Лазарчук Андрей Геннадьевич. Иное небо

   Очнулся я от короткой маятной дурноты, она иногда возникает при переходе сердца с большего режима на меньший. Во рту запеклась желчная горечь. Под черепом бегали мурашки. Я осмотрелся. Лежал я на ковре, белом и лохматом - под мех полярного медведя. Ковер заливал молочный свет от похожего на гриб светильника: светящаяся ножка и темная шляпка. Негритянка моя лежала на животе, подтянув одно колено к груди. Гибкая она была неимоверно. Дальше, позади нее, виднелась кровать, и с кровати свисала чья-то волосатая нога. Мурашки превратились в пузырьки шампанского, налитого под череп. Значит, я успел подышать нейтрализатором... это хорошо, не будет отходняка... но когда же я успел? Разберемся... Я собрал одежду с пола и стал одеваться, оглядываясь. Комната маленькая: кровать и телевизор с ББГ-приставкой, здесь же горкой валяются десятка три кассет. Судя по черным ярлычкам на коробках - все порнуха. Вид из окна - как раз на консульство, если нужно наблюдать, то лучше не придумаешь... хотя кому это надо: наблюдать за консульством? За посольством - еще понятно... Цепочка полицейских стояла неподвижно. Фонари на территории не горели, в самом здании светились только окна, выходящие на лестницы. Баллончик с нейтрализатором лежал во внутреннем кармане. Когда же я все-таки успел подышать? Неважно. На кровати шевельнулись, приподнялась всклокоченная голова, упала. Тут же началась специфическая возня. Дверей было две: белая и красная. Я вышел через белую.
   Наверное, я ожидал увидеть нечто невыразимое, потому что поразился простоте картины: на кровати по диагонали лежала Криста, рядом с кроватью, неловко подоткнув под живот руки - очень длинный парень. И все. Я потрогал Кристу за плечо. Она недовольно промычала и повернулась на другой бок. Родимого пятна на левой лопатке у нее не было. Не было и рубца, даже самого нежного, который неизбежно остался бы после любой пластической операции. Тем более, когда убирают кусок кожи площадью в пол-ладони. Наверное, я этого подсознательно ждал. И, наверное, уже с утра. Хорошо. Такая ошибка лучше, чем, так сказать, в обратную сторону. Хорошо...
   В гостиной дым стоял коромыслом. Шумели так, что нельзя было разобрать слов, кто-то визжал, все бурно жестикулировали. Внезапно замолкли, замерли и стали пятиться, и вдруг получилось, что образовался живой коридор, в одном конце которого стоял я, а в другом появилась та девушка, что шаманила в библиотеке. Парня я тоже увидел: он стоял у стены в такой позе, будто его пригвоздили к этой стене за нижнюю челюсть. Девушка шла ко мне вслепую: глаза ее были заведены, меж век виднелись только белки. Видимо, ей рассекли голову, волосы на лбу слиплись от крови, кровь стекала на лицо, капала с подбородка; выставленные вперед ладони тоже были в крови. В шаге от меня она остановилась, постояла неподвижно, потом опустилась на колени и, закрыв ладонями лицо, поклонилась мне. Когда она выпрямилась и отняла руки от лица, на ладонях у нее оказался черный туранский нож. Возьми, возьми, испуганно зашептали вокруг. На меня никто не смотрел, все смотрели вниз, на нее, ловя каждое движение, каждый оттенок движения. Нож оказался неожиданно тяжелым, я его чуть не выронил. Девушка легко встала с колен, не встала даже, а всплыла, и неуловимым движением сбросила цепи с плеч. Нагрудник передника со звоном рухнул вниз и закачался. Она приложила окровавленный палец к ямке между ключиц. Режь, режь, зашептали все. Я осторожно поднял руку и кончиком ножа коснулся ее кожи там, куда указывал палец. Ощущение было такое, будто я дотронулся до стекла. С безумной улыбкой она стала наклоняться вперед, я захотел отдернуть руку, но не смог: судорога свела мышцы. Девушка уже просто лежала на ноже; наконец, чтобы сохранить равновесие, мне пришлось шагнуть вперед и, кончиком ножа надавливая на ее горло, вернуть ее в вертикальное положение. Тогда, с той же безумной улыбкой, она повела пальцем вниз, и моя рука, подчиняясь не мне, стала спускаться, скребя сталью ножа по остекленевшей коже. Грудь упруго прогибалась, но ни малейшего следа после лезвия не было. Палец миновал точку верхушки сердца, и тут вдруг улыбка ее стала не такой - я еще не понял, какой именно - палец быстрее заскользил вниз, к подреберью, нож следовал за ним - и звук железа по стеклу вдруг исчез, а кончик ножа стал погружаться в тело! Нечеловеческим усилием я разжал пальцы - нож, звеня, запрыгал по полу. Всеобщий "А-ах!" - девушка сомкнула веки, что-то сделала с собой, лицо ее стало настоящим, дрогнули губы, и когда она открыла глаза, то в глазах этих были испуг и неистовая жалость. Бедный ты мой, прошептала она и вдруг повалилась вперед, я еле успел ее подхватить - и тут поймал взгляд парня. Он так и стоял, вдавившись в стену - только теперь спиной. У него был взгляд человека, узревшего конец света.
   8.06.1991. 02 ЧАС. 55 МИН. ДМИТРОВСКОЕ ШОССЕ, 400 МЕТРОВ ДО
   ПЕРЕЕЗДА ЧЕРЕЗ ЛИНИЮ СТ.-ПЕТЕРБУРГСКОЙ ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГИ
   - Не придет, - сказал, наконец, журналист. Его звали Валерий, и мы были уже на ты. - Все. Не придет.
   Он поскреб пальцами скулы, потер глаза - с такой яростью, будто разрывал веки. Он страшно хотел спать.
   - Паршиво, - сказал он через минуту. - Мы платим. Да, мы платим. Хорошо платим. Иногда - очень хорошо. За информацию. И люди, в общем-то, знают, на что идут. И все равно - так паршиво...
   - Мало ли что могло случиться, - сказал я. - Упал, ногу сломал...
   - Знаешь, - сказал он, - когда такое было в первый раз - я тоже надеялся. Но когда в пятый...
   - Кто-то знал еще?
   - Нет.
   - Тогда?..
   - Следили. Пасли. Вряд ли - гепо. Хотя... Впрочем, не знаю. Только это уже пятый случай.
   - Валера, - сказал я, - тогда, может быть, ты мне расскажешь все так - без доказательств?
   - Смысл?
   - Н-ну... скажем так: есть смысл. Есть.
   - Это просто бесполезно - без документов. Без доказательств.
   - Но ты же знаешь, что доказательства есть.
   - Были. Не есть, а были.
   - Есть. Не эти, так другие. И если этим займутся профессионалы...
   - У меня тоже есть контакты в гепо. Но там без хотя бы косвенных доказательств... - он махнул рукой.
   - Немцы всегда любили порядок в делах.
   - Ладно. Значит, так: внезапно и без видимых причин резко увеличились японские инвестиции в Индии. Причем в отрасли, не приносящие сейчас существенного дохода. И без особых перспектив на обозримое будущее. Не буду расписывать подробно, это, в конце концов, не так уж важно. Японцы вкладывают большие деньги - десятки миллиардов золотых марок - причем через подставных лиц - туда, откуда ждать прибыли не приходится ни при каком раскладе, за исключением единственного: что контроль над Индией переходит к Японии. Полный и безраздельный контроль. Такая вот уверенность - откуда? Мы стали думать. Получается вот что: допустим, Россия выходит из Рейха, причем хлопая дверью. Теперь все туранские эмираты и султанаты от Рейха отрезаны, ну, да Господь с ними, главное - отрезаны Туранская и Тянь-Шаньская группы армий. Снабжать их через Иран трудно, практически невозможно. И все: Индию можно брать голыми руками, потому что защищать ее нечем. Разве что флотом... И вот вам японцы упираются носом в нефтяные поля Ирана... Чуешь? Это страшнее, чем валерьянка для кошки. Значит, так вот мы рассудили. Стали оглядываться по сторонам. И нашли. Есть такое предприятие "Эйфер", смешанный сибирско-российско-египетский капитал, в прошлом году проявляло интерес к якутским алмазам, не выгорело, но это неважно... так вот, оказалось, что они регулярно переводят очень приличные суммы, до миллиона марок в месяц, на счета "Патриотического фронта", "Единства" и "Муромца". И они же служат одним из каналов перекачки японских денег в Индию...
   Я присвистнул. В общих чертах что-то такое намечалось, "собиралось стать известным", как говаривал Тарантул... но тем не менее - интересно.
   - Это интересно, - сказал я. - Предприятие "Эйфер". Запомню.
   Мне вдруг стало скучно. Выключатель - щелк... и все вокруг заливает желтая скука. Бывает... и в последние месяцы - все чаще.
   - А все-таки - зачем ты меня сюда потащил? - спросил я. Скуке нельзя позволять распоряжаться собой, ее надо бить тем, что подворачивается под руку...
   - Мне нужен был свидетель. Кроме того, меня не оставляет чувство, что ты вовсе не инженер.
   - Интересно.
   - Нет, я просто увидел, как ты подышал из баллончика.
   - У меня тяжелый отходняк. Впрочем, где-то ты прав. Я инженер, но из подразделения "Таймыр".
   - О! А я думал, вас давно распустили.
   - Ну, зачем же нас распускать, мы еще много пользы принесем.
   - Скорее, не пользы, а добра.
   Мы посмеялись. Подразделение "Таймыр", созданное еще в начале пятидесятых, занималось контрабандным ввозом изделий, технологий и прочих секретов. Сейчас это синекура для дожидающихся пенсий чинов из разведки и МИДа.
   - Кроме того, ты сибиряк, - продолжал Валерий, - а значит, патриотам заведомо не сочувствуешь.
   - То есть?
   - Ну, вряд ли много сибиряков хотят, чтобы их страна снова стала российской колонией.
   - М-м... да, пожалуй, таких я не встречал. Но, как ты знаешь, азиатская партия у нас сильна.
   - Это другое.
   - Другое... Ты давно знаешь Кристу?
   - Лет десять, наверное. А что?
   - Да мне может понадобиться человек, владеющий арабским. Я хотел поговорить с ней самой, но - видел сам.
   - Что я тебе скажу? Язык она, конечно, знает превосходно, но слишком много пьет и слабовата на передок. Если это тебя не смущает...
   - Смущает. Это и смущает. А других, кто владел бы арабским, ты не знаешь?
   - Пожалуй, нет. Но Криста должна знать. Поговори с ней.
   - Поговорю... Ну, что? Четверть четвертого. Поедем?
   - Да. Да, надо ехать.
   - Куда тебе?
   - На Трубную.
   - Там живешь?
   - Нет, там редакция. Надо еще поработать.
   Я завел мотор, прогрел его, потом оглянулся - чисто автоматически прежде чем выехать на полосу. Если бы я промедлил еще одну секунду, на этом все бы и кончилось.
   - Прыгай!!! - заорал я, выбрасываясь на дорогу.
   "Элефант"-тягач разгоняется до ста сорока, думаю, с такой скоростью он и шел. Наш "зоннабенд" смяло, как пустую жестянку, и я уж не знаю, чем меня оглушило: грохотом, или воздушной волной, или это была просто психогенная реакция - только я очнулся уже тогда, когда "элефант" развернулся и надвигался, ревя; я столбом стоял на осевой и тупо смотрел, как он быстро увеличивается в размерах, и на душе у меня было легко и спокойно, как бывало разве что в том семеновском подвальчике. До тягача было рукой подать, когда я обманно вильнул корпусом вправо, а сам прыгнул влево. Голый автоматизм, этому нас учили. "Элефант" проскочил мимо и больше не возвращался - растаял во мраке, растворился, как призрак.
   - Валера!
   Он вылез из кювета - еще один призрак. Я его еле видел. В глазах плыли лиловые круги - и от напряжения, и от слепящих фар "элефанта". И тут, понимаете, загорелся наш "зоннабенд" - сразу весь.
   - А реакция у тебя хорошая, - сказал я. Он промычал что-то в ответ.
   Даже в том красно-дымном свете, что исходил от нашего бедного "зоннабенда", видно было, что Валера бледнее смерти. Потом он сел прямо на асфальт.
   - Ты что, ударился?
   - Башкой... вот тут...
   На темени у него вздулась шишка никак не меньше кедровой.
   - Ничего, нормально, - выдохнул, наконец, он, когда я закончил осмотр. - Нормально, обойдется. Бывало хуже...
   - Значит, они не убили твоего агента, - сказал я.
   - Значит, так. Только ему вряд ли от этого лучше.
   - Кто он? Как зовут и как выглядит? Говори скорее, вон уже полиция едет.
   - Анжелика Папст. Тридцать лет, невысокая, полная, очки с толстыми стеклами, очень маленький нос. Специалист по налогообложению - в этой самой "Эйфер"...
   - Понятно, - сказал я.
   Сразу четыре машины - по две с каждой стороны - подлетели к нам с визгом, ребята в черной коже выскочили с огнетушителями наперевес... Там никого нет! - крикнул я по-немецки. Все живые! Только сейчас у меня началась реакция, задрожали колени, зашумело в голове... все вокруг я видел чрезмерно четко и контрастно, но воспринимал полуосмысленно, и вопросы, которые мне задавал полицейский лейтенант, понимал не с первого раза. Да, стояли, вот тут, на обочине: на ходу открылся багажник, и остановились, чтобы закрыть, закрыли и только собрались ехать, как увидели... нет, еще не тронулись, нет... вот здесь. Битые стекла и брызги масла. Потом тягач развернулся вон там - и пытался наехать на меня, но я успел отскочить... нет, не ошибаюсь, он ехал прямо на меня, не снижая скорости... не знаю. Не заметил. Тоже не знаю. Много странного. Нет, у меня ни малейших подозрений...
   8.06.1991. ОКОЛО 9 ЧАС. ТУРБАЗА "ТУШИНО-ЦЕНТР"
   Живцов положили в коттедже, где жили Панин и Кучеренко. Вся операция прошла гладко, если не считать огрехом то, что самолюбивая Сашенька обошлась-таки без "лонжи", и Крупицыным осталось лишь перетащить ничего не понимающих грузин в другой коттедж. Тут они и лежали рядышком на сдвинутых кроватях и спали - усатые младенцы. Саша уколола их аббрутином сильнейшим психомиметиком; в малых дозах он разгружает подкорку, и его раньше использовали для ускорения адаптации; в больших дозах - парализует волю, начисто отключая лобные доли. Часто этот эффект остается необратимым...
   - Просыпайтесь, - сказал я негромко.
   Они одновременно открыли глаза. Аббрутин мы между собой называем "буратин". Сделай из него Буратино. Делаю, начальник.
   - Садитесь.
   Они сели. Они улыбались мне. Искренние улыбки детей, еще не знающих, что мир не слишком добр. Я подал одному из них блокнот, ручку, сказал:
   - Пиши по-русски: "Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя. То, как зверь, она завоет..." - я продиктовал две строфы. Передай блокнот соседу. Улыбка - он сделал мне приятное. У соседа тоже улыбка - он готов сделать мне приятное. "Буря мглою небо кроет..." Передай... Улыбки... "Буря мглою..." Дай ручку и блокнот мне. Шквал улыбок. Так... делая поправку на "буратин"... вот этот.
   - Вот этот, - сказал я Панину.
   - Как тебя зовут?
   - Меня зовут Тенгиз, - очень легкий акцент.
   - А фамилия?
   - Моя фамилия - Гурамишвили.
   - Хорошо, Тенгиз. Меня зовут Сергей. Я твой лучший друг. Лучший друг. Ты должен делать все, что я тебе скажу. Запомни меня. А теперь отдыхай.
   - Отдыхайте все, - сказал я.
   Они улеглись и закрыли глаза.
   Мы вышли на застекленную веранду. Дверь в комнату Крупицыных была приоткрыта. В душе обильно лилась вода.
   - Очень внушаем, мягок, послушен, - сказал я. - Неплохая мышечная реакция. Прекрасная память, легко обучаем. Наверное, круглый отличник. Чем они там занимались?
   - Не знаю, - сказал Панин. - А зачем это?
   Я пожал плечами.
   - Так, может, обойдемся без проволоки? - предложил Панин. - Раз такая хорошая внушаемость...
   - Не стоит рисковать, - сказал я.
   Наверное, Панин хотел возразить. По крайней мере, воздуху набрал. Возразить было что: введение проволоки вручную было никак не меньшим риском, а следовательно - переводом материала. Внушение же под аббрутином давало результаты немногим худшие, чем с проволокой. Однако в нынешнем нашем положении лучше было истребить без пользы десять живцов, чем промахнуться в решающий момент. А кроме того, Панин, наверное, вспомнил "Самсон" - вспомнил и решил не связываться с таким говном, как я. Я бы на его месте поступил так же.
   Вода в душе перестала литься, дверь открылась, и предстали Дима Крупицын и Валечка, мокрые и очень веселые. Помахали нам ручками и побежали вытираться.
   - А где Серега? - спросил я Панина.
   - С Командором.
   - Что - не появлялись еще?
   - Нет, и не звонили. Впрочем, мы и не договаривались... Ха! Вон они идут.
   От реки шли, почти бежали, перебрасываясь на ходу мячом - нет, не мячом, каким-то тючком - Командор и Серега Крупицын. Сзади шел Гера.
   - Долго жить будешь, - сказал я Сереге, когда он вошел.
   - Вспоминали уже?
   - Вспоминали. Ну, что? Все в порядке?
   - Да, осталось только маячки и сирены пришабашить.
   - Ну, это в багаже.
   - Знаю.
   - Слушай, Сережа. "Зоннабенд" ты брал?
   - Я брал. А что?
   - Я его гробанул вчистую. Уже на свалку увезли.
   - Ну, Пан! - Серега с уважением посмотрел на меня. - Ты и силен! Не напасешься на тебя...
   - Держи, - я подал ему копию заключения дорожной полиции об аварии не по вине водителя. - Пусть оформят списание и дадут подмену.
   - Ладно, - сказал Серега. - Я хоть переоденусь...
   В дверях он притиснул выходящую Валечку. Валечка хихикнула и тут же повисла на мне.
   - Пан, как тебе наши красавцы, - спросила она, жмурясь. - Неужели за таких мальчиков тебе жалко поцелуя, Пан?
   - Мне для тебя ничего не жалко... никогда... и ничего... о-о-о... - я изобразил последний вздох. Валечка отхлынула, глаза у нее были пьяные. Все, спать, спать, - погнал я ее. - До обеда - даже не просыпаться. Нужна будет твоя снайперская точность. Поняла?
   - Будем вставлять им проволоку?
   - Да, и потому...
   - Поняла, поняла. Я уже паинька. Так можно? - она потупилась, сложила ручки на животике и ножкой заковыряла пол.
   - Так можно. Беги.
   Из коттеджа напротив вышел Командор, осмотрелся - будто бы любовался пейзажем. Увидел Валечку, пошел ей навстречу. О чем-то спросил, кивнул, так же неторопливо продолжил путь.
   - Какой будет объект? - деловито спросил Панин.
   - Скажу - нэ повэриш, дарагой, - я достал из кармана пачку открыток с видами Москвы, нашел нужную, протянул ему.
   - Ни хрена себе... - протянул Панин. - По крупной играем...
   - По крупной, - согласился я.
   Вошел Командор. Свежий, как майская роза. Не представляю, как нужно укатать Командора, чтобы чуть-чуть помять ему морду. Даже небритый, он выглядит элегантно, как мушкетер на балу.
   - Телевизор не смотрели? - с порога спросил он. - Зря. Интереснейшие вещи творятся. Побоище в редакции "Садового кольца". Шесть человек убито. Потом - перестрелка с патрулем, ранено два солдата. А?
   - Имена убитых не говорили?
   - Нет, а что?
   - Надо как-нибудь узнать. Валерий Кононыхин, обозреватель.
   - Прямо сейчас?
   - Как получится. Когда это было?
   - В шесть тридцать. Обещали подробности в дневном выпуске.
   - Поздновато... Гривенник у тебя есть?
   - У меня есть, - сказал Панин.
   Я набрал номер Кристы. После дюжины звонков она сняла трубку.
   - Да?
   - Доброе утро, Криста. Это я, Игорь.
   - Ты? Разве ты еще не здесь? Вот здорово, а кто же тогда спит с Анни?
   - Понятия не имею.
   - Подожди, сейчас посмотрю...
   - Ради всего святого, Криста! Пусть они спят. Посмотри лучше, нет ли где под столами Валерия, из газеты.
   - Нет, он ушел ночью, это точно.
   - А как мне его найти?
   - Позвони в редакцию, он оттуда почти не вылазит.
   - Я, наверное, неправильно записал телефон...
   - Да? Знаешь что, мне лень искать телефонную книжку, а в памяти аппарата его номер есть - давай, я ему позвоню и скажу, что нужно. Что именно?
   - Мы должны были встретиться сегодня - пусть уточнит время и место.
   - Понятно. Перезвони мне минут через десять.
   - Спасибо, Криста.
   - Да что ты, не за что. Зря ты так рано сбежал...
   Я дал отбой и по бесплатному номеру позвонил в полицейский участок. Представился, назвал обстоятельства. Да, да, сказал приятный женский голос, к сожалению, результатов пока нет, по этому же делу работает бригада крипо, следователь хотел бы побеседовать с вами, позвоните ему, пожалуйста, номер такой-то...
   Так. Ответ, можно сказать, есть. Теперь крипо...
   Трубку взяли с полузвонка.
   - Следователь Зайферт слушает, - голос звонкий, четкий.
   - Инженер Валинецкий. Как я понимаю, по делу...
   - Да. Не нужно по телефону. Давайте встретимся и поговорим.
   - Давайте. Где?
   - Тот полицейский участок, где вы были ночью, подойдет?
   - Вполне.
   - Тогда там, скажем, в одиннадцать часов.
   - Хорошо.
   Я повесил трубку, посмотрел на часы. Через пять минут позвонить Кристе...
   - Так что произошло, Пан? - спросил Командор.
   Я начал рассказывать.
   8.06.1991. 14 ЧАС. 30 МИН. ЛУБЯНСКАЯ ПЛОЩАДЬ
   Командор мягко свернул на Большую Лубянку, замедлил ход, прижимаясь к тротуару; я, фиксируя в центре видоискателя черный прямоугольник ворот, дал наплыв объективом - ворота бросились мне навстречу, желая принять в себя... нет уж, спасибо, постараемся обойтись. Опустил камеру. Еще разок? - спросил, глядя вперед, Командор. Бог троицу любит. Мы катились, как в ущелье. Нет, хватит, сказал я. Тормози. Он остановился. Дуй домой, настраивай аппаратуру, готовься. Я потолкаюсь тут.
   - Хорошо, - сказал Командор. Он был чем-то недоволен.
   Я постоял, глядя вслед машине. "Оппель-зоннабенд", цвет вайсснахт, номер 104299М... Мимо прошло машин пятнадцать - все незнакомые. Так что, похоже, слежка нам померещилась. Впрочем, в этом никогда нельзя быть уверенным до конца: наука умеет много гитик. Ладно, забудем пока об этом... Я вернулся к площади, прошел сквозь строй лотков с игрушками, сластями и воздушными шариками - вопили дети, вопили родители - и спустился в длинный, как трубопровод, подземный переход; дошел, не оглядываясь, до эскалатора и спустился на второй уровень, где расположился юберляден "Охотный ряд". Здесь было очень светло и стояло множество зеркал. Я побродил между прилавков, отшутился от чересчур назойливой продавщицы шляп, покопался в обуви и уже почти на самом выходе неожиданно для себя прибарахлился: купил куртку. Куртка была из какой-то мягкой синтетики: "сейденледер", "шелковая кожа", как значилось на ярлыке, темно-серая, на молнии, со множеством карманов и широкого покроя - под такой курткой можно спрятать не то что автомат, а целый егерский "горб". Чуть дальше "зеленого" выхода из юберлядена был лифт, которым редко пользовались: он вел, минуя поверхность, в центральный холл - на пятый этаж - "туры", делового здания, действительно похожего на шахматную ладью. В лифте я ехал один. С пятого этажа на третий спустился по лестнице. Здесь, на третьем, снимало помещение частное сыскное бюро "Феликс". С "Феликсом" на почве промышленного шпионажа завязалось когда-то подразделение "Таймыр"; под эту марку и мы покупали у него кой-какую информацию. Мне повезло: сам Феликс был на месте, а его помощник Давыдов и баба Катя, секретарша, отсутствовали.
   - Привет, - сказал Феликс, усаживая меня в гостевое кресло и косясь, не виден ли мне экран раухера; экран виден не был. - Что нового? Рассказывай. Объединением пахнет, как по твоему? Или нет?
   - Продолжаешь лысеть? - сказал я. - Я тебе золотой корень привез, на вот, - я достал из сумки бутылку. - Втирай на ночь. Хотя, говорят, можно и внутрь, эффект тот же, а приятнее.
   - Ну, спасибо, - развел руками Феликс. - Не думал, что вспомнишь.
   - Работа такая - все в памяти таскаю.
   - Понятно. Что привело?
   - Большое дело, Феликс. Фирма "Эйфер" тебе известна?
   - Н-ну... в общих чертах - да.
   - Мне нужна вся ее подноготная. Через них сейчас прокачиваются миллиарды марок. Откуда и куда. Это раз. Второе: хотя бы приблизительный список компаний, делающих инвестиции в Индии. Это два. Потянешь?
   - Как скоро?
   - Если прямо сейчас - это было бы здорово. Так что...
   - Дня три понадобится, - Феликс почесал в затылке. - Это все?
   - Нет, старина, нет. Это половина. Слушай: сегодня ночью меня пытались убить. На Дмитровском шоссе, метрах в четырехстах от переезда через Питерскую железку. Тягач "Элефант" - сзади - в стоящую легковую. Успели выскочить. Был я там с Валерием Кононыхиным...
   - Которого сегодня?..
   - Да, Феликс. Я думаю, это были те же самые люди.
   - И что ты хочешь узнать?
   - Дело в том, что мы ждали там его человека. Человек не пришел, а через двадцать минут появился этот самый грузовик...
   - Тягач.
   - Тягач. Предположим, этот человек выложил все, что знал, сразу, в первую же минуту. Но надо же сориентироваться, решить, что делать, достать где-то тягач...
   - Понял, - сказал Феликс. - Откуда шел тягач? Со стороны центра?
   - Да. Развернулся и ушел туда же.
   - Ага... А откуда должен был появиться человек?
   - Не знаю.
   - Кто он хоть такой?
   - Тоже не знаю. Он должен был принести какие-то документы.
   - Понятно, что не бутерброды... Ладно, посиди, полистай вон журналы, я попробую что-нибудь сообразить.
   Я автоматически взял журналы - и отключился. Умный многоопытный организм не упустил возможности урвать кусочек сна. Иногда в такие вот "сонные хавы" - хавом у нас называется брикетик пищевого концентрата, размерами с ириску и по вкусу напоминающий ореховый жмых; схавал две таких ириски, запил водой - и сыт, - так вот иногда я успеваю посмотреть целый кинороман, почище "Унесенных ветром" или "Берега Новой Надежды". Но на этот раз мне приснилось всего лишь, что я упал - мордой об асфальт. Вздрогнул и проснулся. Феликс смотрел на меня. Глаза у него были, как у совы.
   - А я как раз думал, будить тебя или нет, - сказал он.
   - Можно не будить, - сказал я.
   - Значит, слушай меня. Если учесть все возможные потери времени, и если не считать, что тягач стоял с работающим мотором и шофером в кабине, то единственное место, откуда он мог выехать, это гараж Скварыгина в Бутырском хуторе. Вот, я его пометил на карте. Все другие варианты требуют чрезмерных натяжек. Хотя... я не говорю, что они невозможны в принципе. Но фирма Скварыгина пользуется очень дурной славой. Известно, например, что они помогают избавляться от трупов. Вот, если желаешь, их досье, - он протянул мне кассету. - Только верни потом, я не снимал копии.
   - Верну. Спасибо, Феликс.
   Я встал, достал конверт с деньгами.
   - Здесь пять. Аванс. И - между нами, ладно? - фирма оплатит любой твой счет. Любой. Можешь не стесняться.
   - Спасибо, что сказал. Где тебя можно найти?
   - Вещи лежат на турбазе "Тушино-Центр".
   - Ясно. Тогда связывайся сам.