После смерти Архестрата наиболее уважаемыми лицами в Гераклее стали Филоксен и Леонт. Туг-то Левкон, боспорский тиран, напал на Феодосию; гераклеоты вступились за автономию города, но потерпели поражение. Дела пошли еще хуже когда Левкон предоставил афинянам привилегии в торговле с Феодосией.
В Гераклее многие торговали херсонесским хлебом, но в самом городе хлеба не хватало Новый народный вожак, Агарид, тот самый, что когда-то выступал обвинителем Клеарха, открыто требовал передела земель и прощения долгов, полагая, что это увеличит количество хлеба. Зажиточные чужестранцы покидали город, и многие из них переселялись в города Троады.
Гераклеоты хотели было выпросить для войны с Левконом афинянина Тимофея, тот отказался. Отказался и фиванец Эпаминонд.
Тогда в совете шестисот согласились, что лучше быть подданными царя, чем рабами тирана, и обратились к Клеарху, который в это время воевал для Митрадата с пафлагонцами.
Многие видели выход в том, чтобы позвать искусного воина, не сведущего в делах правления и врага демагогов, чтобы тот воевал, а законные правители - правили.
x x x
У персов есть обычай: каждый год являться на смотр перед дворцом наместника. Ариобарзан созвал людей на смотр в конце зимы, в месяце, посвященном благомыслию, Boxy Мане. В Гераклее в это время уже празднуют Дионисии.
Митрадат проводил Клеарха почти до границ гераклейской хоры и поторопился возвратиться к смотру в Даскилий. По дороге он со свитой нагнал трех всадников: того самого крестьянина, что уподобил его саранче, и двух его сыновей. Крестьянин узнал его, бросился в ноги и сказал:
- Бог да благословит тебя за то, что ты сделал! Я не мог купить рабыню, чтоб тереть зерно, а теперь я купил двух коней для сыновей и снарядил их как полагается!
Они поехали вместе; весенняя зелень, роса и мох на скалах, над горами свежая дымка. Старик говорил без умолку, пока не заметил, что Митрадат отвернулся и плачет.
- Что с тобой? - спросил старик.
- Об этом не стоит говорить, - ответил Митрадат.
Но они ехали вместе, старик был прилипчив, как репей, и Митрадат наконец сказал:
- Царь отзывает меня и моего отца.
- За что? - спросил старик.
- Видишь ли, раньше я хозяйствовал так, как велит царь, а эти два года - как велит Ахура-Мазда. Ведь царь затем и накладывает на тебя такие подати, чтоб тебе не на что было купить коня: он меньше боится врагов, чем подданных.
Митрадат помолчал и добавил:
- И вот что из этого получилось: разбойники, видя нашу слабость, украли подати, а царь требует их опять. И я боюсь, что в будущем году меня не будет в живых, а у твоих сыновей не будет ни коней, ни жен, ни рабынь.
Сыновей старика, Дадухию и Фарта, Митрадат взял в свою личную свиту.
x x x
Итак, в Даскилии собралось персидское войско и греческие наемники для войны с карийцами.
Были также карийские послы, Датем, как почетный гость, и представители городов Троады. Увидев, как многочисленны всадники, карийский посол стал клясться Митрадату, что их царь, Мавсолл, не грабил каравана и не знает, кто это сделал, а потом сказал: "Но, увы, теперь Мавсолл впал у царя в немилость, и ему остается надеяться лишь на твое заступничество и сражаться с тобой против любого врага".
Митрадат собрал гостей, рассадил их попарно, грека с персом, и сказал:
- В этом году царь требует тройной налог для войны с Египтом. Что вы думаете об этом?
Аристоной из Гергиса, от Троады, сказал:
- Царь давно бы покорил Египет, если бы не распри между Ификратом и Фарна6азом. А так как он сам - причина этих распрей, чем помогут ему наши деньги?
Арбар, племянник Датема, сказал:
- Пусть он сначала сотворит три урожая в год, а потом требует тройную подать.
Говорили многие и сошлись на том, что дурной царь подобен козлу с бородой вместо вымени. Тогда-то Митрадат стал говорить:
- Все в мире, следуя аше, должно принимать участие в борьбе добра и зла Думается мне, однако, что там, где борются только две силы, они рано или поздно меняются местами.
О чем я говорю? В Персии издавна боролись царь и знать, и неправда, что знать не побеждала! Хватит говорить про Камбиза, будто он убил единоутробного брата и скрывал это два года, словно смерть кшатрапавана Персиды можно скрыть, а Бардию называть колдуном, принявшим облик убитого!
Что, однако, было толку в победе знати: не успел Дарий поклясться уважать ее права, как извел весь род Виндафарны, возведшего его на престол!
Что же до Эллады, там всегда борются народ и лучшие люди, года не проходит без резни, и, по моим подсчетам, только в самой Элладе изгнанников - тридцать тысяч.
И эллины напрасно хвастаются, что у них нет законной сильной власти. Потому что там, где в случае затруднений для государства не предусмотрена законом сильная власть, там такая власть возникнет помимо закона. А персы напрасно гордятся, что лишь приближенным дозволено советовать царю, потому что не советуют они, а льстят и клевещут.
Не такая, однако, власть была при Кейанидах: был и царь, и знать, и земледельцы, и все три власти как бы взаимно ограничивали и стесняли друг друга.
После этого встал один перс, Менастан, обнажил меч, вонзил его в щель между плитами и сказал:
- Шесть злых сущностей подтачивают царскую власть: неумение выбирать советников, непостоянство в решениях, вероломство, зависть к чужой славе, ненависть к подданным и пуще всех - злая судьба. Твой предок, Артабаз, был вместе с Дарием, тебе и быть у нас во главе.
Митрадат возразил:
- Нет, Менастан. Я добиваюсь не царства, а справедливости! Датем старше меня и из рода Отаны, и я клянусь, что покончу с собой, если меня принудят занять его место.
Так началось великое восстание наместников.
x x x
Клеарх вернулся в Гераклею в начале месяца анфестериона. В этот день носят Диониса - многие увидели в этом благоприятное предзнаменование. Говорили также, что ему ведомы тайны магов. Войска Клеарха окружили пританей. Обратившись к сбежавшемуся народу, Клеарх сказал, что хотел бы быть посредником между советом и народом.
- Если вы считаете, что сами можете справиться с жестокими членами совета, то я готов уйти и не вмешиваться в ваши распри; если же не уверены в своих силах, то я готов защищать вас.
Эта речь не убедила народ. Агарид, окруженный приспешниками, закричал:
- Клянусь Зевсом, этот наемник Митрадата лжет! Олигархи готовы скорее лишиться свободы, чем имущества! А что терять нам?
Слова Агарида показались людям еще убедительнее, когда совет шестисот избрал Клеарха эсимнетом, как некогда его деда. Люди не расходились и жгли факелы.
В тот же вечер Кратон, Архивиад и Клеарх составили список членов нового совета. Архивиад настаивал на том, чтобы членов было тридцать, по десять от каждой старинной филы, но Клеарх сказал:
- Нас и так будут сравнивать с тридцатью тиранами!
Список увеличили вдвое, по лучшему представителю из каждой сотни; тайно предупредили людей, чтобы они собрались вечером в доме эсимнета. За Филоксеном Клеарх послал своего брата Сатира.
Этот Сатир был еще ребенком, когда Клеарха изгнали, сейчас ему было девятнадцать, он был красив, застенчив и мечтателен. Детство он провел бы в бедности, если бы Филоксен, дядя по матери, не взял мальчика в дом. Потом, однако, стали приходить деньги, а год назад уезжавший из Гераклеи трапезит-сириец продал ему свой дом, немного варварский и один из самых роскошных в городе.
Портики вокруг дворика были двухъярусные, а сам дворик в центре дома напоминал скорее не маленькую агору, только окруженную хозяйственными постройками вместо лавок, а сад.
Филоксен, Сатир и еще шестеро членов совета опоздали - их задержала толпа. Кричали все что угодно: одни - о заговоре олигархов, другие клялись, что оракул велел Клеарху раздать земли и простить долги.
Опоздавшие вбежали во дворик; юношу внезапно поразили темнота и тишина; только шелестела персидская яблоня, вдалеке ворчала толпа; Сатир оглянулся - с корточек под яблоней щурился наемник пафлагонец. Где остальные?
На двухъярусной галерее замелькали факелы, сад осветился, как сцена; вошел Клеарх со свитой; под руку с ним - народный вожак, Агарид. Сатир отступил, поскользнулся и полетел на землю, влажную, хотя дождя не было вот уж неделю. Клеарх был с мечом в руке, короткий плащ обмочен кровью.
- Что это значит? - закричал Филоксен.
Клеарх расхохотался, как пьяный:
- Город позвал меня воевать с боспорским царем. Где же я возьму воинов лучше городского ополчения? А где же я возьму ополчение, если у граждан нет земли? Даже из земель, конфискованных у меня, ни единого клочка не осталось у бедняков.
Филоксена швырнули к ногам Клеарха. В душе у Сатира что-то непоправимо треснуло, он бросился к брату в ужасе:
- Ты обещал никого не убивать!
- Нельзя сдержать все обещания, которые даешь, - возразил Клеарх, прижал к себе брата и закрыл его плащом, рассудив, что то, что сейчас будет, не для глаз мальчишки.
Наутро народу стало известно, что, как только олигархи услышали о намерениях Клеарха, они собрались и явились к нему в дом, чтобы убить спящего. Клеарху, однако, во сне явился Упий, царь мариандинов, и предупредил его. Заговорщики погибли от собственного коварства. Некоторые, впрочем, говорили, не Упий, а Эвопий - старинный народный вожак, которого олигархи называли тираном. Разъяренный народ бросился расправляться с теми из заговорщиков, кто остался в живых; в эти дни в Гераклее было убито свыше четырехсот граждан, подозреваемых в заговоре против народа, а также из тех, кто давал деньги в долг.
Некоторые, выскользнув из города, укрылись в пещере, где был оракул Эвия. Народ был в нерешительности. Агарид и его приверженцы супили укрывшимся безопасность, но те отказались выйти, пока это обещание не подтвердит Клеарх. Агарид оскорбился и приказал развести перед убежищем костер; некоторые опасались святотатства; Агарид, желая подбить толпу на бесчестные деяния ради того, чтобы у людей не осталось надежды на примирение, закричал, чтобы не слупили тех, кто призывает к милосердию: они подкуплены олигархами; так что немногих этих людей народ забросал камнями, а сидевшие внизу вскоре задохнулись.
Вся власть в городе по приказу Клеарха была возвращена народу.
Как уже было сказано, в это время в городе справляли Дионисии. Жрецом Диониса был некто Евдем, убитый на третий день. Многие ужаснулись, узнав, что обряды не будут завершены без жреца, и народ тут же избрал жрецом Клеарха.
x x x
К осени восстание наместников охватило пол-Азии. Кариец Мавсолл, финикийцы и горцы от Ликии до Киликии отложились от царя. Афиняне прислали восемь тысяч наемников во главе с Тимофеем, а спартанцы прислали Агесилая. Автофрадат, лидийский наместник, был разбит сначала Датемом, а затем Ариобарзаном и бежал в Ионию, к своему другу, кшатрапавану Оронту.
Маги были на стороне восставших, в битву перед войском носили жаровню с огнем; персы часто видали с Митрадатом и Датемом златорогого Фарну. Греки считали, что Митрадат - колдун и умеет угадывать будущее, но они, конечно, ошибались: Митрадат умел только делать будущее, а угадать его не может никто.
Осенью, после поездки в Египет, Митрадат приплыл вместе с арамеем Масхеем в Гераклею.
x x x
Был один гераклейский гражданин, некто Сокрит, человек работящий, из тех, что составляют опору государства: на городской площади появлялся редко, не сутяжничал, а знал себе пахал н рожал детей. Весной в убийствах не участвовал. Раньше он был арендатором, а весной при разделе земли подучил три участка по два плефра каждый; один засеял пшеницей, на другом заложил виноградник, на третьем посеял бобы. Этот третий участок был заброшенным, потому что владельцы обширных поместий много земель держали в запустении, находя выгодным ввозить хлеб из Херсонеса и вздувать цены.
На вот этот-то бобовый участок, неподалеку от пещеры Эвия, повадились птицы. Сокрит ставил чучело, ночевал; птицы не очень утихли, а Сокриту стали сниться сны: приходит баран с четырьмя золотыми рогами и топчет землю.
От этой беды Сокрит пошел в город, к дому эсимнета. Он как-то надеялся, что Клеарх, жрец Диониса и сведущий в тайнах магов, поможет.
Сокрит сперва не нашел дома эсимнета: дело в том, что тот дом, который купил Сатир, вызывал насмешки граждан и подозрения. Узнав об этом от соглядатаев, Клеарх велел немедленно дом разрушить и перебрался в самое скромное жилище.
Подойдя к дому, Сокрит увидел множество гостей. Двое чужестранцев, варваров, стали его расспрашивать о житье. Один варвар был в богатой одежде, с золотыми бляхами и браслетами, красивый, черноглазый. Другой - что такое, не поймешь, человек или репа, и вдобавок, как тот ни натягивал колпак, было видно, что уши обрезаны.
Сокрит про сны ничего варварам не сказал, а только похвастался урожаем и пошел к себе на бобовое поле, застеснявшись и решив, что эсимнету не до него.
Через некоторое время варвары со свитой обогнали его; с ними ехали эсимнет и его брат, а из греков почти никого.
Эсимнет ехад с варваром из Троады, обнявшись. Один улыбался, как Елена, а другой - как Парис. Сокрит вдруг почему-то вспомнил, как охаживал жену свою, Филлиду, когда решил, что та путается с соседом Фанеем.
Сокрит пошел дальше и вдруг видит: на суку сидит ворон и каркает. Сокрит запустил в него камнем и попал. "Глупая птица, - подумал Сокрит, как ты можешь предсказать чужую судьбу, если даже своей не знаешь?"
Сокрит выбрался из колеи и сел полюбоваться на город внизу: солнце недавно встало из-за гор, и городские стерта были как бы продолжение горных отрогов, голубая река, желтые поля, зеленый лес... Тут он заметил что по дороге из города спешит народ. Люди догнали его и стали спрашивать, куда поехали варвары.
- А что такое? - спросил Сокрит.
- Дурак! Или ты не знаешь, что этот варвар - главный маг и хочет увезти эсимнета?
Тут с Сокритом что-то сделалось; он вспомнил, что на щитах у варваров был тот самый златорогий баран, который вытоптал его земли; он громко закричал.
Клеарх намеревался заночевать в загородной усадьбе, заранее отправил туда рабов со снедью, а утром поехал с гостями сам. Масхей был очень доволен увиденным и тем, что урожай в этом году был в два с лишним раза больше обычного. То же самое ведь и он хотел сделать в Вавилонии, но разве царь обидит свою должностную знать?
Митрадат ужаснулся, особенно истории с домом.
- Ты предоставил власть простым гражданам! Ты даже с этим Агаридом не сможешь ничего поделать! А если завтра они выгонят тебя, как Алкивиада?
- Кто это меня выгонит, чтоб возвратить землю прежним владельцам?
Клеарх показал ему рощу священного царя мариандинов Упия, пропасть в два плефра шириной, куда Геракл спускался за Кербером, и пещеру с большой смоковницей у входа; смоковница засохла, опаленная весенним костром. Они спустились в пещеру вдвоем.
Митрадату было холодно в месте, оскверненном мертвецами. Он сказал, что Дионис, без сомнения, дэв ухе по одному тому, что три племянника Ксеркса и множество знатных людей, захваченных на острове Пситталия греками, были принесены в жертву Дионису. Потом он сказал, что Клеарх может командовать всеми греческими наемниками, как и было задумано. Он прибавил, что Датем слишком силен.
- Что же это получается? - спросил Клеарх. - Я командую всеми греками, Датем командует всеми персами, а ты - никем?
И тут Митрадат закрыл лицо руками и заплакал.
- Я уже думал об этом, - сказал он. - Но ты же знаешь, тот, кто хочет иметь власть над войском, должен сражаться в первых рядах, а я не умею этого делать. Я трус! - закричал он. - Я трус, я боюсь вида крови, и даже когда на моих глазах кого-то казнят, я становлюсь подальше.
И я всю жизнь призываю имя Ахура-Мазды и говорю, что боюсь убивать, хотя на самом деле, ты знаешь, я не боюсь убивать, я боюсь, чтоб не убили меня.
Митрадат помолчал и закусил губу.
- Откуда это проклятие? - продолжал он. - Ведь одно неверное слово перед лицом царя может стоить жизни, а я не теряюсь. И вот, - рассмеялся он в пустой пещере, - я пытаюсь устроить мир; в котором трусу может достаться власть и который устроен не так, как войско, и иногда мне смешно, а иногда я думаю, что, может быть, Ахура-Мазда избрал меня своим орудием...
Они вышли из пещеры к мраморному алтарю, солнце было в самом зените. Надо сказать, что на Клеарха было совершено два покушения, но он не имел большой свиты, опасаясь, что это повредит ему в глазах народа. Перед пещерой была толпа и десяток Митрадатовых персов; народ кидал камнями в щиты со златорогим Фарной. Кто-то схватил Митрадата за рукав и за ногу и швырнул на землю, Митрадат узнал давешнего крестьянина.
- Ты, проклятый баран! Мы не отдадим эсимнета царю.
Митрадат страшно побледнел и растерялся:
- Что ты несешь, старик! Мой отец восстал против царя!
Рядом закричал Клеарх; толпа между ними была, как море; Клеарх кричал, что не собирался уезжать, что хотел лишь провести с гостями три дня в загородном поместье.
- Ты уедешь, а землю отберут!
Толпа остервенела; обоих потащили в город. Там на площади Клеарху пришлось поклясться, что он не оставит город на произвол судьбы, а персу что он завтра же покинет Гераклею.
Вечером Клеарх отхлестал до полусмерти подвернувшегося раба, бился в руках Сатира и кричал: "Это проделки Агарида! Он за это поплатится!"
Войска Датема и Ариобарзана - с одной стороны и Оронта - с другой сошлись во Фригии. Неподалеку от лагеря Оронта в горах была гробница-астадана, где лежали предки Митрадата; а при ней маги и поместья для прокорма покойников. В войске пошли слухи, что в день сражения Митрадат превратит белые кости в белых голубей, которые заклюют царские войска. Оронт сказал: "Ничего я так не боюсь, как козней этого дэва, который не проливает кровь и не касается трупов!" - и приказал разорить -гробницу. Это было страшное дело, и его не следовало совершать. Митрадат нашел двести ручных голубей, договорился со жрецами и спрятал их в разрушенной гробнице. В утро сражения голубей выпустили, войска Оронта бежали в ужасе.
Конники Датема захватили лагерь; Оронт, хотя и с трудом, спасся.
Свита его была убита или отстала, Оронт сам упрашивал спутников искать милосердия победителей. К вечеру въехали в какое-то ущелье. Последний раб, бывший с ним, умолял наместника ехать дальше, обещая задержать преследователей.
Оронт ехал всю ночь. Было холодно, сделался ветер, повалил мокрый снег, огромные хлопья были похожи на белых голубей. Оронт устал и продрог, он не мог найти даже тухлой воды, соскреб со скал немного снега и так напился. У него закружилась голова, и он с трудом, хромая, влез обратно на коня.
Потом он вынул меч, бывший у него, и хотел перерезать себе горло, но увидел, что клинок сломан, и заплакал.
На рассвете он выехал к какой-то речке, на холме был пастух со стадом, он стал просить у пастуха какой-нибудь еды. Пастух дал ему грубого хлеба и надоил молока; пища показалась Оронту необычайно вкусной. Оронт еще раньше успел поменяться с оруженосцем одеждой, но на ногах у него остались пурпурные башмаки. По этим башмакам пастух признал наместника и спросил:
- А что же стало с твоим войском?
- Что станет с кулаком, если разжать пальцы? - ответил Оронт. Тут он заметил внизу, в долине реки, всадников, снял с себя золотую бляху и на коленях стал умолять пастуха спрятать его. Пастух поклялся всем, что имеет вверху и внизу, что не скажет, где он, и укрыл его в стогу сена.
- Не видал ли ты всадника? - спросили подъехавшие.
- Нет, - ответил пастух, а рукой указал на стог.
В лодке (а Оронта посадили в лодку) Оронт сидел неподвижно, знаком отказавшись от предложенной еды. Некоторые дивились, что у него не хватило духу покончить с собой. Некоторые жалели его.
Его привезли в Даскилий; народ сбежался смотреть. Оронт надеялся, что Митрадат помилует его, но, увидев на площади перед дворцом крест, понял, что погиб.
Пленника ввели во дворец и поставили перед Митрадатом; глаза у Митрадата были темны от бессонницы, губы искусаны. Он помолчал, потом сказал:
- Я испугался, что ты заблудишься в горах, и я осмелился воспрепятствовать тебе явиться к царю, опасаясь за твою жизнь. Ведь ты знаешь, что царь раздражителен и казнит тебя, как Тиссаферна, сказав, что ты с умыслом погубил войско. И если хочешь, присоединяйся к нам, ведь не из мести или нахальства, но ради свободы подняли мы восстание, а если нет, поживи здесь, пока гнев царя не утихнет.
Тут Оронт заплакал и сказал:
- Есть два вида друзей. Одни соединяются друг с другом по необходимости или имея выгоду. Это не друзья, а союзники. Другие же протягивают руку в несчастье и спасают от неминуемой гибели. Это настоящие друзья, и как мне благодарить тебя?
Итак, Оронт помирился с восставшими; вскоре его примеру последовал еще один знатный перс, Писсуфн, затем Вивана, затем лидийский наместник Автофрадат.
Вся Азия за Галисом была потеряна для царя, как Египет. В Египте, однако, был свой царь, в Азии царя не было, а был лишь верховный главнокомандующий: Митрадат сам быть царем не мог, а другого сделать царем не хотел.
x x x
Между тем в Гераклее народ устыдился оскверненного храма. Ярость народа обратилась против зачинщиков - Агарида и его приспешников. Тот бежал, но по дороге в Болу был схвачен людьми Клеарха. Приведенный к эсимнету, он изворачивался, грозил, что в случае смерти его сообщники отомстят за него, а кончил тем, что стал сулить за свое освобождение все имущество, отнятое во время грабежей и спрятанное в надежных местах. Клеарх поклялся, что отпустит Агарида. Через неделю народного вожака, однако, нашли повесившимся на огромном платане у поворота священной дороги.
Приспешники Агарида объединились с олигархами и обратились за помощью и к восставшим сатрапам, и к царю. Обе стороны отказались, считая Клеарха своим союзником. Тогда изгнанники наняли войско и неожиданно высадились в Астаке, опустошая гераклейскую хору.
Народ назначил Клеарха стратегом-автократором. Битва была страшной, ибо с одной стороны в ней участвовали люди, лишенные имущества и отечества, а с другой - бывшие наемники Клеарха, которым он предоставил землю и гражданские права. Личную охрану Клеарха составляли пафлагонцы, которые были столь дики, что в бою сбрасывали с себя одежду и поедали сырыми тела убитых. Некоторые, впрочем, знают, что они это делают лишь для устрашения врага, а на самом деле проглоченное мясо потом выплевывают.
Немногих оставшихся в живых олигархов Клеарх провел по городу в цепях и отдал народу. Должность стратега-автократора осталась у него.
x x x
Царь очень страдал и плакал по ночам.
Сын его Ох принес ему известия о мятежниках и их планах: египтянин Tax с Хабрием во главе наемников захватил почти всю Палестину и Финикию. Он собирался соединиться в Сирии с Оронгом и вдги дальше через Вавилон на Сузы. Войска Датема подходили к Евфрату.
После этого Ох отправился в Финикию и потерпел там поражение. После этого Ох вернулся в Сузы к царю и казнил любимого сына царя Арсаму.
После этого царь плакал не только ночью, но и днем. Особенно часто плакал он, гладя на золотые монеты, которые чеканили восставшие. Золотые монеты имел право чеканить только царь. На монетах сатрапов вместо Митры и лучников были Зевс, Афина и греческий пельтаст.
Царь стал собирать войско дня борьбы с Оронтом.
В Малую Азию он послал Артабаза, сына Фарнабаза, троюродного брата Митрадата. Греческих наемников Артабаза возглавлял его друг и деверь, родосец Мемнон. Артабаз перешел Галис и был разбит Датемом и Ариобарзаном.
У Датема был тринадцатилетний сын Отана; младший брат Митрадата Арией был его ровесником. Мальчики очень сдружились, оба были страстные охотники до петушиных боев. Накануне сражения они поспорили на своих петухов: чей отец первым захватит лагерь?
Отана проиграл, но петуха отдавать не захотел. Ариобарзан, узнав о неуместном споре, пришел в бешенство и отправил слугу свернуть обоим петухам шеи. Слуга свернул шею петуху Отаны, увидел, как заплакал сын хозяина, и пожалел петуха Ариея.
Метрадат, узнав об этом, в тот же день явился к Датему с богатыми подарками - почти треть захваченного в лагере.
- А все остальное ты считаешь своим, да? - в бешенстве закричал Датем и выбежал из палатки.
Датем был человек горячий, вскоре понял, что был неправ, и помирился с Митрадатом.
Сын его, однако, не мог забыть оскорбления и каждый день жаловался отцу.
- Ты воюешь, а он обманывает! Разве не он отнял у тебя командование и передал Оронту?
- Замолчи, - говорил Датем.
Мальчик уходил, а через неделю опять:
- Безумен тот, кто доверяет обманщику. Вот увидишь, он как та кошка, которую бот превратили в женщину, а она вскочила с брачного ложа, чтобы поймать мышь. Не переменишь природный нрав и нрав изменника не переменишь!
А тем временем разбитый Артабаз бежал в Мисию; вошел в город Кий, но потом вышел оттуда и стал неподалеку лагерем, опустошая поля. Ариобарзан занял город, а Датем расположился в виду вражеского лагеря.
Сын его шептал ему в ухо каждую ночь; наконец Датем устал спорить и спросил:
- Что же мне делать?
Отана возразил:
- Ты сейчас хозяин в лагере. Позови Митрадата с немногими верными на пир и отрави его.
В Гераклее многие торговали херсонесским хлебом, но в самом городе хлеба не хватало Новый народный вожак, Агарид, тот самый, что когда-то выступал обвинителем Клеарха, открыто требовал передела земель и прощения долгов, полагая, что это увеличит количество хлеба. Зажиточные чужестранцы покидали город, и многие из них переселялись в города Троады.
Гераклеоты хотели было выпросить для войны с Левконом афинянина Тимофея, тот отказался. Отказался и фиванец Эпаминонд.
Тогда в совете шестисот согласились, что лучше быть подданными царя, чем рабами тирана, и обратились к Клеарху, который в это время воевал для Митрадата с пафлагонцами.
Многие видели выход в том, чтобы позвать искусного воина, не сведущего в делах правления и врага демагогов, чтобы тот воевал, а законные правители - правили.
x x x
У персов есть обычай: каждый год являться на смотр перед дворцом наместника. Ариобарзан созвал людей на смотр в конце зимы, в месяце, посвященном благомыслию, Boxy Мане. В Гераклее в это время уже празднуют Дионисии.
Митрадат проводил Клеарха почти до границ гераклейской хоры и поторопился возвратиться к смотру в Даскилий. По дороге он со свитой нагнал трех всадников: того самого крестьянина, что уподобил его саранче, и двух его сыновей. Крестьянин узнал его, бросился в ноги и сказал:
- Бог да благословит тебя за то, что ты сделал! Я не мог купить рабыню, чтоб тереть зерно, а теперь я купил двух коней для сыновей и снарядил их как полагается!
Они поехали вместе; весенняя зелень, роса и мох на скалах, над горами свежая дымка. Старик говорил без умолку, пока не заметил, что Митрадат отвернулся и плачет.
- Что с тобой? - спросил старик.
- Об этом не стоит говорить, - ответил Митрадат.
Но они ехали вместе, старик был прилипчив, как репей, и Митрадат наконец сказал:
- Царь отзывает меня и моего отца.
- За что? - спросил старик.
- Видишь ли, раньше я хозяйствовал так, как велит царь, а эти два года - как велит Ахура-Мазда. Ведь царь затем и накладывает на тебя такие подати, чтоб тебе не на что было купить коня: он меньше боится врагов, чем подданных.
Митрадат помолчал и добавил:
- И вот что из этого получилось: разбойники, видя нашу слабость, украли подати, а царь требует их опять. И я боюсь, что в будущем году меня не будет в живых, а у твоих сыновей не будет ни коней, ни жен, ни рабынь.
Сыновей старика, Дадухию и Фарта, Митрадат взял в свою личную свиту.
x x x
Итак, в Даскилии собралось персидское войско и греческие наемники для войны с карийцами.
Были также карийские послы, Датем, как почетный гость, и представители городов Троады. Увидев, как многочисленны всадники, карийский посол стал клясться Митрадату, что их царь, Мавсолл, не грабил каравана и не знает, кто это сделал, а потом сказал: "Но, увы, теперь Мавсолл впал у царя в немилость, и ему остается надеяться лишь на твое заступничество и сражаться с тобой против любого врага".
Митрадат собрал гостей, рассадил их попарно, грека с персом, и сказал:
- В этом году царь требует тройной налог для войны с Египтом. Что вы думаете об этом?
Аристоной из Гергиса, от Троады, сказал:
- Царь давно бы покорил Египет, если бы не распри между Ификратом и Фарна6азом. А так как он сам - причина этих распрей, чем помогут ему наши деньги?
Арбар, племянник Датема, сказал:
- Пусть он сначала сотворит три урожая в год, а потом требует тройную подать.
Говорили многие и сошлись на том, что дурной царь подобен козлу с бородой вместо вымени. Тогда-то Митрадат стал говорить:
- Все в мире, следуя аше, должно принимать участие в борьбе добра и зла Думается мне, однако, что там, где борются только две силы, они рано или поздно меняются местами.
О чем я говорю? В Персии издавна боролись царь и знать, и неправда, что знать не побеждала! Хватит говорить про Камбиза, будто он убил единоутробного брата и скрывал это два года, словно смерть кшатрапавана Персиды можно скрыть, а Бардию называть колдуном, принявшим облик убитого!
Что, однако, было толку в победе знати: не успел Дарий поклясться уважать ее права, как извел весь род Виндафарны, возведшего его на престол!
Что же до Эллады, там всегда борются народ и лучшие люди, года не проходит без резни, и, по моим подсчетам, только в самой Элладе изгнанников - тридцать тысяч.
И эллины напрасно хвастаются, что у них нет законной сильной власти. Потому что там, где в случае затруднений для государства не предусмотрена законом сильная власть, там такая власть возникнет помимо закона. А персы напрасно гордятся, что лишь приближенным дозволено советовать царю, потому что не советуют они, а льстят и клевещут.
Не такая, однако, власть была при Кейанидах: был и царь, и знать, и земледельцы, и все три власти как бы взаимно ограничивали и стесняли друг друга.
После этого встал один перс, Менастан, обнажил меч, вонзил его в щель между плитами и сказал:
- Шесть злых сущностей подтачивают царскую власть: неумение выбирать советников, непостоянство в решениях, вероломство, зависть к чужой славе, ненависть к подданным и пуще всех - злая судьба. Твой предок, Артабаз, был вместе с Дарием, тебе и быть у нас во главе.
Митрадат возразил:
- Нет, Менастан. Я добиваюсь не царства, а справедливости! Датем старше меня и из рода Отаны, и я клянусь, что покончу с собой, если меня принудят занять его место.
Так началось великое восстание наместников.
x x x
Клеарх вернулся в Гераклею в начале месяца анфестериона. В этот день носят Диониса - многие увидели в этом благоприятное предзнаменование. Говорили также, что ему ведомы тайны магов. Войска Клеарха окружили пританей. Обратившись к сбежавшемуся народу, Клеарх сказал, что хотел бы быть посредником между советом и народом.
- Если вы считаете, что сами можете справиться с жестокими членами совета, то я готов уйти и не вмешиваться в ваши распри; если же не уверены в своих силах, то я готов защищать вас.
Эта речь не убедила народ. Агарид, окруженный приспешниками, закричал:
- Клянусь Зевсом, этот наемник Митрадата лжет! Олигархи готовы скорее лишиться свободы, чем имущества! А что терять нам?
Слова Агарида показались людям еще убедительнее, когда совет шестисот избрал Клеарха эсимнетом, как некогда его деда. Люди не расходились и жгли факелы.
В тот же вечер Кратон, Архивиад и Клеарх составили список членов нового совета. Архивиад настаивал на том, чтобы членов было тридцать, по десять от каждой старинной филы, но Клеарх сказал:
- Нас и так будут сравнивать с тридцатью тиранами!
Список увеличили вдвое, по лучшему представителю из каждой сотни; тайно предупредили людей, чтобы они собрались вечером в доме эсимнета. За Филоксеном Клеарх послал своего брата Сатира.
Этот Сатир был еще ребенком, когда Клеарха изгнали, сейчас ему было девятнадцать, он был красив, застенчив и мечтателен. Детство он провел бы в бедности, если бы Филоксен, дядя по матери, не взял мальчика в дом. Потом, однако, стали приходить деньги, а год назад уезжавший из Гераклеи трапезит-сириец продал ему свой дом, немного варварский и один из самых роскошных в городе.
Портики вокруг дворика были двухъярусные, а сам дворик в центре дома напоминал скорее не маленькую агору, только окруженную хозяйственными постройками вместо лавок, а сад.
Филоксен, Сатир и еще шестеро членов совета опоздали - их задержала толпа. Кричали все что угодно: одни - о заговоре олигархов, другие клялись, что оракул велел Клеарху раздать земли и простить долги.
Опоздавшие вбежали во дворик; юношу внезапно поразили темнота и тишина; только шелестела персидская яблоня, вдалеке ворчала толпа; Сатир оглянулся - с корточек под яблоней щурился наемник пафлагонец. Где остальные?
На двухъярусной галерее замелькали факелы, сад осветился, как сцена; вошел Клеарх со свитой; под руку с ним - народный вожак, Агарид. Сатир отступил, поскользнулся и полетел на землю, влажную, хотя дождя не было вот уж неделю. Клеарх был с мечом в руке, короткий плащ обмочен кровью.
- Что это значит? - закричал Филоксен.
Клеарх расхохотался, как пьяный:
- Город позвал меня воевать с боспорским царем. Где же я возьму воинов лучше городского ополчения? А где же я возьму ополчение, если у граждан нет земли? Даже из земель, конфискованных у меня, ни единого клочка не осталось у бедняков.
Филоксена швырнули к ногам Клеарха. В душе у Сатира что-то непоправимо треснуло, он бросился к брату в ужасе:
- Ты обещал никого не убивать!
- Нельзя сдержать все обещания, которые даешь, - возразил Клеарх, прижал к себе брата и закрыл его плащом, рассудив, что то, что сейчас будет, не для глаз мальчишки.
Наутро народу стало известно, что, как только олигархи услышали о намерениях Клеарха, они собрались и явились к нему в дом, чтобы убить спящего. Клеарху, однако, во сне явился Упий, царь мариандинов, и предупредил его. Заговорщики погибли от собственного коварства. Некоторые, впрочем, говорили, не Упий, а Эвопий - старинный народный вожак, которого олигархи называли тираном. Разъяренный народ бросился расправляться с теми из заговорщиков, кто остался в живых; в эти дни в Гераклее было убито свыше четырехсот граждан, подозреваемых в заговоре против народа, а также из тех, кто давал деньги в долг.
Некоторые, выскользнув из города, укрылись в пещере, где был оракул Эвия. Народ был в нерешительности. Агарид и его приверженцы супили укрывшимся безопасность, но те отказались выйти, пока это обещание не подтвердит Клеарх. Агарид оскорбился и приказал развести перед убежищем костер; некоторые опасались святотатства; Агарид, желая подбить толпу на бесчестные деяния ради того, чтобы у людей не осталось надежды на примирение, закричал, чтобы не слупили тех, кто призывает к милосердию: они подкуплены олигархами; так что немногих этих людей народ забросал камнями, а сидевшие внизу вскоре задохнулись.
Вся власть в городе по приказу Клеарха была возвращена народу.
Как уже было сказано, в это время в городе справляли Дионисии. Жрецом Диониса был некто Евдем, убитый на третий день. Многие ужаснулись, узнав, что обряды не будут завершены без жреца, и народ тут же избрал жрецом Клеарха.
x x x
К осени восстание наместников охватило пол-Азии. Кариец Мавсолл, финикийцы и горцы от Ликии до Киликии отложились от царя. Афиняне прислали восемь тысяч наемников во главе с Тимофеем, а спартанцы прислали Агесилая. Автофрадат, лидийский наместник, был разбит сначала Датемом, а затем Ариобарзаном и бежал в Ионию, к своему другу, кшатрапавану Оронту.
Маги были на стороне восставших, в битву перед войском носили жаровню с огнем; персы часто видали с Митрадатом и Датемом златорогого Фарну. Греки считали, что Митрадат - колдун и умеет угадывать будущее, но они, конечно, ошибались: Митрадат умел только делать будущее, а угадать его не может никто.
Осенью, после поездки в Египет, Митрадат приплыл вместе с арамеем Масхеем в Гераклею.
x x x
Был один гераклейский гражданин, некто Сокрит, человек работящий, из тех, что составляют опору государства: на городской площади появлялся редко, не сутяжничал, а знал себе пахал н рожал детей. Весной в убийствах не участвовал. Раньше он был арендатором, а весной при разделе земли подучил три участка по два плефра каждый; один засеял пшеницей, на другом заложил виноградник, на третьем посеял бобы. Этот третий участок был заброшенным, потому что владельцы обширных поместий много земель держали в запустении, находя выгодным ввозить хлеб из Херсонеса и вздувать цены.
На вот этот-то бобовый участок, неподалеку от пещеры Эвия, повадились птицы. Сокрит ставил чучело, ночевал; птицы не очень утихли, а Сокриту стали сниться сны: приходит баран с четырьмя золотыми рогами и топчет землю.
От этой беды Сокрит пошел в город, к дому эсимнета. Он как-то надеялся, что Клеарх, жрец Диониса и сведущий в тайнах магов, поможет.
Сокрит сперва не нашел дома эсимнета: дело в том, что тот дом, который купил Сатир, вызывал насмешки граждан и подозрения. Узнав об этом от соглядатаев, Клеарх велел немедленно дом разрушить и перебрался в самое скромное жилище.
Подойдя к дому, Сокрит увидел множество гостей. Двое чужестранцев, варваров, стали его расспрашивать о житье. Один варвар был в богатой одежде, с золотыми бляхами и браслетами, красивый, черноглазый. Другой - что такое, не поймешь, человек или репа, и вдобавок, как тот ни натягивал колпак, было видно, что уши обрезаны.
Сокрит про сны ничего варварам не сказал, а только похвастался урожаем и пошел к себе на бобовое поле, застеснявшись и решив, что эсимнету не до него.
Через некоторое время варвары со свитой обогнали его; с ними ехали эсимнет и его брат, а из греков почти никого.
Эсимнет ехад с варваром из Троады, обнявшись. Один улыбался, как Елена, а другой - как Парис. Сокрит вдруг почему-то вспомнил, как охаживал жену свою, Филлиду, когда решил, что та путается с соседом Фанеем.
Сокрит пошел дальше и вдруг видит: на суку сидит ворон и каркает. Сокрит запустил в него камнем и попал. "Глупая птица, - подумал Сокрит, как ты можешь предсказать чужую судьбу, если даже своей не знаешь?"
Сокрит выбрался из колеи и сел полюбоваться на город внизу: солнце недавно встало из-за гор, и городские стерта были как бы продолжение горных отрогов, голубая река, желтые поля, зеленый лес... Тут он заметил что по дороге из города спешит народ. Люди догнали его и стали спрашивать, куда поехали варвары.
- А что такое? - спросил Сокрит.
- Дурак! Или ты не знаешь, что этот варвар - главный маг и хочет увезти эсимнета?
Тут с Сокритом что-то сделалось; он вспомнил, что на щитах у варваров был тот самый златорогий баран, который вытоптал его земли; он громко закричал.
Клеарх намеревался заночевать в загородной усадьбе, заранее отправил туда рабов со снедью, а утром поехал с гостями сам. Масхей был очень доволен увиденным и тем, что урожай в этом году был в два с лишним раза больше обычного. То же самое ведь и он хотел сделать в Вавилонии, но разве царь обидит свою должностную знать?
Митрадат ужаснулся, особенно истории с домом.
- Ты предоставил власть простым гражданам! Ты даже с этим Агаридом не сможешь ничего поделать! А если завтра они выгонят тебя, как Алкивиада?
- Кто это меня выгонит, чтоб возвратить землю прежним владельцам?
Клеарх показал ему рощу священного царя мариандинов Упия, пропасть в два плефра шириной, куда Геракл спускался за Кербером, и пещеру с большой смоковницей у входа; смоковница засохла, опаленная весенним костром. Они спустились в пещеру вдвоем.
Митрадату было холодно в месте, оскверненном мертвецами. Он сказал, что Дионис, без сомнения, дэв ухе по одному тому, что три племянника Ксеркса и множество знатных людей, захваченных на острове Пситталия греками, были принесены в жертву Дионису. Потом он сказал, что Клеарх может командовать всеми греческими наемниками, как и было задумано. Он прибавил, что Датем слишком силен.
- Что же это получается? - спросил Клеарх. - Я командую всеми греками, Датем командует всеми персами, а ты - никем?
И тут Митрадат закрыл лицо руками и заплакал.
- Я уже думал об этом, - сказал он. - Но ты же знаешь, тот, кто хочет иметь власть над войском, должен сражаться в первых рядах, а я не умею этого делать. Я трус! - закричал он. - Я трус, я боюсь вида крови, и даже когда на моих глазах кого-то казнят, я становлюсь подальше.
И я всю жизнь призываю имя Ахура-Мазды и говорю, что боюсь убивать, хотя на самом деле, ты знаешь, я не боюсь убивать, я боюсь, чтоб не убили меня.
Митрадат помолчал и закусил губу.
- Откуда это проклятие? - продолжал он. - Ведь одно неверное слово перед лицом царя может стоить жизни, а я не теряюсь. И вот, - рассмеялся он в пустой пещере, - я пытаюсь устроить мир; в котором трусу может достаться власть и который устроен не так, как войско, и иногда мне смешно, а иногда я думаю, что, может быть, Ахура-Мазда избрал меня своим орудием...
Они вышли из пещеры к мраморному алтарю, солнце было в самом зените. Надо сказать, что на Клеарха было совершено два покушения, но он не имел большой свиты, опасаясь, что это повредит ему в глазах народа. Перед пещерой была толпа и десяток Митрадатовых персов; народ кидал камнями в щиты со златорогим Фарной. Кто-то схватил Митрадата за рукав и за ногу и швырнул на землю, Митрадат узнал давешнего крестьянина.
- Ты, проклятый баран! Мы не отдадим эсимнета царю.
Митрадат страшно побледнел и растерялся:
- Что ты несешь, старик! Мой отец восстал против царя!
Рядом закричал Клеарх; толпа между ними была, как море; Клеарх кричал, что не собирался уезжать, что хотел лишь провести с гостями три дня в загородном поместье.
- Ты уедешь, а землю отберут!
Толпа остервенела; обоих потащили в город. Там на площади Клеарху пришлось поклясться, что он не оставит город на произвол судьбы, а персу что он завтра же покинет Гераклею.
Вечером Клеарх отхлестал до полусмерти подвернувшегося раба, бился в руках Сатира и кричал: "Это проделки Агарида! Он за это поплатится!"
Войска Датема и Ариобарзана - с одной стороны и Оронта - с другой сошлись во Фригии. Неподалеку от лагеря Оронта в горах была гробница-астадана, где лежали предки Митрадата; а при ней маги и поместья для прокорма покойников. В войске пошли слухи, что в день сражения Митрадат превратит белые кости в белых голубей, которые заклюют царские войска. Оронт сказал: "Ничего я так не боюсь, как козней этого дэва, который не проливает кровь и не касается трупов!" - и приказал разорить -гробницу. Это было страшное дело, и его не следовало совершать. Митрадат нашел двести ручных голубей, договорился со жрецами и спрятал их в разрушенной гробнице. В утро сражения голубей выпустили, войска Оронта бежали в ужасе.
Конники Датема захватили лагерь; Оронт, хотя и с трудом, спасся.
Свита его была убита или отстала, Оронт сам упрашивал спутников искать милосердия победителей. К вечеру въехали в какое-то ущелье. Последний раб, бывший с ним, умолял наместника ехать дальше, обещая задержать преследователей.
Оронт ехал всю ночь. Было холодно, сделался ветер, повалил мокрый снег, огромные хлопья были похожи на белых голубей. Оронт устал и продрог, он не мог найти даже тухлой воды, соскреб со скал немного снега и так напился. У него закружилась голова, и он с трудом, хромая, влез обратно на коня.
Потом он вынул меч, бывший у него, и хотел перерезать себе горло, но увидел, что клинок сломан, и заплакал.
На рассвете он выехал к какой-то речке, на холме был пастух со стадом, он стал просить у пастуха какой-нибудь еды. Пастух дал ему грубого хлеба и надоил молока; пища показалась Оронту необычайно вкусной. Оронт еще раньше успел поменяться с оруженосцем одеждой, но на ногах у него остались пурпурные башмаки. По этим башмакам пастух признал наместника и спросил:
- А что же стало с твоим войском?
- Что станет с кулаком, если разжать пальцы? - ответил Оронт. Тут он заметил внизу, в долине реки, всадников, снял с себя золотую бляху и на коленях стал умолять пастуха спрятать его. Пастух поклялся всем, что имеет вверху и внизу, что не скажет, где он, и укрыл его в стогу сена.
- Не видал ли ты всадника? - спросили подъехавшие.
- Нет, - ответил пастух, а рукой указал на стог.
В лодке (а Оронта посадили в лодку) Оронт сидел неподвижно, знаком отказавшись от предложенной еды. Некоторые дивились, что у него не хватило духу покончить с собой. Некоторые жалели его.
Его привезли в Даскилий; народ сбежался смотреть. Оронт надеялся, что Митрадат помилует его, но, увидев на площади перед дворцом крест, понял, что погиб.
Пленника ввели во дворец и поставили перед Митрадатом; глаза у Митрадата были темны от бессонницы, губы искусаны. Он помолчал, потом сказал:
- Я испугался, что ты заблудишься в горах, и я осмелился воспрепятствовать тебе явиться к царю, опасаясь за твою жизнь. Ведь ты знаешь, что царь раздражителен и казнит тебя, как Тиссаферна, сказав, что ты с умыслом погубил войско. И если хочешь, присоединяйся к нам, ведь не из мести или нахальства, но ради свободы подняли мы восстание, а если нет, поживи здесь, пока гнев царя не утихнет.
Тут Оронт заплакал и сказал:
- Есть два вида друзей. Одни соединяются друг с другом по необходимости или имея выгоду. Это не друзья, а союзники. Другие же протягивают руку в несчастье и спасают от неминуемой гибели. Это настоящие друзья, и как мне благодарить тебя?
Итак, Оронт помирился с восставшими; вскоре его примеру последовал еще один знатный перс, Писсуфн, затем Вивана, затем лидийский наместник Автофрадат.
Вся Азия за Галисом была потеряна для царя, как Египет. В Египте, однако, был свой царь, в Азии царя не было, а был лишь верховный главнокомандующий: Митрадат сам быть царем не мог, а другого сделать царем не хотел.
x x x
Между тем в Гераклее народ устыдился оскверненного храма. Ярость народа обратилась против зачинщиков - Агарида и его приспешников. Тот бежал, но по дороге в Болу был схвачен людьми Клеарха. Приведенный к эсимнету, он изворачивался, грозил, что в случае смерти его сообщники отомстят за него, а кончил тем, что стал сулить за свое освобождение все имущество, отнятое во время грабежей и спрятанное в надежных местах. Клеарх поклялся, что отпустит Агарида. Через неделю народного вожака, однако, нашли повесившимся на огромном платане у поворота священной дороги.
Приспешники Агарида объединились с олигархами и обратились за помощью и к восставшим сатрапам, и к царю. Обе стороны отказались, считая Клеарха своим союзником. Тогда изгнанники наняли войско и неожиданно высадились в Астаке, опустошая гераклейскую хору.
Народ назначил Клеарха стратегом-автократором. Битва была страшной, ибо с одной стороны в ней участвовали люди, лишенные имущества и отечества, а с другой - бывшие наемники Клеарха, которым он предоставил землю и гражданские права. Личную охрану Клеарха составляли пафлагонцы, которые были столь дики, что в бою сбрасывали с себя одежду и поедали сырыми тела убитых. Некоторые, впрочем, знают, что они это делают лишь для устрашения врага, а на самом деле проглоченное мясо потом выплевывают.
Немногих оставшихся в живых олигархов Клеарх провел по городу в цепях и отдал народу. Должность стратега-автократора осталась у него.
x x x
Царь очень страдал и плакал по ночам.
Сын его Ох принес ему известия о мятежниках и их планах: египтянин Tax с Хабрием во главе наемников захватил почти всю Палестину и Финикию. Он собирался соединиться в Сирии с Оронгом и вдги дальше через Вавилон на Сузы. Войска Датема подходили к Евфрату.
После этого Ох отправился в Финикию и потерпел там поражение. После этого Ох вернулся в Сузы к царю и казнил любимого сына царя Арсаму.
После этого царь плакал не только ночью, но и днем. Особенно часто плакал он, гладя на золотые монеты, которые чеканили восставшие. Золотые монеты имел право чеканить только царь. На монетах сатрапов вместо Митры и лучников были Зевс, Афина и греческий пельтаст.
Царь стал собирать войско дня борьбы с Оронтом.
В Малую Азию он послал Артабаза, сына Фарнабаза, троюродного брата Митрадата. Греческих наемников Артабаза возглавлял его друг и деверь, родосец Мемнон. Артабаз перешел Галис и был разбит Датемом и Ариобарзаном.
У Датема был тринадцатилетний сын Отана; младший брат Митрадата Арией был его ровесником. Мальчики очень сдружились, оба были страстные охотники до петушиных боев. Накануне сражения они поспорили на своих петухов: чей отец первым захватит лагерь?
Отана проиграл, но петуха отдавать не захотел. Ариобарзан, узнав о неуместном споре, пришел в бешенство и отправил слугу свернуть обоим петухам шеи. Слуга свернул шею петуху Отаны, увидел, как заплакал сын хозяина, и пожалел петуха Ариея.
Метрадат, узнав об этом, в тот же день явился к Датему с богатыми подарками - почти треть захваченного в лагере.
- А все остальное ты считаешь своим, да? - в бешенстве закричал Датем и выбежал из палатки.
Датем был человек горячий, вскоре понял, что был неправ, и помирился с Митрадатом.
Сын его, однако, не мог забыть оскорбления и каждый день жаловался отцу.
- Ты воюешь, а он обманывает! Разве не он отнял у тебя командование и передал Оронту?
- Замолчи, - говорил Датем.
Мальчик уходил, а через неделю опять:
- Безумен тот, кто доверяет обманщику. Вот увидишь, он как та кошка, которую бот превратили в женщину, а она вскочила с брачного ложа, чтобы поймать мышь. Не переменишь природный нрав и нрав изменника не переменишь!
А тем временем разбитый Артабаз бежал в Мисию; вошел в город Кий, но потом вышел оттуда и стал неподалеку лагерем, опустошая поля. Ариобарзан занял город, а Датем расположился в виду вражеского лагеря.
Сын его шептал ему в ухо каждую ночь; наконец Датем устал спорить и спросил:
- Что же мне делать?
Отана возразил:
- Ты сейчас хозяин в лагере. Позови Митрадата с немногими верными на пир и отрави его.