Страница:
Арина Ларина
Заклятая подруга
Пролог
Мутное ноябрьское небо серой губкой нависло над городом. Ветер сшибал в полете редких голубей и рвал подол белого платья, которое с грацией деревенского абажура хлопало по ногам невысокую, худенькую невесту.
– А вот и наши молодые! – пророкотал усатый тамада. – Три-четыре: по-здра-вля-ем!
Гости старательно, но нестройно подхватили его призыв, с воодушевлением начав швырять в жениха с невестой рисом и конфетами.
– Ай! – взвизгнула морально не подготовленная к церемонии невеста.
– Блин! – рявкнул жених, получив в глаз то ли грильяжем в шоколаде, то ли здоровенным леденцом.
– Горько! – завопил поддатый свидетель и жадно припал к фужеру с шампанским.
– Горько! – вздохнула разочарованная свидетельница.
Она так надеялась, что со стороны жениха будет кто-нибудь приличный. Когда подруга выходит замуж, собственное одиночество ощущается острее, словно прореха на юбке, которую надо немедленно зашить. И вот нате вам – вместо подходящего кавалера нетрезвый плейбой с плебейскими замашками. Тьфу! Свидетельница покосилась на невесту, сплевывающую попавший в рот рис, и хихикнула.
– Лизка, не ржи! – шмыгнула носом новобрачная. – Сосредоточься. Тебе еще букет ловить.
– А тебе, Ритуся, каравай надкусывать, – подмигнула свидетельница. – Гляди, челюсть не потеряй в процессе.
– Ты не в курсе, что этот усатый вредитель еще приберег для торжественной части? – тревожно поинтересовалась невеста. – Я волнуюсь. У меня на его эксперименты уже сил не осталось.
– Да ну, – легкомысленно отмахнулась Лиза. – Чего теперь волноваться-то? Все уж. Жених не сбежал, и ладно.
– Дорогие Маргарита и Андрей! Жить богато вам вдвоем, жизнь одарит вас рублем! – возопил тамада и запустил в молодых горстью монет.
– Твою дивизию! – охнул жених, прикрывая невесту от града мелочи, радостно расшвыриваемой гостями.
– А я специально по пять рублей монеты копил, чтобы не копейки молодым бросать! – гордо надрывался дядя со стороны жениха, выпятив грудь и молодцевато тряся остатками челки.
Так начиналась семейная жизнь Риты Соловьевой.
– А вот и наши молодые! – пророкотал усатый тамада. – Три-четыре: по-здра-вля-ем!
Гости старательно, но нестройно подхватили его призыв, с воодушевлением начав швырять в жениха с невестой рисом и конфетами.
– Ай! – взвизгнула морально не подготовленная к церемонии невеста.
– Блин! – рявкнул жених, получив в глаз то ли грильяжем в шоколаде, то ли здоровенным леденцом.
– Горько! – завопил поддатый свидетель и жадно припал к фужеру с шампанским.
– Горько! – вздохнула разочарованная свидетельница.
Она так надеялась, что со стороны жениха будет кто-нибудь приличный. Когда подруга выходит замуж, собственное одиночество ощущается острее, словно прореха на юбке, которую надо немедленно зашить. И вот нате вам – вместо подходящего кавалера нетрезвый плейбой с плебейскими замашками. Тьфу! Свидетельница покосилась на невесту, сплевывающую попавший в рот рис, и хихикнула.
– Лизка, не ржи! – шмыгнула носом новобрачная. – Сосредоточься. Тебе еще букет ловить.
– А тебе, Ритуся, каравай надкусывать, – подмигнула свидетельница. – Гляди, челюсть не потеряй в процессе.
– Ты не в курсе, что этот усатый вредитель еще приберег для торжественной части? – тревожно поинтересовалась невеста. – Я волнуюсь. У меня на его эксперименты уже сил не осталось.
– Да ну, – легкомысленно отмахнулась Лиза. – Чего теперь волноваться-то? Все уж. Жених не сбежал, и ладно.
– Дорогие Маргарита и Андрей! Жить богато вам вдвоем, жизнь одарит вас рублем! – возопил тамада и запустил в молодых горстью монет.
– Твою дивизию! – охнул жених, прикрывая невесту от града мелочи, радостно расшвыриваемой гостями.
– А я специально по пять рублей монеты копил, чтобы не копейки молодым бросать! – гордо надрывался дядя со стороны жениха, выпятив грудь и молодцевато тряся остатками челки.
Так начиналась семейная жизнь Риты Соловьевой.
Глава 1
– Рита, что ты топаешь как слон? – Андрей натянул одеяло на голову, уютно свернувшись калачиком. – Дай поспать!
– Ты и так целыми днями спишь, – раздраженно пробубнила она, роясь в шкафу. – Взял бы и проводил меня до работы хоть раз. Для разнообразия.
– В шесть утра? – Муж так изумился, что даже вылез из своего кокона и уставился на нее круглыми, опухшими со сна глазами.
– Да! – с вызовом бросила она. – Именно в шесть! Потому что сейчас я уйду зарабатывать на нас всех деньги, а ты будешь валяться весь день на диване! Я вообще не понимаю, почему ты постоянно болтаешься дома? Давно бы уже нашел какую-нибудь работу!
– Какую?
– За которую деньги платят! Хоть грузчиком!
– У тебя испортился характер, – со снисходительным сочувствием качнул лохматой башкой Андрей.
– Мне кажется, что у меня жизнь испортилась! – бросила Рита и, захлопнув шкаф, злобно стукнула по выключателю.
Когда она через минуту заглянула в комнату, чтобы взять сумочку, супруг уже сладко сопел.
Если бы не спавший в соседней комнате трехлетний сын, Рита, уходя, от всей души грохнула бы дверью.
На остановке было людно. Народ напряженно вытягивал шеи и зябко ежился, вглядываясь в туманную даль. Даль была даже не туманной, а мутной, под стать Ритиному настроению. Грязные листья бурыми кляксами застыли в подмороженных лужах.
Трамвайные рельсы терялись в сырой дали, уходя за горизонт. Горизонт не радовал. Никакого намека на трамвай там даже близко не было.
– Спят, паразиты, – злобно пропыхтела стоявшая рядом тетка в сиреневом берете. – А мы тут мерзни.
– Это все из-за буржуев, скупили все на корню, – моментально включился в дискуссию желчный, тощий мужик в шапочке «петушок».
Такие шапочки были в моде лет тридцать назад, когда значительная часть страны воодушевленно бегала на лыжах, поскольку иных развлечений в выходные дни не предполагалось. На лыжника мужик походил мало. Скорее он относился к другой части народонаселения, которая вместо лыж сидела в тепле и пила свеженастоянный самогон.
– У нас вон сокращения опять! Старейших сотрудников на улицу под зад пинком!
– А при чем тут трамваи? – презрительно усмехнулся молодой парень в бандане.
Первый морозец живописно залил его лопухообразные уши нежно-бордовым цветом. Но юноша, судя по всему, видел себя в зеркало в тот момент, когда его лопухи еще имели менее выраженный окрас, а потому был чрезвычайно высокого мнения о своей персоне. Он высокомерно оглядывал толпившийся на остановке люд и раздраженно раздувал ноздри. По его физиономии было ясно, что окружающих он считал неудачниками.
Контингент на остановке не менялся день изо дня, и в ожидании трамвая Рита развлекала себя фантазиями на тему вынужденных попутчиков.
Тетка в берете была как ель – зимой и летом одним цветом. Свой кислотный берет в катышках и серое дутое пальто снимала лишь летом, сменив на что-то столь же непримечательно блеклое. Лишь недолгое время в начале осени она вдруг стала кокетливо сдвигать беретик набок и даже подкрасила губы помадой морковного цвета. Все это выдавало некие позитивные изменения в личной жизни пассажирки, которые, впрочем, скоро исчезли – берет с октября она снова начала натягивать на уши, а помаду стерла.
Мужик в «петушке», ругавший буржуев, вероятно, в молодости посадил печень и испортил желчный пузырь, так как ругался ежедневно и неутомимо, точно радио, у которого сломался выключатель. Он клеймил правительство, современную культуру, происки мирового капитализма, погоду и манеру водителя возить народ. Любая реплика из толпы вдохновляла его на долгие речи, давая толчок фонтану дядькиного красноречия.
В юнце, который пыжился изо всех сил, изображая особу королевских кровей, по недоразумению забредшую в коровник, Рита сразу угадала студента-вечерника. Он, разумеется, видел себя через несколько лет с дипломом в кармане, на хорошей должности, спешащим на работу в приличном авто.
Мама всегда говорила, что Рита отлично разбирается в людях, и мечтала, что дочь станет как минимум психоаналитиком с богатой клиентурой. Светлая голова и хорошие оценки позволяли рассчитывать на престижный вуз. Удивительно, но Рита смогла поступить лишь в педагогический, после чего получила не самую лучшую работу и нашла не самого лучшего мужа.
То, что муж не самый лучший, мама повторяла еще в период сватовства. Сначала она возражала робко и вяло, потом, когда дело стало двигаться к свадьбе, Татьяна Юрьевна заволновалась и попыталась воспрепятствовать мезальянсу.
– Маргарита, это же плебей! Просто красивый, пустой эгоист, он испоганит тебе жизнь! – заламывала руки мама, периодически изображая некое подобие сердечного приступа и наскакивая на жениха с неудобными вопросами.
– Позвольте полюбопытствовать, Андрюшенька, а где вы собираетесь жить с моей дочерью? И на что? – нежно пела он, цепко ухватив Ритиного кавалера за пуговку. – Вы в курсе, что жену надо содержать? Я ее столько лет кормила, поила, воспитывала не для того, чтобы однажды в моем доме появился еще один нахлебник и сел мне на шею. Муж должен быть добытчиком. Мужчина, настоящий мужчина, я имею в виду… Хотя вряд ли вы понимаете, о чем я. Настоящий мужчина должен построить дом, посадить дерево и родить сына. Интуиция подсказывает мне, что вы способны только на последнее, и то лишь потому, что рожать не вам! Муж моей дочери должен быть добытчиком. А не дополнительным иждивенцем на моей жилплощади. Возвращаемся к нашим баранам: где и как вы собираетесь жить с Маргариточкой?
– В шалаше! Я стану жить с ней в шалаше. А по утрам уходить с дубиной за мамонтом, – ехидствовал Андрей, который от шибко интеллигентной и склонной к заумствованиям тещи тоже был не в восторге. Зато он был в восторге от Риты. Этого с избытком хватало для того, чтобы дозреть до женитьбы и терпеть эту старую мегеру в качестве члена семьи.
Тогда Рита смотрела на жениха с обожанием, аккуратно намекая маме, что разберется как-нибудь сама.
Татьяна Юрьевна, с высоты жизненного опыта взирающая на то, как родная кровиночка уверенной поступью движется к волчьему логову, тоскливо взывала к дочкиному разуму и шантажировала ее разнообразными драматическими выступлениями на тему собственного здоровья.
Она была убеждена, что Маргарита достойна большего и лучшего, но не жизни с этим чернявым красавчиком. Нет, она, конечно, вынуждена была признать, что Андрей чрезвычайно хорош собой: широкоплечий, крепкий, высокий, кареглазый – просто картинка из модного журнала, а не мужик. Так ведь разве это плюс? Да любая нормальная мать сразу скажет, что нет, ни в коем случае! Красивый мужчина как эксклюзивное авто – ему нужен охраняемый гараж и сигнализация, иначе угонят. Кроме того, он старше Риты на десять лет. Мужчина за тридцать, мало чего добившийся в жизни, мягко говоря, вообще недостоин ее дочери. Да, они были красивой парой – хрупкая синеглазая блондинка и этот холеный хлыщ, – признавалась себе будущая теща. Но разве в красоте дело? Роза в хрустальной вазе тоже смотрится эффектно, а толку? Вот на грядке она будет цвести и пахнуть, а в вазе максимум через неделю завянет. Из чего следовало, что мужчина должен быть как грядка – неказист, но надежен.
Сама Татьяна Юрьевна считала, что вышла замуж неудачно, поскольку у супруга случился пресловутый кризис среднего возраста, в связи с чем он и улизнул из семейного гнезда к молодой любовнице. Кобелирующий папенька многократно приводился дочери в качестве примера проживания с ненадежным мужиком.
Дочка металась между двух огней, но отказываться от любви не собиралась.
Ведь она всегда хорошо разбиралась в людях! А Андрюша – хороший!
Тем тягостнее сейчас было копаться в своих ощущениях, понимая, что в чем-то мама была права. Нет, конечно, она не разлюбила, но… Словно идешь по жизни, а в ботинке то ли песок, то ли камушек. И вроде можно идти дальше, но лучше остановиться и вытряхнуть. Проблема заключалась в том, что аллегории аллегориями, а что именно вытряхивать из своей жизни, Рита не совсем понимала.
Самое сложное с точки зрения человеческой психики – признать свою ошибку.
А Рита все больше склонялась к тому, что, вероятно, ошиблась.
Фатально.
– За проезд передаем! – рявкнул кондуктор, выбросив в атмосферу пары перегара, смешанные с луком и какой-то кислятиной. Он протискивался сквозь пассажиров, плотно спрессованных в этот ранний час в ограниченном пространстве трамвайного нутра.
«А кто-то спит до полудня, потом в салон, затем на тусовку, а мимоходом заглядывает в гостиницу и шпыняет унылых неудачниц типа меня. Потому что они клиенты, а я обслуга. Почему я обслуга? Почему я там унижаюсь который год, а мой паразит-муж дрыхнет дома?» – тоскливо размышляла Маргарита, выдергивая ногу из-под ботинка топтавшегося рядом пассажира.
Мужик источал запах застарелого табака и кряхтел, периодически заходясь в мучительном кашле. Кашляя, он начинал переминаться активнее, как пьяный боцман в шторм, и все чаще наступал Рите на ногу. Скорее всего, ее замшевый сапожок после подобного акта вандализма выглядел чудовищно. Даже смотреть страшно, потому что фантазия рисовала всякую дрянь без капли позитива. А что делать? Не в такси.
Андрею с работой не везло. Он так и говорил, горестно хлопая себя по бокам, будто деревенская бабка:
– Просто какой-то злой рок! Не везет!
После чего усаживался у телевизора, печально сведя красивые брови домиком и требуя сочувствия. Первое время Рита послушно сочувствовала, но необходимость постоянно подрабатывать, бросая дома новорожденного Лешку, и клянчить деньги у мамы, у блудного отца или у свекрови уверенности в завтрашнем дне не добавляла. В душе ворочалось глухое раздражение. Хотелось какой-то иной жизни. Не такой убогой.
Андрей кочевал с одного рабочего места на другое, нигде толком не задерживаясь.
– Да ты пойми! Надо найти нормальную контору с перспективами роста! Иначе мы обречены считать копейки! – горячился муж, когда Рита заводила разговор на эту тяжелую тему. – Мое призвание – бизнес! Я это чувствую. Надо только заработать начальный капитал и вложиться.
После этих слов Рита холодела, поскольку живо представляла, чем закончится для неопытного Андрея сомнительное мероприятие, называемое им «вложиться». Ситуация выглядела тупиковой. Даже советоваться с кем-нибудь не имело смысла. Любой человек сразу поинтересовался бы, о чем она думала, выходя замуж.
– Ты хоть представь, что останется, когда пройдет любовь! – взывала к ее здравому смыслу мама накануне свадьбы.
Тогда мамины реплики звучали смешно и нелепо: как может пройти любовь? Настоящая любовь не проходит!
И вот теперь получалось что-то непонятное. Может, любовь и не прошла, но рациональные мысли стали тревожить Риту все чаще. Они, словно голодные крокодилы, атаковали утлую лодочку семейного счастья, воодушевленно раскачивая ее и норовя прогрызть днище. Судя по своему внутреннему настрою, Маргарита подозревала, что течь уже имела место.
– Ты и так целыми днями спишь, – раздраженно пробубнила она, роясь в шкафу. – Взял бы и проводил меня до работы хоть раз. Для разнообразия.
– В шесть утра? – Муж так изумился, что даже вылез из своего кокона и уставился на нее круглыми, опухшими со сна глазами.
– Да! – с вызовом бросила она. – Именно в шесть! Потому что сейчас я уйду зарабатывать на нас всех деньги, а ты будешь валяться весь день на диване! Я вообще не понимаю, почему ты постоянно болтаешься дома? Давно бы уже нашел какую-нибудь работу!
– Какую?
– За которую деньги платят! Хоть грузчиком!
– У тебя испортился характер, – со снисходительным сочувствием качнул лохматой башкой Андрей.
– Мне кажется, что у меня жизнь испортилась! – бросила Рита и, захлопнув шкаф, злобно стукнула по выключателю.
Когда она через минуту заглянула в комнату, чтобы взять сумочку, супруг уже сладко сопел.
Если бы не спавший в соседней комнате трехлетний сын, Рита, уходя, от всей души грохнула бы дверью.
На остановке было людно. Народ напряженно вытягивал шеи и зябко ежился, вглядываясь в туманную даль. Даль была даже не туманной, а мутной, под стать Ритиному настроению. Грязные листья бурыми кляксами застыли в подмороженных лужах.
Трамвайные рельсы терялись в сырой дали, уходя за горизонт. Горизонт не радовал. Никакого намека на трамвай там даже близко не было.
– Спят, паразиты, – злобно пропыхтела стоявшая рядом тетка в сиреневом берете. – А мы тут мерзни.
– Это все из-за буржуев, скупили все на корню, – моментально включился в дискуссию желчный, тощий мужик в шапочке «петушок».
Такие шапочки были в моде лет тридцать назад, когда значительная часть страны воодушевленно бегала на лыжах, поскольку иных развлечений в выходные дни не предполагалось. На лыжника мужик походил мало. Скорее он относился к другой части народонаселения, которая вместо лыж сидела в тепле и пила свеженастоянный самогон.
– У нас вон сокращения опять! Старейших сотрудников на улицу под зад пинком!
– А при чем тут трамваи? – презрительно усмехнулся молодой парень в бандане.
Первый морозец живописно залил его лопухообразные уши нежно-бордовым цветом. Но юноша, судя по всему, видел себя в зеркало в тот момент, когда его лопухи еще имели менее выраженный окрас, а потому был чрезвычайно высокого мнения о своей персоне. Он высокомерно оглядывал толпившийся на остановке люд и раздраженно раздувал ноздри. По его физиономии было ясно, что окружающих он считал неудачниками.
Контингент на остановке не менялся день изо дня, и в ожидании трамвая Рита развлекала себя фантазиями на тему вынужденных попутчиков.
Тетка в берете была как ель – зимой и летом одним цветом. Свой кислотный берет в катышках и серое дутое пальто снимала лишь летом, сменив на что-то столь же непримечательно блеклое. Лишь недолгое время в начале осени она вдруг стала кокетливо сдвигать беретик набок и даже подкрасила губы помадой морковного цвета. Все это выдавало некие позитивные изменения в личной жизни пассажирки, которые, впрочем, скоро исчезли – берет с октября она снова начала натягивать на уши, а помаду стерла.
Мужик в «петушке», ругавший буржуев, вероятно, в молодости посадил печень и испортил желчный пузырь, так как ругался ежедневно и неутомимо, точно радио, у которого сломался выключатель. Он клеймил правительство, современную культуру, происки мирового капитализма, погоду и манеру водителя возить народ. Любая реплика из толпы вдохновляла его на долгие речи, давая толчок фонтану дядькиного красноречия.
В юнце, который пыжился изо всех сил, изображая особу королевских кровей, по недоразумению забредшую в коровник, Рита сразу угадала студента-вечерника. Он, разумеется, видел себя через несколько лет с дипломом в кармане, на хорошей должности, спешащим на работу в приличном авто.
Мама всегда говорила, что Рита отлично разбирается в людях, и мечтала, что дочь станет как минимум психоаналитиком с богатой клиентурой. Светлая голова и хорошие оценки позволяли рассчитывать на престижный вуз. Удивительно, но Рита смогла поступить лишь в педагогический, после чего получила не самую лучшую работу и нашла не самого лучшего мужа.
То, что муж не самый лучший, мама повторяла еще в период сватовства. Сначала она возражала робко и вяло, потом, когда дело стало двигаться к свадьбе, Татьяна Юрьевна заволновалась и попыталась воспрепятствовать мезальянсу.
– Маргарита, это же плебей! Просто красивый, пустой эгоист, он испоганит тебе жизнь! – заламывала руки мама, периодически изображая некое подобие сердечного приступа и наскакивая на жениха с неудобными вопросами.
– Позвольте полюбопытствовать, Андрюшенька, а где вы собираетесь жить с моей дочерью? И на что? – нежно пела он, цепко ухватив Ритиного кавалера за пуговку. – Вы в курсе, что жену надо содержать? Я ее столько лет кормила, поила, воспитывала не для того, чтобы однажды в моем доме появился еще один нахлебник и сел мне на шею. Муж должен быть добытчиком. Мужчина, настоящий мужчина, я имею в виду… Хотя вряд ли вы понимаете, о чем я. Настоящий мужчина должен построить дом, посадить дерево и родить сына. Интуиция подсказывает мне, что вы способны только на последнее, и то лишь потому, что рожать не вам! Муж моей дочери должен быть добытчиком. А не дополнительным иждивенцем на моей жилплощади. Возвращаемся к нашим баранам: где и как вы собираетесь жить с Маргариточкой?
– В шалаше! Я стану жить с ней в шалаше. А по утрам уходить с дубиной за мамонтом, – ехидствовал Андрей, который от шибко интеллигентной и склонной к заумствованиям тещи тоже был не в восторге. Зато он был в восторге от Риты. Этого с избытком хватало для того, чтобы дозреть до женитьбы и терпеть эту старую мегеру в качестве члена семьи.
Тогда Рита смотрела на жениха с обожанием, аккуратно намекая маме, что разберется как-нибудь сама.
Татьяна Юрьевна, с высоты жизненного опыта взирающая на то, как родная кровиночка уверенной поступью движется к волчьему логову, тоскливо взывала к дочкиному разуму и шантажировала ее разнообразными драматическими выступлениями на тему собственного здоровья.
Она была убеждена, что Маргарита достойна большего и лучшего, но не жизни с этим чернявым красавчиком. Нет, она, конечно, вынуждена была признать, что Андрей чрезвычайно хорош собой: широкоплечий, крепкий, высокий, кареглазый – просто картинка из модного журнала, а не мужик. Так ведь разве это плюс? Да любая нормальная мать сразу скажет, что нет, ни в коем случае! Красивый мужчина как эксклюзивное авто – ему нужен охраняемый гараж и сигнализация, иначе угонят. Кроме того, он старше Риты на десять лет. Мужчина за тридцать, мало чего добившийся в жизни, мягко говоря, вообще недостоин ее дочери. Да, они были красивой парой – хрупкая синеглазая блондинка и этот холеный хлыщ, – признавалась себе будущая теща. Но разве в красоте дело? Роза в хрустальной вазе тоже смотрится эффектно, а толку? Вот на грядке она будет цвести и пахнуть, а в вазе максимум через неделю завянет. Из чего следовало, что мужчина должен быть как грядка – неказист, но надежен.
Сама Татьяна Юрьевна считала, что вышла замуж неудачно, поскольку у супруга случился пресловутый кризис среднего возраста, в связи с чем он и улизнул из семейного гнезда к молодой любовнице. Кобелирующий папенька многократно приводился дочери в качестве примера проживания с ненадежным мужиком.
Дочка металась между двух огней, но отказываться от любви не собиралась.
Ведь она всегда хорошо разбиралась в людях! А Андрюша – хороший!
Тем тягостнее сейчас было копаться в своих ощущениях, понимая, что в чем-то мама была права. Нет, конечно, она не разлюбила, но… Словно идешь по жизни, а в ботинке то ли песок, то ли камушек. И вроде можно идти дальше, но лучше остановиться и вытряхнуть. Проблема заключалась в том, что аллегории аллегориями, а что именно вытряхивать из своей жизни, Рита не совсем понимала.
Самое сложное с точки зрения человеческой психики – признать свою ошибку.
А Рита все больше склонялась к тому, что, вероятно, ошиблась.
Фатально.
– За проезд передаем! – рявкнул кондуктор, выбросив в атмосферу пары перегара, смешанные с луком и какой-то кислятиной. Он протискивался сквозь пассажиров, плотно спрессованных в этот ранний час в ограниченном пространстве трамвайного нутра.
«А кто-то спит до полудня, потом в салон, затем на тусовку, а мимоходом заглядывает в гостиницу и шпыняет унылых неудачниц типа меня. Потому что они клиенты, а я обслуга. Почему я обслуга? Почему я там унижаюсь который год, а мой паразит-муж дрыхнет дома?» – тоскливо размышляла Маргарита, выдергивая ногу из-под ботинка топтавшегося рядом пассажира.
Мужик источал запах застарелого табака и кряхтел, периодически заходясь в мучительном кашле. Кашляя, он начинал переминаться активнее, как пьяный боцман в шторм, и все чаще наступал Рите на ногу. Скорее всего, ее замшевый сапожок после подобного акта вандализма выглядел чудовищно. Даже смотреть страшно, потому что фантазия рисовала всякую дрянь без капли позитива. А что делать? Не в такси.
Андрею с работой не везло. Он так и говорил, горестно хлопая себя по бокам, будто деревенская бабка:
– Просто какой-то злой рок! Не везет!
После чего усаживался у телевизора, печально сведя красивые брови домиком и требуя сочувствия. Первое время Рита послушно сочувствовала, но необходимость постоянно подрабатывать, бросая дома новорожденного Лешку, и клянчить деньги у мамы, у блудного отца или у свекрови уверенности в завтрашнем дне не добавляла. В душе ворочалось глухое раздражение. Хотелось какой-то иной жизни. Не такой убогой.
Андрей кочевал с одного рабочего места на другое, нигде толком не задерживаясь.
– Да ты пойми! Надо найти нормальную контору с перспективами роста! Иначе мы обречены считать копейки! – горячился муж, когда Рита заводила разговор на эту тяжелую тему. – Мое призвание – бизнес! Я это чувствую. Надо только заработать начальный капитал и вложиться.
После этих слов Рита холодела, поскольку живо представляла, чем закончится для неопытного Андрея сомнительное мероприятие, называемое им «вложиться». Ситуация выглядела тупиковой. Даже советоваться с кем-нибудь не имело смысла. Любой человек сразу поинтересовался бы, о чем она думала, выходя замуж.
– Ты хоть представь, что останется, когда пройдет любовь! – взывала к ее здравому смыслу мама накануне свадьбы.
Тогда мамины реплики звучали смешно и нелепо: как может пройти любовь? Настоящая любовь не проходит!
И вот теперь получалось что-то непонятное. Может, любовь и не прошла, но рациональные мысли стали тревожить Риту все чаще. Они, словно голодные крокодилы, атаковали утлую лодочку семейного счастья, воодушевленно раскачивая ее и норовя прогрызть днище. Судя по своему внутреннему настрою, Маргарита подозревала, что течь уже имела место.
Глава 2
– Лера, я просто в трансе. – Рита смотрела на подругу, тоскливо постукивая маникюром по столешнице. – Ты представляешь, что мне сегодня приснилось?
– Что ты выперла своего захребетника из дома? – жизнерадостно предположила Валерия.
– Да ну тебя! Я ж серьезно, – надулась Рита.
– То есть ты считаешь, что я шучу, – усмехнулась Лера. – Это может свидетельствовать лишь об одном – до дна ямы ты пока не долетела. Интересно, на что ты надеешься? Думаешь, что раскроется парашют? Дорогая моя, если ты не озаботилась приобретением парашюта заранее, смешно рассчитывать, что он вырастет сам. Как гриб.
Разумеется, учитывая склонность подруги к аллегориям, Рита могла бы предложить другой вариант – могли вырасти крылья. Но это было нелепо. Какие крылья? У курицы тоже есть крылья, а толку? Смешно спорить.
Мечты всегда проигрывали опыту.
– Мне приснилось, что я стала вдовой, – сердито буркнула Рита, ожидая от подруги ответной реакции.
Реакция последовала незамедлительно.
– Ну, и как оно, вдовство-то? – произнесла Лера. – Свобода, новые перспективы и квартиру не надо разменивать, да?
– При чем тут квартира? – ахнула Рита. Хотя и эта неоформленная мысль смутно маячила где-то на заднем плане.
– Квартира при всем, – назидательно напомнила Лера. – Она у вас общая. Вещи, имущество…
– Ты так говоришь, будто я разводиться собралась, – испугалась Маргарита. Развитие темы ей не нравилось.
– Нет, разводиться нельзя. Это катаклизм вселенского масштаба. Поэтому вдова – это вариант.
– Тьфу на тебя!
– Тьфу на меня, – согласилась Лера. – Но ты первая начала.
– Так я к тому и начала, что, мол, ужас какой, чего снится-то! Самой страшно! Вот с чего это?
– Подсознание, – объяснила Лера и расхохоталась. – Не кисни. Пошли работать! Подумаешь, горе какое. Мне вот после корпоратива приснились марсиане. Контакты прилетели к нам налаживать, а я им номер не могу забронировать. Всю ночь мучилась, к утру устала и проснулась с больной головой. И что мне теперь, переживать по этому поводу? А марсиане – это серьезнее, чем какой-то там ленивый мужик. Это, милая моя, межгалактические контакты космического уровня! А ты говоришь, вдова…
Валерии Горецкой было уже за сорок. Дважды сбегав замуж и многократно проверив мужской пол «на вшивость», Лера успокоилась, придя к выводу, что идеальных мужчин в природе не существует. А хватать абы кого – все равно что брать туфли не по размеру. Ну, будут они место в шкафу занимать, а удовольствия – ноль.
Мужчин как класс она приравнивала к хомякам: сплошные заботы, кормежка, неприятные запахи, да еще постоянно норовят улизнуть.
– И к чему мне эта обуза? – пожимала плечами дальновидная Лера, когда Рита с жаром пыталась убедить ее в обратном. – Нет, раз уж ты вышла замуж и родила – живи на здоровье. Я же не ору, что тебе надо немедленно развестись. Это я без детей, мне проще. А у тебя всякие бабские доводы вроде «гвоздь забить» и «ребенка поднять» имеют право на существование.
– Я его люблю, – обижалась Маргарита, с недоумением глядя на подругу, не понимающую элементарных вещей.
Лера лишь многозначительно и снисходительно фыркала:
– Девочка моя, это проходит, не волнуйся!
Познакомились они на работе.
Помыкавшись с дипломом педагога по всяческим собеседованиям, Рита попала в довольно крупную гостиницу. Наличие малолетнего Лешки оказалось существенным минусом при трудоустройстве. Молодые мамаши, норовящие впасть в состояние затяжного больничного, по единодушному мнению работодателей, считались опасным контингентом. И только в гостинице ее статус никого не напугал.
– Будете брать больничный – уволим, – сверкнув белозубой улыбкой, радушно пообещал розовощекий немец, проводивший собеседование. И чтобы Рита не усомнилась в смысле вышесказанного, энергично махнул рукой в сторону двери, видимо, демонстрируя, какое ускорение у них передается увольняемым в данном случае.
Рита азартно закивала, подтверждая, что, мол, согласна и полностью одобряет политику заведения.
Зарплату обещали приятную, мраморные холлы и респектабельная тишина подкупали, а начальница Валерия и вовсе оказалась душкой. Именно она помогла устроить на работу в гостиницу Лизу, подругу Ритиного детства.
Лера с Лизой были противоположностями. Если сорокадвухлетнюю Горецкую можно было назвать рациональным логиком, уверенно стоящим на ногах в материальном и моральном плане, то Лизу, которая была моложе Риты на пару лет, можно было сравнить со стрекозой – большеглазой, изящной, не приспособленной к жизни и наивной до безобразия.
И если Лера для Риты являлась главным советчиком и почти истиной в последней инстанции, то Лиза приятно тешила самолюбие, восхищаясь Ритиной проницательностью.
– Ритуська, ты просто гений! – ахала обычно Лиза, когда Маргарита анализировала поведение того или иного человека, будь то клиент или просто знакомый. – Ты видишь людей насквозь!
– Ага, – саркастически поддакивала Лера. – Как сапер. Он может всю жизнь заниматься разминированием сложнейших схем, а в расцвете лет один раз ошибиться. И все – цветы, природа, тишина.
В общем, подкосить самооценку Лера умела. Рита подругу искренне жалела, считая, что такой характер у Валерии по причине отсутствия в ее жизни любви и настоящего мужчины. Плюс солидный возраст, не оставляющий шансов на хоть какое-то устройство личной жизни. Рита была уверена, что после сорока жизни нет. Вернее, жизни нет уже после тридцати. Ей самой было двадцать семь, и кособокость неприятной цифры немного пугала. Ведь только что было двадцать, и нате вам – муж, ребенок и двадцать семь с хвостиком!
Лизавета, как обычно, опоздала, поэтому полноценно в обсуждении Ритиных горестей поучаствовать не смогла. Лиза Бабаева вообще всегда и везде опаздывала. Она была не просто медлительной, а этакой павой с плавными движениями и редкостной заторможенностью реакций. Зато в этом был свой плюс – она не делала поспешных выводов, не совершала необдуманных поступков и была спокойной, как удав в спячке. С Ритой они подружились еще во времена учебы в школе, поскольку постоянно возвращались домой вместе. Когда изо дня в день ходишь по одному и тому же маршруту, сложно не начать просто здороваться, а потом и общаться. Даже разница в два года, которая в третьем классе казалась колоссальной, к восьмому классу как-то незаметно сгладилась, тем более что мадемуазель Бабаева созревать начала гораздо раньше Риты.
Лизавета была высоченной, грудастой и глазастой. В собственном классе ее дразнили дылдой, зато старшеклассники проявляли к барышне повышенный интерес. Их приглашали в одни компании, общались с обеими на равных, хотя Маргарита чувствовала себя старшей сестрой и постоянно Лизавету опекала. Тем более что та была хорошей домашней девочкой, за которой следом регулярно бегала бабушка. И даже посиделки с мальчишками во дворе не обходились без Анны Даниловны, заседавшей в непосредственной близости с биноклем на шее. Тусить в закрытых помещениях, куда у бабушки не было доступа, Лизавете запрещалось. Бабуля являлась рулевым внучкиной жизни, несла круглосуточную вахту и выглядела как капитан на капитанском мостике. Неизменный бинокль и синий спортивный костюм лишь добавляли ей сходства с бывалым морским волком. Ровно в девять часов вечера Анна Даниловна появлялась на горизонте и зычно звала внучку ужинать. Рита из солидарности уходила вместе с подругой. Наверное, благодаря Бабаевой-старшей и компания у них во дворе ничего лишнего себе не позволяла – никто не курил, не пил и девочек не обижал. А как обидишь-то, если в кустах постоянно трется суровая старуха с замашками солдафона. От такой и схлопотать недолго.
Лиза была девочкой мягкой, послушной и покладистой. Она всегда улыбалась и взмахивала ресницами, как красавица-царевна из мультиков. Лизавета все делала медленно. Даже на автобус она бежала медленно. Иногда, в особо напряженных ситуациях, Рите очень хотелось дать ей волшебного пенделя, чтобы подруга хоть чуть-чуть ускорилась. Она была уверена, что такую клушу, как Лизавета, замуж никто не возьмет. Ведь, как известно, путь к сердцу мужчины лежит через желудок, а Лиза даже омлет умудрялась сжечь – ибо, пока она дефилировала от плиты к столу, плавно поводя руками и размышляя или рассуждая на животрепещущие темы, все обугливалось и переставало быть съедобным. Мужчины Лизавету долго не выдерживали и уходили.
Лиза так и говорила, протяжно вздыхая и плавно взмахивая ладошкой:
– Опять ушел. – И пожимала плечами.
Рита подозревала, что они уходили медленно, несколько раз заранее угрожающе предупреждая: мол, уйду. Но, учитывая тормознутость Лизаветы, это было слишком быстро.
Тем удивительнее был ее скоропалительный брак со Славой. Хотя Слава и сам был удивительным. И это мягко говоря…
Вячеслав Хлюпов оказался художником. Он был полной Лизаветиной противоположностью – порывистый, эмоциональный, яркий. В общем, вопреки логике и здравому смыслу, они нашли друг друга и даже поженились. После чего Слава немедленно взял Лизину фамилию. Разумеется, можно было заподозрить его в корысти, мол, из-за фамилии женился, но тогда можно было бы найти и нечто более выдающееся, нежели Лиза Бабаева. Репину какую-нибудь. Или Васнецову…
Но поскольку молодые жили душа в душу и Лиза продолжала улыбаться, как блаженная, Рита перестала подозревать ее супруга и успокоилась.
– Чего такие кислые? – Лизавета застенчиво улыбнулась, надеясь перевести разговор с темы своего опоздания на что-либо менее напряженное для психики.
Но с Валерией такие приемы не проходили.
– Что на сей раз? Опять «почему-то не успела»? – Начальница переключилась на вновь прибывшую, сурово сдвинув тонкие брови.
Лера выщипывала брови до состояния условной видимости. Подруги пытались пару раз намекнуть ей, что бровь толщиной с ниточку и в форме домика – не смотрится. Более того, столь тонкие брови делали и без того недоброе Лерино лицо стервозным и надменным. Но у мадам Горецкой по этому поводу имелось собственное мнение, не подлежавшее обсуждению.
– Я сегодня вышла раньше, – расстроенно хлопнула ресницами Лизавета. – Честное слово! Даже не накрасилась! Не позавтракала! Лишь умылась и выскочила.
– Черепаха выскочила из клетки и на огромной скорости скрылась вдали, – басом продекламировала Валерия и хлопнула ладонью по столу. – Лизка, когда я тебя слушаю, мне начинает казаться, будто у выражения «считать ворон» есть живой эквивалент. Это ты, Бабаева! Я так и вижу тебя с раскрытым ртом в процессе подсчета всех ворон по дороге! Тебе до гостиницы десять минут пешком! Как можно опоздать на полчаса, выйдя из дома на час раньше? Ты опровергаешь все законы вероятностей, относительности и здравого смысла. Хочешь, я тебя премии лишу?
– Нет, – медленно покачала головой Лизавета.
– И я не хочу. Но ты меня доведешь!
– Девочки, не надо ссориться, – произнесла Рита. – Давайте решать, что мне делать.
– А что у тебя случилось? – Лизавета обрадовалась. Ее постоянные опоздания обсуждали ежедневно. Не опаздывать она просто не умела.
– У нее случился муж-иждивенец! – кратко резюмировала ситуацию Валерия.
– Он не иждивенец! – вспыхнула Рита.
– Он умница, красавец и мечта идиотки, – кивнула Лера. – Так чего тогда обсуждать?
– Его надо устроить на работу. Иначе я его… не знаю… прибью скоро.
– Даже алкоголиков насильно не лечат, – просветила подруг Горецкая. – А уж устраивать на работу мужика, который не хочет ни работать, ни зарабатывать – дикость. Бесперспективно.
– Он хочет зарабатывать, – заступилась за супруга Рита. – Только у него не получается.
– Ну, ясное дело, – радостно согласилась Лера. – Тяжело заработать, не работая! Почти непосильная задача!
– Не язви! – Рита беспомощно покосилась на Лизу.
Та округлила глаза и пошевелила бровями. Что сие должно означать, было неясно. Вероятно, до Лизаветы дошел смысл какой-то предыдущей фразы. На историю в целом она могла отреагировать только к вечеру.
– Что ты выперла своего захребетника из дома? – жизнерадостно предположила Валерия.
– Да ну тебя! Я ж серьезно, – надулась Рита.
– То есть ты считаешь, что я шучу, – усмехнулась Лера. – Это может свидетельствовать лишь об одном – до дна ямы ты пока не долетела. Интересно, на что ты надеешься? Думаешь, что раскроется парашют? Дорогая моя, если ты не озаботилась приобретением парашюта заранее, смешно рассчитывать, что он вырастет сам. Как гриб.
Разумеется, учитывая склонность подруги к аллегориям, Рита могла бы предложить другой вариант – могли вырасти крылья. Но это было нелепо. Какие крылья? У курицы тоже есть крылья, а толку? Смешно спорить.
Мечты всегда проигрывали опыту.
– Мне приснилось, что я стала вдовой, – сердито буркнула Рита, ожидая от подруги ответной реакции.
Реакция последовала незамедлительно.
– Ну, и как оно, вдовство-то? – произнесла Лера. – Свобода, новые перспективы и квартиру не надо разменивать, да?
– При чем тут квартира? – ахнула Рита. Хотя и эта неоформленная мысль смутно маячила где-то на заднем плане.
– Квартира при всем, – назидательно напомнила Лера. – Она у вас общая. Вещи, имущество…
– Ты так говоришь, будто я разводиться собралась, – испугалась Маргарита. Развитие темы ей не нравилось.
– Нет, разводиться нельзя. Это катаклизм вселенского масштаба. Поэтому вдова – это вариант.
– Тьфу на тебя!
– Тьфу на меня, – согласилась Лера. – Но ты первая начала.
– Так я к тому и начала, что, мол, ужас какой, чего снится-то! Самой страшно! Вот с чего это?
– Подсознание, – объяснила Лера и расхохоталась. – Не кисни. Пошли работать! Подумаешь, горе какое. Мне вот после корпоратива приснились марсиане. Контакты прилетели к нам налаживать, а я им номер не могу забронировать. Всю ночь мучилась, к утру устала и проснулась с больной головой. И что мне теперь, переживать по этому поводу? А марсиане – это серьезнее, чем какой-то там ленивый мужик. Это, милая моя, межгалактические контакты космического уровня! А ты говоришь, вдова…
Валерии Горецкой было уже за сорок. Дважды сбегав замуж и многократно проверив мужской пол «на вшивость», Лера успокоилась, придя к выводу, что идеальных мужчин в природе не существует. А хватать абы кого – все равно что брать туфли не по размеру. Ну, будут они место в шкафу занимать, а удовольствия – ноль.
Мужчин как класс она приравнивала к хомякам: сплошные заботы, кормежка, неприятные запахи, да еще постоянно норовят улизнуть.
– И к чему мне эта обуза? – пожимала плечами дальновидная Лера, когда Рита с жаром пыталась убедить ее в обратном. – Нет, раз уж ты вышла замуж и родила – живи на здоровье. Я же не ору, что тебе надо немедленно развестись. Это я без детей, мне проще. А у тебя всякие бабские доводы вроде «гвоздь забить» и «ребенка поднять» имеют право на существование.
– Я его люблю, – обижалась Маргарита, с недоумением глядя на подругу, не понимающую элементарных вещей.
Лера лишь многозначительно и снисходительно фыркала:
– Девочка моя, это проходит, не волнуйся!
Познакомились они на работе.
Помыкавшись с дипломом педагога по всяческим собеседованиям, Рита попала в довольно крупную гостиницу. Наличие малолетнего Лешки оказалось существенным минусом при трудоустройстве. Молодые мамаши, норовящие впасть в состояние затяжного больничного, по единодушному мнению работодателей, считались опасным контингентом. И только в гостинице ее статус никого не напугал.
– Будете брать больничный – уволим, – сверкнув белозубой улыбкой, радушно пообещал розовощекий немец, проводивший собеседование. И чтобы Рита не усомнилась в смысле вышесказанного, энергично махнул рукой в сторону двери, видимо, демонстрируя, какое ускорение у них передается увольняемым в данном случае.
Рита азартно закивала, подтверждая, что, мол, согласна и полностью одобряет политику заведения.
Зарплату обещали приятную, мраморные холлы и респектабельная тишина подкупали, а начальница Валерия и вовсе оказалась душкой. Именно она помогла устроить на работу в гостиницу Лизу, подругу Ритиного детства.
Лера с Лизой были противоположностями. Если сорокадвухлетнюю Горецкую можно было назвать рациональным логиком, уверенно стоящим на ногах в материальном и моральном плане, то Лизу, которая была моложе Риты на пару лет, можно было сравнить со стрекозой – большеглазой, изящной, не приспособленной к жизни и наивной до безобразия.
И если Лера для Риты являлась главным советчиком и почти истиной в последней инстанции, то Лиза приятно тешила самолюбие, восхищаясь Ритиной проницательностью.
– Ритуська, ты просто гений! – ахала обычно Лиза, когда Маргарита анализировала поведение того или иного человека, будь то клиент или просто знакомый. – Ты видишь людей насквозь!
– Ага, – саркастически поддакивала Лера. – Как сапер. Он может всю жизнь заниматься разминированием сложнейших схем, а в расцвете лет один раз ошибиться. И все – цветы, природа, тишина.
В общем, подкосить самооценку Лера умела. Рита подругу искренне жалела, считая, что такой характер у Валерии по причине отсутствия в ее жизни любви и настоящего мужчины. Плюс солидный возраст, не оставляющий шансов на хоть какое-то устройство личной жизни. Рита была уверена, что после сорока жизни нет. Вернее, жизни нет уже после тридцати. Ей самой было двадцать семь, и кособокость неприятной цифры немного пугала. Ведь только что было двадцать, и нате вам – муж, ребенок и двадцать семь с хвостиком!
Лизавета, как обычно, опоздала, поэтому полноценно в обсуждении Ритиных горестей поучаствовать не смогла. Лиза Бабаева вообще всегда и везде опаздывала. Она была не просто медлительной, а этакой павой с плавными движениями и редкостной заторможенностью реакций. Зато в этом был свой плюс – она не делала поспешных выводов, не совершала необдуманных поступков и была спокойной, как удав в спячке. С Ритой они подружились еще во времена учебы в школе, поскольку постоянно возвращались домой вместе. Когда изо дня в день ходишь по одному и тому же маршруту, сложно не начать просто здороваться, а потом и общаться. Даже разница в два года, которая в третьем классе казалась колоссальной, к восьмому классу как-то незаметно сгладилась, тем более что мадемуазель Бабаева созревать начала гораздо раньше Риты.
Лизавета была высоченной, грудастой и глазастой. В собственном классе ее дразнили дылдой, зато старшеклассники проявляли к барышне повышенный интерес. Их приглашали в одни компании, общались с обеими на равных, хотя Маргарита чувствовала себя старшей сестрой и постоянно Лизавету опекала. Тем более что та была хорошей домашней девочкой, за которой следом регулярно бегала бабушка. И даже посиделки с мальчишками во дворе не обходились без Анны Даниловны, заседавшей в непосредственной близости с биноклем на шее. Тусить в закрытых помещениях, куда у бабушки не было доступа, Лизавете запрещалось. Бабуля являлась рулевым внучкиной жизни, несла круглосуточную вахту и выглядела как капитан на капитанском мостике. Неизменный бинокль и синий спортивный костюм лишь добавляли ей сходства с бывалым морским волком. Ровно в девять часов вечера Анна Даниловна появлялась на горизонте и зычно звала внучку ужинать. Рита из солидарности уходила вместе с подругой. Наверное, благодаря Бабаевой-старшей и компания у них во дворе ничего лишнего себе не позволяла – никто не курил, не пил и девочек не обижал. А как обидишь-то, если в кустах постоянно трется суровая старуха с замашками солдафона. От такой и схлопотать недолго.
Лиза была девочкой мягкой, послушной и покладистой. Она всегда улыбалась и взмахивала ресницами, как красавица-царевна из мультиков. Лизавета все делала медленно. Даже на автобус она бежала медленно. Иногда, в особо напряженных ситуациях, Рите очень хотелось дать ей волшебного пенделя, чтобы подруга хоть чуть-чуть ускорилась. Она была уверена, что такую клушу, как Лизавета, замуж никто не возьмет. Ведь, как известно, путь к сердцу мужчины лежит через желудок, а Лиза даже омлет умудрялась сжечь – ибо, пока она дефилировала от плиты к столу, плавно поводя руками и размышляя или рассуждая на животрепещущие темы, все обугливалось и переставало быть съедобным. Мужчины Лизавету долго не выдерживали и уходили.
Лиза так и говорила, протяжно вздыхая и плавно взмахивая ладошкой:
– Опять ушел. – И пожимала плечами.
Рита подозревала, что они уходили медленно, несколько раз заранее угрожающе предупреждая: мол, уйду. Но, учитывая тормознутость Лизаветы, это было слишком быстро.
Тем удивительнее был ее скоропалительный брак со Славой. Хотя Слава и сам был удивительным. И это мягко говоря…
Вячеслав Хлюпов оказался художником. Он был полной Лизаветиной противоположностью – порывистый, эмоциональный, яркий. В общем, вопреки логике и здравому смыслу, они нашли друг друга и даже поженились. После чего Слава немедленно взял Лизину фамилию. Разумеется, можно было заподозрить его в корысти, мол, из-за фамилии женился, но тогда можно было бы найти и нечто более выдающееся, нежели Лиза Бабаева. Репину какую-нибудь. Или Васнецову…
Но поскольку молодые жили душа в душу и Лиза продолжала улыбаться, как блаженная, Рита перестала подозревать ее супруга и успокоилась.
– Чего такие кислые? – Лизавета застенчиво улыбнулась, надеясь перевести разговор с темы своего опоздания на что-либо менее напряженное для психики.
Но с Валерией такие приемы не проходили.
– Что на сей раз? Опять «почему-то не успела»? – Начальница переключилась на вновь прибывшую, сурово сдвинув тонкие брови.
Лера выщипывала брови до состояния условной видимости. Подруги пытались пару раз намекнуть ей, что бровь толщиной с ниточку и в форме домика – не смотрится. Более того, столь тонкие брови делали и без того недоброе Лерино лицо стервозным и надменным. Но у мадам Горецкой по этому поводу имелось собственное мнение, не подлежавшее обсуждению.
– Я сегодня вышла раньше, – расстроенно хлопнула ресницами Лизавета. – Честное слово! Даже не накрасилась! Не позавтракала! Лишь умылась и выскочила.
– Черепаха выскочила из клетки и на огромной скорости скрылась вдали, – басом продекламировала Валерия и хлопнула ладонью по столу. – Лизка, когда я тебя слушаю, мне начинает казаться, будто у выражения «считать ворон» есть живой эквивалент. Это ты, Бабаева! Я так и вижу тебя с раскрытым ртом в процессе подсчета всех ворон по дороге! Тебе до гостиницы десять минут пешком! Как можно опоздать на полчаса, выйдя из дома на час раньше? Ты опровергаешь все законы вероятностей, относительности и здравого смысла. Хочешь, я тебя премии лишу?
– Нет, – медленно покачала головой Лизавета.
– И я не хочу. Но ты меня доведешь!
– Девочки, не надо ссориться, – произнесла Рита. – Давайте решать, что мне делать.
– А что у тебя случилось? – Лизавета обрадовалась. Ее постоянные опоздания обсуждали ежедневно. Не опаздывать она просто не умела.
– У нее случился муж-иждивенец! – кратко резюмировала ситуацию Валерия.
– Он не иждивенец! – вспыхнула Рита.
– Он умница, красавец и мечта идиотки, – кивнула Лера. – Так чего тогда обсуждать?
– Его надо устроить на работу. Иначе я его… не знаю… прибью скоро.
– Даже алкоголиков насильно не лечат, – просветила подруг Горецкая. – А уж устраивать на работу мужика, который не хочет ни работать, ни зарабатывать – дикость. Бесперспективно.
– Он хочет зарабатывать, – заступилась за супруга Рита. – Только у него не получается.
– Ну, ясное дело, – радостно согласилась Лера. – Тяжело заработать, не работая! Почти непосильная задача!
– Не язви! – Рита беспомощно покосилась на Лизу.
Та округлила глаза и пошевелила бровями. Что сие должно означать, было неясно. Вероятно, до Лизаветы дошел смысл какой-то предыдущей фразы. На историю в целом она могла отреагировать только к вечеру.