– Не прогонишь? – спросил Тригас. От него изрядно попахивало.
– Зачем? – вяло сказал Март.
– Правильно, – сказал Тригас, – незачем меня прогонять… Я тебе звонил – тебя что, не было?
Март чуть было не ляпнул: «Не было», но вспомнил, что Тригас видел его вбегающим в отель, и соврал по-другому:
– Почему же, был… Только подойти не мог – второе дыхание открылось.
Тригас хохотнул.
– Бывает, – сказал он. – Меня днями тоже несло. Вода, говорят, здешняя таким действием обладает. Целебным.
– Возможно.
– Ты скоро закончишь? – спросил Тригас.
– Не знаю, – сказал Март. Вопрос Тригаса был странен и даже нетактичен. – Недели две-три, я думаю. А что?
– Да у меня к тебе деловое предложение. Потом, когда закончишь свое, – мне поможешь? Я тебе оставлю кусок стены…
– Случилось что-нибудь?
– Что у нас может случиться… Просто противно – невмоготу.
– Так брось.
– Начал уже, – сказал Тригас. – Жалко.
– Когда ты успел? – удивился Март.
– Успел вот… Ну, согласен?
– Рано еще говорить. Может, я так закопаюсь, что до осени хватит.
– Закопаешься, как же. Ты в духе чего лепишь?
– А, сборная солянка. Смесь номер восемнадцать.
– Яблоньки в цвету и девушки в национальных костюмах?
– И юноши тоже.
Тригас кривовато усмехнулся.
– Ну да, зал торжественных актов, – сказал он. – Слушай, а тебе это не противно?
– Да как тебе сказать…
– Прямо.
– Малевать вывески, по-твоему, лучше? А Пиросмани малевал.
– По крайней мере, честнее.
– Попробуй, – сказал Март. – А еще можно оформлять витрины.
– Я попробую. Ей-богу. Понимаешь, если бы просто тошнило, а то ведь рвать начинает… И знаешь, что меня успокаивает? Впрочем… ладно. Потом. Спокойной ночи, Морис. Март почувствовал, как у него остановилось сердце. Когда он смог обернуться, Тригас уже вышел и затворил за собой дверь. Сердце шевельнулось и торопливо забухало, наверстывая упущенное.
Казалось, что эта ночь никогда не кончится. «…Март Юлиус Траян, сын Фердинанда Траяна и Ивонны Траян, урожденной Ежак. Год рождения: пятьдесят шестой, третий год республики, село Сидьяк Каперско-Кесарианского уезда. Образование: Кесарианская двенадцатилетняя гуманитарная гимназия Гоф-Яброва. По окончании гимназии поступил на искусствоведческий факультет Национального университета, отчислен с четвертого курса за аморальное поведение. Профессия: свободный художник. Член Ассоциации свободных художников имени Вильгельма Онстри. Автор известных работ: «Мальчик и его собака», «Будни короля», «Настигнутые», циклов картин: «Люди арены», «Люди океана», «Пехотные люди»…»
Да, имел брата, Мориса Николае Траяна, год рождения пятьдесят шестой, образование: начальная гимназия – среднее, а затем Высшее техническое училище, выпуск по специальности № 62 (автомобильный транспорт). По некоторым сведениям, принимал участие в деятельности «Внутреннего фронта». Погиб в восемьдесят четвертом году, в апреле, во время Каперского инцидента. Место захоронения неизвестно.
Всё? Кажется, всё. Да, всё.
…К довольно поздно проявившимся способностям и особенностям Мориса в семье отнеслись очень спокойно, не делая из этого ни трагедии, ни сенсации, тем более что сам Морис оказался к ним весьма равнодушен: тогда он видел себя только профессиональным гонщиком и никем кроме. Знали, что таких людей много в стране, что принимают их и ценят, что в столице возникла даже своеобразная мода на них; соседи тоже вроде бы не шептались и пальцем не показывали. А потом оба брата уехали учиться в столицу. Март работал одержимо – и не беда, что ему потом и кровью приходилось добиваться того, что брат брал просто так, от нечего делать. Много позже, в конце семидесятых, когда оба многое пережили и вдруг сблизились необыкновенно, они стали работать вместе. Правда, о соавторстве Мориса никто не знал, он оставался просто рядовым инженером, родственником знаменитого художника. Так, вместе, они сделали два больших цикла: «Люди арены» и «Люди океана». «Пехотных людей» Морис делал уже в одиночестве.
Каперский инцидент был и остается одним из белых пятен новейшей истории. Никто ничего не знает о его причинах. Самые пронырливые журналисты или ни до чего не докопались, или исчезли. Просто в один чудный весенний день восемьдесят четвертого года армейские подразделения блокировали большую часть Каперско-Кесарианского уезда, установив режим полного карантина. Граница карантина была объявлена зоной свободного огня; стреляли во все, что движется. Трупы обливали напалмом и сжигали. Слухи ходили самые дикие. Достоверно известно было лишь то, что командующий военным округом генерал-майор Вахтель застрелился на седьмой день операции.
Случилось так, что Март, гостивший у родителей, оказался внутри кольца, а Морис – снаружи. Неизвестность изводила страшно. Попытка пробраться в зону не удалась, Мориса контузило где-то на подступах, и это спасло ему жизнь, потому что остальные попали под кинжальный огонь пулеметной батареи и полегли все; Морис видел, как огнеметчики в защитных комплектах управляются там. Кончилось все тем, что осенью к нему подошел незнакомый человек, подал толстый конверт и ушел, не вдаваясь в подробности. В конверте были все документы Марта и письмо. Писал точно Март, но писал то ли торопясь, то ли в полубеспамятстве, понять смысл было трудно, кроме одного: отныне и навсегда Морис исчезает, остается только Март, обыкновенный человек и средней руки художник; никаких всплесков вдохновения не должно быть; зачем гибнуть обоим братьям, если есть возможность – только одному? Эта мысль, в разных вариациях, повторялась раз десять. В тот день Морис еще ничего не решил, но скоро, чуть ли не назавтра, в «Вестнике» появилась огромная статья: «Мутанты – кто они?» В статье автор, совершенно не