Ларионова Ольга. Солнце входит в знак...

блудниц, то тебе о них вообще знать не положено. По возрасту.
- Интересно, а где это ты набрался эрудиции в таких вопросах?
- Во дале... далеких во краях, - пропел Рычин. - Не слышу Темира. Даю
еще десять минут, чтобы разыскать и подать мне Темира Кузюмова.
- Кому даешь-то?
- Действительно, мальчики, а неужели у космолетчиков нет собственного
покровителя - ну не обязательно божества, а хотя бы чертика какого-нибудь
завалящего?
- К сожалению. Вики, - рассудительно завел Стефан, - звездоплаванье и
религия так же несовместимы, как...
- Все чушь, - оборвал его Рычин. - Мы, грешные, практически остались
без пригляда. Живой пример - исчезновение нашего Темира.
- Что ты дергаешься - десяти минут не прошло.
- А я жду спокойно. И за те пять минут, которые я еще отпустил всем нам
на это самое спокойствие, могу объяснить, что действительно несовместимыми
мне кажутся только две вещи: это высочайший уровень тутошней цивилизации и
примитивная косметика, в применении которой наш грубый Стеф заподозрил
юниток. Они не красятся, дорогие мои, но я много бы отдал за то, чтобы
разгадать загадку Юны.
- То есть стереотип ее прекрасных мужей?.. - уточнила Вики.
- Отнюдь. Загадку разнообразия и, если хотите, странного несовершенства
юнитских женщин.
- И девушек, - ввернул Стефан.
- Нет, - сказал командир. - Их я в виду не имел...
Было очевидно, что он усиленно думал о чем-то своем. Хотя что значит: о
чем-то? О Темире он думал, не о девушках же, в самом деле.
- А почему? - привязался Стефан. - Если говорить о женщинах, то с кого
и начинать, как не с...
- Я не видел на Юне ни одной девушки. И девочки - тоже! - отрезал Рычин.
Пять минут были на исходе.
- Действительно?! - изумился Стефан. - И как я сразу этого не...
Мелодичный звон прервал его на полуслове - сработала система
предупреждения, включавшаяся в том случае, когда к кораблю приближался
кто-нибудь из юнитов. На неодушевленные предметы - летящие по ветру
перекати-поле, осенние листья и частые здесь шаровые молнии - она не
отзывалась. На животных, по-видимому, тоже, но пока земляне не видели на Юне
ни одного зверя. Может быть, их здесь вовсе не было.
Вики включила экран внешнего обзора, и все увидели хрупкую женскую
фигурку, которая, чуть прихрамывая, но все же удивительно легко скользила по
тропинке, протоптанной в бурой юнитской траве.
- Ну вот, - не унимался Стефан, - через полторы минуты загадка юнитской
косметики будет решена: беру я эту очаровательную ле Бом ле Блан де Лавальер
поперек живота, переворачиваю вверх тормашками и окунаю в ванну... Кстати,
командир, что мы скажем ей о Темире?
- Все, абсолютно все. У нас нет основания не доверять юнитам.
Вики пожала плечами.
- Я войду? - послышался из динамика шелестящий голосок.
- Да, да, прошу вас!
Тоненько взвыл мотор подъемника. Вики как-то механически пригладила
волосы и затем с сомнением оглядела свои далеко не аристократические руки с
обломанными ногтями.
Двери лифта раздвинулись, и мужчины разом вскочили - несколько более
резво, чем того требовали элементарные правила вежливости. У них это
получалось само собой каждый раз, когда их переводчица входила в комнату, -
как они признались друг другу, у них синхронно возникало естественное
желание подхватить ее на руки.
- Добрый день, гости! - старательно выговаривая слова, произнесла она.
Каждое утро она приходила к ним, и, пока Темир Кузюмов на практике
осваивал все чудеса юнитской цивилизации, она проводила с оставшимся на
корабле экипажем своеобразные телеэкскурсии, по просьбе землян выбирая то
один, то другой уголок громадного полупустого города, двухсоткилометровым
кольцом охватывавшего заросшую лужайку космодрома.
- Добрый день, Леа! - хором отозвались земляне, не перестававшие
удивляться той легкости, с которой эта молодая женщина всего в несколько
дней овладела их языком, в то время как они сами и поздороваться-то толком
по-юнитски не научились. Это, правда, было не так просто, как могло
показаться на первый взгляд, - сутки юнитов делились на тридцать шесть
часов, и для каждого часа приветствие должно было звучать по-иному.
- Гости тревожны и беспокойны? - скорее даже не спросила, а
констатировала Леа.
- М-м-м... собственно говоря... - протянул Рычин.
Стефан и Вики остолбенело воззрились на него: командир мямлил, как
проштрафившийся салажонок. Командир заикался.
Да что же творилось с командиром?!
А командир сам не знал, как определить и тем более объяснить свое
состояние. Едва только маленькая юнитская переводчица появилась в рубке, как
у него пропали все опасения и тревоги. Ну не могло ничего случиться с
Темиром, просто органически не могло. Забарахлил фон, помехи там
непредвиденные атмосферные. Но несчастья нет. В мире, где могут существовать
такие вот женщины, ничего случиться с человеком просто не могло.
Вот и тянул командир, с тоской и последней надеждой косясь на молчащий
транслятор, - может, еще отзовется Темир и не придется беспокоить это
бесконечно хрупкое существо, рассказывать которому о своих опасениях просто
нелепо.
Но транслятор, чуть потрескивая, не отзывался.
- Так что же?.. - повторила Леа.
- Темир пропал, вот что, - проговорила с вызовом Вики. - Он и вчера уже
что-то подозревал...
Глаза у Леа раскрылись так широко, что верхние ресницы, казалось,
вскинулись выше бровей.
- Почему же вы не связались со мной еще вчера? - прошептала она так
тихо и укоризненно, словно ее саму в чем-то глубоко обидели.
Рычина от этого голоса прошиб холодный пот. Если бы не Ана Элизастеги,
смуглая неистовая Ана, оставшаяся на Земле, он давно сказал бы себе, что
безнадежно влюбился в эту крошечную пепельно-призрачную юнитку. Но любовь
исключалась, и поэтому единственным разумным объяснением необычного
состояния командира было извечное и естественное благоговение человека перед
истинно, прекрасным.
- Простите, - сказал Рычин, изо всех сил стараясь понизить сколько
возможно раскаты своего цыганского баритона, - но наш второй пилот,
находящийся в городе, действительно не вышел на связь в назначенное время.
- Если б только это! - Вики вызывающе вскинула острый подбородок. -
Вчера он успел передать... Стеф, вруби!
Стефан пожал плечами - может, и не стоит? - и включил где-то с середины
запись вчерашнего диалога Кузюмова с командиром.
"...сморозил какую-то глупость, что ли. Показали мне мужскую школу, я
говорю: а в женской в принципе все то же? Я чего-то недопонял, но выходит -
нет у них женских школ. Вообще. Может, их в каких-нибудь монастырях обучают?
Только по нашей Лавальер этого не скажешь. (Рычин смущено хмыкнул.) Тогда я
попросил их главного... Минуточку, друзья..."
Минуточка растянулась на двенадцать с половиной часов - Кузюмов связи
так и не возобновил. И потом - только сейчас Вики со Стефаном, поняли, что
было самым необычным в этой вечерней беседе: уже вчера всегда оживленный,
темпераментный Темир мямлил и заикался точно так же, как Рычин сегодня.
- Действительно, - сказал Стефан, - а какой грех в том, что Темка
попросился в женскую школу? Ну не принято, так объяснили бы, чтоб вел себя
поприличнее. А тут нате вам: пропал!
Взоры присутствующих невольно обратились к переводчице, словно она была
непосредственной виновницей исчезновения Кузюмова.
С переводчицей тоже что-то стряслось: вроде бы никто ничего крамольного
не произнес, но она была в настоящем смятении. Лицо ее, слишком нежное и
хрупкое для того, чтобы покраснеть, казалось, оттенялось изнутри всеми
возможными бликами перламутра, словно на него падал отсвет огромной
раковины. Ресницы трепетали, но не так, как у земных женщин, все разом, а
каждая по отдельности; пепельные волосы тихонечко, как трава под ветром,
колыхались.
- Сейчас... - лепетала она, - сейчас-сейчас... Она торопливо рылась в
своей серебряной сумочке, от непонятного смущения не находя какой-то нужной
вещицы, и из-под ее пальцев время от времени выпархивали небольшие радужные
пузыри наподобие мыльных, которые взмывали к потолку рубки и, не достигнув
его, таяли, оставляя в воздухе аромат юнитских подснежников. Наконец она
нашла свой микропередатчик, напоминающий маленького морского ежа, и
торопливо заговорила на своем удивительно певучем языке, в котором утроенные
и учетверенные гласные, да еще и в различной тональности, давались пока
одному Темиру. Настоящее имя их переводчицы звучало как целая музыкальная
фраза, так что Рычин с первых же минут контакта взмолился и оговорил всем
право обращаться к юнитам только в рамках доступных сокращений. Таким
образом их переводчица и приобрела земное имя Леа.
Из колючего комочка доносилось ответное басовитое пение на сплошных
гласных, Леа обрывала его, явно протестуя и оправдываясь, общее волнение
нарастало, как вдруг на середине фразы Леа вдруг бросила колючий комок
обратно в сумку, взметнула вверх легкие ладошки (характерный призывный жест
- едем!)
- Что с ним случилось? - упрямо мотнул головой Рычин, уже прикидывая,
какая там у Кузюмова группа крови.
- Нет, нет, ничего. Вы тревожитесь? Едем!
- Ехать так ехать, - сказал командир. - Вики на вахте, Стеф за мной.
Если к четырнадцати часам по корабельному времени мы не объявимся, найти нас
по биоволновому индикатору и пробить по прямой оси защитный коридор. Все.
Вики не в первый раз и не на первой планете получала подобное указание,
но пока, слава богу, пробивать защитный тоннель не приходилось ни разу.
Страшная это была штука - прокладывать через живой город защитный тоннель.
Они втиснулись в кабинку скоростного лифта, и повернуться было негде.
Рычину со Стефаном пришлось, чтобы не задевать Леа, поднять руки и упереться
в стенки под самой крышей кабинки, так что конурка лифта приобрела вид
античной часовенки с двумя застывшими Теламонами. Потом они выскочили на
поле и побежали по нему напрямик, по тонкой вьюнковой траве. Легкая хромота
не мешала молодой женщине двигаться плавно и бесшумно, и Стефан, чуть
поотстав и скосив глаза на командира, не удержался и прошептал:
- Чур меня, чур! - Рычин сделал страшные глаза, но не помогло. - Сила
нечистая... И трава под ней не сгибается, и тени рядом не стелется. Дух
бесплотный, наваждение бесовское...
Они подбежали к маленькому кораблику-вездеходу, который Леа бросила на
краю космодрома, и внутри было так же тесно, только тут уже нельзя было
стоять, и кораблик рванулся в чистое, не замутненное никакими дымами небо
над огромным городом, и пошел вдоль его южной окраины, уверенно и
стремительно скользя в нижней, свободной зоне экстренных трасс. Но
пространство, как уже наблюдали земляне, подлетая к посадочной площадке,
перегружено не было - город был выстроен как бы на вырост, в нем было
просторно и безлюдно, большая редкость для такой сравнительно невысокой
цивилизации, едва-едва освоившей собственную солнечную систему и уже
пережившую какую-то глобальную катастрофу. Город поражал удивительной
плавностью линий, какой-то изящной локальностью, словно он и строился только
для того, чтобы любоваться им с высоты птичьего полета. Нелепо и немыслимо
было даже представить, что в таком городе что-то могло случиться с Темиром.
Кораблик неожиданно взял вправо, пронесся над необозримым окраинным
парком - а может быть, уже загородным лесом? - и приткнулся к ажурной
башенке, напоминающей доисторическую мачту, к каким где-то в начале
двадцатого века швартовались дирижабли.
- Прошу вас выходить, - извиняющимся тоном произнесла Леа, - здесь
машинам спускаться нельзя.
Они вошли в какую-то подозрительно шаткую корзину, которая мягко пошла
вниз своим ходом, - навстречу взмыл бетонный куб противовеса. Чернобородый
гигант, подстраховывавшей спуск, лениво перебирал руками шершавый канат.
Когда кабина коснулась земли, он помог гостям выбраться, а потом протянул
руку и вынул оттуда молодую женщину, как вынимают из клетки птицу.
- Ваш друг здесь, - проговорил он, застенчиво улыбаясь. - Вы тоже
хотите видеть... это?
Рычин со Стефаном энергично закивали, хотя, честно говоря, не
представляли себе, о чем идет речь. Зато Леа, которую гигант продолжал
держать на руках, уткнулась ему в плечо и зашептала горячо и просительно.
Чернобородый красавец (все они тут были чернобородые и отменные красавцы)
выслушал ее внимательно, потом, не возразив ни слова, водрузил обратно в
корзину подъемника и медленно, как поднимают флаг, вознес ее на вершину
причальной мачты. Когда женщина перебралась в кораблик и, чуть шевельнув на
прощание узенькой ладошкой, захлопнула за собой створку люка, он обернулся к
землянам и, выразительно разведя руками, скорчил какую-то гримасу, которая
начисто пропала под сенью бороды. Но было и так ясно: они остались без
переводчицы, придется объясняться в рамках того словарного запаса, которым
располагали аборигены, - на лингвистические способности землян тут было мало
надежды.
Смущенный великан откашлялся, но все-таки решил начать с жестов и
широким взмахом руки пригласил гостей к маленькой дверце. Рычин взялся за
металлическую ручку, распахнул дверь и чуть было не сделал шаг вперед, но
вовремя остановился: перед ним была коробка сейфа. Нате вам!
Парк, шелест деревьев, буколическое журчание ручейка, и в сплошь
затканной плющом стене современный стальной сейф. На поблескивающих полочках
какие-то небольшие приборчики вроде ручных часов, коробки со стрелками,
небольшие катушечки самодельных трансформаторов... и, между прочим, часы и
рация Темира. Ошибки быть не могло - на пластмассовой коробочке
среднедистанционного фона четко виднелись инициалы Кузюмова и реестровый
номер корабля.
- Пожалуйста, гости, - проговорил хозяин сейфа, делая над собой усилие,
чтобы не растягивать гласные. - Пожалуйста, все приборы!..
Рычин, не раздумывая, сложил на нижнюю полку все, включая маленький
дамский десинтор, который так уютно умещался в нагрудном кармашке. Стефан
сделал то же самое, потом подумал немного и для убедительности присовокупил
еще и авторучку.
- Теперь, пожалуйста, сюда!
Еще одна дверца внезапно обнаружилась в зеленой стене, но за ней круто
убегали вниз довольно потертые каменные ступени. Они начали спускаться, и
вскоре в этом лабиринте лесенок, площадок, поворотов и галерей перестали
ориентироваться, и теперь не могли уже судить о том, как глубоко под землей
они находятся. Так же непонятно было и назначение небольшой овальной комнаты
с гладкими песочными стенами, но зато необыкновенно уютными дивана ми. Здесь
не на чем было остановиться глазу, кроме небольшого щелевого отверстия
напротив двери, зато хотелось вытянуть ноги и возможно дольше нс подыматься,
а сидеть, вдыхая удивительно чистый прохладный воздух, и предаваться мечтам.
- Спрашивайте, пожалуйста! - предложил хозяин подземелья.
- А что, собственно, спрашивать, - улыбнулся Рычин, - когда мы не
знаем, с чего начать?
Брови юнита горестно сложились уголочками.
- Тогда начинать надо с катастрофы...
И он начал с катастрофы.
Собственно говоря, сама причина бедствия так и осталась загадкой -
юниту не хватило слов. Но было очевидно, что на всей планете не осталось ни
одного живого человека. Ни одного.
Было ли это несчастным случаем или намеренным преступлением - в любом
случае юниты были виноваты в том, что они сделали возможной эту катастрофу.
Излучение - или болезнь - поразило не только их, но и большинство животных и
птиц; уцелели глубоководные жители и, как и можно было предположить,
насекомые. А людей на Юне больше не было - остались в живых только экипажи
космических станций, которые собрались на самом крупном околоюнитском
искусственном спутнике и долгое время ожидали, когда передвижные
автоматические зонды обследуют поверхность Юны и сообщат, что опасность
миновала и им можно возвращаться домой. Они дождались и вернулись, но то,
что они нашли у себя на родине, было выше человеческих сил. Почти половина
из них сошла с ума, в том числе и единственная среди них женщина.
Тридцать два человека остались на Юне, тридцать два человека,
обреченных стать последними жителями планеты. Все тридцать два были мужчины.
И тогда они решились на единственный способ, оставляющий им мизерную
надежду: проблема клонирования была уже в принципе решена на Юне, опыты
ставились уже на высших животных, но никому в голову не приходило создать
методом клонирования живого человека. Но лаборатории стояли нетронутыми,
инструкции пока еще не обратились в прах, и последние мужчины Юны рискнули.
Несчастная сумасшедшая, за которой не смогли уследить, покончила с
жизнью, но она и дала возможность за счет ее клеток вырастить первых
искусственных женщин. Хотя почему они походили друг на друга, как близняшки?
Да они и были ими, но они были живыми юнитками, развивавшимися гораздо
быстрее обычных благодаря стимуляторам и несколько затянутому периоду
термостатного развития.
Так или иначе, но не прошло полутора десятков лет, и юниты взяли себе в
жены девочек-подростков, хрупких и бледных, как сугубо несовершеннолетние
мадонны средневековья.
Можно было представить себе, как все они были горды, - люди, победившие
не только собственную смерть, а гибель всей своей цивилизации.
И они были просто по-людски счастливы, что избавились от надвигающегося
одиночества, потому что молодые юнитки обещали стать матерями.
Первые младенцы все были мальчиками, что поначалу обрадовало отцов и
матерей - планету приходилось поднимать из пыли и праха, и для этого
требовалось все больше и больше сильных рук.
Но прошел год, другой, и юниты с ужасом поняли, что по не объяснимым
причинам их рукотворные жены почему-то рожают одних мальчиков.
Пришлось вернуться в лаборатории, благо некоторый опыт уже был
накоплен, и подрастающие юноши снова получили себе подруг, обязанных своим
рождением не женщине, а приборам и установкам. И они родили мальчиков, для
которых снова пришлось создавать юных жен... Эта стало бедой и проклятьем
Юны, бедой настолько непоправимой, что о ней было не принято говорить вслух.
Ученые бились в своих лабораториях, стараясь перешагнуть заколдованный
рубеж, и мало-помалу накопленные знания и опыт стали превращать проклятье
в... Неверно было бы сказать - в счастье: но нет, наверное, такого зла во
Вселенной, которое оставалось бы в сути своей непобедимым, не могло быть
хотя бы отодвинуто, или смягчено, или даже использовано.
Высокая степень развития генной инженерии на Юне позволяла вырастить не
просто женщину, а женщину совершенную, прекрасную, как все древние богини,
вместе взятые. Мало того, от этого общего совершенства юниты перешли к
совершенству субъективному, и если для одного юноши по его просьбе
выращивали Геру, то для другого нужна была не меньше чем Психея. Тем более
что сам процесс роста теперь укладывался в какие-то три-четыре года, за
которые будущая юнитка, все еще находясь в лабораторной стадии развития,
достигала уровня тринадцатилетней девочки. Затем следовал год в стационаре,
гипнопедическое обучение и продолжение стимулированного роста - в конце
этого года девушка достигала уровня развития на шестнадцать-семнадцать лет.
И тогда они уже могли выйти в широкий мир - к тому, кто создал ее не по
образу и подобию себя самого, а по образу и подобию своей мечты...
- И это происходит здесь, - закончил с нескрываемым облегчением юнит. -
Наверное, не все вам понятно, но нам ведь ни разу не пришлось это кому-то
рассказывать: на Юне и так все в курсе, да и обсуждать такие проблемы как-то
не принято - ведь это, собственно говоря, самое сокровенное, что у нас есть.
Самое дорогое. И если вдруг что-нибудь разладилось бы...
- Действительно! - простодушно изумился Стефан. - А вдруг какой-то
сбой, нарушение программы, и они... ну... перестали бы расти? Уж не лучше ли
заранее выращивать побольше женщин, а потом выбирать себе по вкусу?
- А та, которая никому по вкусу не придется? - возразил юнит. - Всю
жизнь одна? Или охотиться за чужими мужьями? Впрочем, лет пятьдесят тому
назад на Юне был проведен всепланетный опрос по этому поводу. Так вот,
мужчины еще кое-как согласились на свободный выбор, а женщины - нет.
Поголовно. Никто из них не мог представить себе, как это жить нелюбимой...
- Да, - сказал, подымаясь, Рычин, - насколько я знаю женщин, любая из
них предпочла бы вообще не появиться на свет. Но все-таки, где же наш
Кузюмов?
- Видите ли... - замялся юнит, - когда ваш друг пришел сюда, вместе с
ним входил один юноша... есть такие... нерешительные. Никак не мог создать
образ. Это ведь нужно представить себе совершенно четко - о чем ты мечтаешь:
Вот он и попросил нашего гостя Темира показать ему самую прекрасную женщину
Земли... Не его любимую женщину - нет, нет, а вообще... не знаю, как
сказать...
- Идеальный вариант, - подсказал Рычин.
- Это неважно, - сказал юнит. - Вы смотрите, пожалуйста...
В овальной комнате, за стеклом, стало вроде темнее - противоположная
стена посинела, но одновременно стала как-то легче, прозрачнее, как будто
открылось огромное окно прямо в ночь, но не здешнюю, с темно-зелеными
рыхлыми облаками, а ночь земную, надстенную, наполненную стоячими волнами
полнотравного дурмана, и шорохом ошалевших птиц, опутанных этим запахом, и
тоненькой капелью звезд, тающих в предрассветном, едва еще занимающемся
зареве. Тихо, неспешно таяла эта ночь, оставаясь не тронутой лишь в синеве
колдовских, незакрывшихся цветов, порожденных ночью и обреченных исчезнуть
вместе с рассветом, ибо непредставимы они были, несовместимы и невероятны в
свете дня.
А там, за кружевом редких цветов, величаво и стройно высилась она -
женщина Земли, окутанная покрывалом неприкасаемости, увенчанная невесомой
короной негаснущих звезд, неподвластных рассвету: и все они были одного
естества - и ночное небо, и зачарованные травы, и Она, бесшумно и неузнанно
проходящая по спящему миру, чтобы никогда не встретиться наяву...
Они тихо отошли от своего узенького оконца, словно боясь спугнуть это
видение, и снова двинулись по бесчисленным переходам и лесенкам, теперь уже
наверх. Молчал Рычин, потрясенный той глубиной проникновения в Прекрасное,
которую он никак не мог угадать в своем друге.
Молчал и Стефан, напряженно посапывая, словно какая-то неотступная
мысль прицепилась к нему и он не мог просто выразить ее в словах. Наконец
они вышли наружу и остановились у заросшей плющом стены, вдыхая суховатый,
совсем не такой свежий, как на Земле, воздух.
- Четверть второго, - сказал Рычин. - Свяжись с Вики.
- Сейчас, - ответил Стефан, нащупывая дверцу сейфа. - Сейчас свяжусь,
только...
Было видно, что неотвязный вопрос не даст ему спокойно вернуться на
Землю.
- Я понимаю, у вас об этом не принято, но я все-таки спрошу, а?
Рычин пожал плечами; чернобородый гигант не выразил ни согласия, ни
удивления - он задумчиво вперился в суховатую юнитскую травку, словно
пытаясь углядеть в ней колдовские ночные цветы, которых на самом деле
никогда не росло на Земле.
- Вон Темир нарисовал деву, - сбиваясь и краснея, торопливо заговорил
Стефан. - Это ж обалдеть можно, какая красота! И вы ведь можете такую
создать, ну во плоти, в жизни, не на стенке... Ведь можете? Так почему же
для себя вы... Нет, нет, я ничего плохого не хочу сказать, ваши девушки
тоже... Любая наша позавидует, вон Вики, к примеру! Но все-таки - почему вы
не делаете своих жен безупречными? Зачем каждой вы оставляете какое-то
несовершенство?
Юнит медленно поднял руки, словно на них лежало что-то легкое и
бесценное, так же, как и тогда, когда он переносил из подъемника свою
маленькую жену.
- Да затем, - проговорил он совсем тихо, - чтобы было за что их любить.