Лекс Кравецкий. Кто к нам с мечом

   — Не стоит, ваша честь, единственная просьба: присяжных должно быть больше полутора тысяч человек.
   — Что?!!
   — Дело в том, что в сарманастризме числа до полутора тысяч включительно считаются пр оклятыми. И если присяжных будет меньше, то это ущемит мои религиозные чувства. А поскольку я — четырежды меньшинство, считаю, суд должен пойти мне навстречу.
   — Заседание откладывается, — судья со всей силы вдарил молотком по столу, — на неопределённый срок. Пока я не пойму, что тут можно сделать.
   В то время как освобождался зал, судья усиленно рылся под мантией, пытаясь найти пачку сигарет. Однако он заметил, что перед выходом Эрни еле заметно поклонился ему. От этого судью почему-то передёрнуло. Он выхватил пачку из-под мантии жестом, каким римский легионер, должно быть, выхватывал свой меч. И галопом, достойным коня бравого гусара, выскочил в во внутренний двор суда.
   Там дрожащими руками он с трудом одолел колёсико зажигалки и жадно затянулся. Сердце колотилось в бешеном ритме, а на вдохе проступали непонятные хрипы. В этот момент ему на плечо опустилась рука.
   Судья нервно обернулся и обнаружил перед собой своего коллегу и приятеля Тома Тэйлора.
   — Всё прошло плохо? — сочувственно поинтересовался Том.
   — Не то слово.
   — Дай угадаю: Эрни Хайднагер?
   — Ты его знаешь?
   — Как не знать. Столкнулся с ним в коридоре и сразу догадался, что ты будешь здесь. В первый раз я вышел ровно в таком же состоянии. Никак не мог прийти в себя. Страшное дело.
   — Скажи честно, Том, он ведь издевается над нами?
   — Знаешь, Генрих, я его об этом однажды спросил. В кулуарах, так сказать. Выяснилось, издевается. Но не над нами.
   — Но зачем, мой бог? Он на мир что ли обижен? Или извращенец? Какого чёрта ему надо?
   — Так в двух словах и не скажешь. Я рассматривал его последнее дело. Последнее, если не считать твоего, конечно. Там интересная штука нарисовалась. Хайднагер подал в суд на одно издательство, печатающее, что бы ты думал? Библию. По двум причинам сразу: первое — он прищемил руку их книгой.
   — Дай теперь я угадаю: в инструкции не было сказано, что ей можно прищемить руку.
   — В точку. Но это ещё не всё. Иск был на миллиард долларов.
   — Недополученная прибыль?
   — Оно самое. Ему столько должны были через двадцать лет заплатить за концерт, который он теперь не сможет дать.
   — Ибо повреждённый палец не позволит ему играть на скрипке.
   — Почти так. Повреждённый палец не позволит ему научиться играть на скрипке.
   — Понятно. А на вопрос ответчика, что же это за музыкант, который не умеет играть, он ответил, что такой вопрос — дискриминация альтернативных музыкантов?
   — О. Я вижу, ты уже понимаешь его логику. Но второй повод ещё интереснее. Плагиат.
   — Плагиат?!! Это же — библия, Том!
   — Хайднагер сказал, что один русский учёный недавно открыл, что в хронологии есть ошибки. И Христос жил не две тысячи лет назад, а всего пятьсот. Хайднагер однако утверждает, что пересчитал хронологию методом этого учёного и выяснил — на самом деле Христос жил на прошлой неделе.
   — И что Иисуса на самом деле звали Хайднагер?
   — Нет. Хайднагер всего лишь предоставил текст своего письма, где изложен фрагмент из библии.
   — Ну и какого чёрта тогда?
   — Дело в том, что, поскольку Иисус жил на прошлой неделе, то все библии, выпущенные ранее, пишут о каком-то другом Иисусе. А письмо Хайднагера написано уже после появления настоящего Христа. Поэтому он-то как раз пишет об настоящем Христе. Пишет первым на Земле. Что подтверждают учёные.
   — Из открытой им же академии?
   — Зришь в корень. Раз в институтах можно изучать креационизм, то, по мнению Хайднагера, можно изучать и теории того русского учёного. Соответственно, он зарегистрировал институт, занимающийся проблемами хронологии. И его троюродный брат от имени учёных подтвердил, что Христос жил на прошлой неделе и первым про него написал именно Хайднагер. А издательство, соответственно, украло его текст.
   — Но этому тексту ведь уже тысячелетия.
   — Это — буквам. А вот персонаж — новый. Впрочем, Хайднагер в качестве альтернативы предлагал издательству написать на обложке, что в их книге имеется в виду иной Христос. Не тот, который сын бога согласно нашей вере. Совпадение имён случайно.
   — И что ты сделал?
   — Отложил слушание. Что я ещё мог сделать? Однако вчера я поймал себя на странной мысли. Вот эти истцы, о делах которых так часто вспоминает Хайднагер, эти целители, учёные, однополо брачующиеся, ещё хрен знает кто, я ведь их тоже встречал. И в их поросячьих самодовольных глазках я всё время видел какую-то издёвку. Не осознавал этого, но видел. Они как будто говорили: мы тут короли. Мы умеем вертеть законом в свою пользу, можем нанять дорогих адвокатов, мы подкупаем сенаторов, мы собираем толпы людей по пустяковым поводам, а ты ничего не можешь с нами сделать. Это уже не твой мир, это — наш мир. Кто-то из вас хотел как лучше, а получилось так, что ваши лозунги отлично подошли для набивания наших карманов, получения нами исключительных прав, выделения нас в привилегированные группы. Дайте нам ещё, расширьте наши полномочия. Мы будем пользоваться созданным благодаря вашей науке, но при этом плевать на неё, ругать её и выращивать альтернативную псевдонауку, а вас обяжем считать её точно такой же наукой. Мы будем наслаждаться вашей культурой, а вам взамен подсовывать суррогат. Но вы должны считать, что он — тоже культура. Вы будете рожать детей, чтобы они работали на наше благо, а мы будем называться семьёй. Знаешь что ещё сказал мне Эрни? Он сказал: «я не остановлюсь». Я и теперь понимаю, что он не остановится, пока не остановятся все они. Это — война, Генрих. Мы на поле боя. И таких Эрни будет всё больше. Главное только начать.
   — А что потом? Хаос и разрушения? Диктатура?
   — Я пока не знаю, Генрих. Надеюсь, Эрни знает.
   Они пожали руки и разошлись. Каждому из них предстояло вынести ещё немало исков от Эрни. Видеть его ухмылку, внимать его логическим вывертам, искать способы обойти его требования.
   И думать, а не напрасно ли Эрни? И не напрасно ли они?