Страница:
-----------------------------------------------------------------------
Пер. - С.Ашмарина, И.Чемякова.
OCR & spellcheck by HarryFan, 29 August 2000
-----------------------------------------------------------------------
Путешественники, проезжающие по северной части штата Массачусетс и
сворачивающие по ошибке в сторону за Олсберийским мостом, неожиданно для
себя оказываются в удивительно мрачной местности. Дорога постепенно идет
вверх, и ее обступают поросшие густым кустарником каменные стены. Деревья
в здешних местах кажутся выше обычных, а травы и заросли много гуще, чем
на других кручах. Возделанные поля встречаются редко, да и бедны они, а
старые дома, разбросанные по околице, выглядят угрюмыми и запущенными.
Трудно объяснить, почему опасаются спрашивать дорогу у одиноких согбенных
фигур, стоящих на пороге разваливающихся домов или бредущих по крутым,
устланным сучьями склонам. Люди здесь такие молчаливые и пугливые, что на
них, кажется, лежит печать какого-то проклятия.
С холмов взору случайного путешественника открываются горы. От них
исходит непонятное беспокойство; вершины гор аккуратно закруглены, они
слишком симметричны, чтобы выглядеть естественно; на некоторых можно
рассмотреть расставленные в круг каменные колонны.
Дорогу то и дело пересекают глубокие овраги и ущелья. Деревянные
примитивные мосты, перекинутые через них, не внушают доверия. В низинах же
справа и слева от дороги встречаются вызывающие дрожь болота, особенно
страшные в сумерки, когда воют невидимые полчища козодоев и бесчисленные
светлячки танцуют под хриплое кваканье жаб.
Чем ближе к горам, тем больше путешественника начинают занимать не
вершины, а обрывистые склоны: инстинктивно он хочет отдалиться от них, но
дорога неумолимо ведет его вперед, и за горбатым мостом взору вдруг
открывается деревушка, притиснутая к реке отвесными стенами Круглой горы.
Высокие крыши строений удивительно напоминают картины Старого Света.
Однако вид деревни не приносит успокоения: ветхие дома, единственный
магазин, размещающийся в церкви, и устоявшийся отвратительный запах
свалки.
Позднее, уже пересекая границу графства Олсбери, путешественник узнает,
что только что миновал деревню Данвич.
Чужие редко бывают в этих местах; а когда на этом направлении почему-то
исчезли все дорожные указатели, то не стало видно и туристов, хотя пейзажи
здесь не лишены известной привлекательности...
...В Данвиче, в большом наполовину пустом доме, стоящем у самой горы в
четырех милях от деревни и в полутора милях от ближайшей усадьбы, в
воскресенье 2 февраля 1913 года в пять часов утра пришел в этот мир Вилбур
Уотли. В момент его рождения раздались подземные громы; а собаки выли всю
ночь.
Мать младенца принадлежала к вырождающейся линии семейства Уотли. Эта
уродливая тридцатипятилетняя альбиноска прожила всю жизнь с полоумным
отцом, в котором в его молодые годы люди подозревали колдуна. Лавиния
Уотли никогда не была замужем, но не стыдилась беременности. К этому,
впрочем, здесь относились снисходительно. Лавиния не обращала внимания на
деревенские пересуды о личности предполагаемого отца и гордилась сыном,
чья смуглая физиономия с козлиным профилем удивительно контрастировала с
белой кожей и красноватыми глазами матери. Люди неоднократно слышали ее
странные пророчества о необычайной мощи, которой будет обладать ее
отпрыск.
Ворожба Лавинии не удивляла окружающих: еще в детстве она бесстрашно
бродила в одиночестве по окрестным холмам, а дома зачитывалась старыми,
толстыми, изъеденными червями книгами отца, что составляли наследство
двухсотлетнего рода Уотли. Она никогда не ходила в школу, но держала в
голове тысячи отрывков из произведений античных авторов, которыми напичкал
ее старый Уотли.
При рождении Вилбура акушерку не позвали, и о его появлении узнали
только через несколько дней, когда старый Уотли спустился в деревню и
повел с сидевшими в лавке странные речи. Он поразительно изменился: еще
недавно казавшийся воплощением тайных сил, сейчас он сам опасался чего-то.
А это был не такой человек, которого могло напугать рождение ребенка.
Много лет, спустя люди вспомнили слова старого Уотли, сказанные им тогда в
лавке:
- Меня не касается, что будут говорить вокруг, но если сын Лавинии
будет похож на своего отца, вы и представить не можете, что тогда
произойдет. Знайте, на земле существуют не только люди. Лавиния много
читала и знает такое, о чем вы не имеете представления. А я вам вот что
скажу. Вы еще услышите, как один из детей Лавинии выкрикнет имя создателя
своего на вершине Сентинелл-Хилл!..
...Еще двести лет назад, когда колдуны и колдуньи, страшные культы
Дьявола и удивительные обитатели лесов не были редки, люди и тогда
старались обойти стороной Данвич. Новые времена ничего не изменили. Всему
есть объяснение, но правду знали лишь немногие посвященные. Внешне же все
обстояло так: местные жители пали жертвой странного вырождения, не
встречавшегося в других глухих уголках Новой Англии. По правде говоря,
здесь выросла особая порода людей, отличающаяся чертами физического и
духовного упадка. Средний уровень интеллекта и культуры в Данвиче печально
низок. Часты случаи насилия, кровосмешения, убийств и неописуемых
извращений. Старая аристократия, ведущая историю своих родов от двух-трех
семей, покинувших Салем (Город, в котором в XVII веке состоялись известные
"процессы ведьм".) в 1692 году, еще удерживалась над толпой, но у
большинства побочных потомков, смешавшихся с примитивными местными
жителями, от прежнего аристократизма остались лишь фамилии. Некоторые из
Уотли или Бишопов еще посылали своих старших сыновей в Гарвард, но те
редко возвращались к родным заваливающимся очагам.
Никто из переживших кошмар 1928 года так и не смог понять, что за
проклятье легло тогда на деревню. Старые легенды говорят о варварских
обрядах индейцев, заклятьями вызывавших тени с гор, о сильных подземных
громах. Многие знают, как смирился преподобный Абиа Годли и как он в 1747
году возгласил с амвона о близости Дьявола и его свиты. "И с этим мы
должны примириться, - сказал он. - Деяния Дьявола и демонов слишком
известны, чтобы мы могли противиться и противодействовать им. Подземные
голоса Азазели и Израила, Вельзевула и Велиала слышали многие из нас, и
сам я был свидетелем их тайного сборища на пригорке за моим домом. Я
различал свист и вой, крики и визг, которые не может издавать ни одно
живое существо. И неслись они от одной из тех пещер, найти которые можно
лишь с помощью черной магии, а вход в нее отворить дано только Дьяволу..."
Странные запахи, повергающие все живое в обморок, исходят временами из
кругов, обозначенных каменными колоннами на вершинах гор. Жители панически
боятся криков козодоев, чьи голоса в теплые ночи раздаются громче
обычного. Согласно местным поверьям, эти птицы ожидают вылета души
умирающего и ритм своих ужасных криков приравнивают к хриплому дыханию
обреченного. Если козодоям удается овладеть душой в момент ее выхода из
тела, они сразу взмывают в небо, оглашая окрестности демоническими
воплями. В случае неудачи птицы постепенно умолкают и исчезают.
Сейчас можно считать это все сказками, но они рождены были в давние
времена, а Данвич - самое старое из всех поселений в графстве. На его
южной стороне и сейчас еще видны остатки стен погреба и печи дома Бишопов,
датируемого 1700 годом, а самые недавние руины - это бывшая мельница,
разрушенная в 1806 году. Однако происхождения грубо вытесанных каменных
колонн не знает никто, хотя молва приписывает их индейцам. Человеческие
кости и черепа, найденные на вершине Сентинелл-Хилл неподалеку от большого
камня, напоминающего стол, говорят о том, что там было кладбище племени
чиппевеев и место для капища...
...Единственными людьми, видевшими Вилбура в первые дни его жизни, были
Захари Уотли и Мэмми Бишоп. Если визит Мэмми можно объяснить простым
любопытством, то Захари привел двух коров, купленных старым Уотли у его
сына Кэртиса. С тех пор до самого 1928 года, когда над деревней пролетел
трепет ужаса, семья маленького Вилбура постоянно покупала скот, хотя двор
Уотли никогда не наполнялся стадом. Кое-кто пытался тайком пересчитывать
тощих коров и бычков Уотли, но число их никогда не превышало десятка, как
будто стадо косила неведомая болезнь или ядовитые травы. На шеях скотины
люди замечали странные, похожие на разрезы раны; в первые месяцы после
рождения Вилбура такие же раны были у старика и у дочери.
Весной 1913 года Лавиния снова стала бродить по взгорьям, но уже с
сыном на руках. Никого не удивило, что трехмесячный ребенок выглядел
годовалым, а вскоре начал ходить.
В ночь на Иванов день на вершине Сентинелл-Хилл вознесся кверху столб
огня, а вскоре пошли слухи, что молодой Сайлс Бишоп за час до этого видел
в лесу направлявшихся к вершине женщину и ребенка. Сайлс, по его словам,
сразу забыл о пропавшей телке, когда в свете фонаря неожиданно появились
две обнаженные фигуры, как тени пробиравшиеся сквозь заросли. Позднее
Сайлс усомнился, был ли гол и ребенок. На нем, как вспоминал он, болтались
черные широкие штаны, поддерживаемые поясом с длинной бахромой.
Дело в том, что Вилбур никогда не показывался на людях иначе, как
застегнутым с головы до ног в глухие одежды, чем поразительно отличался от
всегда неряшливо одетых деда и матери.
В декабре сельские кумушки разнесли новый слух о том, что "негритенок
Лавинии" заговорил, а ведь ему исполнилось всего одиннадцать месяцев.
Голос его звучал со странными интонациями, словно голосовые связки его
были устроены необычно.
Лицо Вилбура тоже сразу привлекало внимание: большой, преждевременно
оформившийся нос придавал ему вид взрослого человека, а в грубых чертах
лица, желтоватой коже с расширенными порами, в удлиненных ушах было нечто
звериное. Неудивительно, что люди сторонились его и все свои догадки
строили вокруг колдовских штучек старого Уотли, который в свое время бегал
по горам с книгой в руках, что-то выкрикивая среди каменных колонн.
Собаки, кстати, также страшно невзлюбили Вилбура и при каждом удобном
случае старались укусить его...
...Старый Уотли по-прежнему покупал коров, а тут еще начал валить
деревья и ремонтировать до сих пор не используемую часть усадьбы, хотя
трех комнат на втором этаже дома для трех человек было вполне достаточно.
Работу он начал сразу с рождением внука: отремонтировал и покрыл новой
крышей сарай, повесив на дверь большой замок, привел в порядок заброшенный
первый этаж дома, но тут же забил досками все его окна. Это несомненно
говорило о расстройстве его рассудка.
В августе 1914 года Вилбур, которому исполнилось год и семь месяцев,
ростом был с четырехлетнего ребенка, говорил бегло и весьма разумно. Его
встречали далеко в холмах то одного, то с матерью. Дома он перелистывал
старые книги, и дед учил его удивительным знакам. К этому времени ремонт
был закончен, и люди заметили, что одно из окон, выходящих во двор,
превратилось в дверь, и от него к земле вело что-то вроде мостика или
сходней. И еще одно событие заставило окружающих в недоумении пожимать
плечами: сарай, всегда до этого запертый на замок, теперь стоял открытый
настежь, и Эрл Сойер, который привел очередного бычка и заглянул в сарай,
рассказывал об отвратительном, ни с чем не сравнимом запахе, напомнившем о
вони в горах среди каменных колонн. И словам Эрла можно было верить, так
как дома в Данвиче особой чистотой не отличались.
Вилбур тем временем рос, и в четыре года выглядел как десятилетний. Он
запоем читал, но говорил теперь реже. Людям случалось слышать от него
слова на незнакомом языке да в таком поразительном ритме, что в жилах
стыла кровь. Против собак у Вилбура было припасено оружие, и он им
частенько пользовался, что не прибавляло ему популярности в деревне.
Те, кто еще осмеливался приходить на ферму Уотли, часто заставали
Лавинию одну на втором этаже, в то время как из-за заколоченных окон
доносились голоса и шаги. Лавиния никому не говорила о занятиях своего
отца и сына, но когда заезжий торговец шутки ради попытался открыть
запертую дверь, она побледнела и страшно перепугалась. Потом в лавке
торговец обрисовал все это в лицах и намекнул еще, будто слышал в закрытой
части дома стук конских копыт. Жители деревни вспомнили о дверях со
сходнями, об исчезающем куда-то стаде, о варварских поклонениях Уотли и
также о том, что собаки рычат не только на Вилбура, но и вблизи фермы.
В 1917 году Соединенные Штаты вступили в войну. Сквайр бойер Уотли,
председатель вербовочного комитета, приложил много сил, чтобы найти
молодых людей для армии. А правительство, обеспокоенное отсутствием в
графстве здоровых новобранцев, прислало своих экспертов, следуя за
которыми журналисты набрели на ферму Уотли. Вскоре "Бостон Глоб" и "Аркхэм
Адвертайзер" поместили сенсационные репортажи о раннем развитии Вилбура, о
черной магии его деда, удивительных книгах и вообще о чудесах, что
случаются в окрестностях Данвича.
Жители деревни, читая эти статьи, смеялись над ошибками и удивлялись,
почему это журналисты особенно подчеркивали то, что Уотли расплачивались
за коров большими старыми золотыми монетами...
...Следующие десять лет жизнь Уотли ничем особенным не выделялась,
жители привыкли к их чудачествам и перестали обращать внимание.
В 1923 году, когда Вилбуру исполнилось десять лет, возобновились работы
на первом этаже их фермы. По содержимому строительного мусора люди поняли,
что Уотли снесли внутренние перегородки и теперь весь первый этаж
представляет собой единое помещение.
На следующую весну старый Уотли заметил, что большие стаи козодоев
слетаются под окна их усадьбы. Он так и сказал в лавке:
- Они кричат по ночам в такт моему дыханию, и я думаю, что все это по
мою душу. Вы, парни, узнаете об этом, когда все кончится. И если они будут
верещать до утра, то душа моя в их лапах...
В ночь на 1 сентября 1924 года Вилбур, добравшись впотьмах до деревни,
по телефону вызвал из Олсбери доктора Хоутона, который застал старого
Уотли в плачевном состоянии. У его изголовья стояли высохшая дочь и
бородатый внук. Снизу, с первого этажа доносился шум, похожий на плеск
волн у морского берега. Но больше всего доктора поразили крики
бесчисленного количества птиц.
Около полуночи к старику вернулось сознание, и он стал быстро и
прерывисто шептать:
- Больше пространства, Вилли... А скоро надо будет еще больше... Ты
растешь, а он растет быстрее... Открой двери Йог-Софофу, распевая
заклятие, которое ты найдешь на странице 751 полного издания... и сразу
разожги огонь...
Доктор не сомневался, что старик окончательно сошел с ума, а тот
продолжал:
- Не корми его слишком, Вилли, не позволяй ему расти быстрее
пространства, которое он занимает... Если он убежит раньше, чем ты
откроешь двери Йог-Софофу, все будет напрасным... Только Те, которые
Оттуда, могут сделать так, чтобы оно размножалось и делало свое дело.
Предтечи должны вернуться...
Агония длилась еще час, и лишь тогда умирающий сделал последний выдох.
Доктор Хоутон своей рукой закрыл сморщенные веки старика, а крики козодоев
стали постепенно затихать, пока совершенно не замерли вдали. Лавиния
залилась слезами, а ее сын пробасил низким голосом:
- Не схватили ее...
...Вилбур часто писал письма в разные города и получал ответы из
библиотек, в которых хранились редкие и забытые книги. Окружающие
ненавидели его все сильнее и приписывали ему все случавшиеся напасти,
вплоть до пропажи детей, но Вилбуру всегда удавалось избежать следствия то
ли из-за страха, который испытывали перед ним люди, то ли благодаря
золотым монетам.
Вид его становился все невыносимее. В 1925 году он давно перерос самого
высокого мужчину в графстве и достиг в высоту двух метров.
Вилбур уже давно ненавидел и презирал свою мать, и как-то раз она
пожаловалась Мэмми Бишоп:
- Всегда в нем было что-то, чего я не могла никому объяснить, а теперь
и сама не понимаю его. Присягаю, как перед Богом, я не знаю ни мыслей его,
ни поступков...
В том 1926 году голоса с гор звучали громче, сноп огня на вершине
Сентинелл-Хилл был выше, а крики козодоев в одну из полуночей слились в
издевательский хохот такой силы, что это слышали во всем графстве. Причина
этой адской какофонии выяснилась позже, когда заметили, что бедная Лавиния
Уотли больше не появляется.
На протяжении 1927 года Вилбур дважды перестраивал ферму, а Эрл Сойер
донес, что в доме снесли и перекрытие, и перегородки на втором этаже, а
Вилбур перенес все свои вещи и книги в пристрой к дому...
...Этой зимой, на удивление всем, Вилбур в первый раз покинул Данвич.
После переписки с библиотекой в Гарварде, с народной библиотекой в Париже,
с Британским Музеем, а также с университетом в Буэнос-Айресе, он не смог
получить желаемой книги. Вилбур отправился в дорогу, чтобы просмотреть
единственный экземпляр ее, хранившийся в близлежащем университете
графства.
И вот однажды на улицах Аркхэма появилась высоченная личность в грязной
одежде и с чемоданом в руках. Целью поисков Вилбура была старинная книга,
постоянно находившаяся под ключом - "Некрономикон", произведение араба
Абдуллы Алхазреда, в латинском переводе Олауса Вормиуса, изданная в XVII
веке в Испании. А в чемодане лежал свой, ценный, хоть и не полный
экземпляр английской версии доктора Ди.
У ворот университетского городка, не унимаясь, яростно металась собака,
а Вилбур, положив перед собой две книги, тщательно сличал тексты. Он искал
недостающие фрагменты - так он объяснил библиотекарю, доктору Генри
Эрмитейджу.
Доктор посмотрел на текст через плечо Вилбура и, разбирая старинные
буквы, почувствовал вдруг леденящее дыхание угрозы для жизни всего
человечества:
"...не следует верить тому, что человек суть владыка мира единственный
и последний. И его жизненная субстанция не единственная существующая на
Земле. Предтечи были, Предтечи существуют, Предтечи будут всегда. Но не в
известном нам мире, а между мирами. Изначальные, сильные и здоровые. Они
невидимы для глаз наших. Один Йог-Софоф знает вход в этот мир. Йог-Софоф и
ключ и страж этих врат. Прошлое, нынешнее и будущее едины в Йог-Софофе. Он
ведает место, где Предтечи пробили дорогу себе в прошлые времена, ведает,
где Они пройдут в будущее. Ведает их следы на Земле, которые они
оставляют, невидимые. По одному только запаху люди узнают их присутствие,
но образ их узнается в облике тех, кого они произвели среди смертных детей
человеческих, от вида человека до формы без субстанции. Невидимыми Они
кружат по Земле, ожидая нужных слов Ритуала. Их голос звучит в ветре, о Их
присутствии шепчет трава. Они выкорчевывают леса, уничтожают города, но
никто не видит карающую Руку. В ледяных пустынях заметил их Кадаф, а разве
человек когда-либо знал Кадафа? Льды на севере и затопленные острова в
океанах скрывают камни, на которых начертаны Печати. Йог-Софоф откроет
двери, пред которыми смыкаются сферы. Человек царит там, где когда-то
властвовали Они. Но как после лета приходит зима, а зима сменяется весной,
так и Они ждут своего Часа!!."
Осмысливая прочитанное, связывая это с тем, что говорили в графстве о
враждебной людям атмосфере Данвича, об особе Вилбура, которого окружала
тень странного рождения и подозрения в убийстве собственной матери, доктор
Эрмитейдж замер от недоброго предчувствия. Ему показалось, что
склонившийся над книгами великан принадлежит другой планете, другому миру.
Вилбур поднял голову и заговорил своим необычным, идущим как бы не из
человеческого горла голосом:
- Мистер Эрмитейдж, я хочу взять вашу книгу с собой. Сведения,
содержащиеся в ней, мне нужно проверить в других условиях. Неужели
административная рутина станет преградой моему желанию? Ведь никто этого и
не заметит.
Увидев, что доктор отрицательно качает головой, Вилбур добавил:
- Жаль, но я вынужден подчиниться правилам. Может быть, мне больше
повезет в Гарварде?
Доктор Эрмитейдж услышал со двора бешеный лай собаки и понял, что
пришелец покинул университет. Он открыл окно, чтобы рассеялся неприятный
запах, оставшийся после Вилбура. "Узнаете их по запаху, по нечистому
дыханию", - пробурчал он. Да, это был тот же самый запах, который он,
объезжая графство, впервые почувствовал три года назад у фермы старого
Уотли. "Кровосмешение, что за ерунда! - шептал библиотекарь. - Какое же
проклятое существо из другого мира стало отцом несчастного Вилбура? Что за
тварь кружила по холмам в ночь зачатия? Какая чудовищная мерзость
поселилась на нашей Земле, обретя человеческий облик?.."
В следующие недели доктор Эрмитейдж постарался собрать побольше
сведений о Вилбуре и о невидимых существах, окружающих Данвич. Встретился
он и с доктором Хоутоном, и ему стали понятны последние слова умирающего
Уотли. После нескольких встреч с учеными в Бостоне и многократного
прочтения "Некрономикона" доктор многое узнал о природе и намерениях
существ, угрожающих цивилизации.
В конце лета доктор Эрмитейдж полностью утвердился в мысли, что надо
как-то действовать против чудовища, которого люди знали под именем Вилбура
Уотли...
...Прелюдия к ужасу разыгралась в начале августа, и доктор Эрмитейдж
был ее непосредственным участником.
Как ему стало известно, Вилбур и в Кембридже пытался завладеть
имевшимся в библиотеке экземпляром "Некрономикона" или, по крайней мере,
переписать часть текста, но предупрежденные доктором библиотекари наотрез
отказали ему. В Кембридже Вилбур вел себя беспокойно: он непременно хотел
добиться своего и одновременно рвался домой, словно чего-то опасался.
Перед рассветом 3 августа доктора Эрмитейджа поднял с постели отчаянный
лай собаки и звон разбитого где-то стекла. Потом наступила тишина. Но
вскоре раздался поднявший на ноги полгорода крик, который будет стоять в
ушах до самой смерти, крик, в котором не было ничего человеческого.
Полуодетый Эрмитейдж бегом пересек улицу, газон и побежал по
университетскому городку к библиотеке. С разных сторон туда же спешили
встревоженные люди, некоторые обгоняли его. В библиотеке звенела охранная
сигнализация и издалека было видно разбитое окно.
Эрмитейдж понял, что никого нельзя допустить в хранилище и решительным
жестом остановил толпу, пропустив вперед себя только профессора Уоррена
Раиса и доктора Фрэнсиса Моргана, с которыми ранее уже делился своими
тревогами.
В глубине библиотеки слышалось громкое ворчание собаки; и вдруг снаружи
к нему присоединилось ритмичное верещание козодоев, слетевшихся невесть
откуда и облепивших стоящее рядом с домом дерево.
Смрад чувствовался уже в коридоре. Трое мужчин решительно двинулись к
маленькой читальне, открыли дверь и остановились. Казалось, целую вечность
никто из них не отважится протянуть руку к выключателю. Наконец Эрмитейдж
решительно щелкнул кнопкой.
Кто-то из них сдавленно вскрикнул, кто-то пошатнулся, но все трое не
отводя глаз смотрели на то, что лежало перед ними среди перевернутых
стульев и разбросанных книг...
...На полу библиотеки в пузырях желто-зеленой пены и в клейкой, похожей
на смолу жидкости лежало трехметровое чудовище. Спазмы сотрясали грудь,
которая тяжело вздымалась и опадала в ритме криков суетившихся за стеной
птиц. Части разодранной одежды и обувь были разбросаны по комнате, у окна
валялся пустой мешок, рядом со столом лежал револьвер. Но доктор Эрмитейдж
видел сейчас только умирающего, чей образ не сумело бы описать ничье перо;
можно лишь приблизительно назвать те его черты, которые хоть как-то
напоминали живые формы нашего мира.
Человеческими у чудовища были только лицо и руки, но грудь и нижняя
часть тела, скрывавшиеся всегда под одеждами, не имели ничего общего с
человеческими. Грудь, на которую упиралась лапами торжествующая собака,
была покрыта ороговевшей шкурой, напоминавшей крокодилью; на плечах и
предплечьях виднелись многочисленные черные и желтые пятна, подобные
окраске на змеиной спине. Но более жутко выглядело то, что находилось ниже
пояса: черная шерсть, из которой свисали дюжины две щупалец,
заканчивающихся красными отвислыми губами и глубоко посаженными глазками.
Портрет чудовища венчал хвост - нечто вроде трубы с фиолетовыми
перетяжками. Покрытые шерстью ноги походили на мощные когтистые лапы
доисторического ящера. При каждом выдохе цвет щупальцев и хвоста менялся
от зеленоватого - под стать жидкости, текущей в его жилах вместо крови, -
до желтого, а местами до серого, как перетяжки на хвосте.
Присутствие людей словно оживило чудовище. Оно, не поднимая головы,
начало издавать какие-то звуки. Доктор Эрмитейдж не сумел разобрать в этой
мешанине хрипов ни одного английского слова, но узнал отдельные обрывки
фраз из "Некрономикона", книги, которую не удалось похитить этому
неземному созданию, встретившему гибель от клыков пса:
- Нга... нгагаа... буг-шог йах, Йог-Софоф, ЙОГ-СОФОФ!..
...Смерть Вилбура Уотли явилась началом дальнейших событий. Ученые
постарались скрыть от журналистов и общественности подробности следствия,
а в Данвич отправился адвокат - хозяйство Вилбура должно было найти своих
наследников.
Когда адвокат прибыл в Данвич, он нашел жителей в состоянии близком к
панике, их беспокоили подземные громы, день ото дня набиравшие силу,
неясные звуки, доносившиеся из большой пустой скорлупы дома Уотли, и
Пер. - С.Ашмарина, И.Чемякова.
OCR & spellcheck by HarryFan, 29 August 2000
-----------------------------------------------------------------------
Путешественники, проезжающие по северной части штата Массачусетс и
сворачивающие по ошибке в сторону за Олсберийским мостом, неожиданно для
себя оказываются в удивительно мрачной местности. Дорога постепенно идет
вверх, и ее обступают поросшие густым кустарником каменные стены. Деревья
в здешних местах кажутся выше обычных, а травы и заросли много гуще, чем
на других кручах. Возделанные поля встречаются редко, да и бедны они, а
старые дома, разбросанные по околице, выглядят угрюмыми и запущенными.
Трудно объяснить, почему опасаются спрашивать дорогу у одиноких согбенных
фигур, стоящих на пороге разваливающихся домов или бредущих по крутым,
устланным сучьями склонам. Люди здесь такие молчаливые и пугливые, что на
них, кажется, лежит печать какого-то проклятия.
С холмов взору случайного путешественника открываются горы. От них
исходит непонятное беспокойство; вершины гор аккуратно закруглены, они
слишком симметричны, чтобы выглядеть естественно; на некоторых можно
рассмотреть расставленные в круг каменные колонны.
Дорогу то и дело пересекают глубокие овраги и ущелья. Деревянные
примитивные мосты, перекинутые через них, не внушают доверия. В низинах же
справа и слева от дороги встречаются вызывающие дрожь болота, особенно
страшные в сумерки, когда воют невидимые полчища козодоев и бесчисленные
светлячки танцуют под хриплое кваканье жаб.
Чем ближе к горам, тем больше путешественника начинают занимать не
вершины, а обрывистые склоны: инстинктивно он хочет отдалиться от них, но
дорога неумолимо ведет его вперед, и за горбатым мостом взору вдруг
открывается деревушка, притиснутая к реке отвесными стенами Круглой горы.
Высокие крыши строений удивительно напоминают картины Старого Света.
Однако вид деревни не приносит успокоения: ветхие дома, единственный
магазин, размещающийся в церкви, и устоявшийся отвратительный запах
свалки.
Позднее, уже пересекая границу графства Олсбери, путешественник узнает,
что только что миновал деревню Данвич.
Чужие редко бывают в этих местах; а когда на этом направлении почему-то
исчезли все дорожные указатели, то не стало видно и туристов, хотя пейзажи
здесь не лишены известной привлекательности...
...В Данвиче, в большом наполовину пустом доме, стоящем у самой горы в
четырех милях от деревни и в полутора милях от ближайшей усадьбы, в
воскресенье 2 февраля 1913 года в пять часов утра пришел в этот мир Вилбур
Уотли. В момент его рождения раздались подземные громы; а собаки выли всю
ночь.
Мать младенца принадлежала к вырождающейся линии семейства Уотли. Эта
уродливая тридцатипятилетняя альбиноска прожила всю жизнь с полоумным
отцом, в котором в его молодые годы люди подозревали колдуна. Лавиния
Уотли никогда не была замужем, но не стыдилась беременности. К этому,
впрочем, здесь относились снисходительно. Лавиния не обращала внимания на
деревенские пересуды о личности предполагаемого отца и гордилась сыном,
чья смуглая физиономия с козлиным профилем удивительно контрастировала с
белой кожей и красноватыми глазами матери. Люди неоднократно слышали ее
странные пророчества о необычайной мощи, которой будет обладать ее
отпрыск.
Ворожба Лавинии не удивляла окружающих: еще в детстве она бесстрашно
бродила в одиночестве по окрестным холмам, а дома зачитывалась старыми,
толстыми, изъеденными червями книгами отца, что составляли наследство
двухсотлетнего рода Уотли. Она никогда не ходила в школу, но держала в
голове тысячи отрывков из произведений античных авторов, которыми напичкал
ее старый Уотли.
При рождении Вилбура акушерку не позвали, и о его появлении узнали
только через несколько дней, когда старый Уотли спустился в деревню и
повел с сидевшими в лавке странные речи. Он поразительно изменился: еще
недавно казавшийся воплощением тайных сил, сейчас он сам опасался чего-то.
А это был не такой человек, которого могло напугать рождение ребенка.
Много лет, спустя люди вспомнили слова старого Уотли, сказанные им тогда в
лавке:
- Меня не касается, что будут говорить вокруг, но если сын Лавинии
будет похож на своего отца, вы и представить не можете, что тогда
произойдет. Знайте, на земле существуют не только люди. Лавиния много
читала и знает такое, о чем вы не имеете представления. А я вам вот что
скажу. Вы еще услышите, как один из детей Лавинии выкрикнет имя создателя
своего на вершине Сентинелл-Хилл!..
...Еще двести лет назад, когда колдуны и колдуньи, страшные культы
Дьявола и удивительные обитатели лесов не были редки, люди и тогда
старались обойти стороной Данвич. Новые времена ничего не изменили. Всему
есть объяснение, но правду знали лишь немногие посвященные. Внешне же все
обстояло так: местные жители пали жертвой странного вырождения, не
встречавшегося в других глухих уголках Новой Англии. По правде говоря,
здесь выросла особая порода людей, отличающаяся чертами физического и
духовного упадка. Средний уровень интеллекта и культуры в Данвиче печально
низок. Часты случаи насилия, кровосмешения, убийств и неописуемых
извращений. Старая аристократия, ведущая историю своих родов от двух-трех
семей, покинувших Салем (Город, в котором в XVII веке состоялись известные
"процессы ведьм".) в 1692 году, еще удерживалась над толпой, но у
большинства побочных потомков, смешавшихся с примитивными местными
жителями, от прежнего аристократизма остались лишь фамилии. Некоторые из
Уотли или Бишопов еще посылали своих старших сыновей в Гарвард, но те
редко возвращались к родным заваливающимся очагам.
Никто из переживших кошмар 1928 года так и не смог понять, что за
проклятье легло тогда на деревню. Старые легенды говорят о варварских
обрядах индейцев, заклятьями вызывавших тени с гор, о сильных подземных
громах. Многие знают, как смирился преподобный Абиа Годли и как он в 1747
году возгласил с амвона о близости Дьявола и его свиты. "И с этим мы
должны примириться, - сказал он. - Деяния Дьявола и демонов слишком
известны, чтобы мы могли противиться и противодействовать им. Подземные
голоса Азазели и Израила, Вельзевула и Велиала слышали многие из нас, и
сам я был свидетелем их тайного сборища на пригорке за моим домом. Я
различал свист и вой, крики и визг, которые не может издавать ни одно
живое существо. И неслись они от одной из тех пещер, найти которые можно
лишь с помощью черной магии, а вход в нее отворить дано только Дьяволу..."
Странные запахи, повергающие все живое в обморок, исходят временами из
кругов, обозначенных каменными колоннами на вершинах гор. Жители панически
боятся криков козодоев, чьи голоса в теплые ночи раздаются громче
обычного. Согласно местным поверьям, эти птицы ожидают вылета души
умирающего и ритм своих ужасных криков приравнивают к хриплому дыханию
обреченного. Если козодоям удается овладеть душой в момент ее выхода из
тела, они сразу взмывают в небо, оглашая окрестности демоническими
воплями. В случае неудачи птицы постепенно умолкают и исчезают.
Сейчас можно считать это все сказками, но они рождены были в давние
времена, а Данвич - самое старое из всех поселений в графстве. На его
южной стороне и сейчас еще видны остатки стен погреба и печи дома Бишопов,
датируемого 1700 годом, а самые недавние руины - это бывшая мельница,
разрушенная в 1806 году. Однако происхождения грубо вытесанных каменных
колонн не знает никто, хотя молва приписывает их индейцам. Человеческие
кости и черепа, найденные на вершине Сентинелл-Хилл неподалеку от большого
камня, напоминающего стол, говорят о том, что там было кладбище племени
чиппевеев и место для капища...
...Единственными людьми, видевшими Вилбура в первые дни его жизни, были
Захари Уотли и Мэмми Бишоп. Если визит Мэмми можно объяснить простым
любопытством, то Захари привел двух коров, купленных старым Уотли у его
сына Кэртиса. С тех пор до самого 1928 года, когда над деревней пролетел
трепет ужаса, семья маленького Вилбура постоянно покупала скот, хотя двор
Уотли никогда не наполнялся стадом. Кое-кто пытался тайком пересчитывать
тощих коров и бычков Уотли, но число их никогда не превышало десятка, как
будто стадо косила неведомая болезнь или ядовитые травы. На шеях скотины
люди замечали странные, похожие на разрезы раны; в первые месяцы после
рождения Вилбура такие же раны были у старика и у дочери.
Весной 1913 года Лавиния снова стала бродить по взгорьям, но уже с
сыном на руках. Никого не удивило, что трехмесячный ребенок выглядел
годовалым, а вскоре начал ходить.
В ночь на Иванов день на вершине Сентинелл-Хилл вознесся кверху столб
огня, а вскоре пошли слухи, что молодой Сайлс Бишоп за час до этого видел
в лесу направлявшихся к вершине женщину и ребенка. Сайлс, по его словам,
сразу забыл о пропавшей телке, когда в свете фонаря неожиданно появились
две обнаженные фигуры, как тени пробиравшиеся сквозь заросли. Позднее
Сайлс усомнился, был ли гол и ребенок. На нем, как вспоминал он, болтались
черные широкие штаны, поддерживаемые поясом с длинной бахромой.
Дело в том, что Вилбур никогда не показывался на людях иначе, как
застегнутым с головы до ног в глухие одежды, чем поразительно отличался от
всегда неряшливо одетых деда и матери.
В декабре сельские кумушки разнесли новый слух о том, что "негритенок
Лавинии" заговорил, а ведь ему исполнилось всего одиннадцать месяцев.
Голос его звучал со странными интонациями, словно голосовые связки его
были устроены необычно.
Лицо Вилбура тоже сразу привлекало внимание: большой, преждевременно
оформившийся нос придавал ему вид взрослого человека, а в грубых чертах
лица, желтоватой коже с расширенными порами, в удлиненных ушах было нечто
звериное. Неудивительно, что люди сторонились его и все свои догадки
строили вокруг колдовских штучек старого Уотли, который в свое время бегал
по горам с книгой в руках, что-то выкрикивая среди каменных колонн.
Собаки, кстати, также страшно невзлюбили Вилбура и при каждом удобном
случае старались укусить его...
...Старый Уотли по-прежнему покупал коров, а тут еще начал валить
деревья и ремонтировать до сих пор не используемую часть усадьбы, хотя
трех комнат на втором этаже дома для трех человек было вполне достаточно.
Работу он начал сразу с рождением внука: отремонтировал и покрыл новой
крышей сарай, повесив на дверь большой замок, привел в порядок заброшенный
первый этаж дома, но тут же забил досками все его окна. Это несомненно
говорило о расстройстве его рассудка.
В августе 1914 года Вилбур, которому исполнилось год и семь месяцев,
ростом был с четырехлетнего ребенка, говорил бегло и весьма разумно. Его
встречали далеко в холмах то одного, то с матерью. Дома он перелистывал
старые книги, и дед учил его удивительным знакам. К этому времени ремонт
был закончен, и люди заметили, что одно из окон, выходящих во двор,
превратилось в дверь, и от него к земле вело что-то вроде мостика или
сходней. И еще одно событие заставило окружающих в недоумении пожимать
плечами: сарай, всегда до этого запертый на замок, теперь стоял открытый
настежь, и Эрл Сойер, который привел очередного бычка и заглянул в сарай,
рассказывал об отвратительном, ни с чем не сравнимом запахе, напомнившем о
вони в горах среди каменных колонн. И словам Эрла можно было верить, так
как дома в Данвиче особой чистотой не отличались.
Вилбур тем временем рос, и в четыре года выглядел как десятилетний. Он
запоем читал, но говорил теперь реже. Людям случалось слышать от него
слова на незнакомом языке да в таком поразительном ритме, что в жилах
стыла кровь. Против собак у Вилбура было припасено оружие, и он им
частенько пользовался, что не прибавляло ему популярности в деревне.
Те, кто еще осмеливался приходить на ферму Уотли, часто заставали
Лавинию одну на втором этаже, в то время как из-за заколоченных окон
доносились голоса и шаги. Лавиния никому не говорила о занятиях своего
отца и сына, но когда заезжий торговец шутки ради попытался открыть
запертую дверь, она побледнела и страшно перепугалась. Потом в лавке
торговец обрисовал все это в лицах и намекнул еще, будто слышал в закрытой
части дома стук конских копыт. Жители деревни вспомнили о дверях со
сходнями, об исчезающем куда-то стаде, о варварских поклонениях Уотли и
также о том, что собаки рычат не только на Вилбура, но и вблизи фермы.
В 1917 году Соединенные Штаты вступили в войну. Сквайр бойер Уотли,
председатель вербовочного комитета, приложил много сил, чтобы найти
молодых людей для армии. А правительство, обеспокоенное отсутствием в
графстве здоровых новобранцев, прислало своих экспертов, следуя за
которыми журналисты набрели на ферму Уотли. Вскоре "Бостон Глоб" и "Аркхэм
Адвертайзер" поместили сенсационные репортажи о раннем развитии Вилбура, о
черной магии его деда, удивительных книгах и вообще о чудесах, что
случаются в окрестностях Данвича.
Жители деревни, читая эти статьи, смеялись над ошибками и удивлялись,
почему это журналисты особенно подчеркивали то, что Уотли расплачивались
за коров большими старыми золотыми монетами...
...Следующие десять лет жизнь Уотли ничем особенным не выделялась,
жители привыкли к их чудачествам и перестали обращать внимание.
В 1923 году, когда Вилбуру исполнилось десять лет, возобновились работы
на первом этаже их фермы. По содержимому строительного мусора люди поняли,
что Уотли снесли внутренние перегородки и теперь весь первый этаж
представляет собой единое помещение.
На следующую весну старый Уотли заметил, что большие стаи козодоев
слетаются под окна их усадьбы. Он так и сказал в лавке:
- Они кричат по ночам в такт моему дыханию, и я думаю, что все это по
мою душу. Вы, парни, узнаете об этом, когда все кончится. И если они будут
верещать до утра, то душа моя в их лапах...
В ночь на 1 сентября 1924 года Вилбур, добравшись впотьмах до деревни,
по телефону вызвал из Олсбери доктора Хоутона, который застал старого
Уотли в плачевном состоянии. У его изголовья стояли высохшая дочь и
бородатый внук. Снизу, с первого этажа доносился шум, похожий на плеск
волн у морского берега. Но больше всего доктора поразили крики
бесчисленного количества птиц.
Около полуночи к старику вернулось сознание, и он стал быстро и
прерывисто шептать:
- Больше пространства, Вилли... А скоро надо будет еще больше... Ты
растешь, а он растет быстрее... Открой двери Йог-Софофу, распевая
заклятие, которое ты найдешь на странице 751 полного издания... и сразу
разожги огонь...
Доктор не сомневался, что старик окончательно сошел с ума, а тот
продолжал:
- Не корми его слишком, Вилли, не позволяй ему расти быстрее
пространства, которое он занимает... Если он убежит раньше, чем ты
откроешь двери Йог-Софофу, все будет напрасным... Только Те, которые
Оттуда, могут сделать так, чтобы оно размножалось и делало свое дело.
Предтечи должны вернуться...
Агония длилась еще час, и лишь тогда умирающий сделал последний выдох.
Доктор Хоутон своей рукой закрыл сморщенные веки старика, а крики козодоев
стали постепенно затихать, пока совершенно не замерли вдали. Лавиния
залилась слезами, а ее сын пробасил низким голосом:
- Не схватили ее...
...Вилбур часто писал письма в разные города и получал ответы из
библиотек, в которых хранились редкие и забытые книги. Окружающие
ненавидели его все сильнее и приписывали ему все случавшиеся напасти,
вплоть до пропажи детей, но Вилбуру всегда удавалось избежать следствия то
ли из-за страха, который испытывали перед ним люди, то ли благодаря
золотым монетам.
Вид его становился все невыносимее. В 1925 году он давно перерос самого
высокого мужчину в графстве и достиг в высоту двух метров.
Вилбур уже давно ненавидел и презирал свою мать, и как-то раз она
пожаловалась Мэмми Бишоп:
- Всегда в нем было что-то, чего я не могла никому объяснить, а теперь
и сама не понимаю его. Присягаю, как перед Богом, я не знаю ни мыслей его,
ни поступков...
В том 1926 году голоса с гор звучали громче, сноп огня на вершине
Сентинелл-Хилл был выше, а крики козодоев в одну из полуночей слились в
издевательский хохот такой силы, что это слышали во всем графстве. Причина
этой адской какофонии выяснилась позже, когда заметили, что бедная Лавиния
Уотли больше не появляется.
На протяжении 1927 года Вилбур дважды перестраивал ферму, а Эрл Сойер
донес, что в доме снесли и перекрытие, и перегородки на втором этаже, а
Вилбур перенес все свои вещи и книги в пристрой к дому...
...Этой зимой, на удивление всем, Вилбур в первый раз покинул Данвич.
После переписки с библиотекой в Гарварде, с народной библиотекой в Париже,
с Британским Музеем, а также с университетом в Буэнос-Айресе, он не смог
получить желаемой книги. Вилбур отправился в дорогу, чтобы просмотреть
единственный экземпляр ее, хранившийся в близлежащем университете
графства.
И вот однажды на улицах Аркхэма появилась высоченная личность в грязной
одежде и с чемоданом в руках. Целью поисков Вилбура была старинная книга,
постоянно находившаяся под ключом - "Некрономикон", произведение араба
Абдуллы Алхазреда, в латинском переводе Олауса Вормиуса, изданная в XVII
веке в Испании. А в чемодане лежал свой, ценный, хоть и не полный
экземпляр английской версии доктора Ди.
У ворот университетского городка, не унимаясь, яростно металась собака,
а Вилбур, положив перед собой две книги, тщательно сличал тексты. Он искал
недостающие фрагменты - так он объяснил библиотекарю, доктору Генри
Эрмитейджу.
Доктор посмотрел на текст через плечо Вилбура и, разбирая старинные
буквы, почувствовал вдруг леденящее дыхание угрозы для жизни всего
человечества:
"...не следует верить тому, что человек суть владыка мира единственный
и последний. И его жизненная субстанция не единственная существующая на
Земле. Предтечи были, Предтечи существуют, Предтечи будут всегда. Но не в
известном нам мире, а между мирами. Изначальные, сильные и здоровые. Они
невидимы для глаз наших. Один Йог-Софоф знает вход в этот мир. Йог-Софоф и
ключ и страж этих врат. Прошлое, нынешнее и будущее едины в Йог-Софофе. Он
ведает место, где Предтечи пробили дорогу себе в прошлые времена, ведает,
где Они пройдут в будущее. Ведает их следы на Земле, которые они
оставляют, невидимые. По одному только запаху люди узнают их присутствие,
но образ их узнается в облике тех, кого они произвели среди смертных детей
человеческих, от вида человека до формы без субстанции. Невидимыми Они
кружат по Земле, ожидая нужных слов Ритуала. Их голос звучит в ветре, о Их
присутствии шепчет трава. Они выкорчевывают леса, уничтожают города, но
никто не видит карающую Руку. В ледяных пустынях заметил их Кадаф, а разве
человек когда-либо знал Кадафа? Льды на севере и затопленные острова в
океанах скрывают камни, на которых начертаны Печати. Йог-Софоф откроет
двери, пред которыми смыкаются сферы. Человек царит там, где когда-то
властвовали Они. Но как после лета приходит зима, а зима сменяется весной,
так и Они ждут своего Часа!!."
Осмысливая прочитанное, связывая это с тем, что говорили в графстве о
враждебной людям атмосфере Данвича, об особе Вилбура, которого окружала
тень странного рождения и подозрения в убийстве собственной матери, доктор
Эрмитейдж замер от недоброго предчувствия. Ему показалось, что
склонившийся над книгами великан принадлежит другой планете, другому миру.
Вилбур поднял голову и заговорил своим необычным, идущим как бы не из
человеческого горла голосом:
- Мистер Эрмитейдж, я хочу взять вашу книгу с собой. Сведения,
содержащиеся в ней, мне нужно проверить в других условиях. Неужели
административная рутина станет преградой моему желанию? Ведь никто этого и
не заметит.
Увидев, что доктор отрицательно качает головой, Вилбур добавил:
- Жаль, но я вынужден подчиниться правилам. Может быть, мне больше
повезет в Гарварде?
Доктор Эрмитейдж услышал со двора бешеный лай собаки и понял, что
пришелец покинул университет. Он открыл окно, чтобы рассеялся неприятный
запах, оставшийся после Вилбура. "Узнаете их по запаху, по нечистому
дыханию", - пробурчал он. Да, это был тот же самый запах, который он,
объезжая графство, впервые почувствовал три года назад у фермы старого
Уотли. "Кровосмешение, что за ерунда! - шептал библиотекарь. - Какое же
проклятое существо из другого мира стало отцом несчастного Вилбура? Что за
тварь кружила по холмам в ночь зачатия? Какая чудовищная мерзость
поселилась на нашей Земле, обретя человеческий облик?.."
В следующие недели доктор Эрмитейдж постарался собрать побольше
сведений о Вилбуре и о невидимых существах, окружающих Данвич. Встретился
он и с доктором Хоутоном, и ему стали понятны последние слова умирающего
Уотли. После нескольких встреч с учеными в Бостоне и многократного
прочтения "Некрономикона" доктор многое узнал о природе и намерениях
существ, угрожающих цивилизации.
В конце лета доктор Эрмитейдж полностью утвердился в мысли, что надо
как-то действовать против чудовища, которого люди знали под именем Вилбура
Уотли...
...Прелюдия к ужасу разыгралась в начале августа, и доктор Эрмитейдж
был ее непосредственным участником.
Как ему стало известно, Вилбур и в Кембридже пытался завладеть
имевшимся в библиотеке экземпляром "Некрономикона" или, по крайней мере,
переписать часть текста, но предупрежденные доктором библиотекари наотрез
отказали ему. В Кембридже Вилбур вел себя беспокойно: он непременно хотел
добиться своего и одновременно рвался домой, словно чего-то опасался.
Перед рассветом 3 августа доктора Эрмитейджа поднял с постели отчаянный
лай собаки и звон разбитого где-то стекла. Потом наступила тишина. Но
вскоре раздался поднявший на ноги полгорода крик, который будет стоять в
ушах до самой смерти, крик, в котором не было ничего человеческого.
Полуодетый Эрмитейдж бегом пересек улицу, газон и побежал по
университетскому городку к библиотеке. С разных сторон туда же спешили
встревоженные люди, некоторые обгоняли его. В библиотеке звенела охранная
сигнализация и издалека было видно разбитое окно.
Эрмитейдж понял, что никого нельзя допустить в хранилище и решительным
жестом остановил толпу, пропустив вперед себя только профессора Уоррена
Раиса и доктора Фрэнсиса Моргана, с которыми ранее уже делился своими
тревогами.
В глубине библиотеки слышалось громкое ворчание собаки; и вдруг снаружи
к нему присоединилось ритмичное верещание козодоев, слетевшихся невесть
откуда и облепивших стоящее рядом с домом дерево.
Смрад чувствовался уже в коридоре. Трое мужчин решительно двинулись к
маленькой читальне, открыли дверь и остановились. Казалось, целую вечность
никто из них не отважится протянуть руку к выключателю. Наконец Эрмитейдж
решительно щелкнул кнопкой.
Кто-то из них сдавленно вскрикнул, кто-то пошатнулся, но все трое не
отводя глаз смотрели на то, что лежало перед ними среди перевернутых
стульев и разбросанных книг...
...На полу библиотеки в пузырях желто-зеленой пены и в клейкой, похожей
на смолу жидкости лежало трехметровое чудовище. Спазмы сотрясали грудь,
которая тяжело вздымалась и опадала в ритме криков суетившихся за стеной
птиц. Части разодранной одежды и обувь были разбросаны по комнате, у окна
валялся пустой мешок, рядом со столом лежал револьвер. Но доктор Эрмитейдж
видел сейчас только умирающего, чей образ не сумело бы описать ничье перо;
можно лишь приблизительно назвать те его черты, которые хоть как-то
напоминали живые формы нашего мира.
Человеческими у чудовища были только лицо и руки, но грудь и нижняя
часть тела, скрывавшиеся всегда под одеждами, не имели ничего общего с
человеческими. Грудь, на которую упиралась лапами торжествующая собака,
была покрыта ороговевшей шкурой, напоминавшей крокодилью; на плечах и
предплечьях виднелись многочисленные черные и желтые пятна, подобные
окраске на змеиной спине. Но более жутко выглядело то, что находилось ниже
пояса: черная шерсть, из которой свисали дюжины две щупалец,
заканчивающихся красными отвислыми губами и глубоко посаженными глазками.
Портрет чудовища венчал хвост - нечто вроде трубы с фиолетовыми
перетяжками. Покрытые шерстью ноги походили на мощные когтистые лапы
доисторического ящера. При каждом выдохе цвет щупальцев и хвоста менялся
от зеленоватого - под стать жидкости, текущей в его жилах вместо крови, -
до желтого, а местами до серого, как перетяжки на хвосте.
Присутствие людей словно оживило чудовище. Оно, не поднимая головы,
начало издавать какие-то звуки. Доктор Эрмитейдж не сумел разобрать в этой
мешанине хрипов ни одного английского слова, но узнал отдельные обрывки
фраз из "Некрономикона", книги, которую не удалось похитить этому
неземному созданию, встретившему гибель от клыков пса:
- Нга... нгагаа... буг-шог йах, Йог-Софоф, ЙОГ-СОФОФ!..
...Смерть Вилбура Уотли явилась началом дальнейших событий. Ученые
постарались скрыть от журналистов и общественности подробности следствия,
а в Данвич отправился адвокат - хозяйство Вилбура должно было найти своих
наследников.
Когда адвокат прибыл в Данвич, он нашел жителей в состоянии близком к
панике, их беспокоили подземные громы, день ото дня набиравшие силу,
неясные звуки, доносившиеся из большой пустой скорлупы дома Уотли, и