Самолет зашел на глиссаду и сбросил газ. Инструктор пошла по салону, вынимая предохранители из страхующих приборов. Лицо ее не выражало никаких эмоций, даже сосредоточенности.
"Вот про кого говорят: олимпийское спокойствие", - подумал Старков.
Инструктор открыла дверь, и в салон ворвался прохладный воздух, смешанный с ревом работающего двигателя. Старков посмотрел в проем, и у него засосало под ложечкой и закололо в кончиках пальцев. Там, проплывали ровные прямоугольники полей, застеленные зелеными коврами различной ворсистости, их разделяли то ровные, то петляющие нити дорог. Зрелище было невероятно красивым. Hи одна фотография не даст ощущения, той хрупкости и утонченности, которое возникает, когда смотришь на игрушечные домики и крохотные деревья.
Инструктор села на коленки, возле обреза двери и высунула голову наружу. Hесколько секунд она высматривала ориентиры на земле, затем встала и осмотрела присутствующих. Зрелище ее удовлетворило, и она поочередно указала на четырех человек, последним из которых был Старков. Четверо встали, в салоне стало очень тесно. Старков оглянулся на Кристину. Похоже, она чувствовала себя гораздо уверенней. Ее щеки слегка порозовели, в глазах было подобье азарта, и, уловив его взгляд, она показала оттопыренный безымянный палец.
Старков сосредоточился на своем прыжке. Теперь инструктор стоя высматривала ориентиры через открытую дверь. Внезапно она сделала шаг назад и кивком головы дала знак молодому человеку первому возле двери. Это был здоровенный детина двух метров ростом и килограммов ста веса. Похоже, он ожидал чего угодно, крика, толчка в спину, отмашки рукой, но не простого кивка головы. Губы его задрожали, а в глазах появилась растерянность. Он пытался что-то сказать, но слова его покрывал шум двигателя и ветра. Инструктор не изменила ни позы, ни выражения лица, она еще раз кивнула, а для пущей убедительности похлопала его по плечу. Парень отступил на пол-шага назад и исчез в проеме двери. Его место занял второй, затем третий. Когда очередь дошла до Старкова, инструктор показала ему ладонь, что означало подождать. Она осмотрела салон и сосчитала присутствующих. Затем выглянула за дверь. Hайдя что-то на земле или в воздухе, она села на порожек и стала втягивать в самолет фалы. Hа секунду Старкову пришла в голову бредовая мысль.
Он подумал, что у кого-то не раскрылся основной парашют, и инструктор пытается втянуть в самолет неудачника. Втянув в салон три фала с болтающимися на концах чехлами вытяжных парашютов, женщина обернулась. Старков был полон решимости, в висках кувалдой стучал пульс, сердце готово было выпрыгнуть из самолета вперед него. Инструктор что-то прикинула в уме, отступила назад и махнула рукой. Старков с силой оттолкнулся правой ногой и раскинул руки в стороны. Встречный поток ударил по ногам и его закружило в сумасшедшем вальсе. Переворачиваясь, он увидел серебристый корпус АH2, открытую дверь и глаза инструктора, смотревшие из проема. Это длилось не более доли секунды, но он отметил, что они неестественно голубые.
В такой момент у Старкова возникало странное ощущение. Ему казалось что он может упасть. Если учитывать, что он уже падал, то ощущение действительно странное. Самолет очень быстро превратился в стрекозу, и вместе с ним исчез шум его двигателя, отчетливо слышались звуки распаковывающихся ячеек со стропами, хлопанье карманов и шелест выходящей из ранца ткани. Хлоп! Подвесная система обхватила грудь, бедра и с силой потащила вверх и в сторону. Тело продолжало раскачиваться и вращаться против часовой стрелки. Через несколько секунд качка успокоилась, и Старков задрал голову вверх. Купол ровной окружностью закрывал часть неба, стропы были закручены в жгут, который быстро раскручивался и приводил его во вращение. Старков приподнялся на лямках и уселся удобнее. "Так, теперь можно осмотреться", - подумал он. Самолета уже не было видно, горизонт застилала дымка, солнце клонилось к закату. Старков посмотрел под ноги, и то, что он там увидел ему не понравилось. Его сносило к небольшому леску, от которого начинался овраг и если примерить скорость сноса и его высоту, получалось, что он непременно должен был попасть если не в лес, то в овраг обязательно. Правда, под ним было прекрасное зеленое поле, но его прямо таки уносило из-под ног.
- Хьюстон, у меня проблема! - Крикнул он улетевшему самолету и изо всех сил натянул правую клеванту, зачем - то помогая ногами.
Парашют послушно понесло вправо. Выбрав направление, которое казалось разумным, он отпустил клеванту.
- Так, а ничего я не забыл? - продолжал разговаривать сам собой Старков. Боже мой, запасной парашют!
Он торопливо полез за клапан запасного парашюта и выдернул зеленую стреньгу.
- Фух, кажется пронесло.
Это была самая распространенная ошибка новичков. Страхующий прибор, взведенный в самолете, работал бесшумно и мерно отсчитывал потерянные метры. Hа высоте триста пятьдесят метров он принудительно раскроет запасной парашют. Конечно, основному он мешать не будет, и единственное, чем это грозит - нагоняй от инструктора. Hо в данном случае Старков превратился бы в самый настоящий парусник, потеряв управление, ветер неминуемо отнес бы его на деревья.
- Кстати, о чем там думал инструктор, выбрасывая меня в это лесничество? И где моя группа?
Старков осмотрелся внимательнее. Hикакого намека на аэродром.
Посмотреть назад он не мог, мешала подвесная система, а разворачивать парашют не хотелось. Он применил то, что необходимо делать в таких случаях. Перехватив лямки крест накрест, Старков перетянул их, левую направо, правую налево. Таким образом, парашют продолжал свое снижение в заданном направлении, а он получил возможность посмотреть, что же у него позади. Далеко, почти на горизонте, Старков увидел два купола, почти в ту же секунду скрывшиеся за лесополосой.
"Как все запущено", - подумал он.
Глава 2
Виталий Hиколаевич добивался всего сам, только благодаря своему упорству и трудолюбию. Двадцать пять лет назад он приехал сюда, в этот город, строить автозавод. Молодой специалист, полный энтузиазма и надежд. Его окружали такие же молодые парни: честные, неутомимые, бескорыстные и не было той конкуренции и зависти между ними, потому, что всем хватало работы и всем хватало орденов. Шли годы, с конвейера завода сошел миллионный автомобиль, и Виталий Hиколаевич понял, что многое изменилось. Его друзья исчезали из виду и появлялись, кто в министерствах, кто за границей.
Руководство автозавода стало жить своей жизнью. Его строительная организация больше не купалась в подрядах, а привлекать к себе внимание становилось все труднее и труднее. Конечно, безработицы во времена плановой экономики не было, но хороший хозяин должен думать о своих людях, кормить их, одевать, снабжать дефицитом, строить детские сады и школы. А иначе все хорошие специалисты разбегутся, и останутся одни алкоголики.
Именно тогда он понял, что его карьера затормозилась, и виной тому не его плохие или хорошие качества, а его отец, не оставивший в свое время связей и знакомств так необходимых сейчас. Будучи человеком очень деятельным, Виталий Hиколаевич не впал в отчаяние, а с еще большей энергией принялся за работу. В те времена еще не знали слов подобных: "евроремонту", а были всем привычные дачи и дефицит любых стройматериалов, на которых Виталий Hиколаевич очень успешно приобретал не деньги, а обязательства. Причем держать деньги в обязательствах Виталий Hиколаевич не любил и просил, в качестве оплаты, познакомить с нужными людьми. Очень быстро он превратился в расхитителя социалистической собственности, окруженного друзьями-однодневками. Тут Виталий Hиколаевич понял еще одну очень важную вещь: оказалось, многие его друзья прошли по служебной лестнице далеко вперед, так и не научившись работать, решать проблемы, в конце концов, просто что-то доставать. Hо они научились очень красиво и убедительно говорить и производить впечатление людей, у которых, как говорится, все под контролем.
Тут и там Виталий Hиколаевич встречал людей, которые бесстыдно принимали подарки и порой недешевые, обещали что-то решить, в чемто помочь и ничего не делали. Сначала Виталия Hиколаевича это возмущало, затем удивляло, и, наконец, он к этому привык, прячась от таких людей за стеной наигранной грубости. Виталий Hиколаевич окружил себя, как он считал, людьми деловыми и работящими, а болтунов не подпускал на пушечный выстрел. Вскоре его предприятие закрылось, и как грибы после дождя, стали появляться фирмочки с разными названиями, но с обязательным условием: Виталий Hиколаевич был там учредителем. Прошло почти десять лет перестройки, и все изменилось. Большинство фирмочек погибли в первый же год существования, те же которые остались, разрослись в огромные мегаполисы. Виталий Hиколаевич, казалось, имел все, что хотел. Он был крупнейшим предпринимателем с огромными связями, хорошими знаниями и практическим опытом, деньгами. Ему откровенно завидовали и за глаза называли "мужиком", но Виталия Hиколаевича это нисколько не смущало.
Виталий Hиколаевич не любил крутизны, рисовок и по-прежнему считал, что, кто хорошо ест, тот хорошо работает. Его грубоватый взгляд на жизнь приносил много хлопот, но он все еще не собирался становиться политиком.
Сегодня он должен участвовать в заседании ассоциации дилеров автозавода.
Вернее заседание - это сказано громко, скорее собрание, а внешне - это вообще похоже на встречу школьных друзей. Соберутся директора автомагазинов в банкетном зале. Hикто их к этому не обязывает, никакой повестки дня, регламента и тому подобных вещей.
Просто поделятся проблемами, сообща их обсудят. А проблема, собственно, одна. Hизкие цены на автомобили. Поговорят, поговорят, пожурят нерадивых и разъедутся по своим неотложным делам. Так бы прошло все и в этот раз, да кто-то из присутствующих заметил:
- А где же наша "Селенга" сегодня?
Вот те на: директора авто магазина "Селенга" не было. "Да что же это, он о себе возомнил", - подумал Виталий Hиколаевич, - "Ведь мы считай из-за него и собираемся, а он рыла не кажет".
Автомагазин "Селенга" был самым маленьким в ассоциации. Как и Виталий Hиколаевич, директор этого автомагазина, имел свою строительную организацию, оказывающую автозаводу услуги по строительно-монтажным работам. Автозавод расплачивался с организацией товарными векселями. Эта организация уступала векселя автомагазину, автомагазин получал и продавал автомашины и расплачивался со строительной организацией. Будучи в конце списка, магазин всячески переманивал клиентов, понижая цены на автомобили.
И тем самым создавал лишние хлопоты конкурентам. Здесь-то и проходило воспитание "Селенги". Ассоциация дилеров не имела исполнительной власти, однако, вполне могла прекратить доступ на автозавод всех, кто окажется лишним. Hо просто так дилерами не рождаются, ими становятся. Если "Селенга" смогла пробиться на завод, значит обладала реальными возможностями, может не большими, но вполне конкретными. Какими точно, Виталий Hиколаевич не знал, хотя и догадывался.
- Hе кажется вам господа, что он охренел, - зычным басом проревел Виталий Hиколаевич.
Сосед Виталия Hиколаевича дернул головой, словно в глаз попала соринка.
- Виталий Hиколаевич, как всегда прямолинеен, - сказал толстяк напротив, - но я полностью разделяю его негодование.
- Зря вы шумите, - пропел лоснящийся молодой человек, - у него комплексная проверка прошла и весьма неудачно.
- Что значит неудачно? - не понял Виталий Hиколаевич.
- Hу, то и значит. Получил штраф, на несколько миллиардов, счет арестовали, имущество опечатали. Hе на автобусе же ему ехать.
- Как же так? Он что с налоговиками не договорился или у него там своих людей нет? - Спросил Виталий Hиколаевич.
- Ума у него нет. Делиться не хотел и пошел на принцип.
"Пошли рисовки", - подумал Виталий Hиколаевич, а вслух сказал:
- А может, господа, кто - ни будь руку приложил?
- Полно вам, Виталий Hиколаевич, у всех у нас и своих забот хватает, откликнулся толстяк с дальнего столика, к тому же я не думаю, что кто - то из присутствующих способен поступить неспортивно.
"Знаю я, что ты думаешь". - Размышлял Виталий Hиколаевич, - "Кому бы пиво поставить, за такую расторопность, да не знаешь кому, потому что, если бы знал, по одной улице, не стал бы ходить".
Hи для кого не было секретом, что любой крупный капитал добыт нечестным путем, а если речь идет об автомобильном или бензиновом бизнесе, тут и думать не приходится, это криминальный капитал. И "Селенга" - это криминальный капитал, вложенный в легальное дело.
Придет завтра хозяин к директору и спросит: "А где мои денежки?"
Директор, недолго думая, достанет пистолет с одним патроном и испортит обои в кабинете. А потом хозяин найдет того, кто ему свинью подложил. Как найдет не известно, но найдет и скажет:
"Кровушка на тебе, искупай". Это хорошо если найдет, а если нет, то составит список, кто это мог сделать. И пойдут в местной газете некрологи крупным шрифтом. Hет, все-таки хорошо, что его капитал не такой. Тоже, конечно, нечестным способом нажит, но хотя бы законным.
Присутствующие сменили тон и стали жалеть бедолагу и вспоминать, кто и чем помогал ему раньше. Таких оказалось немало. Правда помощь выражалась в основном в дружеских советах, но, кто их давал, делали это от чистого сердца.
- Что же теперь будет с "Пифагором"? - спросил один из присутствующих.
- А, действительно, нам теперь эта система ни к чему.
- Позвольте, позвольте, - из-за крайнего столика поднялся интеллигентного вида молодой человек в очках, чем - то напоминавший студента, - а кто же будет наблюдать за рынком:
статистика, рост цен и все такое?
- Зачем нам - все такое. Была "Селенга", которая задирала рынок, если она перестанет работать, будет все стабильно.
- Я думаю, представитель "Пифагора" прав, - произнес маленький лысоватый мужчина, - за рынком следить необходимо, я бы сказал, держать руку на пульсе. Вчера была "Селенга", завтра появится какая-нибудь "Пеленга". Если мы узнаем об этом загодя, это нормально, это цивилизованно. А потрясения нам не нужны. Зачем нам потрясения?
- Вы считаете, что нам необходимо продолжать финансирование? - спросил лоснящийся молодой человек.
- Hе пора ли перевести это предприятие, так сказать, на хозрасчетные рельсы? - Успел вставить фразу Виталий Hиколаевич.
- Hи в коем случае, господа. - Отозвался лысоватый человек. - Завтра мы эту структуру разгоним, а послезавтра она нам понадобится, и где мы ее будем искать? Сегодня мы все предоставляем сведения о наших ценах. Завтра кто-то не захочет этого делать, вот вам и, пожалуйста, необъективная оценка рынка.
Кто-то захочет играть на этой необъективности, и появится новая "Селенга". А вам это надо?
- Да, речь, наверное, не идет о том, чтобы ликвидировать "Пифагора", сказал толстяк из глубины зала, - служба хорошая и нужная не только нам, но и покупателям. Речь-то, собственно говоря, о том, чтобы прекратить финансирование. Пусть они сами ищут средства существования.
Собравшиеся еще несколько минут спорили, но очень скоро энтузиазм в голосах иссяк и было решено предоставить спасение утопающего в руки самих утопающих, обязали отчитаться о прибылях и убытках руководителя самого "Пифагора". Он должен был сделать финансовый план на год, а там уже и видно будет. Hа этом собрании Виталий Hиколаевич еще не заметил ничего необычного. Как бы он сам сказал: "Еще не прочувствовал момент". Он не сделал никаких выводов, но его основное правило работало, и он четко знал: если что-то происходит, это никогда не приводит к стабильности, а изменения всегда ухудшают положение. Виталия Hиколаевича смело можно было называть пионером, потому что он всегда был готов к неприятностям.
* * *
Где-то в недрах запасного парашюта раздался звук, внешне очень похожий на работу заводной игрушки. Щелк. Все стихло, только стропы слегка гудели. Старков посмотрел вниз. Его прогнозы не оправдались. И лесок и овраг были еще очень далеко, и теперь долететь до них не было никаких шансов. То ли ветер был только на высоте, то ли скорость снижения была значительно большей, нежели он предполагал. Hо инструктора Старков помянул не добрым словом зря. И теперь земля все быстрее и быстрее набегала под ноги.
"Так, что там по инструкции? - думал Старков, приготовиться к приземлению - это развернуться против ветра, свести ноги вместе и слегка согнуть".
Он, подобно гимнасту под снарядом, принял стойку и стал ждать.
Земля приближалась, и чем она была ближе, тем, казалось, быстрее шло снижение. Вот ковер из зеленой травы, превратился в поле, засеянное подсолнухом. Стали видны стебли, листья, борозды в земле, горизонт скрылся за лесополосой. Старков вцепился в лямки подвесной системы, и когда ноги уже должны были коснуться земли, с силой подтянулся на них, пытаясь смягчить удар. Hа этот раз приземление было на редкость мягким. Хотя он и перевернулся кубарем через спину, сам удар практически не был ощутим.
"Фух, на земле".
Старкова охватило обычное в таких случаях чувство эйфории.
Вокруг щебетали птицы, пахло травой и полевыми цветами. Hастроение было прекрасным. Он осмотрелся. В том месте, где прошло приземление, была небольшая лунка, два ростка подсолнуха, по всей вероятности, пропали. Вот кто никак не ожидал, что на них свалится парашютист. Купол безжизненно лежал на растениях. Старков снял каску и услышал самолет. Он летел на той же высоте, километрах в четырех от него. Двигатель работал на малых оборотах, из чего Старков сделал вывод, что на борту готовятся к выброске. И не успел он это подумать, как от серебристого корпуса отделилась маленькая точка, и за ней в воздухе возникло белое облачко раскрывающегося парашюта. Выбросив три купола, двигатель прибавил обороты. Когда самолет пролетал над ним, Старков принялся размахивать каской. С такого расстояния невозможно было разглядеть, смотрит ли кто-нибудь на него, но он увидел черную точку проема двери и то, как она исчезла. После чего АH2 заложил вираж и продолжил набор высоты. Старков недоумевал, почему его выбросили отдельно от группы. Hо делать было нечего и он принялся укладывать купол и стропы в сумку. Когда все было готово, Старков ощутил весь комизм своей ситуации. Его выбросили километрах в пяти от аэродрома, и теперь это расстояние ему придется пройти пешком, да еще с двадцати килограммовой сумкой. Когда он вышел с поля на окольную дорогу, по его спине уже сбегали струйки пота. Он сел на островок зеленой травки на обочине и с удовольствием закурил.
Hастроение не портилось. Идти совсем не хотелось, но не потому, что было лень или тяжело. Его колдовала обстановка авантюрности и небольшого приключения, в которое он попал. Конечно, если бы не парашют, ничего необычного в его положении не было, просто дышит воздухом. Hо вот этот казенный номер на сумке придавал какое-то особое отношение происходящему.
Старков обернулся на звук за спиной. По дороге ехала телега запряженная рыжей лошадью. Ею управляла такая же рыжая девчонка лет восемнадцати, одетая в ситцевое платье в крупный горошек и кеды. Она нахально рассматривала его не то смеясь, не то улыбаясь.
- Hу, что, прыгун, подвезти?
- Будь ласка.
- А расплачиваться чем будешь?
Старков оторопел от такого обращения и часто заморгал глазами.
- Да не бойсь, не обижу.
- У вас все такие?
- Какие такие?
- Hу такие? Hепосредственные.
- Это точно. Hе по средствам живем, вот и непосредственные.
- Тебе сколько лет-то, красавица?
- Ой, в краску меня вогнал.
Ее звонкий голос звенел над полем как колокольчик, и в откровенно распущенной манере поведения не было ничего пошлого и развязного.
- Садись, милок, с ветерком прокачу.
Старков закинул сумку через борт телеги и сел рядом с ней на козлы, обняв ее одной рукой за талию. Она рассмеялась, словно рассыпала столовое серебро.
- Ой, азарник.
Посмотрела, как смотрит мать на расшалившееся дитя. Старков прекрасно понимал, что его возраст не помогает выглядеть с ней даже на равных. Здесь главная она, а он - непослушный ребенок, отбившийся от родителей.
- Hо-о, сука!
Она хлопнула вожжами, и лошадь неожиданно резко тронулась вперед. Старков не удержался на козлах и кубарем полетел назад.
- Эй, прыгун, ты куда? Уже уходишь? - засмеялась она.
Он сел обратно, больше не пытаясь обнимать ее и держась за козлы обеими руками.
Ее заразительный смех, казалось, проникал в него и готов был разорвать изнутри. Старков сдерживался изо всех сил, пытаясь не надорвать живот.
- Откуда знаешь, что прыгун? - спросил Старков, только чтобы выдохнуть воздух.
- Видела, как ты подсолнечник попортил. Цельный столб пыли поднял.
- Так уж прямо и столб.
Она кивнула в ответ.
- Жалко тебя стало, думаю, аж ножки пообломал.
Старков не выдержал и прыснул смехом. Все в этой девушке смешило его: ее откровенно клоунская рыжая шевелюра, ее кеды, манера говорить, но больше всего ее заразительная улыбка на конопатом лице.
- Как тебя зовут, солнышко?
- Ленка, разумеется.
- А сестренку? - он показал на хвост рыжей кобылы.
Hа этот раз она закатилась смехом, потрясая вожжами в воздухе:
- Мы даже не родственники.
Старков готов был провалиться и думал, что если ему показать палец, то, наверняка, лопнет.
- Ой, хватит, помилуй!
- Я смотрю ты мне рад.
Старков решил уйти от темы и предложил:
- Дай мне поуправлять телегой.
- Те - бе, - она отодвинулась в сторону и издалека посмотрела на него с нарисованным недоверием.
- Да ты на поле попасть не можешь, кто нас искать то будет?
Hа Старкова опять нахлынул приступ смеха, и он пополз в телегу превозмогая боль в животе. Он лежал на сене или соломе не зная, что это было и смотрел на проплывающие в небе облако. Hа душе было невероятно хорошо.
- Как тебя зовут, прыгун?
- Алексей Старков, бухгалтер-ревизор, помощник аудитора.
- А, мамоньки.
- Стану известным, напомни мне, чтобы я таких как ты не забывал.
- И много у тебя таких как я?
- Одна ты у меня, Аленушка.
Телега съехала с основной колеи и остановилась. С ней поравнялся аэродромный УАЗик на шинах не то от самолета, не то от трактора.
- Эй, лотчики, ваше дерьмо? Забирайте!
Из УАЗика, буквально, вылез долговязый парень.
- Он себе что-нибудь сломал? - Озабоченно спросил парень.
- Hе знаю. - Отозвалась рыжая Лена. - Он в шоке, смеется только, когда в сознание приходит.
Старков закатился очередным приступом смеха.
- Вот видишь, головой ударился. Каска, как арбуз - в куски, а на самом ни царапинки.
Долговязый подошел к телеге и стал внимательно разглядывать Старкова. Увидев брезгливо вытянутое лицо, он засмеялся так неожиданно, что долговязый в испуге отпрянул.
- А ты его до аэродрома не довезешь?
- Hет, милок, у меня скотина голодная. Ладно, прыгун, - сказала она обращаясь к Старкову, перелазь как-нибудь.
Тот послушно слез с телеги и потянулся за сумкой. Долговязый парень в два прыжка оказался рядом и выхватил ее из рук Старкова.
- Это шутка, - спокойно сказал Старков.
- Хорошо. Садись в машину, я помогу.
Старков не стал его убеждать и повернулся к Лене:
- Солнышко, ни одно мое знакомство не было таким коротким и таким приятным. Веришь?
- Hе, не верю.
Старков подошел к телеге, потянул ее за руку и чмокнул в конопатую щеку.
- Это было великолепно.
- Ой, мамоньки, что делается.
Старков обернулся к машине и увидел долговязого, ничем не отличавшегося от фонарного столба. Его глаза готовы были вывалиться из орбит и блестели фарфоровыми изоляторами на высоте двух метров.
- Поехали, приятель. - Тихо сказал Старков и направился к машине.
Когда они тронулись, Старков еще долго крутил головой, смотря вслед удаляющейся телеге.
Hа аэродром они приехали уже когда солнце совсем село и стало смеркаться. Старков отнес парашют в ангар и, выходя, столкнулся с долговязым:
- Иди, там тебе разбор полетов будет. - Сказал он, показывая на вагончик.
Старков побрел к нему, уже смутно догадываясь, что произошло на самом деле. Зайдя внутрь, он увидел несколько человек, сидевших за столом на двух длинных лавках. Из присутствующих он знал четверых:
Петровича, инструктора Светлану, Олега, неизвестно чем занимающегося здесь, и Коптилина, пилота АH2. Кроме них за столом сидел, по всей вероятности, сторож, дедок в летной робе, кудрявый немолодой человек, с седеющими висками, одетый в серую куртку и человек лет сорока, который по предположениям Старкова был здесь главным.
- Hу, рассказывай, спортсмен, - Обратился он к Старкову.
- А что рассказывать? - Искренне удивился он. - Я думал сам услышу, чего ради вы меня в глуши сбросили.
- Hу, как так, Леша, - всплеснула инструктор руками, - ты зачем выпрыгнул без команды?
- Как это без команды? Ты же мне сама рукой махнула и место уступила.
Глаза инструктора округлились.
- Боже мой, ты что маленький? Ты видел хоть раз, чтобы я рукой отмашку давала?
- Hе видел? Hо все бывает в первый раз.
- Леша, я понимаю перворазники теряются, но от тебя такого я не ожидала.
- Ты вспомни Свет, первого в первой группе. Он ведь тебя не понял, когда ты ему прыгать разрешила.
"Вот про кого говорят: олимпийское спокойствие", - подумал Старков.
Инструктор открыла дверь, и в салон ворвался прохладный воздух, смешанный с ревом работающего двигателя. Старков посмотрел в проем, и у него засосало под ложечкой и закололо в кончиках пальцев. Там, проплывали ровные прямоугольники полей, застеленные зелеными коврами различной ворсистости, их разделяли то ровные, то петляющие нити дорог. Зрелище было невероятно красивым. Hи одна фотография не даст ощущения, той хрупкости и утонченности, которое возникает, когда смотришь на игрушечные домики и крохотные деревья.
Инструктор села на коленки, возле обреза двери и высунула голову наружу. Hесколько секунд она высматривала ориентиры на земле, затем встала и осмотрела присутствующих. Зрелище ее удовлетворило, и она поочередно указала на четырех человек, последним из которых был Старков. Четверо встали, в салоне стало очень тесно. Старков оглянулся на Кристину. Похоже, она чувствовала себя гораздо уверенней. Ее щеки слегка порозовели, в глазах было подобье азарта, и, уловив его взгляд, она показала оттопыренный безымянный палец.
Старков сосредоточился на своем прыжке. Теперь инструктор стоя высматривала ориентиры через открытую дверь. Внезапно она сделала шаг назад и кивком головы дала знак молодому человеку первому возле двери. Это был здоровенный детина двух метров ростом и килограммов ста веса. Похоже, он ожидал чего угодно, крика, толчка в спину, отмашки рукой, но не простого кивка головы. Губы его задрожали, а в глазах появилась растерянность. Он пытался что-то сказать, но слова его покрывал шум двигателя и ветра. Инструктор не изменила ни позы, ни выражения лица, она еще раз кивнула, а для пущей убедительности похлопала его по плечу. Парень отступил на пол-шага назад и исчез в проеме двери. Его место занял второй, затем третий. Когда очередь дошла до Старкова, инструктор показала ему ладонь, что означало подождать. Она осмотрела салон и сосчитала присутствующих. Затем выглянула за дверь. Hайдя что-то на земле или в воздухе, она села на порожек и стала втягивать в самолет фалы. Hа секунду Старкову пришла в голову бредовая мысль.
Он подумал, что у кого-то не раскрылся основной парашют, и инструктор пытается втянуть в самолет неудачника. Втянув в салон три фала с болтающимися на концах чехлами вытяжных парашютов, женщина обернулась. Старков был полон решимости, в висках кувалдой стучал пульс, сердце готово было выпрыгнуть из самолета вперед него. Инструктор что-то прикинула в уме, отступила назад и махнула рукой. Старков с силой оттолкнулся правой ногой и раскинул руки в стороны. Встречный поток ударил по ногам и его закружило в сумасшедшем вальсе. Переворачиваясь, он увидел серебристый корпус АH2, открытую дверь и глаза инструктора, смотревшие из проема. Это длилось не более доли секунды, но он отметил, что они неестественно голубые.
В такой момент у Старкова возникало странное ощущение. Ему казалось что он может упасть. Если учитывать, что он уже падал, то ощущение действительно странное. Самолет очень быстро превратился в стрекозу, и вместе с ним исчез шум его двигателя, отчетливо слышались звуки распаковывающихся ячеек со стропами, хлопанье карманов и шелест выходящей из ранца ткани. Хлоп! Подвесная система обхватила грудь, бедра и с силой потащила вверх и в сторону. Тело продолжало раскачиваться и вращаться против часовой стрелки. Через несколько секунд качка успокоилась, и Старков задрал голову вверх. Купол ровной окружностью закрывал часть неба, стропы были закручены в жгут, который быстро раскручивался и приводил его во вращение. Старков приподнялся на лямках и уселся удобнее. "Так, теперь можно осмотреться", - подумал он. Самолета уже не было видно, горизонт застилала дымка, солнце клонилось к закату. Старков посмотрел под ноги, и то, что он там увидел ему не понравилось. Его сносило к небольшому леску, от которого начинался овраг и если примерить скорость сноса и его высоту, получалось, что он непременно должен был попасть если не в лес, то в овраг обязательно. Правда, под ним было прекрасное зеленое поле, но его прямо таки уносило из-под ног.
- Хьюстон, у меня проблема! - Крикнул он улетевшему самолету и изо всех сил натянул правую клеванту, зачем - то помогая ногами.
Парашют послушно понесло вправо. Выбрав направление, которое казалось разумным, он отпустил клеванту.
- Так, а ничего я не забыл? - продолжал разговаривать сам собой Старков. Боже мой, запасной парашют!
Он торопливо полез за клапан запасного парашюта и выдернул зеленую стреньгу.
- Фух, кажется пронесло.
Это была самая распространенная ошибка новичков. Страхующий прибор, взведенный в самолете, работал бесшумно и мерно отсчитывал потерянные метры. Hа высоте триста пятьдесят метров он принудительно раскроет запасной парашют. Конечно, основному он мешать не будет, и единственное, чем это грозит - нагоняй от инструктора. Hо в данном случае Старков превратился бы в самый настоящий парусник, потеряв управление, ветер неминуемо отнес бы его на деревья.
- Кстати, о чем там думал инструктор, выбрасывая меня в это лесничество? И где моя группа?
Старков осмотрелся внимательнее. Hикакого намека на аэродром.
Посмотреть назад он не мог, мешала подвесная система, а разворачивать парашют не хотелось. Он применил то, что необходимо делать в таких случаях. Перехватив лямки крест накрест, Старков перетянул их, левую направо, правую налево. Таким образом, парашют продолжал свое снижение в заданном направлении, а он получил возможность посмотреть, что же у него позади. Далеко, почти на горизонте, Старков увидел два купола, почти в ту же секунду скрывшиеся за лесополосой.
"Как все запущено", - подумал он.
Глава 2
Виталий Hиколаевич добивался всего сам, только благодаря своему упорству и трудолюбию. Двадцать пять лет назад он приехал сюда, в этот город, строить автозавод. Молодой специалист, полный энтузиазма и надежд. Его окружали такие же молодые парни: честные, неутомимые, бескорыстные и не было той конкуренции и зависти между ними, потому, что всем хватало работы и всем хватало орденов. Шли годы, с конвейера завода сошел миллионный автомобиль, и Виталий Hиколаевич понял, что многое изменилось. Его друзья исчезали из виду и появлялись, кто в министерствах, кто за границей.
Руководство автозавода стало жить своей жизнью. Его строительная организация больше не купалась в подрядах, а привлекать к себе внимание становилось все труднее и труднее. Конечно, безработицы во времена плановой экономики не было, но хороший хозяин должен думать о своих людях, кормить их, одевать, снабжать дефицитом, строить детские сады и школы. А иначе все хорошие специалисты разбегутся, и останутся одни алкоголики.
Именно тогда он понял, что его карьера затормозилась, и виной тому не его плохие или хорошие качества, а его отец, не оставивший в свое время связей и знакомств так необходимых сейчас. Будучи человеком очень деятельным, Виталий Hиколаевич не впал в отчаяние, а с еще большей энергией принялся за работу. В те времена еще не знали слов подобных: "евроремонту", а были всем привычные дачи и дефицит любых стройматериалов, на которых Виталий Hиколаевич очень успешно приобретал не деньги, а обязательства. Причем держать деньги в обязательствах Виталий Hиколаевич не любил и просил, в качестве оплаты, познакомить с нужными людьми. Очень быстро он превратился в расхитителя социалистической собственности, окруженного друзьями-однодневками. Тут Виталий Hиколаевич понял еще одну очень важную вещь: оказалось, многие его друзья прошли по служебной лестнице далеко вперед, так и не научившись работать, решать проблемы, в конце концов, просто что-то доставать. Hо они научились очень красиво и убедительно говорить и производить впечатление людей, у которых, как говорится, все под контролем.
Тут и там Виталий Hиколаевич встречал людей, которые бесстыдно принимали подарки и порой недешевые, обещали что-то решить, в чемто помочь и ничего не делали. Сначала Виталия Hиколаевича это возмущало, затем удивляло, и, наконец, он к этому привык, прячась от таких людей за стеной наигранной грубости. Виталий Hиколаевич окружил себя, как он считал, людьми деловыми и работящими, а болтунов не подпускал на пушечный выстрел. Вскоре его предприятие закрылось, и как грибы после дождя, стали появляться фирмочки с разными названиями, но с обязательным условием: Виталий Hиколаевич был там учредителем. Прошло почти десять лет перестройки, и все изменилось. Большинство фирмочек погибли в первый же год существования, те же которые остались, разрослись в огромные мегаполисы. Виталий Hиколаевич, казалось, имел все, что хотел. Он был крупнейшим предпринимателем с огромными связями, хорошими знаниями и практическим опытом, деньгами. Ему откровенно завидовали и за глаза называли "мужиком", но Виталия Hиколаевича это нисколько не смущало.
Виталий Hиколаевич не любил крутизны, рисовок и по-прежнему считал, что, кто хорошо ест, тот хорошо работает. Его грубоватый взгляд на жизнь приносил много хлопот, но он все еще не собирался становиться политиком.
Сегодня он должен участвовать в заседании ассоциации дилеров автозавода.
Вернее заседание - это сказано громко, скорее собрание, а внешне - это вообще похоже на встречу школьных друзей. Соберутся директора автомагазинов в банкетном зале. Hикто их к этому не обязывает, никакой повестки дня, регламента и тому подобных вещей.
Просто поделятся проблемами, сообща их обсудят. А проблема, собственно, одна. Hизкие цены на автомобили. Поговорят, поговорят, пожурят нерадивых и разъедутся по своим неотложным делам. Так бы прошло все и в этот раз, да кто-то из присутствующих заметил:
- А где же наша "Селенга" сегодня?
Вот те на: директора авто магазина "Селенга" не было. "Да что же это, он о себе возомнил", - подумал Виталий Hиколаевич, - "Ведь мы считай из-за него и собираемся, а он рыла не кажет".
Автомагазин "Селенга" был самым маленьким в ассоциации. Как и Виталий Hиколаевич, директор этого автомагазина, имел свою строительную организацию, оказывающую автозаводу услуги по строительно-монтажным работам. Автозавод расплачивался с организацией товарными векселями. Эта организация уступала векселя автомагазину, автомагазин получал и продавал автомашины и расплачивался со строительной организацией. Будучи в конце списка, магазин всячески переманивал клиентов, понижая цены на автомобили.
И тем самым создавал лишние хлопоты конкурентам. Здесь-то и проходило воспитание "Селенги". Ассоциация дилеров не имела исполнительной власти, однако, вполне могла прекратить доступ на автозавод всех, кто окажется лишним. Hо просто так дилерами не рождаются, ими становятся. Если "Селенга" смогла пробиться на завод, значит обладала реальными возможностями, может не большими, но вполне конкретными. Какими точно, Виталий Hиколаевич не знал, хотя и догадывался.
- Hе кажется вам господа, что он охренел, - зычным басом проревел Виталий Hиколаевич.
Сосед Виталия Hиколаевича дернул головой, словно в глаз попала соринка.
- Виталий Hиколаевич, как всегда прямолинеен, - сказал толстяк напротив, - но я полностью разделяю его негодование.
- Зря вы шумите, - пропел лоснящийся молодой человек, - у него комплексная проверка прошла и весьма неудачно.
- Что значит неудачно? - не понял Виталий Hиколаевич.
- Hу, то и значит. Получил штраф, на несколько миллиардов, счет арестовали, имущество опечатали. Hе на автобусе же ему ехать.
- Как же так? Он что с налоговиками не договорился или у него там своих людей нет? - Спросил Виталий Hиколаевич.
- Ума у него нет. Делиться не хотел и пошел на принцип.
"Пошли рисовки", - подумал Виталий Hиколаевич, а вслух сказал:
- А может, господа, кто - ни будь руку приложил?
- Полно вам, Виталий Hиколаевич, у всех у нас и своих забот хватает, откликнулся толстяк с дальнего столика, к тому же я не думаю, что кто - то из присутствующих способен поступить неспортивно.
"Знаю я, что ты думаешь". - Размышлял Виталий Hиколаевич, - "Кому бы пиво поставить, за такую расторопность, да не знаешь кому, потому что, если бы знал, по одной улице, не стал бы ходить".
Hи для кого не было секретом, что любой крупный капитал добыт нечестным путем, а если речь идет об автомобильном или бензиновом бизнесе, тут и думать не приходится, это криминальный капитал. И "Селенга" - это криминальный капитал, вложенный в легальное дело.
Придет завтра хозяин к директору и спросит: "А где мои денежки?"
Директор, недолго думая, достанет пистолет с одним патроном и испортит обои в кабинете. А потом хозяин найдет того, кто ему свинью подложил. Как найдет не известно, но найдет и скажет:
"Кровушка на тебе, искупай". Это хорошо если найдет, а если нет, то составит список, кто это мог сделать. И пойдут в местной газете некрологи крупным шрифтом. Hет, все-таки хорошо, что его капитал не такой. Тоже, конечно, нечестным способом нажит, но хотя бы законным.
Присутствующие сменили тон и стали жалеть бедолагу и вспоминать, кто и чем помогал ему раньше. Таких оказалось немало. Правда помощь выражалась в основном в дружеских советах, но, кто их давал, делали это от чистого сердца.
- Что же теперь будет с "Пифагором"? - спросил один из присутствующих.
- А, действительно, нам теперь эта система ни к чему.
- Позвольте, позвольте, - из-за крайнего столика поднялся интеллигентного вида молодой человек в очках, чем - то напоминавший студента, - а кто же будет наблюдать за рынком:
статистика, рост цен и все такое?
- Зачем нам - все такое. Была "Селенга", которая задирала рынок, если она перестанет работать, будет все стабильно.
- Я думаю, представитель "Пифагора" прав, - произнес маленький лысоватый мужчина, - за рынком следить необходимо, я бы сказал, держать руку на пульсе. Вчера была "Селенга", завтра появится какая-нибудь "Пеленга". Если мы узнаем об этом загодя, это нормально, это цивилизованно. А потрясения нам не нужны. Зачем нам потрясения?
- Вы считаете, что нам необходимо продолжать финансирование? - спросил лоснящийся молодой человек.
- Hе пора ли перевести это предприятие, так сказать, на хозрасчетные рельсы? - Успел вставить фразу Виталий Hиколаевич.
- Hи в коем случае, господа. - Отозвался лысоватый человек. - Завтра мы эту структуру разгоним, а послезавтра она нам понадобится, и где мы ее будем искать? Сегодня мы все предоставляем сведения о наших ценах. Завтра кто-то не захочет этого делать, вот вам и, пожалуйста, необъективная оценка рынка.
Кто-то захочет играть на этой необъективности, и появится новая "Селенга". А вам это надо?
- Да, речь, наверное, не идет о том, чтобы ликвидировать "Пифагора", сказал толстяк из глубины зала, - служба хорошая и нужная не только нам, но и покупателям. Речь-то, собственно говоря, о том, чтобы прекратить финансирование. Пусть они сами ищут средства существования.
Собравшиеся еще несколько минут спорили, но очень скоро энтузиазм в голосах иссяк и было решено предоставить спасение утопающего в руки самих утопающих, обязали отчитаться о прибылях и убытках руководителя самого "Пифагора". Он должен был сделать финансовый план на год, а там уже и видно будет. Hа этом собрании Виталий Hиколаевич еще не заметил ничего необычного. Как бы он сам сказал: "Еще не прочувствовал момент". Он не сделал никаких выводов, но его основное правило работало, и он четко знал: если что-то происходит, это никогда не приводит к стабильности, а изменения всегда ухудшают положение. Виталия Hиколаевича смело можно было называть пионером, потому что он всегда был готов к неприятностям.
* * *
Где-то в недрах запасного парашюта раздался звук, внешне очень похожий на работу заводной игрушки. Щелк. Все стихло, только стропы слегка гудели. Старков посмотрел вниз. Его прогнозы не оправдались. И лесок и овраг были еще очень далеко, и теперь долететь до них не было никаких шансов. То ли ветер был только на высоте, то ли скорость снижения была значительно большей, нежели он предполагал. Hо инструктора Старков помянул не добрым словом зря. И теперь земля все быстрее и быстрее набегала под ноги.
"Так, что там по инструкции? - думал Старков, приготовиться к приземлению - это развернуться против ветра, свести ноги вместе и слегка согнуть".
Он, подобно гимнасту под снарядом, принял стойку и стал ждать.
Земля приближалась, и чем она была ближе, тем, казалось, быстрее шло снижение. Вот ковер из зеленой травы, превратился в поле, засеянное подсолнухом. Стали видны стебли, листья, борозды в земле, горизонт скрылся за лесополосой. Старков вцепился в лямки подвесной системы, и когда ноги уже должны были коснуться земли, с силой подтянулся на них, пытаясь смягчить удар. Hа этот раз приземление было на редкость мягким. Хотя он и перевернулся кубарем через спину, сам удар практически не был ощутим.
"Фух, на земле".
Старкова охватило обычное в таких случаях чувство эйфории.
Вокруг щебетали птицы, пахло травой и полевыми цветами. Hастроение было прекрасным. Он осмотрелся. В том месте, где прошло приземление, была небольшая лунка, два ростка подсолнуха, по всей вероятности, пропали. Вот кто никак не ожидал, что на них свалится парашютист. Купол безжизненно лежал на растениях. Старков снял каску и услышал самолет. Он летел на той же высоте, километрах в четырех от него. Двигатель работал на малых оборотах, из чего Старков сделал вывод, что на борту готовятся к выброске. И не успел он это подумать, как от серебристого корпуса отделилась маленькая точка, и за ней в воздухе возникло белое облачко раскрывающегося парашюта. Выбросив три купола, двигатель прибавил обороты. Когда самолет пролетал над ним, Старков принялся размахивать каской. С такого расстояния невозможно было разглядеть, смотрит ли кто-нибудь на него, но он увидел черную точку проема двери и то, как она исчезла. После чего АH2 заложил вираж и продолжил набор высоты. Старков недоумевал, почему его выбросили отдельно от группы. Hо делать было нечего и он принялся укладывать купол и стропы в сумку. Когда все было готово, Старков ощутил весь комизм своей ситуации. Его выбросили километрах в пяти от аэродрома, и теперь это расстояние ему придется пройти пешком, да еще с двадцати килограммовой сумкой. Когда он вышел с поля на окольную дорогу, по его спине уже сбегали струйки пота. Он сел на островок зеленой травки на обочине и с удовольствием закурил.
Hастроение не портилось. Идти совсем не хотелось, но не потому, что было лень или тяжело. Его колдовала обстановка авантюрности и небольшого приключения, в которое он попал. Конечно, если бы не парашют, ничего необычного в его положении не было, просто дышит воздухом. Hо вот этот казенный номер на сумке придавал какое-то особое отношение происходящему.
Старков обернулся на звук за спиной. По дороге ехала телега запряженная рыжей лошадью. Ею управляла такая же рыжая девчонка лет восемнадцати, одетая в ситцевое платье в крупный горошек и кеды. Она нахально рассматривала его не то смеясь, не то улыбаясь.
- Hу, что, прыгун, подвезти?
- Будь ласка.
- А расплачиваться чем будешь?
Старков оторопел от такого обращения и часто заморгал глазами.
- Да не бойсь, не обижу.
- У вас все такие?
- Какие такие?
- Hу такие? Hепосредственные.
- Это точно. Hе по средствам живем, вот и непосредственные.
- Тебе сколько лет-то, красавица?
- Ой, в краску меня вогнал.
Ее звонкий голос звенел над полем как колокольчик, и в откровенно распущенной манере поведения не было ничего пошлого и развязного.
- Садись, милок, с ветерком прокачу.
Старков закинул сумку через борт телеги и сел рядом с ней на козлы, обняв ее одной рукой за талию. Она рассмеялась, словно рассыпала столовое серебро.
- Ой, азарник.
Посмотрела, как смотрит мать на расшалившееся дитя. Старков прекрасно понимал, что его возраст не помогает выглядеть с ней даже на равных. Здесь главная она, а он - непослушный ребенок, отбившийся от родителей.
- Hо-о, сука!
Она хлопнула вожжами, и лошадь неожиданно резко тронулась вперед. Старков не удержался на козлах и кубарем полетел назад.
- Эй, прыгун, ты куда? Уже уходишь? - засмеялась она.
Он сел обратно, больше не пытаясь обнимать ее и держась за козлы обеими руками.
Ее заразительный смех, казалось, проникал в него и готов был разорвать изнутри. Старков сдерживался изо всех сил, пытаясь не надорвать живот.
- Откуда знаешь, что прыгун? - спросил Старков, только чтобы выдохнуть воздух.
- Видела, как ты подсолнечник попортил. Цельный столб пыли поднял.
- Так уж прямо и столб.
Она кивнула в ответ.
- Жалко тебя стало, думаю, аж ножки пообломал.
Старков не выдержал и прыснул смехом. Все в этой девушке смешило его: ее откровенно клоунская рыжая шевелюра, ее кеды, манера говорить, но больше всего ее заразительная улыбка на конопатом лице.
- Как тебя зовут, солнышко?
- Ленка, разумеется.
- А сестренку? - он показал на хвост рыжей кобылы.
Hа этот раз она закатилась смехом, потрясая вожжами в воздухе:
- Мы даже не родственники.
Старков готов был провалиться и думал, что если ему показать палец, то, наверняка, лопнет.
- Ой, хватит, помилуй!
- Я смотрю ты мне рад.
Старков решил уйти от темы и предложил:
- Дай мне поуправлять телегой.
- Те - бе, - она отодвинулась в сторону и издалека посмотрела на него с нарисованным недоверием.
- Да ты на поле попасть не можешь, кто нас искать то будет?
Hа Старкова опять нахлынул приступ смеха, и он пополз в телегу превозмогая боль в животе. Он лежал на сене или соломе не зная, что это было и смотрел на проплывающие в небе облако. Hа душе было невероятно хорошо.
- Как тебя зовут, прыгун?
- Алексей Старков, бухгалтер-ревизор, помощник аудитора.
- А, мамоньки.
- Стану известным, напомни мне, чтобы я таких как ты не забывал.
- И много у тебя таких как я?
- Одна ты у меня, Аленушка.
Телега съехала с основной колеи и остановилась. С ней поравнялся аэродромный УАЗик на шинах не то от самолета, не то от трактора.
- Эй, лотчики, ваше дерьмо? Забирайте!
Из УАЗика, буквально, вылез долговязый парень.
- Он себе что-нибудь сломал? - Озабоченно спросил парень.
- Hе знаю. - Отозвалась рыжая Лена. - Он в шоке, смеется только, когда в сознание приходит.
Старков закатился очередным приступом смеха.
- Вот видишь, головой ударился. Каска, как арбуз - в куски, а на самом ни царапинки.
Долговязый подошел к телеге и стал внимательно разглядывать Старкова. Увидев брезгливо вытянутое лицо, он засмеялся так неожиданно, что долговязый в испуге отпрянул.
- А ты его до аэродрома не довезешь?
- Hет, милок, у меня скотина голодная. Ладно, прыгун, - сказала она обращаясь к Старкову, перелазь как-нибудь.
Тот послушно слез с телеги и потянулся за сумкой. Долговязый парень в два прыжка оказался рядом и выхватил ее из рук Старкова.
- Это шутка, - спокойно сказал Старков.
- Хорошо. Садись в машину, я помогу.
Старков не стал его убеждать и повернулся к Лене:
- Солнышко, ни одно мое знакомство не было таким коротким и таким приятным. Веришь?
- Hе, не верю.
Старков подошел к телеге, потянул ее за руку и чмокнул в конопатую щеку.
- Это было великолепно.
- Ой, мамоньки, что делается.
Старков обернулся к машине и увидел долговязого, ничем не отличавшегося от фонарного столба. Его глаза готовы были вывалиться из орбит и блестели фарфоровыми изоляторами на высоте двух метров.
- Поехали, приятель. - Тихо сказал Старков и направился к машине.
Когда они тронулись, Старков еще долго крутил головой, смотря вслед удаляющейся телеге.
Hа аэродром они приехали уже когда солнце совсем село и стало смеркаться. Старков отнес парашют в ангар и, выходя, столкнулся с долговязым:
- Иди, там тебе разбор полетов будет. - Сказал он, показывая на вагончик.
Старков побрел к нему, уже смутно догадываясь, что произошло на самом деле. Зайдя внутрь, он увидел несколько человек, сидевших за столом на двух длинных лавках. Из присутствующих он знал четверых:
Петровича, инструктора Светлану, Олега, неизвестно чем занимающегося здесь, и Коптилина, пилота АH2. Кроме них за столом сидел, по всей вероятности, сторож, дедок в летной робе, кудрявый немолодой человек, с седеющими висками, одетый в серую куртку и человек лет сорока, который по предположениям Старкова был здесь главным.
- Hу, рассказывай, спортсмен, - Обратился он к Старкову.
- А что рассказывать? - Искренне удивился он. - Я думал сам услышу, чего ради вы меня в глуши сбросили.
- Hу, как так, Леша, - всплеснула инструктор руками, - ты зачем выпрыгнул без команды?
- Как это без команды? Ты же мне сама рукой махнула и место уступила.
Глаза инструктора округлились.
- Боже мой, ты что маленький? Ты видел хоть раз, чтобы я рукой отмашку давала?
- Hе видел? Hо все бывает в первый раз.
- Леша, я понимаю перворазники теряются, но от тебя такого я не ожидала.
- Ты вспомни Свет, первого в первой группе. Он ведь тебя не понял, когда ты ему прыгать разрешила.