Урсула Ле Гуин
На последнем берегу

   Элизабет, Каролине и Теодору

1. РЯБИНА

   Лучи мартовского солнца пробивались сквозь молодую листву ясеней и вязов во Дворике Фонтана, а вода играла и струилась среди мозаики теней. Этот открытый дворик окружали со всех сторон высокие каменные стены. За ними располагались комнаты и площадки для игр, галереи, коридоры, башни и, наконец, мощные наружные стены Большого Дома Рокка, которые были в состоянии уберечь его от войн, землетрясений и даже от гнева моря, поскольку сделаны они были не столько из камня, сколько из неуязвимой магии. Рокк являлся Островом Мудрости, где преподавали искусство магии, а Большой Дом служил школой и средоточием чародейства. Сердцем Дома был вот этот маленький дворик, расположенный вдали от внешних стен. Шел ли дождь, светило ли яркое солнце, или в небе сияли звезды — здесь всегда журчал фонтан и тихонько шелестели деревья.
   Корни ближайшего к фонтану дерева — раскидистой рябины — взломали и раздробили на куски мраморную плитку пола. Прожилки ярко-зеленого мха карабкались по трещинам от полоски поросшей травой земли вверх, к каменной чаше. Там, на тонком одеяле покрывавшего мрамор мха, сидел паренек. Он следил за током воды, бившей из центральной трубки фонтана. Пока что юноша скорее смахивал на мальчика, чем на мужчину; был строен, богато одет. Его поражавшее совершенством линий лицо было абсолютно непроницаемо, и потому походило на маску, отлитую из золотистой бронзы.
   Футах в пятнадцати от мальчика, за его спиной, среди деревьев, растущих на другом конце этого крохотного патио, стоял человек, а, может, и не было там никого — трудно быть в чем-то уверенным в этой причудливой мешанине теней и теплого солнечного света. И все же он был там: одетый во все белое человек, стоявший неподвижно, словно статуя. Пока юноша разглядывал фонтан, незнакомец не сводил глаз с него. Во дворике царил мир и покой, лишь тихонько шелестели листья, да монотонно журчала вода.
   Человек шагнул вперед. Дуновение ветра привело в движение едва распустившиеся листья рябины. Юноша, вздрогнув, тут же вскочил на ноги. Увидев мужчину, он поклонился и произнес:
   — Милорд Верховный Маг.
   Тот подошел к юноше. Это был стройный, невысокий, энергичный мужчина в белом шерстяном плаще с капюшоном, из-под складок которого виднелось смуглое лицо с ястребиным носом. Одну из щек покрывали борозды старых шрамов. В его пронзительных глазах пылал огонь.
   — Дворик Фонтана — идеальное место для отдыха, — сказал он неожиданно тихим голосом, предвосхищая извинения юноши. — Ты приехал издалека и не передохнул ни минуты. Садись же туда, где сидел.
   Упершись коленом в край белоснежной чаши, маг подставил ладонь под россыпь блестящих капель, отбрасываемых самой высокой струей фонтана. Вода, журча, струилась меж его пальцев. Юноша вновь сел на неровные плиты, и они оба молчали примерно с минуту.
   — Ты сын Правителя Энлада и всех Энлад, — сказал Верховный Маг, — наследник престола княжества Морред. Во всем Земноморье нет более древнего и завидного титула. Я видел фруктовые сады Энлада на Спринге и золотые кровли Берилы… Как тебя зовут?
   — Меня зовут Аррен.
   — Это, должно быть, слово из диалекта твоей страны. Что оно означает на общепринятом языке?
   — Меч, — ответил юноша.
   Верховный Маг кивнул. И вновь воцарилось молчание, а затем юноша сказал, не нагло, но и без робости:
   — А я думал, что Верховный Маг знает все языки.
   Мужчина покачал головой, не отрывая глаз от фонтана.
   — И все Имена…
   — Все Имена? Только Сегой, который произнес первое Слово, что подняло острова из пучины моря, знал все Имена. Разумеется, — и взгляд его пронзительных, пылающих огнем глаз скользнул по лицу Аррена, — если бы мне понадобилось узнать твое Настоящее Имя, я сделал бы это. Но в этом нет нужды. Я буду знать тебя Аррен, а ты меня — Сокол. Расскажи мне, как прошло твое путешествие.
   — Путь был долгим.
   — Ветра дули еле-еле?
   — С ветрами-то было все в порядке, но вот вести я принес дурные, лорд Сокол.
   — Тогда поведай мне обо всем, — мрачно произнес Верховный Маг, как бы уступая нетерпеливости ребенка, и, пока Аррен говорил, Сокол ни на секунду не отрывал взгляда от хрустальной завесы капелек воды, стекавших из верхней чаши в нижнюю, словно он и не слушал вовсе или, напротив, слышал нечто большее, чем просто слова мальчика.
   — Вы знаете, милорд, что Правитель, мой отец, будучи потомком Морреда, с искусством волшебства знаком не понаслышке, а в юности провел год здесь, на Рокке. У него есть определенная сила и знания, хотя он редко использует их на практике, будучи занят управлением государством и городами, а также вопросами торговли. Флотилии нашего острова плавают далеко на запад, заходя даже в воды Западного Предела, торгуя сапфирами, воловьими шкурами и оловом. В начале нынешней зимы один капитан принес в город Берилу слух, который достиг ушей моего отца, и он послал за этим человеком и выслушал его историю.
   Юноша говорил быстро, с оттенком неуверенности в голосе. Его воспитывали вышколенные придворные и ему не свойственна была присущая юности бравада.
   — Капитан рассказал, что на острове Нарведуен, который лежит в пятистах милях к западу от наших морских путей, отныне нет магии. Заклинания но имеют там больше никакой силы, сказал он, а слова их забыты. Мой отец спросил, не произошло ли это потому, что все волшебники и колдуньи покинули остров. Тот ответил: нет, там остались некоторые из тех, что прежде называл себя чародеями, но они больше не в состоянии даже починить котел или найти потерявшуюся иглу с помощью своих чар. Тогда мой отец спросил: не был ли народ Нарведуена повергнут в уныние? На что капитан вновь ответил: нет, они выглядели беззаботными. Хотя, заметил он, многие страдали от болезней, а урожай был скуден, как никогда, это их почему-то ни капельки не тревожило. Капитан сказал (я был там, когда он разговаривал с Правителем) — итак, он сказал: «Они были похожи на больного, которому сообщили, что он не протянет и года, а тот знай твердит себе; это неправда, я буду жить вечно. Они бесцельно слоняются, — сказал он, — не видя белого света». Когда вернулись другие торговцы, они подтвердили слухи о том, что Нарведуен испытывает упадок и утратил искусство волшебства. Но все это были обычные россказни о Пределе; который всегда являл собой загадку, и только мой отец воспринял их всерьез. Затем в Новый Год, во время Праздника Ягнят, когда жены пастухов несут в город первенцев своих овец, мой отец поручил чародею Руту наложить заклинание, увеличивающее приплод. Но Рут вернулся во дворец ни с чем, бросил свой посох и сказал:
   — Милорд, я не в силах произнести заклинание.
   Мой отец стал расспрашивать его, но тот лишь отвечал:
   — Я забыл порядок слов и сами слова.
   Тогда мой отец сам отправился на площадь и произнес заклинание. Празднество было завершено. Но я заметил, что, вернувшись тем вечером во дворец, отец выглядел угрюмо и устало. Он сказал мне:
   — Я произнес какие-то слова, но не знаю, заключен ли в них какой-либо смысл.
   И, в самом деле, весной на стада напала порча, множество ягнят сдохло при родах, а некоторые… утратили свой облик.
   Неторопливый звонкий голос юноши смолк. Он вздрогнул и судорожно вздохнул, когда произнес эти слова.
   — Я видел нескольких из них, — добавил он. Наступила пауза.
   — Мой отец считает, что все это, а также слухи о Нарведуене, доказывает, что в нашей части мира действует какое-то зло. Он просит совета у Мудрых.
   — Уж если он послал тебя, значит его просьба не терпит отлагательства, — сказал Верховный Маг. — Ты его единственный сын, а путь от Энлада до Рокка неблизок. Тебе есть что еще рассказать.
   — Разве то, что болтают некоторые старые перечницы с холмов.
   — И что говорят эти старые перечницы?
   — Будто все колдуньи-предсказательницы увидели в дыму и в омутах знамения беды, а их приворотное зелье потеряло силу. Однако эти люди не имеют дела с истинным волшебством.
   — Приворотное зелье и предсказания судьбы немногого стоят, но даже этих старух нельзя сбрасывать со счета. Хорошо, Мастера Рокка непременно обсудят твое известие. Но я не знаю, Аррен, смогут ли они дать какой-нибудь совет твоему отцу. Ибо Энлад не единственная страна, откуда поступили такие вести.
   Поездка Аррена на юг, мимо огромного острова Хавнор, через Внутреннее Морс к Рокку, была его первым путешествием. За последние несколько недель он повидал множество стран, так непохожих на его родину, увидел уйму нового и интересного и понял, что за пределами милых его сердцу холмов Энлада находится целый мир, населенный множеством людей. До сих пор ему не приходилось мыслить такими категориями, так что сказанное дошло до него не сразу.
   — А где еще? — чуть погодя спросил он с некоторой тревогой, ибо надеялся привезти домой, на Энлад, верное средство от напасти.
   — Сперва в Южном Пределе. Затем даже на юге Архипелага, в Ватхорте. Люди говорят, что там нет больше магии. В это трудно поверить. Те земли всегда были источником смуты и пиратства, а торговцы с Юга издавна считались бесстыдными лжецами. И все же везде говорят одно и то же: «Корни магии засохли».
   — Но здесь, на Рокке…
   — Здесь, на Рокке, мы ничего не почувствовали. Тут мы надежно защищены от штормов, перемен и всяческих напастей. Возможно, наша изоляция чрезмерна. Что же ты теперь собираешься предпринять, принц?
   — Я лишь тогда отправлюсь обратно на Энлад, когда буду в состоянии привезти отцу сколь-либо вразумительное объяснение природы этого зла и средство от него.
   Вновь Верховный Маг взглянул на него, и на этот раз Аррен, как ни старался, но все же отвел глаза. Он никак не мог понять, в чем причина, ибо в этих темных глазах не было и следа неприязни. Они были спокойны, беспристрастны и полны сочувствия.
   Весь Энлад взирал снизу вверх на его отца, а он был его сыном Ни один человек не глядел на него просто как на Аррена, а не как на принца Энлада, сына Правителя. Ему не хотелось бы думать, что он испугался взгляда Верховного Мага, но выдержать его он не смог. Этот взор, казалось, заполнил собой весь мир вокруг него, и теперь не только Энлад потерял свою значимость, но и он сам, ибо в глазах Верховного Мага Аррен был лишь крохотной песчинкой ни фоне бескрайнего моря, усыпанного множеством островов, над которыми нависла тьма.
   Юноша осторожно присел на пушистый мох, пробивающийся из щелей в мраморных плитах и, намного помолчав, сказал, вслушиваясь в звуки своего голоса, который начал грубеть лишь в последние пару лет:
   — И я выполню любой ваш приказ.
   Голос его был тонок и хрипл.
   — Твой отец имеет на то право, а я — нет, — сказал Верховный Маг.
   Он по-прежнему смотрел на Аррена, и тут юноша поднял взгляд. Продемонстрировав свою готовность подчиниться, он забыл о себе и теперь как будто впервые увидел Верховного Мага: величайшего волшебника всего Земноморья, человека, который одолел Черную Магию Фандаура, извлек Кольцо Эррет-Акбе из Гробниц Атуана, возвел огромную дамбу в Неппе; моряка, который знал вдоль и поперек все моря от Астовелла до Селидора; единственного ныне живущего Повелителя Драконов. И вот он стоит, упершись коленом в чашу фонтана, невысокий и уже немолодой человек с тихим голосом и непроницаемыми, как безлунная ночь, глазами.
   Аррен вскочил и поспешно опустился на оба колена, приняв подобающую позу.
   — Милорд, — сказал он, запинаясь, — позвольте мне служить вам!
   Вся его самоуверенность исчезла без следа, лицо пылало, а голос дрожал.
   На боку у Аррена висел меч в новых кожаных ножнах, украшенных чеканкой из червонного золота, но само оружие с потертой крестообразной рукоятью из посеребренной бронзы выглядело неброско. Юноша вытащил меч и протянул его рукоятью вперед Верховному Магу, словно вассал своему сюзерену.
   Однако Верховный Маг не протянул руки и не коснулся рукояти меча. Он лишь взглянул сперва на оружие, а затем — на Аррена.
   — Он твой, а не мой, — сказал маг. — И ты не слуга ни единому человеку на свете.
   — Но мой отец сказал, что я могу оставаться на Рокке до тех пор, пока не познаю природы этого зла и, быть может, не научусь чему-нибудь… у меня нет дара, и я не думаю, что обладаю какой-либо силой, но среди моих предков были маги… если бы я мог научиться хоть чему-нибудь, чтобы быть полезным вам…
   — Твои предки были прежде всего королями, — сказал Верховный Маг, — а не волшебниками.
   Он встал, затем, не говоря ни слова, быстро подошел к Аррену и, взяв мальчика за руку, поднял его.
   — Благодарю тебя за оказанную честь, и хотя я не могу пока что принять тебя на службу, быть может, обсудив на совете эту проблему, я изменю решение. Нелегко отказаться от того, что предложено от чистого сердца. Нельзя пренебрежительно отвергнуть меч сына Морреда!.. Теперь ступай. Парень, который привел тебя сюда, проследит за там, чтобы ты поел, вымылся и отдохнул. Ступай же, — и он легонько толкнул Аррена в спину меж лопаток. Подобной фамильярности еще никто себе не позволял, да юный принц никому другому и не спустил бы такого, но прикосновение Верховного Мага было подобно посвящению в рыцари.
   Аррен был подвижным юношей. Ему нравились всевозможные игры, поскольку он получал истинное наслаждение от тренировки тела и духа. Его не тяготили обязанности, возложенные на него дворцовым этикетом, хотя их нельзя было назвать ни легкими, ни простыми. И все же пока что не было дела, которому он отдал бы всего себя без остатка. Многое давалось ему легко, и делал Аррен все в охотку, считая свои занятия просто игрой, в которую он с удовольствием играл. Однако теперь дремавшие в нем силы были разбужены, но не игрой или грезами, а благородством, опасностью, мудростью, покрытым шрамами лицом и тихим голосом, пожатием смуглой руки, словно не ведавшей своей силы, тисовым посохом, в темное дерево которого была врезана у рукояти серебряная пластинка с Утраченной Руной Королей.
   Так, в едином порыве, склонив голову, не глядя по сторонам и не оставив ничего про запас, Аррен покинул свое детство.
   Забыв о вежливости, он, не попрощавшись, поспешил к выходу, неловкий, сияющий, полный почтения. А Гед — Верховный Маг глядел ему вслед.
 
   Гед немного постоял под ясенем у фонтана, затем обратил лицо к омытому солнцем небу.
   — Вежливый посыльный принес дурные вести, — сказал он вполголоса, словно беседуя с фонтаном. Тот не ответил, но продолжал болтать что-то своим серебряным язычком, и маг некоторое время прислушивался к его журчанию. Затем подошел к другой двери, которую Аррен не заметил, да и вообще очень немногие смогли бы разглядеть ее, и позвал:
   — Мастер Привратник.
   Появился невысокий человечек неопределенного возраста. Молодым он не был, но вряд ли у кого-нибудь повернулся бы язык назвать его стариком. На его сухоньком лице цвета слоновой кости светилась приветливая улыбка, на щеках играли глубокие ямочки.
   — Что случилось, Гед? — спросил он, так как они были одни.
   Во всем мире, кроме него лишь семеро знали Настоящее Имя Верховного Мага: Мастер Имен с Рокка; Огион Молчаливый, волшебник из Ре Альби, который когда-то давным давно дал Геду на горе Гонт это Имя; Белая Леди Гонта, Тенар Хранительница Кольца; волшебник по прозвищу Ветч из маленького городка Исмэй, что на Иффише; еще одна уроженка Иффиша, жена плотника, мать троих детей, абсолютно несведущая в колдовстве, зато совсем неглупая во многом другом, по имени Ярро, и, наконец, два дракона — Орм Эмбар и Калессин, живущие далеко на западе, на другом конце Земноморья.
   — Мы должны собраться сегодня ночью, — сказал Верховный Маг. — Я зайду за Мастером Образов и пошлю за Курреккармерруком, чтобы тот отложил свои списки, дал студентам отдохнуть вечерок и присоединился к нам, если только он не заплыл окончательно жирком. Сможешь предупредить остальных?
   — Да, — улыбаясь, ответил Привратник и удалился. Верховный Маг тоже ушел, лишь фонтан безмятежно болтал сам с собой, и все дышало спокойствием в теплом солнечном свете ранней весны.
 
   Где-то к западу от Большого Дома Рокка, а, может, как порою бывает, к югу от него, обычно виднеется Вечная Роща. Это место не нанесено на карту и найти дорогу туда под силу лишь посвященным, ибо для остальных пути не существует. Но увидеть ее могут даже новички, горожане и крестьяне, — как правило на некотором отдалении: рощица состоит из высоких деревьев, зеленая листва которых имеет золотистый оттенок даже весной. Все видящие Рощу считали, что Роща каким-то немысленным образом перемещается с места на место. Но они заблуждались, ибо Роща не двигалась. Ее корни были сущностью бытия. На самом деле в движении пребывал весь остальной мир.
   Гед шагал по полю прочь от Большого Дома. Он снял свой белый плащ, так как солнце сияло в зените. Крестьянин, вспахивающий бурый склон холма, приветствовал его взмахом руки, и Гед ответил ему тем же. В небе заливались трелями крохотные птахи. На парах и обочинах дорог появились первые васильки. Где-то высоко-высоко ястреб прорезал небо широкой дугой. Гед поднял глаза и вновь помахал рукой. Птицей камнем спикировала вниз, окруженная облачком развевающихся перьев, и приземлилась прямо на подставленное запястье, обхватив его желтыми когтями. Это был не ястреб-перепелятник note 1, а большой сокол с Рокка — ястреб рыболов с бело-коричневым оперением. Он искоса взглянул на Верховного Мага одним круглым, светло-золотистым глазом, затем щелкнул крючковатым клювом и пристально посмотрел на него обеими глазами.
   — Бесстрашный, — сказал ему человек на языке Творения, — бесстрашный.
   Огромный ястреб забил крыльями и посмотрел на него, еще крепче сомкнув когти.
   — Лети, бесстрашный брат.
   Крестьянин, работавший на дальнем склоне холма под ясным небом, остановился, глядя во все глаза. Как-то прошлой осенью он увидел Верховного Мага с дикой птицей на запястье, и в тот же миг человек исчез. Только два ястреба парили в поднебесье.
   В этот раз, как мог видеть крестьянин, они разлучились: птицей взвилась в небо, а человек зашагал через раскисшие поля.
   Он шел по тропе, ведущей к Вечной Роще, пути, который всегда был прямым, как стрела, вне зависимости от того, как менялось время и пространство вокруг него. Следуя ему, Гед вскоре пришел под сень деревьев.
   Стволы некоторых из них были столь толсты, что глядя на них легко было поверить: Роща никогда не движется. Они походили на жутко древние, посеревшие с годами башни; их корни напоминали горные хребты. Однако среди самых старых попадались и такие, листва которых поредела, а ветви стали засыхать. Они не были бессмертными. Среди гигантов росли и молодые деревца, стройные и полные жизненных соков, с ярко-зеленой свежей листвой, встречались также и саженцы — тоненькие, покрытые редкими листиками прутики, ростом не выше юной девушки.
   Почва между деревьями была мягкой, покрытой многолетним слоем опавшей листвы. На ней росли папоротники и другие лесные растения, но все деревья принадлежали к одному виду, названия которому нет на языках Земноморья. Воздух под пологом деревьев был свеж, наполнен ароматами земли и оставлял во рту привкус родниковой воды.
   На просеке, образованной много лет назад падением гигантского дерева, Гед встретил Мастера Образов, который жил в Роще и редко, — а, может, и никогда, — покидал ее пределы. Его волосы были желтыми, как масло. Он не был уроженцем Архипелага. Со времен возвращения Кольца Эррет-Акбе варвары Каргада прекратили свои набеги и заключили соглашения о мире и дружбе с Внутренними Островами. Они не были общительным народом и держались отчужденно. Но время от времени какой-нибудь молодой воин или сын торговца отправлялся на свой страх и риск на запад, влекомый любовью к приключениям или страстным желанием изучить магию. Таким вот опоясанным мечом, с красным султаном на голове молодым дикарем с Карего-Ат был десять лет назад и Мастер Образов, явившийся одним дождливым утром на Рокк и властно сказавший Привратнику на ломаном Хардике:
   — Я пришел учиться!
   А теперь он стоял в зеленовато-золотой дымке под кронами деревьев, стройный белокурый человек с загадочными зелеными глазами — Мастер Образов Земноморья.
   Возможно, он тоже знал Имя Геда, но даже если так, он ни словом не обмолвился об этом. Они молча приветствовали друг друга.
   — За кем ты тут наблюдаешь? — спросил Верховный Маг, и другой маг ответил:
   — За пауком.
   Меж двух высоких травинок паук сплел свою паутину — искусно подвешенный круг. Ее серебряные нити ловили лучи солнца. В центре притаился хозяин — серовато-черное существо размером не больше зрачка человеческого глаза.
   — Она тоже плетет образы, — сказал Гед, рассматривая искусно сотканную паутину.
   — Что за беда? — спросил молодой человек.
   Круглая паутина с черным центром, казалось, поджидала их обоих.
   — Паутина, которую сплели мы, люди, — ответил Гед.
   В этом лесу не пели птицы. Здесь было тихо и душно в этот солнечный полдень. Их обступали деревья и тени.
   — Пришли вести с Нарведуена и Энлада — там то же самое.
   — Юг и юго-запад. Север и северо-запад, — сказал Мастер Образов, не отрывая взгляда от круглой паутины.
   — Мы должны собраться здесь этим вечером. Лучшего места для совета не найти.
   — В этом деле я вам не советчик.
   Мастер Образов взглянул на Геда, и его зеленоватые глаза подернулись ледком.
   — Я боюсь, — сказал он. — Здесь царит страх. Он среди корней.
   — Ладно, — сказал Гед. — Я думаю, что пришла пора пробудиться от спячки. Мы слишком долго грелись на солнышке, наслаждаясь миром, который Принесло возвращение Кольца, занимаясь ерундой и ловлей мух. Сегодня вечером мы должны собраться с силами.
   И он ушел, оставив Мастера Образов, который все так же продолжал разглядывать паучка, сидящего на залитой солнцем траве.
   На краю Рощи, где листья гигантских деревьев простираются над обычной землей, Гед сел, привалившись спиной к могучему корню, положив посох себе на колени. Он прикрыл глаза, будто отдыхая, и послал свою мысль над полями и холмами Рокка на север, к осаждаемому морскими волнами утесу, где стояла Башня Уединения.
   — Курреккармеррук, — позвал он мысленно. Мастер Имен поднял взор от толстого тому Имен корней, листьев, семян и лепестков, который он читал своим ученикам, и произнес:
   — Я здесь, милорд.
   Затем он весь обратился в слух, рослый худощавый старик, из-под капюшона которого пробивались седые пряди волос. А студенты, сидевшие за партами в зале Башни, недоуменно смотрели на него и переглядывались.
   — Я приду, — сказал Курреккармеррук и вновь склонил голову над своей книгой, говоря: — Итак, Имя семени цветка Моли «иебера», чашелистик зовется «патронат», а соплодие, лист и корень имеют каждый свое Имя…
   Тут сидящий под деревом Верховный Маг Гад, который знал все Имена Моли, прервал контакт, устроил ноги поудобнее и, прикрыв глаза, задремал, залитый испещренным листвой солнечным светом.

2. МАСТЕРА РОККА

   Школа на Рокке — это место, куда съезжаются юноши, подающие надежды на поприще волшебства, со всех Внутренних Островов Земноморья, дабы овладеть высшим искусством магии. Здесь они становятся специалистами в различных областях магических наук, изучая Имена, руны и заклинания, а также узнавая, что можно делать, а чего нельзя, и почему. И только здесь, после упорных тренировок, когда их руки, разум и дух слиты воедино, они могут получить звание волшебника, и им будет вручен посох власти. Колдуны и ведьмы есть на всех островах, ибо магия столь же необходима их жителям, как хлеб, и так же радует, как музыка. Но поскольку истинными волшебниками становятся только на Рокке, Школа Магов пользовалась всеобщим уважением. Девять Магов, являющихся Мастерами Школы, были равны по положению знатнейшим принцам Архипелага. Их глава, правитель Рокка, Верховный Маг, вообще не имел себе равных среди простых смертных, если не считать Короля Всех Островов, да и то это был лишь знак уважения, веление сердца, ибо даже король не смог бы заставить столь могучего мага подчиниться закону, если тот имел иное мнение. Но даже и века безвластия Верховный Маг Рокка оставался лояльным и подчинялся общепринятым правилам. На Рокке все оставалось неизменным в течение долгих столетий, это место казалось надежно защищенным от всех бед, и смех ребятишек звенел в гулких двориках и широких холодных коридорах Большого Дома.
   Проводником по Школе Аррену служил коренастый паренек, чей плащ был скреплен у горла серебряной пряжкой, свидетельствующей о том, что он завершил начальный курс обучения и являлся начинающим волшебником, совершенствующим свое волшебство, дабы получить посох. Его звали Гембл.
   — Потому что, — говорил он, — у моих родителей родилось подряд шесть дочерей, и седьмой ребенок, по словам моего отца, был вызовом судьбе note 2.
   Умный и острый на язык, Гембл был приятным собеседником. В иное время Аррен по достоинству бы оценил его юмор, но сегодня мозг юноши был слишком переполнен впечатлениями. Честно говоря, Аррен почти не обращал внимания на его болтовню. А Гембл, понятное дало, желая похвастать, всячески пытался расшевелить рассеянного гостя. Он поведал ему интригующие факты о жизни Школы, затем пересказал последние сплетни о ней же, но на все Аррен отвечал «О, да» или «Понятно», пока Гембл не решил, что он полный идиот.