Лана Синявская. Фиалки для ведьмы

   – Хорошо. Тебе виднее…
   Анна отметила про себя последнюю фразу и сразу же насторожилась.
   – Я уже говорила тебе, что Дэнверс имеет давнюю историю.
   – Да, я помню. Он назывался Салем, и в нем водились ведьмы. Но ведь это легенда. Припоминаю, что тот знаменитый процесс оказался простой мистификацией. Девушки, оговорившие половину жителей города, были обыкновенными истеричками, которые зашли в своих безобразиях слишком далеко. Об этом только что в учебниках по истории не пишут.
   – Все правильно. Но жители до сих пор верят, что здесь жили настоящие ведьмы. – Нурия помолчала, как будто собираясь с духом, потом выпалила: – И живут по сей день.
   – Что, вот прямо так и живут? – усмехнулась Анна. – И этому есть подтверждения?
   – Какие подтверждения? – опешила Нури, хлопая глазами.
   – Ну как же, раз они здесь живут, то должны как-то проявлять себя: устраивать шабаши, летать на помеле или что-то в этом роде. Ведь если я правильно поняла, речь идет о настоящих ведьмах? Так когда ты в последний раз видела ведьму верхом на венике? Или они теперь используют пылесосы?
   – Ты просто насмехаешься, – обиделась Нурия.
   – Ну, не совсем. Просто не понимаю, как тебя могли напугать какие-то старые сказки? Понятно, что это местные предания, легенды и все такое. Но ты же не боишься Синей Бороды?
   – А почему я должна его бояться? Это же сказка!
   – Да как тебе сказать, не совсем, если быть точной. Прототипом Синей Бороды был вполне реальный житель Франции, некий Жиль де Рец, который покрошил в капусту массу народа, в том числе – детей и женщин, среди которых были и его жены.
   – Гадость какая! Ну вот, я еще не начала рассказывать, а ты мне уже не веришь, – упрекнула подругу Нурия.
   – Эй, послушай! – Анна наклонилась вперед, взяла руку Нурии в свои ладони и посмотрела ей в глаза. – Я тебе верю, просто хочу, чтобы ты успокоилась и рассказала мне о реальных фактах, а не о каких-то там легендах.
   Нурия, встретившись взглядом с поблескивающими в полумраке глазами Анны, почувствовала, как по телу разлилось приятное тепло и слегка закружилась голова.
   – Анька, прекрати свои штучки немедленно, а то я усну, и ты ничего не услышишь, – промямлила Нурия заплетающимся языком. Анна в ответ засмеялась каким-то необычным, приглушенным смехом и сразу же, отведя глаза, хмыкнула:
   – Ну вот, и в глаза любимой подруге посмотреть уже не могу просто так!
   – Прости, но ты же знаешь, как твой взгляд действует на людей, – извинилась Нурия, испытывая неловкость.
   – Ладно, ладно, не буду я на тебя смотреть. Рассказывай!
   – Но без легенд не получится, – предупредила Нурия.
   – Тогда валяй с легендами.
   – Ладно, слушай. В этих местах болтают не только и не столько о Салемских ведьмах, эта история – просто приманка для туристов. Я же говорила, что даже музей у нас имеется. Есть история, о которой посторонним не рассказывают, хотя она связана с преданием о ведьмах, так как произошла в то же самое время. Речь идет о безголовом индейце.
   – Это и в самом деле что-то новенькое, – заинтересованно кивнула головой Анна.
   – Эту историю рассказывали еще самые первые колонисты. Не знаю, каким образом этот индеец потерял свою голову и каким образом его тело и голова оказались в разных местах, но только с тех пор у него появилась неприятная привычка – он стал эту голову искать.
   – Ну, желание вполне резонное, без головы и на том свете несладко, – попыталась пошутить Анна.
   – Ага. Но только искал он ее весьма своеобразно. Ловил по ночам одиноких путников, отрезал им головы и примерял, подойдет ли. А поскольку все они ему почему-то не нравились, то этот придира выбрасывал запчасть за ненадобностью и начинал все по новой.
   – А что происходило с теми головами потом? – спросила Анна.
   – Они становились блуждающими головами и раскатывались по всей Америке. Говорят, что эти головы творили еще больше зла, чем тот индеец. Их не боялись только ведьмы. Они даже специально охотились за блуждающими головами и готовили из них зелье, от которого человек сходил с ума в страшных мучениях.
   – Очень интересно, нечто в этом роде я и предполагала.
   – Ты уже слышала эту историю? – удивилась Нурия.
   – Да нет, но рецепт этого снадобья мне попадался… Ой, извини.
   Нурия округлила глаза:
   – Ты хочешь сказать, что это существует на самом деле?
   – Да ничего я не хочу сказать! Я же не говорю, что оно действует. А если посмотреть некоторые учебники по части колдовства, так там чего только нет: и сушеные летучие мыши, и жабьи глаза, и желудок вороны… Тьфу, да не смотри ты на меня так! Рассказывай дальше!
   Нурия сглотнула, покачала головой, но продолжила:
   – Блуждающие головы чаще всего появлялись в окрестностях Салема. Кроме того, именно на местном кладбище вырастала плач-трава…
   – А, знаю, это та, которая по ночам тихонько плачет, как маленький ребенок, да?
   – Она самая. Из нее тоже готовили какое-то варево.
   – Ну да, кажется, оно предназначалось для того, чтобы человек покончил с собой, а потом превратился в плачущее привидение.
   – Слушай, а чего я тебе все это рассказываю? Ты и так все знаешь. Ты, случаем, не из этих краев родом? – ворчливо спросила Нурия.
   – Не-е, сами мы не местные. Просто книжки умные читаем. Ну, может быть, и не слишком умные, зато полезные, – рассмеялась Аня.
   Нурия тоже не удержалась от улыбки:
   – Ладно, образованная ты моя, слушай дальше. Неподалеку отсюда есть Вороний холм, или его еще называют холмом Безголового индейца. Под ним когда-то похоронили казненных ведьм. Местные всегда обходили его стороной, а теперь и вовсе боятся сунуться туда. Даже днем.
   – Ты намекаешь на то, что в последнее время случилось нечто, усилившее их страх? Тогда с этого места поподробнее. Уж не о той ли безголовой женщине в часовне идет речь? – продемонстрировала Анна свою догадливость.
   – Ты почти угадала, – кивнула Нурия. – Но дело в том, что та женщина – не первый случай.
   – Та-а-ак, – протянула Анна, – кажется, я начинаю понимать.
   – Жители и раньше-то были помешаны на суевериях. В них уживается яростное пуританство и вера во всякую чертовщину, которая мерещится им в самых невинных вещах. А теперь, после двух загадочных случаев с отрезанными головами они и вовсе помешались от страха. Когда я увидела, что кто-то похозяйничал в нашем доме, то подумала, что меня хотят напугать.
   – Зачем?
   – Чтобы выжить! Мы здесь чужие, а чужие вызывают у них подозрения. Кроме того, Лелька обнаружила то тело и оказалась невольно причастной к этому ужасу.
   – Не хочешь же ты сказать, что они считают вас ведьмами? – рассердилась Анна от одного только предположения.
   – А кто их разберет? – уныло пожала плечами Нурия.
   – Бред какой-то! А что там за первый случай? Надеюсь, к нему-то Лелька не причастна?
   – Нет, конечно. Это произошло около месяца назад, незадолго до того, как мы арендовали этот дом.
   – Тоже убийство?
   – Нет, человек умер естественной смертью.
   – М-да? Что-то я не слышала, чтобы отделение головы от тела происходило естественным путем, – усомнилась Анна.
   – Голову отрезали потом.
   – Кто?
   – Не знаю. И никто не знает.
   – Ладно, давай по порядку, а то у меня что-то в голове все это не укладывается.
   – И не уложится. Даже если по-порядку.
   – Это ты меня так успокаиваешь, что ли?
   – Нет. Предупреждаю, чтоб не очень надеялась.
   – О'кей! С надеждами, считай, разобрались. Теперь давай по делу.
   – Первым был Шон Хаскинс. Слышала о таком?
   – Нет.
   – Ладно, я тоже раньше не слышала. Просто это очень известный ученый, профессор, коллекционер с мировым именем.
   – Что он коллекционирует?
   – Не знаю, не интересовалась. Кажется, какие-то древности. Он живет, то есть жил в Бостоне, преподавал в институте современного искусства, хотя ему, по-моему, далеко за семьдесят. Короче, знаменитость.
   – И чего его в вашу глушь занесло? – не утерпела Анна.
   – А черт его разберет! Мне показалось, что местные и сами ошалели от такого счастья, а он взял да и помер на приеме в свою честь.
   – Отчего умер-то?
   – Наверное, от старости. Другого даже и не предполагали. Во-первых, возраст. А, во-вторых, народу на этот прием набилось – чертова уйма, так что не придерешься. Каждый второй житель городка – свидетель. Говорят, что профессор скончался прямо за столом, упал, короче, лицом в салат – и все.
   – То есть он умер в самом начале приема?
   – Почему ты так решила?
   – Ну, если речь идет о холодных закусках…
   – Господи, Анька, да я просто так про салат сказала! Не знаю я, что у него в тот момент в тарелке лежало. Вот вредина.
   – Но про тарелку точно?
   – Точно. И чего ты к этому привязалась?
   – Честно?
   – Как получится.
   – Сама не знаю. Просто вдруг пригодится?
   – Да говорю же тебе, он умер сам по себе, сердце, что ли, отказало. Странности начались как раз после его смерти.
   – Это когда голова пропала?
   – Да. Его в морг отвезли, а утром по городу слух прошел, что голову профессора кто-то отпилил и свистнул в неизвестном направлении.
   – Его что же, в морге не охраняли?
   – Ну, специальные посты не выставляли и федеральные войска не вызывали, конечно. Никто же не знал, что так получится. Кому нужен труп, пусть даже и профессорский, кроме его родственников?
   – Выходит, кому-то нужен, – резонно возразила Аня.
   – Выходит. А еще выходит, что после этих двух происшествий все будто с ума посходили, только и разговоров, что о возвращении Безголового индейца.
   – Да, история приключилась интересная. Ну, что же, пока Ники лежит в больнице, у меня остается масса свободного времени. Попробуем разобраться, что к чему.
   – Думаешь, у тебя получится? – с сомнением в голосе протянула Нурия.
   – Думать я буду после, когда соберу кое-что посущественнее легенд, покрытых плесенью, а пока, как говорится, будем смотреть.

Глава 8

   Все следующее утро Анна провела с Ником. Перед отъездом из дома она столкнулась с Лелькой, вернувшейся с фестиваля клубники. Девочка выглядела уставшей, но счастливой. В руках она тащила две огромные корзины со свежими, необыкновенно крупными ягодами и настояла, чтобы Анна обязательно прихватила немножко для Ники. Это «немножко» выглядело довольно увесисто – пакет с отборными ягодами с трудом разместился на пассажирском сиденье подружкиного автомобиля. Ники пришел в восторг от ароматного угощения, Аня и заметить не успела, как он умял половину, только удивлялась, как в таком тщедушном тельце поместилось такое количество!
   Они провели вместе несколько часов, до тех пор, пока Анну не выпроводила вон вежливая, но непреклонная медсестра. За время пребывания в больнице, так сказать попутно, Аня успела разузнать все последние новости. Ей стало известно, что миссис Клэрксон, как и обещала, подписала все необходимые бумаги, что тесты на совместимость дали отличный результат и операция будет проведена в самое ближайшее время. Также ей с благодарностью сообщили, что ее деньги благополучно упали на нужный счет и все формальности можно считать законченными. Оказалось, что потребуется всего одна операция, а не три, как предполагалось раньше, что значительно ускорит процесс лечения и сократит время пребывания мальчика в больнице. Последняя новость обрадовала обоих больше всего, тем более что врачи, проведя предварительное обследование, заверили их в успешном исходе операции.
   Кроме того, Анна убедилась, что за ее малышом ухаживают с большим старанием. То и дело в палату заглядывала молоденькая сестричка, и, по тому, как Ники запросто общался с ней, Анна поняла, что они нашли общий язык.
   Помахав в последний раз мальчику, который, как и в прошлый раз, прилип к окошку, провожая ее взглядом, она влезла в машину и, прежде чем тронуться дальше, тщательно сверилась с картой Бостона. В ее планы пока не входило возвращение в Дэнверс. Пообещав подруге разобраться с тем, что там происходит, она намеревалась сдержать слово и собиралась начать с посещения центральной библиотеки. Отыскать нужный адрес не составило труда. Старая машина, несмотря на преклонный возраст, отлично слушалась руля, и Аня без хлопот добралась по оживленной магистрали прямо до старинного здания из серого камня, в котором размещалась библиотека.
   В читальном зале она загрузилась подшивками местных газет за последний месяц, отволокла их за свободный стол и принялась за чтение. Ее просьба выдать оригиналы несколько удивила служащую читального зала, так как все предпочитали пользоваться для подобных целей компьютерами, но возражать она не стала, и Анна получила желаемое в том виде, в каком хотела.
   Сначала Аня собиралась воспользоваться библиотекой Дэнверса, но, хорошенько поразмыслив, решила, что это может привлечь слишком много внимания. Она уже успела убедиться, что в маленьком городке слухи разносятся со сверхзвуковой скоростью, а у Нурии и без того хватало неприятностей. На огромном столе Аня едва разместила свою добычу. Она полагала, что придется просидеть до самого вечера, однако удача сегодня оказалась на ее стороне: нужная статья обнаружилась уже через полчаса.
   Посвященная внезапной смерти профессора Хаскинса, светила науки и уважаемого жителя Бостона, статья занимала целую полосу. После краткой биографической справки, касающейся его заслуг и многочисленных титулов, шло подробное описание всех трагических событий, произошедших до, во время и после торжественного приема, устроенного в честь профессора. Подробно, чуть ли не поименно, перечислялись все присутствующие лица, имеющие хоть какой-нибудь вес в Дэнверсе. Аня бегло пробежала длинный список имен, которые ей ничего не говорили. Все, кроме одного. В числе прочих упоминалась мисс Дороти Спарк, и Аня сразу же вспомнила похожую на Пиковую Даму директрису колледжа. Впрочем, ее присутствие на банкете ничего не меняло. Гораздо больше Аню заинтересовало упоминание о том, что сам умерший профессор, который, как выяснилось, занимался археологией, накануне приема успел сделать необычное и весьма загадочное сообщение, над смыслом которого до сих пор ломали голову многие. В частности, он заявил, причем с очень таинственным видом – эти слова в статье были выделены жирным курсивом, – что намерен провести на следующий день пресс-конференцию, где сообщит о сенсационном открытии, которое сделает Дэнверс самым знаменитым местом на земле.
   Прочитав эти строки, Аня не удержалась и присвистнула, выражая свое изумление, чем вызвала неудовольствие почтенной дамы в массивных старомодных очках за соседним столиком. Поймав ее возмущенный взгляд, Аня покраснела, пробормотала извинения и уткнулась носом в газету.
   Помимо текста, в статье имелась большая фотография профессора. С не очень четкого снимка на Анну смотрел седой, но крепкий старик в хорошо сшитом костюме и мягкой светлой шляпе. Глаза мистера Хаскинса тонули в тени, отбрасываемой ее широкими полями, но, тем не менее, Анна сумела разглядеть выражение проницательности и иронии, таившееся в уголках. Подпись под снимком гласила, что это одна из последних фотографий ученого, сделанная в декабре прошлого года. Единственный вывод, который Анна сочла полезным для себя, заключался в том, что профессор, несмотря на преклонный возраст, сохранил ясность своего блестящего ума. Об этом говорили его глаза, и это означало, что его заявление о сенсационном открытии в Дэнверсе заслуживало пристального внимания. Профессор знал, что говорил, теперь Анна в этом не сомневалась. Но что это за открытие – вот что не давало ей покоя. Не из-за него ли пострадал великий ученый, точнее, его тело, лишившееся головы? Аня чувствовала, что ответ на этот вопрос может многое прояснить. Вот только кто в состоянии на него ответить? Она была уверена, что желающих докопаться до истоков загадочного заявления нашлось немерено, но, судя по тому, что загадка так и осталась неразгаданной, успеха никто не добился. Или добился, но скрывает результат?
   Анна задумчиво кусала губы, размышляя над всем этим. Ее взгляд бесцельно блуждал по раскрытой газетной странице, время от времени останавливаясь на фотографии. Так продолжалось до тех пор, пока ее внимание не привлек фон, на котором был снят профессор. Она еще раз прочла подпись под фотографией. Интересно, значит, этот шикарный особняк позади мистера Хаскинса – его дом, в котором он прожил последние пятнадцать лет? А почему бы ей не попробовать…
   Светло-зеленый «Форд» сделал очередной поворот и плавно затормозил у тротуара. Анна еще раз сверилась с фотографией в газете, которая лежала на соседнем сиденье. Все правильно, дом тот самый. Анна записала адрес, который прочла на табличке, сунула бумажку в карман и снова тронула машину с места. Посещение родственников профессора она наметила на завтра. Поиски нужного дома заняли весь остаток дня, и на улице уже темнело. Являться в чужой дом с вопросами на ночь глядя – дурная идея, которая вряд ли приведет к нужному результату, поэтому она решила набраться терпения и покатила в Дэнверс.
   Вечер прошел славно и уютно. Странно, но здесь, так далеко от ее родины, она чувствовала себя как дома. Может быть, потому, что рядом были люди, любящие ее и любимые ею, те, кто не требовал от нее за свою любовь каких-то особенных поступков, не требовал притворяться счастливой, когда ей этого не хотелось. Они просто делились с ней своим теплом, просто так, ни за что. И Анна понимала, что именно им, если понадобится, она отдаст все, что у нее есть, все, до последней капельки.
   А ночью Леля опять кричала во сне. На этот раз Аня не удивилась, услышав приглушенный стон, разбудивший ее среди ночи. Она вошла в спальню к девочке и присела рядом с ней на кровать, всматриваясь в искаженные мукой черты. Понять, что пугает ребенка во сне, было невозможно. Леля постоянно повторяла одни и те же слова, прося кого-то невидимого не делать этого. Чего? Понять это из бессвязного лепета Анна не смогла, хотя просидела возле девочки почти до рассвета.
   По пути в больницу на следующее утро Анна завернула в маленькую лавочку, торгующую игрушками ручной работы. Еще накануне она заметила в витрине очаровательного медвежонка, чем-то похожего на Ники. Медвежонок, сшитый из голубого меха, грустно смотрел на прохожих сквозь стеклянную витрину большими печальными глазами. Продавец сказал, что этот мишка выполнен в единственном экземпляре известным бостонским кукольным мастером, но, к сожалению, у медвежонка имеется небольшой дефект – один лоскуток меха немного отличается по цвету от остальной шкурки, поэтому зверушку продают с большой скидкой. Анна задумалась. Ей не хотелось дарить Ники бракованную игрушку, пусть даже и от известного художника, но, взглянув еще раз в грустные карие глаза медвежонка, она решилась – медвежонок был очень обаятельным.
   Она предвкушала, какое удовольствие получит Ники от ее подарка, но тут оглушила новость: Ники увезли на операцию… Внезапно образовалось окно, объяснила медсестра, а мальчик был полностью готов, хотя оперировать его планировали только через день. Поэтому его срочно положили на операционный стол, операция идет уже два часа: через несколько часов будет известен результат.
   Прижимая к груди игрушку, Анна обессиленно прислонилась к стене в больничном коридоре, тупо глядя прямо перед собой застывшими глазами. Она готовила себя к тому, что Ники будут оперировать, но эта внезапная перемена планов ударила ее как обухом по голове.
   Она очнулась только тогда, когда почувствовала, что ее настойчиво теребят за рукав и, словно проснувшись, посмотрела слегка затуманенным взглядом на темнокожую полную женщину в белом халате.
   – Вы в порядке? – спросила та.
   – Да. Извините, я на минутку задумалась и не слышала, как вы подошли, – смущенно улыбнулась Анна.
   Женщина неожиданно засмеялась:
   – Вы говорите, на минутку? Милая, вы простояли здесь три часа, и я прошла мимо вас минимум раз пятнадцать за это время. И ни разу вы меня не заметили. Стояли тут неподвижная, бледная. Я уж подумала, что у нас в клинике завелось привидение. – Женщина снова засмеялась, довольная собственной шуткой.
   Аня через силу улыбнулась, чтобы не показаться невежливой.
   – А почему вы не спрашиваете меня, как прошла операция? – строго спросила врач.
   – Какая операция? – оторопела Анна. В горле у нее моментально пересохло, голос прозвучал хрипло и очень тихо.
   – Деточка, с вами точно все в порядке? – всерьез забеспокоилась женщина.
   Анна посмотрела на нее и встретила усталый взгляд с насмешливым всеведением на дне и понимающую улыбку с грустинкой в уголках рта.
   – Что с Ником? – выдавила она. – Где он?
   – В реанимации, где ж ему быть после операции? Не хотите на него взглянуть?
   – А я могу?
   – Ну, если одним глазком, то…
   – Господи, пожалуйста, проводите меня к нему! – взмолилась Анна. – Я заплачу вам!
   – Ты эти глупости брось, – неожиданно строго сказала женщина. – Вы, русские, такие странные… – Она покачала головой и повернулась, предполагая, что Анна сама догадается последовать за ней.
   Ник, весь оранжевый от йода и аккуратно запеленутый ниже пояса в зеленую стерильную ткань, лежал на животе с закрытыми глазами. Анна прислушалась, не сводя с него глаз: дышал он тихо, но ровно. Впервые она позволила себе прислушаться к внутреннему голосу, чтобы узнать будущее мальчика. Она поняла, что операция прошла успешно и с этой стороны Нику ничто не угрожает. Заглядывать дальше она не решилась, не желая искушать судьбу.
   Отпущенное ей время истекло. Толстуха-докторша подавала ей от двери отчаянные знаки, призывая немедленно покинуть палату. Анна кивнула, бросила на спящего после наркоза малыша последний взгляд, усадила на тумбочку голубого медвежонка и прошептала, обращаясь к нему:
   – Смотри, береги своего маленького хозяина!
   Медвежонок старательно таращил на нее глаза, выражая полную готовность выполнить поручение.

Глава 9

   – Могу я поговорить с Абигейл Хаскинс?
   Простой вопрос как будто удивил высокую стройную девушку, открывшую Анне дверь.
   – А кто вы? – спросила девушка настороженно, покусывая белоснежными зубками пухлую нижнюю губу, слегка оттопыренную, как у обиженного ребенка.
   Аня растерялась, прежде всего от того, что никак не могла сообразить – кто перед ней. Горничная? Родственница профессора? Соседка? Она знала только имя профессорской жены, в газете не была напечатана ее фотография и ничего не говорилось о ее внешности и возрасте. Эта девочка, учитывая весьма преклонный возраст ученого мужа, вряд ли могла оказаться его супругой – ей было не больше девятнадцати. У нее было приятное лукавое лицо с пухлыми губами. Она выглядела свежей и чистенькой, как после стирки. Короткие, слегка волнистые волосы забавно топорщились во все стороны. Нет, это никакая не жена, скорее дочь, а то и вовсе внучка. Но Анна ошибалась. Это была именно жена Шона Хаскинса.