Страница:
Мы же добавим, что самое ценное в народе лежит еще глубже органического уровня. Главная ценность в народе – эта та сверхидея, которая только его одного связывает особыми, не побоюсь слова «интимными», узами с Всевышним.
Фриц Ленц писал, что «организация народа – его государство, и народ может быть счастливым, если он имеет подлинно народное (национальное. – Авт.) государство. Но и государство это еще не сам народ. Государство это организация, но не организм. Государство не может быть целью нравственности, потому что оно само нуждается в нравственной цели… Государство имеет такое оправдание только как средство достижения цели, только как организация народа…». Устойчивость народа, его историческая неизменяемость в глубинных основах его существа определяет и устойчивость государственного образования данного народа.
И здесь мы обязаны дать свою формулу, которая могла бы достаточно полно описать специфику русского этноса. В нашем случае нас интересует по возможности полная формула, которой мы можем описать тот удивительный этнический феномен, каковым является в истории Русский народ. Попытки определить с помощью точной научной формулировки, что же такое народ русский, делались неоднократно, с разной долей успеха. Некоторые авторы подобных попыток вообще отказывались от самой возможности положительно научно определить, что собой представляет наш народ, предпочитая описывать его апофатически: не это и не то и т. д. … Решимся на свою попытку, используя опыт предыдущих поколений мыслителей:
«Русский народ – это духовно-историческая целостность ушедших, живущих и грядущих поколений, несущая особую историческую миссию в пространственно-временном единстве природной, экономической, культурной, религиозной и континентально-государственной структуры, имеющая свои особые антропологические, этно-национальные, моральноэтические и лингвистические особенности, общность, которая является носителем единого, универсального, соборного сознания, имеющего тысячелетние исторические корни, определяемого особой всемирно-исторической миссией русского народа по сохранению в незыблемой целостности и чистоте православной веры в государстве российском, как последнем оплоте вселенского православия, утверждению Правды христовой на земле. Русский народ как единый духовный, антропологический, лингвистический, культурный и социально-экономический феномен является стержневым этносом исторической общности – русской нации, объединяющей широкие слои населения, связанные единой государственной территорией проживания, русским языком, социально-экономическими отношениями, православной, и, шире, общерусской культурой. Русская нация, в свою очередь, является державообразующей и стержневой для сверхновой исторической общности людей постиндустриального периода – российского суперэтноса. В такой триединой структуре населения государства российского мы видим уникальную в человеческой истории структуру имперской государственности, в которой иерархически выстроены и органически нераздельно и неслиянно объединены многие народы. Безусловно, речь идет об идеальной матрице, нашедшей свое полное выражение в императорский период русской истории, но продолжающей и сейчас в частично демонтированном виде являться основной скрепой современной государственности в РФ.
Русская нация, существующая в единстве многообразия своих этнокультурных форм исторического и государственного развития, не может быть расчленена ни духовно, ни политически, ни географически. Сегодня сохранение этого уникального единства требует создания новых гибких, универсальных национально-государственных структур с учетом конфессионального многообразия, позволяющих сохранить свою идентичность не только малым и средним народам России, но и великому русскому народу, сохранить свое историческое единство перед лицом общемировой энтропии. Нацию, как и стержневой народ ее составляющий, рождает, или скорее участвует в рождении, особое соборное, неповторимое для других человеческих коллективов, чувство пространства и ритма времени, особое отношение к священному. Отсюда и определенная глубина, о которой мы часто даже не задумываемся известной русской поговорки: «Какой русский не любит быстрой езды?!». И как не любить, если только «бешеная» скорость позволяет русскому народу каждый раз заново с каждым новым поколением осваивать огромные пространства Евразии подчиняя их своему особому ритму жизни, за которым не поспевают остальные народы, населяющие издревле ту же географическую зону, среду обитания. Иностранцев поражает наше спокойствие перед лицом огромных пространств Севера, бросающих вызов вечности своей необъятностью. «Дурная» привычка русских пытаться объять необъятное позволяет нам не только обнимать, но и крепко удерживать одну шестую часть мировой суши. И не просто удерживать, но и государственно оформлять, побеждая хаос безбрежья своими «плохими» русскими дорогами, которые, и в этом не может быть никакого сомнения, переживут все хорошие дороги уютной Европы, и которые в ситуациях чрезвычайных, по непостижимой логике вещей, оказываются всегда практичней цивилизованных автобанов.
Трудно сказать, то ли русская нация породила Великую Россию от океана до океана, то ли Великая Россия породила Великий народ, проживающий на огромной территории и сохраняющий поразительное национальное, языковое, государственное и психологическое единство.
Абсолютно иное чувство пространства, закрепленное генетически у немецкого народа. Немец мечтает о расширении своего фатерлянда и тут же пугается новых границ такого расширения, которые уже не видны с крыши его дома. Другими словами, желание народа находится в глубоком противоречии с его ограниченными природными способностями справляться со временем и пространством.
Не будет большим преувеличением сказать, что из народа нацию создает его, народа, воинское сословие. Единое стояние избранных людей своего народа, богатырей пограничных застав Отечества, против общего врага, или даже нескольких врагов, в кольце фронтов, дает почувствовать себя разрозненным племенам не просто родовичами, родственниками по крови, но создает ту основу для понимания общности исторической судьбы, которая и порождает феномен нации. Также и разрозненные восточные славяне, через ратную службу сынов многих родов на богатырских заставах святого Владимира Святославича, почувствовали себя единым русским народом, с единым отечеством – Русью, с единой христианской верой, которая утвердила незыблемые духовные основы нашей государственности. В этом ратном стоянии племенных богатырей славянства созидался единый дух народа, созидалась его национальность, его характер, к которому подстраивались и приобщались союзные в державном строительстве русскому народу племена России. Недаром же, после нашего национального краха в 1917 году, наш великий мыслитель Иван Ильин писал: «Мы должны прежде всего и больше всего – крепить, растить и углублять русский национальный духовный характер, в самих себе и в других, и в наших детях. В этом залог спасения, знамя спасения и утверждения на много десятков лет, на сотни лет вперед… В этом критерий нашего успеха. Это мерило для нашего государственного и хозяйственного строя. Здесь источник расцвета русской науки, русского искусства, русской культуры».
В действительности, национальный и культурный ренессанс нуждается в духовной свободе и национальной почвенности. Без двух этих необходимых условий он невозможен. Невозможно и возрождение наше как нации. Если же говорить о времени становления наций в Европе и у нас, то общепризнанным является убеждение, что нации есть порождение буржуазной эпохи, когда впервые низшие сословия могли почувствовать общность своей исторической судьбы с сословиями высшими. Действительно, особенности европейского феодализма не позволяли родиться чувству сопричастности с высшими слоями общества у ремесленного и крестьянского люда. Однако в России не было того феодализма, который был в Европе. И сопричастность общей исторической судьбе у русских низших слоев населения зародилось очень давно. В этом заслуга нашего особого монархического строя и Православной Церкви. Все сословия на Руси были в равной мере служивыми перед лицом Богом ставленого Государя. Не углубляясь далее в эту тему, можно утверждать, что предпосылки становления нации, в ее современном понимании на Руси зародились гораздо раньше, чем в Европе. Согласно гипотезе Тойнби, субъектами истории являются цивилизации, или «большие общества», каковых за всю историю человечества было всего около двух десятков. Из них, согласно Тойнби, продолжают существовать всего лишь пять: западноевропейская, восточноевропейская, исламская, индийская и дальневосточная. Ортега-и-Гассет вслед за Тойнби утверждает, что нации или народы являются лишь частями «больших обществ», или цивилизаций. Человеческая история – следствие проявления взаимоотношений и взаимодействия этих цивилизаций. Тойнби писал, что главной причиной упадка и последующей гибели является «раскол в душе» той или иной цивилизации.
Во-первых, сколь ни модна эта теория сейчас, она не выдерживает критики именно «справа». В ней есть неразрешимые противоречия. Из Священного писания и преданий Церкви мы знаем, что Господь на Страшном суде судить будет не цивилизации, но народы, которые, в действительности, и являются субъектами истории. Во-вторых, именно народы, а не цивилизация их исторически объединяющая, обладают тем, что Тойнби называет душой нации. Вне всякого сомнения, раскол в душе, потеря веры в священные идеалы, потеря системы ценностей ведет народ к гибели. Но это не обязательно сказывается на общем цивилизационном поле. Даже народ-лидер может сойти с исторической сцены, а цивилизация будет жить, да еще и процветать. Греки в пятнадцатом веке попали в рабство исламскому миру, а ныне находятся в рабстве у мира западноевропейского, а цивилизация, где они долгое время сохраняли лидирующие позиции, живет под главенством русского народа, который, увы, переживает сейчас фазу душевного надлома. В-третьих, если народы, в конечном счете, творение Божьего промысла, нации есть плод исторического процесса развития державных этносов, то цивилизации есть плод человеческого творчества, по причине чего они не столь долговечны, как народы и нации. В-четвертых, границы цивилизаций не остаются неизменными. Долгое время вся Европа входила в одну Христианскую цивилизацию. Западноевропейская же цивилизация была лишь плодом религиозного надлома западных христианских народов, надлома, который продолжился протестантской революцией и конечной апостасией. Современный Запад – это не Европа, это – антиевропейский союз антитрадиционных государств. Верность общей Европейской цивилизации ныне определяется верностью Христианству, и в этом смысле потаенная, православная Русь несомненно принадлежит не какой-то там восточноевропейской цивилизации, наравне с малыми европейскими этносами: поляками, болгарами и молдаванами, а древней, единой Христианской Европейской ойкумене, «Вечному Риму». С другой стороны, способность России принимать и перерабатывать инновации с Востока и Запада и делать их неотъемлемой частью собственной самобытной культуры говорит только об одном; мы действительно особая и уникальная цивилизация.
Тойнби, многие его предшественники и последователи в основу цивилизационной теории кладут фактор веры, религиозную константу этносов. Однако дело обстоит иным образом. Цивилизации складываются издревле, и являются неизменными в своем стержневом качестве, со своим неизменяемым кодом. Цивилизации являются производными от этногенетических факторов становления ее носителей, от их исторического и национального уклада. Еще в начале XIX века граф Гобино справедливо указывал, что Христианство не рождало цивилизаций, но одухотворяло их. С ним спорит К.Н. Леонтьев, который писал, что «у греческой нации было две цивилизации: древнеэллинская, классическая и христиано-византийская». Однако представляется, что корректней было бы вести речь о единой антично-римской цивилизации, оставшейся все тем же миром Вечной Империи и после принятия христианской религии в качестве официальной. Отсюда и не до конца понятая культурно-историческая ценность языческого наследия народов. Многое зависело от готовности того или иного народа принять Свет Евангельской Истины.
Например, народ Русский получил в дар веру Православную и сумел сохранить ее в первозданной апостольской чистоте. В нашем язычестве не просто уже родилась наша цивилизация, в этом смысле, единая с другими индоевропейскими народами, но и в нем наш этнос приуготовлялся, созревал до принятия высшей Истины по воле Творца. Безусловно, мы не можем игнорировать это наше языческое прошлое – основу нашей цивилизации. Мы должны тщательно и любовно его изучать, не боясь неопаганических рецидивов постсоветского социума.
Правильное понимание нашего языческого прошлого в уважении к нему, при четком понимании того, что наши предки сознательно выбрали Свет Христовой Веры, которая не отнимала «национальных богов», но дарила веру в Бога, при которой все велесы и перуны переставали страшить своим «непостоянным нравом» человека древности, делая его не только духовно более возвышенным, но и более смелым, не лишая его воинского духа, но укрепляя героическое начало в человеке, рожденного быть не послушной игрушкой в руках непознанных стихий и природных явлений, но сыном Божиим, лишенным страха перед мирозданием. В связи с этим важен вопрос, который мы уже частично разрешили выше: национальное самосознание этноса, когда оно полностью сложилось, претерпело ли перемены, не изменило ли воцерковление народа русского его национального самосознания?
Сама идея народа нашего о себе как о народе именно святорусском древнее христианизации. Самоощущение этноса складывалось издревле под влиянием его древнего национального мифа. Ощущение особой своей исторической миссии отразилось и в отношении к своему племени, в совокупности всех его поколений, как к племени, наделенному особой святостью. И это ощущение было освящено и укреплено Христовой верой.
Как мы уже писали выше, единая религия, преемственность религиозно-духовных категорий очень важны для этноса, чтобы на протяжении длительного исторического времени сохранять неизменной свою национальную идентичность. И.Е. Забелин писал: «Народ как один человек имеет ум, склад мысли… народ не есть мужик или барин, а это есть дух, особый нрав, обычай, особая сила, которая все переделывает по-своему…. В России корень – мир, община, произошедшая из рода. Государство, общество состояло из родичей. Личность же поглощалась идеями и понятиями рода». Род стоял на страже духовного мира человека. Измени дух народа, и от народа останутся одни ошметки. Внуши народу мысли о приоритете его «несравненной личности» перед всем остальным – и навсегда рвутся духовные и родовые нити духовного, этнического и государственного единства. Дух народа, по сути, определяет в народе и все остальное. Дух этноса отвечает за то, что в образующемся сообществе единого народа формируется и созревает сложное, но вполне определенное представление о мире и жизни… Стихийная душа, дух народный. Для слабых характеров дух народный заменяет характер. Для слабых умов он дает стихийный ум. Он возмещает недостаток воли и чувства, он есть то таинственное существо, которое греки зовут гением. Теперь, побывав несколько дней среди представителей народных, особенно остро чувствуешь, как гений русский как будто отлетел. Исчез наш собирательный ум, наш древний здравый смысл, который когда-то составлял русскую гордость… Поляки безмозглые потому, что раньше были обработаны чужой и в значительной степени еврейской мыслью. Пришел, очевидно, и наш черед!!!». Ситуация сейчас, по сравнению с началом века XX, не улучшилась, и все же у нас не отобрана окончательно возможность героическим усилием вернуть себе здравый смысл и наследованный через тысячелетия уникальный национальный дух.
Испанский философ Ортега-и-Гасет исходит из того, что первоначально складывающееся у народов мировоззрение может быть только религиозным. Отдельный индивидуум или группа индивидуумов могут жить, имея нерелигиозное представление о мире, но народ как таковой не может иметь иных идей о мире, кроме религиозных. Эти идеи определяют его историческую жизнь. Эта жизнь не может быть познаваема без духовной жизни в единой с народом религиозной традиции. Итак, мы можем констатировать, что становление нашего этноса, оформление его как нации – особой исторической общности складывалось в едином духовном поле Православной веры, что в корне отличает нас от многих больших европейских народов, чьи национально-государственные институты зачастую переживали фазу духовного надлома и смены религиозных идеалов народа. Стоит вспомнить только о периоде реформации, когда безжалостно уничтожались протестантами еще недавно столь дорогие народному сердцу святыни католической церкви, что привело и дух народа к серьезным мутациям. Становление же европейских буржуазных наций вообще происходило под знаменами антиклерикализма, что на деле оборачивалось всеобщим отступлением от христианства.
Таким образом, историческое становление русской нации ее этических идеалов, начало ее государственного творчества определяется ее древностью в сравнении с другими европейскими этносами. Русская нация формировалась в определенном духовном поле Православной веры, хранимой национальным гением русского племени как державообразующего стержневого народа. Становление нации происходило эволюционно, но фундамент осознанного национального единства и единства исторической судьбы всего русского племени был заложен тысячу лет назад и связан с крещением при князе Владимире всего народа русского.
Небуржуазный, традиционный, сугубо родовой, религиозно обусловленный характер становления русской нации создал, с одной стороны, монолит этнически однородной исторической общности, когда невозможно говорить о полиэтничности русской нации, совершенно произвольно включая в нее другие этносы России; с другой стороны, поставил перед нами новую историческую задачу по включению иных, союзных русскому народу в его государственном строительстве этносов в некую новую историческую общность. Процесс становления суперэтноса или супернации российской был прерван в 1917 году. Этот процесс исходил из непреложного факта лидирующей роли русского племени в этом новом историческом имперском единстве буржуазной эпохи. Не случайно вся совокупность имперских народов в литературе обозначалась не иначе как русской. Под русскими народами хотели разуметь некое имперское единство нового суперэтноса, соотносимого с ромеями Византийской полиэтничной империи. Современные попытки расплавить русских и другие народы в едином котле внеконфессиональной, вненациональной, внеэтической, необуржуазной российской нации – процесс антиисторический и бесперспективный. Издревле сложившаяся русская нация может стать только имперским ядром для всех новых исторических надэтнических объединений, но никак не может быть нивелирована и лишена своего исторического и национального лица в угоду химерам безнационального россиянства.
Из всего вышесказанного вытекает и еще один важный критерий в определении национальных особенностей этносов. Важным этнообразующим фактором, определяющим духовный строй народа, а равно и влияющим на становление нации, является своя органическая государственность как важнейший сегмент национальной идеи. Рассматривая становление Русского государства, его непрерывное и независимое развитие, каковым оно было со времен задолго до Рюрика и вплоть до преступного февраля 1917 года, мы вновь убеждаемся в очевидном отличии становления нашей государственности, наших государственных институтов от государств и институтов западноевропейских этносов. У славян долго складывалась государственность в силу того, что она медленно, без внешних сильных импульсов вырастала из древнего родового и общинного строя. Те славянские племена, которые переселились на территорию Византии, в отличие от германцев, были более озабочены сохранением своей племенной идентичности, чем проблемой социально-политического врастания в Римское государство. Озабоченность сохранением своего родоплеменного лица не способствовала не только растворению в массе ромейского суперэтноса, но и усвоению римских правовых институтов, усвоению государственной идеи, самой высокой и развитой, возможно, за всю человеческую историю! Германцы же включались в процесс преобразования Римской империи в варварские королевства всей своей этнической массой, и, паразитируя на западноримской государственности, достаточно быстро создавали свои государственные образования. Результатом того стало возрождение на новой варварской основе некоторых принципов римской государственности, но при этом полная утрата национального лица и растворение в римском суперэтносе Запада на начальном этапе племенных групп варваров. Только затем из этого плавильного котла выкристаллизовывались уже принципиально новые народы, не римляне и не потомки германских племен, но испанцы, французы, итальянцы.
В то время как франки, готы и лангобарды, породившие варварские королевства, ставшие впоследствии Францией, Испанией, Италией, исчезли из истории, сербы, болгары и хорваты, сохранив свою национальную идентичность, создали свои государства на территории империи Ромеев намного позднее. Сама византийская государственность не могла поглотить эти племена и переплавить их в своем имперском суперэтносе. Поляки, чехи, мораване, полабские славяне и русские создавали государственность, что называется, на голом месте, медленно, но надежно и в исключительно национальном ключе, что не мешало необходимым заимствованиям от Вечной Римской Империи, нашедшей свой последний территориальный приют в самобытной Русской Державе. Не случайно и единая Германская империя на самых коренных германских территориях, вне соприкосновения с Римской государственностью, а временами даже и при очень тесном контакте с Римом, окончательно сложилась как национальное государство только в XIX веке. Если говорить о Британии, то ее островное положение создало особые условия для развития государственности, которая, впрочем, получила сильнейшую римскую прививку, если не инициирующее начало. Сложно сказать, смогли бы кельты самостоятельно дорасти до государственности. История не дает нам таких примеров. Кельты оказались, вместе с балтами, среди северных индоевропейцев самыми государственно бездарными. Англосаксонские же королевства, так или иначе, паразитировали на зачатках местной кельто-римской государственности, хотя в меньшей мере, чем на континенте.
Таким образом, Русская государственность, зародившаяся как национальная идея возможно уже в скифские времена, созрела до Империи исключительно на собственной почве, став особым неповторимым национально-государственным миром, не сводимым ни к Европе, ни к Азии, ни даже к Евразии, но ставшей идеальной замкнутой системой для осуществления translatio imperii в XV веке из Византии.
Государственность наша была, есть и будет особым священным миром – Святой Русью, облаченной в порфиру Вечной Империи с четким осознанием своей исторической миссии, своей государственной идеи.
Государство, как и человек, нуждается в смысле существования, империя – в вере в свою миссию, нация – в общей осмысленной истории. Вакуум осмысленности неизбежно будет заполняться суррогатами смыслов или их хаотическими наборами… уродливо соединяющими их на основе какой-нибудь примитивной, обедненной идеологии. Это суждение лучше всего описывает ту больную идейную среду, в которой сегодняшнее руководство Российской Федерации лихорадочно ищет «национальную идеологию», и очень уж часто ее находит там, где ее в принципе быть не может, на деле пытаясь создать из жалких обрывков чужих идеологем причудливый наряд для «новой России», которая может быть или старой и вечной Россией, или не быть Россией вовсе.
Крайне важно нам всем сознавать, что, говоря словами философа Николая Болдырева, «великодержавность России понятна для нас как патриотический моральный постулат, как необходимый оттенок нашего сознания России. С идеей России неразрывно связан империализм России, потому что империализм означает мировое, космическое призвание государства…Мировые империи сознают себя призванными в известный момент всемирной истории вместить весь мировой смысл».
Особенность нашей государственной идеи еще и в том, что она у нас так же сугубо религиозна и не может рассматриваться в отрыве от нашей веры. Святая Русь есть, несомненно, икона государственного бытия русского народа, в которой отражается инобытие Царствия Небесного. По этой причине Отечество свято для нас не просто как место земного рождения, но и как священное отражение Небесной Отчизны, как икона первообраза Горнего Иерусалима. Именно поэтому загадки и самый смысл русской истории прикровенны по своей сакральной природе. Они открываются нам как чудесное, совершаемое во времени, таинство, и, одновременно, остаются непостижимыми в своей полноте, как заповедная Светлоярская тайна, сокрытая до времени от глаз нечестивых. Образ града Китежа – это не есть только символ наших исторических истоков и судеб. Образ этот – сама наша история, раскрываемая в полноте только причастникам таинства.
Фриц Ленц писал, что «организация народа – его государство, и народ может быть счастливым, если он имеет подлинно народное (национальное. – Авт.) государство. Но и государство это еще не сам народ. Государство это организация, но не организм. Государство не может быть целью нравственности, потому что оно само нуждается в нравственной цели… Государство имеет такое оправдание только как средство достижения цели, только как организация народа…». Устойчивость народа, его историческая неизменяемость в глубинных основах его существа определяет и устойчивость государственного образования данного народа.
И здесь мы обязаны дать свою формулу, которая могла бы достаточно полно описать специфику русского этноса. В нашем случае нас интересует по возможности полная формула, которой мы можем описать тот удивительный этнический феномен, каковым является в истории Русский народ. Попытки определить с помощью точной научной формулировки, что же такое народ русский, делались неоднократно, с разной долей успеха. Некоторые авторы подобных попыток вообще отказывались от самой возможности положительно научно определить, что собой представляет наш народ, предпочитая описывать его апофатически: не это и не то и т. д. … Решимся на свою попытку, используя опыт предыдущих поколений мыслителей:
«Русский народ – это духовно-историческая целостность ушедших, живущих и грядущих поколений, несущая особую историческую миссию в пространственно-временном единстве природной, экономической, культурной, религиозной и континентально-государственной структуры, имеющая свои особые антропологические, этно-национальные, моральноэтические и лингвистические особенности, общность, которая является носителем единого, универсального, соборного сознания, имеющего тысячелетние исторические корни, определяемого особой всемирно-исторической миссией русского народа по сохранению в незыблемой целостности и чистоте православной веры в государстве российском, как последнем оплоте вселенского православия, утверждению Правды христовой на земле. Русский народ как единый духовный, антропологический, лингвистический, культурный и социально-экономический феномен является стержневым этносом исторической общности – русской нации, объединяющей широкие слои населения, связанные единой государственной территорией проживания, русским языком, социально-экономическими отношениями, православной, и, шире, общерусской культурой. Русская нация, в свою очередь, является державообразующей и стержневой для сверхновой исторической общности людей постиндустриального периода – российского суперэтноса. В такой триединой структуре населения государства российского мы видим уникальную в человеческой истории структуру имперской государственности, в которой иерархически выстроены и органически нераздельно и неслиянно объединены многие народы. Безусловно, речь идет об идеальной матрице, нашедшей свое полное выражение в императорский период русской истории, но продолжающей и сейчас в частично демонтированном виде являться основной скрепой современной государственности в РФ.
Русская нация, существующая в единстве многообразия своих этнокультурных форм исторического и государственного развития, не может быть расчленена ни духовно, ни политически, ни географически. Сегодня сохранение этого уникального единства требует создания новых гибких, универсальных национально-государственных структур с учетом конфессионального многообразия, позволяющих сохранить свою идентичность не только малым и средним народам России, но и великому русскому народу, сохранить свое историческое единство перед лицом общемировой энтропии. Нацию, как и стержневой народ ее составляющий, рождает, или скорее участвует в рождении, особое соборное, неповторимое для других человеческих коллективов, чувство пространства и ритма времени, особое отношение к священному. Отсюда и определенная глубина, о которой мы часто даже не задумываемся известной русской поговорки: «Какой русский не любит быстрой езды?!». И как не любить, если только «бешеная» скорость позволяет русскому народу каждый раз заново с каждым новым поколением осваивать огромные пространства Евразии подчиняя их своему особому ритму жизни, за которым не поспевают остальные народы, населяющие издревле ту же географическую зону, среду обитания. Иностранцев поражает наше спокойствие перед лицом огромных пространств Севера, бросающих вызов вечности своей необъятностью. «Дурная» привычка русских пытаться объять необъятное позволяет нам не только обнимать, но и крепко удерживать одну шестую часть мировой суши. И не просто удерживать, но и государственно оформлять, побеждая хаос безбрежья своими «плохими» русскими дорогами, которые, и в этом не может быть никакого сомнения, переживут все хорошие дороги уютной Европы, и которые в ситуациях чрезвычайных, по непостижимой логике вещей, оказываются всегда практичней цивилизованных автобанов.
Трудно сказать, то ли русская нация породила Великую Россию от океана до океана, то ли Великая Россия породила Великий народ, проживающий на огромной территории и сохраняющий поразительное национальное, языковое, государственное и психологическое единство.
Абсолютно иное чувство пространства, закрепленное генетически у немецкого народа. Немец мечтает о расширении своего фатерлянда и тут же пугается новых границ такого расширения, которые уже не видны с крыши его дома. Другими словами, желание народа находится в глубоком противоречии с его ограниченными природными способностями справляться со временем и пространством.
Не будет большим преувеличением сказать, что из народа нацию создает его, народа, воинское сословие. Единое стояние избранных людей своего народа, богатырей пограничных застав Отечества, против общего врага, или даже нескольких врагов, в кольце фронтов, дает почувствовать себя разрозненным племенам не просто родовичами, родственниками по крови, но создает ту основу для понимания общности исторической судьбы, которая и порождает феномен нации. Также и разрозненные восточные славяне, через ратную службу сынов многих родов на богатырских заставах святого Владимира Святославича, почувствовали себя единым русским народом, с единым отечеством – Русью, с единой христианской верой, которая утвердила незыблемые духовные основы нашей государственности. В этом ратном стоянии племенных богатырей славянства созидался единый дух народа, созидалась его национальность, его характер, к которому подстраивались и приобщались союзные в державном строительстве русскому народу племена России. Недаром же, после нашего национального краха в 1917 году, наш великий мыслитель Иван Ильин писал: «Мы должны прежде всего и больше всего – крепить, растить и углублять русский национальный духовный характер, в самих себе и в других, и в наших детях. В этом залог спасения, знамя спасения и утверждения на много десятков лет, на сотни лет вперед… В этом критерий нашего успеха. Это мерило для нашего государственного и хозяйственного строя. Здесь источник расцвета русской науки, русского искусства, русской культуры».
В действительности, национальный и культурный ренессанс нуждается в духовной свободе и национальной почвенности. Без двух этих необходимых условий он невозможен. Невозможно и возрождение наше как нации. Если же говорить о времени становления наций в Европе и у нас, то общепризнанным является убеждение, что нации есть порождение буржуазной эпохи, когда впервые низшие сословия могли почувствовать общность своей исторической судьбы с сословиями высшими. Действительно, особенности европейского феодализма не позволяли родиться чувству сопричастности с высшими слоями общества у ремесленного и крестьянского люда. Однако в России не было того феодализма, который был в Европе. И сопричастность общей исторической судьбе у русских низших слоев населения зародилось очень давно. В этом заслуга нашего особого монархического строя и Православной Церкви. Все сословия на Руси были в равной мере служивыми перед лицом Богом ставленого Государя. Не углубляясь далее в эту тему, можно утверждать, что предпосылки становления нации, в ее современном понимании на Руси зародились гораздо раньше, чем в Европе. Согласно гипотезе Тойнби, субъектами истории являются цивилизации, или «большие общества», каковых за всю историю человечества было всего около двух десятков. Из них, согласно Тойнби, продолжают существовать всего лишь пять: западноевропейская, восточноевропейская, исламская, индийская и дальневосточная. Ортега-и-Гассет вслед за Тойнби утверждает, что нации или народы являются лишь частями «больших обществ», или цивилизаций. Человеческая история – следствие проявления взаимоотношений и взаимодействия этих цивилизаций. Тойнби писал, что главной причиной упадка и последующей гибели является «раскол в душе» той или иной цивилизации.
Во-первых, сколь ни модна эта теория сейчас, она не выдерживает критики именно «справа». В ней есть неразрешимые противоречия. Из Священного писания и преданий Церкви мы знаем, что Господь на Страшном суде судить будет не цивилизации, но народы, которые, в действительности, и являются субъектами истории. Во-вторых, именно народы, а не цивилизация их исторически объединяющая, обладают тем, что Тойнби называет душой нации. Вне всякого сомнения, раскол в душе, потеря веры в священные идеалы, потеря системы ценностей ведет народ к гибели. Но это не обязательно сказывается на общем цивилизационном поле. Даже народ-лидер может сойти с исторической сцены, а цивилизация будет жить, да еще и процветать. Греки в пятнадцатом веке попали в рабство исламскому миру, а ныне находятся в рабстве у мира западноевропейского, а цивилизация, где они долгое время сохраняли лидирующие позиции, живет под главенством русского народа, который, увы, переживает сейчас фазу душевного надлома. В-третьих, если народы, в конечном счете, творение Божьего промысла, нации есть плод исторического процесса развития державных этносов, то цивилизации есть плод человеческого творчества, по причине чего они не столь долговечны, как народы и нации. В-четвертых, границы цивилизаций не остаются неизменными. Долгое время вся Европа входила в одну Христианскую цивилизацию. Западноевропейская же цивилизация была лишь плодом религиозного надлома западных христианских народов, надлома, который продолжился протестантской революцией и конечной апостасией. Современный Запад – это не Европа, это – антиевропейский союз антитрадиционных государств. Верность общей Европейской цивилизации ныне определяется верностью Христианству, и в этом смысле потаенная, православная Русь несомненно принадлежит не какой-то там восточноевропейской цивилизации, наравне с малыми европейскими этносами: поляками, болгарами и молдаванами, а древней, единой Христианской Европейской ойкумене, «Вечному Риму». С другой стороны, способность России принимать и перерабатывать инновации с Востока и Запада и делать их неотъемлемой частью собственной самобытной культуры говорит только об одном; мы действительно особая и уникальная цивилизация.
Тойнби, многие его предшественники и последователи в основу цивилизационной теории кладут фактор веры, религиозную константу этносов. Однако дело обстоит иным образом. Цивилизации складываются издревле, и являются неизменными в своем стержневом качестве, со своим неизменяемым кодом. Цивилизации являются производными от этногенетических факторов становления ее носителей, от их исторического и национального уклада. Еще в начале XIX века граф Гобино справедливо указывал, что Христианство не рождало цивилизаций, но одухотворяло их. С ним спорит К.Н. Леонтьев, который писал, что «у греческой нации было две цивилизации: древнеэллинская, классическая и христиано-византийская». Однако представляется, что корректней было бы вести речь о единой антично-римской цивилизации, оставшейся все тем же миром Вечной Империи и после принятия христианской религии в качестве официальной. Отсюда и не до конца понятая культурно-историческая ценность языческого наследия народов. Многое зависело от готовности того или иного народа принять Свет Евангельской Истины.
Например, народ Русский получил в дар веру Православную и сумел сохранить ее в первозданной апостольской чистоте. В нашем язычестве не просто уже родилась наша цивилизация, в этом смысле, единая с другими индоевропейскими народами, но и в нем наш этнос приуготовлялся, созревал до принятия высшей Истины по воле Творца. Безусловно, мы не можем игнорировать это наше языческое прошлое – основу нашей цивилизации. Мы должны тщательно и любовно его изучать, не боясь неопаганических рецидивов постсоветского социума.
Правильное понимание нашего языческого прошлого в уважении к нему, при четком понимании того, что наши предки сознательно выбрали Свет Христовой Веры, которая не отнимала «национальных богов», но дарила веру в Бога, при которой все велесы и перуны переставали страшить своим «непостоянным нравом» человека древности, делая его не только духовно более возвышенным, но и более смелым, не лишая его воинского духа, но укрепляя героическое начало в человеке, рожденного быть не послушной игрушкой в руках непознанных стихий и природных явлений, но сыном Божиим, лишенным страха перед мирозданием. В связи с этим важен вопрос, который мы уже частично разрешили выше: национальное самосознание этноса, когда оно полностью сложилось, претерпело ли перемены, не изменило ли воцерковление народа русского его национального самосознания?
Сама идея народа нашего о себе как о народе именно святорусском древнее христианизации. Самоощущение этноса складывалось издревле под влиянием его древнего национального мифа. Ощущение особой своей исторической миссии отразилось и в отношении к своему племени, в совокупности всех его поколений, как к племени, наделенному особой святостью. И это ощущение было освящено и укреплено Христовой верой.
Как мы уже писали выше, единая религия, преемственность религиозно-духовных категорий очень важны для этноса, чтобы на протяжении длительного исторического времени сохранять неизменной свою национальную идентичность. И.Е. Забелин писал: «Народ как один человек имеет ум, склад мысли… народ не есть мужик или барин, а это есть дух, особый нрав, обычай, особая сила, которая все переделывает по-своему…. В России корень – мир, община, произошедшая из рода. Государство, общество состояло из родичей. Личность же поглощалась идеями и понятиями рода». Род стоял на страже духовного мира человека. Измени дух народа, и от народа останутся одни ошметки. Внуши народу мысли о приоритете его «несравненной личности» перед всем остальным – и навсегда рвутся духовные и родовые нити духовного, этнического и государственного единства. Дух народа, по сути, определяет в народе и все остальное. Дух этноса отвечает за то, что в образующемся сообществе единого народа формируется и созревает сложное, но вполне определенное представление о мире и жизни… Стихийная душа, дух народный. Для слабых характеров дух народный заменяет характер. Для слабых умов он дает стихийный ум. Он возмещает недостаток воли и чувства, он есть то таинственное существо, которое греки зовут гением. Теперь, побывав несколько дней среди представителей народных, особенно остро чувствуешь, как гений русский как будто отлетел. Исчез наш собирательный ум, наш древний здравый смысл, который когда-то составлял русскую гордость… Поляки безмозглые потому, что раньше были обработаны чужой и в значительной степени еврейской мыслью. Пришел, очевидно, и наш черед!!!». Ситуация сейчас, по сравнению с началом века XX, не улучшилась, и все же у нас не отобрана окончательно возможность героическим усилием вернуть себе здравый смысл и наследованный через тысячелетия уникальный национальный дух.
Испанский философ Ортега-и-Гасет исходит из того, что первоначально складывающееся у народов мировоззрение может быть только религиозным. Отдельный индивидуум или группа индивидуумов могут жить, имея нерелигиозное представление о мире, но народ как таковой не может иметь иных идей о мире, кроме религиозных. Эти идеи определяют его историческую жизнь. Эта жизнь не может быть познаваема без духовной жизни в единой с народом религиозной традиции. Итак, мы можем констатировать, что становление нашего этноса, оформление его как нации – особой исторической общности складывалось в едином духовном поле Православной веры, что в корне отличает нас от многих больших европейских народов, чьи национально-государственные институты зачастую переживали фазу духовного надлома и смены религиозных идеалов народа. Стоит вспомнить только о периоде реформации, когда безжалостно уничтожались протестантами еще недавно столь дорогие народному сердцу святыни католической церкви, что привело и дух народа к серьезным мутациям. Становление же европейских буржуазных наций вообще происходило под знаменами антиклерикализма, что на деле оборачивалось всеобщим отступлением от христианства.
Таким образом, историческое становление русской нации ее этических идеалов, начало ее государственного творчества определяется ее древностью в сравнении с другими европейскими этносами. Русская нация формировалась в определенном духовном поле Православной веры, хранимой национальным гением русского племени как державообразующего стержневого народа. Становление нации происходило эволюционно, но фундамент осознанного национального единства и единства исторической судьбы всего русского племени был заложен тысячу лет назад и связан с крещением при князе Владимире всего народа русского.
Небуржуазный, традиционный, сугубо родовой, религиозно обусловленный характер становления русской нации создал, с одной стороны, монолит этнически однородной исторической общности, когда невозможно говорить о полиэтничности русской нации, совершенно произвольно включая в нее другие этносы России; с другой стороны, поставил перед нами новую историческую задачу по включению иных, союзных русскому народу в его государственном строительстве этносов в некую новую историческую общность. Процесс становления суперэтноса или супернации российской был прерван в 1917 году. Этот процесс исходил из непреложного факта лидирующей роли русского племени в этом новом историческом имперском единстве буржуазной эпохи. Не случайно вся совокупность имперских народов в литературе обозначалась не иначе как русской. Под русскими народами хотели разуметь некое имперское единство нового суперэтноса, соотносимого с ромеями Византийской полиэтничной империи. Современные попытки расплавить русских и другие народы в едином котле внеконфессиональной, вненациональной, внеэтической, необуржуазной российской нации – процесс антиисторический и бесперспективный. Издревле сложившаяся русская нация может стать только имперским ядром для всех новых исторических надэтнических объединений, но никак не может быть нивелирована и лишена своего исторического и национального лица в угоду химерам безнационального россиянства.
Из всего вышесказанного вытекает и еще один важный критерий в определении национальных особенностей этносов. Важным этнообразующим фактором, определяющим духовный строй народа, а равно и влияющим на становление нации, является своя органическая государственность как важнейший сегмент национальной идеи. Рассматривая становление Русского государства, его непрерывное и независимое развитие, каковым оно было со времен задолго до Рюрика и вплоть до преступного февраля 1917 года, мы вновь убеждаемся в очевидном отличии становления нашей государственности, наших государственных институтов от государств и институтов западноевропейских этносов. У славян долго складывалась государственность в силу того, что она медленно, без внешних сильных импульсов вырастала из древнего родового и общинного строя. Те славянские племена, которые переселились на территорию Византии, в отличие от германцев, были более озабочены сохранением своей племенной идентичности, чем проблемой социально-политического врастания в Римское государство. Озабоченность сохранением своего родоплеменного лица не способствовала не только растворению в массе ромейского суперэтноса, но и усвоению римских правовых институтов, усвоению государственной идеи, самой высокой и развитой, возможно, за всю человеческую историю! Германцы же включались в процесс преобразования Римской империи в варварские королевства всей своей этнической массой, и, паразитируя на западноримской государственности, достаточно быстро создавали свои государственные образования. Результатом того стало возрождение на новой варварской основе некоторых принципов римской государственности, но при этом полная утрата национального лица и растворение в римском суперэтносе Запада на начальном этапе племенных групп варваров. Только затем из этого плавильного котла выкристаллизовывались уже принципиально новые народы, не римляне и не потомки германских племен, но испанцы, французы, итальянцы.
В то время как франки, готы и лангобарды, породившие варварские королевства, ставшие впоследствии Францией, Испанией, Италией, исчезли из истории, сербы, болгары и хорваты, сохранив свою национальную идентичность, создали свои государства на территории империи Ромеев намного позднее. Сама византийская государственность не могла поглотить эти племена и переплавить их в своем имперском суперэтносе. Поляки, чехи, мораване, полабские славяне и русские создавали государственность, что называется, на голом месте, медленно, но надежно и в исключительно национальном ключе, что не мешало необходимым заимствованиям от Вечной Римской Империи, нашедшей свой последний территориальный приют в самобытной Русской Державе. Не случайно и единая Германская империя на самых коренных германских территориях, вне соприкосновения с Римской государственностью, а временами даже и при очень тесном контакте с Римом, окончательно сложилась как национальное государство только в XIX веке. Если говорить о Британии, то ее островное положение создало особые условия для развития государственности, которая, впрочем, получила сильнейшую римскую прививку, если не инициирующее начало. Сложно сказать, смогли бы кельты самостоятельно дорасти до государственности. История не дает нам таких примеров. Кельты оказались, вместе с балтами, среди северных индоевропейцев самыми государственно бездарными. Англосаксонские же королевства, так или иначе, паразитировали на зачатках местной кельто-римской государственности, хотя в меньшей мере, чем на континенте.
Таким образом, Русская государственность, зародившаяся как национальная идея возможно уже в скифские времена, созрела до Империи исключительно на собственной почве, став особым неповторимым национально-государственным миром, не сводимым ни к Европе, ни к Азии, ни даже к Евразии, но ставшей идеальной замкнутой системой для осуществления translatio imperii в XV веке из Византии.
Государственность наша была, есть и будет особым священным миром – Святой Русью, облаченной в порфиру Вечной Империи с четким осознанием своей исторической миссии, своей государственной идеи.
Государство, как и человек, нуждается в смысле существования, империя – в вере в свою миссию, нация – в общей осмысленной истории. Вакуум осмысленности неизбежно будет заполняться суррогатами смыслов или их хаотическими наборами… уродливо соединяющими их на основе какой-нибудь примитивной, обедненной идеологии. Это суждение лучше всего описывает ту больную идейную среду, в которой сегодняшнее руководство Российской Федерации лихорадочно ищет «национальную идеологию», и очень уж часто ее находит там, где ее в принципе быть не может, на деле пытаясь создать из жалких обрывков чужих идеологем причудливый наряд для «новой России», которая может быть или старой и вечной Россией, или не быть Россией вовсе.
Крайне важно нам всем сознавать, что, говоря словами философа Николая Болдырева, «великодержавность России понятна для нас как патриотический моральный постулат, как необходимый оттенок нашего сознания России. С идеей России неразрывно связан империализм России, потому что империализм означает мировое, космическое призвание государства…Мировые империи сознают себя призванными в известный момент всемирной истории вместить весь мировой смысл».
Особенность нашей государственной идеи еще и в том, что она у нас так же сугубо религиозна и не может рассматриваться в отрыве от нашей веры. Святая Русь есть, несомненно, икона государственного бытия русского народа, в которой отражается инобытие Царствия Небесного. По этой причине Отечество свято для нас не просто как место земного рождения, но и как священное отражение Небесной Отчизны, как икона первообраза Горнего Иерусалима. Именно поэтому загадки и самый смысл русской истории прикровенны по своей сакральной природе. Они открываются нам как чудесное, совершаемое во времени, таинство, и, одновременно, остаются непостижимыми в своей полноте, как заповедная Светлоярская тайна, сокрытая до времени от глаз нечестивых. Образ града Китежа – это не есть только символ наших исторических истоков и судеб. Образ этот – сама наша история, раскрываемая в полноте только причастникам таинства.