Лем Станислав. Дознание

   — У меня шестинедельный отпуск.
   — Тогда, скажем… может быть, вы обдумаете это за два дня?
   — Еще два вопроса. Какие последствия будет иметь мое заключение?
   — Оно будет решающим!
   — Для кого?
   — Для нас, разумеется. Для ЮНЕСКО. Я убежден, что, если дело дойдет до интернационализации космонавтики, ваше заключение представит собой важное подспорье для законодательных комиссий ООН, которые…
   — Прошу прощения. Это дела грядущих дней, как вы сказали. Значит, для ЮНЕСКО, говорите? Но ведь ЮНЕСКО — это не фирма, не предприятие и не собирается, я надеюсь, сделаться рекламным бюро для каких-то фирм?
   — Ну что вы! Конечно же, нет. Мы опубликуем ваше заключение в мировой прессе. Результаты, если они будут отрицательными, наверняка приостановят ход переговоров КОСНАВа с этими фирмами. И таким образом мы окажем влияние…
   — Еще раз прошу прощения. А если результаты будут положительными, то мы не приостановим и не окажем влияния?
   Директор хмыкнул, кашлянул и наконец усмехнулся.
   — Говоря с вами, командор, я чувствую себя почти виновным. Словно у меня совесть нечиста… Ну разве ЮНЕСКО изобрела этих нелинейных роботов? Разве вся эта ситуация — результат наших трудов? Мы стараемся действовать объективно, в интересах всех…
   — Мне это не нравится.
   — Командор, вы можете отказаться. Но согласитесь, что, если б мы все так поступили, это был бы жест Понтия Пилата. Легче всего умыть руки. Мы ведь не всемирное правительство и не можем никому запретить производство каких-либо машин. Это компетенция отдельных правительств — кстати, скажу я вам, они и пробовали запретить, были такие попытки, проекты, но ничего из этого не вышло! И церковь тоже ничего не добилась, а вы ведь знаете ее абсолютно негативную позицию в этом вопросе.
   — Да. Короче, никому это не нравится, и все молча смотрят, как это происходит.
   — Потому что нет юридических оснований для противодействия.
   — А последствия? Да у этих фирм, у них самих, земля задрожит под ногами, когда они создадут такую безработицу, что…
   — Тут я вынужден вас перебить. Конечно, то, что вы говорите, справедливо. Все мы этого опасаемся. Тем не менее, мы бессильны. Но все же не вполне бессильны. Мы можем провести хотя бы этот эксперимент. Вы предубеждены? Очень хорошо! Именно поэтому вы нам особенно подошли бы! Если вообще существуют какие-то контраргументы, вы изложите их наиболее убедительно!
   — Я подумаю, — сказал Пиркс, вставая.
   — Вы говорили еще о каком-то вопросе…
   — Вы на него уже ответили. Я хотел знать, почему выбор пал на меня.
   — Значит, вы дадите нам ответ? Прошу вас позвонить в течение двух дней. Идет?
   — Идет, — сказал Пиркс, кивнул и вышел.
 
 
   Платиновая блондинка-секретарша поднялась из-за стола, когда вошел Пиркс.
   — Здравствуйте, я…
   — Здравствуйте. Я в курсе дела, с вашего разрешения. Я сама вас провожу.
   — Они уже здесь?
   — Да, они ждут вас.
   Она повела его по длинному пустому коридору; ее туфельки постукивали, как металлические костыльки. Холодный, каменный звук раздавался в огромном коридоре, выложенном искусственным гранитом. Мелькали темные прямоугольники дверей с алюминиевыми цифрами и табличками. Секретарша нервничала. Несколько раз она искоса поглядывала на Пиркса — это был не кокетливый, а испуганный взгляд. Когда Пиркс его заметил, он даже слегка пожалел девушку, но тут же ощутил, что все это — абсолютно сумасшедшая затея, и почти неожиданно для самого себя спросил:
   — Вы их видели?
   — Да. Очень недолго. Мельком.
   — И какие же они?
   — А вы их не видели?
   Она почти обрадовалась. Как будто те, кто их хорошо знал, уже вступили в какую-то тайную, может быть и враждебную, организацию, которой ни в коем случае нельзя доверять.
   — Их шестеро. Один со мной говорил. Совершенно не похож, знаете! Совершенно! Если б я его на улице встретила, никогда бы даже не подумала. Но когда я поближе присмотрелась, что-то у него такое в глазах… и здесь… — она притронулась к губам.
   — А остальные?
   — Они даже не вошли в комнату, стояли в коридоре.
   Лифт помчал их вверх; золотистые зернышки огоньков, отсчитывающих этажи, усердно пересыпались в стене. Девушка стояла напротив Пиркса, и он мог по достоинству оценить те усилия, которые ей понадобились, чтобы при помощи губной помады, туши и грима лишить себя последних следов индивидуальности и временно превратиться в двойника Инды Ле или как еще там называли эту на новый манер взлохмаченную звезду нынешнего сезона. Когда ее веки затрепетали, Пиркс испугался за сохранность искусственных ресниц.
   — Роботы… — сказала она грудным шепотом и вздрогнула, словно от прикосновения змеи.
   В комнате на десятом этаже сидели шестеро мужчин.
   Когда Пиркс вошел, один из них, заслонившийся огромным полотнищем «Геральд трибюн», сложил газету, встал и двинулся ему навстречу, широко улыбаясь. За ним встали и остальные.
   Они были примерно одинакового роста и походили на летчиков-испытателей, переодетых в гражданское: плечистые, все в одинаковых, песочного цвета костюмах, в белых рубашках с цветными галстуками бабочкой. Два светлых блондина, один рыжий как огонь, остальные темноволосые, но у всех светлые глаза. Только это и успел заметить Пиркс, когда подошедший к нему человек, крепко встряхнув его руку, сказал:
   — Меня зовут Мак-Гирр, рад вас видеть! Я имел удовольствие путешествовать однажды на корабле, которым вы командовали, на «Поллуксе»! Но вы, наверное, меня не помните…
   — Нет, — сказал Пиркс.
   Мак-Гирр повернулся к остальным, неподвижно стоящим вокруг газетного столика.
   — Ребята, вот ваш начальник, командор Пиркс. А это ваш экипаж, командор: первый пилот Джон Кальдер, второй пилот Гарри Броун, инженер-ядерщик Энди Томсон, радист-электронщик Джон Бартон, а также нейролог, кибернетик и врач в одном лице — Томас Барис.
   Пиркс поочередно пожал им руки, потом все уселись, придвинув к столу металлические стулья, прогибающиеся под тяжестью тела. Несколько секунд царила тишина, потом Мак-Гирр нарушил ее своим крикливым баритоном:
   — Прежде всего я хотел поблагодарить вас, командор, от имени дирекции фирмы «Кибертроникс», «Интельтрон» и «Нортроникс» за то, что вы проявили такое доверие к нашим замыслам, приняв предложение ЮНЕСКО. Чтобы исключить возможность каких-либо недоразумений, я должен сразу пояснить, что некоторые из присутствующих появились на свет от папы с мамой, а некоторые — нет. Каждый из них знает о своем происхождении, но ничего не знает о происхождении других. Я обращаюсь к вам с просьбой не спрашивать их об этом. Во всем остальном вам предоставляется абсолютная свобода действий. Они наверняка будут добросовестно выполнять ваши приказы и проявят искренность и инициативу как в служебных, так и во внеслужебных отношениях. Однако их проинструктировали так, чтобы на вопрос «кто вы?» каждый отвечал одинаково: «Вполне обыкновенный человек». Я сообщаю об этом сразу, поскольку это будет не ложь, а необходимость, продиктованная общими нашими интересами…
   — Значит, я не могу их об этом спрашивать?
   — Можете. Конечно, можете. Но тогда у вас останется неприятное сознание, что некоторые из них говорят неправду, так не лучше ли от этого отказаться? Они всегда скажут одно и то же — что они обычные парни; но не во всех случаях это будет правда.
   — А в вашем случае? — спросил Пиркс.
   После мгновенной паузы все расхохотались. Громче всех смеялся сам Мак-Гирр.
   — О! Ну и шутник вы! Я, что ж, я — всего лишь маленькая шестеренка в машине «Нортроникс»…
   Пиркс, который даже не улыбнулся, ожидал, когда наступит тишина.
   — Вам не кажется, что вы пытаетесь меня надуть? — спросил он наконец.
   — Простите! Что вы имеете в виду? Ничего подобного! Условия предусматривали «новый тип команды». Там ни слова не говорилось о том, будет ли эта команда однородной, ведь верно? Мы, знаете ли, попросту хотели исключить возможность некой… гм… чисто психологической, иррациональной предубежденности. Это же ясно! Ведь правда? Во время рейса и по его окончании, основываясь на полученных результатах, вы составите себе мнение обо всех членах команды. Дадите им всестороннюю оценку, в которой мы весьма и весьма нуждаемся. Мы только постарались создать условия, в которых вы сможете действовать с наибольшей, беспристрастной объективностью!
   — Сердечно вам благодарен! — сказал Пиркс. — И все-таки я полагаю, что вы меня надули. Однако отказываться я не намерен.
   — Браво!
   — Я хотел бы еще прямо сейчас немножко побеседовать с моими… — он на мгновение заколебался, — … людьми…
   — Может, вы хотите определить их квалификацию? Впрочем, я вас не ограничиваю! Первый выстрел за вами! Пожалуйста.
   Мак-Гирр достал из верхнего кармана пиджака сигару и, обрезав конец, начал ее раскуривать, а тем временем пять пар спокойных глаз внимательно смотрели на Пиркса. Блондины — они оказались пилотами — были слегка похожи друг на друга. Кальдер, однако, больше походил на скандинава, а его курчавые волосы казались сильно выгоревшими на солнце. Броун же был прямо-таки златокудрым, он слегка смахивал на херувимчика из журнала мод, но этот избыток красоты компенсировался твердым подбородком и бесцветными тонкими губами, постоянно кривящимися, будто в насмешливой гримасе. От левого их угла наискось через всю щеку шел белый шрам. На нем-то и остановился взгляд Пиркса.
   — Отлично, — сказал он, будто с изрядным опозданием отвечая Мак-Гирру, и тем же тоном, словно бы нехотя, спросил мужчину со шрамом:
   — Вы верите в бога?
   Губы Броуна дрогнули, будто удерживая улыбку или гримасу. Он не сразу ответил. Вид у него был, как после недавнего и к тому же поспешного бритья: возле уха осталось несколько волосков, на щеках виднелись следы плохо стертой пудры.
   — Это… не входит в мои обязанности, — ответил он низким, приятным голосом.
   Мак-Гирр, который как раз затянулся сигарой, застыл, неприятно удивленный вопросом Пиркса, и, моргнув, бурно выдохнул дым, словно хотел сказать: «Ну, видал? Нашла коса на камень!»
   — Броун, — тем же флегматичным тоном проговорил Пиркс, — вы не ответили на мой вопрос.
   — Простите, командор. Я ответил, что это не входит в мои обязанности.
   — Как ваш начальник я сам решаю, что входит в ваши обязанности, — отпарировал Пиркс.
   На лице Мак-Гирра изображалось изумление. Остальные сидели неподвижно, с видимым вниманием прислушиваясь к этому разговору, — ну прямо как образцовые ученики.
   — Если это приказ, — мягким, отчетливо модулированным баритоном ответил Броун, — то я могу лишь пояснить, что не занимался специально этой проблемой.
   — В таком случае прошу продумать ее до завтрашнего дня. От этого будет зависеть решение вопроса о вашем пребывании на борту.
   — Слушаюсь, командор.
   Пиркс повернулся к первому пилоту Кальдеру, их взгляды встретились. Глаза Кальдера были почти бесцветными, — огромные окна комнаты отражались в них.
   — Вы пилот?
   — Да.
   — Ваш стаж?
   — Полный курс двойного пилотажа и двести девяносто одиночных часов в пространстве на малом тоннаже, десять самостоятельных посадок, в том числе четыре на Луне, две на Марсе и Венере.
   Пиркс, казалось, пропустил этот ответ мимо ушей.
   — Бартон, — обратился он к следующему, — вы электронщик?
   — Да.
   — Сколько рентген вы можете вынести в течение часа?
   Губы Бартона дрогнули. Это нельзя было даже назвать улыбкой. Она тотчас исчезла.
   — Думаю, что примерно четыреста, — сказал он. — Самое большее. Но потом пришлось бы лечиться.
   — Не больше чем четыреста?
   — Не знаю, но, пожалуй, что нет.
   — Откуда вы родом?
   — Из Аризоны.
   — Болели?
   — Нет. Во всяком случае, ничего серьезного.
   — Зрение хорошее?
   — Хорошее!
   Пиркс, собственно, не слушал того, что они говорили. Он скорее интересовался звуком голоса, его модуляциями, тембром, движением губ, выражением лица и временами питал бессмысленную надежду, что все происходящее — лишь идиотская шутка, блеф, что над ним хотят позабавиться, поиздеваться над его наивной верой во всемогущество техники. Или, может, наказать его за эту веру? Ведь это же были самые обычные люди, правильно говорила секретарша — вот что значит предубеждение! Она и Мак-Гирра приняла за одного из них…
   Разговор был пока что пустой, если б не эта не слишком-то умная придумка насчет господа бога. Наверняка не слишком умная, скорее даже примитивная и безвкусная. Пиркс это отлично чувствовал, он считал себя ограниченной тупицей, только из-за своей тупости он и согласился…
   Все смотрели на него, как и прежде, но ему почудилось, что рыжий Томсон и оба пилота сделали слишком уж равнодушные мины, словно не хотели показать, что насквозь видят его примитивную душу рутинера, совершенно выбитого сейчас из привычного равновесия. Он хотел спрашивать дальше — тем более что молчание, уже начинавшее затягиваться, оборачивалось против него, становилось доказательством его беспомощности, — он попросту не мог ничего придумать. Уже не благоразумие, а отчаяние подсказывало ему, что надо сделать нечто диковинное, полубезумное, но Пиркс отлично знал, что ничего такого не сделает. Он чувствовал, что осрамился, — надо было отказаться от этой встречи. Он посмотрел на Мак-Гирра.
   — Когда я могу подняться на корабль?
   — О, в любое время, хоть сегодня.
   — Как обстоит с санитарным контролем?
   — Об этом, пожалуйста, не беспокойтесь. Все уже улажено.
   Инженер отвечал почти снисходительно — так, по крайней мере, показалось Пирксу.
   «Не умею я с достоинством проигрывать», — подумал он. А вслух сказал:
   — Тогда все. Кроме Броуна, все могут считать себя членами команды. Броуна прошу ответить мне завтра на вопрос, который я ему задал. Марк-Гирр, бумаги, которые я должен подписать, у вас?
   — Да, но не здесь. В директорате. Пройдемте туда?
   — Хорошо.
   Пиркс встал. Все встали вслед за ним.
   — До свиданья, — он кивнул им и вышел первым.
   Инженер догнал его около лифта.
   — Вы недооценили нас, командор…
   К нему уже вернулось хорошее настроение.
   — Как это надо понимать?
   Лифт пошел вниз. Инженер осторожно поднес сигару к губам, стараясь не стряхнуть серый столбик пепла.
   — Наших парней не так-то легко отличить от… обычных.
   Пиркс пожал плечами.
   — Если они сделаны из того же материала, что и я, — сказал он, — то это люди, а появились они с помощью какого-то искусственного оплодотворения в пробирке или более обычным путем, это меня совершенно не касается.
   — О нет, они не из того же материала!
   — Из какого же?
   — Прошу прощения, но это производственный секрет.
   — Кто вы, собственно, такой?
   Лифт остановился. Инженер открыл дверь, но Пиркс не пошевельнулся. Он ждал ответа.
   — Вас интересует, не конструктор ли я? Нет. Я работаю в отделе коммерческих связей.
   — И вы достаточно компетентны, чтобы ответить мне на несколько вопросов?
   — Разумеется, но, надеюсь, не здесь?
   Та же секретарша проводила их в конференц-зал. У длинного стола в идеальном порядке стояли два ряда кресел. Они уселись с краю, там, где лежала папка с договором.
   — Слушаю вас, — сказал Мак-Гирр. Пепел свалился ему на брюки, он сдул его. Пиркс заметил, что глаза у Мак-Гирра налиты кровью, а зубы чрезмерно ровные. «Искусственные, — подумал он. — Старается выглядеть помоложе».
   — Скажите, эти, которые… не люди, ведут себя как люди? Они едят? Пьют?
   — Да.
   — Зачем?
   — Чтобы иллюзия была полной. Для окружающих, разумеется.
   — Но тогда они должны потом от этого… избавляться?
   — Ну конечно.
   — А кровь?
   — Простите, не понял.
   — У них есть кровь? Сердце? Если они поранятся, пойдет кровь?
   — У них есть… имитация крови и сердца, — осторожно подбирая слова, ответил Мак-Гирр.
   — Как это понимать?
   — Ну, только хороший врач-специалист после всестороннего обследования смог бы понять…
   — А я — нет?
   — Нет. Конечно, если не применять каких-нибудь специальных методов.
   — Рентген?
   — Вы сообразительны! Но у вас на борту не будет такой аппаратуры.
   — Чувствуется непрофессиональный подход, — сказал Пиркс. — Я могу получить из реактора сколько угодно изотопов, ну и, кроме того, на борту должны быть аппараты для дефектоскопии; значит, рентген мне вовсе не понадобится.
   — Мы не возражаем против этой аппаратуры, если только вы обяжетесь не употреблять ее ни для каких других целей.
   — А если я не соглашусь?
   Мак-Гирр вздохнул и, раздавив сигару в пепельнице, словно он почувствовал к ней внезапное отвращение, сказал:
   — Командор… вы изо всех сил стараетесь затруднить нашу задачу.
   — Это верно! — признался Пиркс. — Значит, у них может идти кровь?
   — Да.
   — И это действительно кровь? Даже под микроскопом?
   — Да, это кровь.
   — Как же вы это сделали?
   — Впечатляюще, верно? — Мак-Гирр широко ухмыльнулся. — Могу сказать вам только в самых общих чертах: принцип губки. Специальной подкожной губки.
   — Это человеческая кровь?
   — Да.
   — Зачем?
   — Уж, конечно, не затем, чтобы провести вас. Поймите, ведь не для вас запустили производство стоимостью в миллиарды долларов. Они должны так выглядеть, должны быть такими, чтобы ни при каких обстоятельствах никому из пассажиров или других людей и в голову не пришло бы заподозрить…
   — Речь идет о том, чтобы избежать бойкотирования вашей «продукции»?
   — И об этом тоже. Ну, и об удобствах, разумеется, о психологическом комфорте…
   — А вы сами их различаете?
   — Только потому, что я их знаю. Ну… есть способы… грубые… но ведь не станете же вы пользоваться топором!
   — Скажите, а чем они отличаются от людей в физиологическом смысле? Дыхание, кашель, румянец…
   — О, это все удалось сделать. Конечно, есть различия, но я уже говорил вам: разобраться в этом мог бы только врач.
   — А что касается психики?
   — Мозг у них в голове! Это наше величайшее достижение! — сказал Мак-Гирр с откровенной гордостью. — «Интельтрон» до сих пор помещал его в корпусе, из-за размеров. Мы первые перенесли его в голову!
   — Скажем, вторые; первой была природа…
   — Ха-ха! Ну, значит, вторые. Но детали — это секрет. Мозг представляет собой монокристаллический мультистат с шестнадцатью миллиардами двоичных элементов.
   — А на что способны нелинейники — это тоже секрет?
   — Что вы имеете в виду?
   — Например, то, что они умеют лгать. В каких пределах они могут лгать?.. Могут ли они потерять контроль над собой и, следовательно, над обстановкой?..
   — Да. Все это возможно.
   — Почему?
   — Потому что это неизбежно. Все, образно говоря, тормоза, вводимые в нейтронную или кристаллическую систему, — все они относительны, их можно снять или ослабить. Я говорю это потому, что вы должны знать правду. Впрочем, если вы хоть немного знакомы с литературой по этому вопросу, то вам известно, что робот, который был бы в умственном отношении равен человеку и в то же время не мог бы лгать и обманывать, — чистейшая фикция! Либо полноценная копия человека, либо марионетка — ничего другого создать нельзя. Третьего не дано.
   — Существо, способное на поступки определенного уровня сложности, уже тем самым способно и на другие поступки того же уровня, так?
   — Да. Конечно, это нерентабельно. По крайней мере — пока. Психическая полноценность, не говоря даже о внешнем человекоподобии, стоит чудовищно дорого. Модели, которые вы получили, изготовлены в очень малом количестве экземпляров потому, что они нерентабельны. Стоимость любой из них больше стоимости сверхзвукового бомбардировщика!
   — Вот оно как!
   — Включая, разумеется, стоимость всех предварительных исследований. Для рынка мы, может быть, сумеем изготавливать эти автоматы на конвейере и даже попытаемся усовершенствовать их, хотя это, пожалуй, уже невозможно. Вам мы даем лучшее из того, что имеем. Поэтому потеря самообладания, какой-нибудь нервный срыв хотя и не исключен в принципе, но менее вероятен у них, чем у человека в аналогичной ситуации.
   — Такие опыты проводились?
   — Конечно!
   — И люди служили контрольными образцами?
   — Бывало и так.
   — Катастрофические ситуации? Угроза уничтожения?
   — Именно это.
   — А результаты?
   — Люди менее надежны.
   — А как у них с агрессивностью?
   — Вас интересует их отношение к человеку?
   — Не только.
   — Можете быть спокойны. У них имеются специально встроенные ингибиторы, так называемые устройства обратного разряда, как бы амортизирующие агрессивные потенциалы.
   — Всегда?
   — Нет, это невозможно. Мозг — система вероятностная, наш с вами — тоже; можно увеличить вероятность определенных состояний, но никогда нельзя быть вполне уверенным. И все же — они и в этом превосходят человека!
   — А что произойдет, если я попытаюсь проломить кому-нибудь из них голову?
   — Он будет защищаться.
   — И будет стараться убить меня?
   — Нет, он ограничится самообороной.
   — А если единственно возможной обороной будет нападение?
   — Тогда он нападет на вас.
   — Давайте ваш договор, — сказал Пиркс.
   Перо заскрипело в тишине. Инженер сложил бланки и спрятал в папку.
   — Вы возвращаетесь в Штаты?
   — Да, завтра.
   — Можете сообщить своему начальству, что я постараюсь выжать из них самое худшее, — сказал Пиркс.
   — Разумеется! Именно на это мы и рассчитываем! Потому что даже в этом худшем они все же лучше, чем человек! Только вот…
   — Вы хотели что-то сказать?
   — Вы смелый человек, командор. Но… в ваших собственных интересах… советую вам быть осторожным.
   — Чтобы они за меня не взялись? Пиркс невольно усмехнулся.
   — Нет. Чтобы вам же не пришлось расплачиваться. Потому что прежде всего первыми сдадут люди. Обыкновенные, хорошие, честные парни. Понимаете?
   — Понимаю, — ответил Пиркс. — Мне пора. Я должен еще сегодня принять корабль.
   — У меня здесь на крыше вертолет, — сказал Мак-Гирр, поднимаясь. — Вас подбросить?
   — Нет, спасибо. Поеду в метро. Не люблю рисковать, знаете… 3начит, вы сообщите своему начальству, какие у меня коварные намерения?
   — Если вам угодно.
   Мак-Гирр искал в кармане очередную сигару.
   — Должен сказать, что вы ведете себя довольно странно. Чего вы, собственно, от них хотите? Это не люди, никто этого не утверждает. Это отличные специалисты и притом действительно порядочные парни. Уверяю вас! Они для вас все сделают!
   — Я постараюсь, чтобы они сделали еще больше, — ответил Пиркс.
 
 
   Пиркс в самом деле не спустил Броуну истории с господом богом и нарочно позвонил ему на следующий день; в ЮНЕСКО ему сообщили номер телефона, по которому он мог найти своего пилота. Пиркс даже узнал его голос, когда набрал этот номер.
   — Я ждал вас, — сказал Броун.
   — Ну, и как вы решили? — спросил Пиркс. У него при этом была странная тяжесть на сердце. Куда легче было подписывать бумаги Мак-Гирра. Тогда ему казалось, что он справится. Теперь он уже не был так уверен в этом.
   — У меня было мало времени, — сказал Броун своим ровным, приятным голосом. — Поэтому я могу сказать одно: меня учили вероятностному подходу. Я вычисляю шансы и на этом основании действую. В данном случае — девяносто девять процентов за то, что «нет»… может быть, даже девяносто девять и девять десятых… но одна сотая шанса за то, что «да».
   — Что бог есть?
   — Да.
   — Хорошо. Можете явиться вместе с остальными. До встречи.
   — До свиданья, — ответил мягкий баритон, и телефон звякнул, разъединяясь.
   Неизвестно почему. Пиркс припомнил этот разговор, когда ехал на ракетодром. Кто-то уже уладил все формальности в капитанате — может, ЮНЕСКО, а может, фирмы, которые «изготовили» для него команду. Во всяком случае, не было обычного санитарного контроля и никто не проверял документы его «людей», а старт был назначен на два сорок пять, то есть на такой час, когда движение наименьшее. Три больших ракетных спутника для Сатурна уже находились в люках. «Голиаф» был кораблем среднего тоннажа — каких-нибудь шесть тысяч тонн массы покоя, — но сошел он со стапелей всего два года назад и имел высокоавтоматизированное хозяйство. Его реактор на быстрых нейтронах занимал десять кубических метров, то есть всего ничего, но был совершенно лишен всяких тепловых колебаний, а номинальная мощность у него была сорок пять миллионов лошадиных сил. И семьдесят миллионов в максимуме — для кратковременных ускорений.
   По существу, Пиркс ничего не знал о том, что делали его «люди» в Париже, — жили они в гостинице или какая-нибудь фирма сняла им комнаты (у него даже мелькнула гротескная, жутковатая мысль, что, может, инженер Мак-Гирр как-то «повыключал» их и на эти два дня уложил в ящики). Он не знал даже, как они добрались до ракетодрома.
   Они ждали его в отдельной комнате в капитанате, и у всех были с собой чемоданы, какие-то свертки и маленькие несессеры с болтающимися на ручках именными табличками. Пирксу, когда он взглянул на эти несессеры, невольно полезли в голову всякие дурацкие шуточки вроде того, что у них там, наверно, французские гаечные ключи, и туалетные масленки, и тому подобное. Но ему было вовсе не до смеха, когда, поздоровавшись с ними, он предъявил в капитанате полномочия и бумаги, необходимые для подтверждения стартовой готовности, а потом, за два часа до назначенного времени, они вышли на плиты, освещенные единственным прожектором, и гуськом двинулись к белому как снег «Голиафу». Он слегка напоминал огромную, свежераспакованную сахарную голову.