Ланжелен Джордж. Муха

   Я старалась говорить спокойно и, услыхав двукратный стук, призвала на помощь всю свою волю, чтобы не разрыдаться.
   – Можно мне войти к тебе в комнату? Я не знаю, что произошло, но что бы ни случилось, я буду мужественной.
   Наступила напряженная пауза. Боб стукнул раз по письменному столу.
   В двери, соединяющей помещения, я застыла от неожиданности: Боб сидел за письменным столом, накинув на голову золотистую скатерть, сдернутую со столика, стоявшего в углу, где Боб имел обыкновение обедать, когда ему не хотелось прерывать эксперимент.
   – Боб, мы поищем ее завтра утром. А тебе необходимо прилечь. Хочешь, я отведу тебя в гостиную и позабочусь, чтобы тебя никто не видел?
   Из-под скатерти, спускавшейся ему до талии, показалась левая рука: Боб дважды ударил по столу.
   – Может, пригласить к тебе врача?
   – Нет! – простучал он.
   – Хочешь, я позвоню профессору Муру? Может, он будет тебе полезен?
   Боб быстро ответил «нет». Я не знала, что предпринять, что предложить ему. В голове у меня все время вертелась навязчивая мысль.
   – Гарри поймал сегодня муху, но я велела выпустить ее. Может, это та, которую ты ищешь? У нее белая голова…
   У Боба вырвался хриплый вздох, в котором улавливалось что-то металлическое. И в этот миг, чтобы не закричать, я до боли прикусила губу. Он сделал движение, правая его рука повисла вдоль тела, и из рукава высунулась вместо кисти и ладони сероватая палка со странными крючками.
   – Боб! Дорогой! Объясни, что произошло. Если я буду в курсе дела, мне, может, удастся тебе помочь. Нет, Боб! Это чудовищно! – тщетно пыталась я подавить рыдания.
   Из-под скатерти показалась левая рука, дважды стукнула по письменному столу и приказала мне удалиться.
   Боб запер дверь на крючок, и я рухнула наземь в коридоре. До меня доносились его шаги, а затем стук пишущей машинки. Спустя немного времени под дверью появился новый листок:

   «Приходи завтра, Анн. Я все объясню тебе. Прими снотворное и постарайся выспаться. Мне понадобится вся твоя энергия. Боб».

   Разбудили меня бившие в глаза яркие солнечные лучи. Часы показывали семь. Я вскочила, как сумасшедшая. Всю ночь я проспала без снов, словно на дне какой-то ямы.
   Поплескав на себя водой, я поспешила в кухню, приготовила на глазах у изумленной прислуги поднос с чаем и поджаренным хлебом и помчалась в лабораторию.
   Боб отворил мне на этот раз не мешкая и сразу закрыл за мною дверь. На голове у него, как и вчера, была все та же золотистая скатерть.
   На письменном столе, куда я поставила поднос, меня уже ожидал листок. Боб отошел к двери соседней комнаты – по-видимому, хотел остаться один. Я ушла с листком в другое помещение и, пробегая машинописный текст, слышала, как Боб наливает чай.

   «Ты помнишь, что случилось с нашей пепельницей? Со мной произошло примерно то же, только куда серьезней. В первый раз я дезинтегрировал и реинтегрировал себя успешно. А во время второго опыта в передаточную кабину проникла муха.
   Единственная моя надежда – найти ее и снова повторить эксперимент. Ищи как следует. В противном случае я найду способ исчезнуть без следа».

   Я похолодела, представив его лицо вроде перевернутой надписи на пепельнице: с глазами на месте рта или ушей.
   Но я должна была сохранить самообладание для того, чтобы спасти его. И, в первую очередь, любой ценой отыскать злосчастную муху.
   – Боб, разреши мне войти к тебе.
   Он отворил дверь.
   – Боб! Не отчаивайся. Я ее найду. Она уже не в в лаборатории, но далеко улететь не могла. У тебя – догадываюсь – обезображенное лицо, но как ты смеешь говорить об исчезновении? Я этого никогда не допущу! Если понадобится, позову профессора Мура и других ученых. И мы обязательно спасем тебя.
   Он с силой ударил по столу. Из-под скатерти, покрывавшей голову, донесся хриплый металлический вздох.
   – Боб, не сердись! Прошу тебя. Обещаю ничего не делать без спросу. Покажи мне твое лицо! Я не испугаюсь, вот увидишь! Я же твоя жена!
   Боб в ярости простучал «нет» и сделал мне знак уйти.
   Никогда, до самой кончины, не забуду я этого дня, этой страшной охоты за мухами. Я все перевернула вверх дном. Слуг тоже включила в поиски. Хоть я и объяснила им, что ищу подопытную муху, улетевшую из лаборатории, которую надо любой ценой поймать, они смотрели на меня как на сумасшедшую. Именно это и спасло меня от позора смертной казни за убийство.
   Я подробно расспросила Гарри. Ребенок не сразу понял, о чем речь. Я схватила его за шиворот, и он заплакал. Необходимо, поняла я, вооружиться терпением.
   Да, вспомнил мальчик наконец, муха была в кухне на подоконнике, но он ее выпустил, как я приказала.
   В этот день я поймала сотни мух. Везде – на подоконниках и в саду я расставила блюдца с молоком, вареньем и сахаром. Ни одна из пойманных мух не отвечала описанию Гарри. Напрасно я рассматривала их в лупу: они были похожи как две капли воды.
   В обед я отнесла мужу молока и картофельное пюре.
   – Если мы до вечера не отыщем муху, надо будет подумать, что делать, Боб. Вот что я предлагаю.
   Я устроюсь в соседней комнате. Когда ты не сможешь отвечать «да» и «нет» условным сигналом, ты будешь печатать ответы на машинке и подсовывать их под дверь.
   «Да», – простучал Боб.
   Тем временем наступила ночь, а мухи мы так и не нашли. Перед тем, как отправиться к Бобу с ужином, я помедлила перед телефоном. У меня не оставалось сомнений – для Боба это действительно был вопрос жизни и смерти. Достанет ли у меня сил для того, чтобы противостоять его воле и помешать покончить с собой?
   Боб, я знала, никогда мне не простит, что я нарушила обещание, но лучше уж вызвать его гнев, чем быть пассивной свидетельницей его исчезновения. Поэтому я решилась и трясущейся рукой набрала номер профессора Мура, его ближайшего приятеля.
   – Профессора Мура нет. Он возвратится лишьк концу недели, – любезно ответил чей-то безразличный голос.
   Ну, что ж, в таком случае мне самой предстоит бороться за мужа. Бороться и спасти его.
   Входя к Бобу в лабораторию, я была почти спокойна. Как мы и уговорились, я устроилась в соседней комнате, чтобы начать мучительный разговор, который, как мне думалось, должен был затянуться до глубокой ночи.
   – Боб! Ты не можешь мне сказать, что именно про изошло?
   В ответ послышался стук машинки, и спустя несколько минут Боб сунул под дверь записку.

   «Анн!
   Я предпочитаю, чтобы ты запомнила меня таким, каким я был. Мне придется себя уничтожить. Я долго размышлял и вижу лишь один надежный способ, причем тебе надо будет мне помочь. Сначала я думал о простой дезинтеграции посредством моей аппаратуры, но этого делать никак нельзя: я рискую в один прекрасный день быть реинтегрированным другим ученым, а этого не должно случиться».

   Читая записку, я подумала: «Может быть, Боб сошел с ума?»
   – Какой бы способ ты ни предлагал, я никогда не соглашусь с самоубийством. Пусть твой опыт кончился ужасно, но ты человек, мыслящее существо, у которого есть душа. Ты не имеешь права уничтожить себя.
   Ответ был немедленно написан на машинке.
   «Я жив, но я уже не человек. Что касается моего разума, то я могу потерять его в любой момент. А душа не может существовать без разума».
   – В таком случае с твоими опытами должны познакомиться твои коллеги!
   Два гневных удара в дверь заставили меня вздрогнуть.
   – Боб, почему ты отвергаешь помощь, которую люди, я уверена, окажут тебе от всего сердца?
   Боб бешено заколотил в дверь: настаивать было бесполезно.
   Тогда я стала говорить ему о себе, о сыне, о его родных.
   Он даже не ответил. Я уже не знала, что придумать, что бы такое ему сказать. Исчерпав все аргументы, я спросила:
   – Ты слышишь меня, Боб?
   Последовал однократный удар, на этот раз мягче и спокойней.
   – Ты упоминал о пепельнице, Боб. Как тебе кажется, если б ты снова дезинтегрировал и реинтегрировал ее, буквы встали бы на свое место?
   Через пять-дссять минут от сунул под дверь записку.

   «Понимаю, что ты хочешь сказать. Я тоже об этом думал – поэтому мне необходима муха. Она должна быть со мной в кабине – иначе никакой надежды нет».

   – Попробуй все-таки. Никогда нельзя быть уверенным до конца.
   «Уже пробовал», – написал он.
   – Попробуй еще разок!
   Через минуту я читала:

   «Восхищен очаровательной женской логикой. Пробовать можно сто семь лет… Но чтобы доставить тебе удовольствие – по всей вероятности, последнее – попробую еще раз».

   Было слышно, как он передвигает вещи, открывает и закрывает дверцу передаточной кабины. Через мгновение, показавшееся мне вечностью, раздался ужасающий треск, и веки мои словно озарило молнией.
   Я обернулась назад.
   Боб со скатертью на голове вышел из приемной кабины.
   – Что-нибудь изменилось? – спросила я, касаясь его руки.
   Он отпрянул, споткнулся о табуретку и, не удержав равновесия, упал. При этом золотистая плюшевая скатерть сползла с его головы.
   Никогда не забыть мне того, что открылось моему взору. Чтобы подавить невольный крик, я до крови прикусила руку, но все же продолжала пронзительно кричать.
   Мне не справиться с этим криком, понимала я, до тех пор, пока я не сумею закрыть глаза, отвести от него взгляд.
   Чудовище, в которое превратился муж, торопливо накрыло голову и ощупью двинулось к двери. Я закрыла наконец глаза.
   До самой смерти не забуду я этой отталкивающей картины, этой белой косматой головы со сплющенным черепом, кошачьими ушами и глазами величиной с тарелку, покрытыми коричневыми пластинками. Его трясущаяся розовая морда тоже походила на кошачью, а вместо рта был вертикальный разрез, поросший длинными рыжеватыми волосами. Оттуда торчало нечто вроде хобота, длинного и волосатого, по форме напоминавшего трубу.
   Я, наверное, потеряла сознание, потому что, придя в себя, увидела, что лежу на каменном полу, повернув голову к двери, из-за которой доносился стук пишущей машинки. У меня жестоко болело горло: я, должно быть, сорвала голосовые связки.
   Но вот стук машинки прекратился, и под дверью появился лист. Дрожа от отвращения, я взяла его кончиками пальцев и прочла:

   «Теперь ты, надеюсь, поняла. Эта последняя попытка принесла новое бедствие. Ты, по-видимому, узнала часть головы Данделло. До этого превращения у меня была голова мухи. Теперь от мухи остались лишь голова и рот, а остальное восполнилось частичной реинтеграцией головы исчезнувшего котенка. Теперь ты понимаешь, наконец, Анн? Мне необходимо исчезнуть. Стукни три раза в знак согласия, и я тебе объясню, что делать».

   Да, он был, безусловно, прав – ему следовало навсегда исчезнуть. Я сознавала, что не должна предлагать ему новых опытов, что каждая попытка может привести к еще более страшным изменениям. Я подошла к двери, открыла рот, но мое воспаленное горло не сумело издать ни звука. Тогда я три раза постучала, как он просил.
   Об остальном нетрудно догадаться. Он изложил на бумаге план, и я одобрила его.
   Дрожа, с пылающей головой, я последовала за ним в цех. В руках я сжимала подробную инструкцию о том, как пользоваться молотом.
   Подойдя к электрическому молоту, он еще раз обмотал свою голову и, не оглянувшись, не махнув рукой, лег на землю так, чтобы голова оказалась точно под молотом.
   Дальнейшее было не так уж страшно: я помогла уйти из жизни не мужу, а какому-то чудовищу. Мой Боб исчез уже давно. Я только выполняла его желание.
   Глядя на тело, я нажала красную кнопку спуска. Бесшумно, но не так уж быстро, как я думала, металлическая масса опустилась вниз. К глухому звуку удара о землю примешался сухой хруст. Тело моего… чудовища, содрогнувшись раз, больше уже не шевелилось.
   Я подошла к нему и лишь тогда заметила, что правая рука – рука мухи под молот не попала. С трудом преодолевая отвращение, стуча зубами и всхлипывая от страха, я переместила сухую руку, оказавшуюся необычайно легкой. Потом я вторично опустила молот и стремглав выбежала из цеха.
   Остальное вам уже известно. Поступайте, как сочтете нужным».
 
   На другой день инспектор Твинкер зашел ко мне на чашку чая.
   – Я только что узнал о смерти миссис Браун, и так как я занимался вашим братом, мне поручили и это дело.
   – И к какому выводу вы пришли?
   – У доктора мет никаких сомнений. Леди Браун приняла цианистый калий.
   – Пойдемте ко мне в кабинет, инспектор. Я дам вам прочесть любопытный документ.
   Пока я курил трубку у камина, Твинкер, сидя за письменным столом, серьезно и внешне невозмутимо читал «исповедь» моей невестки. Закончив, он аккуратно сложил листки и протянул их мне.
   – Что вы об этом думаете? – поинтересовался я, бросая листы в огонь.
   Инспектор ответил мне не сразу. Выждав, пока пламя поглотит листки, он сказал, глядя на меня в упор своими прозрачными светлыми глазами:
   – По-моему, это окончательно доказывает, что леди Браун была безумна.
   – Без сомнения, – закуривая трубку, кивнул я.
   Мы помолчали, глядя на огонь.
   – Странная со мной вещь произошла, инспектор.
   Пошел я на кладбище, на могилу брата. Там никого не было.
   – Я там был, но решил вам не мешать.
   – Вы меня видели?
   – Да, я видел, как вы закапывали спичечный коробок.
   – Знаете, что и нем было, инспектор?
   – Надо полагать, муха?
   – Я нашел ее утром в саду. Несчастная запуталась в паутине.
   – Она была мертвая?
   – Не совсем. Но я ее тут же прикончил камнем.
   Голова у нее была белой-белой.