетом в сторону. Рис проорал что-то и снова выстрелил.
Но у меня было достаточно времени. Я успел обогнуть выступ.
Однако радоваться было рано. Выступ тянулся дальше только на полтора метра. Правда, за ним было в скале вертикальное углубление, так называемый «дымоход», шириной от метра в том месте, где я стоял, до метра восьмидесяти у основания, примерно метрах в тридцати отсюда.
Кверху «дымоход» сужался, доходя до самого плато, где он расширялся, образуя неглубокую чашу. Карабкаться вверх я не осмелился, зная, что там вряд ли спасусь от Риса. Оставалось одно спуститься по «дымоходу», найти коня или другое транспортное средство, либо же попытаться добраться до телефона.
Я довольно быстро достиг «дымохода» и, уперевшись ногами в одну стенку «трубы», спиной и руками в другую, начал спускаться вниз.
Я подумал о Белл, которая могла быть сейчас где-то там, внизу. Без коня ее в этих скалах не найти. И все же я не мог отделаться от мысли о ней. Меня беспокоило, что задумал Колин теперь, когда он уверен в моей неминуемой смерти. Пройдет ведь немало времени, прежде чем он узнает, что мне удалось бежать.
Стало припекать. Небо было чудесно голубым. Его пересекал белый след, оставленный самолетом. Высоко-высоко в небе парил стервятник.
Когда до земли осталось около метра-двух, я спрыгнул, приземлился на четвереньки и сразу бросился бежать.
Мысли лихорадочно работали. В джипе у Риса было переносное радио, но до машины довольно далеко, а Флойд, пока не убедится, что я от него сбежал, на помощь звать не станет.
Они могут связаться с остальными ковбоями, и те начнут охотиться на меня, когда услышат обо всем.
Как же мне нужно было оружие!
Просто казалось невероятным, что всего в нескольких десятках километров отсюда лежит большой современный город. Здесь же в этом диком краю мало что изменилось с тех пор, как сюда прибыли Джон и Клайд Туми.
И внезапно я понял, куда мне идти.
Глава 7
Конечно, идиотизм затевать все это в одиночку. Мне приходилось заниматься альпинизмом в свое время, но для предстоящего восхождения у меня не было ни снаряжения, ни страхующих меня товарищей. Я стоял у края пропасти, пока не сгустились сумерки, вспоминая любые возможные способы скалолазания, которые помогли бы мне выбраться из ловушки.
Да, это было невозможно, но другого выхода у меня не было. Я мог бы попытаться дождаться поисковой группы, но я нутром чувствовал, что мои предположения насчет Риса вполне обоснованны. Он конечно же оставит меня здесь это точно, но предварительно всадив в меня пулю. Не для того, чтобы убить на месте, а для того, чтобы покалечить, лишив способности передвигаться.
Будет потом в этих местах и поисковая группа, будет. Я знал это, хотя Колин, наверное, не подозревал, что последние несколько лет я слишком часто бывал в обществе и у меня появилось немало друзей. Они приедут искать меня, и у Колина не останется иного выхода, кроме как впустить их в свои владения. Они прочешут вертолетами все эти пустынные края, и среди них наверняка будут профессионалы-альпинисты, которые догадаются, где меня искать.
Но мне от этого вряд ли будет теплее. Стоит мне здесь задержаться, и друзья найдут всего лишь мой труп.
Зайдя под навес, я чиркнул спичкой и, прикрывая ее от усиливающихся порывов ветра, разжег костер. Хвороста хватало. Его было даже более чем достаточно теперь, когда я решил попытаться уйти отсюда.
Вскоре я уснул рядом с тлеющими кедровыми ветками.
Проснулся я продрогшим с первыми лучами солнца. Вернее, солнца еще не было видно, но небо уже побледнело, хотя одна яркая звезда еще была видна на светлеющем небосводе. Я напился воды и раздул тлеющие угли. Скоро утренняя звезда исчезнет за скалой, по которой мне предстоит сегодня ползти.
Особой надеждой на успех я себя не тешил, сознавая, что только полный глупец или бедняга, оказавшийся, подобно мне, в абсолютно безвыходной ситуации, решится на подобный шаг. Я даже не знал, с чего начать. Восхождение по гладкой отвесной стене задача не из легких, даже при наличии крюков и веревок, а в моем случае это было почти верное самоубийство. Я знал, на что иду, а это означало, что я был готов добровольно убить себя, то есть покончить с собой. Не особенно радовала и мысль, что Рис мог явиться сюда именно в тот момент, когда я буду совершенно беззащитен, беспомощно карабкаясь по стене каньона.
У Риса же будет винтовка, я буду как на ладони, так что все получится, как он и мечтал.
Я ждал, проклиная себя в душе за то, что оказался таким идиотом и позволил загнать себя в угол. Все удовольствия прошлой жизни, планы на будущее все это осталось позади. Книги, которые я хотел написать, новые сюжеты... Я попал в нынешнее безвыходное положение из-за нескольких выцветших листков бумаги, обнаруженных в стволе старого сломанного револьвера...
Рассвет медленно карабкался по склону обрыва, и искореженный кедр-недоросток с жестом отчаяния простер свои уродливые ветви навстречу утреннему солнцу.
Я встал и загасил костер. Не то чтоб от него мог заняться пожар, но привычка есть привычка. Я сделал небольшую зарядку, разминая мышцы для предстоящего восхождения, если оно, конечно, состоится.
Кое-где я наметил места, которые с большой натяжкой можно было считать выступами в скале. С правой стороны скала несколько выдавалась вперед, а под ней образовалась довольно узкая выемка.
Первым шагом будет покинуть площадку, и при мысли об этом у меня по спине побежали мурашки.
Скала была гладкой, как стекло. Может, в отдельных местах на ней и были мелкие углубления, позволяющие ухватиться за них пальцами, но в этом случае меня бы ждала мало привлекательная перспектива повиснуть без какой-либо опоры над скалами на высоте пятидесяти-шестидесяти метров.
Я всматривался в стену каньона. Вниз спуститься невозможно. Значит, придется карабкаться вверх.
Я взглянул влево. Гладкая стена до самого дна каньона. Однако примерно метрах в двух от меня на скале примостился кедр, почти карликовое дерево с большими и довольно крепкими на вид ветвями; правда, часть из них уже высохшие.
За кедром, чуть выше, я заметил узкую полоску, которую большой оптимист назвал бы выступом. Был он не шире пяти сантиметров, а в длину примерно метра два.
Если я, скажем, сумею добраться до этого кедра и вскарабкаться на него, причем он при этом не обломится, а затем ухвачусь за край выступа, то, пожалуй, смогу пройти его на руках... ну а дальше-то что?
За выступом я заметил в скале трещину, которую также мог бы попытаться пройти, цепляясь руками и ногами.
Но эти десять метров... Я почувствовал, как у меня на лбу выступил пот и вспотели руки. Страховки на этом восхождении не будет. Один неверный шаг, и все будет кончено. И еще угроза появления Риса в самый неподходящий момент.
Примерно метров на восемь выше того места, где я сейчас стоял, был выступ в скале шириной почти в полметра. Но он был просто взлетной площадкой в сравнении с той «трассой», которая отделяла меня от него. Что меня ждало за тем выступом, я отсюда уже не видел. Предположим, я доберусь до него, а затем обнаружу, что дальше пути нет. Я ведь даже не смогу умереть с комфортом. Буду висеть на нем, пока не ослабею окончательно и сорвусь в пропасть.
Кедр был старый. Серые изломы веток торчали из хвои, и стоит мне напороться на них, они вспорют меня не хуже ножей. Но другого выхода не было. Я и так слишком долго медлил.
Я сбросил с себя куртку и расстелил ее на выступе, чтобы поисковая партия знала, где меня искать. Вытянул вперед руки, изогнулся и прыгнул.
Какое-то мгновение я, казалось, висел в воздухе, а затем подо мной уже трещали, ломались и гнулись ветви старого дерева. Но кедр выдержал. Кое-какие пересохшие ветки обломились, но я уцепился и начал осторожно карабкаться к самой верхушке.
Стараясь сохранить равновесие, я выпрямился. Прямо над моей головой был узкий выступ. Я вытянул вверх руки. Теперь меня отделяло от цели всего несколько сантиметров. Делать было нечего... Я подпрыгнул... ухватился пальцами за край и... повис над бездной. Осторожно, сантиметр за сантиметром, я начал ползти на руках по этой узенькой ступеньке в скале. Пот заливал мне глаза, во рту пересохло, дыхание вырывалось из груди с хрипом. Мне показалось, что я услышал какой-то шум. Неужели Рис? Меня охватил страх. Я не хочу умирать, я хочу жить!
Полпути есть! Еще сантиметр... Руки дрожали от напряжения.
Передо мной была та расщелина в скале. Значит, потребуются еще большие усилия. Внезапно я почувствовал под пальцами песок. Если сейчас пальцы оскользнутся на песке... Я передвинул руку... Пыль сыпалась мне на лицо...
Я осторожно засунул носок ботинка в расщелину. Рубашка насквозь пропиталась потом, то ли от страха, то ли от напряжения.
Одна рука вошла в расщелину, пальцы вцепились в неровный край. Я слегка перенес вес, передвинул другую ногу, нашел для нее зацепку. Не было места отдохнуть, перевести дыхание, приходилось лезть дальше.
Я начал медленно карабкаться, цепляясь попеременно руками и ногами, иногда переходя в распор. Выше... выше... еще выше.
И внезапно я понял, что победил. Я доберусь до полки.
Я ухватился пальцами за ее край, он обломился. Я проверил прочность другого участка, ухватился за скалу, подтянулся, забросил одну ногу. Осторожно, затаив дыхание, едва упираясь ладонями в скалу, подтянул другую ногу, встал.
Несколько минут отдыхал на скале, пытаясь прийти в себя.
За мной был обрыв каньона, перед глазами гладкая скала. Я пробежал взглядом вдоль выступа. Он исчезал из виду за небольшой выдающейся вперед скалой. Чтобы пройти под ней, мне придется встать на колени. Я медленно пошел вперед.
За спиной раздался возглас:
Шеридан!..
Это был Рис. Пока что он меня не заметил. Я опустился на колено, протиснулся под выступ и затаился там в тени.
Шеридан! снова крикнул Рис. Этой курткой ты меня не обманешь! По этой стене даже муха не вскарабкается. Я был внизу, смотрел, я знаю.
Долгие секунды ожидания. Я хотел двигаться вперед, дальше за выступ. Но я не осмеливался, ибо любое движение наверняка привлекло бы его внимание.
Шеридан! на этот раз в его голосе сквозила неуверенность. Вылезай, Шеридан! Я пришел вытащить тебя из этой дыры. Он лгал, ибо отсюда я видел его руку с пистолетом, изготовленным для выстрела.
Это была ошибка, продолжал он, босс хочет извиниться. Вылезай, я брошу веревку!
Сантиметр... еще один... Я медленно передвинул пальцы по краю выступа, затем переместил ногу, продвинулся вперед.
За спиной все было тихо. Мне очень хотелось оглянуться, но я не решался.
Он шел вдоль края плато. Вскоре его глаза упрутся в этот выступ. Не думаю, что он меня заметит в тени под скалой. Но кто знает?
Я продвинулся еще немного вперед. Почти мгновенно грянул выстрел. Пуля ударилась о скалу над моей головой и отлетела рикошетом в сторону. Рис проорал что-то и снова выстрелил.
Но у меня было достаточно времени. Я успел обогнуть выступ.
Однако радоваться было рано. Выступ тянулся дальше только на полтора метра. Правда, за ним было в скале вертикальное углубление, так называемый «дымоход», шириной от метра в том месте, где я стоял, до метра восьмидесяти у основания, примерно метрах в тридцати отсюда.
Кверху «дымоход» сужался, доходя до самого плато, где он расширялся, образуя неглубокую чашу. Карабкаться вверх я не осмелился, зная, что там вряд ли спасусь от Риса. Оставалось одно спуститься по «дымоходу», найти коня или другое транспортное средство, либо же попытаться добраться до телефона.
Я довольно быстро достиг «дымохода» и, уперевшись ногами в одну стенку «трубы», спиной и руками в другую, начал спускаться вниз.
Я подумал о Белл, которая могла быть сейчас где-то там, внизу. Без коня ее в этих скалах не найти. И все же я не мог отделаться от мысли о ней. Меня беспокоило, что задумал Колин теперь, когда он уверен в моей неминуемой смерти. Пройдет ведь немало времени, прежде чем он узнает, что мне удалось бежать.
Стало припекать. Небо было чудесно голубым. Его пересекал белый след, оставленный самолетом. Высоко-высоко в небе парил стервятник.
Когда до земли осталось около метра-двух, я спрыгнул, приземлился на четвереньки и сразу бросился бежать.
Мысли лихорадочно работали. В джипе у Риса было переносное радио, но до машины довольно далеко, а Флойд, пока не убедится, что я от него сбежал, на помощь звать не станет.
Они могут связаться с остальными ковбоями, и те начнут охотиться на меня, когда услышат обо всем.
Как же мне нужно было оружие!
Просто казалось невероятным, что всего в нескольких десятках километров отсюда лежит большой современный город. Здесь же в этом диком краю мало что изменилось с тех пор, как сюда прибыли Джон и Клайд Туми.
И внезапно я понял, куда мне идти.
Глава 7
Я шел к Затерянной Реке. Она должна быть где-то недалеко, из описания было довольно ясно, где ее искать. Это место должно напоминать окрестности Фоссил-Спрингза, где теперь стоит электростанция.
Затерянная Река была затерянной в буквальном смысле слова: ложе ее небольшое и скалистое, поток вырывается из-под земли, стремительно пробегает по короткому каменистому руслу и исчезает под скалой. Вода, как писал в дневнике Джон Туми, чистая и холодная, без минеральных примесей. Когда я туда доберусь, глоток воды будет мне просто необходим, если раньше не набреду на какой-либо другой источник. Вряд ли когда-нибудь еще доведется оказаться так близко к этим местам, поэтому хотелось проверить то, о чем писал Туми. Если бы это удалось, а затем я смог бы пробраться в старый каменный форт на ранчо, у меня был бы готовый сюжет.
Но мне уже нужен был не только сюжет. Сначала я просто не мог поверить в то, что происходило, затем вообще не думал ни о чем, кроме спасения, теперь же совершенно сходил с ума. Меня распирала ярость. Уже были вспышки неприязни, раздражения, страха, а сейчас на смену им пришел гнев. И это был отнюдь не внезапный всплеск эмоций, который быстро проходит, а глубокий, сильный гнев, жажда мести.
Жизнь научила меня никогда не драться ради одной победы. Всегда должно быть нечто большее, чем победа. Я говорил себе: «Ты преуспеваешь, времена скитаний давно закончились, война стала достоянием истории, через насилие и жестокость ты уже прошел. Ты стал цивилизованным человеком». По теперь за мной гнались. На меня напали и вынудили бежать. Эта мысль приводила меня в бешенство! Меня заставили скрываться. Надо мной издевались, в меня стреляли. К тому же и это больно задевало меня не воспринимали всерьез.
Теперь у меня была более важная цель. Сюжет для романа уже не имел такого значения. Я должен вытащить на свет божий то, что они так тщательно скрывали, и разоблачить их.
В глубине моего сознания засела еще одна мысль. Жили два человека по фамилии Туми, которые, если моя догадка верна, перегнали скот на запад только для того, чтобы здесь их убили и ограбили. Читая и перечитывая несколько страничек из дневника, погружаясь в изучение их жизни в Техасе, я сам не заметил, как полюбил этих сильных, независимых людей, которые действовали в духе лучших американских традиций. Да, я должен признать, наряду с гневом появилось и осознанное желание отомстить за них, доказать, что их усилия не пропали даром.
Остановившись в тени под скалой, я изучал окрестности того места, где стоял. Теперь каждый шаг нужно делать осмотрительно, каждое движение должно быть обдуманным. Если эти парни поджидают внизу, нельзя, чтобы они меня обнаружили. Не налететь бы на кого-нибудь из них случайно. Я осторожно вышел из укрытия. Держась в тени скалы, начал спускаться по отлогому склону, укрываясь за кедрами, которые часто попадались на пути, и прячась за большими камнями и кустами.
Внизу я заметил старую индейскую тропу, которая шла по дну ущелья. Выло очень тихо. В глубине каньона уже сгущалась жара. Крадучись, я пошел вдоль тропы. Следов лошади или человека не было, только однажды я заметил след оленя или горного козла. На мягком песке отпечатки копыт были нечеткими, и трудно было с точностью определить вид животного. Тут и там попадались кучки сплетенных сучьев, принесенных сюда водой и застрявших между валунами. Я высматривал себе палку, которая могла бы служить оружием и в то же время пригодиться как посох.
На лбу у меня выступил пот, рубашка взмокла. Время от времени я останавливался и прислушивался. За мной охотились, охотились люди, которые, несомненно, убьют меня, как только обнаружат. Без оружия я был беспомощен или почти беспомощен.
Снова и снова я непроизвольно останавливался, ожидая, что сейчас раздастся какой-нибудь звук, боясь увидеть глаза человека, стоящего неподалеку. Я знал, что пустынные горы могут довести до такого состояния кого угодно, даже если он находится в менее отчаянном положении. И раньше, когда мне ничто не угрожало, я часто испытывал такое же чувство.
К юго-западу возвышалась плоская громада плато Нью-Ривер. Когда-то давно я ночевал в каньоне у подножья его скалистого склона и вроде бы хорошо должен был запомнить местность в том районе. Если в удалось напиться из Затерянной, я бы мог двинуть на юг и подняться на плато. Там, на северной стене каньона, было старое тайное убежище, где скрывались джентльмены удачи.
Внезапно до меня донесся стук копыт и грубая брань. Я мгновенно бросился на землю и спрятался за каким-то колючим кустом. Это было неподходящее укрытие, но другого не было. Я встал на одно колено, моя рука сжала гладкий, отполированный водой булыжник величиной с кулак. Всадник появился из узкого бокового каньона, который я не заметил, прямо передо мной. Ковбой привстал в стременах и огляделся. Он все еще бормотал проклятия, обращаясь к своей лошади, которая, очевидно, поскользнулась на камне. Бросив взгляд вокруг, он сунул руку в нагрудный карман и, достав табак и бумагу, начал скручивать сигарету. Он стоял ко мне вполоборота, но я знал, как опасно, когда тебя замечают краем глаза. Это еще хуже, чем если тебя видят прямо перед собой. Поэтому я выжидал.
До него было не более двадцати метров и все же слишком далеко, чтобы попасть камнем, даже если бы я был уверен в своей меткости. А уверен я не был. Много лет прошло с тех пор, как я играл в мяч, да и в бейсбольной команде я не блистал. Но мне очень нужна была эта лошадь, а если не лошадь, то хотя бы револьвер.
Сосредоточенно, стараясь не смотреть прямо на него из страха, что мой взгляд привлечет внимание, я изучил разделявшее нас пространство можно ли пересечь его бесшумно. Это место было все же попроще, чем некоторые места, которые мне приходилось пересекать в Корее, в столь же неблагоприятных условиях. Но с тех пор прошло уже несколько лет.
Если бы он повернул голову в любую сторону, то почти наверняка увидел бы меня. Со всей осторожностью, на какую только был способен, я ступил одной ногой вправо, затем перенес на нее вес тела и придвинул другую ногу. Теперь я был сзади него. Я выпрямился, наблюдая за лошадью так же внимательно, как за всадником. Поле зрения у лошадей шире, чем у человека, и из них двоих, как я опасался, она может заметить меня первой.
Пощупав ногой песок, я сделал большой шаг к ним. Ветер дул от лошади в мою сторону, поэтому я сделал еще шаг, затем еще один. Теперь на пути лежал большой валун округлой формы. Пригнувшись, я стал обходить его справа. Сделал еще два шага как вдруг лошадь отпрянула в сторону и фыркнула. Мгновение, и я рванулся к ним. Тут всадник заметил меня и потянулся к револьверу.
Давно прошли времена, когда умение выхватить револьвер решало все. Сноровка у этого парня была не лучше, чем у обычных людей. Лошадь нервно переступала с ноги на ногу, я мчался на них. И в тот момент, когда рука его сжала револьвер, я швырнул камень, вложив в бросок весь вес тела и всю силу руки. Я рассчитывал и на то, что он может уклониться, но это позволило бы мне приблизиться. Однако, хотя он и сделал быстрое движение головой в сторону, камень попал ему точно в подбородок. Револьвер был уже почти вытащен, когда пальцы всадника конвульсивно сжались, указательный нажал на спуск, и раздался выстрел. Пламя, вырвавшееся из ствола, прожгло борозду на боку лошади. Животное шарахнулось. Удар камня и рывок лошади вышибли всадника из седла. Я бросился к нему и в тот момент, когда он коснулся земли, заехал ему правой в челюсть. Что-то хрустнуло, он пронзительно вскрикнул: челюсть была сломана еще камнем, а мой кулак окончательно раздробил ее. Наполовину вытащенный револьвер снова скользнул в кобуру. Быстрым движением я выхватил его и, пока ковбой стонал, обхватив руками подбородок, сорвал ремень с кобурой.
Затем, не обращая на беднягу внимания, поискал глазами лошадь. Испуганное животное отбежало метров на сто, наступило на повод и остановилось. Мне нужна была лошадь, но ружье, висевшее у седла, еще нужнее. Оставив ковбоя, который все еще стонал, я пошел к лошади. Она подпустила меня на близкое расстояние, а затем отбежала на несколько шагов. Я пошел за ней, говоря ласковые слова, и, наконец, она позволила подойти настолько близко, что я смог ухватить повод. Через мгновение я был уже в седле.
Этот выстрел мог накликать беду, и я не желал дожидаться неприятностей там, где он прогремел. Трудность была еще в том, что на дне каньонов дороги особо выбирать не приходится. Я поехал в сторону Нью-Ривер, я взял курс на седловину между холмами к тропе, которая шла по краю каньона Грейпвайн. Затем, повернув к ущелью Грея, обогнул громаду Нью-Ривер и увидел впереди себя след на тропе. Это были следы лошади, идущей шагом. Я узнал их еще до того, как услышал голос:
Это вы стреляли?
Голос принадлежал Белл. Она сидела в седле, в густой тени от зарослей можжевельника.
В меня стреляли. Вернее, он вытаскивал револьвер, чтобы выстрелить, но я оказался проворнее.
Вы его убили?
Нет... Но теперь он топает пешком, и у него сломана челюсть. Можете быть уверены, он уже вышел из игры.
Куда вы направляетесь? поинтересовалась она.
Я пожал плечами.
К Роберз-Руст или куда-нибудь еще. Нам лучше убраться из этого района.
И оставить мое ранчо?
Но вы же оставляли его раньше. Вернетесь с помощником шерифа. Я сделал бы так.
В лощине мы пустили лошадей шагом. Плато отбрасывало тень на большую часть тропы, лишь изредка солнце пробивалось между скалами и заливало ее своим светом. Я почувствовал голод. У седла висели сумки, но в них не было ничего съестного. Там был табак, но я не курю. Кроме табака я нашел спички, обрывки сыромятных ремней, горсть патронов к винчестеру и два к револьверу.
Только бы выбраться отсюда живыми, сказала Белл.
Я посмотрел на нее. Голова моя была занята теми же мыслями, но я не знал, действительно ли она понимает, в каком положении мы оказались. Конечно, им известно, что до нас всего несколько миль. Теперь уже, наверное, нашли человека, которого я изуродовал, или найдут еще до темноты. Я надеялся, что его обнаружат. Так будет лучше для него. Он тяжело ранен, а вреда нам уже не причинит.
Города, автострады, люди всего в нескольких милях отсюда. Пустяковое расстояние по нынешним временам. Но между нами и спасением, которое они сулят, лежат эти несколько пустынных горных миль. А люди верхом и на джипах здесь, рядом. Они охотятся за нами.
Знаете, кто меня сейчас интересует? спросил я, оглядывая холмы. Пио Альварес.
Пио?
По мере того как мы продвигались все дальше вглубь каньона, я рассказывал ей о Пио. Я говорил о Корее, о холоде и мучительном отступлении, о том, как мы с Пио сражались плечом к плечу, вместе укрывались в скалах и зарослях, ползали на брюхе. Многого я ей не стал рассказывать; ведь тот, кто не испытал этого на себе, не поймет. Мирным обывателям, которым ничего не угрожает, тем, кто живет в теплых квартирах, сидит в мягких креслах и спокойно спит по ночам, не понять отчаяния и безумия доведенных до крайности людей, которые идут в бой и сражаются за свою жизнь, преодолевая чудовищные трудности. Мы с Пио убивали, убивали умело и жестоко, наводя ужас на врага. У тех, кто вставал между нами и свободой, было мало шансов устоять против нас. Мы их убивали, не предавая трупы земле.
Я знал Пио, по крайней мере я так считал. Его братья убиты. Он должен знать, кто это сделал и почему.
Эти люди даже не представляют себе, что они затеяли, сказал я Белл. Пио один из лучших специалистов по партизанской войне, каких я когда-либо знал... И он не ведает пощады.
Мы нашли каменную пещеру, где текла Затерянная Река. Холодная чистая вода поднималась из земных глубин на поверхность, пробегала несколько ярдов и вновь исчезала под скалой. Мы обнаружили реку в горной нише, куда лишь немногие догадались бы заглянуть. Нашим взорам открывалось углубление в скалах, где росли деревья и кустарники. К нише вел единственный проход, который в принципе мог обнаружить любой. Должен был быть и другой лаз: о нем говорилось в дневнике Джона Туми и объяснялось, как его найти.
У нас нет никакой еды, сказала Белл. Они могут просто не выпускать нас отсюда и дожидаться, пока мы умрем с голода.
Может быть, ответил я.
По бокам вздымались скалистые стены, впереди был вход в пещеру, где из узкой расщелины выходила на поверхность река. Должно быть, за многие столетия своего существования она много раз разливалась, и уровень ее поднимался, поскольку на стенах ниши, где мы стояли, были видны следы работы воды. Внизу стены были подмыты, образуя углубления, где можно укрыться. Здесь было очень тихо. Слышен был лишь рокот воды, быстро струящейся по отполированной скале. На дне речки лежало несколько обкатанных водой камней. Поток добегал почти до самого выхода из ниши и нырял в скалу, с глухим звуком исчезая в неведомых глубинах. Скалистое углубление было небольшим, всего несколько квадратных ярдов.
Вы знали об этом месте? поинтересовалась Белл.
Я прислушивался и ответил не сразу. А затем сказал:
А вы знаете что-нибудь о Джоне и Клайде Туми?
Туми? Кажется, нет, она говорила нерешительно, стараясь заглянуть мне в глаза. А почему вы спросили?
Видите ли, мне в голову пришла идиотская мысль, что все это из-за них. Я сказал «идиотская», потому что их нет в живых уже девяносто лет.
Я переменил тему:
Как ваша семья поселилась в этих местах?
Думаю, как любая другая семья пионеров Дикого Запада. Они пришли сюда, нашли подходящий участок и построили дом.
Сами построили?
Не совсем. Однажды я слышала, что он был построен другим человеком, который работал на моего деда или прадеда. Родители никогда не рассказывали мне о нашем ранчо, но настойчиво требовали никогда не продавать его. Вот почему завещание было составлено таким образом, чтобы, несмотря ни на что, земля оставалась собственностью семьи.
Какую фамилию носил ваш дед?
Кажется, Досон. Меня никогда это особенно не интересовало, да никто об этом и не рассказывал. Папа и мама упорно не хотели, чтобы эту тему затрагивали, но я случайно услышала разговор между ними и задала несколько вопросов.
А тот человек, который работал на вашего деда? Вы помните его имя?
Да, его звали Бэл Мур. Он подал заявку на эту землю и передал ее своему хозяину. Когда приходило время пасти скот, земля снова переходила к Муру.
Затерянная Река была затерянной в буквальном смысле слова: ложе ее небольшое и скалистое, поток вырывается из-под земли, стремительно пробегает по короткому каменистому руслу и исчезает под скалой. Вода, как писал в дневнике Джон Туми, чистая и холодная, без минеральных примесей. Когда я туда доберусь, глоток воды будет мне просто необходим, если раньше не набреду на какой-либо другой источник. Вряд ли когда-нибудь еще доведется оказаться так близко к этим местам, поэтому хотелось проверить то, о чем писал Туми. Если бы это удалось, а затем я смог бы пробраться в старый каменный форт на ранчо, у меня был бы готовый сюжет.
Но мне уже нужен был не только сюжет. Сначала я просто не мог поверить в то, что происходило, затем вообще не думал ни о чем, кроме спасения, теперь же совершенно сходил с ума. Меня распирала ярость. Уже были вспышки неприязни, раздражения, страха, а сейчас на смену им пришел гнев. И это был отнюдь не внезапный всплеск эмоций, который быстро проходит, а глубокий, сильный гнев, жажда мести.
Жизнь научила меня никогда не драться ради одной победы. Всегда должно быть нечто большее, чем победа. Я говорил себе: «Ты преуспеваешь, времена скитаний давно закончились, война стала достоянием истории, через насилие и жестокость ты уже прошел. Ты стал цивилизованным человеком». По теперь за мной гнались. На меня напали и вынудили бежать. Эта мысль приводила меня в бешенство! Меня заставили скрываться. Надо мной издевались, в меня стреляли. К тому же и это больно задевало меня не воспринимали всерьез.
Теперь у меня была более важная цель. Сюжет для романа уже не имел такого значения. Я должен вытащить на свет божий то, что они так тщательно скрывали, и разоблачить их.
В глубине моего сознания засела еще одна мысль. Жили два человека по фамилии Туми, которые, если моя догадка верна, перегнали скот на запад только для того, чтобы здесь их убили и ограбили. Читая и перечитывая несколько страничек из дневника, погружаясь в изучение их жизни в Техасе, я сам не заметил, как полюбил этих сильных, независимых людей, которые действовали в духе лучших американских традиций. Да, я должен признать, наряду с гневом появилось и осознанное желание отомстить за них, доказать, что их усилия не пропали даром.
Остановившись в тени под скалой, я изучал окрестности того места, где стоял. Теперь каждый шаг нужно делать осмотрительно, каждое движение должно быть обдуманным. Если эти парни поджидают внизу, нельзя, чтобы они меня обнаружили. Не налететь бы на кого-нибудь из них случайно. Я осторожно вышел из укрытия. Держась в тени скалы, начал спускаться по отлогому склону, укрываясь за кедрами, которые часто попадались на пути, и прячась за большими камнями и кустами.
Внизу я заметил старую индейскую тропу, которая шла по дну ущелья. Выло очень тихо. В глубине каньона уже сгущалась жара. Крадучись, я пошел вдоль тропы. Следов лошади или человека не было, только однажды я заметил след оленя или горного козла. На мягком песке отпечатки копыт были нечеткими, и трудно было с точностью определить вид животного. Тут и там попадались кучки сплетенных сучьев, принесенных сюда водой и застрявших между валунами. Я высматривал себе палку, которая могла бы служить оружием и в то же время пригодиться как посох.
На лбу у меня выступил пот, рубашка взмокла. Время от времени я останавливался и прислушивался. За мной охотились, охотились люди, которые, несомненно, убьют меня, как только обнаружат. Без оружия я был беспомощен или почти беспомощен.
Снова и снова я непроизвольно останавливался, ожидая, что сейчас раздастся какой-нибудь звук, боясь увидеть глаза человека, стоящего неподалеку. Я знал, что пустынные горы могут довести до такого состояния кого угодно, даже если он находится в менее отчаянном положении. И раньше, когда мне ничто не угрожало, я часто испытывал такое же чувство.
К юго-западу возвышалась плоская громада плато Нью-Ривер. Когда-то давно я ночевал в каньоне у подножья его скалистого склона и вроде бы хорошо должен был запомнить местность в том районе. Если в удалось напиться из Затерянной, я бы мог двинуть на юг и подняться на плато. Там, на северной стене каньона, было старое тайное убежище, где скрывались джентльмены удачи.
Внезапно до меня донесся стук копыт и грубая брань. Я мгновенно бросился на землю и спрятался за каким-то колючим кустом. Это было неподходящее укрытие, но другого не было. Я встал на одно колено, моя рука сжала гладкий, отполированный водой булыжник величиной с кулак. Всадник появился из узкого бокового каньона, который я не заметил, прямо передо мной. Ковбой привстал в стременах и огляделся. Он все еще бормотал проклятия, обращаясь к своей лошади, которая, очевидно, поскользнулась на камне. Бросив взгляд вокруг, он сунул руку в нагрудный карман и, достав табак и бумагу, начал скручивать сигарету. Он стоял ко мне вполоборота, но я знал, как опасно, когда тебя замечают краем глаза. Это еще хуже, чем если тебя видят прямо перед собой. Поэтому я выжидал.
До него было не более двадцати метров и все же слишком далеко, чтобы попасть камнем, даже если бы я был уверен в своей меткости. А уверен я не был. Много лет прошло с тех пор, как я играл в мяч, да и в бейсбольной команде я не блистал. Но мне очень нужна была эта лошадь, а если не лошадь, то хотя бы револьвер.
Сосредоточенно, стараясь не смотреть прямо на него из страха, что мой взгляд привлечет внимание, я изучил разделявшее нас пространство можно ли пересечь его бесшумно. Это место было все же попроще, чем некоторые места, которые мне приходилось пересекать в Корее, в столь же неблагоприятных условиях. Но с тех пор прошло уже несколько лет.
Если бы он повернул голову в любую сторону, то почти наверняка увидел бы меня. Со всей осторожностью, на какую только был способен, я ступил одной ногой вправо, затем перенес на нее вес тела и придвинул другую ногу. Теперь я был сзади него. Я выпрямился, наблюдая за лошадью так же внимательно, как за всадником. Поле зрения у лошадей шире, чем у человека, и из них двоих, как я опасался, она может заметить меня первой.
Пощупав ногой песок, я сделал большой шаг к ним. Ветер дул от лошади в мою сторону, поэтому я сделал еще шаг, затем еще один. Теперь на пути лежал большой валун округлой формы. Пригнувшись, я стал обходить его справа. Сделал еще два шага как вдруг лошадь отпрянула в сторону и фыркнула. Мгновение, и я рванулся к ним. Тут всадник заметил меня и потянулся к револьверу.
Давно прошли времена, когда умение выхватить револьвер решало все. Сноровка у этого парня была не лучше, чем у обычных людей. Лошадь нервно переступала с ноги на ногу, я мчался на них. И в тот момент, когда рука его сжала револьвер, я швырнул камень, вложив в бросок весь вес тела и всю силу руки. Я рассчитывал и на то, что он может уклониться, но это позволило бы мне приблизиться. Однако, хотя он и сделал быстрое движение головой в сторону, камень попал ему точно в подбородок. Револьвер был уже почти вытащен, когда пальцы всадника конвульсивно сжались, указательный нажал на спуск, и раздался выстрел. Пламя, вырвавшееся из ствола, прожгло борозду на боку лошади. Животное шарахнулось. Удар камня и рывок лошади вышибли всадника из седла. Я бросился к нему и в тот момент, когда он коснулся земли, заехал ему правой в челюсть. Что-то хрустнуло, он пронзительно вскрикнул: челюсть была сломана еще камнем, а мой кулак окончательно раздробил ее. Наполовину вытащенный револьвер снова скользнул в кобуру. Быстрым движением я выхватил его и, пока ковбой стонал, обхватив руками подбородок, сорвал ремень с кобурой.
Затем, не обращая на беднягу внимания, поискал глазами лошадь. Испуганное животное отбежало метров на сто, наступило на повод и остановилось. Мне нужна была лошадь, но ружье, висевшее у седла, еще нужнее. Оставив ковбоя, который все еще стонал, я пошел к лошади. Она подпустила меня на близкое расстояние, а затем отбежала на несколько шагов. Я пошел за ней, говоря ласковые слова, и, наконец, она позволила подойти настолько близко, что я смог ухватить повод. Через мгновение я был уже в седле.
Этот выстрел мог накликать беду, и я не желал дожидаться неприятностей там, где он прогремел. Трудность была еще в том, что на дне каньонов дороги особо выбирать не приходится. Я поехал в сторону Нью-Ривер, я взял курс на седловину между холмами к тропе, которая шла по краю каньона Грейпвайн. Затем, повернув к ущелью Грея, обогнул громаду Нью-Ривер и увидел впереди себя след на тропе. Это были следы лошади, идущей шагом. Я узнал их еще до того, как услышал голос:
Это вы стреляли?
Голос принадлежал Белл. Она сидела в седле, в густой тени от зарослей можжевельника.
В меня стреляли. Вернее, он вытаскивал револьвер, чтобы выстрелить, но я оказался проворнее.
Вы его убили?
Нет... Но теперь он топает пешком, и у него сломана челюсть. Можете быть уверены, он уже вышел из игры.
Куда вы направляетесь? поинтересовалась она.
Я пожал плечами.
К Роберз-Руст или куда-нибудь еще. Нам лучше убраться из этого района.
И оставить мое ранчо?
Но вы же оставляли его раньше. Вернетесь с помощником шерифа. Я сделал бы так.
В лощине мы пустили лошадей шагом. Плато отбрасывало тень на большую часть тропы, лишь изредка солнце пробивалось между скалами и заливало ее своим светом. Я почувствовал голод. У седла висели сумки, но в них не было ничего съестного. Там был табак, но я не курю. Кроме табака я нашел спички, обрывки сыромятных ремней, горсть патронов к винчестеру и два к револьверу.
Только бы выбраться отсюда живыми, сказала Белл.
Я посмотрел на нее. Голова моя была занята теми же мыслями, но я не знал, действительно ли она понимает, в каком положении мы оказались. Конечно, им известно, что до нас всего несколько миль. Теперь уже, наверное, нашли человека, которого я изуродовал, или найдут еще до темноты. Я надеялся, что его обнаружат. Так будет лучше для него. Он тяжело ранен, а вреда нам уже не причинит.
Города, автострады, люди всего в нескольких милях отсюда. Пустяковое расстояние по нынешним временам. Но между нами и спасением, которое они сулят, лежат эти несколько пустынных горных миль. А люди верхом и на джипах здесь, рядом. Они охотятся за нами.
Знаете, кто меня сейчас интересует? спросил я, оглядывая холмы. Пио Альварес.
Пио?
По мере того как мы продвигались все дальше вглубь каньона, я рассказывал ей о Пио. Я говорил о Корее, о холоде и мучительном отступлении, о том, как мы с Пио сражались плечом к плечу, вместе укрывались в скалах и зарослях, ползали на брюхе. Многого я ей не стал рассказывать; ведь тот, кто не испытал этого на себе, не поймет. Мирным обывателям, которым ничего не угрожает, тем, кто живет в теплых квартирах, сидит в мягких креслах и спокойно спит по ночам, не понять отчаяния и безумия доведенных до крайности людей, которые идут в бой и сражаются за свою жизнь, преодолевая чудовищные трудности. Мы с Пио убивали, убивали умело и жестоко, наводя ужас на врага. У тех, кто вставал между нами и свободой, было мало шансов устоять против нас. Мы их убивали, не предавая трупы земле.
Я знал Пио, по крайней мере я так считал. Его братья убиты. Он должен знать, кто это сделал и почему.
Эти люди даже не представляют себе, что они затеяли, сказал я Белл. Пио один из лучших специалистов по партизанской войне, каких я когда-либо знал... И он не ведает пощады.
Мы нашли каменную пещеру, где текла Затерянная Река. Холодная чистая вода поднималась из земных глубин на поверхность, пробегала несколько ярдов и вновь исчезала под скалой. Мы обнаружили реку в горной нише, куда лишь немногие догадались бы заглянуть. Нашим взорам открывалось углубление в скалах, где росли деревья и кустарники. К нише вел единственный проход, который в принципе мог обнаружить любой. Должен был быть и другой лаз: о нем говорилось в дневнике Джона Туми и объяснялось, как его найти.
У нас нет никакой еды, сказала Белл. Они могут просто не выпускать нас отсюда и дожидаться, пока мы умрем с голода.
Может быть, ответил я.
По бокам вздымались скалистые стены, впереди был вход в пещеру, где из узкой расщелины выходила на поверхность река. Должно быть, за многие столетия своего существования она много раз разливалась, и уровень ее поднимался, поскольку на стенах ниши, где мы стояли, были видны следы работы воды. Внизу стены были подмыты, образуя углубления, где можно укрыться. Здесь было очень тихо. Слышен был лишь рокот воды, быстро струящейся по отполированной скале. На дне речки лежало несколько обкатанных водой камней. Поток добегал почти до самого выхода из ниши и нырял в скалу, с глухим звуком исчезая в неведомых глубинах. Скалистое углубление было небольшим, всего несколько квадратных ярдов.
Вы знали об этом месте? поинтересовалась Белл.
Я прислушивался и ответил не сразу. А затем сказал:
А вы знаете что-нибудь о Джоне и Клайде Туми?
Туми? Кажется, нет, она говорила нерешительно, стараясь заглянуть мне в глаза. А почему вы спросили?
Видите ли, мне в голову пришла идиотская мысль, что все это из-за них. Я сказал «идиотская», потому что их нет в живых уже девяносто лет.
Я переменил тему:
Как ваша семья поселилась в этих местах?
Думаю, как любая другая семья пионеров Дикого Запада. Они пришли сюда, нашли подходящий участок и построили дом.
Сами построили?
Не совсем. Однажды я слышала, что он был построен другим человеком, который работал на моего деда или прадеда. Родители никогда не рассказывали мне о нашем ранчо, но настойчиво требовали никогда не продавать его. Вот почему завещание было составлено таким образом, чтобы, несмотря ни на что, земля оставалась собственностью семьи.
Какую фамилию носил ваш дед?
Кажется, Досон. Меня никогда это особенно не интересовало, да никто об этом и не рассказывал. Папа и мама упорно не хотели, чтобы эту тему затрагивали, но я случайно услышала разговор между ними и задала несколько вопросов.
А тот человек, который работал на вашего деда? Вы помните его имя?
Да, его звали Бэл Мур. Он подал заявку на эту землю и передал ее своему хозяину. Когда приходило время пасти скот, земля снова переходила к Муру.