* * *
   Остаток вечера я вертелась вокруг хозяина. Мистер Браун и его супруга готовили ужин, смотрели телевизор, заполняли счета для оплаты, читали журналы и болтали перед сном в постели. Когда они выключили свет и устроились в объятиях друг друга, я решила прогуляться по саду. Меня остановил голос хозяина:
   – В последнее время я часто думаю об имени ребенка.
   – Ты говоришь о мальчике или девочке? – спросила она.
   – Как тебе нравится имя Эрин? – поинтересовался он. – Оно подойдет для каждого случая.
   За время их брака я ни разу не слышала, чтобы они говорили о детях – точнее, мой хозяин упоминал об этом, но только как об отдаленной возможности. Услышанное напугало меня. Видимо, они вели подобные беседы много раз – почти наверняка в те моменты, когда я оставляла их одних в постели. Все мои прошлые благодетели были бездетными. Я десятилетиями не сталкивалась с детьми, хотя иногда видела их в парках, в магазинах и в домах, которые посещали мои хозяева. Но в данном случае все радикально менялось. Это был бы ребенок мистера Брауна. Я б сталкивалась с ним везде, каждый час моего существования!
   – Как пишется это имя? – спросил миссис Браун.
   – «Эй» – «ай» – «ар» – «оу» – «эйч» – «эн» – «джи».
   Она засмеялась в темноте.
   – «Джи» не произносится, – напомнил мистер Браун.
   Я замерла на месте, застряв в стене спальни.
   – Может, для девочки и подойдет, – сказала супруга хозяина. – А у тебя нет других имен для мальчика?
   – Чаунси.
   Миссис Браун захохотала:
   – Нам придется оплачивать уроки карате, чтобы его не били каждый день в школе.
   – Ладно, как насчет имени Батч? – спросил мистер Браун. – Для девочки, естественно.
   Несмотря на темноту, я увидела, как он приглушил ее смех поцелуем.
   – Ну что, приступим к зачатию? – спросила она.
   – Лучше подождать, если ты не хочешь париться с животиком жаркими летними днями.
   – Я не против, но только не давай мне скучать.
   Хруст простыней заставил меня вылететь в гостиную. Мой ум терзался мыслями, перед которыми логика трусливо поджимала хвост. Я беспокойно перемещалась по комнатам, неосознанно вздымая шторы или вызывая скрип половиц. Во мне кипела ярость плененной пантеры. После отчаянных метаний я долго сидела на крыше и смотрела на звезды. Мой ужас был необъясним. Возможно, меня пугало интуитивное знание о том, что младенец почувствует мое присутствие. Эта мысль застряла комом в моем горле. Будет ли ребенок бояться меня? Внутренний голос отвечал мне: «Да, ты опасна для него». Внезапно я поняла, что стала нежеланной в доме мистера Брауна – это хуже, чем быть незваной гостьей. Я попыталась вспомнить свою жизнь в домах других хозяев, но вместо этого увидела жуткий образ: дверь подвала и полку с корзинами. Я помчалась к машине, надеясь спрятаться там от навязчивых мыслей. Забежав в темный гараж и свернувшись калачиком на заднем сиденье автомобиля, я разрыдалась. Из меня изливались безводные потоки слез, не приносившие никакого облегчения. Мне хотелось убежать в классную комнату или в библиотеку, однако я понимала, что это было невозможно. Слишком далеко для обреченного призрака. Я не могла перемещаться в одиночку на такие расстояния. Мне, безутешной пленнице, лишь оставалось обливаться до утра сухими, как кость, горькими слезами.

4

   На следующий день я должна была контролировать творческую деятельность моего хозяина, но, вопреки традиции, впустую кружила у его стола. Меня отвлекали мысли о Джеймсе и о запланированном ребенке Браунов. Когда прозвенел первый звонок, я взглянула на страницу рукописи. Мистер Браун так много раз записывал и вымарывал одну и ту же фразу, что протер бумагу до дыр. Мне стало стыдно за свое эгоистическое поведение.
   После обеда в кабинет начали входить одноклассники Джеймса. Я расположилась за партой в последнем ряду. Когда мой друг сел около меня, я демонстративно отвернулась. Почувствовав неладное, он тоже не стал ничего говорить. Мистер Браун перелистывал странички с домашними заданиями. Внезапно он приподнял один лист и перечитал его заново.
   – Вот, – сказал он классу, – хороший пример описания. Послушайте, пожалуйста. «В библиотеке пахло старыми книгами, напоминавшими мне тысячи дверей в другие миры».
   Мистер Браун сделал паузу и осмотрел комнату. Его взгляд задержался на Джеймсе:
   – «Я слышал тишину, рожденную разумом Бога, и чувствовал присутствие кого-то невидимого на соседнем стуле. Сотрудница библиотеки с подозрением наблюдала за мной, но это место было священным для меня. К тому же я в тот миг сидел с небесной покровительницей всех читателей».
   Мистер Браун прочистил горло и, глядя на страницу, продолжил:
   – «Внезапно пульсирующий божественный свет придвинулся ко мне и пронесся через мое тело, словно…» – Учитель снова сделал небольшую паузу: – «…словно промельк некогда забытой вечности. Она ушла. В ноздри ударил запах плесени старого здания. Я услышал тиканье часов и увидел пустой стул. Если бы кто-то попросил меня теперь описать библиотеку, я сказал бы, что нахожусь в дурацком месте, где нельзя слушать музыку и есть бутерброды. Она ушла. Библиотека превратилась в отстой».
   Два парня засмеялись, но это было нерешительное хихиканье, которое быстро растворилось в тишине. Мистер Браун по-прежнему смотрел на страницу, хотя он прочитал там каждую строку. Возможно, он выискивал что-то в белых промежутках между словами. Я повернулась к Джеймсу. Тот хмуро уставился на свои руки. Наконец мистер Браун неохотно опустил лист бумаги на стол.
   – Почему я считаю это хорошим описательным текстом? – спросил он у класса.
   – Потому что библиотека – это точно отстой, – фыркнув, ответил парень, сидевший на передней парте.
   Мистер Браун проигнорировал смех. Он с особым выражением вглядывался в лица учеников, как будто впервые увидел в глазах ребят нечто сказочное и очаровательное. Одна из девушек нерешительно подняла руку. Учитель кивнул ей.
   – Потому что автор описал, как это пахло и звучало, а не только как выглядело, – предположила она.
   – Своеобразное, но верное наблюдение. – Мистер Браун с трудом сдержал смех. – Что еще?
   Джеймс смущенно пригнулся к парте. Хотя учитель не называл его фамилии, он, видимо, стеснялся возможного внимания. Я склонилась к нему с простым намерением прошептать слова одобрения. Но когда мои губы приблизились к его виску, я не смогла удержаться. Обвив руками Джеймса, я поцеловала его в бровь.
   К моему удивлению, он хрипло вздохнул, выгнулся на стуле и приложил левую руку к груди, туда, где находилась моя ладонь. Меня напугала его реакция. Я не знала, была ли она выражением боли, страха или наслаждения. На всякий случай я отлетела к задней стене. Наверное, он обернулся, чтобы позвать меня, но мне стало очень неловко. Я боялась встретить его взгляд. Выскользнув из комнаты, я остановилась у открытой двери в надежде, что знакомый голос мистера Брауна немного успокоит меня.
   – Здесь мы находим описание библиотеки, ее звуков и запахов. Автор приводит сравнения, метафоры и отклики чувств. Вот почему я считаю этот текст хорошим.
   – Кто его написал? – спросил один парень.
   – Если автор захочет, он или она самостоятельно объявят вам об этом после урока, – ответил мистер Браун.
   Когда прозвенел звонок, и ученики покинули классную комнату, я совершила ребяческий поступок. Я спряталась, но не за перечным деревом, где, я знала, Джеймс будет искать меня, и даже не в поднимающихся над землей корнях, а среди тонких верхних веток. Мне требовалось время для размышлений. Увидев появившегося на пороге мистера Брауна, я слилась с его телом так, что, будь моя плоть осязаемой, между нами не осталось бы зазора. Я прижималась к нему, как ребенок льнет к юбке матери. Мистер Браун забрался в машину. Я села рядом с ним – впервые за долгие годы. Обычно моим местом было заднее сиденье. Когда он завел мотор, мимо нас на велосипеде проехал Джеймс.
   Я прикоснулась к руке моего хозяина и громко сказала:
   – Следуй за ним.
   Какое-то время я не была уверена в том, что мистер Браун подчинится моей команде. Но затем он сделал поворот на юг, а не как обычно, на север. Мы неторопливо ехали за велосипедистом, сохраняя дистанцию в один квартал. Когда впереди загорелся красный свет, Джеймс остановился. Одна его нога касалась тротуара, зеленая сумка свисала на спину. Ветер развевал длинные волосы. Наша машина поравнялась с ним. Мы свернули на Роузвуд и проехали мимо маленького парка с качелями и статуей оленя. На перекрестке Джеймс выбрал поворот на Амелию. Машина мистера Брауна лениво поехала за ним по двухполосной улице, идущей между частными домами. Деревянные здания выглядели маленькими и ветхими. Джеймс остановился у третьей подъездной аллеи и повернулся к нам. Обе ноги его были на земле, полы черной рубашки трепетали на ветру. Мистер Браун остановил машину на середине улицы. Он был явно смущен. Увидев недоуменный взгляд Джеймса, он опустил оконное стекло.
   – Мистер Блейк, – сказал он.
   – Да, сэр, – смахнув с лица челку, ответил Джеймс.
   Я пряталась за мистером Брауном.
   – Вы написали хорошую домашнюю работу, – сказал он.
   – Спасибо, сэр.
   Я чувствовала, что Джеймс высматривал меня в салоне машины.
   – Тогда до завтра.
   Мой хозяин поднял оконное стекло и тихо прошептал:
   – Какого черта я делаю на этой улице?
   Когда мы развернулись и поехали назад, я увидела, как Джеймс закатывал велосипед в гараж. Перед его светло-синим домом располагалась лужайка с одиноким фиговым деревом. Стены с шелушившейся краской были увиты плющом. Я запомнила номер над дверью: 723. Боковое зеркало на велосипеде блеснуло из темноты гаража. Я загадала желание, как если бы заметила падающую звезду. Мне захотелось, чтобы Джеймс стал моим новым хозяином. По моей спине, как по бикфордовому шнуру, пробежала волна озноба. Семьсот двадцать три. Я повторяла это число снова и снова – как заклинание.
   Через несколько минут мы приехали домой. Когда мистер Браун переступил порог, случилось ужасное. Я не смогла войти за ним следом. Как ни пыталась я пролететь через дверь или стену, мне мешала невидимая решетка. Так лист дерева застревает в высокой и густой траве. Вместо того чтобы оказаться в прихожей, я ударилась о закрытую дверь. Из окна кухни доносились тихие звуки. Я прильнула щекой к стеклу, стараясь пробраться внутрь, но у меня ничего не вышло. Сама того не желая, я завопила, словно ребенок, упавший в колодец. Мой призрачный голос вспугнул ворон, сидевших на ближайшем дубе. Это немного отрезвило меня. Я прошла вокруг дома, заглядывая в окна. Похоже, я снова совершила серьезную ошибку – такую же непростительную, как в случае с тем актером на освещенной сцене.
   Я попыталась просунуть руки в стену, чтобы снова приклеиться к мистеру Брауну. В прошлом мне удалось сделать подобное с моим Рыцарем. Однако сейчас стены были непроницаемы. Я безмолвно воззвала к мистеру Брауну: «Если у тебя сохранилась любовь ко мне, пригласи меня внутрь». Но в глубине души я понимала, что это отнюдь не вопрос любви, а закон природы. Я нарушила этот закон, таинственное правило преданности. Мне захотелось обрести другого хозяина. Дух сбился с пути, и роковое решение прервало нашу связь. Цветок оказался отрезанным от лозы. Я знала, что скоро вернется старая боль. Словно мотылек, не обладающий памятью, я упрямо билась в окна и в какой-то момент обнаружила, что одно из них – в спальне – приоткрыто. Однако дом все равно не пускал меня внутрь. Ожидая, когда ад явится за мной, я вцепилась руками в оконную раму, как в тюремную решетку.
   Мистер Браун вошел в комнату и сел на кровать. Он выглядел печальным и озабоченным. Следом за ним впорхнула его супруга. Она подошла к зеркалу, взяла заколку с туалетного столика, убрала прядь волос. Увидев отражение мистера Брауна, она встревоженно спросила:
   – Что-то случилось?
   – Ничего особенного.
   Он криво улыбнулся, и его жена, отвернувшись от зеркала, с безмолвным вопросом заглянула ему в глаза. Он устало пожал плечами. Миссис Браун подошла к нему и села на постель:
   – А может, все-таки случилось?
   Он откинулся на спину и уставился в потолок:
   – Я не знаю.
   Устроившись рядом с ним и приподнявшись на локте, миссис Браун заботливо вглядывалась в лицо мужа:
   – Ну давай, рассказывай.
   Он печально вздохнул и, рассеянно перебирая ее пальцы, произнес:
   – У меня такое чувство, словно я что-то забыл или, возможно, потерял. Это беспокоит меня.
   Миссис Браун склонилась к мужу и поцеловала его в плечо:
   – Скоро ты все вспомнишь.
   Внезапно она встрепенулась:
   – Ты не забыл отправить посылку моей сестре?
   – Да.
   – Значит, дело в чем-то другом.
   – Нет, я говорю не о вещах, – проворчал ее супруг. – Это напоминает сон о человеке, которого ты не можешь вспомнить. Он так много значил для тебя во сне, но теперь ты понимаешь, что у тебя не осталось никаких воспоминаний о нем…
   Он замолчал. Миссис Браун поглаживала грудь мужа, рисуя пальцем круги над его сердцем.
   – Неужели я забыл о ком-то близком? – тихо произнес ее супруг.
   – Может, учительницу из твоего первого класса? Или какого-нибудь приятеля из детства?
   – У тебя бывали моменты, когда ты не могла вспомнить о чем-то очень важном?
   – Нет, – ответила миссис Браун. – Ум всегда хранит события, играющие важную роль в жизни.
   Она игриво постучала пальцем по его виску:
   – Все нужные воспоминания остаются здесь.
   Он со вздохом отвернулся от нее. Это была странная реакция. В любой другой вечер он обвил бы супругу руками или начал щекотать ее, пока она не рассмеялась бы. Но сейчас он снова смотрел в потолок. Его жена вскочила с кровати.
   – Заканчивай хандрить, милый, а то укушу.
   Он даже не улыбнулся. Миссис Браун помолчала, затем хмуро расстегнула свои джинсы.
   – Скорее всего, я потерял музу, – произнес ее муж. – Интересно, что я сделал не так?..
   Супруга бросила на него обиженный взгляд. Едва уловимая тень пробежала по ее красивому лицу. Снимая одежду, она старалась сдержать эмоции. Я знала, почему она дрожала. Миссис Браун считала себя его музой. Она знала, что муж любит ее до умопомрачения. Однако теперь она боялась, что в будущем эта любовь может угаснуть. Женщина медленно сняла майку и бросила ее на джинсы, лежавшие на стуле у туалетного столика.
   – Схожу, приму душ, – сказала она.
   В любой другой вечер он пошел бы за ней. Но сегодня мистер Браун лежал на постели и смотрел в потолок.
   Это была моя вина. Мне следовало спрыгнуть с одного речного камня, прежде чем ступать на другой. Мистер Браун, услышав шум воды в ванной, сел и посмотрел в сторону приоткрытого окна. Затем встал и подошел ко мне. Опираясь руками на раму, он всмотрелся в темноту. Свежий ветер, проносившийся сквозь меня, шевелил его волосы. Я находилась в каких-то нескольких дюймах от его лица. Но он не чувствовал меня! И я не могла говорить с ним – как это случалось раньше, в классной комнате, – касаясь пальцами его плеча. Наша связь оборвалась. Ах, если бы я была способна явиться ему как привидение в мистических историях! Мои ноги начинали леденеть от холода.
   Мне хотелось, чтобы наши взгляды встретились. Однако он не замечал меня. Застонав от отчаяния, я отлетела немного назад. Прежде мне не доводилось уходить от живого хозяина. Я теряла любимого друга, но он при этом не возносился на небеса. Он собирался жить своей жизнью. Жить без меня! Я отвернулась от него и бросилась прочь. Однажды мне удалось вырваться из ада и вернуться к крыльцу моей хозяйки. Я шагала в нужном направлении. Во всяком случае, мне так верилось. Мои кости трещали от боли, но я снова и снова повторяла число, которое было для меня путеводной звездой. Семьсот двадцать три.
   Я опять низверглась во тьму и ледяную воду. Демоны ревели надо мной, грязная жижа заливала рот. Я вытянула руки, стараясь взломать деревянную стену, напоминавшую боковину грубо сколоченного гроба. Мои ногти царапали истлевшее дерево, и оно крошилось. Внезапно между досок мощным потоком хлынула вода.
   Надо мной возвышалось черное животное. Оно замерло, хотя порывистый ветер кружил вокруг нас колдовской хоровод из мусора, веток и сорванных листьев. Наконец я поняла, что вижу статую оленя. За ней в безумной джиге раскачивались детские качели. Мои силы иссякли. Я чувствовала, что если попытаюсь встать, то развалюсь на мелкие куски. Над моей головой проносились вихри пыли, но я по-прежнему сидела на корточках, боясь пошевелить рукой или ногой. Мой ад и осенняя буря сплелись друг с другом странным образом.
   Я ничего не слышала, кроме завываний ветра и хруста ветвей. Однако чувства подсказывали мне, что кто-то звал меня по имени. Я осмотрелась по сторонам и увидела на углу улицы знакомую фигуру. Человек приподнял руку, собираясь, наверное, прикрыть глаза от ветра. Нет! Он отбросил назад длинные волосы и побежал ко мне. Это был Джеймс! Я попыталась встать, но ветер закружил меня в безум ном вихре. Мне чудом удалось зацепиться за макушку дерева над головой Джеймса. Он остановился на парковой аллее, недоумевая, куда я исчезла.
   Затем меня всосало в небо, и я на миг ослепла. В моих ушах свистел ветер. Он был во мне и вне меня. А я повторяла снова и снова: «Семьсот двадцать три, семьсот двадцать три…» Наконец я упала в траву на небольшой лужайке. На деревянной стене с облупившейся краской закачались плети плюща. Джеймс стоял у фигового дерева, ветви которого гнулись под порывами ветра. Он с тревогой осматривал улицу. Я поползла к нему по мокрой траве. Заметив движение, он повернулся ко мне. Я выбивалась из сил, стараясь отползти от ямы, которая, словно адский водоворот, ширилась у самых моих ног. Джеймс испуганно вздрогнул. Наверное, я выглядела, как грязное чудовище, извивавшееся в траве. Он протянул ко мне руку, но я не посмела прикоснуться к нему.
   Джеймс упал на колени и попытался обхватить меня. Когда его ладони прошли через мое тело, будто сквозь воздух, он запаниковал. Наконец он вытянулся на траве рядом со мной. Я могла бы вцепиться в него. Однако мне было страшно, что его тоже затянет в ад. Поэтому я не предпринимала никаких действий и просто молилась. Через некоторое время буря утихла до едва заметного свиста.
   Джеймс снова встал на колени рядом со мной. Когда я посмотрела на него, он медленно поднялся на ноги и, словно канатоходец, осторожно, шаг за шагом, побрел к дому. Я видела, как ветер ерошит его волосы. В предыдущих случаях сразу становилось ясно, что мой дух объединялся с новым хозяином. Но в этот раз слияние воспринималось по-другому. Я последовала за Джеймсом, шатаясь от слабости. Казалось, что яркие краски мира поблекли, став тускло-серыми. Джеймс устало поднялся по ступеням на крыльцо. Я плелась за ним следом. Он повернулся ко мне. Его бледное лицо было как у статуи. Открыв дверь и войдя спиной вперед в прихожую, он поманил меня рукой, приглашая за собой. Ах, если бы так сделал мистер Браун! Я переступила порог, и Джеймс захлопнул дверь.
   Чувства возвращались. Я вдруг заметила, что дом буквально содрогался от шума. Из небольшой гостиной доносились голоса и громкая музыка. Там оказалось мало света и много табачного дыма. Я увидела дюжину мужчин и женщин – все были с бутылками и сигаретами. Люди с раскрасневшимися лицами передвигались по комнате на нетвердых ногах. Они ругались, смеялись и не обращали внимания на Джеймса. Только один из них – мускулистый, обнаженный по пояс мужчина с татуировками – посмотрел на него.
   – Куда ты ходил? – спросил он.
   – Никуда.
   Музыка была такой громкой, что им приходилось кричать.
   – Ты сделал домашнее задание? – крикнул мужчина.
   – Сегодня пятница.
   – Что?
   Мужчина нахмурился. Его рука, державшая бутылку, приподнялась к уху.
   – Все нормально! – крикнул Джеймс.
   Он прошел по темному коридору и остановился у двери. Рядом с замочной скважиной виднелась проломленная дыра диаметром с бейсбольный мяч. Открыв дверь, Джеймс пропустил меня в комнату. Маленькую спальню освещала тусклая лампа, висящая над головой. Почти все пространство занимала квадратная кровать – слишком большая для такого узкого помещения. Рядом стояли стол и стул, заваленные журналами, одеждой и пустыми банками из-под напитков. Стены почти полностью были увешаны картинками – в основном вырезанными из журналов. Их дополняли большие плакаты, прикрепленные булавками и липкой лентой к выцветшим обоям. Они висели даже на потолке. На некоторых были изображены обнаженные женщины, на других – гитаристы и прочие музыканты. Машины чередовались с атлетами, запечатленными в прыжках. На столе громоздилась кипа бумаг, каждый дюйм которых заполняли рисунки драконов, насекомых и чудовищ. На многих набросках виднелись инициалы «Б. Б.».
   Я знала, что на самом деле плакаты на стенах пестрят многообразием цветов. Но для меня они все выглядели серыми. Пока я осматривала комнату, Джеймс наблюдал за мной. Он все еще дрожал, хотя и ветер снаружи утих, и окно комнаты было закрыто. Громкий визг музыки в гостиной доносился досюда лишь гулкими басами. Я изумилась, насколько эта спальня напоминала мне уединенную келью.
   – Так вот какой он, – прошептала я, – дом мистера Блейка.
   – Ты ушла от хозяина?
   Истина заключалась в том, что я, скорее, потеряла мистера Брауна, чем покинула его по собственной воле. Мне не хотелось говорить об этом. Я почувствовала прилив печали, который угрожал затопить меня. Внезапно Джеймс улыбнулся и, забавно втянув голову в плечи, воскликнул:
   – Спасите меня! Я вижу привидение!
   Он был таким милым! Наверное, я относилась к себе слишком серьезно.
   – Джеймс! Тебе бы все шутить.
   Он стащил со стула сумку с книгами и жестом предложил мне сесть:
   – Значит, теперь я стал твоим хозяином?
   – Наверное, да.
   Мой хозяин! Мой Джеймс!
   – Не знаю, что делать. Я смущена… Мне кажется, я поступила не совсем правильно.
   Когда я замолчала, Джеймс попытался утешить меня:
   – Мне трудно судить об этом. Но теперь мы сможем быть вместе. Ты и я! Мое желание исполнилось.
   Интересно, что он имел в виду, произнося слово «вместе».
   – Но иначе и быть не могло, – сказал он, усаживаясь на скомканное коричневое одеяло. – Насколько я знаю, мы две уникальные особи. Два призрака на земле, которые понимают язык друг друга. Мы просто не могли не встретиться!
   Я была шокирована его словами – про то, что мы «уникальные особи». Фраза получилось несколько плотской.
   – У меня еще не было хозяина, который… – мне пришлось перевести дыхание, – который осознавал бы мое присутствие.
   Его губы растянулись в улыбке.
   – Ты устанешь от наших ежедневных встреч, – добавила я. – Это разобьет мое сердце.
   Мне было страшно, что однажды он может возненавидеть меня.
   – Мисс Элен, – со смехом ответил Джеймс, – ты, наверное, шутишь.
   Затем он задумался:
   – А вот ты действительно можешь устать от меня. Скажи, ты этого боишься?
   – Нет, не говори ерунды, – шутливо возмутилась я.
   Дверь с грохотом открылась. В комнату ворвался поток безумной музыки, затем, шатаясь, вошла женщина, за которой следовал мужчина. Одна его рука обвилась вокруг талии спутницы, вторая тонула под ее черной юбкой. Кружевная блузка дамы была тонкой и прозрачной, как дым. Женщина подмигнула Джеймсу:
   – Здравствуй, Билли.
   – Привет, Райна, – с усталым вздохом ответил Джеймс.
   Мужчина хмуро посмотрел на него через плечо спутницы, затем переместил ладонь на ее грудь:
   – Проклятье!
   – Что-нибудь нужно? – спросил Джеймс.
   – Извини, – со смехом ответила Райна. – Мы пойдем в другое место.
   – Типа куда? – спросил мужчина.
   Серьга и борода придавали ему сходство с пиратом.
   – Как насчет ванной комнаты? – спросила женщина, закрывая за собой дверь спальни.
   – Прости за эту сцену, – покраснев, сказал Джеймс.
   Он подошел к двери, закрепил цепочку замка и со вздохом сел обратно на кровать.
   – Кто из них твой родственник? – спросила я.
   – Только тот парень, который заговорил со мной, когда мы шли по коридору. Это Митч, брат Билли. Он не рассказывал мне о родителях, но я думаю, что его мать умерла, а отец сидит в тюрьме.
   – Кошмар.
   Ситуация казалось мрачной. Но не мне было судить о ней. Я представляла собой лишь сгусток тумана.
   – Извини.
   – Все нормально, – с улыбкой ответил Джеймс. Он жестом обвел комнату. – Два дня назад я решил снять картинки и убрать здесь бардак. Митч, увидев это, подумал, что у меня начался психический срыв. Он так расстроился, что мне пришлось вернуть все к прежнему хаотическому состоянию.
   Я засмеялась, почувствовав себя легко и уютно. Джеймс тоже выглядел счастливым:
   – Хочешь посмотреть мои секретные сокровища?
   Он вытащил из-под кровати небольшую коробку и открыл ее:
   – Обещай, что никому не расскажешь.