Страница:
Лавкрафт Говард Филипс
Узник фараонов
Говард ЛАВКРАФТ
УЗНИК ФАРАОНОВ
Каждая тайна влечет за собой новую тайну. С тех пор как мое имя стало ассоциироваться с необъяснимыми ситуациями, я все время пытаюсь бороться против обстоятельств, связанных в умах людей с моей деятельностью и репутацией. Большинство этих событий не представляет никакого интереса, хотя некоторые из них были даже драматичными. Какие-то случаи доставляли мне лишь приятные ощущения опасности, другие же заставляли прибегать к довольно обстоятельным научным и историческим исследованиям. Я всегда свободно обсуждал эти события и продолжаю это делать, за исключением лишь одного случая, о котором до сегодняшнего дня не решался упоминать. Я вынужден все рассказать только лишь из-за расследования, предпринятого издателями некоего иллюстрированного журнала, разжигающими ажиотаж вокруг этого сугубо личного дела. Речь идет о частном визите в Египет 14 лет назад, о котором я по многим причинам избегал говорить. С одной стороны, я не стремился извлечь выгоду ни из опубликования различных достоверных событий и обстоятельств, вероятно неизвестных тысячам глазеющих на пирамиды туристов, ни из раскрытия секретов, ревниво охраняемых большими людьми в Каире. С другой стороны, мне не хотелось рассуждать о происшествии, в котором мое больное воображение могло сыграть огромную роль. То, что я видел или мне казалось, что видел, без сомнения не происходило. Мое возбужденное состояние, в котором я находился вследствие исключительных обстоятельств, увлекло меня в одну фатальную ночь в это приключение.
***
Был январь 1917 года. Мой контракт в Англии только что закончился, и я подписал новый о гастролях в австралийских театрах. У меня было достаточно времени для переезда, и я решил извлечь из этого максимум выгоды. Сопровождаемый моей супругой я, не теряя времени, перебрался на континент и взошел на борт теплохода "Мальва", шедшего в Порт-Саид: я решил проехаться по основным историческим местам Нижнего Египта перед тем, как отправиться в Австралию. Это путешествие, прекрасное само по себе, было к тому же украшено многочисленными номерами находящегося на борту теплохода фокусника. Желая оградить свой покой, я сначала путешествовал инкогнито. Но банальные трюки, с помощью которых фокусник старался покорить пассажиров, возбудили у меня желание превзойти его, и мне пришлось раскрыть свое имя. Я коснулся этого эпизода из-за тех последствий, которые он вызвал позднее и которые я должен был бы предвидеть, прежде чем раскрывать свое имя на переполненном туристами пароходе в долине реки Нил. В итоге, куда бы я ни пошел, меня повсюду узнавали, что, безусловно, лишило меня и мою супругу необходимого покоя. Я предпринял эту морскую прогулку в надежде насладиться достопримечательностями древней долины, а в итоге сам стал объектом любопытства со стороны других пассажиров.
Приехав в Египет в поисках живописных и мистических мест, мы были несколько разочарованы, когда корабль бросил якорь в Порт-Саиде. Песчаные дюны, бакены, качающиеся на низкой воде, и маленький сумрачный европейский город, в котором интерес представляла, пожалуй, лишь статуя Лессе-па, только усилили наше нетерпение добраться, наконец, до настоящих туристских мест. Мы решили побывать в Каире, затем у пирамид и отправиться в Австралию на пароходе из Александрии, что позволило бы нам посетить греко-романские места этого города. Четырехчасовой переезд по железной дороге показался нам довольно сносным. Мы увидели большую часть Суэцкого канала, вдоль которого поезд следовал до Ис-маилии, и успели почувствовать дыхание Древнего Египта, обнаружив реставрируемый канал эпохи Средней Империи.
Вечер уже опускался над Каиром, когда мы прибыли в этот город. Центральный вокзал хотя и ослепил нас сверкающим светом, но не очаровал, так как все вокруг носило европейский отпечаток. И только пестрая толпа радовала наш взор. Прозаичное метро доставило нас к площади, заставленной такси и трамваями. Повсюду струился свет, выхватывая из темноты огромные здания. Особенно ярко был освещен театр, в котором меня тщетно уговаривали выступить и который я затем посетил в качестве зрителя. Не так давно он стал называться "Американский Космограф". Мы взяли такси и, проехав по широким элегантным улицам, высадились у отеля "Шеффилд". Среди утонченного сервиса ресторанов и великолепия англоамериканских лифтов загадочный Восток со своим незабываемым прошлым показался слишком далеким. И все же следующий день в полной мере погрузил нас в атмосферу, достойную "Тысячи и одной ночи". На извилистых экзотических улицах Каира, казалось, воскрес Багдад Харун ар-Рашида. Мы прошлись по эзбекийским садам в поисках индийского квартала, согласившись с присутствием шумного гида, который несмотря на дальнейшие события, показал себя мастером своего дела. Лишь много позже я признался себе, что лучше бы было нанять дипломированного гида. Наш был бритым субъектом со странно низким и чистым голосом. Он походил на фараона, называл себя Абдулом Рейс Ель-Дрогменом и, казалось, имел влияние на людей определенного сорта. Потом в полиции нам заявили, что этот человек им незнаком и добавили, что "Рейс" - это нечто вроде прозвища, которое дают человеку, пользующемуся определенным влиянием, а "Дрогмэн" - ни что иное, как грубое искажение слова, применяемого для обозначения руководителя группы туристов - "dragoman".
Абдул познакомил нас с чудесами, о которых мы лишь слышали и которые мечтали увидеть. Старый Каир, каким он вам его показал, был просто живой историей. Это были лабиринты тихих улочек, наполненных ароматом пряностей, на которых мавританские балконы и окна с выступами противостоящих домов почти касались друг друга. По дороге нам встречались заторы, мы слышали странные крики, щелканье кнута, скрип повозок, звон монет и рев ослов. Перед нашими глазами стоял пестрый калейдоскоп из одежды разных цветов, покрывал, тюрбанов и фесок. Носильщики воды и дервиши, кошки и собаки, говорливые остряки и, бородатые старцы - все смешались здесь. Стенания слепых нищих, скрючившихся на паперти, перебивались звучными призывами муллы с крыши минарета, четко выделявшегося на фоне глубокого, неизменно голубого неба.
Мы посетили спокойные базары, которые не показались от этого нам менее привлекательными. Специи, благовония, фимиам, ковры, шелка, кожи были щедро выложены на прилавки. Чуть дальше наше внимание привлекла Коринтьенская колонна из Гелиополиса, куда Август направил один из своих трех египетских легионов. Античность смешивалась с экзотикой. Мы увидели все мечети и музеи. Наслаждения, подаренные нам Аравией, бледнели перед прелестью бесчисленных сокровищ таинственного Египта фараонов. Это должно было стать апогеем нашего путешествия, но в этот миг все наше внимание было привлечено великолепными могилами-мечетями халифов, которые образовали феерический некрополь на краю Аравийской пустыни. Абдул провел нас вдоль Шариа Мехмет-Али до Бабель-Азаб, старинной мечети султана Хассана. С боков ее закрывали башни, за которыми крутая, окруженная стенами лестница вела в мощную цитадель, построенную Саладином из камней заброшенных пирамид. Солнце уже садилось, когда началось наше восхождение. Мы поднялись на одну из башен мечети Мехмета-Али и замерли, созерцая с высокого парапета сверкающий мистический Каир с его золочеными соборами, устремленными в небо минаретами и пылающими садами.
Над городом возвышался огромный романский собор, ныне музей, а дальше, за желтыми волнами таинственного Нила угрожающе прятались пески Ливийской пустыни.
Краснеющее солнце опустилось за горизонт, неся свежесть египетских сумерек. И пока оно старалось удержать равновесие на краю небосклона, подобно древнему богу Гелиопсису, мы видели выделяющиеся в красном свете черные силуэты пирамид Гизы, уже постаревшие за тысячелетия, прошедшие с того времени, как Тутанхамон взошел на золотой трон в далекой Тэбе. Мы поняли, что знакомство с сарацинским Каиром закончилось, и сейчас нам не терпелось проникнуть в самые загадочные тайны Древнего Египта. Нас волновали черный Кем, Ра, Амон, Исис и Осирис.
На следующее утро мы отправились к пирамидам. Чтобы добраться до острова Шизере по маленькому английскому мостику, переброшенному в его восточной части, нам пришлось взять открытую коляску. Мы двигались по набережной между огромными вереницами леббак, проехали зоосад в предместье Гизы, а затем, свернув в направлении Шарма-Эль-Харам, пересекли район грязных каналов и нищих лачуг. Внезапно из утреннего тумана перед нами предстал, отражаясь во многочисленных лужах, объект нашей поездки. Сорок веков смотрели на нас с высоты этих пирамид, как сказал в этом самом месте своим солдатам Наполеон.
Дорога начала круто подыматься, и мы достигли посадочной платформы между троллейбусной остановкой и отелем "Мена Хауз". Абдул Рейс, купивший нам билеты для посещения пирамид, казалось, смог договориться с агрессивными, крикливыми бедуинами, живущими в деревне саманов неподалеку отсюда. Ему удалось не только держать их на почтительном расстоянии (в то время, как другим путешественникам они не давали проходу), но и добыть двух верблюдов для нас и осла для себя. Вести животных он доверил группе мальчишек и взрослых мужчин, скорее разорительных, нежели полезных. Расстояние, которое нам необходимо было преодолеть, было столь коротким, что верблюды едва ли были нужны, но мы радовались возможности испробовать этот новый для нас способ передвижения по пустыне.
Пирамиды, возвышающиеся на высоком скалистом плато, составляли часть королевского кладбища, раскинувшегося поблизости от мертвой столицы - Мемфиса, на этом берегу Нила, чуть южнее Гизы. Своего наивысшего расцвета Мемфис достиг между 3400 и 2000 годами до рождества Христова. Самая большая пирамида, стоящая ближе всех к современной дороге - это пирамида, возведенная фараоном Хеопсом около 2800 года до рождества Христова, ее высота превышает сто метров. На юго-востоке от нее находится пирамида, построенная фараоном Хефреиом поколением позже. Она меньше первой по размерам, но кажется все же выше ее благодаря возвышению, на котором стоит. Третья пирамида - фараона Микериноса еще более скромная, построена около 2700 года до рождества Христова. На западе от второй пирамиды возвышается Сфинкс - немой, сардонический и вечно мудрый. Он без сомнения является воплощением памяти, которую хотел оставить миру Хефрен.
Во многих других местах расположены пирамиды более мелкие или же их развалины. Все плато усеяно могилами аристократов, рангом ниже королевского. Это каменные сооружения, напоминающие лавку, подобные которым можно встретить и на других кладбищах Мемфиса. Их называют "мастаба". В Нью-Йорке, в Метрополитен-Музее хранится самый лучший образец мумии, добытый из могилы Пернеба. Но в Гизе, жертве времени и грабителей, все следы прошлого уже почти исчезли. Только впадины, выдолбленные в скале, заполненные песком или расчищенные археологами, свидетельствуют о том, что эти могилы действительно существовали.
При каждой могиле есть часовня, где жрецы и родственники возносили молитвы и оставляли еду умершим. Часовни небольших могил находятся внутри самих каменных "мастаба". Часовни же пирамид, в которых погребены фараоны, представляют собой отдельные храмы в их западной части, соединенные переходом с главным вестибюлем или пропилеем. Центральная часовня, ведущая во вторую пирамиду, наполовину скрытую песками, имеет подземное отверстие на юго-западе от Сфинкса. Древняя традиция дала ей название "Храм Сфинкса", что может служить доказательством, будто Сфинкс действительно изображает Хефрена, строителя второй пирамиды. Письменные свидетельства подтверждают существование Сфинкса. Однако никто никогда не видел черт его лица, потому что монарх заменил их на свои, чтобы люди могли без страха глядеть на колосса. Именно в этом центральном храме была найдена диоритовая статуя Хефрена в натуральную величину, находящаяся сейчас в Каирском музее. Эта статуя произвела на меня огромное впечатление. Когда я увидел ее в 1910 году, здание храма почти полностью погрузилось в пески. Раскопками занимались немцы, и война или любые другие события могли им помешать. Я многое бы отдал, чтобы узнать, что случилось с неким колодцем в пересекающейся галерее, где статуи фараона были найдены стоящими рядом с чучелами бедуинов. Среди бедуинов по этому поводу ходили различные слухи, но официальный Каир хранил твердое молчание.
Дорога, по которой мы ехали на верблюдах, резко изгибалась влево перед отделением полиции, почтой, аптекой и лавочками. Далее она тянулась на юго-запад, образуя петлю вокруг скалистого плато, и заканчивалась на краю пустыни у подножия громадной пирамиды. Мы прошли вперед вдоль западной стороны гигантского сооружения, нависающего над долиной более мелких пирамид, на западе от которых сверкал вечный Нил, а на востоке блестела не менее древняя пустыня. Три огромные пирамиды казались совсем близкими. Величайшая из них, лишенная внешней оболочки, позволяла видеть ее огромные каменные глыбы, тоща как другие еще оставались закрытыми то тут, то там покровом, придававшим им с древних времен завершенный облик. Мы спустились к Сфинксу и молча стояли, загипнотизированные взглядом его жутких глаз. На широком каменном портале еле виднелась эмблема Ре-Каракта, с которым путали Сфинкса последующие династии. И хотя песок уже скрыл табличку, находящуюся между гигантскими лапами, мы припомнили, что именно написал там Тутмос IV, будучи тогда еще принцем. От улыбки Сфинкса нам стало немного не по себе. Мы вспомнили о легенде, повествующей о подземных переходах, находящихся под этим гигантским созданием и ведущих в такие глубины земли, о которых человек не осмелится даже намекнуть. Эти бездны связаны с тайнами, более древними, нежели появившиеся на свет династии, - с длительным присутствием необычных богов с головами животных в древних пантеонах Нила.
Другие туристы уже подходили к нам, и мы отошли на пятьдесят метров к юго-западу, ко входу в храм Сфинкса и, как я уже говорил, к большому входу, ведущему к погребальной часовне второй пирамиды. Большая часть этих развалин погрузилась в пески. Спустившись с верблюда и пройдя по современному переходу, я достиг белоснежного коридора и подумал, что Абдул и немецкий рабочий показали нам не все из того, на что стоило бы посмотреть.
После этого мы сделали обычный обход пирамид, посетив вторую с развалинами погребальной часовни на западе, третью, и остальные мелкие пирамиды на юге, скалистые могилы IV и V династий и известную могилу Кэмпбела, находящуюся на глубине пятидесяти трех метров в зловещем саркофаге. От Большой Пирамиды до нас донеслись крики. Бедуины, окружив группу туристов, предлагали им участие в быстром спуске с памятника. Рекордная скорость подъема и спуска равнялась семи минутам, но местные жители, жадные до денег, уверяли, что это можно сделать и за пять минут, если дать им хороший "бакшиш". Однако любителей не нашлось. Абдул сам провел нас на вершину здания, откуда открывался великолепный вид: далекий сверкающий Каир, окруженный фиолетовыми холмами, и все пирамиды в окружностях Мемфиса от Абу Рош на севере до Дашира на юге. Вдали в песках отчетливо виднелись пирамиды Сахары - среднее между мастаба и настоящими пирамидами. Именно около одного из таких памятников была открыта знаменитая могила Пернеба, в четырехстах километрах к северу от скалистой долины Тэбы, где покоится Тутанхамон. Я затаил дыхание. Перспектива вечности и тайны, которые каждый из этих памятников, казалось, содержал в себе, наполнила меня таким уважением и чувством безграничности времени, которые я никогда раньше не испытывал.
Усталые от восхождений, раздраженные поведением несносных бедуинов, которые, казалось, бросают вызов всем правилам хорошего тона, мы решили не путешествовать по узким проходам пирамид. И все же несколько отважных туристов готовились проникнуть в удушливые узкие коридоры могучего мемориала Хеопса. Подозвав нашего местного телохранителя и еще раз заплатив ему, мы возвратились в Каир вместе с Абдулом Рейсом. Но уже после обеда сожаление о том, что мы не оказались более смелыми, охватило нас. О подземельях рассказывали столько удивительных вещей! О них не прочитаешь ни в одном путеводителе. Ведь не говорится же там, что входы в большое количество подземных переходов были торопливо скрыты и замурованы подпольными археологами, начавшими здесь свои исследования. Естественно, слухи не основывались ни на чем конкретном, но все же было любопытно, почему посетителям постоянно мешают проникнуть ночью в пирамиду, а днем запрещают доступ во внутренние залы склепа Великой Пирамиды.
А может быть, тут свою роль сыграл психологический эффект к странному чувству, вызванному нахождением внутри громадного каменного блока, добавляется ощущение необходимости проползти для этого по узкому проходу, где возможна любая западня, а малейшая неосторожность или случайность могут вызвать завал прохода. Все это казалось и страшным, и притягательным одновременно, и мы решили при первой же возможности возвратиться на плато пирамид. Такой случай представился мне гораздо раньше, чем я ожидал.
Вечером туристы нашей группы, еще изнуренные утомительной программой дня, решили отдохнуть. Вместе с Абдулом Рейсом я вышел прогуляться по живописному арабскому кварталу. Я уже видел его при свете дня, но хотел еще раз взглянуть на улочки и базар ночью, когда глубокая темнота и слабые лучи света придают всему особое великолепие. Людской поток стал меньше, но движение было еще оживленным, когда мы наткнулись на группу бедуинов, пирующих на рынке Нахасин, где торгуют кожей. Главным среди них казался надменный молодой человек в феске, с крупными чертами лица. Он заметил нас и с ярко выраженным недовольством узнал моего гида, человека знающего, но высокомерного и полного презрения к окружающим. Может быть, думал я, ему не нравится его улыбка, странно воспроизводящая гримасу Сфинкса, которую я часто замечал с некоторым раздражением на лице Абдула, или ему не по душе был его низкий голос? Сразу разгорелась жаркая словесная перепалка. И вскоре Али-Зиз, как его звали, схватил и начал трясти Абдула за одежду, что повлекло за собой отпор со стороны моего компаньона. Вскоре вся ссора свелась к мощной потасовке потерявших всякое хладнокровие противников. Драка, несомненно, могла принять и худший оборот, если бы я не вмешался и не растащил противников. Мое посредничество, которое, казалось, вначале было плохо принято с обеих сторон, в итоге помогло обрести всем передышку. Противники укротили свой гнев и с мрачным видом стали приводить себя в порядок. С достоинством, столь глубоким, сколь и внезапным, оба заключили любопытный договор чести, который, как я вскоре узнал, являлся каирским обычаем, восходящим к древности. Они должны будут уладить свой спор с помощью боксерского поединка на вершине Великой Пирамиды после того, как ее покинет последний любитель лунного света.
Каждый из противников соберет группу секундантов, и встреча, состоящая из нескольких раундов, будет проведена в самой цивилизованной манере ровно в полночь.
Эта программа меня сильно возбудила. Сама встреча обещала быть зрелищной, а мысль о поединке на вершине античного сооружения под бледным светом луны затрагивала мое воображение. По моей просьбе Абдул согласился включить меня в группу своих секундантов. Таким образом, остаток вечера я провел с ним в различных притонах наиболее "горячего" квартала города, преимущественно на северо-западе Эзбекии, где он собрал великолепную банду из местных головорезов. Чуть позже девяти часов наша группа взобралась на ослов, носящих королевские имена или имена знаменитых людей, как, например, Рамзес, Марк Твен, Д.П.Морган и Миннехед, и двинулась в лабиринт улиц, одновременно восточных и западных. По мосту с бронзовыми львами мы перебрались через бурлящий Нил и неспешным галопом поскакали по дороге в Гизу. Путь занял у нас немногим более двух часов. Приближаясь к месту назначения, мы встретили последних возвращающихся туристов, поприветствовали последний троллейбус и, наконец, остались наедине с ночью, прошлым и спектральной луной. Затем впереди мы увидели огромные пирамиды. Они, казалось, источали непонятную и древнюю угрозу, чего я не заметил днем. Даже в облике самой малой из них таилось нечто угрожающее. Не была ли эта пирамида той, в которой заживо похоронили царицу Нитокрис из VI династии, хрупкую царицу Нитокрис, пригласившую однажды всех своих врагов на большой пир в храме, находящемся ниже уровня Нила, и утопившую их, приказав открыть затворы шлюзов? Я вспомнил, что арабы бормотали странные слова по поводу Нитокрис и избегали третьей пирамиды в некоторые четверти луны. И, возможно, думая о ней, Томас Мур написал несколько строк, повторяемых лодочниками Мемфиса:
Поземная нимфа, сидящая среди драгоценных камней и спрятанных сокровищ Дама Пирамиды.
Али-Зиз и его группа нас опередили. Силуэты их ослов отчетливо виднелись на пустынном плато Кафрел Харам. Мы направились к грязному стойбищу арабов перед Сфинксом, избегая обычной дороги, ведущей к Мена Хауз, где сонные полицейские могли нас заметить и начать задавать ненужные вопросы. Там возле каменных могил соратников Хефрена бедуины оставили ослов и верблюдов, и мимо занесенных песком скал мы прошли к Великой Пирамиде. Арабы легко взобрались по склону сооружения, отшлифованному ветрами. Абдул Рейс предложил мне помощь, но я в ней не нуждался. Большинство путешественников знает, что самая вершина этой конструкции выветрилась за долгие годы, и теперь здесь была ровная площадка размером около двенадцати квадратных метров. Именно здесь под сардоническим взглядом луны и произошел бой, походивший на все те, на которых я раньше присутствовал в спортивных клубах: удары, финты, защита, крики зрителей. Поединок был коротким и, несмотря на мои неясные подозрения, я чувствовал себя гордым представителем нации, создавшей бокс. Абдула Рейса провозгласили победителем. Примирение состоялось немыслимо быстро, и среди песен, заверений дружбы и тостов мне трудно было предположить, что эти два человека только что дрались. Некоторое время спустя мне показалось, будто теперь именно я являюсь предметом их разговора. С трудом вспоминая арабские слова, я разобрал, что компаньоны обсуждают мои профессиональные качества и мои способности выскользать из всех уголков, где меня можно было бы запереть. Я удивился, узнав, как хорошо они меня знают, и почувствовал некоторую неприязнь и большую долю скептицизма по отношению к моим подвигам. Мало-помалу я сделал открытие, что древняя магия Египта не исчезла бесследно. Остатки этой тайной непонятной науки еще живут среди феллахов, и таланты иностранного чародея или фокусника могут нанести урон престижу местных колдунов. Я подумал о моем гиде с низким голосом, Абдуле Рейсе, очень похожем на старого египетского священнослужителя или фараона, или на улыбающегося Сфинкса, и от этого мне стало не по себе.
Неожиданно случилось нечто, подтвердившее правильность моих размышлений и заставившее проклясть глупость, с которой я принял предложенную ночную программу, не отдавая себе отчета в том, что это был лишь предлог заманить меня. По скрытому знаку Абдула вся банда бедуинов набросилась на меня. Вскоре я был связан с помощью толстых веревок крепче, чем когда-либо на сцене или в жизни. Поначалу я сопротивлялся, но быстро понял, что один человек не может одержать верх над двадцатью крепкими варварами. Мои руки были связаны за спиной, колени максимально согнуты, запястья и лодыжки крепко привязаны друг к другу. В рот мне засунули огромный кляп, а глаза завязали повязкой. Потом, когда арабы несли меня на плечах, спускаясь с пирамиды, я услышал саркастический голос моего гида, имевшего наглость насмехаться надо мной. Он заверил, что мои магические способности вскоре будут проверены, и, возможно, у меня исчезнет та уверенность, которую я приобрел за время проведения своих сеансов в Америке и Европе. Египет, напомнил он мне, очень древний. Он наполнен тайными силами, которые сегодняшние эксперты не могут себе даже представить.
На какое расстояние и в каком направлении меня отнесли? Я не могу этого сказать, ибо был не в состоянии делать точные расчеты. Знаю лишь, что не слишком далеко, поскольку мои тюремщики ни разу не ускорили шаг и несли меня недолго.
Я вздрагиваю каждый раз, когда думаю о Гизе и плато. Но в тот момент у меня были другие причины чувствовать себя угнетенным. Мои похитители поставили меня на песок, обвязали вокруг груди веревкой, протянули несколько метров по земле до некоего подобия колодца и достаточно грубо столкнули меня туда. Через некоторое время, показавшееся мне веками, я ударился о неровную каменную стену в узком проходе, который принял за одно из многочисленных погребений на плато. Мне казалось, я спускаюсь на огромную, почти немыслимую глубину. Ужас мой усиливался с каждой секундой. Спуск среди скал мог быть долгим, а веревка достаточно длинной, чтобы позволить мне болтаться здесь, в недрах земли.
Я знаю, что когда человек находится в ненормальных условиях, восприятие им времени может стать ошибочным, но все же уверен, что запомнил все происшедшее и не перешел границы жестокой реальности, в которой находился. Мой страх возрастал пропорционально скорости спуска. Арабы быстро разматывали веревку, и я жестоко оцарапался о грубые стены колодца. Одежда превратилась в лохмотья, тело обильно кровоточило. Вдруг мои ноздри ощутили проникающий запах сырости и гниения, не похожий ни на какие другие. Затем что-то ужасное произошло с моим сознанием. Моя душа была охвачена кошмаром, действительность стала апокалиптической и сатанинской - в один миг я болезненно погружался в узкий колодец, который рвал меня миллионом своих зубов, а в другой - парил на крыльях летучей мыши в пучине ада. Я то головокружительно взлетал на безграничную вершину холодного эфира, то, теряя дыхание, погружался в тошнотворные глубины. Я воздавал хвалу Господу, ввергнувшему в небытие фурий моего сознания, которые разрывали мой мозг, подобно жутким гарпиям. Эта короткая отсрочка дала мне физическую и моральную силу перенести те жуткие испытания, которые меня ожидали.
УЗНИК ФАРАОНОВ
Каждая тайна влечет за собой новую тайну. С тех пор как мое имя стало ассоциироваться с необъяснимыми ситуациями, я все время пытаюсь бороться против обстоятельств, связанных в умах людей с моей деятельностью и репутацией. Большинство этих событий не представляет никакого интереса, хотя некоторые из них были даже драматичными. Какие-то случаи доставляли мне лишь приятные ощущения опасности, другие же заставляли прибегать к довольно обстоятельным научным и историческим исследованиям. Я всегда свободно обсуждал эти события и продолжаю это делать, за исключением лишь одного случая, о котором до сегодняшнего дня не решался упоминать. Я вынужден все рассказать только лишь из-за расследования, предпринятого издателями некоего иллюстрированного журнала, разжигающими ажиотаж вокруг этого сугубо личного дела. Речь идет о частном визите в Египет 14 лет назад, о котором я по многим причинам избегал говорить. С одной стороны, я не стремился извлечь выгоду ни из опубликования различных достоверных событий и обстоятельств, вероятно неизвестных тысячам глазеющих на пирамиды туристов, ни из раскрытия секретов, ревниво охраняемых большими людьми в Каире. С другой стороны, мне не хотелось рассуждать о происшествии, в котором мое больное воображение могло сыграть огромную роль. То, что я видел или мне казалось, что видел, без сомнения не происходило. Мое возбужденное состояние, в котором я находился вследствие исключительных обстоятельств, увлекло меня в одну фатальную ночь в это приключение.
***
Был январь 1917 года. Мой контракт в Англии только что закончился, и я подписал новый о гастролях в австралийских театрах. У меня было достаточно времени для переезда, и я решил извлечь из этого максимум выгоды. Сопровождаемый моей супругой я, не теряя времени, перебрался на континент и взошел на борт теплохода "Мальва", шедшего в Порт-Саид: я решил проехаться по основным историческим местам Нижнего Египта перед тем, как отправиться в Австралию. Это путешествие, прекрасное само по себе, было к тому же украшено многочисленными номерами находящегося на борту теплохода фокусника. Желая оградить свой покой, я сначала путешествовал инкогнито. Но банальные трюки, с помощью которых фокусник старался покорить пассажиров, возбудили у меня желание превзойти его, и мне пришлось раскрыть свое имя. Я коснулся этого эпизода из-за тех последствий, которые он вызвал позднее и которые я должен был бы предвидеть, прежде чем раскрывать свое имя на переполненном туристами пароходе в долине реки Нил. В итоге, куда бы я ни пошел, меня повсюду узнавали, что, безусловно, лишило меня и мою супругу необходимого покоя. Я предпринял эту морскую прогулку в надежде насладиться достопримечательностями древней долины, а в итоге сам стал объектом любопытства со стороны других пассажиров.
Приехав в Египет в поисках живописных и мистических мест, мы были несколько разочарованы, когда корабль бросил якорь в Порт-Саиде. Песчаные дюны, бакены, качающиеся на низкой воде, и маленький сумрачный европейский город, в котором интерес представляла, пожалуй, лишь статуя Лессе-па, только усилили наше нетерпение добраться, наконец, до настоящих туристских мест. Мы решили побывать в Каире, затем у пирамид и отправиться в Австралию на пароходе из Александрии, что позволило бы нам посетить греко-романские места этого города. Четырехчасовой переезд по железной дороге показался нам довольно сносным. Мы увидели большую часть Суэцкого канала, вдоль которого поезд следовал до Ис-маилии, и успели почувствовать дыхание Древнего Египта, обнаружив реставрируемый канал эпохи Средней Империи.
Вечер уже опускался над Каиром, когда мы прибыли в этот город. Центральный вокзал хотя и ослепил нас сверкающим светом, но не очаровал, так как все вокруг носило европейский отпечаток. И только пестрая толпа радовала наш взор. Прозаичное метро доставило нас к площади, заставленной такси и трамваями. Повсюду струился свет, выхватывая из темноты огромные здания. Особенно ярко был освещен театр, в котором меня тщетно уговаривали выступить и который я затем посетил в качестве зрителя. Не так давно он стал называться "Американский Космограф". Мы взяли такси и, проехав по широким элегантным улицам, высадились у отеля "Шеффилд". Среди утонченного сервиса ресторанов и великолепия англоамериканских лифтов загадочный Восток со своим незабываемым прошлым показался слишком далеким. И все же следующий день в полной мере погрузил нас в атмосферу, достойную "Тысячи и одной ночи". На извилистых экзотических улицах Каира, казалось, воскрес Багдад Харун ар-Рашида. Мы прошлись по эзбекийским садам в поисках индийского квартала, согласившись с присутствием шумного гида, который несмотря на дальнейшие события, показал себя мастером своего дела. Лишь много позже я признался себе, что лучше бы было нанять дипломированного гида. Наш был бритым субъектом со странно низким и чистым голосом. Он походил на фараона, называл себя Абдулом Рейс Ель-Дрогменом и, казалось, имел влияние на людей определенного сорта. Потом в полиции нам заявили, что этот человек им незнаком и добавили, что "Рейс" - это нечто вроде прозвища, которое дают человеку, пользующемуся определенным влиянием, а "Дрогмэн" - ни что иное, как грубое искажение слова, применяемого для обозначения руководителя группы туристов - "dragoman".
Абдул познакомил нас с чудесами, о которых мы лишь слышали и которые мечтали увидеть. Старый Каир, каким он вам его показал, был просто живой историей. Это были лабиринты тихих улочек, наполненных ароматом пряностей, на которых мавританские балконы и окна с выступами противостоящих домов почти касались друг друга. По дороге нам встречались заторы, мы слышали странные крики, щелканье кнута, скрип повозок, звон монет и рев ослов. Перед нашими глазами стоял пестрый калейдоскоп из одежды разных цветов, покрывал, тюрбанов и фесок. Носильщики воды и дервиши, кошки и собаки, говорливые остряки и, бородатые старцы - все смешались здесь. Стенания слепых нищих, скрючившихся на паперти, перебивались звучными призывами муллы с крыши минарета, четко выделявшегося на фоне глубокого, неизменно голубого неба.
Мы посетили спокойные базары, которые не показались от этого нам менее привлекательными. Специи, благовония, фимиам, ковры, шелка, кожи были щедро выложены на прилавки. Чуть дальше наше внимание привлекла Коринтьенская колонна из Гелиополиса, куда Август направил один из своих трех египетских легионов. Античность смешивалась с экзотикой. Мы увидели все мечети и музеи. Наслаждения, подаренные нам Аравией, бледнели перед прелестью бесчисленных сокровищ таинственного Египта фараонов. Это должно было стать апогеем нашего путешествия, но в этот миг все наше внимание было привлечено великолепными могилами-мечетями халифов, которые образовали феерический некрополь на краю Аравийской пустыни. Абдул провел нас вдоль Шариа Мехмет-Али до Бабель-Азаб, старинной мечети султана Хассана. С боков ее закрывали башни, за которыми крутая, окруженная стенами лестница вела в мощную цитадель, построенную Саладином из камней заброшенных пирамид. Солнце уже садилось, когда началось наше восхождение. Мы поднялись на одну из башен мечети Мехмета-Али и замерли, созерцая с высокого парапета сверкающий мистический Каир с его золочеными соборами, устремленными в небо минаретами и пылающими садами.
Над городом возвышался огромный романский собор, ныне музей, а дальше, за желтыми волнами таинственного Нила угрожающе прятались пески Ливийской пустыни.
Краснеющее солнце опустилось за горизонт, неся свежесть египетских сумерек. И пока оно старалось удержать равновесие на краю небосклона, подобно древнему богу Гелиопсису, мы видели выделяющиеся в красном свете черные силуэты пирамид Гизы, уже постаревшие за тысячелетия, прошедшие с того времени, как Тутанхамон взошел на золотой трон в далекой Тэбе. Мы поняли, что знакомство с сарацинским Каиром закончилось, и сейчас нам не терпелось проникнуть в самые загадочные тайны Древнего Египта. Нас волновали черный Кем, Ра, Амон, Исис и Осирис.
На следующее утро мы отправились к пирамидам. Чтобы добраться до острова Шизере по маленькому английскому мостику, переброшенному в его восточной части, нам пришлось взять открытую коляску. Мы двигались по набережной между огромными вереницами леббак, проехали зоосад в предместье Гизы, а затем, свернув в направлении Шарма-Эль-Харам, пересекли район грязных каналов и нищих лачуг. Внезапно из утреннего тумана перед нами предстал, отражаясь во многочисленных лужах, объект нашей поездки. Сорок веков смотрели на нас с высоты этих пирамид, как сказал в этом самом месте своим солдатам Наполеон.
Дорога начала круто подыматься, и мы достигли посадочной платформы между троллейбусной остановкой и отелем "Мена Хауз". Абдул Рейс, купивший нам билеты для посещения пирамид, казалось, смог договориться с агрессивными, крикливыми бедуинами, живущими в деревне саманов неподалеку отсюда. Ему удалось не только держать их на почтительном расстоянии (в то время, как другим путешественникам они не давали проходу), но и добыть двух верблюдов для нас и осла для себя. Вести животных он доверил группе мальчишек и взрослых мужчин, скорее разорительных, нежели полезных. Расстояние, которое нам необходимо было преодолеть, было столь коротким, что верблюды едва ли были нужны, но мы радовались возможности испробовать этот новый для нас способ передвижения по пустыне.
Пирамиды, возвышающиеся на высоком скалистом плато, составляли часть королевского кладбища, раскинувшегося поблизости от мертвой столицы - Мемфиса, на этом берегу Нила, чуть южнее Гизы. Своего наивысшего расцвета Мемфис достиг между 3400 и 2000 годами до рождества Христова. Самая большая пирамида, стоящая ближе всех к современной дороге - это пирамида, возведенная фараоном Хеопсом около 2800 года до рождества Христова, ее высота превышает сто метров. На юго-востоке от нее находится пирамида, построенная фараоном Хефреиом поколением позже. Она меньше первой по размерам, но кажется все же выше ее благодаря возвышению, на котором стоит. Третья пирамида - фараона Микериноса еще более скромная, построена около 2700 года до рождества Христова. На западе от второй пирамиды возвышается Сфинкс - немой, сардонический и вечно мудрый. Он без сомнения является воплощением памяти, которую хотел оставить миру Хефрен.
Во многих других местах расположены пирамиды более мелкие или же их развалины. Все плато усеяно могилами аристократов, рангом ниже королевского. Это каменные сооружения, напоминающие лавку, подобные которым можно встретить и на других кладбищах Мемфиса. Их называют "мастаба". В Нью-Йорке, в Метрополитен-Музее хранится самый лучший образец мумии, добытый из могилы Пернеба. Но в Гизе, жертве времени и грабителей, все следы прошлого уже почти исчезли. Только впадины, выдолбленные в скале, заполненные песком или расчищенные археологами, свидетельствуют о том, что эти могилы действительно существовали.
При каждой могиле есть часовня, где жрецы и родственники возносили молитвы и оставляли еду умершим. Часовни небольших могил находятся внутри самих каменных "мастаба". Часовни же пирамид, в которых погребены фараоны, представляют собой отдельные храмы в их западной части, соединенные переходом с главным вестибюлем или пропилеем. Центральная часовня, ведущая во вторую пирамиду, наполовину скрытую песками, имеет подземное отверстие на юго-западе от Сфинкса. Древняя традиция дала ей название "Храм Сфинкса", что может служить доказательством, будто Сфинкс действительно изображает Хефрена, строителя второй пирамиды. Письменные свидетельства подтверждают существование Сфинкса. Однако никто никогда не видел черт его лица, потому что монарх заменил их на свои, чтобы люди могли без страха глядеть на колосса. Именно в этом центральном храме была найдена диоритовая статуя Хефрена в натуральную величину, находящаяся сейчас в Каирском музее. Эта статуя произвела на меня огромное впечатление. Когда я увидел ее в 1910 году, здание храма почти полностью погрузилось в пески. Раскопками занимались немцы, и война или любые другие события могли им помешать. Я многое бы отдал, чтобы узнать, что случилось с неким колодцем в пересекающейся галерее, где статуи фараона были найдены стоящими рядом с чучелами бедуинов. Среди бедуинов по этому поводу ходили различные слухи, но официальный Каир хранил твердое молчание.
Дорога, по которой мы ехали на верблюдах, резко изгибалась влево перед отделением полиции, почтой, аптекой и лавочками. Далее она тянулась на юго-запад, образуя петлю вокруг скалистого плато, и заканчивалась на краю пустыни у подножия громадной пирамиды. Мы прошли вперед вдоль западной стороны гигантского сооружения, нависающего над долиной более мелких пирамид, на западе от которых сверкал вечный Нил, а на востоке блестела не менее древняя пустыня. Три огромные пирамиды казались совсем близкими. Величайшая из них, лишенная внешней оболочки, позволяла видеть ее огромные каменные глыбы, тоща как другие еще оставались закрытыми то тут, то там покровом, придававшим им с древних времен завершенный облик. Мы спустились к Сфинксу и молча стояли, загипнотизированные взглядом его жутких глаз. На широком каменном портале еле виднелась эмблема Ре-Каракта, с которым путали Сфинкса последующие династии. И хотя песок уже скрыл табличку, находящуюся между гигантскими лапами, мы припомнили, что именно написал там Тутмос IV, будучи тогда еще принцем. От улыбки Сфинкса нам стало немного не по себе. Мы вспомнили о легенде, повествующей о подземных переходах, находящихся под этим гигантским созданием и ведущих в такие глубины земли, о которых человек не осмелится даже намекнуть. Эти бездны связаны с тайнами, более древними, нежели появившиеся на свет династии, - с длительным присутствием необычных богов с головами животных в древних пантеонах Нила.
Другие туристы уже подходили к нам, и мы отошли на пятьдесят метров к юго-западу, ко входу в храм Сфинкса и, как я уже говорил, к большому входу, ведущему к погребальной часовне второй пирамиды. Большая часть этих развалин погрузилась в пески. Спустившись с верблюда и пройдя по современному переходу, я достиг белоснежного коридора и подумал, что Абдул и немецкий рабочий показали нам не все из того, на что стоило бы посмотреть.
После этого мы сделали обычный обход пирамид, посетив вторую с развалинами погребальной часовни на западе, третью, и остальные мелкие пирамиды на юге, скалистые могилы IV и V династий и известную могилу Кэмпбела, находящуюся на глубине пятидесяти трех метров в зловещем саркофаге. От Большой Пирамиды до нас донеслись крики. Бедуины, окружив группу туристов, предлагали им участие в быстром спуске с памятника. Рекордная скорость подъема и спуска равнялась семи минутам, но местные жители, жадные до денег, уверяли, что это можно сделать и за пять минут, если дать им хороший "бакшиш". Однако любителей не нашлось. Абдул сам провел нас на вершину здания, откуда открывался великолепный вид: далекий сверкающий Каир, окруженный фиолетовыми холмами, и все пирамиды в окружностях Мемфиса от Абу Рош на севере до Дашира на юге. Вдали в песках отчетливо виднелись пирамиды Сахары - среднее между мастаба и настоящими пирамидами. Именно около одного из таких памятников была открыта знаменитая могила Пернеба, в четырехстах километрах к северу от скалистой долины Тэбы, где покоится Тутанхамон. Я затаил дыхание. Перспектива вечности и тайны, которые каждый из этих памятников, казалось, содержал в себе, наполнила меня таким уважением и чувством безграничности времени, которые я никогда раньше не испытывал.
Усталые от восхождений, раздраженные поведением несносных бедуинов, которые, казалось, бросают вызов всем правилам хорошего тона, мы решили не путешествовать по узким проходам пирамид. И все же несколько отважных туристов готовились проникнуть в удушливые узкие коридоры могучего мемориала Хеопса. Подозвав нашего местного телохранителя и еще раз заплатив ему, мы возвратились в Каир вместе с Абдулом Рейсом. Но уже после обеда сожаление о том, что мы не оказались более смелыми, охватило нас. О подземельях рассказывали столько удивительных вещей! О них не прочитаешь ни в одном путеводителе. Ведь не говорится же там, что входы в большое количество подземных переходов были торопливо скрыты и замурованы подпольными археологами, начавшими здесь свои исследования. Естественно, слухи не основывались ни на чем конкретном, но все же было любопытно, почему посетителям постоянно мешают проникнуть ночью в пирамиду, а днем запрещают доступ во внутренние залы склепа Великой Пирамиды.
А может быть, тут свою роль сыграл психологический эффект к странному чувству, вызванному нахождением внутри громадного каменного блока, добавляется ощущение необходимости проползти для этого по узкому проходу, где возможна любая западня, а малейшая неосторожность или случайность могут вызвать завал прохода. Все это казалось и страшным, и притягательным одновременно, и мы решили при первой же возможности возвратиться на плато пирамид. Такой случай представился мне гораздо раньше, чем я ожидал.
Вечером туристы нашей группы, еще изнуренные утомительной программой дня, решили отдохнуть. Вместе с Абдулом Рейсом я вышел прогуляться по живописному арабскому кварталу. Я уже видел его при свете дня, но хотел еще раз взглянуть на улочки и базар ночью, когда глубокая темнота и слабые лучи света придают всему особое великолепие. Людской поток стал меньше, но движение было еще оживленным, когда мы наткнулись на группу бедуинов, пирующих на рынке Нахасин, где торгуют кожей. Главным среди них казался надменный молодой человек в феске, с крупными чертами лица. Он заметил нас и с ярко выраженным недовольством узнал моего гида, человека знающего, но высокомерного и полного презрения к окружающим. Может быть, думал я, ему не нравится его улыбка, странно воспроизводящая гримасу Сфинкса, которую я часто замечал с некоторым раздражением на лице Абдула, или ему не по душе был его низкий голос? Сразу разгорелась жаркая словесная перепалка. И вскоре Али-Зиз, как его звали, схватил и начал трясти Абдула за одежду, что повлекло за собой отпор со стороны моего компаньона. Вскоре вся ссора свелась к мощной потасовке потерявших всякое хладнокровие противников. Драка, несомненно, могла принять и худший оборот, если бы я не вмешался и не растащил противников. Мое посредничество, которое, казалось, вначале было плохо принято с обеих сторон, в итоге помогло обрести всем передышку. Противники укротили свой гнев и с мрачным видом стали приводить себя в порядок. С достоинством, столь глубоким, сколь и внезапным, оба заключили любопытный договор чести, который, как я вскоре узнал, являлся каирским обычаем, восходящим к древности. Они должны будут уладить свой спор с помощью боксерского поединка на вершине Великой Пирамиды после того, как ее покинет последний любитель лунного света.
Каждый из противников соберет группу секундантов, и встреча, состоящая из нескольких раундов, будет проведена в самой цивилизованной манере ровно в полночь.
Эта программа меня сильно возбудила. Сама встреча обещала быть зрелищной, а мысль о поединке на вершине античного сооружения под бледным светом луны затрагивала мое воображение. По моей просьбе Абдул согласился включить меня в группу своих секундантов. Таким образом, остаток вечера я провел с ним в различных притонах наиболее "горячего" квартала города, преимущественно на северо-западе Эзбекии, где он собрал великолепную банду из местных головорезов. Чуть позже девяти часов наша группа взобралась на ослов, носящих королевские имена или имена знаменитых людей, как, например, Рамзес, Марк Твен, Д.П.Морган и Миннехед, и двинулась в лабиринт улиц, одновременно восточных и западных. По мосту с бронзовыми львами мы перебрались через бурлящий Нил и неспешным галопом поскакали по дороге в Гизу. Путь занял у нас немногим более двух часов. Приближаясь к месту назначения, мы встретили последних возвращающихся туристов, поприветствовали последний троллейбус и, наконец, остались наедине с ночью, прошлым и спектральной луной. Затем впереди мы увидели огромные пирамиды. Они, казалось, источали непонятную и древнюю угрозу, чего я не заметил днем. Даже в облике самой малой из них таилось нечто угрожающее. Не была ли эта пирамида той, в которой заживо похоронили царицу Нитокрис из VI династии, хрупкую царицу Нитокрис, пригласившую однажды всех своих врагов на большой пир в храме, находящемся ниже уровня Нила, и утопившую их, приказав открыть затворы шлюзов? Я вспомнил, что арабы бормотали странные слова по поводу Нитокрис и избегали третьей пирамиды в некоторые четверти луны. И, возможно, думая о ней, Томас Мур написал несколько строк, повторяемых лодочниками Мемфиса:
Поземная нимфа, сидящая среди драгоценных камней и спрятанных сокровищ Дама Пирамиды.
Али-Зиз и его группа нас опередили. Силуэты их ослов отчетливо виднелись на пустынном плато Кафрел Харам. Мы направились к грязному стойбищу арабов перед Сфинксом, избегая обычной дороги, ведущей к Мена Хауз, где сонные полицейские могли нас заметить и начать задавать ненужные вопросы. Там возле каменных могил соратников Хефрена бедуины оставили ослов и верблюдов, и мимо занесенных песком скал мы прошли к Великой Пирамиде. Арабы легко взобрались по склону сооружения, отшлифованному ветрами. Абдул Рейс предложил мне помощь, но я в ней не нуждался. Большинство путешественников знает, что самая вершина этой конструкции выветрилась за долгие годы, и теперь здесь была ровная площадка размером около двенадцати квадратных метров. Именно здесь под сардоническим взглядом луны и произошел бой, походивший на все те, на которых я раньше присутствовал в спортивных клубах: удары, финты, защита, крики зрителей. Поединок был коротким и, несмотря на мои неясные подозрения, я чувствовал себя гордым представителем нации, создавшей бокс. Абдула Рейса провозгласили победителем. Примирение состоялось немыслимо быстро, и среди песен, заверений дружбы и тостов мне трудно было предположить, что эти два человека только что дрались. Некоторое время спустя мне показалось, будто теперь именно я являюсь предметом их разговора. С трудом вспоминая арабские слова, я разобрал, что компаньоны обсуждают мои профессиональные качества и мои способности выскользать из всех уголков, где меня можно было бы запереть. Я удивился, узнав, как хорошо они меня знают, и почувствовал некоторую неприязнь и большую долю скептицизма по отношению к моим подвигам. Мало-помалу я сделал открытие, что древняя магия Египта не исчезла бесследно. Остатки этой тайной непонятной науки еще живут среди феллахов, и таланты иностранного чародея или фокусника могут нанести урон престижу местных колдунов. Я подумал о моем гиде с низким голосом, Абдуле Рейсе, очень похожем на старого египетского священнослужителя или фараона, или на улыбающегося Сфинкса, и от этого мне стало не по себе.
Неожиданно случилось нечто, подтвердившее правильность моих размышлений и заставившее проклясть глупость, с которой я принял предложенную ночную программу, не отдавая себе отчета в том, что это был лишь предлог заманить меня. По скрытому знаку Абдула вся банда бедуинов набросилась на меня. Вскоре я был связан с помощью толстых веревок крепче, чем когда-либо на сцене или в жизни. Поначалу я сопротивлялся, но быстро понял, что один человек не может одержать верх над двадцатью крепкими варварами. Мои руки были связаны за спиной, колени максимально согнуты, запястья и лодыжки крепко привязаны друг к другу. В рот мне засунули огромный кляп, а глаза завязали повязкой. Потом, когда арабы несли меня на плечах, спускаясь с пирамиды, я услышал саркастический голос моего гида, имевшего наглость насмехаться надо мной. Он заверил, что мои магические способности вскоре будут проверены, и, возможно, у меня исчезнет та уверенность, которую я приобрел за время проведения своих сеансов в Америке и Европе. Египет, напомнил он мне, очень древний. Он наполнен тайными силами, которые сегодняшние эксперты не могут себе даже представить.
На какое расстояние и в каком направлении меня отнесли? Я не могу этого сказать, ибо был не в состоянии делать точные расчеты. Знаю лишь, что не слишком далеко, поскольку мои тюремщики ни разу не ускорили шаг и несли меня недолго.
Я вздрагиваю каждый раз, когда думаю о Гизе и плато. Но в тот момент у меня были другие причины чувствовать себя угнетенным. Мои похитители поставили меня на песок, обвязали вокруг груди веревкой, протянули несколько метров по земле до некоего подобия колодца и достаточно грубо столкнули меня туда. Через некоторое время, показавшееся мне веками, я ударился о неровную каменную стену в узком проходе, который принял за одно из многочисленных погребений на плато. Мне казалось, я спускаюсь на огромную, почти немыслимую глубину. Ужас мой усиливался с каждой секундой. Спуск среди скал мог быть долгим, а веревка достаточно длинной, чтобы позволить мне болтаться здесь, в недрах земли.
Я знаю, что когда человек находится в ненормальных условиях, восприятие им времени может стать ошибочным, но все же уверен, что запомнил все происшедшее и не перешел границы жестокой реальности, в которой находился. Мой страх возрастал пропорционально скорости спуска. Арабы быстро разматывали веревку, и я жестоко оцарапался о грубые стены колодца. Одежда превратилась в лохмотья, тело обильно кровоточило. Вдруг мои ноздри ощутили проникающий запах сырости и гниения, не похожий ни на какие другие. Затем что-то ужасное произошло с моим сознанием. Моя душа была охвачена кошмаром, действительность стала апокалиптической и сатанинской - в один миг я болезненно погружался в узкий колодец, который рвал меня миллионом своих зубов, а в другой - парил на крыльях летучей мыши в пучине ада. Я то головокружительно взлетал на безграничную вершину холодного эфира, то, теряя дыхание, погружался в тошнотворные глубины. Я воздавал хвалу Господу, ввергнувшему в небытие фурий моего сознания, которые разрывали мой мозг, подобно жутким гарпиям. Эта короткая отсрочка дала мне физическую и моральную силу перенести те жуткие испытания, которые меня ожидали.