Страница:
Лебедь Александр Иванович
Спектакль назывался путч - Воспоминания генерала воздушно-десантных войск
А.И.Лебедь
Спектакль назывался путч: Воспоминания генерала воздушно-десантных войск
ОТ РЕДАКТОРА
Генерал-лейтенанта Лебедя в СНГ (СНГ-сборище ненормальных государств, как шутит Александр Иванович) представлять не надо. Его широко знают как героя защиты "Белого дома" честного офицера, безукоризненно выполнившего свой интернациональный долг в Афганистане, мужественно защищавшего мирных жителей в Баку от озверевших националистов, выдержавшего провокационные нападения во время националистической вспышки печально известных тбилисских событий. Благодаря богатому жизненному опыту молодой генерал быстро сумел разобраться в 1992 году в сущности приднестровской трагедии. В его известном заявлении на имя президента России на весь мир прозвучала смелая, точная и емкая фраза о предательстве бездарных политиков, стоявших тогда у власти: "Пора прекратить болтаться в болоте малопонятной, маловразумительной политики. Что касается державы, которую я имею честь здесь представлять, могу добавить еще то, что хватит ходить по миру с сумой. Как козлы за морковкой. Хватит. Пора за дело браться, державу блюсти. Возьмемся-у нас занимать будут".
Так уже было в истории трагического XX столетия, Судьба генерала Лебедя неразрывно связана со всеми нынешними переломными событиями и, как лакмусовая бумажка, проясняет многое, если не все происходящее. Жизнь патриота, ставшего защитником Отечества в дни, когда его пытаются растащить на мелкие куски и разбить вдребезги люди, присвоившие право говорить от имени народа, интересна будет всем: и сторонникам, и противникам бескорыстного генерала.
Многие сегодня стараются выпятить свои заслуги (зачастую мнимые) в деле свержения большевистского режима в России. Множатся ряды защитников "Белого дома". Хотя для любого гражданина нашей страны само название здания Верховного Совета РСФСР Белым домом должно быть унизительным и оскорбительным. В связи с этим большой интерес представляют воспоминания генерал-лейтенанта А.И. Лебедя "Спектакль назывался путч". В них все события описаны строго и беспристрастно, без виляния и оглядывания на то, какая нынче власть на дворе.
На этих записках еще лежит налет современности, но уже сегодня они принадлежат истории...Это наша с вами судьба. Судьба обманутых поколений. Поколений, брошенных на произвол судьбы бездарными политиками.
Владимир ПОЛУШИН.
x x x
Впервые за последние несколько лет в 1991 году я сподобился попасть в отпуск в августе. Планы у меня на этот отпуск были грандиозные (в части отдыха и ведения домашнего хозяйства). Незадолго до этого я получил участок земли и у меня впервые в жизни возникло желание что-то посадить, вырастить, благоустроить.
Кроме того, я решил съездить к матери на 10-12 дней, и уже потом, ни на что не отвлекаясь, заняться участком. Словом, программа была насыщенной: солнце, воздух, вода и раскрепощенный физический труд.
На тот период квартира у меня была в Туле, куда я и направился 15 августа. Следующий день посвятил более детальному планированию работы на время отпуска, собираясь начать выполнение задуманного с 17 числа. Но потом, как все православные христиане, решил начать с понедельника.
Однако 17 августа, около 16 часов, раздался звонок. На проводе был командир 106-й воздушно-десантной дивизии полковник А.П. Колмаков, которому я сдал дивизию. Мы учились с ним в одной группе в академии, очень умный, деятельный, корректный офицер.
- Вас срочно вызывает командующий,-сказал он.
- Во-первых, я в отпуске, во-вторых, куда вызывает; к телефону или в Москву?
- К телефону и срочно!
- Ну, присылай машину.
Разговор с командующим воздушно-десантными войсками генерал-лейтенантом Грачевым был кратким и невнятным. Мне было приказано прервать отпуск и возглавить оперативную группу, организовать приведение Тульской дивизии в готовность к действию по так называемому "Южному варианту".
Кстати, о "Южном варианте". Совершенно гениальное изобретение носящего погоны мыслящего человечества. Согласно этому варианту, дается определенное количество самолетов, ты волен в них брать все, что заблагорассудится. Хочешь-артиллерийский дивизион, хочешь-зенитную батарею, любое количество боеприпасов. Лететь туда, куда пошлют, и сделать так, чтоб там было хорошо. При этом если все сложится действительно удачно, никто тебя не спросит, что ты и зачем брал, а вот если что-то сорвется, вот тогда, голубчик, изволь отчитаться. Предметом разбирательства может быть все что угодно. Например, саперная лопатка. Изначально саперные лопатки брали не как оружие, а как средство обороны в условиях отсутствия касок и бронежилетов. На первых порах солдаты лопаткой могли, как ракеткой, отбить летящие в них камни, прикрыть лицо. Уже потом досужие "мыслители" превратили лопатки в страшное оружие и сделали их символом жестокого произвола и террора.
Я, получив столь неопределенную задачу, попытался выяснить, куда же предстоит слетать, на что получил ответ Грачева:
- Будет уточнено позже.
Мы с командиром дивизии отдали все необходимые распоряжения. Полки и отдельные части забурлили. Правда, проблем особых не было; налетались мы достаточно, и к тому времени все настолько было отточено, что от момента подачи первой команды до взлета первого самолета проходило не более 7 часов.
Естественно, поскольку приказ был неясным, начали разбираться, куда же нас понесет на этот раз. Предварительно выяснили, что где-то на границе Армении и Азербайджана захвачено заложниками более 40 солдат внутренних войск. Подумали, что дивизии предстоит лететь туда-освобождать заложников и поставить все в режим здравого смысла. Взялись разбираться, в каком это районе. Номенклатуры карт предполагаемого района действия в дивизии не оказалось. Заявили карты в штаб ВДВ - получили отказ.
В общем, в воздухе висела какая-то недоговоренность, таинственность, что держало людей в напряжении. К 24.00 все полки были готовы. Не было... только задачи. Доложив о готовности командующему, я попытался в очередной раз выяснить, что же предстоит делать. На что получил указание-не забивать голову командующему дурацкими вопросами. Это было хотя бы более или менее понятным. И дальше прозвучала фраза: "На юг пойдешь через меня!". Это было совсем уж непонятно.
Вся собранная из разных источников информация носила характер противоречивый, расплывчатый. В томительном ожидании прошла ночь. Напряжение не спадало, а росло... Таинственность начинала действовать на нервы всем.
В воздушно-десантных войсках народ служит отборный : трусов нет совсем, пройдохи-редкость. Любая явная опасность сколь бы велика она ни была, любая сверхтрудная задача воспринималась нормально, с пониманием, включался прочно привитый первым командующим ВДВ В.Ф. Маргеловым принцип: "Нет задач невыполнимых". Но здесь задач не было. Где-то примерно в 11 часов утра 18 августа позвонил начальник штаба ВДВ генерал-лейтенант Е.Н. Подколзин, уточнил несколько второстепенных вопросов и вскользь обронил фразу :"Ждите чрезвычайного сообщения в 18 часов". На основании чего я сделал вывод, что до этого времени ничего не предвидится. Тогда я ослабил режим и разрешил офицерам по очереди побывать дома. Время тянулось убийственно медленно. Наконец, стрелки часов показали 18. Но... никакого чрезвычайного сообщения не последовало, как, впрочем, и в 19, 20 часов... В 24 часа тоже ничего не последовало.Тогда я плюнул и, приказам комдиву отдыхать у телефона, отправился домой. По некоторым признакам я сделал вывод, что идти придется (если придется) на Москву. Но зачем? Это было не очень понятно, тем более, что один такой поход я уже совершил. Я входил в Москву в ночь с 9 на 10 сентября 1990 года. Тогда в 6 часов утра с двумя полками я был в Москве. К 7 часам народ из гостиниц на всякий случай разбежался. А в 9 часов из меня уже начали делать дурака. Договорились до того, что я напился пьяным и в таком состоянии махнул с полками на Москву. Причем, говорилась вся эта чушь вполне серьезно. Тогда я торжественно поклялся председателю парламентской комиссии Верховного Совета СССР Варэ, что если бы я "нарезался" до такой степени, то махнул бы в Воронеж. Сходить с полками на Москву у меня бы фантазии не хватило. После этого Варэ отстал.
Но это отступление. 19 августа в 4 часа утра в моей квартире раздался звонок. Комдив доложил: получена задача тремя полками с направлений Кострома-Москва, Рязань- Москва, Тула-Москва совершить марш и к 14 часам сосредоточиться на аэродроме в Тушино. Дальнейшая задача будет уточнена позднее.
В 4.50 утра колеса и гусеницы закрутились, колонна вытянулась, вышли на трассу и начали марш. Моя так называемая оперативная группа состояла из меня одного. Коль скоро это так, я сам себе определил место на передовом командном пункте дивизии. Каждый час я докладывал командующему, где находятся колонны полков и пытался прояснить если не задачу, то хотя бы выяснить, к чему быть готовым. В ответ неизменно был лаконичным: "Вперед!"
В 10.30 утра передовой командный пункт вышел к кольцевой дороге. Я еще раз уточнил и доложил, где находятся полки, и принял решение выйти на Тушино и, развернув все связи по полной схеме, принимать полки на себя. Решение утвердил командующий ВДВ П. Грачев. В ходе движения по кольцевой дороге навстречу изредка попадались танки трупами по 2-3 или даже одиночные. Это не были колонны. Взгляды у торчавших в люках танкистов были очумелыми. Выйдя на Тушино, я развернулся. Рязанский и Тульский полки шли уже по кольцевой дороге, Костромской находился на подходе. Оставалось ждать дальнейшего развития событий. Мне позвонил начальник штаба войск генерал-лейтенант Е.Н. Подколзин.
- Александр Иванович, передаю тебе приказ командующего. Лично тебе выдвинуться к Верховному Совету РСФСР, войти в контакт с начальником охраны, взять 2-й батальон Рязанского полка и его силами организовать охрану и оборону здания.
Произошел у нас такой диалог:
- Какие средства связи с собой разрешается взять ?
- Никаких! Лично на УАЗике выезжай и возьми офицера. - С кем мне контакт устанавливать, фамилия ?
- Там тебя встретят!
- Где находится батальон?
- Он подойдет к Верховному Совету. Положив трубку телефона, примерно в 13.50 на УАЗике вместе с заместителем начальника политотдела дивизии подполковником О.Э. Бастановым я свободно подъехал к зданию Верховного Совета РСФСР, остановился на стоянке. Вокруг здания шла судорожная малоорганизованная работа. Из троллейбусов, легковых автомашин, всевозможных подручных материалов на разных направлениях сооружались баррикады. То, что это были баррикады , сомнений не было. Люди были возбуждены и взъерошены. Я был в полевой камуфлированной форме. Мы с Бастановым поднялись к зданию Верховного Совета РСФСР и спросили у постового милиционера, где найти начальника охраны. Уже потом выяснилось, что я должен был найти начальника личной охраны президента А.В. Коржакова. А я, поскольку фамилия не прозвучала, решил, что-милицейского. Постовой неопределенно показал рукой куда-то за угол, сказав: "Там..."
В голове у меня роились самые сумбурные мысли. Надо сказать, что, руководя маршами полков, находясь в машине связи, где не предусмотрено никаких телевизионных приемников, я никаких заявлений ГКЧП и иных лидеров не слышал. Народ, который строил баррикады, на взгляд был простой, хороший. Если мне надлежало силами батальона организовать охрану и оборону Верховного Совета, значит обороняться будем вместе с этим народом. Тогда возникал законный вопрос: против кого ?
Не знаю, кому оно принадлежит, но есть хорошее присловие :"Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны". Теперь, когда досужие писатели, политики все расписали и вроде как разложили по полочкам, назначили виноватых, легко рассуждать, что и как надлежало делать. Кому-то, возможно, покажется диким, но и на тот момент, и несколькими часами позже я находился в полном неведении : что же произошло? Несмотря на то, что наше объяснение с милиционером носило сиюминутный характер, вокруг нас чрезвычайно быстро образовалась толпа. Раздавались крики:
- Майор ! Неужели вы в нас будете стрелять ?
- Майор, вспомните, чему вы присягали!
- Сволочи!..
Потом нашелся один грамотный :
- Да он не майор, он генерал-майор !
Толпа вызверилась. Сопровождаемый шлейфом из 200-250 человек , выкрикивающих угрозы и ругань, перестав что-либо вообще понимать, я добрался до тыльных ворот здания Верховного Совета РСФСР. Увидел вооруженного автоматом майора милиции и приказал ему вызвать начальника охраны.
Майор передал команду постовому, который начал звонить.
Толпа тем временем буйствовала до тех пор, пока я не рявкнул на них, заявив, что они храбрые волки и 200 двоих не боятся. После этого накал страстей немного упал, прибывший майор доложил, что начальник охраны готов со мной встретиться в приемной Верховного Совета.
Сопровождаемый подполковником Бастановым и толпой, я проследовал в приемную. Майор проводил нас в кабинет и вышел. Мы закурили, обменялись предположениями с Бастановым. Но что за чертовщина происходит, понять не смогли, да и вообще ни к чему путному не пришли.
Через несколько минут прибыл полковник милиции в сопровождении подполковника. У полковника тряслись руки, он представил своего заместителя, а сам оказался начальником охраны Иваном Яковлевичем Бойко.
Я тоже представился:
- Заместитель командующего воздушно-десантными войсками генерал-майор Лебедь. Имею задачу силами парашютно-десантного батальона организовать охрану и оборону здания Верховного Совета. Прибыл для организации взаимодействия.
Полковник начал что-то лепетать относительно того, что обстановкой он здесь не владеет, обстановку не контролирует, что его самого куда-то там не пускают. Потом окинул меня хмурым взглядом, сказал неожиданного вашей камуфляжной формой, товарищ генерал, ехали бы Вы отсюда!"
Подполковник милиции молчал. Внимательно выслушав начальника охраны, я спросил, где городской телефон. Позвонил Грачеву и доложил, что разговора с начальником охраны не получилось. Командующий был в запале и рявкнул: "Пошли ты его на ... Ищи батальон, выполняй приказ."
Засим я откланялся, вышел из приемной, сопровождаемый угрозами и руганью, прошел через толпу к машине. К тому времени картина строительства баррикад разительно изменилась. Появились краны, машины с бетонными блоками, арматурой. Значительно возросло и количество людей.
Я сел в УАЗик и попытался отъехать. Но не тут-то было! Все подступы уже были перекрыты. Потыкавшись в разные стороны, я проехал по газону и по лестнице съехал на набережную. Хорошо сказать-искать батальон!
Я знал только направление, с которого он должен был подойти. Средств связи у меня не было. Накрутившись вдосталь по улочкам и переулочкам, натыкаясь на вырытые поперек дороги канавы и брошенные бетонные блоки, я выбрался на Садовое кольцо в районе улицы Баррикадной. Все Садовое кольцо не только от бордюра до бордюра, но от дома до дома было забито сплошным нескончаемым морем стоящих машин. Ехать дальше было невозможно. Надо было что-то делать. Оставив машину в проулке., лавируя между стоящими машинами, я перешел Садовое кольцо и зашел в какое-то учреждение, связанное с экологией. Поднялся на второй этаж, толкнув дверь близлежащего кабинета. За столами трудилось несколько женщин. Вежливо поздоровавшись, я попросил разрешения позвонить. Мой доклад по обстановке выслушал начальник штаба ВДВ. Я спросил : где находится батальон ? Получил ответ: "Позвони через 15 минут, сейчас разберусь".
Предупредив женщин, что минут через 15 я еще раз позвоню, вышел в коридор и устроился на диване. Нашел обрывок какой-то старой газеты и углубился в чтение. Минут через 5-7 передо мной выросла высокая фигура в белом костюме и, изысканно раскланявшись, изрекла: "Товарищ генерал, мне передали, что вы приказали очистить помещение, оставив на месте деньги и документы. Сколько Вы даете нам времени ?" Как я понял, среди работавших в кабинете женщин одна была явно с чувством юмора, но это до меня дошло уже потом. На тот период это было уже слишком. Экологи вообще народ хороший, насколько я с ними сталкивался. И этот, наверное, не был исключением. Теперь я понимаю, что зря обидел непотребными словами хорошего человека. Но я зарычал на него так, что он мгновенно испарился.
Через 15 минут я позвонил и получил распоряжение прибыть в штаб ВДВ. До штаба добирался долго и нудно. Везде пробки, объезды. Когда наконец прибыл, командующий меня не принял. Подколзин передал его приказ: " Поскольку другой заместитель командующего ВДВ генерал-майор Чиндаров встретил и вывел батальон на Калининский проспект, вам надлежит вернуться к зданию Верховного Совета РСФСР, найти батальон и выполнять поставленную задачу по охране здания".
Я вернулся на Калининский проспект-батальона не было, хотя там его трудно потерять. Пришлось выписывать круги по близлежащим улицам и переулкам в поисках подразделения. Нашел его на какой-то стройке метрах в 300-х юго-восточнее Верховного Совета РСФСР. Батальон, как в свое время казаки-запорожцы обставляли свой бивак повозками, был обставлен развернутыми в разные стороны БМД. В центре этого относительно небольшого пространства стояли построенные в линию ротных колонн люди, механики-водители находились при машинах. Кругом громоздились кучи строительного мусора, огромные П-образные конструкции. На лицах офицеров и солдат читал растерянность и полнейшее непонимание того, что происходит. Вокруг батальона бушевала уже знакомая мне толпа. Солдат стыдили, офицеров увещевали. Чем больше стыдили и увещевали, тем большая растерянность растекалась по их лицам. Поэтому, когда я появился в батальоне, все вздохнули с облегчением: "Генерал сейчас все расскажет, все станет ясно." Но я-то и сам ни черта не знал! Надо было что-то делать. Взобравшись на бетонный блок, я приковал к себе взоры всей толпы. Были они все без исключения настороженные, местами ненавидящие. Я произнес краткую трехминутную речь, суть которой сводилась к тому, что батальон прибыл для взятия под охрану Верховного Совета РСФСР, обстановка неясная, задача уточняется, но армия есть детище народа и стрелять в народ не собирается. Попросил успокоиться и не накалять обстановку без нужды. На вопросы отвечать отказался.
Нечего мне было на них отвечать. Ощущение унизительного положения, когда я, несмотря на все мои многочисленные попытки, так и не сумел уяснить, что же происходит, не оставляет меня до сих пор. Не теряя времени даром, я отдал указания механикам обслуживать технику, натянуть имеющиеся палатки и задействовать П-образные конструкции для оборудования мест ночлега. Приказал отрыть и оборудовать туалет, выставить парных часовых.
Избавившись от мучительного и непонятного ожидания, услышав знакомые команды, люди взбодрились и энергично принялись за дело. При виде такой мирной картины успокоилась и толпа. Напряжение начало спадать. Я обратился к толпе с просьбой: "Если кто-то вхож в здание Верховного Совета, вызовите ко мне представителя президента или кого угодно, чтобы прояснить обстановку".
Встретился человек, который когда-то служил в ВДВ. Квартира его находилась рядом, и мы пошли к нему звонить. Дозвонился до командующего и, доложив обстановку, получил указание продолжать подготовку к ночлегу, действуя по обстановке. Тоже неплохо, хоть какая-то определенность.
Когда я вернулся к батальону, меня ожидала делегация из пяти человек. Там были В.М. Портнов, А.В. Коржаков и В.И. Рыков. Остальных я не запомнил. Портнов сказал, что меня ожидает Борис Николаевич Ельцин, и пригласил меня проследовать к нему. Я прихватил с собой подполковника Бастанова, и мы пошли. К этому времени на подступах к зданию громоздились многочисленные баррикады, ощетинившиеся арматурой, трубами, досками. Народу поприбавилось-на глаз было тысяч 70-90. Лавируя между баррикадами по только им известным проходам (в колонну по одному), мы добрались до 24-го подъезда, вошли в здание, поднялись на 4-й этаж и проследовали в кабинет государственного советника Ю.В. Скокова.
Началось взаимное прощупывание, на тот момент в кабинете были сам Юрий Владимирович, Портнов, периодически появлялся и исчезал В.И. Рыков из аппарата Скокова. Для начала я попросил рассказать, что же все-таки происходит. Тут я впервые услышал о ГКЧП! И еще о том, что то ли действительно тяжело болен, то ли арестован Горбачев. Принято решение президента РФ и Верховного Совета РСФСР оказать жесткое сопротивление антиконституционному перевороту.
Выслушав состав ГКЧП, я был глубоко поражен одним обстоятельством: какой захват власти могли осуществить эти люди, когда они и так были воплощением власти-вице-президент, премьер-министр, министры обороны, безопасности, внутренних дел? Но я промолчал.
После объяснения Юрий Владимирович угостил меня чаем и, пока я его пил, он отлучился. Вернувшись, сказал, что меня ждет президент. Мы пошли по коридорам здания, куда-то поднялись, куда-то спустились и оказались в приемной. Оттуда без промедления мы попали в кабинет. Президент был в рубашке, на спинке стула висел белый "дипломатический" бронежилет. Протянул руку, поздоровались, предложил мне и Бастанову присесть. Присели. В кабинет вошли кроме нас Скоков, Портнов, Коржаков.
Ельцин спросил:
- С какой задачей вы прибыли? Я доложил:
- Силами парашютно-десантного батальона организовать охрану и оборону здания Верховного Совета. - Президент уточнил:
- По чьему приказу? Я ответил коротко:
- По приказу командующего ВДВ генерал-лейтенанта Грачева.
- От кого охранять и оборонять?
Поскольку мне самому этот вопрос был неясен, я объяснил уклончиво:
- От кого охраняет пост часовой? От любого лица или группы лиц, посягнувшего или посягнувших на целостность поста и личность часового.
Президент ответом удовлетворился. Выразил озабоченность судьбой М.С. Горбачева. Начал меня расспрашивать, как относятся к перевороту Вооруженные Силы. Я четко ответил, что никак, по той причине, что ничего о нем не знают. В ответ на это Ельцин ничего не сказал, но по его виду можно было заметить, что он в известной степени удивлен и даже покороблен. В конце концов Борис Николаевич заявил, что верит мне, как и Грачеву, и не видит оснований препятствовать выполнению приказа о передислокации батальона, сказал, чтобы его пропустили под стены здания. Здесь воспротивился я, сказав, что теоретически все это правильно, а практически неосуществимо. Я уже имел сомнительное удовольствие пререкаться с возбужденно настроенной на волну самопожертвования толпой и, чтобы провести батальон, вижу выход в одном: президенту собрать руководителей защитников баррикад, представив им меня, и определить маршрут следования, поставив задачу на проделывание проходов в баррикадах.
Честно говоря, меня к тому времени занимала одна мысль. Истерия толпы достигла наивысшей точки, люди были предельно возбуждены, не хватало малейшей искры, чтобы грохнул взрыв невиданной силы. Такой искрой могла бы послужить, например, экономная автоматная очередь, которую бы дал любой негодяй, подъехав на "Жигулях" со стороны толпы по батальону или со стороны батальона по толпе. И все! Обвальная ситуация. В такой обстановке уже ничего никому не докажешь и ничего не объяснишь. Горы покойников, я с такими вещами уже сталкивался. Посему всем сердцем стремился под стены, чтобы избежать возможной провокации, так как боевые машины, стоящие в непосредственной близости от здания, ущерба зданию нанести не могут и таким образом вероятность провокации сводилась к нулю. О том, что солдаты и офицеры могут открыть огонь по толпе сознательно, я даже мысли не допускал. Во-первых, потому что солдат, прежде чем нажать спусковой крючок, должен увидеть врага, проникнуться к нему ненавистью, твердо знать, во имя чего он лишает жизни людей и сам рискует положить собственную. Врага среди тех, кто был на баррикадах, я не видел, не видели и они. Там были простые люди, в большинстве своем далеко не шикарно одетые. Во-вторых, солдата в бой бросает сила приказа-его тоже не было. А в-третьих, и это, наверное, самое главное, армия была, есть и будет частью народа. Сегодня солдат служит, завтра-уволился. Сегодня он в рядах батальона-завтра в рядах толпы. Это не наемные ландскнехты, которым глубоко наплевать, в кого стрелять, лишь бы платили.
Борис Николаевич согласился с моими доводами и распорядился собрать руководителей. В ожидании их сбора мы вернулись в кабинет Скокова. Юрий Владимирович позвонил Грачеву, проинформировал, что я нахожусь у него, встречался с президентом и объяснил, какое принято решение. Что ответил Грачев, я не знаю, но, по-видимому, что-то утвердительное.
Прошел час. Не помню уже, кто пришел и доложил, что люди собраны и ждут. Прошли в небольшой конференц-зал, где за очень длинным столом сидело человек сорок. Люди были разного возраста, но всех объединяло одно-наличие всевозможных повязок на лбах и рукавах. Не знаю точно, не сумел разобраться, по-видимому, это были отличительные знаки командиров. Я сел на боковой стул. Через несколько минут вошел президент России, поздоровался. Поблагодарил всех за мужество и объявил о том, что на сторону восставшего народа переходит парашютно-десантный батальон, которым командует генерал Лебедь. Представил меня, определил задачу проделывания проходов в баррикадах. Предложил всем немедленно приступить к работе. Но здесь опять вмешался я, сказав, что, во-первых, по-видимому, каждый из присутствующих отвечает за какой-то участок, а раз так, им нужно время, чтобы довести до людей задачу; во-вторых, потребовал себе парочку авторитетных руководителей из числа присутствующих, чтобы было кому объясняться с толпой по ходу следования колонны. Сказал, что пока они будут объясняться, я пойду к батальону и отдам распоряжение на построение его в колонну. Борис Николаевич согласился. Потом немного подумал и сказал Коржакову: "Как это так, в такой обстановке генерал ходит по площади один? Вы распорядитесь..."
Спектакль назывался путч: Воспоминания генерала воздушно-десантных войск
ОТ РЕДАКТОРА
Генерал-лейтенанта Лебедя в СНГ (СНГ-сборище ненормальных государств, как шутит Александр Иванович) представлять не надо. Его широко знают как героя защиты "Белого дома" честного офицера, безукоризненно выполнившего свой интернациональный долг в Афганистане, мужественно защищавшего мирных жителей в Баку от озверевших националистов, выдержавшего провокационные нападения во время националистической вспышки печально известных тбилисских событий. Благодаря богатому жизненному опыту молодой генерал быстро сумел разобраться в 1992 году в сущности приднестровской трагедии. В его известном заявлении на имя президента России на весь мир прозвучала смелая, точная и емкая фраза о предательстве бездарных политиков, стоявших тогда у власти: "Пора прекратить болтаться в болоте малопонятной, маловразумительной политики. Что касается державы, которую я имею честь здесь представлять, могу добавить еще то, что хватит ходить по миру с сумой. Как козлы за морковкой. Хватит. Пора за дело браться, державу блюсти. Возьмемся-у нас занимать будут".
Так уже было в истории трагического XX столетия, Судьба генерала Лебедя неразрывно связана со всеми нынешними переломными событиями и, как лакмусовая бумажка, проясняет многое, если не все происходящее. Жизнь патриота, ставшего защитником Отечества в дни, когда его пытаются растащить на мелкие куски и разбить вдребезги люди, присвоившие право говорить от имени народа, интересна будет всем: и сторонникам, и противникам бескорыстного генерала.
Многие сегодня стараются выпятить свои заслуги (зачастую мнимые) в деле свержения большевистского режима в России. Множатся ряды защитников "Белого дома". Хотя для любого гражданина нашей страны само название здания Верховного Совета РСФСР Белым домом должно быть унизительным и оскорбительным. В связи с этим большой интерес представляют воспоминания генерал-лейтенанта А.И. Лебедя "Спектакль назывался путч". В них все события описаны строго и беспристрастно, без виляния и оглядывания на то, какая нынче власть на дворе.
На этих записках еще лежит налет современности, но уже сегодня они принадлежат истории...Это наша с вами судьба. Судьба обманутых поколений. Поколений, брошенных на произвол судьбы бездарными политиками.
Владимир ПОЛУШИН.
x x x
Впервые за последние несколько лет в 1991 году я сподобился попасть в отпуск в августе. Планы у меня на этот отпуск были грандиозные (в части отдыха и ведения домашнего хозяйства). Незадолго до этого я получил участок земли и у меня впервые в жизни возникло желание что-то посадить, вырастить, благоустроить.
Кроме того, я решил съездить к матери на 10-12 дней, и уже потом, ни на что не отвлекаясь, заняться участком. Словом, программа была насыщенной: солнце, воздух, вода и раскрепощенный физический труд.
На тот период квартира у меня была в Туле, куда я и направился 15 августа. Следующий день посвятил более детальному планированию работы на время отпуска, собираясь начать выполнение задуманного с 17 числа. Но потом, как все православные христиане, решил начать с понедельника.
Однако 17 августа, около 16 часов, раздался звонок. На проводе был командир 106-й воздушно-десантной дивизии полковник А.П. Колмаков, которому я сдал дивизию. Мы учились с ним в одной группе в академии, очень умный, деятельный, корректный офицер.
- Вас срочно вызывает командующий,-сказал он.
- Во-первых, я в отпуске, во-вторых, куда вызывает; к телефону или в Москву?
- К телефону и срочно!
- Ну, присылай машину.
Разговор с командующим воздушно-десантными войсками генерал-лейтенантом Грачевым был кратким и невнятным. Мне было приказано прервать отпуск и возглавить оперативную группу, организовать приведение Тульской дивизии в готовность к действию по так называемому "Южному варианту".
Кстати, о "Южном варианте". Совершенно гениальное изобретение носящего погоны мыслящего человечества. Согласно этому варианту, дается определенное количество самолетов, ты волен в них брать все, что заблагорассудится. Хочешь-артиллерийский дивизион, хочешь-зенитную батарею, любое количество боеприпасов. Лететь туда, куда пошлют, и сделать так, чтоб там было хорошо. При этом если все сложится действительно удачно, никто тебя не спросит, что ты и зачем брал, а вот если что-то сорвется, вот тогда, голубчик, изволь отчитаться. Предметом разбирательства может быть все что угодно. Например, саперная лопатка. Изначально саперные лопатки брали не как оружие, а как средство обороны в условиях отсутствия касок и бронежилетов. На первых порах солдаты лопаткой могли, как ракеткой, отбить летящие в них камни, прикрыть лицо. Уже потом досужие "мыслители" превратили лопатки в страшное оружие и сделали их символом жестокого произвола и террора.
Я, получив столь неопределенную задачу, попытался выяснить, куда же предстоит слетать, на что получил ответ Грачева:
- Будет уточнено позже.
Мы с командиром дивизии отдали все необходимые распоряжения. Полки и отдельные части забурлили. Правда, проблем особых не было; налетались мы достаточно, и к тому времени все настолько было отточено, что от момента подачи первой команды до взлета первого самолета проходило не более 7 часов.
Естественно, поскольку приказ был неясным, начали разбираться, куда же нас понесет на этот раз. Предварительно выяснили, что где-то на границе Армении и Азербайджана захвачено заложниками более 40 солдат внутренних войск. Подумали, что дивизии предстоит лететь туда-освобождать заложников и поставить все в режим здравого смысла. Взялись разбираться, в каком это районе. Номенклатуры карт предполагаемого района действия в дивизии не оказалось. Заявили карты в штаб ВДВ - получили отказ.
В общем, в воздухе висела какая-то недоговоренность, таинственность, что держало людей в напряжении. К 24.00 все полки были готовы. Не было... только задачи. Доложив о готовности командующему, я попытался в очередной раз выяснить, что же предстоит делать. На что получил указание-не забивать голову командующему дурацкими вопросами. Это было хотя бы более или менее понятным. И дальше прозвучала фраза: "На юг пойдешь через меня!". Это было совсем уж непонятно.
Вся собранная из разных источников информация носила характер противоречивый, расплывчатый. В томительном ожидании прошла ночь. Напряжение не спадало, а росло... Таинственность начинала действовать на нервы всем.
В воздушно-десантных войсках народ служит отборный : трусов нет совсем, пройдохи-редкость. Любая явная опасность сколь бы велика она ни была, любая сверхтрудная задача воспринималась нормально, с пониманием, включался прочно привитый первым командующим ВДВ В.Ф. Маргеловым принцип: "Нет задач невыполнимых". Но здесь задач не было. Где-то примерно в 11 часов утра 18 августа позвонил начальник штаба ВДВ генерал-лейтенант Е.Н. Подколзин, уточнил несколько второстепенных вопросов и вскользь обронил фразу :"Ждите чрезвычайного сообщения в 18 часов". На основании чего я сделал вывод, что до этого времени ничего не предвидится. Тогда я ослабил режим и разрешил офицерам по очереди побывать дома. Время тянулось убийственно медленно. Наконец, стрелки часов показали 18. Но... никакого чрезвычайного сообщения не последовало, как, впрочем, и в 19, 20 часов... В 24 часа тоже ничего не последовало.Тогда я плюнул и, приказам комдиву отдыхать у телефона, отправился домой. По некоторым признакам я сделал вывод, что идти придется (если придется) на Москву. Но зачем? Это было не очень понятно, тем более, что один такой поход я уже совершил. Я входил в Москву в ночь с 9 на 10 сентября 1990 года. Тогда в 6 часов утра с двумя полками я был в Москве. К 7 часам народ из гостиниц на всякий случай разбежался. А в 9 часов из меня уже начали делать дурака. Договорились до того, что я напился пьяным и в таком состоянии махнул с полками на Москву. Причем, говорилась вся эта чушь вполне серьезно. Тогда я торжественно поклялся председателю парламентской комиссии Верховного Совета СССР Варэ, что если бы я "нарезался" до такой степени, то махнул бы в Воронеж. Сходить с полками на Москву у меня бы фантазии не хватило. После этого Варэ отстал.
Но это отступление. 19 августа в 4 часа утра в моей квартире раздался звонок. Комдив доложил: получена задача тремя полками с направлений Кострома-Москва, Рязань- Москва, Тула-Москва совершить марш и к 14 часам сосредоточиться на аэродроме в Тушино. Дальнейшая задача будет уточнена позднее.
В 4.50 утра колеса и гусеницы закрутились, колонна вытянулась, вышли на трассу и начали марш. Моя так называемая оперативная группа состояла из меня одного. Коль скоро это так, я сам себе определил место на передовом командном пункте дивизии. Каждый час я докладывал командующему, где находятся колонны полков и пытался прояснить если не задачу, то хотя бы выяснить, к чему быть готовым. В ответ неизменно был лаконичным: "Вперед!"
В 10.30 утра передовой командный пункт вышел к кольцевой дороге. Я еще раз уточнил и доложил, где находятся полки, и принял решение выйти на Тушино и, развернув все связи по полной схеме, принимать полки на себя. Решение утвердил командующий ВДВ П. Грачев. В ходе движения по кольцевой дороге навстречу изредка попадались танки трупами по 2-3 или даже одиночные. Это не были колонны. Взгляды у торчавших в люках танкистов были очумелыми. Выйдя на Тушино, я развернулся. Рязанский и Тульский полки шли уже по кольцевой дороге, Костромской находился на подходе. Оставалось ждать дальнейшего развития событий. Мне позвонил начальник штаба войск генерал-лейтенант Е.Н. Подколзин.
- Александр Иванович, передаю тебе приказ командующего. Лично тебе выдвинуться к Верховному Совету РСФСР, войти в контакт с начальником охраны, взять 2-й батальон Рязанского полка и его силами организовать охрану и оборону здания.
Произошел у нас такой диалог:
- Какие средства связи с собой разрешается взять ?
- Никаких! Лично на УАЗике выезжай и возьми офицера. - С кем мне контакт устанавливать, фамилия ?
- Там тебя встретят!
- Где находится батальон?
- Он подойдет к Верховному Совету. Положив трубку телефона, примерно в 13.50 на УАЗике вместе с заместителем начальника политотдела дивизии подполковником О.Э. Бастановым я свободно подъехал к зданию Верховного Совета РСФСР, остановился на стоянке. Вокруг здания шла судорожная малоорганизованная работа. Из троллейбусов, легковых автомашин, всевозможных подручных материалов на разных направлениях сооружались баррикады. То, что это были баррикады , сомнений не было. Люди были возбуждены и взъерошены. Я был в полевой камуфлированной форме. Мы с Бастановым поднялись к зданию Верховного Совета РСФСР и спросили у постового милиционера, где найти начальника охраны. Уже потом выяснилось, что я должен был найти начальника личной охраны президента А.В. Коржакова. А я, поскольку фамилия не прозвучала, решил, что-милицейского. Постовой неопределенно показал рукой куда-то за угол, сказав: "Там..."
В голове у меня роились самые сумбурные мысли. Надо сказать, что, руководя маршами полков, находясь в машине связи, где не предусмотрено никаких телевизионных приемников, я никаких заявлений ГКЧП и иных лидеров не слышал. Народ, который строил баррикады, на взгляд был простой, хороший. Если мне надлежало силами батальона организовать охрану и оборону Верховного Совета, значит обороняться будем вместе с этим народом. Тогда возникал законный вопрос: против кого ?
Не знаю, кому оно принадлежит, но есть хорошее присловие :"Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны". Теперь, когда досужие писатели, политики все расписали и вроде как разложили по полочкам, назначили виноватых, легко рассуждать, что и как надлежало делать. Кому-то, возможно, покажется диким, но и на тот момент, и несколькими часами позже я находился в полном неведении : что же произошло? Несмотря на то, что наше объяснение с милиционером носило сиюминутный характер, вокруг нас чрезвычайно быстро образовалась толпа. Раздавались крики:
- Майор ! Неужели вы в нас будете стрелять ?
- Майор, вспомните, чему вы присягали!
- Сволочи!..
Потом нашелся один грамотный :
- Да он не майор, он генерал-майор !
Толпа вызверилась. Сопровождаемый шлейфом из 200-250 человек , выкрикивающих угрозы и ругань, перестав что-либо вообще понимать, я добрался до тыльных ворот здания Верховного Совета РСФСР. Увидел вооруженного автоматом майора милиции и приказал ему вызвать начальника охраны.
Майор передал команду постовому, который начал звонить.
Толпа тем временем буйствовала до тех пор, пока я не рявкнул на них, заявив, что они храбрые волки и 200 двоих не боятся. После этого накал страстей немного упал, прибывший майор доложил, что начальник охраны готов со мной встретиться в приемной Верховного Совета.
Сопровождаемый подполковником Бастановым и толпой, я проследовал в приемную. Майор проводил нас в кабинет и вышел. Мы закурили, обменялись предположениями с Бастановым. Но что за чертовщина происходит, понять не смогли, да и вообще ни к чему путному не пришли.
Через несколько минут прибыл полковник милиции в сопровождении подполковника. У полковника тряслись руки, он представил своего заместителя, а сам оказался начальником охраны Иваном Яковлевичем Бойко.
Я тоже представился:
- Заместитель командующего воздушно-десантными войсками генерал-майор Лебедь. Имею задачу силами парашютно-десантного батальона организовать охрану и оборону здания Верховного Совета. Прибыл для организации взаимодействия.
Полковник начал что-то лепетать относительно того, что обстановкой он здесь не владеет, обстановку не контролирует, что его самого куда-то там не пускают. Потом окинул меня хмурым взглядом, сказал неожиданного вашей камуфляжной формой, товарищ генерал, ехали бы Вы отсюда!"
Подполковник милиции молчал. Внимательно выслушав начальника охраны, я спросил, где городской телефон. Позвонил Грачеву и доложил, что разговора с начальником охраны не получилось. Командующий был в запале и рявкнул: "Пошли ты его на ... Ищи батальон, выполняй приказ."
Засим я откланялся, вышел из приемной, сопровождаемый угрозами и руганью, прошел через толпу к машине. К тому времени картина строительства баррикад разительно изменилась. Появились краны, машины с бетонными блоками, арматурой. Значительно возросло и количество людей.
Я сел в УАЗик и попытался отъехать. Но не тут-то было! Все подступы уже были перекрыты. Потыкавшись в разные стороны, я проехал по газону и по лестнице съехал на набережную. Хорошо сказать-искать батальон!
Я знал только направление, с которого он должен был подойти. Средств связи у меня не было. Накрутившись вдосталь по улочкам и переулочкам, натыкаясь на вырытые поперек дороги канавы и брошенные бетонные блоки, я выбрался на Садовое кольцо в районе улицы Баррикадной. Все Садовое кольцо не только от бордюра до бордюра, но от дома до дома было забито сплошным нескончаемым морем стоящих машин. Ехать дальше было невозможно. Надо было что-то делать. Оставив машину в проулке., лавируя между стоящими машинами, я перешел Садовое кольцо и зашел в какое-то учреждение, связанное с экологией. Поднялся на второй этаж, толкнув дверь близлежащего кабинета. За столами трудилось несколько женщин. Вежливо поздоровавшись, я попросил разрешения позвонить. Мой доклад по обстановке выслушал начальник штаба ВДВ. Я спросил : где находится батальон ? Получил ответ: "Позвони через 15 минут, сейчас разберусь".
Предупредив женщин, что минут через 15 я еще раз позвоню, вышел в коридор и устроился на диване. Нашел обрывок какой-то старой газеты и углубился в чтение. Минут через 5-7 передо мной выросла высокая фигура в белом костюме и, изысканно раскланявшись, изрекла: "Товарищ генерал, мне передали, что вы приказали очистить помещение, оставив на месте деньги и документы. Сколько Вы даете нам времени ?" Как я понял, среди работавших в кабинете женщин одна была явно с чувством юмора, но это до меня дошло уже потом. На тот период это было уже слишком. Экологи вообще народ хороший, насколько я с ними сталкивался. И этот, наверное, не был исключением. Теперь я понимаю, что зря обидел непотребными словами хорошего человека. Но я зарычал на него так, что он мгновенно испарился.
Через 15 минут я позвонил и получил распоряжение прибыть в штаб ВДВ. До штаба добирался долго и нудно. Везде пробки, объезды. Когда наконец прибыл, командующий меня не принял. Подколзин передал его приказ: " Поскольку другой заместитель командующего ВДВ генерал-майор Чиндаров встретил и вывел батальон на Калининский проспект, вам надлежит вернуться к зданию Верховного Совета РСФСР, найти батальон и выполнять поставленную задачу по охране здания".
Я вернулся на Калининский проспект-батальона не было, хотя там его трудно потерять. Пришлось выписывать круги по близлежащим улицам и переулкам в поисках подразделения. Нашел его на какой-то стройке метрах в 300-х юго-восточнее Верховного Совета РСФСР. Батальон, как в свое время казаки-запорожцы обставляли свой бивак повозками, был обставлен развернутыми в разные стороны БМД. В центре этого относительно небольшого пространства стояли построенные в линию ротных колонн люди, механики-водители находились при машинах. Кругом громоздились кучи строительного мусора, огромные П-образные конструкции. На лицах офицеров и солдат читал растерянность и полнейшее непонимание того, что происходит. Вокруг батальона бушевала уже знакомая мне толпа. Солдат стыдили, офицеров увещевали. Чем больше стыдили и увещевали, тем большая растерянность растекалась по их лицам. Поэтому, когда я появился в батальоне, все вздохнули с облегчением: "Генерал сейчас все расскажет, все станет ясно." Но я-то и сам ни черта не знал! Надо было что-то делать. Взобравшись на бетонный блок, я приковал к себе взоры всей толпы. Были они все без исключения настороженные, местами ненавидящие. Я произнес краткую трехминутную речь, суть которой сводилась к тому, что батальон прибыл для взятия под охрану Верховного Совета РСФСР, обстановка неясная, задача уточняется, но армия есть детище народа и стрелять в народ не собирается. Попросил успокоиться и не накалять обстановку без нужды. На вопросы отвечать отказался.
Нечего мне было на них отвечать. Ощущение унизительного положения, когда я, несмотря на все мои многочисленные попытки, так и не сумел уяснить, что же происходит, не оставляет меня до сих пор. Не теряя времени даром, я отдал указания механикам обслуживать технику, натянуть имеющиеся палатки и задействовать П-образные конструкции для оборудования мест ночлега. Приказал отрыть и оборудовать туалет, выставить парных часовых.
Избавившись от мучительного и непонятного ожидания, услышав знакомые команды, люди взбодрились и энергично принялись за дело. При виде такой мирной картины успокоилась и толпа. Напряжение начало спадать. Я обратился к толпе с просьбой: "Если кто-то вхож в здание Верховного Совета, вызовите ко мне представителя президента или кого угодно, чтобы прояснить обстановку".
Встретился человек, который когда-то служил в ВДВ. Квартира его находилась рядом, и мы пошли к нему звонить. Дозвонился до командующего и, доложив обстановку, получил указание продолжать подготовку к ночлегу, действуя по обстановке. Тоже неплохо, хоть какая-то определенность.
Когда я вернулся к батальону, меня ожидала делегация из пяти человек. Там были В.М. Портнов, А.В. Коржаков и В.И. Рыков. Остальных я не запомнил. Портнов сказал, что меня ожидает Борис Николаевич Ельцин, и пригласил меня проследовать к нему. Я прихватил с собой подполковника Бастанова, и мы пошли. К этому времени на подступах к зданию громоздились многочисленные баррикады, ощетинившиеся арматурой, трубами, досками. Народу поприбавилось-на глаз было тысяч 70-90. Лавируя между баррикадами по только им известным проходам (в колонну по одному), мы добрались до 24-го подъезда, вошли в здание, поднялись на 4-й этаж и проследовали в кабинет государственного советника Ю.В. Скокова.
Началось взаимное прощупывание, на тот момент в кабинете были сам Юрий Владимирович, Портнов, периодически появлялся и исчезал В.И. Рыков из аппарата Скокова. Для начала я попросил рассказать, что же все-таки происходит. Тут я впервые услышал о ГКЧП! И еще о том, что то ли действительно тяжело болен, то ли арестован Горбачев. Принято решение президента РФ и Верховного Совета РСФСР оказать жесткое сопротивление антиконституционному перевороту.
Выслушав состав ГКЧП, я был глубоко поражен одним обстоятельством: какой захват власти могли осуществить эти люди, когда они и так были воплощением власти-вице-президент, премьер-министр, министры обороны, безопасности, внутренних дел? Но я промолчал.
После объяснения Юрий Владимирович угостил меня чаем и, пока я его пил, он отлучился. Вернувшись, сказал, что меня ждет президент. Мы пошли по коридорам здания, куда-то поднялись, куда-то спустились и оказались в приемной. Оттуда без промедления мы попали в кабинет. Президент был в рубашке, на спинке стула висел белый "дипломатический" бронежилет. Протянул руку, поздоровались, предложил мне и Бастанову присесть. Присели. В кабинет вошли кроме нас Скоков, Портнов, Коржаков.
Ельцин спросил:
- С какой задачей вы прибыли? Я доложил:
- Силами парашютно-десантного батальона организовать охрану и оборону здания Верховного Совета. - Президент уточнил:
- По чьему приказу? Я ответил коротко:
- По приказу командующего ВДВ генерал-лейтенанта Грачева.
- От кого охранять и оборонять?
Поскольку мне самому этот вопрос был неясен, я объяснил уклончиво:
- От кого охраняет пост часовой? От любого лица или группы лиц, посягнувшего или посягнувших на целостность поста и личность часового.
Президент ответом удовлетворился. Выразил озабоченность судьбой М.С. Горбачева. Начал меня расспрашивать, как относятся к перевороту Вооруженные Силы. Я четко ответил, что никак, по той причине, что ничего о нем не знают. В ответ на это Ельцин ничего не сказал, но по его виду можно было заметить, что он в известной степени удивлен и даже покороблен. В конце концов Борис Николаевич заявил, что верит мне, как и Грачеву, и не видит оснований препятствовать выполнению приказа о передислокации батальона, сказал, чтобы его пропустили под стены здания. Здесь воспротивился я, сказав, что теоретически все это правильно, а практически неосуществимо. Я уже имел сомнительное удовольствие пререкаться с возбужденно настроенной на волну самопожертвования толпой и, чтобы провести батальон, вижу выход в одном: президенту собрать руководителей защитников баррикад, представив им меня, и определить маршрут следования, поставив задачу на проделывание проходов в баррикадах.
Честно говоря, меня к тому времени занимала одна мысль. Истерия толпы достигла наивысшей точки, люди были предельно возбуждены, не хватало малейшей искры, чтобы грохнул взрыв невиданной силы. Такой искрой могла бы послужить, например, экономная автоматная очередь, которую бы дал любой негодяй, подъехав на "Жигулях" со стороны толпы по батальону или со стороны батальона по толпе. И все! Обвальная ситуация. В такой обстановке уже ничего никому не докажешь и ничего не объяснишь. Горы покойников, я с такими вещами уже сталкивался. Посему всем сердцем стремился под стены, чтобы избежать возможной провокации, так как боевые машины, стоящие в непосредственной близости от здания, ущерба зданию нанести не могут и таким образом вероятность провокации сводилась к нулю. О том, что солдаты и офицеры могут открыть огонь по толпе сознательно, я даже мысли не допускал. Во-первых, потому что солдат, прежде чем нажать спусковой крючок, должен увидеть врага, проникнуться к нему ненавистью, твердо знать, во имя чего он лишает жизни людей и сам рискует положить собственную. Врага среди тех, кто был на баррикадах, я не видел, не видели и они. Там были простые люди, в большинстве своем далеко не шикарно одетые. Во-вторых, солдата в бой бросает сила приказа-его тоже не было. А в-третьих, и это, наверное, самое главное, армия была, есть и будет частью народа. Сегодня солдат служит, завтра-уволился. Сегодня он в рядах батальона-завтра в рядах толпы. Это не наемные ландскнехты, которым глубоко наплевать, в кого стрелять, лишь бы платили.
Борис Николаевич согласился с моими доводами и распорядился собрать руководителей. В ожидании их сбора мы вернулись в кабинет Скокова. Юрий Владимирович позвонил Грачеву, проинформировал, что я нахожусь у него, встречался с президентом и объяснил, какое принято решение. Что ответил Грачев, я не знаю, но, по-видимому, что-то утвердительное.
Прошел час. Не помню уже, кто пришел и доложил, что люди собраны и ждут. Прошли в небольшой конференц-зал, где за очень длинным столом сидело человек сорок. Люди были разного возраста, но всех объединяло одно-наличие всевозможных повязок на лбах и рукавах. Не знаю точно, не сумел разобраться, по-видимому, это были отличительные знаки командиров. Я сел на боковой стул. Через несколько минут вошел президент России, поздоровался. Поблагодарил всех за мужество и объявил о том, что на сторону восставшего народа переходит парашютно-десантный батальон, которым командует генерал Лебедь. Представил меня, определил задачу проделывания проходов в баррикадах. Предложил всем немедленно приступить к работе. Но здесь опять вмешался я, сказав, что, во-первых, по-видимому, каждый из присутствующих отвечает за какой-то участок, а раз так, им нужно время, чтобы довести до людей задачу; во-вторых, потребовал себе парочку авторитетных руководителей из числа присутствующих, чтобы было кому объясняться с толпой по ходу следования колонны. Сказал, что пока они будут объясняться, я пойду к батальону и отдам распоряжение на построение его в колонну. Борис Николаевич согласился. Потом немного подумал и сказал Коржакову: "Как это так, в такой обстановке генерал ходит по площади один? Вы распорядитесь..."