Лем Станислав. Крыса в лабиринте

   – Мне уже лучше, – сказал он, открывая глаза. – Не может быть, чтобы мы попали сюда случайно. – Он положил нож рядом с собой. – Твои крысы, входя в лабиринт, тоже… – Он замер с полуоткрытым ртом. – Лабиринт! Лабиринт! – повторил он чуть слышно.
   Я намеренно громко рассмеялся.
   – Роберт, ты неисправим. Где здесь лабиринт? Этот кольцевой желоб? Где здесь можно заблудиться? Выбирать дорогу? Снова твои аналогии – сначала макака, теперь крысы – нет, мой дорогой… Что это?! – воскликнул я внезапно.
   Роберт в это время тянулся к ножу. Мы оба смотрели на этот длинный нож с металлической ручкой, он лежал в желтом свете у основания колонны, и вдруг она начала стремительно разгораться, нож запылал огнем, отраженным в клинке, а потом стал серым, потом прозрачным и растаял. Исчез… Роберт, пытавшийся схватить его, сжал пустую ладонь. Не издавая ни звука, как завороженные, смотрели мы на пустое место. Меня снова охватило неприятное ощущение, как при начале морской болезни. Янтарное сияние колонны медленно бледнело… На прежнем месте появилась прозрачная удлиненная тень, окрасилась серебром… и вот нож лежал, как и раньше, спокойно отражая свет.
   Роберт не решался протянуть руку, и я взял нож. Металл был теплый, словно нагретый прикосновением к телу. Мы медленно посмотрели друг на друга.
   – Оптический обман… – заговорил я, не веря собственным словам.
   Роберт молча оглядел колонну, притронулся к ней рукой, вдруг резко, испуганно повернул ко мне лицо.
   – Что?..
   – Слушай!
   Я услышал слабый стук… отзвук шагов. Роберт мгновение сидел неподвижно, определяя, откуда доносятся звуки, вскочил и пошел туда. Я за ним. Шаги впереди на секунду стихли… послышались снова, торопливые, как будто кто-то от нас убегал. Мы побежали оба, Роберт на три шага впереди. Вдруг из-за поворота показались спины двух бегущих, как и мы, людей. Один – он был на полголовы выше – тянул за руку другого, тот, казалось, упирался. Удивление словно парализовало меня, я замедлил шаг, остановился… те обернулись… мы смотрели друг на друга. Тот, что пониже, был Роберт. Тот, который его тянул, – я сам. Роберт – тот, другой, – испуганно вскрикнул и бросился бежать, а настоящий Роберт, застывший было в двух шагах от меня, погнался за ним. Второй человек, похожий на меня, как отражение в зеркале, все еще стоял; когда Роберт пробегал мимо, он попытался схватить его за руку и крикнул что-то, чего я не понял, но Роберт увернулся и исчез за поворотом; тот сейчас же кинулся за ним. Может быть, секунд десять я стоял один, потом побежал за ними. Я не успел сделать и шага, как послышался шум борьбы, сдавленный стон и грохот. Заметалось эхо, возвращая плаксивые, вихрящиеся голоса со всех сторон сразу. Я увидел Роберта. Он полулежал у желтоватой мерцающей колонны и держался за горло. Я задел ногой за какой-то предмет – нож. Он касался острием небольшого пятна. Я машинально наклонился и поднял его. Острие было вымазано чем-то липким, темным. Я взглянул на Роберта. Он сидел, массируя себе горло. Попытался что-то сказать. Начал кашлять и отплевываться, потом, умоляюще глядя на меня, прошептал:
   – Он… он душил меня…
   – Что произошло?
   – Я не хотел! Думал, это какой-то призрак, обманка… Хотел только увидеть его вблизи, коснуться…
   Снова закашлялся. Вдруг вскочил и медленно, сгорбившись, подошел ко мне. Долго смотрел мне в лицо стеклянными глазами.
   – Кто ты такой?! Кто ты такой?! – крикнул он страшным голосом.
   Я схватил его за руку; некоторое время мы боролись. Когда он попробовал кусаться, я ударил его. Он упал на колени.
   – Возьми себя в руки, ты, тряпка! – крикнул я.
   Я все еще держал его и почувствовал, что его мышцы расслабились.
   – Бежим отсюда… бежим, – бормотал он, не глядя на меня.
   – Сейчас пойдем. Сейчас! Но ты держись, Роберт! Выше голову! Расскажи, как это было, но спокойно, понимаешь?
   – Я бежал за ним, быстрее, чем он, догнал его здесь… схватил сзади за рубашку, тогда он вцепился мне в горло; Начал душить и… и…
   – Дальше!
   – Я ударил…
   – Ножом?
   – Да. Он упал, тогда подбежал ты и поднял его…
   – Как это я?
   – Ну, ты! Ты прибежал, поднял его на руки и пошел туда, – он показал в противоположную сторону, – а потом… потом снова пришел, но уже без него…
   – Это был не я, а тот… Впрочем, сейчас не время. Встань! Как ты себя чувствуешь? Идти можешь?
   – Могу… Да, могу.
   Роберт судорожно глотнул.
   – Давит…
   – Покажи.
   Я осмотрел его шею; с обеих сторон краснели отпечатки пальцев. «Может, это сон?» – мелькнуло у меня в голове. Я вытер кровь с ножа, приставил его к бедру и нажал. Когда боль стала острой, отнял нож. Нет, это не был сон.
   – Темнеет… – сказал Роберт.
   Я поднял голову. Действительно, огни вверху, над нами, краснели, но зато в глубине колонны, у которой мы стояли, в ее утолщениях пламенели сгущения медового цвета. Этот огонь все усиливался. Почему-то его нарастающий блеск показался мне пожаром, бушующим за стеклянной оболочкой.
   – Пошли! – позвал я и вдруг ощутил головокружение. Я не мог двинуть ногами, такие они стали тяжелые. И услышал хриплый голос Роберта:
   – Нет сил… Карл…
   Обеими руками вцепившись в бесформенную колонну, дрожа всем телом, он медленно сползал вниз, упал на колени. Жар разрывал мне виски; пришлось поскорее сесть, почти упасть; казалось, что под ногами нет опоры, что меня куда-то несет. В глазах все плясало. «Корабль стартует, – мелькнула мысль, – улетают… забирая нас с собой!» Но в своем странном давящем бессилии я не почувствовал страха. Я не был уже способен ни на какую мысль. Лежа рядом с Робертом, слышал стремительные удары сердца, разрывающие грудь, а сияние над нами все усиливалось, вся эта аморфная конструкция горела, словно объятая пламенем. Я закрыл глаза и окончательно потерял чувство времени и пространства. Потом начал медленно приходить в себя. Я обливался потом, рядом блестело лицо Роберта, он дышал открытым ртом.
   – Уйдем! Уйдем отсюда! – прохрипел я, вставая с огромным усилием.
   Мышцы мои дрожали, но я уже мог идти. Роберт был слабее. Я подпер его плечом, и мы двинулись к крутой стенке желоба, чтобы вернуться в зал, из которого мы пришли, нужно было подняться всего на метр, но я сомневался, что в нашем состоянии мы с этим справимся. Блеск уже угас, превратившись в слабое свечение, когда я услышал сзади шаги. Меня охватил ужас, я потянул Роберта за собой, а он поднял голову, прислушиваясь, и выдохнул:
   – Бежим!
   Мы побежали. Шаги за нами тоже стали быстрее. Они были совсем рядом. Роберт, держа меня за руку, быстро обернулся. Я тоже взглянул назад. Там стояли двое людей. Прежде чем я разглядел их лица, я понял, что увижу нас самих, что двойник Роберта бросится в погоню за моим товарищем, что разыграется – только с переменой ролей! – сцена, которую я уже раз пережил. Все это пронеслось у меня в голове какой-то ослепительной вспышкой, а «мой» Роберт с искаженным лицом начал убегать, тот побежал за ним. «Стой! Стой!» – крикнул я, протянул руку, но он увернулся. Тот, второй, смотрел на меня, а я на него, и вдруг я вспомнил, что, стоя там, где он сейчас, я видел, что мой двойник колеблется. Потом меня кольнула мысль о Роберте, и я кинулся за ним, он уже исчез вместе со своим преследователем. Я подбежал, когда они, сцепившись, лежали под колонной. Один уткнулся мне в грудь – кровь заливала его рубашку. Я поднял его, как перышко, и, изо всех сил прижимая к себе, побежал дальше. Я несся как сумасшедший, мне казалось, что, если я вынесу его отсюда, если выберусь из этого безумного кольца, все будет в порядке, и, убегая на подламывающихся ногах, с неподвижным Робертом, я прижимал его к себе, словно таким способом мог остановить его кровь, сквозь рубашку жгущую мне тело. Некоторое время я слышал за собой топот… потом стало совершенно тихо. Силы меня покинули. Шатаясь, я уложил обмякшее тело у подножия колонны. Кровь из раны уже не шла. Я все-таки содрал с Роберта рубашку, разорвал ее и начал перевязывать ему грудь. Получалось плохо, я никак не мог затянуть узел трясущимися руками. Внезапно Роберт открыл глаза.
   – Это ты?.. – сказал он тихо. – Сними маску…
   – Что ты говоришь?! Молчи, лежи спокойно!
   – Прошу тебя, сними маску… – повторил он, опуская веки. – В лаборатории… Карл надевал маску… чтобы крыса в лабиринте… не могла угадать, идет ли она по правильной дороге, но я… я не должен… сними, прошу тебя…
   – Тебе померещилось, Роберт… У меня нет маски, и мы не в лаборатории, а на этом корабле… ты ведь знаешь… Тебе немного не повезло, но не бойся… все будет хорошо, – торопливо бормотал я, склоняясь над ним.
   Он молчал, глаза его были закрыты. Я приник к его груди. Не услышал ничего. Снова и снова прижимал ухо к обнаженному телу. Ничего. Я поднял его. Тряхнул за плечи – голова свалилась набок. Я опустил его, охватил руками его виски и почувствовал, что он холодеет. Я сел около него, положил подбородок на руки и застыл в неподвижности. Светящийся свод над нами угасал, колонны изливали пурпурное сияние, оно тоже становилось все темнее. Я словно погрузился в кровавую тучу. Свет медленно остывал, серел, делался пепельным. Я уже давно слышал какой-то ровный шум, но не обращал на него внимания. Вдруг что-то прикоснулось к моей ноге и отступило. Скоро прикосновение повторилось, оно было холодное. Я машинально поднял голову. Вода. Она заливала впадины в полу, поднималась миллиметр за миллиметром. В полном оцепенении я смотрел на блестящую извилистую, продвигающуюся вперед полоску. Вода все прибывала, она покрыла уже мои ноги. Я хотел поднять Роберта, чтобы его не затопило, но ничего не сделал, сидел неподвижно, а вода медленно подбиралась к груди… Затопленное основание колонны снова засияло; она одна еще пылала в сгущавшемся сумраке. Свет ослепил меня, я зажмурился. Сердце опять разрывалось, навалилась, придавила страшная тяжесть… Вдруг черный ледяной водоворот сорвал меня с места и поглотил. Больше я не помню ничего.
   Очнулся я – через несколько недель, как я потом узнал, – в монреальской городской больнице. Саперы, объезжавшие на моторных лодках северный берег озера через два дня после катастрофы, заметили на воде человека – полураздетого, без сознания. Это был я. Следов Роберта никто не обнаружил. Несколькими днями позже рыбаки нашли в камышах западного берега остатки нашей лодки; это место удалено от линии, по которой мы плыли через озеро, на несколько десятков километров по прямой. Долгое время врачи не позволяли мне даже вспоминать о пережитых событиях. Мне сказали, что я перенес тяжелый шок и бредил, пока лежал без сознания.
   Все то время, которое я провел в больнице, меня мало интересовало, что делается вокруг. Мне пришлось заново учиться ходить – до такой степени утратил я власть над собственным телом. В последние дни я начал задавать вопросы; чтобы удовлетворить мое любопытство, меня снабдили пачкой газет, из которых я узнал подробности катастрофы.
   Метеор, который мы видели в ночь с 26 на 27 сентября, упал в болото, раскинувшееся на площади в тысячи гектаров, начиная от северного берега озера. Никаких остатков метеора найти не удалось; ученые объясняли это тем, что огромная энергия удара превратила раскаленную массу в газ, который, расширяясь, повалил лес в радиусе десятков миль и вызвал многочисленные пожары. Поэтому в течение многих дней нельзя было приблизиться к центру катастрофы. Исследования проводились с самолетов и геликоптеров. Один из них мы с Робертом, по-видимому, и слышали из-под огромной тучи тумана, закрывшего тогда всю северную часть озера. Специалисты по метеорам пришли к единодушному мнению, что повторилась история знаменитого сибирского болида. Превращенный в газ метеорит огненным столбом вонзился в верхние слои атмосферы и полностью в ней растворился. В то же время взрывная волна ударила в болота и образовалась огромная впадина, которую в течение суток заполнили воды озера, создавая новый залив, так что истинное место падения находится под водой на глубине в несколько десятков метров, окруженное болотистыми островами.
   То, что я рассказал о своих переживаниях, было признано плодом галлюцинации. Когда мы плыли по озеру – объясняли мне, – нас подхватил мощный поток воды, наполнявшей образовавшуюся в момент удара воронку, лодка затонула, а мы стали игрушкой волн. Роберт утонул, меня же выбросило центробежной силой к берегу. Я пробовал спорить. Утверждал, что человек, потерявший сознание, не может продержаться на воде несколько часов – а именно спустя такое время меня выловили. Врачи притворялись заинтересованными и со всем соглашались. Наконец я понял, что никто не принимает мои слова всерьез.
   До весны я пробыл на юге; у меня был отпуск для поправки здоровья, который мне любезно предоставил ректор Блесбери. Перед самым концом отпуска я сел в поезд и поехал в Ричмонд – там в дальнем предместье, вдали от автострады, жил мой старый учитель, слава канадской психологической науки, профессор Гедшилл. Я сообщил ему телеграммой о своем приезде и ранним апрельским утром очутился в маленьком домике профессора.
   Сидя в тесном колючем тростниковом креслице, я рассказывал о своих приключениях. Профессор уже слышал о них. Шаг за шагом, час за часом я рассказал ему все. Закончил и, стиснув зубы, ждал, что скажет он.
   – Хочешь услышать мое мнение? – спросил он тихо. – Тогда сначала скажи, что ты сам об этом думаешь.
   – Думаю, что это было, – сказал я настойчиво, глядя на свои руки, сцепленные на колене.
   – Конечно. Но ты пробовал это как-то упорядочить, понять?
   – Да. Я много читал… Искал в книгах… говорил с физиками и о механизме некоторых явлений догадываюсь… Во всяком случае, об их физическом механизме. Течение времени только в определенных условиях, таких, как земные, является равномерным и однонаправленным. Изменения гравитации могут его ускорять либо замедлять. Возможно, для тех существ время – примерно то же, что для нас пространство… Они могут моделировать его, формировать его ход… Какая-то архитектура времени – так я себе это представляю. Думаю, что мы попали в лабиринт времени. Эпизод с ножом: в усиливающемся гравитационном поле поток времени начал течь быстрее, но только в одной точке, и нож ушел от нас, как бы прыгнул в будущее, а потом, когда это явление охватило и нас, мы его «догнали»… Я прочел у Вейля о теоретической возможности так называемой «петли времени». Нормально есть единственное настоящее, непрерывно становящееся прошлым – сначала близким, потом все более отдаленным. Ну, а в «петле времени» можно первый раз прожить семь часов, второй – восемь… Тут время начинает отступать, снова – еще раз – будет семь… И если человек окажется в том же месте, где он был в семь, – может встретить самого себя. В этот момент существует два сечения настоящего… Одно – раннее, другое – позднейшее. Мы были в том месте дважды: первый раз, когда вошли в «петлю времени» и встретили самих себя, постаревших на час, а потом, когда петля замкнулась, второй раз… постаревшие на тот же час, мы видели снова самих себя. Раз с одной стороны… раз с другой… Следствия и причины сомкнулись, образовали кольцо… Ощущение тяжести, потеря сил, жар – это из-за стремительного роста гравитации, который искривлял ход времени. Так я себе это объясняю. Но чему это должно было служить, что означало – не знаю.
   – Да… я думал о чем-то в этом роде, – сказал профессор. – А что стало с кораблем? И как ты из него выбрался?
   – Не постигаю. Может быть, они просто улетели. Допустим, поняли, что Земля не является для них объектом, достойным дальнейшего исследования. Или пренебрегли нами… Решили, что мы недостаточно развитые существа…
   Профессор смотрел на меня голубыми глазами, которых не изменила старость.
   – Этого не было, Карл. Корабль должен был подниматься на виду экспедиций, прочесывающих озеро. Окрестности непрерывно патрулировались самолетами и геликоптерами, а на южном берегу работали радиолокационные станции – зондировали туман. Если посадка была чем-то вроде катаклизма – под аккомпанемент огня, взрывов, землетрясений, то и старт не мог пройти незамеченным! Однако сейсмографы и другие регистрирующие приборы молчали. Не замечено ничего… Я информирован точно, Карл. Это наверняка.
   Я опустил голову.
   – Понимаю. Значит, вы тоже думаете, профессор, что…
   – Нет, мой дорогой. Есть еще одна возможность. Только одна. Другой я не вижу.
   Я поднял голову. Профессор, не глядя на меня, поглаживал кончиками пальцев поверхность стола.
   – Что сказал твой друг перед смертью? «Сними маску» – так? Я верно запомнил? И еще: «Карл носил маску в лаборатории, но это для крыс…» Ты понял, чего он хотел?
   Я молчал, удивленный.
   – Не понял! Думал, это бессмыслица? Он бредил, верно, но в его словах был смысл, и очень серьезный. Он обращался к этому существу, просил его показать свое настоящее лицо; он не хотел умирать, ничего не понимая, – как крыса… Мне кажется, я знаю, каким было настоящее лицо Существа… Во всяком случае, в часы, когда вы блуждали там, в темноте. Я склонен принять концепцию твоего приятеля. Имею в виду «брюхо Левиафана». Да, это мог быть один организм, заключенный в металлическую скорлупу. Это не единственный возможный вариант, но по-видимому, самый простой. Колодец, который вы обнаружили… Темный колодец с зеркалом воды. Наклонная шахта, в которой поднималась вода; поднялась и начала заливать углубление, где вы были под конец. Эта вода наводит на мысль… Ну, затем некоторые явления, которые ты наблюдал в этом светящемся мире… Ты говорил о сонной пульсации огней… Об угасании… Помнишь?
   – Да. Да. Что-то начинает проясняться. Вы думаете, что… Что этот корабль был неисправен? Что произошла авария?
   – Авария? Дело серьезней… Существо с иной планеты, огромное, запертое в своем корабле, который не выдержал стремительной посадки… Возможно, непредвиденные последствия соприкосновения с атмосферой… Либо резкое охлаждение в водах озера. Панцирь, раскаленный до этого трением, лопнул. Что попало внутрь через трещины?
   – Вода…
   – Нет, мой дорогой. Воздух! Вы ведь могли дышать! А потом уже вода. Трясина медленно расступалась под гигантской массой, поглощала ее. Понимаешь? Гаснущие огни… Смена цветов… Думаю, эти чудеса творились там не в вашу честь…
   – Как же… А… а те куклы? – едва выговорил я.
   – Действительно, загадочно. Но и здесь проявилась некоторая последовательность: кукла была похожа на вас. Потом вы встретили самих себя. Что это означало? Я не решаюсь связывать эти элементы жесткой логической цепью. Возможно, они были следствием знакомства с какими-то существами, напоминающими земные… Может быть, действовали только органы или системы второстепенные, подчиненные главному, который уже терял власть над ними… Но может быть, он сам предпринял эту пробу… Или это было начало, как бы первые буквы, за которыми ничего не последовало, потому что тот, кто хотел говорить, уже не мог ничего сказать. Этот колосс медленно утопал в трясине: огни становились все разнообразнее – краснели, бледнели, не правда ли? Феерическое действо, феномены, совершенно непохожие на все, нам известное, их непостижимые свойства… А ведь они складывались в картину, такую близкую нам, такую знакомую!.. Он умирал. Карл! Это была агония.
   У меня перехватило горло, я не мог выдавить из себя ни звука, а профессор продолжал с бледной улыбкой:
   – Звездных пришельцев, посещающих нашу планету, мы представляем себе триумфаторами, способными все предусмотреть, бесконечно мудрыми покорителями космических пространств, а ведь они существа живые и ошибающиеся, как мы, и так же, как мы, обладающие искусством смерти.
   Наступило молчание.
   – А как я выбрался оттуда? – спросил я наконец.
   – Агония усилила и исказила его внутренние процессы, резко ускорила ход времени и, когда твою тюрьму почти затопило, спасла тебя, так как ты оказался выброшенным во времени далеко, на часы вперед… А когда эти часы, продолжавшиеся для тебя несколько мгновений, прошли, ты оказался на волнах. Понимаешь?
   – И значит?..
   – Да. Затянутый полужидким болотом, там, в глубине вод, в толще ила, под пластами гниющих растений, в своем расколовшемся корабле покоится пришелец со звезд.