Лазарчук Андрей Геннадьевич. Кесаревна Отрада

   - Спасибо, - прошелестела сидящая за первой партой совершеннейшая девочка с косичками. Глаза у нее были угорелые. - Как интересно...
   - И еще, девушки. Грязнова Александра Горчаковна есть среди вас?
   - Да, я... - Санечка подняла руку.
   - Задержитесь на секунду, если не трудно. Все, все, по домам. Урок окончен.
   Группа нехотя, словно выдираясь из дивного сна, стала собираться. Девицы видели перед собой неистово зеленые весенние саванны, распластанные вершины баобабов, медленно вздрагивающие в беге золотистые шеи жирафов, пронзительные крики по ночам...
   Алексей отошел к окну, ожидая, когда класс освободится. За окном у серых сугробов - неимоверно снежная выдалась эта зима - топтались двое парней.
   - Да, Алексей Данилович? - подошла Санечка.
   - Александра Горчаковна, я правильно прочитал ваше имя? - спросил Алексей.
   - Правильно, - сказала Санечка.
   - Извините, а откуда вы родом?
   - Из Салтыковки. Это Озерский район, триста километров отсюда.
   - Я знаю. Вашу маму не Еванфией Тихоновной зовут?
   - Да... Откуда вы?..
   - Тесен мир... Получается, Александра, что я ваш сколько-то-юродньш брат. Ваш папа был двоюродным братом моей тетушки Валентины, которая меня вырастила. Имя у него редкое: Горчак Гурьевич, - вот и запомнилось. Он ведь умер... давно?
   Санечка смотрела на Алексея, часто моргая. Лицо ее не выражало ничего.
   - Или я ошибся? - забеспокоился Алексей. - Не должно: Салтыковка одна, да и маленькая она...
   - Мама тоже умерла, - с трудом сказала Санечка. - Полгода прошло.
   - Боже, - сказал Алексей.
   - Вот. И дом сгорел... все сгорело...
   - Постой, сестренка, - нахмурился Алексей. - Как же ты живешь?
   - Да вот - живу. Был пай... за землю... ну, там еще... Понемножку хватает...
   - Понемножку - это как?
   - Мало, если честно. - Санечка изобразила короткую улыбку. - Я тут подрабатывала еще...
   - Все, - твердо сказал Алексей. - Не о том говорим. Этой проблемы у тебя больше не будет, забудь. Ах, как хорошо, что я тебя нашел!
   Шум это приятное происшествие наделало изрядный. Все было как в лучших мексиканских сериалах. И только Санечка, про которую девчонки думали, что это она просто пришибленная внезапным счастьем, а потому такая совсем невеселая, думала о другом.
   В том ее необычном сне - да, у нее был брат. Но тот брат ее был совсем другой человек, не Алексей. Но и Алексей присутствовал тогда на свадьбе. Он стоял за ее правым плечом.
   На Алексее надет был ослепительно-белый фрак. Или не фрак, но что-то с фалдами. Зачем такой белый? - спросила она там, во сне, и Алексей ответил серьезно: чтобы видно было сразу, откуда стреляли...
   Сон этот, что необычно для сна, не бледнел и не забывался, а напротив - становился как бы кусочком настоящей жизни, втискивался в какие-то промежутки между недавними событиями и сам грозил стать источником событий.
   Прошел всего вечер и день, а все, решительно все изменилось. Не снаружи, внутри. Теперь Санечка удивлялась себе, как это она могла жить без особого страха, зная, что в мире нет никого, кто бескорыстно к ней участлив, на кого можно положиться, опереться... и понимала, что все это время страх - да что там страх, смертный ужас перед жизнью - жил в ней, но она так к нему привыкла, что перестала узнавать и давала ему другие имена.
   Между тем Алексей разрывался: одна часть его, заметно большая, требовала немедленно хватать свежеобретенную "сестру" в охапку и нестись обратно, пока еще есть время; вторая, о существовании которой он подчас забывал, но которая сейчас предъявляла себя во весь рост, говорила твердо и веско: ни одного несомненного доказательства того, что Александра Грязнова и есть искомая кесаревна, не предъявлено если не считать имени, которое, как известно, есть субстанция непостоянная. Действовать следовало только наверняка, и ошибка даже с одним процентом вероятности недопустима...
   И с этим нельзя было не согласиться.
   Но - время, время, время...
   Он понимал, что сейчас даже минута могла многое значить. Между тем вести себя следовало так, чтобы никто не догадался бы о тех часах, которые упрямо и неумолчно тикают и в тебе, и вокруг тебя.
   Была пятница, вечер, время стрелкового кружка. Алексей уже знал, что стрелковая команда в училище традиционно сильна, кубки ее, грамоты и вымпелы занимали целый стенд - вкупе с фотографиями. Видеть юных будущих учительниц младших классов и воспитательниц детских садов с винтовками и пистолетами в руках было диковато, но к подобным вещам Алексей уже не то чтобы привык - привыкать было некогда, - а как бы отвел им нишу. Там они и существовали, в этой специфической нише, - по своей логике и своим законам.
   Последние три года по разным причинам - и по банальной бедности, и по старости и нездоровью Кузьмы Васильевича - команда на соревнованиях не выступала - да и проводились ли те соревнования?..
   - Вольно. - Алексей обошел строй: шестнадцать девушек, пожелавших приложиться к полированному ореху и черному эбониту ружейных лож; остался доволен. - Уважаемые госпожи курсантки! Есть ли среди вас те, кто раньше участвовал в стрелковых соревнованиях?
   Таковых оказалось двое: посещали спортивную школу Настя Гребенюк и Ирочка Полежаева.
   - А кто ни разу не держал в руках оружие? Трое смущенно вышли вперед: Оля Примакова, высокая и чуть неуклюжая, медлительная - задержавшийся подросток; Валя Чижик; Катя Слащова, смуглая метиска; все из группы Александры - сказывалась реклама.
   - Отлично. Остальные, как я понимаю, иногда понарошку постреливали?
   Так и оказалось: у кого-то был стрелковый кружок в школе, кто-то учился стрелять из охотничьего ружья дома, кто-то просто навещал тир.
   - Вот и хорошо, - сказал Алексей, доставая из оружейного ящика пневматический пистолет и такую же винтовку.
   - Воздушки, - разочарованно сказал кто-то в строю. - Сморкалки.
   - Попрошу без оскорблений, - сказал Алексей. Во-первых, чтобы вы знали: самое дорогое серийное оружие сегодня - это пневматическая шведская винтовка "Торсин". Да и наши, как вы, леди, изволили выразиться, сморкалки - тоже на многое годятся, хотя и после некоторой доработки. Да и без доработки...
   Он зажал губами несколько пулек и, со скоростью автомата перезаряжая пистолет, произвел семь выстрелов. На чистом листе, повешенном среди мишеней, появился маленький кружок. Восьмую пульку он послал в его центр.
   - Как сказал один знаменитый самурай, человек не должен зависеть от длины своего меча. С поправкой на специфику скажем так: стрелок не должен зависеть от калибра своего оружия. Главное - попадать туда, куда нужно, а не туда, куда получается. Если я все правильно понимаю, государыни, спортивной славы вы не ищете? А просто намерены совершенствовать стрелковое мастерство, имея в виду реальную самооборону в сложных жизненных ситуациях?
   Строй отозвался в том смысле, что да, примерно где-то так...
   - В таком случае я прошу тех дам, которые уже чему-то где-то учились, хотя бы на время все то забыть. И вот почему... Кстати, можно разойтись и собраться именно в кружок, чтобы форма соответствовала наименованию.
   Хихикнули. Образовали неровный полумесяц. Александра - чувствовалось - очень волновалась.
   - Скажу одну парадоксальную вещь, вы мне можете не поверить, но тем не менее это факт. Человек от рождения умеет стрелять из пистолета, равно как и плавать. В дальнейшем он об этом своем умении забывает, а попав в руки какого-нибудь невежественного прапорщика - и вовсе его утрачивает. Итак, первое и главное в стрельбе из пистолета - это не целиться. Не понятно? Демонстрируем на конкретном примере. Итак, представьте себе, что сейчас лето. Мы на лугу. Скошенном. Стога сена. Запах!.. - непередаваемый словами. И тут по небу... летит... зеленая ворона! Покажите на нее!
   Взвизги, смех. Шестнадцать пальцев уставились в разные стороны.
   - Отлично. А теперь, красавицы, очень осторожно, чтобы не помять, поднесите свои указующие персты к глазам и подвергните внимательному рассмотрению. Итак, указательный палец выпрямлен, слегка напряжен и устремлен вперед. Средний - полусогнут. Безымянный и мизинец прочти прижаты к ладони, большой - немного отведен и почти свободен. Вот это и есть идеальное расположение всех пальцев, когда вы держите небольшой пистолет малого или среднего калибра - скажем, тот же "Макаров". Указательный палец вдоль ствола - им вы целитесь. Именно пальцем. Средний - на спусковом крючке, который многие по неграмотности именуют курком. На самом деле курок находится совсем с другой стороны оружия. Безымянный палец и мизинец обхватывают рукоятку пистолета - в основном безымянный, потому что мизинец от природы слаб. Шпора рукоятки упирается вот сюда, в мягкое основание большого пальца. Прижимать рукоятку к ладони, вцепляться в нее - не надо. А теперь еще раз... розовый гусь! Э-э... Катя свет Слащова, не надо целиться в гуся, сезон охоты еще не открыт. Просто показывайте на него пальцем. Да, это неприлично, так не принято делать в порядочном обществе - но мы-то на лугу. На пленэре. Ага, вот так. Теперь посмотрите: если к костяшкам ваших пальцев приложить линейку, то она будет располагаться не вертикально и не горизонтально, а где-то под углом сорок пять градусов. Это значит, что при таком развороте кисти вам обеспечивается самое лучшее наведение пальца на цель. Точно так же вы будете держать и пистолет. И - повторяю - не цельтесь глазами. Лучший стрелок из пистолета, которого я знал, имел зрение минус восемь с какими-то еще цилиндрами... Человек устроен так, что зрению доверяет значительно больше, чем прочим органам чувств. В то же время зрительный анализатор самый сложный, самый капризный и самый обманчивый. Я уже молчу о том, что он самый медленный. И если вы привыкнете наводить оружие на цель с помощью глаз, вы будете тратить впятеро больше времени, чем при нормальной стрельбе. Попробуем?
   - А как же ружье? - спросила Сорочинская. Оно же так устроено, что иначе никак... ну, без глаз... Алексей ее понял.
   - Вы правы, Валентина. Тем не менее и с ружьем можно научиться обходиться правильно. Представьте себе, что у вас в руках метла...
   - Полетать захотелось... - подхватила Чижик.
   - ...а по стене ползет мерзкий таракан...
   - Голубой, - сказал кто-то сзади.
   - Что, и тараканы тоже?.. - всплеснула руками быстрая Чижик.
   - ...а по стене ползет мерзкий голубой... - голосом Алексея произнесла Примакова - и зарделась.
   - Кхм. И неужели же вы, Валентина, возьмете метлу и станете совмещать на одной линии таракана, мушку и прорезь прицела? Думаю, что вы просто ткнете мерзавца концом палки, и вся недолга. То же самое и с ружьем. Это очень длинная и легкая палка, и вот этим движением... - Алексей сделал плавный выпад, - вы одним концом этой палки попадаете в цель, упираетесь плечом в другой ее конец, а нажатие спускового крючка просто завершает вашу мысль. Но с винтовками мы потренируемся попозже, когда освоим пистолет, ибо он меньше по размерам и ближе к природе... Прошу, кто первый?
   Первой вышла Сорочинская. Лицо у нее было такое красное, что казалось испачканным, - зато отчаянные глаза сверкали тем прекрасным блеском, который облагораживает кого угодно: женщину или воина...
   - Я, Алексей Данилович.
   - Отлично, Валентина. Ваша мишень вон та, самая левая. Ну-ка, покажите на нее. Спокойнее. Помните: мы на лугу, светит солнце, пахнет сеном... Вот так, очень хорошо. Держите пистолет. Свободнее. Глаза не зажмуривать, не щурить - просто смотреть. В руке ничего нет. Я понимаю, что эта мортира не так удобна, как карманный "Вальтер" или там "Марголин", но и ее можно держать вполне непринужденно. Короче - не обращая внимания на эту дрянь, что прилипла к ладошке, покажите мне на... большую бабочку! Еще разочек. Еще. Вот. Свободнее, Валя, раскованнее. А теперь - шевельните... Хлопок выстрела.
   - Семь, - сказал Алексей. - Очень неплохо. Пистолет первый раз в руках?
   - Да.
   - Тогда - просто великолепно. Отдохните, Валя. Кто хочет еще? Прошу, мисс...
   Отстрелялись по первому кругу. Почти все попали в круг мишени, Катя Слащова выбила девятку, Александра - десятку. Второй круг проходили с худшим результатом. Не целиться! - повторял Алексей, не целиться, только не целиться! Рука сама все знает и умеет - позвольте ей! В третьем и четвертом кругах появились лидеры: Александра, Катя и - неожиданно - Чижик. Чуть хуже, но тоже неплохо шла флегматичная Оля Примакова. Полежаева и Гребенюк оказались где-то на предпоследних местах. И ни разу не попала в мишень только Женя Викторович - строгая и подтянутая, больше всех из присутствующих похожая на учительницу. Кажется, ей было очень обидно, но она старалась не подавать виду.
   Два часа прошли слишком быстро.
   - Все, бойцы, - сказал Алексей. - Начинает сказываться усталость. Вы начинаете мазать, а я вообще сейчас упаду. До следующей пятницы! - и, преодолевая вал недовольства, рявкнул в четверть голоса: - Куррр-санты! Становись! Рравняйсь! Смиррррно!
   Строй образовался необыкновенно быстро будто кто-то натянул невидимую веревочку.
   - Вольно. На сегодня стрельба окончена. Дома еще поотрабатывайте основное упражнение, Алексей выбросил вперед указательный палец. - Тема следующего занятия - стрельба с доставанием оружия из кобуры. Кто видел "Великолепную семерку"? - Он обвел глазами строй. - Неужели никто? Тогда показываю еще одно упражнение, будете отрабатывать друг с дружкой. Курсант Викторович, подойдите ко мне.
   Женя встала перед ним. Губы ее были поджаты, в глазах прятались слезы.
   - Вы умеете хлопать в ладоши?
   - Просто так?
   - Да. Вот просто так - хлопните перед собой. Хорошо - еще раз, только побыстрее. А теперь смотрите:
   в руке у меня ничего нет, пистолет в кобуре на боку. Вот он. Ну, кобуры у меня тоже нет, а вместо пистолета... дайте, что ли, расческу. Спасибо. Вот, сую за пояс. Теперь вы можете хлопать в ладоши...
   - А почему вы не возьмете этот? - показала Катя.
   - Потому что мне придется направлять его в сторону живого человека. Правило номер два никогда не направлять оружие - пусть разряженное, пусть вообще безопасное - в друга. Только во врага. Запомнили?
   - Запомнили.
   - Итак, приступаем. Женя...
   Женя, напряженно выждав секунды две, хлопнула - и ладони ее обхватили руку Алексея с зажатой в ней расческой.
   - Ух ты! - сказала Чижик очень громко.
   - Еще? - предложил Алексей. - Постарайся меня обмануть.
   - Поняла...
   Женя снова хлопнула, сделав обманное перед этим движение, и хлопнула повыше- однако рука Алексея опять оказалась между ее ладонями.
   - Собственно, это все, - сказал он. - Потренируйтесь. Рразоидись! Саша, пока не уходи. И вам. Женя, мне надо сказать пару слов.
   Он дождался, пока горизонт очистится.
   - Вы слишком зажаты. Женя. Из вас может выйти очень хороший стрелок, но для этого вам нужно научиться расслабляться. Вы вообще-то хулиганить умеете? Вести себя свободно? Разбить в училище окно и удрать - сможете? Хотя бы мысленно? Вот вам задание на неделю: совершить один безрассудный поступок, а на следующее занятие кружка прийти, выпив бокал вина. Ясно?
   - Да... но я, наверное...
   - Придете обязательно. В вас заложено все, что потребно хорошему стрелку, - нужно себе просто разрешить. А пока бегите, вы тоже устали.
   - Спасибо, Алексей Данилович... но я, наверное, все-таки не приду... До свидания.
   Она повернулась и ушла - маленькая, прямая и гордая. Алексей покачал головой, повернулся к Сане:
   - Сестренка, я вот думаю: как ты смотришь на то, чтобы прокатиться завтра до Салтыковки и обратно?
   - Н-не знаю... - Санечка нахмурилась. - А зачем?
   - Хотя бы просто положить цветы на могилу. Ну и... всякое такое прочее. Может быть, пожелаем мы с тобой дом восстановить - хвать, а место занято? Они же там уверены, что ты круглая сирота и что это почти то же самое, что круглая дура. Вот мы и проведем, как это называется, демонстрацию флага. Как ты считаешь?
   Санечка никак не считала. Она даже не могла бы сказать, хочет она еще раз увидеть родные края или не хочет. Но их, родные края, положено любить и видеть во сне... и так далее. Не испытывала она никакого душевного трепета от предвкушения вновь пройтись по единственной - правда, длинной - улице села от церквушки при кладбище до заваленного, наверное, снегом родного пепелища - в самом что ни на есть прямом и грубом смысле этого слова. И ехать: три часа на электричке, полтора на автобусе...
   - Поедем, - сказала она.
   - Отлично. Но только встаем рано - без четверти шесть.
   - Да, я знаю... Я даже могу тебя разбудить, в дверь постучать. Хочешь?
   - Не надо. - Он тихо засмеялся. - Уж просыпаться-то я умею и сам. А вот чайник - поставь...
   Проходя мимо приоткрытой двери чужой комнаты, Санечка услышала чужой разговор:
   - ...только голос его услышу, как уже мокрая. И дура дурой. И ведь понимаю, что...
   - Ничего ты не понимаешь...
   Она быстро прошла дальше, чтобы не услышать ненароком чужих тайн. Или гипотез.
   Можно было найти машину: с водителем, хорошо ему заплатив, или без водителя - Алексей даже предварительно договорился об этом на соседней автостоянке. Можно было даже купить задешево подержанную развалюху. Но тихий голосок из-за правого плеча сказал: не надо. В дороге старайся быть рядом с другими, с посторонними людьми... И Алексей послушался совета.
   Он взял из ружейного ящика старенький потертый "Марголин", перебрал его, вычистил и смазал. Набил две обоймы. Сунул в карман еще три коробки с патронами. Выносить оружие и боеприпасы за пределы тира законами строжайше запрещалось, но...
   Но.
   В своей комнате он лег на кровать и заставил себя уснуть до полуночи. Проснувшись, он сел, прислонился к стене - и стал чего-то ждать в темноте. Ромб тускловатого света от уличного фонаря неподвижно лежал на потолке.
   Днем уже капало с крыш, но за ночь тротуары и дороги успевала обтянуть ледяная шкурка. Алексей и Санечка добрались до вокзала с небольшим приключением: автобус занесло на повороте и выкинуло на полосу встречного движения -.слава Богу, пустую. Алексей сжал зубы. Это могло и не быть случайностью...
   Билеты он взял не на электричку, а на отходящий десятью минутами раньше иркутский поезд. Озерск был довольно большим - почти стотысячным городом, и все поезда там останавливались.
   В купе спала старушка. Они тихо, не будя ее, сели на противоположную полку. Санечка скоро задремала под монотонный перестук, а Алексей сидел, глядя куда-то мимо проплывавшего грязно-белого неряшливого пейзажа, и никак не мог понять, о чем думает. Будто бы думал он на иностранном языке.
   Санечка шевельнулась, щека ее передернулась, она что-то сказала невнятно. Потом - привалилась к плечу Алексея и замерла. Он скосил глаза и посмотрел на нее. Теперь он знал, что к Еванфии можно было не ехать: он видел кесаревну тогда, накануне исчезновения. Лицо спящей у его плеча девушки несомненно было лицом той самой шестилетней девочки - в венке из желтых лилий...
   Но не выпрыгивать же теперь из поезда, не рвать же стоп-кран?..
   Автобус "Озерск- Глыза", проходящий через Салтыковку, отходил от вокзала через полчаса. Они немного погуляли по окрестностям. Озерск был городом старьш, купеческим, но запущенным до последней степени. В нем было по-настоящему грязно даже зимой. Ярким пятном в пейзаже оказались разве что новые ворота рынка, сложенные из желтого кирпича в виде триумфальной арки. Какие-то местные скульпторы колдовали над цементным барельефом, где можно было различить гроздь винограда и чью-то толстую задницу - символ материального благополучия.
   У ворот в киоске с гордым названием "24 часа" торговали всяческими водками, хлебом, колбасой и консервами. Алексею бросилось в глаза название на жестяной банке: "Мясо рулек".
   - А кто такие рульки? - спросил он.
   - Не знаю, - ответила тощенькая киоскерша. Купите, попробуйте.
   - Ничего себе, - сказал Алексей. - Помру - и не буду знать от чего.
   - Как помрете?! Как это помрете?! - возмутилась киоскерша. - Они у нас свежие!
   Алексей посмеялся, но купить предпочел батон, палочку салями и литровую бутылку "Спрайта".
   Цветочный киоск тоже был уже открыт, и Алексей приобрел большой букет белых хризантем.
   В автобусе Санечка уже не спала и рассматривала окрестности со странным выражением: будто про себя укоряла их за что-то.
   - Кто на Салтыковке?..
   - Мы.
   Указатель: "Салтыковка - 0,3". Но ничего не видно с дороги из-за голых берез и густой высокой черемухи...
   Могила Еванфии была на самом краю кладбища, у задней ограды. За оградой валялись припорошенные снегом старые венки. Алексей присел около жестяного памятника, на котором все было неправильно, кроме даты смерти. Смел снег с холмика, положил цветы. Как ты там? - спросил тихо. Алешенька... холодно, холодно мне... как же тут холодно... Подошла и встала рядом Санечка. Ах, девочка моя, ах, донюшка, ах, свет мой ясный. Отрада... повзрослела-то как сразу... Алексей покосился на Санечку: слышит или нет? Но та, кажется, не слышала. Прощай, тетушка Еванфия, подумал он, уходим мы скоро - туда. Не увидимся больше. Прощай. Прощай и ты, отозвалась Еванфия вдруг спокойно и светло, иди и береги ее. Отраду нашу, а я уж полежу тут... не думай обо мне и даже не вспоминай. Привыкла я - покойно... Прощай. Прощай, - Алексей встал.
   В этот момент Санечка вздрогнула. Алексей не касался ее, но - почувствовал это. И какое-то далекое - ближе, ближе - скольжение за могилами, за непрозрачными заснеженными кустами, за сугробами, за низкими елочками, за оградами... осыпался с ветки снег, взлетела ворона...
   Шагах в пятнадцати из-за могилы вышла и остановилась большая серая псина. Пасть ее была приоткрыта, верхняя губа задралась и подрагивала. Глаза смотрели как бы мимо людей и - были неприятно мутные, с этакой тухлятинкой. Следом вышла вторая точно такая же, странно задирая голову, будто пыталась почесать затылок об оградку.
   - И вон... - прошептала Саня.
   Слева стояли еще три собаки - простые деревенские дурочки-пустолайки. Но сейчас они молчали и так же смотрели мимо людей. Шерсть на мордах их смоклась в сосульки.
   Алексей посмотрел направо. И оттуда приближались несколько псов - шли медленно и упорно, глядя куда-то чуть в сторону.
   Взяли в кольцо. Хорошо, что сзади забор.
   Он осторожно отодвинул Санечку под левую руку, достал пистолет. Опустил предохранитель. Шесть патронов. Целей - девять.
   Собаки бросились - молча. Все сразу.
   За две секунды Алексей выпустил четыре пули. Он стрелял расслабленно и неторопливо - точно так, как учил вчера девушек. Тонкая пулька "Марголина" (по иронии судьбы точно такая же, какими стреляли древние револьверы "велодог", предназначенные специально для того, чтобы велосипедисты могли отстреливаться от дурных собак) не способна была ни остановить, ни отшвырнуть несущуюся тварь, и уже мертвые собаки пробегали несколько шагов и даже пытались прыгнуть. Но прыжок у них не получался...
   Он пристрелил самых опасных, на его взгляд: больших серых, похожих на волков, голенастую черную, в недавних предках которой имелся доберман, и белую в пятнах дворнягу, огромную просто по капризу природы. Но и остальные дорогого стоили, и Алексей с трудом отбил их первый наскок, расшвыряв короткими ударами ног и локтей. Они вскакивали и снова бросались, будто не понимали боли, и он выпустил последние два патрона, приготовившись орудовать пистолетной рукояткой, но оставшиеся собаки, те самые дурочки-пустолайки, вдруг словно бы опомнились и с визгом бросились врассыпную. И с громким криком ужаса с недалекого креста стремительно взвилась, забыв поджать лапы, ворона, просидевшая там, вопреки основным вороньим правилам жизни, всю эту громкую и страшную схватку.
   Кто-то освоил и в этом мире малое, но очень полезное умение: повелительно говорить со зверьем и видеть чужими глазами...
   И этот кто-то только что весьма умело провел разведку боем и теперь знал, наверное, все, что хотел знать.
   Санечка шумно, со всхлипом, вобрала воздух. Ее начало трясти.
   К ним уже бежали какие-то люди...
   В кабинете директора совхоза, который теперь назывался акционерным обществом, их напоили горячим чаем. Директор, Анатолий Петрович, лысый жилистый мужик лет пятидесяти, показался Алексею человеком честным и обстоятельным. Обретению Санечкой брата он искренне обрадовался и даже (под незаметным нажимом Алексея) "вспомнил" приезжавшую в гости к Еванфии золовку... Совхоз в его руках не процветал, но и не тонул, уверенно барахтался в волнах и имел хорошие перспективы. Выплачивать Санечке стипендию он, может быть, и хотел бы, но пока не мог себе позволить - однако хозяйственный пай ее готов был выкупить в рассрочку на пятнадцать лет. Получалось примерно двести пятьдесят тысяч в месяц. И на земельный участок под застройку никто не претендовал, это была Санечкина неприкосновенная собственность, в чем Алексей мог убедиться: вот она, бумага... А что касается собак... ну никогда такого не было, просто даже не верится. Санечка почти не пострадала от укусов, порваны оказались только пола и рукав старой шубки; у Алексея оказались разодраны и рукава куртки, и обе штанины, на левой икре был выдран приличных размеров клок кожи; царапин же и мелких ранок от зубов бьою множество. Прибежавшая фельдшерица только ахнула - но перевязала быстро и грамотно, хотела вкатить противостолбнячную, Алексей сказал: привит еще на семь лет вперед.
   Заглянувшему пожилому милиционеру Семену Семеновичу Алексей предъявил оформленную по всем правилам лицензию на оружие. Да Семен Семенович и не имел претензий - так, для порядку...
   Потом Санечка и фельдшерица - как оказалось, племянница директора - уселись зашивать порванную одежду, а сам директор и Алексей, натянувший на себя какой-то немыслимый меховой полукомбинезон, случившийся в директорском шкафу, вышли покурить.