Лайл Холли. Отвага Соколов

   Укоризненно взглянув на Янфа, Джейм покачал головой и повернулся к Ри:
   — Ну так, мы принимаем это предложение? Ри изучал шкатулку:
   — Я еще не решил. Сейчас лучше вернуться в гостиницу и посмотреть, что за подарок прислал нам этот капитан.
   Проволока-головоломка, красивыми и бесовски сложными витками охватывавшая шкатулку, не торопилась раскрывать свои секреты. Прежде чем Ри удалось добраться до шкатулки, он успел обнаружить еще три подарка. Первым оказалась великолепная жемчужина, непривычно отливавшая голубизной, но, впрочем, не слишком большая. За ней последовал кусочек прозрачного белого камня, превращенный искусным, весьма терпеливым и располагавшим уймой свободного времени резчиком в точное подобие плодового дерева со всеми его веточками и листиками. И наконец, в руках молодого человека оказалась серебряная монета, никогда ранее не виденная им. Она была не больше подушечки его мизинца и — как и каменное деревце — отличалась на удивление подробными деталями рисунка. С лицевой стороны монеты на него смотрела женщина, глаза которой наполовину прикрывали тяжелые веки, а полногубое, овальное лицо казалось одновременно и величественным, и соблазнительным. На оборотной стороне крылатый мужчина, нагой и могучий, держал в руке лук и что-то похожее на бутылку. Оба изображения по краю монеты были окружены надписями, слишком мелкими для глаз, но даже если бы их и можно было прочесть, Ри все равно не угадывал ничего знакомого в очертаниях букв.
   Втроем они рассматривали крошечные раритеты и непонимающе переглядывались друг с другом.
   Ри пожал плечами:
   — Ума не приложу, как следует расценивать все это. Есть какие-нибудь предположения?
   — Пока нет, — ответил Джейм. Янф проявил немного фантазии:
   — Капитан намекает тебе на то, что мал словно комар, располагает очень небольшой суммой денег и хочет приобрести садик у моря. Или… или… — он ухмыльнулся, — похоже, что никаких идей у меня на самом деле нет.
   На самой шкатулке не оказалось никаких видимых щелей, очевидно, это тоже была головоломка, на удивление красиво изготовленная из целой дюжины сортов дерева, украшенная геометрическими узорами из слоновой кости и крошечными, усыпанными цветами лианами из зеленого дерева и перламутра. На каждой из шести граней шкатулки был изображен цветок, окруженный лианами, опутывавшими также и узор из слоновой кости. Прекрасным подарком могла стать уже сама шкатулка, однако внутри нее что-то гремело, и предмет, находившийся там, был тяжелее дерева.
   Ри пытался открыть ее самыми разными способами: он стучал по углам, пытался сдвинуть панели вбок и, наконец, принялся нажимать на цветки в центре граней. При этом он обнаружил, что каждый из них при нажатии чуть погружался в глубь панели. Однако, прикасаясь к любому из них, он неизбежно выталкивал назад все остальные.
   — Принести кирпич? — предложил Янф. — Разобьем, и незачем ломать голову.
   Изогнув бровь, Ри посмотрел на друга:
   — Не торопись. Все в порядке. Просто надо подумать.
   Он повозился со шкатулкой еще немного, но так и не добился успеха. Джейм, заглядывавший через плечо Ри, наконец заметил:
   — Кажется, я понял, в чем дело.
   — Проклятие, а я еще нет!
   — Попробуй нажать цветы в порядке их цветения.
   — В порядке цветения? — Ри посмотрел на друга. — И в каком же пекле я узнаю этот порядок?
   — Здесь изображены цветы, обычные для садов Калимекки.
   — И сколько, по-твоему, времени я провел в этих садах?
   Джейм протянул руку:
   — Можно мне?
   Ри молча подал ему шкатулку.
   — Шелкоцвет, расцветает ранней весной, — сказал Джейм, нажимая на один из цветков и поворачивая куб другой гранью. — Ночная Капель — в конце весны. Потом, примерно через две недели, Сердце Милого — в начале сезона дождей. Климиптера, она же Янычарская Роза, цветет сразу после Сердца Милого — весь остаток сезона дождей. А потом идет Коровий Стебель — как раз когда начинается сухой сезон. — Палец Джейма прикоснулся к последнему цветку. Остальные пять на сей раз остались утопленными. — Последний цветок — это Холодные Шлепанцы, он расцветает на рассвете в самое прохладное и сухое время года. — Он передал шкатулку Ри. — Подарок твой, тебе и открывать.
   — Когда-нибудь тебе придется рассказать, каким образом тебе удалось понять это, — вздохнул Ри.
   Он нажал на последний цветок, и шкатулка моментально рассыпалась на части в его руке. На ладони Ри, кроме шести деревянных пластинок, оказалось золотое кольцо, широкое и массивное, украшенное безупречным сапфировым кабошоном, размером с яйцо королька. По всему окружью шел причудливый узор: на кольце извивались точно такие же лианы, как и на шкатулке, а из-за них выглядывали обезьяны.
   — Добрые боги, — сказал Янф. — На деньги за это кольцо можно объехать полсвета. Зачем капитану делать тебе такой подарок?
   Ри покачал головой и закрыл глаза. Неуловимый запах щекотал его память. Он поднес ладонь с подарком к лицу и принюхался. Пахло различными сортами дерева, клеем, смолой, пальцами человека, который последним прикасался к кольцу… у них был другой запах, чем у рук, державших шкатулку. Ри вдохнул запах через приоткрытый рот, распробовал его нёбом, а затем вновь потянул носом.
   Слабый, слишком слабый запах прятался за ароматами дерева и смол, но тем не менее он существовал.
   Ри лизнул дерево — в том месте, где запах казался сильнее, надеясь, что вкус поможет ему разгадать эту загадку. Наконец, разочарованный, он открыл глаза и увидел, что друзья смотрят на него с нескрываемым любопытством. В конце концов они знали о его двойной природе.
   — Ну что? — спросил Янф.
   — Ничего определенного. Запах кажется мне отчасти знакомым, но он настолько слаб, что я не могу определить его.
   — Знакомый? Ты думаешь, нам грозит опасность?
   — Нет, но приготовиться к неприятностям все же не помешает. Неплохо бы понять, что означает этот дар. Жемчужина, дерево, монета и кольцо… унылые боги, даже сама шкатулка. У меня такое чувство, что они должны что-то означать, но я слишком туп, чтобы понять это. — Он взглянул на Джейма. — Ты понял смысл цветов, может, найдешь и в этом какую-нибудь схему?
   Джейм вздохнул:
   — Ну… возможно. Жемчужины всегда символизировали нечто, прячущееся под множеством наслоений. Сними верхний слой жемчужины, и ты получишь жемчужину новую, столь же совершенную, но меньшую. А под ней скрывается третья, под этой четвертая — и так далее, пока ты не достигнешь центра. Ну а то, что она голубая… — Он развел руками. — Не знаю. Многие приписывают различные значения драгоценным камням и их окраске, но я никогда не уделял большого внимания подобным вещам. Что может символизировать голубая жемчужина, я даже не представляю.
   Ри перевел взгляд на Янфа, и тот немедленно фыркнул:
   — Мне сказать нечего. Я покупаю драгоценные камни не для того, чтобы передать с их помощью какую-нибудь дурацкую мысль. Я покупаю камни потому, что они мне нравятся. И нравится, как они смотрятся на мне… или на девушке, которой я их дарю.
   Ри снова посмотрел на Джейма.
   — Резное плодовое дерево… я думаю, что оно намекает на герб Сабиров — если предположить, что даритель действительно что-то знает о нас.
   — На гербе Сабиров два дерева, одно из них дает добрый плод друзьям Семьи, а второе отравленный плод, предназначенный для врагов Сабиров. Какое же из них?
   — Будем считать его плоды ядовитыми, пока не окажется наоборот, — предложил Янф.
   Джейм кивнул в знак согласия.
   — Теперь монета… я абсолютно не понимаю ее смысл. Возможно, знаком является одно из двух изображений, но, быть может, здесь важно то место на шкатулке, где ты ее нашел, или время, потраченное на то, чтобы найти ее. — Он вздохнул. — Шкатулка и кольцо вызывают у меня равное недоумение. Они, несомненно, дополняют друг друга, но я не вижу в них никакого смысла. Можно сказать лишь то, что лицо, пригласившее тебя сегодня на обед, располагает состоянием, позволяющим делать подобные подарки.
   — Ну хорошо. — Ри встал, сжимая в руке лишь шелковый платок — детали шкатулки и все подарки остались лежать на тонком матрасе, покрывавшем его кровать. — Но я так и не решил, как нам поступить.
   — По-моему, надо принять приглашение, — сказал Янф. — Но придется прихватить с собой оружие.
   — Что касается меня, то я должен буду пойти. Смущает меня другое: брать ли мне вас с собой или нет — ведь все мы можем попасть в ловушку, — или же оставить вас обоих здесь, чтобы вы пришли мне на выручку, если со мной что-нибудь случится. При этом я прекрасно понимаю, что, если я влипну, вы можете и не суметь пробиться ко мне. Кроме того, я не уверен, что приглашение относится и к вам.
   — Тем больше причин взять нас с собой, когда пойдешь. Если они хотят захватить тебя врасплох, не следует давать им подобной возможности.
   Ри принялся расхаживать по комнате:
   — Не знаю, что делать.
   В этот момент кто-то постучался к ним. Ри приоткрыл дверь и увидел Келджи, жену Шраббера.
   — Ванна готова, — сообщила она. — Только поторопитесь, вода достаточно теплая, но она быстро остывает. — Она застенчиво улыбнулась. — Я приготовила для вас занавеску и по кувшину горячей воды для каждого, если захотите.
   Ри бросил свой шелковый платок на постель.
   — Я готов, — сказал он. Его положение в Семье давало ему привилегию первым погрузиться в чистую воду. — Останьтесь здесь, пока я не вернусь.
   Взяв с собой смену одежды, он разделся на кухне и только тогда понял, что он здесь не один. Из кладовой доносились женские шепотки. Но Ри не стал оглядываться по сторонам. Вместо этого он потянулся, изобразил зевок и несколько раз прогнулся, сложив руки за спиной, якобы разминая хребет. Телодвижения эти были вознаграждены восхищенными вздохами, и Ри узнал голоса. Это были горничная и девушка, подававшая им вчера в таверне.
   Он комком бросил грязную одежду у печки, так как заранее договорился с Келджи, чтобы одна из служанок выстирала все это, и шагнул за подвешенную поперек кухни занавеску. Ванна была достаточно просторной, и Ри с удовольствием отметил, что ее только что вычистили. Он попробовал воду. Слишком горяча, но это никогда его не смущало. Ри погрузился в ванну и усмехнулся, прислушиваясь к голосам горничной и служанки, перешептывавшихся в кладовой.
   — У него прекрасные плечи, правда?
   — И ноги хорошие.
   — А зубы… белые-белые… Ты видела, как он улыбался?
   Ри не торопился мыться, наслаждаясь преувеличенными похвалами его внешности.
   — А какой он сильный… интересно, откуда у него этот шрам? Взяв оставленный возле ванны пустой кувшин, Ри зачерпнул им воды, полил на голову и намылил волосы мылом, также оставленным Келджи. Смывая пену, он пропустил продолжение разговора. Когда уши его освободились от воды, Ри услышал голос одной из девиц:
   — Когда ему потребуется горячая вода, я понесу ему.
   — Ты уже раздеваешься?
   — По-моему, ему понравится компания в ванне.
   Ри застыл. Их восхищение не смущало его, но он совершенно не хотел компании в ванне. Ри понимал, что если девица явится к нему обнаженной, а он отвергнет ее прелести, она вполне может обвинить его либо в склонности к маленьким мальчикам и будет потом подкладывать ему всякие гадости в постель и еду, либо завопит о том, что он решил ее изнасиловать, и тогда уж им точно придется перебираться в другую гостиницу. Если только местные жители не учинят над ними расправу, а с подобным предположением всегда стоило считаться.
   Он выбрался из воды, вытерся грубым полотенцем, также предоставленным Келджи, и торопливо натянул брюки, нисколько не думая при этом о красоте. Ри не стал утруждать себя надеванием носков, ботинок, нижнего белья и рубашки. Затянув шнурки штанов, он поспешил из кухни, стараясь не слышать разочарованного шепота за спиной.
   Джейм разглядывал устройство шкатулки-головоломки и — когда Ри вошел в комнату — посмотрел на него полными изумления глазами:
   — Ты что-то быстро искупался, Ри. Вода, должно быть, ледяная.
   — Вода была идеальной. Просто мне не понравилась компания.
   — Какая… компания?
   — Должно быть, я слишком переплатил за купание. Хозяйка решила предоставить, помимо всего прочего, еще и девицу.
   На лице Янфа появилось радостное выражение.
   — Да ну?
   Ри описал разговор двух прятавшихся в кладовой девушек.
   — И ты не остался?
   — Разве можно сравнить их с Кейт?
   Янф со всей строгостью взглянул на него и сказал:
   — Но мы с Джеймом не имеем ни малейшего представления об их присутствии там, ведь так?
   Джейм улыбался самым не свойственным ему образом.
   — А мне понравилась служанка, — мечтательно сообщил он. — Хорошенькая, полненькая, и попа круглая.
   — Не утруждай себя — предложил ему Янф. — Я справлюсь с ними обеими.
   — Решайте сами, кто из вас пойдет первым, — усмехнулся Ри. — Только не задерживайтесь там: у нас нет ни малейшего представления, что ждет нас сегодня вечером. Кроме того, не забудьте про колокола: я не хочу опоздать.
   — Значит, мы идем? — спросил Джейм.
   — Да, думаю, идем. С тем, что нас ждет, наверняка легче будет справиться втроем, чем в одиночку.
   Ри стащил с себя брюки и на сей раз оделся более тщательно. Одежда его не была изысканной: нарядное облачение не соответствовало бы той роли, которую он играл здесь. Всего лишь чистый и не слишком поношенный костюм: кожаные брюки, мягкая бледно-зеленая полотняная рубаха и темно-зеленая, тоже кожаная, куртка. Довершала наряд зеленая широкополая фетровая шляпа, с медными безделушками на ленте.
   Одевшись, он сел перед подарками, полученными от наложницы неведомого капитана, и попытался понять, что, собственно, должны означать эти дары. Думать пришлось долго. Когда Джейм и Янф вернулись, прошло уже больше стоянки. Оба они казались посвежевшими и весьма довольными собой.
   А он по-прежнему знал не больше, чем в тот миг, когда получил от незнакомки приглашение и подарки.

Глава 35

 
   Криспин и его люди, заполнившие аэрибль, летели над городом. Оружие звякало о металлические скамьи, ранцы были сложены на полу. Все сидели в молчании, прислушиваясь к урчанию двигателей, неторопливо приближавших десант все ближе и ближе к Дому Галвеев.
   Криспин смотрел на город, скользивший внизу. Лишь слабые огоньки светили на улицах под пеленой дыма, шедшего от несчетных погребальных костров. Какую же цену пришлось заплатить Калимекке за уничтожение Зеркала Душ? Погибла, должно быть, большая часть населения города, включая почти всех членов его собственной семьи. И чего ради? Знание не исчезло. Он мог — и он сделает это — изготовить новое Зеркало сразу, как только вернет назад свою дочь. Он еще станет бессмертным, он еще пройдет по земле Матрина в качестве бога и будет ходить по ней до скончания вечности.
   Но Ри и его девка вместе с этим своим дядей в долгу перед ним не только за похищение дочери. Как только Алви окажется в безопасности, они сполна заплатят ему за все.
   — Сколько еще осталось, Эйоуюэль? — крикнул он. Пилот повернулся к Криспину:
   — Мы уже рядом. Вы можете убедиться в этом, взглянув в мое окно.
   Дым, окутывавший долину, не дотягивался до Дома Галвеев. Здание прилепилось к горе, словно к острову, окруженному белыми морскими водами… бесстрастный лунный свет ложился на его угрюмые стены, казавшиеся в ночи руинами. Ни одного огонька не было заметно в окнах дома. Но Криспин знал, что враги его скрываются именно там, где умерло Зеркало Душ, откуда вырвались на волю его чары. Здесь его ожидала добыча: робкие, прячущиеся во тьме кролики, ждущие, когда волк разроет их нору.
   Криспин облизнулся. Язык его уже ощущал вкус их крови; в будущем для этих людишек не было места. Среди своих солдат он один-единственный оказался без оружия — он сам станет своим мечом. Но это потом, а пока главное — безопасность Алви. Как только ей перестанет угрожать опасность, он позволит себе стать Карнеем, даст закипеть крови, разрешит собственной шкуре Трансформироваться. Он целиком предастся экстазу и безумию убийства. Отмщая за Алви и за себя самого, он насладится смертью людей, столько навредивших ему.
   — Нужно спустить людей на канатах, — снова повернулся к нему пилот. — У нас есть только один шанс причалить, и если они не сумеют этого сделать, то разобьются о стены или свалятся с утеса.
   Криспин кивнул. Подобранные пилотом люди, умеющие действовать ночью и обученные для выполнения опасных миссий, вроде предстоявшей им теперь, встали со своих мест и через люк выбрались наружу, в ночь, к якорным канатам, сложенным на окружающем гондолу трапе. На каждом из них были плотные кожаные перчатки, кожаные штаны, прочные куртки и тяжелые сапоги. По сигналу Эйоуюэля они бросили вниз канаты и, обхватив их ногами и руками, скользнули вниз.
   Эйоуюэль позволил себе короткую и злую усмешку, глянув на удаляющуюся спину Криспина. Он провел не один месяц в трудах, дожидаясь этой ночи и этой возможности. Он изображал верность, не поднимал головы и работал на нового хозяина словно трудолюбивый осел, не забывая при этом во время тренировочных полетов устраивать несчастные случаи для ненадежных людей: так чтобы верные ему не понесли никакого ущерба. Хороший пилот всегда мог это сделать.
   Теперь будущее их зависело от численности и неожиданности. Преимущество в числе людей было на стороне Криспина. Однако — быть может — фактор неожиданности перевесит его.
   Кейт, Дугхалл и Ян наблюдали за воздушным кораблем, стоя у двери на первом этаже. Кейт услышала звук приближающегося аэрибля еще до того, как он поднялся над облаком дыма, словно пловец, вынырнувший, чтобы глотнуть воздуха. И когда она воочию увидела воздушный корабль, во рту ее пересохло, а сердце отчаянно забилось. Все трое были готовы к сражению — так, как могут быть готовы трое солдат к натиску целого войска, подступающего к их укреплению, когда не известны ни число врагов, ни их реальная сила.
   Криспин укрыл своих солдат от магии, и теперь Дугхалл не мог разрушить защитные чары, даже если бы захотел это сделать. По его мнению, мертвецы дома Галвеев по-прежнему должны были защищать живущих в нем, но силу усопшим давало жертвоприношение плоти, которой они не получали уже давно — если не считать дряхлых останков Аларисты. Значит, мертвецы окажутся бессильны против врагов. Но Дугхалл и не ждал от них особой помощи, полагая, что они сумеют разве что немного замедлить продвижение Криспина и его отряда по дому. Впрочем, могло оказаться, что они теперь не способны даже на это.
   Аэрибль медленно приближался, моторы его ровно жужжали. Оказавшись над посадочным полем, пилот разом выключил двигатели по одному из бортов машины, развернувшись при этом так, что аэрибль продолжил свое движение, но уже кормой вперед. Потом он снова запустил моторы и внезапно, выбрав точный момент, остановил их все сразу. Спустя мгновение под брюхом аэрибля повисли люди, раскачивающиеся на причальных канатах, словно паучата под телом матери-паучихи.
   Кейт едва могла дышать.
   — Я знала лишь одного пилота, умевшего так управляться аэриблем. Он хотел научить меня этому способу причаливания, очень и очень сложному. И этот же пилот принадлежал к числу немногих храбрецов, готовых к ночным полетам.
   Ян и Дугхалл смотрели на нее, ожидая продолжения.
   — Его зовут Эйоуюэль, — сказала она. — Он — мой друг.
   — Тот самый крепкий молодой рофетианец, который вез нас из Халлеса и с которым мы и остальные пленники Сабиров бежали из нашей в тюрьмы на следующее после пленения утро?.. Да. Я отлично помню его, — кивнул Дугхалл. — Кажется, я отчитал его тогда за то, что он учил тебя летать на аэрибле. Боюсь, что он не слишком тепло вспоминает обо мне. Но теперь весь вопрос в том, с какими чувствами он вспоминает тебя.
   Он искоса бросил взгляд на Кейт.
   — Я бы доверила ему свою жизнь.
   — Даже теперь? Когда он везет к твоему дому людей, которые хотят убить тебя?
   — Всю свою жизнь, — повторила она.
   — Ну, ладно, — задумчиво произнес Дугхалл, — возможно, это и неплохо. Полагаю, это действительно неплохо. Если мы сумеем пробиться к нему, быть может, он вытащит нас отсюда. Иного способа спастись в этих обстоятельствах у нас нет. Я уже насчитал сорок человек на причальных канатах, но аэрибль может вместить в три раза больше. По-моему, Криспин Сабир действительно решил расправиться сегодня с нами.
   В окошко заложенной на засов двери было видно, как люди Сабиров легкими и полными изящества движениями соскальзывали с веревок на землю и бежали к кабестанам. Буквально через мгновение они закрепили канаты на барабанах и принялись крутить их, притягивая аэрибль к земле.
   — Хорошая работа, — сказал Ян, извлекая меч из ножен. — Я еще не видел таких людей, которые могли бы так ловко посадить этот корабль. Умереть от рук таких мастеров не стыдно.
   — Эта мысль не вселяет в меня радости, — ответил Дугхалл. — Когда кости мои были стары, они чувствовали в смерти друга, который скоро заберет мою душу и тем самым покончит с их страданиями. Теперь они снова молоды, и я вожделею жизни, как юноша близости со своей барышней.
   — Тогда обними свою неверную красавицу за все ее мягкие места и держи покрепче, — негромко сказала Кейт. — Они уже идут сюда.
   Криспин спрыгнул на землю посреди отряда солдат. Он хотел войти в дом в человеческом обличье, чтобы встретить дочь, будучи человеком, а не зверем. Он хотел, чтобы она полюбила его, чтобы поняла, что он пришел именно за ней, что он готов ради нее на все, даже с риском для жизни. Карнеем он станет потом — чтобы отомстить, и Алви не увидит этого. Он не позволит ей узнать темную сторону его природы. Дочь станет его сокровищем, нежно лелеемым и бережно хранимым, и когда-нибудь они вместе сделаются богом и богиней.
   Его дочь, плоть от плоти его.
   Он шагал по нескошенной траве посадочного поля, мимо своих солдат — те уже расходились во все стороны, осматриваясь.
   Пилот, как ему было приказано, остался ждать на земле возле аэрибля — на всякий случай, чтобы не бросил, запаниковав, войско Сабиров на вражеской территории, если их положение вдруг осложнится, — но тем не менее достаточно близко к кораблю, чтобы в случае экстренной необходимости можно было быстро запрыгнуть внутрь и увести аэрибль. Рядом с пилотом находились двое из личной охраны Криспина в качестве гарантии его верности.
   Эйоуюэль занял свое место возле трапа аэрибля и приготовился ждать.
   Телохранитель Криспина Гуибиаль оглядывался по сторонам слева от него, справа стояла манарканка Илария — оба они были самозабвенно преданы своему господину, верность Криспину проглядывала во всем их облике, в каждом движении и, казалось, ощущалась даже в каждом их вздохе. Уговаривать их изменить Криспину можно было с тем же успехом, как и просить задержаться на небе уходящее солнце. И хотя эти люди были симпатичны Эйоуюэлю своей доблестью и отвагой, воевали они тем не менее не на той стороне. Они были врагами.
   Рядом находились и двое рядовых — один возле Гуибиаля, другой не отходил от Иларии.
   — А я думала, что возле аэрибля должны остаться только мы двое, — сказала Илария своему напарнику.
   Ответила ей Хикселия, еще одна из манарканских воительниц, служившая в пехоте Семьи Сабиров:
   — Парат Сабир в самое последнее мгновение решил укрепить этот пост… он сказал, что чует нюхом что-то затаившееся здесь, хотя при чем тут нюх, я не понимаю. Он сказал, что мы должны смотреть во все четыре стороны и ни при каких обстоятельствах не позволять никому добраться до пилота.
   Личные охранники Криспина обменялись понимающими взглядами. Гуибиаль нахмурился:
   — Зачуял что-то, так он сказал?
   Второй из подошедших рядовых, Щульскотер, подтвердил:
   — Так он и сказал. Ты не знаешь, что это может означать?
   — Это означает, что мы должны смотреть во все стороны и держать глаза широко открытыми, — ответила Илария. — Когда парат Криспин чует беду, это неспроста.
   И все четверо, окружив пилота, принялись исполнять приказ. Эйоуюэль улыбнулся.
   Когда войско пересекло половину поля перед Домом, один из солдат вдруг вскрикнул и упал на землю. Буквально через мгновение на животах лежали и все остальные, а кто-то из телохранителей толкнул Эйоуюэля — носом в высокую траву. Он повалился, издав недовольный возглас, но улыбка его сделалась еще шире. Вдали послышались новые крики, где-то поблизости зашелестела трава, и раздались два глухих удара, за которыми последовали два негромких стона.
   Припав лицом к земле, Эйоуюэль ждал сигнала. Все шло вроде бы по плану, однако он до самого последнего мгновения не мог знать, кто преуспел — его враги или союзники. Его люди были отважны, внезапность играла им на руку, однако гарантии здесь не мог дать никто. Криспина окружали закаленные в битвах ветераны, служба у него была им выгодна, и он мог рассчитывать на верность своего воинства.
   Вдали звенели мечи, раздавались вопли раненых и — возможно — умирающих, и Эйоуюэль принялся молиться о том, чтобы смерть миновала его людей. Лучше будет, впрочем, если вообще никто не погибнет, но если кому-то суждено умереть, пусть это будут солдаты Сабиров.
   Звуки боя умолкли. Металл больше не ударял по металлу, никто не кричал, не ругался и не проклинал врага. Притихли даже стоны раненых, хотя и не прекратились совсем.
   Наконец он услышал оклик:
   — Ибадло туоанеат ?