Лавкрафт Говард Филлипс. Сны в ведьмином доме

   В начале апреля Джилмен почувствовал нешуточное беспокойство по поводу своей затянувшейся болезни. Внушали тревогу и рассказы соседей: их нельзя было толковать иначе, как свидетельство появления у Джилмена симптомов лунатизма.
   Судя по всему, во сне он покидал свою постель - сосед снизу часто слышал скрип половиц в его комнате в предутренние часы. Тот же сосед утверждал, что по ночам сверху раздается и стук башмаков, но это была ошибка: каждое утро Джилмен находил свою одежду и обувь точно в том же месте, где оставлял их на ночь. Поистине, в этом ужасном старом доме развивались слуховые галлюцинации разве самому Джилмену не пришлось убедиться в этом, после того как даже в дневное время ему стало казаться, что из черных пустот за наклонной стеной и над скошенным потолком доносятся, помимо крысиной возни, и какие0то другие звуки? Его болезненно обостренный слух начал различать в давно заложенной части чердака прямо над комнатой слабые отзвуки чьих-то шагов, и иногда эти галлюцинации казались ему ужасающе реальными.
   В одном сомнений быть не могло: Джилмен страдал лунатизмом. Дважды в ночное время его комнату находили пустой, хотя вся одежда была на месте. Он узнал об этом от своего товарища - студента Фрэнка Илвуда, вынужденного по бедности поселиться в том же мрачном и нелюбимом горожанами доме. Илвуд, прозанимавшись как-то до глубокой ночи, решил обратиться к Джилмену за помощью - ему никак не давались несколько дифференциальных уравнений, - но в комнате на верхнем этаже никого не было. Конечно, со стороны Илвуда было довально-таки бесцеремонно открывать даже и незапертую дверь чужой комнаты и заглядывать внутрь, не получив ответа на настойчивый стук, но ему действительно требовалась помощь, и он понадеялся что сосед сверху не слишком огорчится, если его достаточно вежливо растолкать. Илвуд поднимался наверх примерно в то же время и еще через несколько дней, но Джилмена снова не оказалось дома. Выслушав его рассказ, последний не мог не задаться вопросом, где же он был ночью, босой, в одной пижаме? Он решил обязательно исследовать эту загадку, если только ночные хождения не прекратятся; можно
   например, посыпать мукой пол в коридоре, чтобы с утра выяснить, куда ведут следы. Несомненно, покинуть комнату он мог только через дверь, поскольку с внешней стороны дома у окна не было никаких выступов или хотя бы неровностей, по которым можно было бы выбиться наружу.
   К середине апреля болезненно обостренный слух Джилмена подвергся новому испытанию - до его комнаты стали доноситься тонкие заунывные причитания суеверного заклинателя духов по имени Джо Мазуревич - он снимал квартиру в первом этаже. Мазуревич имел обыкновение рассказывать длинные, бессвязные истории о призраке старухи Кеции и маленьком косматом зверьке с необычайно острыми клыками, вечно что-то вынюхивавшем; по его словам, эта парочка настолько навязчиво преследовала его своими явлениями, что пришлось воспользоваться серебряным распятием (специально выданным для этой цели отцом Иваницким из церкви Св. Станислава), чтобы избавиться от нее. Джо молился так усердно, потому что приближалась ночь Великого Шабаша. Ночь накануне первого мая называется Вальпургиевой; в это время самые страшные силы зла покидают ад и переносятся на Землю, а все подданные сатаны собираются вместе, чтобы предаться таким отвратительным занятиям и таинствам, что их даже невозможно назвать обычному человеку. Для Аркхэма это всегда было самое тяжелое время в году, хотя благородная публика с Мискатоникского Авеню, Хай-стрит или улицы Селтонстол и предпочитает изображать полное неведение на сей счет. Страшные дела творятся тогда в городе; бывает, даже пропадают дети. Джо хорошо разбирался в таких вещах: еще на родине бабка рассказывала ему разные жуткие истории, которые слышала, в свою очередь, от своей бабки. Мудрые люди советуют на это время вооружиться четками и побольше молиться. Вот уже три месяца, как старуха Кеция и Бурый Дженкин не попадаются на глаза ни самому Мазуревичу, ни его земляку и соседу Павлу Чонскому - вообще никому в городе. Это недаром. Раз они держатся в тени, значит, что-то
   задумали.
   16 числа Джилмен побывал, наконец, у врача, и был очень удивлен, узнав, что если у него и есть температура, то не такая высокая, как он боялся. Доктор внимательно расспросил его о симптомах и порекомендовал обратиться к специалисту по нервным болезням. Джилмен даже обрадовался, что не попал на прием к прежнему университетскому врачу, человеку еще более дотошному. Старик Уолдрон, недавно оставивший практику, уже как-то раз настоял на том, чтобы Джилмен сделал длительный перерыв в своих занятиях; то же самое он сделал бы и сейчас - но разве можно было бы остановиться именно в тот момент, когда вычисления сулили столь блестящие результаты! Несомненно, он уже нащупывал границу четвертого измерения, и кто знает, насколько далеко он может продвинуться в своих поисках?
   Но даже при мысли о возможном успехе Джилмена не оставляло недоумение по поводу того, откуда, собственно, он черпает такую уверенность. Неужели и гнетущее чувство неотвратимой розы исходит всего лишь от строчек математических формул, которыми день за днем заполнял он бесчисленные листки бумаги? Воображаемые шаги над потолком, мягкие и крадущиеся ужасно раздражали. Появилось какое-то новое и все усиливающееся ощущение: Джилмену казалось, будто что-то или кто-то склоняет его к чему-то ужасному, чего он ни при каких условиях не должен делать. А лунатизм? Куда он отправлялся по ночам во сне? И что это был за звук, вернее, слабый отголосок какого-то звука, то и дело прорывавшийся сквозь невообразимое смешение уже привычных шумов даже в дневное время, когда он и не думает спать? Едва различимый, этот звук подчинялся какой-то странной ритмической закономерности, не похожей ни на что земное, кроме, может быть, ритмов самых сокровенных гимнов Шабаша, названий которых не смеет произносить смертный. Иногда Джилмен со страхом думал, что есть в этом ритме и нечто от того скрежета и рева, что заполнял мрачные пропасти его сновидений.
   Сны, между тем, становились все ужаснее. В первой, менее глубокой их части, злобная старуха появлялась теперь в дьявольски отчетливом облике, и Джилмен убедился, что именно она так напугала его во время давнишней прогулки по старым городским кварталам. В этом невозможно было усомниться - достаточно было взглянуть на ее согбенную спину, длинный нос и морщинистое лицо, легко было узнать и бесформенное коричневое платье. Лицо старухи носило выражение самой гнусной злобы и омерзительного возбуждения; по утрам Джилмен вспоминал ее каркающий голос, настойчивый и угрожающий. Он должен был предстать перед Черным Человеком, и вместе с ним справиться к трону Азатота, что находится в самом сердце хаоса, - вот чего требовала старуха. Там своею собственной кровью распишется он в книге Азатота, раз уж удалось ему самостоятельно дойти до сокровенных тайн. Джилмен почти готов был подчиниться и отправиться вместе с ведьмой, Бурым Дженкином и тем, третьим, к трону хаоса, туда, где бездумно играют тонкие флейты; его останавливало только упоминание об Азатоте - из книги "Некрономикон" он знал, что этим именем обозначают исконное зло, слишком ужасное, чтобы его можно было описать.
   Старуха всегда появлялась, будто из пустоты, вблизи того угла, где наклонный потолок встречался с наклонной стеной. Кажется, она материализовывалась ближе к потолку, чем к полу; в каждом новом сне она понемногу приближалась к Джилмену, и он видел ее все отчетливее. Бурый Дженкин тоже приближался к юноше в течение этого непродолжительного сна; в облаке неестественного фиолетового света зловеще поблескивали его длинные желтовато-белые клыки. Его визгливый хихикающий голосок все сильнее врезался Джилмену в память, и по утрам юноша вспоминал, как мерзкая тварь говорила что-то об Азатоте и о ком-то по имени Ньярлат-хотеп.
   Затем следовали более глубокие и длительные сны, в них тоже все имело гораздо более отчетливые очертания, чем прежде; Джилмен теперь ясно почувствовал, что окружающие его пропасти принадлежат четвертому измерению. Органические объекты, чьи движения казались наименее беспричинными и бесцельными, вероятно, представляли собою проекции живых существ, населяющих нашу планету, включая и людей. Что касается остальных, то Джилмен не решался даже представить себе, как они могут выглядеть в своих собственных пространственных сферах. Два существа из числа двигавшихся наиболее осмысленно (одно напоминало скопление переливающихся пузырей вытянутой сферической формы, а другое, поменьше - многоугольник совершенно невероятной окраски с быстро сменяющимися выступами на поверхностях), казалось, чуть ли не опекали Джилмена и двигались рядом с ним или чуть впереди) пока он пробирался между какими-то гигантскими призмами, огромными лабиринтами, нагромождениями кубов и плоскостей, подобиями странных циклопических построек. На всем протяжении сна видения сопровождались отдаленным скрежетом и ревом, постоянно пребывавшими в силе, как будто стремившимися к некоему чудовищному пределу мощности, совершенно не переносимому для человеческого слуха.
   В ночь с 19 на 20 апреля в сновидениях Джилмена появилось нечто новое и чрезвычайно важное. Почти вопреки своей воле он парил по сумеречной пропасти вслед за скоплением переливающихся пузырей и маленьким многоугольником, когда заметил, что края находившихся в стороне от него гигантских призм образуют на удивление правильные повторяющиеся углы. В то же мгновение он оказался вне привычной бездны, обнаружив, что стоит, едва удерживая равновесие, на склоне каменистого холма, залитого ярким, хотя и рассеянным светом. Джилмен был без обуви, в одной только пижаме. Он пытался пойти дальше, но не в силах был оторвать ноги от земли. Кружащиеся клубы каких-то густых испарений скрывали от него окрестности: Джилмен видел только небольшую часть склона прямо перед собой; он содрогнулся при мысли о том, какие звуки может таить в себе непроницаемый для взора туман.
   Затем он заметил две с трудом подползавшие к нему фигуры - то были старуха и маленькая косматая тварь. Старая ведьма с видимым усилием поднялась на колени и как-то необыкновенно крестила руки. Бурый Дженкин, тоже с большим трудом, приподнял правую лапку, так пугающе похожую на человеческую кисть, и указал ею куда-то в пустоту. Подчиняясь непостижимолу импульсу извне, Джилмен, преодолевая огромную тяжесть, потащился по направлению, обозначенному средней линией угла, под которым сходились скрещенные руки ведьмы и лапка маленького чудовища. Едва Джилмен сумел сделать пару шагов, так снова оказался в привычной полутемной пропасти. Вокруг проносились бесчисленные тела всевозможных форм; чувствуя немыслимое головокружение, Джилмен стремительно падал куда-то вниз, и стремительному полету не было конца... Он проснулся в своей постели, в мансарде старого дома, сводившей с ума своей непонятной формой.
   Не было и речи о том, чтобы заняться чем-нибудь серьезмым; Джилмен не пошел на лекции. К своему немалому удивлению он вдруг обнаружил, что какая-то неведомая сила странным образом управляет его зрением: он просто не мог оторвать взгляда от совершенно пустого места на полу. Со временем положение точки, притягивавшей его невидящий взор, менялось, но только к полудню удалось Джилмену справиться с непреодолимым желанием сидеть на одном месте, уставившись в пустоту. Около двух часов дня он отправился в город перекусить и, шагая по узким переулкам, неожиданно заметил, что все время поворачивает на юго-восток. Ему потребовалось известное усилие воли, чтобы заставить себя зайти в кафе на Черч-Стрит, но после обеда непонятное притяжение только усилилось.
   Все-таки в ближайшее время придется обратиться к психиатру - может быть, это как-то связано с лунатизмом; но до тех пор нужно хотя бы попытаться самому справиться с болезненным наваждением. Несомненно, у него еще достанет сил сопротивляться непостижимому притяжению; полный решимости бороться, Джилмен направился на север, по Гаррисон-стрит, но обнаружил, что едва способен медленно тащиться по улице. Пока ему удалось добраться до моста через Мискатоник, он весь облился холодным потом; ухватившись за железные перила, юноша взглянул на лежавший вверх по течению остров, что пользовался такой дурной славой; в ярких лучах послеполуденного солнца резко выделялись правильные ряды древних каменных глыб, стоявших в мрачной задумчивости...
   А потом бросился прочь. Он едва не упал, различив на пустынном острове какую-то фигуру, в которой нетрудно было узнать странную старуху, чей образ безжалостно вторгся в его сны. Рядом со старухой шевелилась высокая трава, как если бы у ног ее, на земле, копошилось какое-то другое живое существо. Увидев, что старая ведьма поворачивается в его сторону, Джилмен стремительно спустился с моста и углубился в сумрачные аллеи, высаженные по берегу реки. Даже находясь на значительном расстоянии от острова, он, казалось, чувствовал всю силу чудовищной, неукротимой злобы, которую источал полный насмешки взгляд согбенной ветхой старухи в коричневом платье.
   Странное притяжение с юго-востока не ослабевало; Джилмену стоило огромных усилий добраться до старого дома и взойти по шаткой лестнице к себе в мансарду. Несколько часов просидел он бесцельно, в полном молчании, сосредоточив бессмысленный взгляд на неведомой ему точке, медленно смещавшейся к западу. Около шести вечера его тонкий слух снова уловил заунывные молитвы Джо Мазуревича, жившего двумя этажами ниже. В отчаянии Джилмен схватил шляпу и вышел на залитую лучистым золотом заходящего солнца улицу, решившись полностью отдаться странному чувству, влекшему его теперь точно на юг. Часом позже солнце зашло. Темнота застала Джилмена в открытом поле, где-то за Ручьем Висельников; впереди него сверкало звездами весеннее небо. Стремление во что бы то ни стало идти вперед сменилось почти непреодолимым желанием оторваться от Земли, пусть только мысленно, и устремиться в космос. Джилмен вдруг понял, откуда исходит странное притяжение, мучившие его весь день.
   Источник притяжения - в небе. Какая-то точка небесной сферы властно звала к себе Джилмена, чем-то манила его. Очевидно, она располагалась где-то между Гидрой и Арго Навис; Джилмен знал теперь, что неведомая звезда влекла его к себе с той минуты, как он проснулся рано утром. В то время эта звезда находилась под ним, внизу, а сейчас переместилась на юг и медленно двигалась к западу. Что могло все это означать? Не сходит ли он с ума? Долго ли все это будет продолжаться? Вновь собравшись с силами, Джилмен повернул обратно и медленно, с трудом зашагал домой.
   У дверей его поджидал Мазуревич; жгучее желание сообщить соседу о новых сверхъестественных событиях боролось в нем с суеверным страхом говорить на подобные темы. Дело в том, что в доме снова появился колдовской свет. Накануне Джо довольно поздно вернулся домой - по всему Массачусетсу отмечался День Патриота, - уже после полуночи. Перед тем, как войти в дом, он взглянул на окна Джилмена: сначала они показавшись ему совершенно темными, но потом стало заметно слабое фиолетовое свечение. Джо хотел бы предостеречь молодого джентльмена, ибо всякому в городе было известно, что такой свет всегда сопровождает появление призрака старухи Кеции и Бурого Дженкина. Раньше Мазуревич предпочитал не заговаривать на эту тему, но теперь он видит, как это необходимо: появление колдовского света означало, что Кеция и ее зубастая тварь начали преследовать юного джентльмена. Не раз и сам Джо Мазуревич, и Павел Чонский и домовладелец господин Домбровский вроде бы замечали, что такой же свет пробивается наружу сквозь щели в стенке, закрывавшей часть чердака над комнатой джентльмена; правда, все трое сговорились держать язык за зубами... Лучше бы молодому джентльмену сменить комнату и запастись распятием хорошего ксендза, вроде отца Иваницкого.
   Высушивая нескончаемую болтовню соседа снизу, Джилмен ощущал, как тиски страха все плотнее сжимаются вокруг него. Конечно, Джо наверняка был в изрядном подпитии, когда возвращался домой накануне ночью; тем не менее его упоминание о фиолетовом свете имело ужасное значение. Именно такой искристый свет всегда окружал старуху и маленькую косматую тварь в тех недолгих и отчетливых снах, которые предшествовали погружению в неведомые пропасти более глубоких видений; однако сама мысль, что бодрствующий сторонний наблюдатель мог видеть свет, являвшийся Джилмену во сне, решительно не укладывалась в рамки разумного. И где только этот парень мог такое узнать? Может, он и сам разговаривает или ходит во сне? Нет, Джо говорит, что нет. Надо будет все-таки проверить. Может быть, Фрэнк Илвуд что-нибудь знает, хотя очень уж не хочется обращаться к нему с такого рода расспросами.
   Горячка, невероятные сновидения, лунатизм, слуховые галлюцинации - а теперь еще и подозрение, что он разговаривает во сне, и без того очень нездоровом! Необходимо отложить занятия, посоветоваться с психиатром, и взять себя в руки. Поднявшись на второй этаж, Джилмен задержался было у двери Илвуда, но увидел, что того нет дома. Он неохотно поднялся к себе и сел, не зажигая света. Взгляд был по-прежнему прикован к югу; кроме того, он поймал себя на том, что настойчиво прислушивается к тишине, словно надеясь уловить некий звук с чердака, и кажется, воображает, будто видит зловещий фиолетовый свет, просачивающийся сквозь микроскопическую щель в низком наклонном потолке.
   Той ночью во сне фиолетовый свет обрушился на него с возросшей силой, а старая ведьма и маленькая косматая тварь подобрались еще ближе и явно издевались над ним, визжа нечеловеческими голосами и делая какие-то дьявольские жесты. Джилмен был даже рад погрузиться в сумрачную бездну с ее привычным приглушенным ревом, хотя и там настойчивое преследование двух существ, похожих на скопление переливающихся пузырей и маленький многоугольник со сторонами, меняющимися словно в калейдоскопе, вызывало особенно острое ощущение угрозы и необычайно раздражало. Затем сверху и снизу возникли огромные сходящиеся плоскости из очень гладкого материала - и Джилмен очутился в ином пространстве, ослепившем его резким холодным светом, представлявшим из себя какую-то неистовую смесь красного, желтого и синего.
   Он полулежал на высокой террасе, окруженной балюстрадой совершенно фантастической формы; внизу простиралась бескрайняя равнина, вся покрытая невероятно причудливыми остроконечными пиками, огромными наклонными плоскостями, неизвестно каким чудом удерживавшимися в равновесии, куполами, башенками наподобие минаретов, дисками, опиравшимися на тонкие шпили и бесчисленными комбинациями других фигур. Некоторые из камня, остальные из металла - все они переливались великолепными красками в ослепительном многоцветном сиянии неба. Взглянув наверх, Джилмен увидел три гигантских пламенеющих диска разных оттенков, находившихся на различных расстояниях от необыкновенно далекого дугообразного горизонта, на котором выделялись вершины низких гор. Позади, насколько хватало глаз, были видны все новые и новые ярусы вздымавшихся к небу террас, подобных той, на которой находился Джилмен. Скопление необыкновенных строений, скорее всего, что-то вроде города, простиралось до самых пределов видимости; Джилмен надеялся только, что оттуда не донесется какой-нибудь новый невыносимый звук.
   Он очень легко поднялся с террасы; пол был выложен из отполированного камня неизвестной породы с частыми прожилками. Джилмена поразила причудливая форма угловатых плиток - не то, чтобы полностью асимметричная, но скорее имеющая какую-то свою необычную симметрию, правил которой он никак не мог уразуметь. Балюстрада по краю террасы, доходившая Джилмену до груди, была необычайно тонко и причудливо отделана: вдоль перил на небольшом расстоянии друг от друга стояли фигурки весьма необычного вида и очень искусной работы, изготовленные, по-видимому, как и сама балюстрада, из какого-то неизвестного металла. Цвет этого металла невозможно было определить в царившем здесь ослепительном хаосе; нельзя было также понять, что могут изображать эти странные статуэтки. Они представляли из себя нечто вроде поставленных вертикально цилиндров, сужающихся к концам, с тонкими спицами, расходившимися из центра, как от ступицы колеса. На обоих концах, сверху и снизу, каждый цилиндр имел по шарику или набалдашнику, с пятью плоскими треугольной формы лучами, наподобие лучей морской звезды. Лучи лежали почти точно в горизонтальной плоскости, лишь немного отклоняясь от центрального цилиндра. Нижними своими шариками фигурки были припаяны к сплошным перилам, но крепление казалось крайне непрочным из-за очень маленькой площади соприкосновения двух поверхностей в месте пайки, так что нескольких статуэток недоставало: видимо, они были кем-то отломлены. Высота фигурок не превышала двенадцати сантиметров, а максимальный диаметр спиц составлял сантиметров десять.
   Поднявшись на ноги, Джилмен сразу почувствовал голыми ступнями довольно сильный жар, исходивший от плиток пола. Он был здесь совершенно один, и первым делом подошел к балюстраде, чтобы взглянуть вниз, где в головокружительной глубине - не меньше шестисот метров - лежал бескрайний город. Прислушавшись, он уловил какую-то ритмическую смесь мелодичных свистящих звуков разной высоты, едва доносившихся с узких улиц внизу; Джилмен пожалел, что не сможет рассмотреть обитателей города. Через некоторое время юноша почувствовал, как от слишком долгого взгляда вниз начинает кружиться голова: пошатнувшись, он инстинктивно потянулся к сверкающей балюстраде и схватился правой рукой за одну из фигурок. Движение было несильным, но его оказалось достаточно, чтобы удержаться на ногах; зато не выдержала невероятно тонкая пайка, и фигурка со спицами отломилась от своей опоры. Головокружение еще чувствовалось, и не выпуская статуэтку из правой руки, левой Джилмен покрепче ухватился за гладко отполированные перила.
   В этот момент его обостренный слух уловил какое-то движение сзади; он быстро оглянулся на террасу и увидел пять фигур, приближавшиеся к нему осторожно, но без всякой скрытности. В двух из них он сразу узнал злобную старуху и косматого зверька с острыми клыками. Одного взгляда на остальных было достаточно, чтобы сознание покинуло Джилмена. Он увидел живых существ ростом примерно в два с половиной метра точно такого же вида, как статуэтки на балюстраде; существа передвигались на своих нижних лучах, изгибая их наподобие паучьих лапок...
   Джилмен проснулся в своей постели, весь в холодном поту; лицо, ладони и ступни как будто слегка саднили. Вскочив на ноги, он умылся и оделся с молниеносной быстротой, словно ему вдруг понадобилось срочно уйти из дому. Он еще не знал, куда пойдет, но понял, что и на сей раз занятиями в колледже придется пренебречь. Непостижимое притяжение какой-то точки между Гидрой и Арго Навис сегодня не чувствовалось, но на смену ему пришло другое, еще более сильное ощущение того же рода. Теперь он испытывал непреодолимое желание двигаться куда-то на север, как можно дальше на север. Джилмен боялся идти по мосту, с которого открывался вид на пустынный остров посередине Мискатоника, и поэтому пересек реку в районе Пибодиавеню. Часто он запинался, но продолжал шагать, не глядя себе под ноги: зрение и слух его были прикованы к неведомой точке в безоблачной выси голубого неба.
   Примерно через час Джилмену удалось в какой-то степени овладеть собой, и он обнаружил, что ушел довольно далеко от города. Вокруг простирались блеклые пустые солончаки; Джилмен шел по узкой дороге, что вела в Инсмут, старинный полузаброшенный городок, куда по каким-то непонятным соображениям так опасались ездить жители Аркхэма. Хотя появившееся с утра стремление двигаться на север не ослабло, Джилмен нашел в себе силы сопротивляться ему, равно как и возобновившемуся притяжению с юго-востока; более того, ему далось почти уравновесить их. С трудом добредя до города и выпив чашку кофе в небольшом заведении, он нехотя зашел в библиотеку и стал бесцельно перелистывать первые попавшие под руку журналы. Затем Джилмен снова бродил по улицам, встретил пару знакомых, вспоминавших впоследствии, что их поразил его необыкновенный загар; он не стал рассказывать им о своей недавней прогулке за город. Часа в три пополудни Джилмен пообедал в каком-то ресторане; к этому времени притяжение с севера и юга то ли ослабло, то ли окончательно разделилось на два противоположных импульса. Позже он убивал время в дешевом кинематографе, тупо уставившись на сменявшие друг друга бессмысленные живые картинки и почти не замечая их.