Лао Шэ. Чайная

   Лю. Если есть серебро, любое дело можно обтяпать.
   Линь, Чэнь (вместе). В самом деле?
   Лю. Сволочь буду, если вру!
   Линь. Тогда говори, брат.
   Чэнь. Лучше ты говори!
   Линь. Видишь, нас двое?
   Лю. Вижу!
   Чэнь. Нас водой не разольешь.
   Лю. Так, так.
   Линь. Ведь если двое дружат, над ними никто не смеется?
   Лю. Никто.
   Чэнь. А если трое? Смешно?
   Лю. Трое? А кто они?
   Линь. Мы двое и еще одна женщина.
   Лю. Так, так, так. Понял! Только таких дел я еще никогда не улаживал. Трудновато, пожалуй, будет. Пара – это обычно двое, муж и жена, но чтобы трое – отродясь не слыхал.
   Линь. Трудновато, говоришь, уладить?
   Лю. Еще бы!
   Линь (Лао Чэню). Вот видишь!
   Чэнь. Чего тогда попусту толковать?
   Линь. Как же так попусту? Десять лет с лишним провоевали, и чтобы полбабы в жены не получить!
   Лю. Не попусту! Не попусту, не попусту! Что-нибудь придумаем! Сколько у вас серебра?
   Не спеша входят Ван Лифа и Цуй Цзюфэнь. Разговор прекращается.
   Ван. Господин Цуй, вчера господин Цинь присылал за вами, просил зайти. Отчего же вы не идете? Такой образованный, такой эрудированный человек! Чего только вы не знаете! И членом парламента были, а теперь вот живете здесь у меня, все дни молитесь. Что бы вам не заняться каким-нибудь делом. Такие, как вы, должны служить' отечеству. И тогда народ будет жить спокойно.
   Цуй. Мне до сих пор стыдно, что я был членом парламента. Ведь это грех! Тяжкий грех! Что проку от революции? Сам заблуждался, других вводил в заблуждение – вот и все. Да что говорить? Сейчас остается лишь каяться да о душе думать.
   Ван. А вот господин Цинь построил завод и теперь собирается открыть банк.
   Цуй. Завод, банк! Он говорит, что так можно спасти Китай. А спасает самого себя! С каждым днем становится все богаче! Но стоит какому-нибудь иностранцу пальцем пошевелить, и от всей его затеи ничего не останется.
   Ван. Не надо так говорить! Неужели у нас больше нет никакой надежды?
   Цуй. Трудно сказать! Очень трудно! Сам посуди, сегодня этот главнокомандующий бьет того, завтра тот бьет этого. А кто заставляет их воевать?
   Ван. В самом деле, кто? Кто эти мерзавцы?
   Цуй. Иностранцы!
   Ван. Иностранцы? Ничего не понимаю.
   Цуй. Постепенно поймешь. Настанет день, когда все мы станем рабами оккупантов! Я делал революцию и знаю, что говорю.
   Ван. И вы ничего не предпримете, чтобы воспрепятствовать этому?
   Цуй. В молодости я считал своим делом служить Поднебесной. Честное слово. А теперь понял: Китай обречен на гибель.
   Ван. Но управлять страной все равно надо.
   Цуй. Управлять? Пустая затея! Китай не спасти! Он обречен. Ну ладно, пойду-ка я в храм Хунцзисы, а если господин Цинь снова пришлет за мной, скажи, что сейчас я могу лишь молиться, ни на что другое не годен. (Уходит.)
   Возвращаются Сунь Эньцзы и У Сянцзы.
   Ван. Господа, есть новости?
   Сунь Эньцзы и У Сянцзы молча садятся у двери, смотрят на Лю Мацзы и его собеседников. Лю Мацзы растерян, опустив голову, направляется к двери. Лао Чэнь и Лао Линь тоже смущены, молча смотрят друг на друга.
   Чэнь. Пошли, брат?
   Линь. Пошли.
   Сунь. Погодите! (Преграждает им путь к выходу.)
   Чэнь. В чем дело?
   У (встает). А ты не знаешь?
   Все четверо смотрят друг на друга в упор.
   Сунь. Идите за нами. Без шума.
   Линь. Куда?
   У. Ведь вы дезертиры? Припрятали серебришко и решили укрыться в Пекине? А когда денег не станет, в бандиты податься?
   Чэнь. А тебе что за дело? Да я один с восемью такими, как ты, справлюсь.
   Сунь. Ты? Так ведь ты ружье продал, верно? А безоружному вооруженного не одолеть. (Похлопывает по пистолету.) Это я один справлюсь с восемью такими, как ты!
   Линь. Ни к чему это! Все мы – братья! У. Верно! Давайте потолкуем. Вам что дороже – жизнь или деньги?
   Чэнь. Деньги нам дорого достались! Кто кормил, за того и воевали. И немало повоевать пришлось!
   Сунь. Вы – дезертиры! Сами отлично это знаете.
   Линь. Давайте поговорим! Вы, кажется, назвали нас братьями?
   У. Кажется, да. Давай поговорим!
   Ван (у двери). Господа! Идут с высочайшим указом.
   Чэнь и Линь в панике, хотят убежать.
   Сунь. Ни с места! Слово благородного человека: отдадите половину серебра – и безопасность вам гарантирована. Мы свои люди!
   Линь, Чэнь (вместе). Согласны!
   Входят с высочайшим указом: двое с мечами, обернутыми в красную материю, с винтовками через плечо, Один с пикой, к которой прикреплен высочайший указ, четверо с разноцветными древками (черными и красными), позади офицер, конвоирующий задержанных.
   У, Сунь, Линь и Чэнь стоят по стойке «смирно», потом вынимают из-за шапок значки, удостоверяющие личность, показывают офицеру.
   У. Разрешите доложить! Мы как раз допросили и обыскали одного дезертира.
   Офицер. Он?
   У (указывает на Лю Мацзы.) Да-да!
   Офицер. Связать!
   Лю (кричит). Господа! Нет-нет! Я не дезертир!
   Офицер. Связать!
 

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

   Теперь в чайной не так красиво, как прежде. Вместо плетеных стульев табуретки и длинные скамьи. Помещение мрачное, мебель тоже. Только надписи прежние: «Болтать о государственных делах воспрещается!» Правда, теперь они гораздо большего размера и написаны более крупными иероглифами. Рядом висит еще одна надпись: «Плата за чай взимается вперед». Раннее утро. Окна закрыты ставнями. Ван Дашуань, сын Ван Лифа, с печальным видом убирает помещение. Входит Чжоу Сюхуа, жена Ван Дашуаня, с дочерью Ван Сяохуа.
 
   Сяохуа. Мам, свари мне лапши на обед. Я давно ее не ела.
   Сюхуа. Знаю, дорогая. Но удастся ли купить муки? Если она даже и есть в лавке, то где взять на нее денег?
   Сяохуа. Надеюсь, что она есть и что деньги найдутся.
   Сюхуа. Хорошо бы! Но это не так-то просто! Иди, Сяохуа, но будь осторожна, остерегайся джипов!
   Дашуань. Сяохуа, подожди!
   Сяохуа. Что еще, па?
   Дашуань. Вчера вечером…
   Сюхуа. Я с ней поговорила, она все поняла.
   Дашуань. Смотри, никому ни слова о делах дядюшки Дали! Никому! Проговоришься – всем нам конец! Поняла?
   Сяохуа. Не скажу! Ни за что не скажу! Меня уже спрашивали, вернулся ли дядюшка Дали, а я сказала, что он уехал несколько лет назад и мы ничего о нем не знаем.
   Появляется Кан Шуньцзы. Она немного сутулится, но все еще бодрая.
   Шуньцзы. Сяохуа! Сяохуа! Ты не ушла еще?
   Сяохуа. Что, тетушка?
   Шуньцзы. Сяохуа, дорогая, дай мне еще разок взглянуть на тебя! (Гладит ее по головке.) Красавица! Тебе поесть бы досыта, стала бы еще краше!.Сяохуа. Тетушка, вы уходите?
   Шуньцзы. Да-да! Ухожу, чтобы вам было легче! Дали так велит. Разве могу я его ослушаться? Когда мы пришли с ним сюда, он меньше тебя был.
   Сяохуа. А теперь вон какой вырос! И такой сильный!
   Шуньцзы. Д-да! Он был здесь всего минутку, а я помолодела на несколько лет. Я словно бы сокровище нашла. Да, я пойду за ним. С радостью разделю с ним все трудности и невзгоды. Какие у него руки, какие ноги! Настоящий богатырь!
   Сяохуа. Тетушка! И я пойду с вами!
   Шуньцзы. Иди, детка, в школу! Я еще приду повидать тебя!
   Сяохуа. Тетушка! Подождите, пока я не вернусь из школы!
   Шуньцзы. Ну-ну! Беги, дорогая, беги!
   Ван Сяохуа уходит.
   Дашуань. Тетушка! Это отец вам велит уходить?
   Шуньцзы. Он еще не решил. А я боюсь, как бы кто не узнал о том, что Дали сюда приходил. Да и я своим уходом могу навлечь на вас неприятности. В наше время то и дело кого-нибудь хватают. А я не хочу, чтобы из-за меня пострадали!
   Сюхуа. Тетушка, сами решайте. В живых останется тот, кто укроется. Время сейчас такое.
   Дашуань. Да, это верно!
   IIIаньцзы. Мать Сяохуа, давай хорошенько подумаем! И ты, Дашуань, подумай как следует! (Уходит вместе с Чжоу Сюхуа.)
   Входит Динбао.
   Динбао. Эй, хозяин, я пришла!
   Дашуань. Кто ты такая?
   Динбао. Я – Крошка Динбао. Меня послал сюда Сяо Лю. Сказал, что хозяину нужна служанка.
   Дашуань. Служанка? Да ты посмотри, какая у нас захудалая чайная! Мы с отцом совсем обеднели, не знаем, что делать.
   Медленно входит Ван Лифа. Одет небрежно, но вид бодрый.
   Ван. Ты что это, сын, вздумал за моей спиной судачить? Кто обеднел? Открой-ка ставни! Время позднее, а чайная все закрыта.
   Ван Дашуань открывает ставни. Динбао. Как самочувствие, хозяин? Ван. О! Мне бы чашки три лапши с мясной подливой, не отказался бы! Увы, нету. Сколько тебе лет, красавица? Динбао. Семнадцать! Ван. Всего?
   Динбао. Да! Мы с мамой вдвоем живем, отца нет. После победы власти отняли у нас дом, который оставил отец, сказали, что это «имущество предателя». Мама умерла с горя, а мне пришлось идти в служанки. До сих пор никак не пойму, что значит «имущество предателя». А вы понимаете?
   Ван. Будь осторожнее, девушка! Слово скажешь не так – и свалится на тебя беда! Видишь склады господина Циня позади дома? Кому-то они помешали, их тоже объявили имуществом предателя. Вот как!
   Динбао. Вы правы, хозяин, меня тоже можно причислить к имуществу предателя. У кого рука покрепче, тому и служи! Черт бы все побрал! Мне только семнадцать, а я часто думаю, что лучше бы умереть, пока не сгнила заживо, чем заниматься таким ремеслом.
   Дашуань. Отец, тебе в самом деле нужна служанка?
   Ван. Да это мы просто так с Сяо Лю говорили. Я всю жизнь люблю перемены, а вообще-то дела наши плохи! И это меня беспокоит!
   Дашуань. Не только вас, меня тоже! Но вы, видно, забыли о старой марке чайной «Юйтай»! Целых шестьдесят лет чайная существует! И вдруг служанка!
   Динбао. Что хорошего в старой марке? Ведь чем старее, тем ей цена меньше! Будь мне сейчас двадцать восемь, на меня никто бы глядеть не стал, как ни назови, хоть Крошкой Динбао, хоть Маленьким Сокровищем.
   В чайную входят двое.
   Ван. Доброе утро, ранние гости! Заварку принесли? Сын, сбегай за кипятком!
   Дашуань уходит.
   Господа, извините! Плата вперед.
   Первый посетитель. Впервые такое слышу!
   Ван. Я раньше тоже не слышал, хотя не один десяток лет держу чайную. Но вы люди умные, должны понимать: чай, уголь – все денег стоит, сейчас одна цена, а через минуту, пока вы чай пьете, глядишь, уже подскочила. Не проще ли вперед заплатить? Как по-вашему?
   Второй посетите ль. По-нашему? Проще совсем не пить (уходят.)
   Дашуань (несет кипяток.) Что такое? Ушли?
   Ван. Теперь тебе ясно?
   Динбао. А если бы я подошла и сказала: «Пришли, мальчики?» Они наверняка выложили бы серебряный!
   Ван. А ты, сын, упрямей осла!
   Дашуань (ставит чайншк.) Ладно, пойду прогуляюсь. Тошно мне тут сидеть!
   Ван. И мне тошно!
   Входит Лю Maцзы – младший в европейском костюме с портфелем под мышкой.
   Сяо Лю. Крошка Динбао! Ты здесь?
   Динбао. Ты же велел, я и пришла!
   Сяо Лю. Хозяин, ты посмотри, какое маленькое сокровище я тебе отыскал! Собой хороша, молода, прекрасно одета, с опытом – все при ней!
   Ван. Боюсь только, не по карману!
   Сяо Лю. Ей не надо платить! Верно, Динбао?
   Ван. Как не надо?
   Сяо Лю. Не беспокойся, старик! Положись на меня! У нас с Динбао свои планы! Так я говорю, Крошка?
   Динбао. Еще бы! Без этих планов не процветала бы нечестность!
   Сяо Лю. Нечестность? А ты, пожалуй, права! В свое время моего отца уволокли отсюда связанным. Не веришь? Спроси хозяина. Так я говорю, хозяин?
   Ван. Собственными глазами видел!
   Сяо Лю. Я правду говорю! Связали, выволокли на дорогу и копьем проткнули! Так я говорю, хозяин?
   Ван. Не видел, но слышал, что так оно и было.
   Сяо Лю. Я никогда не лгу, Крошка Динбао! Но мой отец занимался никудышным делом. И прожил свою жизнь кое-как. Я же должен показать, на что способен. Мне надо отличиться! (Открывает портфель, достает записную книжку.) Взгляни, Малютка, на мои планы!
   Динбао. У меня нет времени! Пора возвращаться домой. Отдохну денек, а завтра примусь за работу!
   Ван. Динбао, мне еще надо подумать.
   Сяо Лю. А я за тебя подумал, хозяин! Не веришь? Сам убедишься. Утром Крошка Динбао встанет у двери, склонит набок головку. И сразу повалят посетители! Слышишь, Крошка? Это тебя касается!
   Динбао. Лучше бы это меня не касалось! Сяо Лю. Нельзя быть такой пассивной, Крошка! Слушай…
   Входит сборщик денег за электричество.
   Сборщик. Хозяин, плати за электричество!
   Ван. За сколько месяцев?
   Сборщик. За три!
   Ван. Еще три месяца подожди, и будет ровно полгода. Только я все равно не смогу заплатить.
   Сборщик. Что ты мелешь?
   Сяо Лю. Он говорит истинную правду! Мы в подчинении у начальника управления Шэня! Знаешь такого? Он – член горкома гоминьдана, начальник управления штаба жандармерии. Не хочешь ли с него получить за электричество? Что скажешь на это?
   Сборщик. Конечно, не хочу! Извините! Дверью ошибся!
   Сяо Лю. Ну что, хозяин? Слышал? Нравится? Методы времен Гуансюя давно устарели!
   Ван. Век живи – век учись! Я многого еще не знаю!
   Сяо Лю. Вот именно!
   Входит Тан Тецзуй-младший, в шелковом халате на подкладке, в атласных туфлях.
   Сяо Лю. Ой-ой! Да никак это ты, Тецзуй, сукин сын!
   Сяо Тан. О! А это ты, Сяо Лю, черт бы тебя подрал! Подойди-ка, дай на тебя поглядеть! А ты,, стервец, ничего! Разоделся как! Со спины поглядеть, еще больше на иностранца похож, чем сам иностранец! Хозяин, я ночью наблюдал за небесными светилами и увидел, как засверкала фиолетовая звезда Цзывэй, это знак, что скоро появится настоящий император. Вот я и хочу с Сяо Лю и с этой…
   Сяо Лю… С Крошкой Динбао. До чего же хороша, все при ней – и красота и таланты. Положимся на волю судьбы. Хорошо мы сейчас живем, как рыба в воде. Хозяин, повернись, дай-ка я погляжу. Отлично! Отлично! Доброе знамение! Тебе еще повезет! Дай-ка мне чашку чая!
   Ван. Тан Тецзуй-младший!
   Сяо Тан. Не называй меня так! Я теперь духовный наставник!
   Сяо Лю. Кто же пожаловал тебе такой титул?
   Сяо Тан. Через денек-другой узнаешь.
   Ван. Наставник, ты только не забудь, что твой отец всю жизнь пил у меня задаром чай! Но по наследству это не передается!
   Сяо Тан. Хозяин, ты еще пожалеешь о том, что сказал, когда я надену святое одеяние!
   Сяо Лю. Сяо Тан, постой, я приглашаю тебя на чашку кофе, и Малютка Динбао пойдет с нами. Но тут у меня серьезная затея, послушай сначала.
   Сяо Тан. Ты, хозяин, не подумал о том, что сегодня наставник выпьет чашку-другую твоего чая, а завтра даст тебе должность начальника уезда! Ну ладно, рассказывай, Сяо Лю.
   Сяо Лю. Я только что говорил тут с Крошкой Динбао. У меня грандиозные планы!
   Сяо Тан. Я весь внимание!
   Сяо Лю. Хочу организовать «трест». Это американское слово, если не понимаешь, поясню, в переводе на пекинский значит «скупить полностью»!
   Сяо Тан. Понятно! Не иначе как ты собрался прибрать к рукам всех девиц!
   Сяо Лю. А ты неплохо соображаешь! Слушай, Малютка! Это имеет к тебе прямое отношение, и к хозяину чайной – тоже!
   Ван. Я слушаю!
   Сяо Лю. Я собираюсь объединить всех танцовщиц, всех веселых женщин, и явных и тайных, джиповых девочек и служанок и создать «трест».
   Сяо Тан (прикрыв глаза). А власти что скажут?
   Сяо Лю. Власти? Начальника управления Шэня сделаем председателем, меня управляющим.
   Сяо Тан. А меня?
   Сяо Лю. Найдешь подходящее название для треста – будешь советником, если пожелаешь!
   Сяо Тан. Только проездные чтобы платили не в фаби ^[9].
   Сяо Лю. Нет, ежемесячно несколько американских банкнотов!
   Сяо Тан. Дальше?
   Сяо Лю. Дело включает куплю-продажу, транспортировку, обучение и снабжение. Одни покупают девиц, другие – продают. Из Шанхая перевозим в Тяньцзинь, из Ханькоу – в Чунцин, готовим джиповых девочек, служанок, поставляем американским солдатам и офицерам. И всем этим будет заправлять «трест». Что ты скажешь на это?
   Сяо Тан. Великолепно! Великолепно! Во-первых, это предусматривает единый контроль, во вторых – обеспечивает нужды американских солдат, что, несомненно, пойдет на пользу государству.
   Сяо Лю. Ладно, ты только придумай для «треста» название получше да поизысканнее, что-нибудь вроде «брови – листочек ивы, глаза – косточки абрикоса, губы – вишни». Что-нибудь эдакое, поэтичное.
   Сяо Тан. Хм… «Трест», «трест»… Нет, нет! Само слово «трест» исключает изысканность. Ты посмотри, какими оно иероглифами пишется: «похищать людей с целью выкупа» или «убивать заложника» ^[10]. Не годится! Не изысканно!
   Сяо Лю. Да! Не очень изысканно! Но слово-то американское и пользуется популярностью!
   Сяо Тан. И все же «Объединенная фирма» куда красивее!
   Сяо Лю. Допустим. И как бы ты назвал эту «Объединенную фирму»?
   Динбао. Самое подходящее название – «Грязная фирма»!
   Сяо Лю. Не болтай. Крошка. Разговор серьезный! Будешь стараться, сделаем тебя над всеми девочками начальницей!
   Сяо Тан. Может быть, «Хуа хуа» – «Не скупись на цветы». Красивая девочка все равно что цветок! Нравится цветочек – не скупись, выкладывай денежки, вот тебе и название. Как поется в пекинской опере: «Горы синие, вода зеленая, прекрасен и порочен этот мир!» Что скажешь?
   Сяо Лю. Спасибо тебе, Сяо Тан. Спасибо! (Жмет руку.) Пойду к Шэню, провентилирую этот вопрос. Если он одобрит, считай себя советником. (Убирает бумаги в портфель, хочет уйти.)
   Ван. Как мне быть с Динбао?
   Сяо Лю. Я же сказал, не твоя забота. Это забота «треста». Просто я хочу провести эксперимент в твоей чайной.
   Динбао. Ты обещал напоить меня кофе.
   Сяо Лю. Сяо Тан, пойдешь с нами?
   Сяо Тан. Идите! А я должен подождать здесь одного человека.
   Сяо Лю. Пошли, Крошка!
   Динбао. До завтра, хозяин! До встречи, наставник! (Уходит вместе с Сяо Лю.)
   Сяо Тан. Хозяин, дай почитать газету!
   Ван. Сейчас поищу. Где-то здесь валялось несколько штук двухлетней давности!
   Сяо Тан. Да ты что!
   Входят Мин Шифу, Цзоу Фуюань и Вэй Фуси.
   Мин Шифу садится отдельно, Цзоу Фуюань и Вэй Фуси – вместе. Ван Лифа раскланивается с ним.
   Ван. Прошу простить, уважаемые, деньги вперед.
   Мин. Все в порядке, брат!
   Ван. Ох! Жгут губы слова эти проклятые: «Деньги вперед!» (Быстро заваривает чай.)
   Цзоу. Ну как, хозяин, будем вечером давать представление?
   Ван. Уже пробовали, никакого толку! Только попусту жечь электричество. Этим посетителей не заманишь!
   Цзоу. И то верно. Третьего дня я выступал в Хойсянь-гуане, читал отрывки из разных пьес. Рассказывал о странствующих рыцарях и борцах за справедливость, о злодеях и о героях, о почтенных старцах и о молодых… И сколько, вы думаете, пришло народу?
   Ван. Сколько же? Ведь вы мастер рассказывать эти пьесы! Как вы, никто не умеет.
   Цзоу. Если я мастер, как вы говорите, тогда почему пришло всего пять человек, да еще два безбилетника?
   Вэй. И все же, брат, у тебя дела идут лучше, чем у меня. Я уже больше месяца совсем без дела.
   Цзоу. А кто велел тебе идти в певцы?
   Вэй. Так ведь голос у меня есть и гримироваться я умею.
   Цзоу. Но на сцене ты не очень-то стараешься.
   Вэй. Пою-пою, черт возьми, и хоть бы на лепешку с лапшой заработал! Что же я рехнулся, чтобы еще стат раться?
   Цзоу. Да, Сифу, задушили нас модные песни. Но я так думаю: искусство наше нам дороже жизни. О нем болит душа. Еще несколько лет, и все его забудут. Мы виноваты перед нашими учителями. Пословица гласит: «Злу никогда не одолеть добра». Но сейчас зло восторжествовало. Все хорошее, все справедливое гибнет на корню.
   Ван (к Мин Шифу.) Давненько я вас не видел.
   Мин. Никак не мог выбраться. Я ведь теперь кормлю заключенных.
   Ван. Шеф-повар банкетов, который обслуживал сто, а то и двести человек, теперь печет кукурузные лепешки?
   Мин. Что поделаешь? В наши дни больше всего людей именно в тюрьмах. Какие там банкеты? Я даже утварь всю продал.
   Входит Фан Лю со свитками картин.
   Мин. Уважаемый Лю! Как там моя кухонная утварь? Мне деньги нужны.
   Фан. Мин Шифу, купи лучше картину!
   Мин. Зачем она мне?
   Фан. Да ты посмотри, что за картина! «Шесть великих отшельников». Дун Жомэй рисовал.
   Мин. Небо хорошо нарисовано, только голод им не утолишь!
   Фан. Он плакал, когда отдавал мне картину!
   Mин. Я тоже плакал, когда отдавал тебе свою кухонную утварь. х
   Фан. Кто плачет, тот ест тушеное мясо! Иначе зачем бы мне хлопотать? Поставь себя на мое место. Думаешь, можно прокормиться игрой на барабане?
   Мин. Уважаемый Лю, должна же быть совесть у человека, как можно так со старым приятелем?
   Фан. Стоит ли говорить о паре каких-то побрякушек! Не вспоминай больше об этом. Иначе подумаю, что ты ничего не смыслишь в дружбе.
   Входит Чэ Дандан, позвякивая двумя серебряными юанями.
   Дандан. Кто купит два юаня? Наставник, не желаете ли?
   Сяо Тан молчит. Входят Пансы и Чуньмэй. Пансы богато одета, вся в драгоценностях. Следом за ней идет Лао Ян, торговец всякой всячиной.
   Сяо Тан. Государыня! Фан Лю. Государыня! Пансы. Наставник!
   Сяо Тан. Як вашим услугам, государыня! (Усаживает Пансы, наливает ей чаю.)
   Пансы (увидев, что Чэ Дандан направляется к двери). Дандан! Подожди минутку!
   Дандан. Да, государыня.
   Лао Ян (раскрывает короб с товарами). Государыня, взгляните!
   Пансы. Спой-ка мне свою песенку, уж очень она мне нравится!
   Лао Ян. Американские иголочки и ниточки, таблеточки! Помада, крем, чулочки из нейлона. Хоть мал мой короб, есть в нем все, что для души угодно! Вот только бомбы атомной с собой не прихватил!
   Пансы. Ха-ха-ха! (Берет пару чулок.) Чуньмэй, держи! Дандан, рассчитайся с Лао Яном.
   Дандан. Государыня! Помилуйте!
   Пансы. А кто ссудил тебе деньги? Проценты идут? Сколько ты мне задолжал! Наставник, проверь-ка!
   Сяо Тан. Сейчас!
   Дандан. Не затрудняй себя, наставник, я рассчитаюсь с Лао Яном.
   Лао Ян. Государыня, пожалейте. Ведь он не отдаст.
   Пансы. Не посмеет! Я не позволю!
   Лао Ян. Угу! (Обращаясь ко всем.) Кому еще что нужно? (Поет.) Американские иголочки…
   Пансы. Хватит! Иди!
   Лао Ян. Да-да! Американские иголочки и ниточки, болваном буду, если не уйду! Пошли, Дандан! (Уходит вместе с Данданом.)
   Фан (подходит). Госпожа, мне удалось раздобыть жертвенную утварь с голубой эмалью, вещь старинная, но недорогая. На алтаре будет, выглядеть очень красиво! Хотите взглянуть?
   Пансы. Покажи императору!
   Фан. Слушаюсь! Его величество скоро взойдет на престол! Заранее вас поздравляю! Я мигом сбегаю за жертвенной утварью и отнесу ее в храм. Государыня! Замолвите за меня словечко, вовек не забуду.
   Мин. Уважаемый Лю, а как с моим делом?
   Фан. Пригляди-ка пока за моими картинами! (Уходит.)
   Мин. Стой! Надул меня, денег за утварь не отдаешь, но у меня еще остался кухонный нож! (Убегает.)
   Пансы. Хозяин, матушка Кан здесь? Попроси ее выйти!
   Сяо Тан. Сейчас сбегаю. Матушка Кан, выйдите на минутку.
   Ван. Что случилось?
   Сяо Тан. Произошли важные события в императорском дворце!
   Появляется Кан Шуньцзы.
   Шyньцзы. Зачем пожаловала?
   Пансы (идет навстречу). Матушка, я жена вашего четвертого племянника, пришла повидать вас. Присаживайтесь. (Усаживает Кан Шуньцзы.) s
   Шуньцзы. Жена четвертого племянника?
   Пансы. Да! Когда вы ушли из дома Пана, я не была еще его женой.
   Шуньцзы. Яс Панами не знаюсь! Зачем я вам понадобилась?
   Пансы. Ваш четвертый племянник Хайшунь – главный настоятель храма трех императоров. Он – двоюродный брат начальника управления Шэня, занимает важный пост в партии гоминьдан и скоро будет императором. Вы не рады?
   Шуньцзы. Императором?
   Пайсы. Да! Императорское одеяние уже готово. Он взойдет на престол в Сишане.
   Шуньцзы. Вы хотите поднять мятеж?
   Сяо Тан. Госпожа Кан, район Сишань занимает Восьмая армия. Пан Хайшунь взойдет на престол и уничтожит ее. Разве в Нанкине будут против?
   Пансы. С Хайшунем все в порядке; правда, последнее время он начал попивать да волочиться за бабами. Уже сменил несколько жен.
   Сяо Тан. Государыня, во дворцовых покоях проживало семьдесят две наложницы! Это можно проверить по книгам.
   Пансы. Был бы ты государыней, понял бы мои обиды! Я вот что думаю: будь вы со мной заодно, почтенная госпожа, я звала бы вас матушкой-государыней, и вдвоем мы справились бы с ним. Хорошо я придумала? Верно? Пойдемте со мной, почтенная госпожа, у вас будет все, что пожелаете!
   Шуньцзы. А если я не пойду с тобой?
   Пансы. Не пойдете?
   Сяо Тан. Пусть почтенная госпожа подумает, пусть подумает!
   Шуньцзы. И думать не стану! Нечего мне водиться с Панами. Пусть четвертая невестка будет императрицей, а я так и останусь простой старухой, горе до конца дней своих мыкать! Что глаза на меня таращишь? Застращать хочешь? Не застращаешь! Уж сколько лет, как я ушла от вас, – посмелела! Сама могу на кого хочешь таращиться. (Поднимается, идет.)
   Сяо Тан. Почтенная госпожа! Почтенная госпожа!
   Шуньцзы (останавливается, поворачивается к Сяо Тану). А ты, парень, оставь эту затею! Не гни спину! Попробуй честным трудом зарабатывать. (Уходит.)
   Пансы (срывает зло на Ван Лифа). Хозяин, подойди-ка ко мне! Попробуй уговорить старуху! Уговоришь – получишь мешок белой муки, не уговоришь – разнесу к чертовой матери всю твою чайную. Наставник, пошли!
   Сяо Тан. Хозяин, я вечером зайду узнать, согласилась старуха или не согласилась.
   Ван. А если я умру до вечера?
   Пансы. Тьфу! Туда тебе и дорога! (Уходит вместе с Сяо Таном и Чуньмзй.)